Умри, если сможешь (СИ)

Глава 16

ГЛАВА 13. Вам и не снилось. Оружие массового поражения. Завещание

В поисках одежды Андрей поднялся наверх, в жилую часть дома. При этом Пупкин-Рязанов неотступно следовал за ним.

— Кстати, что случилось с Раменской? — спросил он сопровождающего.

— Сердечный приступ. Так бывает. Человек вполне нормально себя чувствует, а затем несколько мгновений и нет его.

— Неужели не смогли откачать?

— Она была в своей комнате. Когда обнаружили, было уже поздно.

— Понятно. А где Слоневский?

Пупкин-Рязанов пожал плечами.

— Последний раз, когда его видел, он сидел рядом с ней и плакал.

— Чёрт! Где он?

— Вторая комната по коридору. Да ты не переживай, за ним присматривают.

— Ну хоть на это у вас хватило ума, — успокоился Андрей, но всё же ускорил шаг.

За несколько шагов до комнаты, где находился убитый горем Слоневский, он остановился. Внезапный выброс адреналина сказал ему, что там кроется опасность. Он повернулся к спутнику и, призывая его к осторожности, прижал палец к губам.

Пупкин-Рязанов отреагировал мгновенно. Насмешник-мальчишка, вышедший было на первый план, вновь уступил место опытному оперативнику. Знаками он показал, чтобы Андрей держался в стороне и, нацепив на лицо серьёзно-доброжелательную мину, застегнул врачебный халат, который по-прежнему был на нём, а затем взялся за ручку двери.

— Лев Моисеевич, я хотел спросить…

Автоматная очередь не застала его врасплох, и Андрей позавидовал скорости, с которой оперативник ушёл из-под обстрела. «Что будем делать?» — спросил он взглядом. «Уходим», — показал Пупкин-Рязанов.

— Почему? — спросил Андрей вполголоса.

На лице оперативника появилось жёсткое выражение.

— Внутри тот, кто знает меня. А кто я такой, знают только наши.

— Понятно, — кивнул Андрей. — Предательство.

— Да, — хмуро отозвался оперативник и добавил: — Я пойду разведаю обстановку, а ты жди моего возвращения.

— Хорошо.

Когда он ушёл, Андрей прислушался к себе. Удостоверившись, что чувство опасности действительно ослабло, он распахнул дверь и на всякий случай отскочил к стене.

— Лев Моисеевич! Это я, Белозёрский! Пожалуйста, впустите меня! Даю честное слово, что я один и у меня нет оружия… Лев Моисеевич! Можно я войду?

— Входите, — глухо отозвался Слоневский.

Когда Андрей с поднятыми руками просочился внутрь комнаты, он смерил его долгим взглядом.

— Согласен, печальное зрелище, но вы не бойтесь, я не свихнулся, — проговорил он всё тем же замогильным голосом.

«Очень на то надеюсь», — подумал Андрей и, опустив руки, быстро глянул по сторонам. Судя по обстановке, это была хозяйская спальня. Просторная, светлая, обставленная вычурной старинной мебелью, она была сродни царским покоям. Раменская лежала на кровати, полускрытая голубым пологом из плотного муарового шёлка, Слоневский сидел на полосатом диванчике, стоящим неподалёку. При этом он выглядел так, будто из него выкачали массу крови и вместе с ней забрали его жизненную энергию.

Вопреки словам Пупкина-Рязанова, тех, кто должен был присматривать за ним, здесь не было — ни живьём, ни трупов. Взгляд Андрея скользнул по короткой толстой трубке в руках Слоневского.

— Тех, кто стрелял, больше нет. Как говорится, прах к праху, — сказал Слоневский с холодным смешком и похлопал ладонью по соседству с собой. — Присаживайтесь, мой юный друг. Давайте побеседуем, пока есть время.

— Лев Моисеевич, не нужно отчаиваться. — Андрей собрался с духом. — Не знаю, как это вышло, но, кажется, я убил Марианну.

Слоневский выслушал его рассказ.

— Вы ошибаетесь, — сказал он. — Если хотите, можете сами посмотреть, её шея в полном порядке. Она умерла от удушья, — по его лицу скользнула тень странной улыбки. — Это я убил Марианну, а не вы. Убил при помощи акупунктуры, чтобы на её теле не осталось следов. Хотел, чтобы она была красивой даже после смерти.

С души Андрея будто упал тяжёлый камень. Одно дело убить по приказу и совсем другое дело убить по собственному почину. К тому же Марианна действительно ему нравилась, несмотря на все её заскоки и психические отклонения.

Слоневский подался вперёд и по-стариковски сгорбился. Заметив интерес Андрея к необычному оружию, он протянул ему трубку.

— Держите, это мой вам подарок.

— Спасибо. А что это такое?

— Аннигилятор. Думаю, с управлением сами разберётесь, там всё просто. Мы использовали его для уборки мусора. Оказалось, что он годится и для уборки биологического мусора.

— Классная вещь! — Андрей вопросительно посмотрел на Слоневского. — Лев Моисеевич, вы можете рассказать, что произошло?

— Могу, — отозвался Слоневский. — Только это длинная история. Хотите послушать?

— Да, — неуверенно кивнул Андрей.

— Хорошо, — глаза Слоневского сверкнули прежним озорством. — Воспитанные люди вынуждены страдать из-за своей вежливости. Но вы не переживайте, мой юный друг, я постараюсь быть предельно кратким. Обычно я не болтлив, но сегодня отчего-то тянет вспомнить былое. Так что уж потерпите немного. К тому же я не хочу, чтобы вы плохо думали о нас с Марианной.

Он призадумался.

— Пожалуй, стоит начать с того, что мы встретились, когда нам не было ещё пятнадцати. Понимаю, это тот возраст, когда эмоции, подстёгиваемые гормонами, хлещут через край. Но кому повезло любить, тот никогда не перепутает это чувство с сексуальным влечением.

Марианна была новенькой в нашей школе. На большой перемене она вышла из параллельного класса. Тогда-то я её и увидел. А увидев, замер не в силах отвести от неё глаз. Тоненькая, с сияющим ореолом вокруг головы девочка показалась мне ангелом, спустившимся с небес. Конечно, стечение обстоятельств, но так случилось, что она стояла у окна и в это время солнце вышло из-за туч. Я не полностью видел её лицо, лишь часть нежной щеки, очерченной солнечным светом, но уже знал, что она — моя судьба.

Взгляд Слоневского ускользнул в прошлое, и оно стёрло с его лица отстранённое выражение, его глаза заблестели, и он оживился.

— Марианна не замечала, что я на неё смотрю, до тех пор, пока ржание окружающих не привлекло её внимание. Поначалу она рассердилась, я это понял по тому, как она хмурилась и сжимала кулачки, ища обидчиков. А затем мы встретились глазами и тогда случилось чудо.

Я знаю, она с первого взгляда полюбила меня. Мы оба полюбили с первого взгляда. Это было так чудесно!.. До сих пор помню, с какой сумасшедшей скоростью колотилось моё сердце, когда Марианна подошла ко мне. Она шла с таким решительным видом, что я ожидал чего угодно: выговора, слёз, даже пощёчины, но никак не поцелуя.

Обнявшись, мы стояли у всех на виду и нам не было дела ни до смеха, ни до издевательских реплик кривляющейся школоты.

Целый год мы были счастливы, несмотря на систематические проработки в учительской и нудные беседы с психологом, к которому нас заставляли ходить.

Надо сказать, что наши родители проявили больше мудрости. Они старались не вмешиваться в наши отношения. Правда, до поры до времени. Поскольку наша любовь была не только платонической и по молодости лет мы часто не предохранялись, то в шестнадцать Марианна забеременела. Вот тогда родители взялись за нас всерьёз. Всеми правдами и неправдами отец заставил её сделать аборт. И если бы только это. Сначала нас развели по разным школам и запретили встречаться. Конечно, запрет не подействовал, и тогда родители Марианны внезапно уехали, забрав её с собой. Господи! Что со мной творилось, не передать словами. Я даже не подозревал, что разлука с Марианной так на меня подействует. Поначалу я орал и метался по комнате, а затем целыми днями лежал пластом и, уставившись в потолок, обдумывал способы самоубийства. Но сколь бы ни было велико отчаяние, я ни разу не довёл дело до конца. Стоило представить, как я корчусь в предсмертных муках, и всё, моя решимость напрочь иссякала, какими бы словами я себя ни обзывал.

Не знаю, чем бы всё кончилось, если бы не наше общее с Марианной увлечение. На первом же свидании мы выяснили, что страстно любим фантастику, особенно нас завораживала тёмная материя.

Как-то раз Марианна высказала интересное предположение, как проверить, действительно ли существует таинственная субстанция или это всё бредни. И мы взялись за дело. А когда поняли, что нам не хватает знаний, взялись за учёбу. Каждую свободную минутку мы читали всё, что могли найти по интересующим нас темам. Сам диву даюсь, с какой лёгкостью в то время мы постигали науки, на изучение которых у других уходят годы, если не целые десятилетия. Конечно, поначалу мы уперлись в тупик, но затем нащупали верный путь.

В общем, когда у меня забрали Марианну, я, чтобы не сойти с ума, продолжил наши изыскания. Примерно через год отец сказал, что нашёл новую работу и перевёз нас с мамой в Петербург. Когда я был в выпускном классе, он обнаружил нашу тетрадь с записями и меня поселили в академгородке.

Всё это время я даже не подозревал, что Марианна совсем рядом.

Однажды, выйдя проветрить голову, я сидел на скамейке в парке и случайно услышал разговор. Двое парней, стоящих поблизости, обсуждали достоинства девчонки, которая чуть было не покончила с собой. Как вскоре выяснилось, девушка была пациенткой Кащенко и, на своё несчастье, слишком красива, поэтому какие-то подонки периодически подкупали персонал и таскали её в злачные места. Я бы в жизни не подумал, что это моя Марианна, если бы один из них не упомянул о татуировке на её теле. В той, счастливой жизни, мы однажды увидели салон, где работал татуировщик, и решили сделать себе парные татуировки. Марианне набили звёздочки ковша Малой, а мне Большой Медведицы, и к ним надпись: «Душа и сердце на двоих». Это действительно было так, мы поклялись никогда не разлучаться и умереть в один день. «Если нас вдруг разлучат, я покончу с собой. Не хочу быть без тебя ни дня, ни часа, ни даже мгновенья. А ты?» — спросила Марианна, глядя на меня. Я испугался серьёзности её настроя и начал отговаривать, мол, сейчас не Средневековье, а мы не Ромео и Джульетта. Даже если нас разлучат, то мы, став взрослыми, будем сами решать свою судьбу. Тогда Марианна засмеялась и сказала, что, если я такой трусишка, то она оставляет на моё усмотрение жить или умереть, а лично она колебаться не будет. Затем она поцеловала меня и добавила: «И всё же, умри, если сможешь. Тогда мне не придётся превращаться в призрака, ожидая, когда ты соизволишь присоединиться ко мне».

Всё же люди — равнодушные твари, которым плевать на страдания незнакомых им людей. Вот и мне не было никакого дела до какой-то сумасшедшей девчонки, над которой издевались и насиловали. Но стоило мне узнать, что это Марианна, и я слетел с катушек. Когда подоспела полиция, я успел так измолотить парней, что было просто чудом, что я никого из них не убил.

— Если она была нормальной, то почему её отправили в Кащенко? — спросил Андрей.

Слоневский глянул на него и грустно улыбнулся.

— Виной тому наследственность Марианны. Сами понимаете, такая красота и ум не возникают на пустом месте. Это результат многовековой селекции и близкородственных связей. Думаю, вы знаете, что вырождение — бич знатных семейств. Психика Марианны не выдержала испытаний, и она сорвалась. Станислав Раменский, отец Марианны, возглавлял психиатрическое отделение в Кащенко. Естественно, под его присмотром никто не посмел бы её тронуть, но случилась беда. Его хватил удар, и он скоропостижно скончался. Мать Марианны вскоре выскочила замуж и уехала за границу. Накануне они сильно поругались, и она оставила дочь в лечебнице. Впоследствии она плакала и божилась, что на этом настоял близкий друг семьи, который занял в Кащенко место Станислава Раменского, мол, она была уверена, что с ней всё будет хорошо. Действительно, она переписала квартиру на этого подлеца с тем условием, что впоследствии он передаст её Марианне.

Выручить её из-за точения мне помог ваш бывший тесть. К тому времени наша семья подружилась с семьёй Лапочкиных. Михаил был старше меня почти на пятнадцать лет, но это не мешало нашей с ним дружбе. К тому же я знал, что он работает на Лубянке, потому бросился к нему за помощью, как только полиция меня отпустила. Впрочем, тогда была не полиция, а милиция, но это не важно.

С помощью Михаила я в тот же день прорвался к ней. Это было печальное зрелище. Марианна меня не узнала. С отсутствующим видом она бродила по палате и что-то бормотала. Когда я прислушался, то понял, что она повторяет одну и ту же фразу. Так длилось минут десять. Я стоял, не зная, что делать, а она с видом умалишённой бродила из угла в угол и монотонно твердила: «Умри, если сможешь. Умри, если сможешь, Умри, если сможешь…», а потом вдруг выкрикнула: «Я не могу! Понимаешь? Я хочу жить!» и начала биться головой о стену, тогда санитары скрутили её и привязали к койке. Моя бедная девочка! — на глазах Слоневского показались слёзы. — Она так плакала и молила её пощадить. Даже пыталась целовать им руки. И это моя гордая Марианна, которая ни перед кем не склоняла головы! Моё сердце просто разрывалось на части. Я отпихивал санитаров и кричал, чтобы они её не трогали, но тут вмешался Михаил. Скрутив, он вытолкнул меня из палаты.

Конечно же, первым делом я забрал Марианну из того кошмарного места. Михаил предлагал отправить её за границу и обещал устроить в лучшую клинику, но я твёрдо стоял на своём. Тогда он нашёл опытного психиатра, который сумел выправить положение настолько, что Марианну спустя год признали вменяемой. Мы поженились и у нас родилась Жанна. Правда, психиатр не рекомендовал нам заводить детей, но она, как всегда, не послушалась и поступила по-своему. Потом было несколько рецидивов, но Дамир, это наш чудо-психиатр, сумел их вовремя купировать. Я пытался привлечь Марианну к нашей прежней научной работе, но она потеряла к ней интерес и выбрала стезю хирурга. В больницах, где она практиковала, она была на хорошем счету, пока ни замечали, что, при всей виртуозности отдельных операций, у неё слишком высокий процент потерь среди пациентов. Мне думается, Жанна знала, что она творит, и выбрала свою профессию из-за чувства вины.

«Чёрт! Где носит этого Пупкина-Рязанова?» — с досадой подумал Андрей.

— Лев Моисеевич, боюсь, у нас мало времени, — решился он вмешаться в исповедь учёного.

— Извините, — Слоневский виновато улыбнулся. — Я забыл, что вы из другого, более практичного поколения. Да и кому она интересна, чужая жизнь?

— Я не это хотел сказать…

— Бросьте! Я всё понимаю. Мои воспоминания для вас, как семейные альбомы родственников. Когда они умирают, их наследники считают своим долгом всучить их нам. Отказаться неудобно и мы, помимо нашего желания, вынуждены их брать, хотя осколки прошлого, запечатлённые на фотографиях, не имеют для нас никакого значения.

Рассказ Слоневского приоткрыл его натуру, и Андрей насторожился.

— Лев Моисеевич! — воскликнул он, догадавшись, что задумал учёный.

— Вы же не думаете, что я оставлю её одну? — Слоневский покачал головой. — Не нужно, я уже принял яд. Давайте поговорим по делу, вдруг он подействует быстрей, чем я рассчитываю.

Андрей кивнул. На душе у него скребли кошки. Весть о скорой кончине Слоневского всё изменила. Они были мало знакомы и тем не менее у него было ощущение, что он теряет друга. Слишком многое их связывало, к тому же его тронула исповедь этого незаурядного человека.

«Куда только смотрел Лапочкин! Ведь они друзья, и он должен был предугадать, к чему это может привести», — расстроенно подумал он.

Слоневский почувствовал его настроение.

— Не нужно хмуриться! Когда уходят старики, это правильно. Таков закон природы. Неправильно, когда вы, дети, нас опережаете, — сказал он и дружеским жестом коснулся его колена. — Андрей, я на вас рассчитываю, так что берегите себя. Я это говорю, потому что не знаю, как поведёт себя новый чип. Не особо рассчитывайте на удачу. Возможно, что с первым чипом вам просто повезло.

По его лицу пробежала тень.

— Теперь о главном. Конечно же, мы работали над применением флуорисцита в военных целях. Когда имеешь дело с министерством обороны, иначе быть не может. Как мог, я увиливал от этой задачи, но меня припёрли к стенке. Программу грозились прикрыть, и я дал слабину.

— Это хуже атомной бомбы? — спросил Андрей, уже заранее зная, что ответ ему не понравится.

— Да, хуже. Значительно хуже. При определённой массе кронос-флуорисцит способен уничтожить Землю целиком. Одно утешает, что опытные образцы очень малы и их немного, а все расчёты я держал в голове. Поэтому у меня просьба, постарайтесь найти их и все уничтожить, чтобы какой-нибудь гениальный дурак не продолжил моё дело. Хорошо?

— Хорошо, Лев Моисеевич. Я сделаю всё, что в моих силах. Единственно, где мне искать этот чёртов кронос-флуорисцит?

— К сожалению, Марианна успела передать образцы американцам, но я предвидел такое развитие событий и в вашем чипе есть устройство, которое поможет определить их местонахождение. Правда, у него ограниченный радиус действия, где-то в районе шести километров.

— Этого достаточно, — сказал Андрей, припомнив как его альтер-эго из будущего засёк и уничтожил образец на американской базе в Молдавии. — А в чём выражается действие кронос-флуорисцита?

— До конца я сам не понимаю. Дело в том, что кронос-флуорисцит найден опытным путём. Если убрать позитронную оболочку, идёт бурная реакция, с высвобождением огромного количества энергии. На мой взгляд, это сродни аннигиляции, возникающей при соприкосновении с антивеществом. Но так ли это, я не успел разобраться. Преимущество в том, что это «чистая» бомба. При взрыве не остаётся ничего, в отличие от ядерных зарядов. Значит, не нужно ждать, когда снизится уровень радиации на землях, подвергшихся бомбардировке. Это же голубая мечта современных милитаристов — массовое уничтожение живой силы противника, а в качестве приза свободные территории, которые можно осваивать по своему усмотрению. Конечно, убить всё население страны невозможно, но жалкие остатки не в счёт. Да и кто-то ведь должен пожаловаться в ООН, чтобы это собрание хищников могло соблюсти видимость справедливого возмездия, то есть погрозить агрессору пальцем и сказать, что так поступать нехорошо.

Андрей с тревогой глянул на Слоневского; судя по его отрешённому взгляду, дело шло к печальной развязке.

— Вот зачем вы это сделали? — не выдержал он. — Ведь вы же величайший учёный всех времён и народов. На вашем фоне даже Эйнштейн как-то измельчал. Приручить тёмную материю — это же деяние, которое нельзя оценить никакими Нобелевскими премиями. Да убей вы всех вокруг, вас бы всё равно оправдали. Слушайте, ведь у вашего яда наверняка есть противоядие!

Взгляд Слоневского вернулся из неведомого далёка, и он слегка улыбнулся, глядя, как Андрей мечется по комнате в поисках несуществующего противоядия.

— Не нужно, мой друг! Я сознательно выбрал этот путь. В последнее время Марианне становилось всё хуже и хуже. Я боялся, что в приступе помешательства она навредит дочери. К тому же вряд ли Михаилу удастся нас выгородить. Предательство есть предательство. А тюрьма для Марианны — это возвращение старого кошмара. Она не выдержала бы заключения, а без неё мне всё равно нет жизни. А так мы уйдём вместе, как и обещали друг другу.

— Но вы же никого не предавали! Это я вас обманул, сказав, что вас ждёт Марианна Станиславовна! — воскликнул Пупкин-Рязанов, возникший в дверях.

Нешуточное отчаяние в его голосе сказало Андрею, что он принимает судьбу Слоневского близко к сердцу.

— Юра, не будь ребёнком, — устало отозвался Слоневский. — Сам-то веришь, что мне удастся доказать свою непричастность? И вообще, давай заканчивай свои шпионские игры и возвращайся в науку. У тебя талант, но время идёт, и однажды ты пожалеешь, что потратил его на детское увлечение. Все эти «пиф-паф!» не твоё.

— Дядя Лёва! Вот зачем вы так? Клянусь, я бы сделал всё, чтобы вас не осудили! Если нужно, я бы взял вину на себя.

Подойдя к Слоневскому, Юрий сел рядом с ним, а затем обнял. Видя, что его плечи вздрогнули от сдерживаемого плача, Андрей отвёл глаза, а затем вышел за дверь, давая им возможность попрощаться.