Улыбка Стикса

Глава 47. Римма

16.00

Как она могла оступиться, Римма не понимала. Они шли вдоль обрывистого берега реки, растянувшись цепочкой. Она шла четвертой, время от времени, как и все, оглядывая местность слева и прозевала эту маленькую, прикрытую травой, промоину, в которую соскользнула правая нога. Хруст ломаемой кости, вскрик боли и темнота, вызванная шоком беспамятства.

— Римма Александровна, Римма Александровна, очнитесь, — в лицо ей брызгали водой, и она увидела, что над ней склонились лица девушек и парней. Лица у всех были испуганные и они время от времени, поглядывали в сторону ее ноги, которую жгла сильнейшая боль.

— Что со мной? Что с ногой, ребята?

— Вы упали с обрыва вниз, когда нога в щель попала, — ответил ей Швед.

— А ну, расступитесь, — к ней пробирался Талин. Мельком глянув на ее лицо, он присел на корточках возле ног, где Лена Беловская, с бледным как мел лицом, обхватив пальцами обеих рук голень, зажимала кровоточащую рану, скрытую штаниной брюк.

Иван, убрав руки Лены, ножом разрезал штанину от колена. От увиденного девчата отвернулись, а парни скривили лица. Из кожи торчал острый край кости и из получившейся раны вытекала темная кровь, а нижняя треть голени была вывернута под углом к верхней части.

— Что там, Иван? — Римма пыталась посмотреть на свою ногу, но сил хватало, только приподнять голову. — Боль жуткая, все печет внизу.

— Явный открытый перелом, — проговорил Талин. — У кого аптечки были, тащите мне жгут и бинт.

Герыч и Вера начали раскрывать свои рюкзаки.

— Так, нечего тут толпиться! Швед, что за хрень? Опять толпа и нет наблюдателей! А ну, марш все на верх.

— Там Рыжий с Ирой остались наблюдать, — ответил Гена и махнув всем рукой, начал подниматься по глинистому обрыву, хватаясь за корни.

— Ты меня тут бросишь? Как Лену хотел бросить, чтобы тварей задержать? — тихим голосом спросила Римма, когда они остались вдвоем. — Ааааай.

— Потерпи немного, — игнорируя ее вопрос, Иван наложил медицинский жгут выше перелома. — Сейчас перевяжу и остановлю кровь.

— Ты ж девочка взрослая и сама понимаешь, что нести тебя и некому, и не на чем, да и некуда, ведь докторов тут пока мы не встречали. Так что, помог — чем смог.

Талин выпрямился и начал собирать брошенные им рюкзак и автомат.

— Не бросай меня так, пожалуйста! — она с мольбой смотрела ему в глаза и увидела в них лишь равнодушие. — Они же меня живьем жрать будут! Добей, прошу тебя!

— Ну, сама подумай, как я тебя убью? — Талин изобразил на лице улыбку. — Я ведь в тебя был почти влюблен. Стрелять нельзя — твари на шум выстрела сбегутся раньше времени. Задушить — рука не поднимется. Так что, успокойся и лежи смирно.

Он развернулся и больше не оглядываясь, начал подъем наверх.

Ребятня, до этого сгрудившаяся на краю обрыва, отошла назад.

— Иван Васильевич, может я в сосняк сбегаю, притащу жердей для носилок? — подал голос Герыч.

— Какие на хрен носилки? А тащить ты, задохлик, их будешь? Или всей ватагой облепите и потяните? Прям, как муравьи! — начал наступать на него Талин. — И куда нести ее собрались? На «Скорую помощь» или в травматологию? Так все «Скорые» на обочинах валяются, а травматологи своих пациентов давно доели и новых ищут. Куда нести и сколько?

Ребята продолжали стоять. — Нельзя так бросить живого человека, — высказал общее мнение Швед.

— Что? Забыли первое правило? Напомню всем! «Я сказал — все сделали», — он обвел всех злым взглядом. — А ну, в колонну по одному и марш вперед.

Никто не сошел с места.

— Ах, бунт на корабле?! — глаза Талина нехорошо заблестели, а правая рука нащупала пламегаситель, висевшего за спиной вниз стволом, автомата. Парни и девушки сгрудившись начали медленно, небольшими шажками, приближаться к нему.

Тут Иван Васильевич вспомнил, что это не просто мальчики и девочки, а «трудные подростки», которые в большинстве своем, жили в постоянном криминале то ли в быту, то ли на улицах и подворотнях. Они умели, а главное, могли нападать. Жертвы не нападают, они отбиваются и жертвы в «трудные подростки» не попадают.

Расстояние между ними и Талиным три шага. Ни перекинуть со спины автомат, а тем более, снять с него предохранитель, ни выхватить, из застегнутого на молнию кармана куртки, пистолет, он не успеет. Стая опередит его, собьет с ног своей массой. И в глазах у этой стаи была видна решимость на такие действия.

Талин испытал страх, уже который раз за эти нескончаемо длинные сутки. Но это был страх другого рода. Раньше он боялся за свое будущее, как воспитателя, который допустил кровавую вакханалию в вверенном ему лагере. За тем, был страх перед людоедами, который он преодолел.

Этот страх перед подростками — страх будущего. Если он даст «слабину», его в дальнейшем никто из них всерьез воспринимать не будет. Оружие заберут, а без него восстановить свое положение среди них он не сможет. А если его бросят, так, как он бросил Казакову, что делать ему в одиночку?

Толпа приблизилась еще на метр, прижимая его к краю обрыва.

Талин что-то почувствовал в себе необычное, какую-то энергию, которая родилась в районе затылка, там, где заканчиваются кости черепа и где появился, случайно обнаруженный им бугорок, который он воспринял, как родинку, то ли как бородавку.

Увидев очередной сплоченный шаг толпы, Иван дал волю энергии. — Назад, суки! — выкрикнул он, выгнув вперед грудь и одновременно с этим развернув к ребятам ладони в опущенных вниз руках.

Эффект был неожиданный. Почти у всех подкосились колени. Две девочки стали убегать в сторону сосняка. Те, кто упал, стали пятится от него на задницах. Лица у всех выражали ужас.

— А ну, сюда все подошли! — чтобы закрепить успех, он решил давить их до конца. — Я сказал — построились и марш вперед!

Видя, что дети безропотно повинуются, добавил: — Клепа, догони тех убежавших дур и верни их назад в колонну. Швед направляющий. Ориентир движения — на церковь. Я замыкаю. Вперед.