В конце следующего дня
Трей
Несмотря на то, что кое-какие события задержали нас на несколько часов, я радуюсь, что мы решили воспользоваться корпоративным самолетом отца для полета в Монако. Казалось глупостью заставлять простаивать совершенно новенький Гольфстрим G650. Правда, мне придется оплатить корпорации услуги экипажа и топливо, но это небольшая плата за перелет супер-пупер первым классом.
Во время встречи с поверенными отца сегодня утром было несколько интересных поворотов, но, как выяснилось в итоге, воля отца со времен развода так и не была изменена. Это означает, что все его акции будут помещены в трастовый фонд мой и Тайлера. В течение следующих двадцати лет мы получим полный контроль над акциями с правом голоса, но сейчас нам пока будут причитаться только ежеквартальные выплаты дивидендов.
Остальная часть его имущества будет разделена между нами двумя поровну. Это был умный ход отца, чтобы защитить акции и позволить нам со временем получить контроль над ними. Ни Тайлер, ни я не смогли бы достаточно хорошо управлять наследством, доставшимся от него. К тому же, наша первая выплата дивидендов за квартал состоится уже через три недели, и она по сумме будет более чем в четыре раза больше, чем стоимость всего нашего наследства, полученного от отца. Таким образом, ни у одного из нас нет повода жаловаться.
Я до сих пор не могу поверить, что отец умер.
Слова срываются из моих уст, как только эта мысль поражает меня. Когда мой телефон звонил вчера днем, какая-то часть меня подсознательно все еще ожидала увидеть его имя на экране.
— Держу пари, что наступит время, когда ты будешь скучать по нему, — говорит Мэнди, и ее голос звучит успокаивающе.
— Я потерял его много лет назад, — каюсь я, размышляя о том, как изменились наши отношения с отцом, когда я был еще ребенком.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает она, смущенная моим заявлением.
— Папа пропустил наш восьмой день рождения, — я прочищаю горло, удивляясь внезапному проявлению своих эмоций. — Это был день, когда Тайлер и я поняли, что мы больше у него не в приоритете.
— Потому, что вместо этого он выбрал работу?
— Да, у него была серьезная сделка, поэтому он не смог прийти на нашу вечеринку, но отец обещал позвонить нам, как только закончит, — говорю я ей, вспоминая каждую деталь того дня. — Мы ждали его еще час после того, как должны были пойти спать, но он так и не позвонил.
— Ого. Это грубо.
Мэнди гладит меня по волосам, успокаивая меня в той же манере, как и моя мама в тот вечер.
— После этого все стало по-другому, — продолжаю я. — Даже когда он находился дома, то сидел в своем кабинете, отвечая на звонки по телефону или работая на компьютере. Когда мы были подростками, он каждое воскресенье вызывал нас, чтобы отчитать. Предполагалось, что это даст нам возможность проанализировать наши ошибки, совершенные за предыдущую неделю.
Я вспоминаю, как я боялся наступления воскресенья.
— Разговоры со мной всегда крутились вокруг того факта, что у меня не было высоких отметок, и что у меня недостаточное количество факультативных занятий, — говорю я.
— У тебя должна была быть хорошая успеваемость, — говорит Мэнди, и в ее голосе звучит уверенность.
— Я, как старательный ученик, закончил со средним баллом 3,92 (прим.пер. В большинстве американских школ 4,00 является максимальным средним баллом, которого можно достичь), — я пожимаю плечами.
— Правда? И это считалось недостаточно хорошим результатом? — выдыхает она. — Это лучше, чем у меня.
— Нет, потому как отец был лучшим выпускником в своем классе, — объясняю я. — Его никогда ничего не устраивало. Единственные комплименты, которые я когда-либо слышал от него, и то были адресованы Тайлеру, — я качаю головой в замешательстве. — Когда он стал капитаном футбольной команды, это был момент отцовской гордости. Ты бы решила, что он выиграл Нобелевскую премию или что-то в этом роде.
— У него, очевидно, по отношению к тебе были более завышенные ожидания, — предполагает Мэнди, пытаясь помочь мне легче воспринимать прошлое.
— Он рассчитывал, что я буду таким же, как он, но я не стал, — объясняю я, все еще испытывая разочарование в глубине души. — У нас много общего с папой. Он всегда уважал людей.
— Честно говоря, отец никогда не понимал, как Виктор мог быть его сыном, — признается Мэнди. — Он считал твоего деда таким хорошим человеком.
— Папа тоже был трудоголиком, но да, он никогда не показывал свое раздражение, и я помню всего лишь один раз, когда он кричал и ругался.
Я вспоминаю, как был потрясен этим в тот вечер, когда услышал, как он кричал на отца. Я сразу понял, что случилось что-то очень плохое.
— Это было, когда он узнал, что Виктор сотворил с нами? — спрашивает она, и ее глаза грустны.
— Точно, — я наклоняюсь и целую ее. — Это единственный раз, когда я видел, как отец потерял дар речи. У него не было никакого рационального объяснения тому, почему он сделал это с твоей семьей.
Я не могу себе представить, как ужасно чувствовал себя папа, когда понял, что его сын сотворил с семьей его лучшего друга.
— Папа так никогда и не простил его.
— Твой отец был не так уж и плох, ведь ты мог отправиться в любое путешествие, — говорит Мэнди, меняя тему на что-то менее чувствительное. — Большинство людей не имеют возможность путешествовать по всему миру, подобно тебе.
В ее голосе слышатся ревнивые нотки.
— Это правда. Когда мы окончили школу, он стал брать нас с собой в деловые поездки, — признаюсь я, вспоминая все те места, которые мы посетили. — Хотя это было не потому, что он этого хотел.
— Это была идея твоей матери? — спрашивает она с усмешкой.
— Да, он проводил так много времени в разъездах, поэтому она потребовала, чтобы он брал нас всякий раз, когда это только было возможно. Он ходил на встречи, а мы отправлялись с матерью за покупками или типа того.
— Так вот почему ты не любишь шопинг, — она попадает в самую точку.
— Да, мы всегда должны были носить за ней сумки. Ну, это было весело. Я действительно возненавидел Париж … и Милан.
Я думаю о том, как нам приходилось бороться со всеми ее сумками после этих двух веселых шопингов. Милан был хуже всего.
— Я совершенно спокойно выбираю себе одежду в интернете, — говорит она, широко улыбаясь, только что выбрав с десяток нарядов за считанные минуты.
— Будем надеяться, что они подойдут, — шучу я, и в ее глазах промелькивает беспокойство. — Не волнуйся, на тебя все сядет идеально.
Я опускаю взгляд на ее ноги, представляя себе, как бы они смотрелись в коротких летних платьях, которые она добавила в свою корзину.
— О чем ты думаешь? — бормочет она, посылая мне сексуальный взгляд.
— Размышляю над тем, установил отец камеры на этом самолете или нет.
Я предпочел бы не иметь полную запись этого полета.
Мэнди
Хотя прошло меньше двадцати четырех часов с нашего последнего наслаждения друг другом, но я могу сказать, что Трей испытывает то же желание, что и я, и от которого я никак не могу избавиться с тех пор, как мы взлетели. Не уверена, что оно вызвано полетом, но я так возбуждена сейчас. Может быть, это связано с отсутствие здесь внешних отвлекающих факторов. Его внимание на сто процентов приковано ко мне, и сейчас я сосредоточена только на одной вещи.
— Где камеры могут быть установлены? — спрашиваю я, полагая, что мы должны все же найти безопасное место. — Пока официально я не является членом Клуба высокой мили.
— Камеры всегда скрыты от пассажиров, чтобы они не смогли к ним подступиться, — отвечает Трей, поднимаясь со своего места. — Я скоро вернусь.
Он подходит к двери пилота, стучится и входит. Я чувствую, как мое волнение растет с каждой минутой. Я закрываю глаза и скольжу рукой по гладкой, мягкой коже кресел. Я никогда не сидела в таком мягком, комфортном кресле, поэтому мне трудно поверить, что мы находимся в самолете. Я даже не могу представить себе, сколько этот самолет стоит.
— Все чисто, — говорит Трей, удивляя меня тем самым. — Иди сюда.
Он протягивает мне руку и ведет в хвост самолета.
Мы останавливаемся около двойных сидений, которые раскладываются вниз при помощи пары нажатий на экран его iPhone. От следующего нажатия, шторки на окнах закрываются.
— Ого, немного темновато.
Он смеется, прежде чем нажать снова, и на это раз, чтобы включить внешнее освещение.
— Ты сделал все это со своего iPhone? — спрашиваю я, пребывая в изумлении.
— Да, я только что получил логин и пароль от капитана. Программа показывает мне все электронные системы на борту и позволяет контролировать их. Управление также включает в себя кнопку, способную отключить камеры безопасности, — говорит он, подмигивая мне.
— Это так круто!
Мой мозг на время отключается, но как только Трей придвигается ко мне, это навязчивое желание внутри меня быстро возвращается.
— Иди сюда, секси, — говорит он, и в его глазах зажигается огонек похоти.
Как только его губы касаются моих, я сразу же ощущаю прилив энергии внутри себя. Это именно то чувство, которое я нахожу поистине удивительным. Я могу понять наличие такой реакции на наш первый поцелуй, но это, кажется, происходит почти каждый раз, как только он целует меня. Это заставляет меня задаться вопросом, почему я никогда не испытывала ничего подобного с другими моими парнями. Даже мой самый первый поцелуй меркнет в сравнении с этим, а ведь мне по-настоящему нравился тот парень. Между нами существует что-то, что нельзя назвать нормальным, по крайней мере, нормальным для меня.
— Что ты чувствуешь, когда мы целуемся? — спрашиваю я его, затаив при этом дыхание, когда наш поцелуй разрывается.
— Целовать тебя — это абсолютное удовольствие, — отвечает он, сверкая глазами. — И заниматься с тобой любовью – это почти божественный ритуал. Это не опишешь словами.
Я оборачиваю руки вокруг его шеи и целую. Он направляет меня на откинутое сиденье и широко расставляет мои ноги, пока наши губы и языки продолжают свое страстное танго. Я могла бы целовать этого мужчину в течение всего полета…. Возможно, и всю оставшуюся жизнь.
Я чувствую, как его руки скользят под мое платье, и он начинает стягивать с меня трусики вниз по бедрам. Моя немедленная реакция — схватить пряжку его ремня и расстегнуть ее.
— Просто расслабься хоть на миг, — шепчет он, снимая мои сандалии и стягивая мои трусики до конца.
Я ложусь на спину и закрываю глаза, и тут же чувствую, как его губы, дразня, начинают прокладывать дорожку из поцелуев по моим ногам. Сначала он целует левую, затем правую ногу, а потом мучительно медленно прогладывает путь по внутренней стороне моих бедер. Потом он немного задерживается между ними, нежно целуя и покусывая мою чувствительную плоть, дразня меня так, что я буквально схожу с ума. В отчаянии я хватаю его за волосы и притягиваю к себе.
— Ммм… мне нравится, что ты такая нетерпеливая, — дразнит он меня. — Это говорит мне о том, что я делаю все правильно.
Он ухмыляется и возвращается к тому, что делал прежде.
Я чувствую его дыхание на своей коже, и мое тело с нетерпением жаждет его. Внутри меня нарастает тревожащее напряжение и что-то настолько мощное, ощущающееся так, словно часть меня потерялась, и во мне образовалась болезненная пустота, которую необходимо заполнить, и как можно скорее. Мое дыхание прерывается, как только его горячий язык соприкасается с моей чувствительной плотью. Снова во мне появляется то ощущение, которое сразу же вытесняет нарастающее напряжение. Я почти испытываю оргазм, когда его губы накрывают мою плоть, его кружащийся язык неожиданно формирует во мне почти идеальное состояния блаженства.
— О, черт, это потрясающе.
Я снова хватаю его за волосы, выгибая при этом спину в попытке немного отстраниться. Однако чем больше я извиваюсь, тем большей интенсивностью он одаряет меня, словно испытывает мои пределы, чтобы увидеть, сколько же я смогу выдержать, прежде чем буду просить о пощаде. Я не из тех, кто молит о пощаде. Мой мозг с каждым мгновением все дальше и дальше дрейфует в состояние глубокого экстаза.
Трей немного меняет свое положение, и я вдруг понимаю, что он пытается заставить меня освободиться. Дрожь пробегает по моему телу, хотя я отчаянно борюсь, чтобы сохранить над собой контроль. Тот факт, что перестаю контролировать себя, кажется, поощряет его к большему. Он, видимо, не собирается уняться до тех пор, пока не отправит меня через край. Знакомое чувство проносится сквозь меня, и я хочу посмотреть, как долго я смогу растянуть это мгновение. Как только эта мысль обретает очертания в моей голове, я тут же прихожу к поразительному открытию, что я просто больше не могу этого вынести. Я сжимаю его голову своими бедрами, толкаюсь обеими руками и прижимаю обе ладони к его лбу.
— Боже Мой! Ты пытаешься убить меня?
— Мне очень нравится, — говорит он прерывающимся голосом, глядя на меня с хитрющей улыбкой, которая расплывается на его лице.
Трей
Я решил устроить посвящение Мэнди в Клуб высокой мили, которое она будет помнить всю жизнь. Ее ошеломленный взгляд встречается с моим, когда я двигаюсь вверх, чтобы поцеловать ее. Очевидно, у нее никогда не было такого интенсивного опыта, что делает его еще более особенным для меня. Я становлюсь одержимым идеей открыть ей как можно больше видов новых впечатлений. Думаю, это мой способ наверстать то, что она, возможно, упустила в своей жизни.
— Ты в порядке? — я должен спросить, замечая пустой взгляд на ее лице.
— Я чувствую себя замечательно, — стонет она, затягивая меня в горячий и страстный поцелуй.
Через несколько секунд я отодвигаюсь, находясь в полном восторге от того, что происходит между нами. Теперь я понимаю, что люди подразумевают, говоря о химии. Химия между нами, кажется, могла бы превратиться во взрывчатое вещество. Я продвигаюсь вверх, слегка теребя ее нижнюю губу своими зубами. Я по-настоящему балдею от того, какая она на вкус, и я никогда не задумывался об этом раньше. Насколько все это безумно? Я чувствую, как кончик моего члена, прокладывая себе путь, останавливается между ее складочек, но я пока по-прежнему сосредоточен на ее рте. Интенсивность нашего поцелуя продолжает расти, пока я осторожно и целенаправленно проникаю в нее.
— Мммм, ты хочешь заставить меня кончить снова, — стонет она у моих губ.
Озабоченность в ее глазах заставляет меня верить, что она не устраивает представление.
— Просто расслабься и отпусти это, — шепчу я. — Нас никто не услышит.
Я опускаю голову, втягиваю ее дерзкий сосок в рот, продолжая при этом двигать бедрами.
— О боже, — кричит она.
Я ни на минуту не останавливаюсь, массажируя ее правую грудь своими губами и языком, прежде чем перейти к левой. Каждый раз, когда я двигаюсь в ней, она стонет, не переставая, и начинает двигать бедрами в такт со мной.
Я возвращаюсь к ее рту, и целую ее с бьющим через край из меня чувством страсти.
— Ты потрясающая!
Я ловлю себя на желании сказать ей о том, что я ощущаю, находясь внутри нее, но решаю, что безопаснее продолжить, выразив себя физически, а не словами. Словами этого не опишешь. Я полностью погрузился в момент лихорадочного возбуждения и страсти. Я не мог насытиться ее энергией, прикосновениями к ней и ее шикарным телом. Сказать, что я начинаю чувствовать себя немного одержимым, это слабо сказано.
Я никогда не был с такой женщиной, как она, с той, кто заставляет чувствовать себя таким живым и полным энергии. Я начинаю верить, что, возможно, вступление в осмысленные отношения превосходит все то, что я когда-либо испытывал. Иисус, мне нужно взять себя в руки. Я позволяю своим эмоциям взять вверх над собой. Именно из-за этого я испытал такую боль в прошлый раз.
Я перенаправил свою энергию на то, чтобы Мэнди получила самый интенсивный сексуальный опыт, какой только возможен. В моем уме я воображаю, будто это последний шанс, который у меня имеется, чтобы заняться с ней любовью и мне нужно сделать его как можно более запоминающимся, насколько это возможно. Я вкладываю в это всего себя и только после того, как она испытывает невероятный оргазм, я позволяю себе кончить. Боже, мне нравится делать это для нее.
Я хватаю одеяло и укутываю нас. Мы падаем в объятия друг друга, обнаженные и полностью выдохшиеся.
— Мне нравится прикасаться к тебе, — говорю я ей, поглаживая ее сзади.
— Мне нравится, как ты прикасаешься ко мне, — отвечает она, нежно целуя меня и застенчиво улыбаясь.
Впервые в своей жизни я ловлю себя на мысли о том, что живу настоящим моментом. Мой мозг расслаблен и сосредоточен на том, что я нахожусь прямо здесь и сейчас, и ничто другое не имеет значения. Я обнимаю Мэнди и прижимаюсь к ней.
— Добро пожаловать в Клуб высокой мили.
— Спасибо! — смеется она. — Кстати, как прошел вчерашний ужин с Сильвией?
— Тебя обязательно надо разрушить такой идеальный момент, вовлекая сюда мою мать.
Я закатываю глаза, не давая ей ответа.
— Она по-прежнему против того, чтобы мы встречались, не так ли?
Она сияет как подросток, которому удалось избежать наказания.
— Да, она определенно думает, что я делаю большую ошибку.
Я крепко обнимаю ее.
— Хотя думаю, что она передумает, когда увидит, что мы так счастливы друг с другом.
— Папа очень расстроился, когда я сказала ему, что собираюсь отправиться с тобой в Монако, — откровенничает она. — Итак, он ведет себя слишком настороженно. Думаю, я не могу винить ни твою мать, ни своего отца.
— Я рад, что ты и я можем оставить прошлое позади.
Я убираю выбившиеся прядки с ее лица и целую Мэнди.
— Я никогда и ни с кем не чувствовал себя так комфортно.
— Я тоже. Кажется, будто я знаю тебя всю свою жизнь. Это безумие, — говорит она с самым милым взглядом, в котором отражается восхищение.
Я крепко обнимаю ее и продолжаю нежиться в тепле ее тела. Я не собираюсь позволить маме или еще кому-нибудь испортить наши отношения. Я по глупости отказался от своей первой любовью, и не совершу эту ошибку снова. На все есть свои причины.