3. АНАЛИЗ ДОЛГОСУЩЕСТВУЮЩИХ, САМООРГАНИЗУЮЩИХСЯ И САМОУПРАВЛЯЕМЫХ ОР

Прямая атака на ряд ключевых вопросов, поставленных в этой книге, может быть проведена с помощью анализа «полевых» условиях, в которых[63]:

1) присваиватели придумали, применили и мониторят свои правила для контроля использования собственных ОР[64];

2) ресурсные системы, а также институции выжили в течение длительных периодов времени.

Самому молодому комплексу институций, который будет проанализирован в этом разделе, уже более 100 лет. История самой древней системы превышает 1000 лет. Эти институции пережили засухи, наводнения, войны, эпидемии, а также основательные экономические и политические изменения. Мы рассмотрим организацию пастбищ в горах и общественных лесов в Швейцарии и Японии, а также ирригационные системы в Испании и на Филиппинских островах.

Указывая на то, что эти институции ОР выжили в течение длительных периодов, я не имею в виду, что их оперативные нормы оставались неизменными с момента их первого внедрения. Во всех примерах этого раздела условия окружающей среды сложны и менялись со временем. В таких условиях было практически невозможно «получить правильные оперативные нормы» с первой попытки и даже с нескольких. Эти институции являются «сильными», т. е. находятся в состоянии «институционального равновесия», в смысле, определенном Шепслом. Он (Shepsle, 1989b, p. 143) рассматривает «…институцию как находящуюся в равновесии „существенно“, если изменения происходят согласно плану институциональных изменений ex ante (и, следовательно, являются частью начальной институции)»[65]. В этих случаях присваиватели внедряют основные оперативные нормы, создают организации для осуществления оперативного управления своими ОР, а также меняют свои нормы время от времени с учетом опыта прошлых лет согласно собственным нормам коллективного и «конституционного» (базового, установочного) выбора.

Примеры этого раздела особенно полезны для понимания того, как группы самоорганизованных людей решают две основные головоломки, которые обсуждались в разделе 2: проблему соблюдения договоренностей и проблему взаимного мониторинга. (Проблема поставки институций будет рассматриваться в разделе 4.) В этих примерах долгосрочные обязательства присваивателей касательно их институций все-таки были реализованы. Присваиватели внедрили сдерживающие нормы для ограничения своей деятельности и побуждения к созданию резервов. Возникали тысячи возможностей получить большие выгоды путем нарушения норм, если ожидаемые санкции были сравнительно невелики. Кража воды во время сухого сезона в испанских huertas (хорошо разграниченные ирригационные районы вокруг или вблизи городов) может в некоторых случаях сохранить весь урожай от неминуемого уничтожения. Избегание постоянных затрат для поддержания филиппинских ирригационных систем позволило бы фермерам получать необходимые доходы от других занятий. Незаконный сбор древесины в общественных горных лесах Швейцарии или Японии может дать ценный продукт. Учитывая имеющиеся искушения, люди во всех этих случаях достигли замечательных результатов в соблюдении норм.

В этих случаях в деятельность по мониторингу вкладываются значительные средства, но «внешние» агенты редко являются «охранниками». Используются различные механизмы мониторинга. В них присваиватели сами играют важную роль в контроле за деятельностью друг друга. Хотя взаимный мониторинг и является дилеммой второго порядка, но присваиватели как-то решают эту проблему. Кроме того, штрафы, которые начисляются в таких условиях, на удивление низкие.

В монетарном виде они очень редко превышают незначительную часть тех выгод, которые можно было бы получить, нарушив правила, в выводах к этому разделу я отстаиваю тезис о том, что соблюдение норм и мониторинг стратегически связаны между собой и что мониторинг дает частные выгоды тому, кто мониторит, а также общие выгоды для других.

Объясняя устойчивость этих институций и собственно ресурсных систем в течение длительного времени в условиях с высоким уровнем неопределенности, необходимо найти соответствующие базовые общие особенности, которые могут объяснить эту устойчивость. С учетом различий природных и исторических условий вряд ли стоит ожидать, что конкретные нормы для использования в этих условиях будут одинаковыми. И они действительно неодинаковы. Учитывая время, в течение которого методом проб и ошибок изучались оперативные нормы, строгость этих условий как стимула к улучшению, а также низкие затраты на внесение изменений в эти нормы, можно надеяться, что присваиватели «открыли» некоторые основополагающие принципы реально действующих институций ОР. Я не утверждаю, что институции, разработанные в таких условиях, в каком-то смысле «оптимальные». И действительно, учитывая высокий уровень неопределенности и трудности измерения затрат и выгод, было очень трудно определить меру и степень оптимальности.

С другой стороны, я, не колеблясь, называю эти институции ОР успешными. Во всех этих случаях люди, внедряя свои институции, действовали в значительной степени автономно. Поскольку эти ОР имели огромное значение для присваивателей (и они с учетом прошлого опыта могли изменять нормы), то для улучшения этих институций со временем было достаточно стимулов и средств. Швейцарские и японские горные ОР сохранились и даже улучшились на протяжении веков, несмотря на их интенсивное использование. Экологическая стабильность и экономический рост в неопределенном мире лавин и непредсказуемых осадков — это огромное достижение для группы присваивателей, которая существует на протяжении многих веков. Планирование и поддержание масштабных ирригационных работ в труднодоступных районах Испании или на Филиппинских островах — также выдающиеся достижения. Большинство ирригационных систем, построенных по всему миру за последние 25 лет, таким успехом похвастаться не могут. Итак, я попыталась идентифицировать основные принципы построения успешных институций ОР и определить, как эти принципы проектирования повлияли на стимулы присваивателей надолго сохранять как институции, так и сами ОР. Когда в разделе 5 мы рассмотрим случаи, в которых присваиватели не смогли разработать и поддерживать институциональные механизмы для решения проблемы ОР, то увидим, насколько принципы построения, использованные присваивателями в «успешных» случаях, также характеризуют и «провальные».

Примеры из этого раздела помогают нам выяснить два других вопроса. Во-первых, институции ОР, связанные с использованием неустойчивых, тонко сбалансированных горных ОР для получения кормов и древесины в Швейцарии и Японии, помогают нам по-другому взглянуть на вопрос якобы преимуществ институций частной собственности для большинства распределительных целей — в частности, касающихся землепользования. Хотя многие экономисты признают, что именно технические трудности препятствуют внедрению права частной собственности на «текучие» ресурсы, такие как грунтовые воды, нефть и рыба, но почти все считают, что внедрение института частной собственности на сельскохозяйственные земли и пастбища является очевидным решением проблемы деградации земель. Дасгуп-та и Хил (Dasgupta and Heal, 1979, p. 77), например, утверждают, что, когда право частной собственности внедряется на пахотных и пастбищных угодьях, «ресурс перестает быть всеобщим достоянием, и проблема решается одним махом».

Многие теоретики права собственности предполагают, что общая собственность приводит к одному из двух нежелательных результатов:

1) общее имущество будет уничтожено, поскольку никого из совладельцев нельзя устранить;

2) расходы на переговоры касательно норм распределения будут чрезмерными, даже если устранение совладельцев возможно.

Напротив, то, что наблюдается в указанных случаях, — это долгосрочное параллельное существование институтов частной и коммунальной собственности в условиях, когда задействованные лица осуществляют значительный контроль над институциональными механизмами и правами собственности. Поколения жителей Швейцарии и Японии обнаружили относительные преимущества и недостатки институций частной и коммунальной собственности, связанные с различными типами земель и видами землепользования. Жители в обоих случаях выбрали сохранение института коммунальной собственности как основы для землепользования и других важных аспектов местной экономики. Экономическое благосостояние жителей этих поселений зависело от навыков использования ими своих ограниченных ресурсов. Коммунальную собственность в указанных случаях нельзя рассматривать как остатки институций, которые раньше развивались в стране изобилия. Если бы транзакционные издержки, связанные с управлением коммунальной собственностью, были чрезмерными по сравнению с институциями частной собственности, то жители имели бы много возможностей для разработки различных механизмов землевладения для горных территорий.

Во-вторых, на семинарах во время презентаций меня часто спрашивали, можно ли те принципы решения проблем ОР, которые заложены в швейцарские, японские и испанские институции, адаптировать для стран «третьего мира»? Последний случай, который рассматривается в этом разделе — институции zanjera на Филиппинах, — позволяет дать четкий утвердительный ответ на этот вопрос. Все принципы построения институций, имеющиеся в швейцарских, японских и испанских примерах, использованы также и в филиппинском случае. Анализ основных сходств продолжительных по времени институций ОР хоть и сделан на ограниченном количестве примеров, но вполне может широко применяться.

Горные пастбища и леса — общинное землевладение[66]

Тёрбель, Швейцария

Наш первый случай — это Тёрбель, деревня в Швейцарии, численность населения — около 600 человек, расположена в Виспертале (Vispertal), кантон Вале (Valais). Его описал Роберт МакК. Неттинг (Robert McC. Netting) в серии статей (1972, 1976), позднее вошедших в книгу «Балансирование в Альпах» (Balancing on an Alp, 1981). Неттинг (Netting, 1972, p. 133) определил важнейшие особенности природных условий в целом: «(1) крутизна склона и широкий спектр микроклимата в зависимости от высоты, (2) превалирующий дефицит осадков и (3) открытость для солнечного света». Веками крестьяне Тёрбеля выращивали на своих частных участках фруктовые деревья, зерновые культуры, овощи и сено для зимних кормов. Сыр, который производился небольшой группой скотоводов, которые, как правило, пасли сельский скот в течение летних месяцев на альпийских лугах (они находились в коммунальной собственности), был важной частью местной экономики.

Письменные юридические документы, датированные начиная с 1224 года, дают информацию о типах землепользования, переходах прав собственности в деревне и о нормах, которые использовали крестьяне для регулирования пяти типов коммунальной собственности: альпийские луга-пастбища, леса, «пустые» земли, ирригационные системы, а также дороги, соединяющие частные и коммунальные земли. Так, 1 февраля 1483 года жители Тёрбеля подписали нормативный акт, которым официально основали ассоциацию для достижения более высокого уровня урегулированности вопросов использования гор, лесов и «пустых» земель.

Закон отдельно запрещал иностранцам (Fremde), которые купили или стали иным образом владельцами земли в Тёрбеле, приобретать любые права относительно коммунальных гор, общих земель, пастбищ или мест, где разрешено валить лес. Право собственности на земельный участок автоматически не дает никаких коммунальных прав (genossens-chaftliches Recht). Жители, обладающие правами на землю и воду, вправе решать, принимать ли «чужаков» в члены общины.

(Netting, 1976, p. 139)

Границы земель коммунальной собственности очень давно были четко установлены и определены в инвентаризационном документе за 1507 год.

Для крестьян, которым были предоставлены особые расширенные коммунальные права, доступ к четко определенной общей собственности был строго ограничен[67]. Относительно мест летнего выпаса в правилах 1517 года было определено, что «ни один крестьянин не может отправить на пастбище больше коров, чем он может прокормить в течение зимы» (Netting, 1976, р. 139). Этими правилами, которые, как отмечает Неттинг, до сих пор являются действующими, введены существенные штрафы за любые попытки жителей присвоить себе большую долю прав на выпас скота. За соблюдением этого «правила зимовки» следил представитель местной администрации (Gewalthaber), который был уполномочен взимать штрафы с тех, кто превышал свои квоты, и оставлять половину штрафов себе. «Правило зимовки» используется во многих других швейцарских деревнях как средство для определения объема прав присваивания (его часто называют «коровьим правом»). Мониторить и обеспечивать соблюдение этих и других норм «коровьего права» относительно легко. Все коровы направляются в горы, где ими занимаются пастухи. Всех их сразу считают, потому что от количества коров зависит количество сыра, который ежегодно получает каждая семья.

За сельский устав, в котором определяются общие правовые полномочия пастбищного объединения, голосуют все крестьяне. Это объединение включает в себя всех местных жителей, владеющих крупным рогатым скотом. Объединение ежегодно собирается для обсуждения общей политики, правил и выбирает должностных лиц. Должностные лица нанимают персонал пастбища, налагают штрафы за неправильное использование общего имущества, обеспечивают внесение удобрений на летние пастбища, а также организовывают ежегодные работы по техническому обслуживанию: строительство и содержание дорог и троп, ведущих на пастбище, восстановление поврежденных лавинами загонов или хижин. Размер взносов или сборов, связанных с использованием пастбищ, обычно устанавливается пропорционально численности скота у каждого владельца. Деревья, которые будут использоваться как древесина для строительства и дрова для отопления, маркируются сельскими должностными лицами и распределяются среди многих домохозяйств, члены которых впоследствии получают разрешение на въезд в лес и вырубку указанных деревьев.

Право частной собственности на землю в Тёрбеле и других швейцарских деревнях также хорошо развито. Большинство лугов, садов, виноградников и полей принадлежат физическим лицам, также существует комплекс договоров вроде кондоминиумов, разработанных для мелких долей, которые братья-сестры и другие родственники могут иметь в совладении в сараях, амбарах и многоквартирных жилых домах. Система наследования в Тёрбеле гарантирует, что все законные потомки получат равные доли при разделе частной собственности своих родителей, а значит, и доступ к общей собственности общины, но семейная собственность не делится, пока потомки не достигнут относительной зрелости (Netting, 1972). До того, как в девятнадцатом веке начался рост численности населения, а следовательно, увеличилась нагрузка на ограниченные земельные ресурсы, уровень потребления ресурса поддерживался в разумных пределах путём применения различных мер контроля численности населения, таких как поздние браки, высокий уровень безбрачия, отложение деторождения и значительная эмиграция (Netting, 1972).

Неттинг (Netting, 1976, p. 140) опровергает утверждение, что общинная собственность — это просто анахронизм, пережиток прошлого, показывая, что по крайней мере пять веков эти швейцарские деревни были хорошо знакомы с преимуществами и недостатками как частных, так и общинных систем землевладения, и тщательно определили соответствие отдельных видов землепользования для конкретных видов земельных участков. Он утверждает, что общинные формы землевладения лучше подходят для проблем, с которыми сталкиваются присваиватели, когда:

1) стоимость продукции на единицу земли остается низкой;

2) частота, надежность использования или доходность низкие;

3) возможности улучшения или интенсификации низкие;

4) для эффективного использования необходимы большие территории;

5) для капиталовложений необходимы сравнительно большие группы людей.

Подобные аргументы выдвигают также Рунге (Runge, 1984a, 1986) и Жиль с Джамтгаардом (Gilles and Jamtgaard, 1981).

Общинному землевладению «…способствует как общий доступ, так и самые выгодные условия получения продукции от некоторых видов ресурсов, в то время как для защиты этих ресурсов от уничтожения необходимы мероприятия всей общины» (Netting, 1976, р. 145). Хотя продукции сравнительно немного, земли в Тёрбеле сохраняют свою продуктивность в течение многих веков, вытаптывание пастбищ было предотвращено путем строгого контроля. ОР не только был защищен — он даже был улучшен за счет инвестиций в прополку и внесение удобрений на летние пастбища и благодаря строительству и ремонту дорог.

Неттинг четко указывает, что Тёрбель не следует считать прототипом всех альпийских деревень в Швейцарии. Недавний обзор обширной немецкой литературы по правовым режимам совместной собственности в Швейцарских Альпах демонстрирует значительное разнообразие организационно-правовых форм управления альпийскими лугами (Picht, 1987). И все же большинство данных Неттинга согласуются с опытом работы на многих швейцарских территориях. Во всем альпийском регионе Швейцарии фермеры используют частную собственность для сельскохозяйственных земель и общую собственность на летние пастбища, леса и каменистые «пустые» земли вблизи их частных владений. Четыре пятых альпийской территории является определенной формой общего имущества: имущества местных деревень (Gemeinden), корпораций или кооперативов. Остальная альпийская территория принадлежит или кантонам, или частным собственникам (группам собственников) (Picht, 1987, p. 4). Некоторые деревни владеют несколькими альпийскими лугами и пастбищами и перераспределяют права на использование конкретных земель примерно каждые десять лет (Stevenson, 1991).

В дополнение к определению лиц, имеющих доступ к ОР, все местные нормы определяют правила ограничения уровня присваивания (Picht, 1987). Большинство деревень используют какие-либо формы пропорционального распределения. Пропорция базируется на:

1) количестве животных, которых можно прокормить в течение зимы[68];

2) количестве пастбищной земли, принадлежащей фермеру;

3) фактическом объеме сена, заготовленного фермером;

4) стоимости земли в долине, имеющейся в собственности;

5) количестве долей в кооперативе.

Несколько деревень позволяют всем крестьянам отправлять одинаковое количество животных на летние пастбища (Picht, 1987, p. 13). злоупотребления на альпийских лугах встречаются редко[69]. Там, где есть избыточный перевыпас, наблюдается сочетание легкого доступа к пастбищу и недостаточности ограничений выпаса, или несколько деревень владеют и пользуются одним пастбищем без внедрения всеобъемлющего набора правил (Picht, 1987, p. 17–18; Rhodes and Thompson, 1975; Stevenson, 1990)[70].

Все швейцарские институции, которые используются для регулирования общей собственности на альпийские луга, имеют одно явное сходство — присваиватели сами принимают важные решения по поводу использования ОР.

Пользователи/собственники являются главным источником решений. Они принимают решения по всем важным вопросам и в значительной мере являются самостоятельными. Они могут создавать законы и пересматривать их, могут устанавливать ограничения на использование пастбищ и изменять их, могут адаптировать свои организационные структуры… Можно также сказать, что организации пользователей «вложены» в набор больших организаций (деревня, кантон, федерация), в которых они воспринимаются как легитимные.

(Picht, 1987, p. 28)

Итак, жители Тёрбеля и других швейцарских деревень, которые обладают общинными землями, тратят время на самоуправление. Многие нормы, которые они используют, делают мониторинг и другие транзакции относительно дешевыми для них и уменьшают вероятность возникновения конфликтов. Процедуры, применяемые в отношении вырубки деревьев — ценного ресурса, который может быть получен от коммунального леса, — прекрасно это иллюстрируют. Первый шаг состоит в том, что сельский лесник маркирует деревья, готовые к вырубке. Второй шаг — домашние хозяйства, которые имеют право на получение древесины, должны в равной степени распределить работу по рубке деревьев, транспортировке бревен и укладке их в примерно одинаковые поленницы. Для распределения этих поленниц между домохозяйствами проводится лотерея. Вырубка деревьев в любое другое время года не разрешается. Эта процедура хорошо сочетает тщательную оценку состояния лесов с методами распределения работы и конечного продукта, которые легко контролировать и которые все участники считают справедливыми. Объединение рабочих дней или дней распределения (когда распределяется летний сыр и делается оценка для покрытия расходов на деятельность летом) с праздниками — еще один способ сокращения некоторых расходов, связанных с коммунальным менеджментом.

В последнее время стоимость труда значительно возросла, что обусловило внешние изменения во многих швейцарских деревнях. Институции общей собственности также изменяются, отражая изменения внешних факторов. Деревни, которые полагаются на единогласное решение для изменения норм для институций их общей собственности, не подстраиваются так быстро, как те, которые полагаются на неконсенсусные правила изменения их процедур.

Деревни Хирано, Нагаике и Яманока в Японии

В Японии обширные общинные земли существовали и регулировались местными сельскими институциями на протяжении веков. В своем важном исследовании традиционных общинных земель в Японии Маргарет А. МакКин (Margaret A. McKean, 1986) так оценивает земли: около 12 млн га лесов и горных некультивируемых лугов, которые поддерживались и управлялись тысячами сельских поселений в период Токугава (1600–1867), и около 3 млн га — земли, которыми так же управляют и сегодня. Хотя во многих селах последнее время общинные земли продаются, сдаются в аренду или распределяются, МакКин (McKean, 1986, p. 534) указывает, что она «…еще не обнаружила примеров общинных земель, которые пострадали от разрушения окружающей среды за то время, пока они оставались общинными» (McKean, 1982)[71].

МакКин провела как общий обзор развития права собственности в Японии, так и конкретное исследование норм, механизмов контроля и санкций, которые используются в трех японских деревнях — хира-но, Нагаике и Яманока — для регулирования общинной собственности. Природные условия в деревнях, изученных МакКин, удивительно схожи с Тёрбелем. Деревни расположены на крутых горах, где выделяется много различных типов микроклимата. Крестьяне обрабатывают свои собственные земли, выращивая рис и огородные овощи, а также разводят лошадей. С общинных земель в японии получают много видов ценной лесной продукции, включая древесину, солому для кровель и циновок, различные виды кормов для скота и засохшие деревья на удобрения, дрова и уголь. Земли, находящиеся в общинном владении, соответствуют вышеприведенным пяти условиям, которые, как считает Неттинг, способствуют их пребыванию именно в общинной, а не в частной собственности.

Каждое село когда-то управлялось собраниями, которые были уполномочены принимать решения. Эти собрания, как правило, состояли из глав всех домохозяйств. Особенности избирательных прав варьировались от одной деревни к другой. Эти права базировались на праве землепользования, налоговых обязательствах или праве собственности на землю. В некоторых селах почти все домашние хозяйства имели избирательные права и права на использование общинного имущества[72]. В других селах эти права были гораздо уже (McKean, 1986, p. 551; Troost, 1985).

Право собственности на необрабатываемые земли вблизи сел передавалось от императорского двора в села через несколько промежуточных этапов, связанных с земельными распорядителями и местными самураями. Национальным кадастровым обследованием, которое было проведено в конце XVI века во время земельной реформы, было установлено, что «…местным крестьянам, которые обрабатывали земли, принадлежало большинство прав, которые мы сегодня считаем „правом собственности“» (McKean, 1986, p. 537). Ранее владельцы крупных поместий нанимали агентов в разных селах и уполномачива-ли их регулировать доступ к необрабатываемым землям. Когда села утвердили свои права на эти земли, было проведено четкое разделение, какие земли частные, а какие — общинные. Они считали, что общинными землями следует управлять так, чтобы они служили долгосрочным интересам крестьян, чье благосостояние зависело от этих земель.

В традиционных японских селах наименьшей единицей учета была отдельная семья, но kumi, состоявшие из нескольких домохозяйств, тоже часто использовались как единица бухгалтерского учета и распределения юнитов, связанных с общинным имуществом. Каждое село состояло из тщательно зарегистрированного определенного количества домохозяйств. Домохозяйства не могли разделяться на несколько домохозяйств, не имея разрешения села. Права доступа к общинной земле предоставлялись только домохозяйствам, а не отдельным лицам. Итак, домохозяйства с многими членами имели не преимущества, а наоборот — испытывали значительные трудности в доступе к общинному имуществу. Рост численности населения был крайне низким (0,025 % в период 1721–1846), а следовательно, отношения собственности в селах были стабильными (McKean, 1986, p. 552).

В дополнение к размежеванию правового статуса всех земель сельские собрания разрабатывали подробные правила, которые определяли, сколько продукции от общего имущества может присвоить каждое домохозяйство и при каких условиях. Эти правила, так же, как и в Швейцарии, были разработаны специально для конкретных условий, в частности, для экономической роли, которую различные продукты леса играли в местной экономике, а также для сведения к минимуму затрат на проведение мониторинга трудовых вкладов, присвоения ресурсных юнитов и соблюдения норм. Староста деревни обычно отвечал за определение даты, когда можно начинать присвоение определенного продукта. Для растений, которых было достаточно, дата выбиралась просто: с учетом того, чтобы растения созрели и могли размножаться самостоятельно. Количество собранного не ограничивалось. Для дефицитных продуктов применялись различные правила сбора. Приведем в качестве примера правила распределения зимнего корма для скота из закрытого резерва в одном из сел:

…для каждого kumi назначается зона согласно ежегодной ротационной схемы, и каждое домохозяйство посылает одного и только одного взрослого. В назначенный день каждый представитель прибывает в назначенную для его kumi зону для заготовки корма на зиму и ждет сигнала храмового колокола как сигнала к началу работ. Поскольку трава скашивается большими серпами и было бы опасно, чтобы люди, рассредоточенные неравномерно вокруг зоны kumi, размахивали серпами во все стороны, то люди каждой kumi выстраивались вместе на одном конце своей зоны и направлялись к другому концу, двигаясь в ногу, как большая сельскохозяйственная команда. Трава оставалась сохнуть… а затем по два представителя от каждого домохозяйства приходили на общинное поле увязывать траву в ровные снопы. Сено для каждого kumi группировалось вместе, а затем делилось на части по количеству домохозяйств. Каждое домохозяйство впоследствии получало свою долю с помощью лотереи.

(McKean, 1986, p. 556–557)

Крестьяне должны были выполнять коллективные работы для укрепления и поддержания доходности общинного имущества, например, ежегодное сжигание или выборочную рубку древесины или соломы. Каждое домохозяйство брало на себя обязательство выполнять свою долю этих работ:

Существовали правила в письменном виде об обязанности каждого домохозяйства выполнять свою долю коллективного труда для поддержания общинного имущества — проведение ежегодных выжиганий (заключающееся в заблаговременной прорубке 9-футовых просек, внимательном слежении за пламенем, противопожарных мероприятиях, если огонь выходит из просеки), отчет о вырубленном или выборочная рубка древесины или соломы. Велись подсчеты трудового вклада каждого, чтобы убедиться, что ни одно домохозяйство не уклонялось незаметно от своих обязанностей. Только болезнь, семейная трагедия или отсутствие трудоспособных взрослых, чья работа могла быть задействована для выполнения обычных хозяйственных обязанностей, признавались уважительными причинами для неучастия в коллективном труде… Но если уважительной причины не было, применялось предусмотренное правилами наказание.

(McKean, 1986, p. 559)

Каждое село также разработало свои собственные системы мониторинга и санкций. Учитывая, что горные территории обычно были закрыты, за исключением определенных периодов, каждый, кто был пойман на общинных территориях в другое время, очевидно, был нарушителем. Большинство сел нанимали «детективов», которые в поисках нарушителей ежедневно патрулировали общинные территории верхом на лошадях группами по двое. В некоторых селах эта работа считалась «…одной из самых престижных и ответственных для молодого человека» (McKean, 1986, p. 561). В других селах все полноправные мужчины занимались этой работой на постоянной основе в порядке ротации, в одном из сел, в котором не нанимали официальных детективов, полагались на «гражданский арест», и любой был уполномочен сообщать о нарушениях.

Письменные кодексы для каждого села определяли прогрессивную шкалу санкций за различные нарушения норм для защиты общинного достояния, в зависимости от предыдущего поведения нарушителя, Со случаем нарушения разбирался сам детектив — спокойно и просто, «Считалось вполне приемлемым для детектива требовать с нарушителей деньги и саке и использовать их по собственному усмотрению» (McKean, 1986, p. 561). В дополнение к штрафам, которые выплачивались детективам, нарушители лишались своей контрабандной добычи, оборудования и лошадей, Село оставляло себе незаконно собранный урожай, Правонарушителю приходилось платить штраф деревне, чтобы вернуть свое оборудование и коней, Штрафы варьировались от очень низких до очень высоких, в зависимости от серьезности преступления и готовности виновника адекватно и быстро загладить вину, Наиболее серьезные санкции, которые предусматривались и иногда применялись, включали полный остракизм или даже изгнание из деревни.

Хотя уровень соблюдаемости правил был достаточно высок, нарушения, безусловно, случались, МакКин сообщает о несколько типах нарушений, Одной из причин было нетерпение в ожидании дня открытия гор, Непосредственно перед официальным открытием общинных территорий для заготовки определенного растения детективы ожидали — и обнаруживали — более высокий уровень нарушений и могли хорошо запастись саке, второй причиной нарушения правил было искреннее несогласие по поводу принятия управленческих решений старостой села, Мак-Кин иллюстрирует этот тип нарушения так:

Один бывший детектив Хирано, теперь уважаемый староста, рассказал, как он однажды патрулировал закрытые общинные территории и наткнулся не на одного или двух — на 30 злоумышленников, среди которых были главы ведущих семей. Еще не наступил день открытия гор, но все они вторглись на общинные земли, чтобы вырезать определенный тип шестов, из которых делаются подпорки для овощей на личных приусадебных участках. Если бы они не смогли нарезать эти шесты достаточно быстро, то все их растения погибли бы, и они считали, что староста села ошибся в определении дня открытия, поэтому назначил его позже, чем требовалось для этих культур.

(McKean, 1986, p. 565)

В этом случае штраф был наложен, но был уплачен в виде пожертвования на нужды сельской школы, а не в виде саке, как обычно. По заключению МакКин, долгосрочный успех этих локально созданных систем правовых норм свидетельствует о том, что «… не является необходимым привносить извне нормы для регулирования общинного достояния» (McKean, 1986, p. 571).

Ирригационные институции huerta

29 мая 1435 года, примерно за 50 лет до того, как жители Тёрбеля подписали свой официальный устав, 84 водопользователя, которые получали воду из каналов Беначер (Benacher) и Файтанар (Faitanar) в Валенсии, собрались в монастыре Св. Франциска, чтобы разработать и утвердить формальные нормы. Эти нормы определяли, кто имеет право брать воду из каналов, как вода будет распределяться в хорошие годы, а как — в плохие, как будут распределяться расходы на техническое обслуживание, каких должностных лиц будут избирать и каким образом, какие штрафы будут взиматься с любого, кто будет нарушать эти нормы. Сами каналы, как и многие другие каналы в регионе, были построены еще раньше. Немало норм, касающихся распределения воды для орошения, уже хорошо зарекомендовали себя в обычной практике. Валенсия была отвоевана у мусульман в 1238 году — за два века до заседания ирригаторов Беначера и Файтанара. Некоторые из норм, которые использовались в средневековье и используются и в современной практике, были разработаны еще до реконкисты[73]. Итак, по крайней мере 550 лет (вероятно, даже почти 1000 лет) фермеры встречались с другими фермерами, совместно с которыми пользовались каналами, разрабатывали и пересматривали используемые нормы, избирали должностных лиц, определяли штрафы и взносы.



Рис. 3.1. Размещение испанских huertas.


Учитывая ограниченное количество осадков в этом полупустынном регионе и существенные вариации количества осадков из года в год, высокоразвитое сельское хозяйство без ирригации здесь было бы невозможным. Воды в этом регионе никогда не было достаточно, даже после того, как построили основные каналы. Учитывая высокие ставки, конфликты из-за воды всегда были нормой повседневной жизни, возникая время от времени между ирригаторами, между ирригаторами и их должностными лицами, а также между группами водопользователей, проживающих ниже по течению, и их соседями выше по течению. Несмотря на столь высокий конфликтный потенциал и его реализацию время от времени на практике, институции, разработанные много веков назад для урегулирования использования воды из этих каналов, оказались достаточными для разрешения конфликтов, предполагаемого распределения воды и обеспечения стабильности в регионе, который обычно не ассоциируется с высоким уровнем стабильности. Маасе и Андерсон (Maass and Anderson, 1986) приложили много усилий для изучения институций, используемых в huertas Валенсии, Мурсии, Ориуэлы и Аликанте (Valencia, Murcia, Orihuela, Alicante). Глик (Glick, 1970) дает нам авторитетный источник для изучения huerta Валенсии в средние века.

Валенсия

Недалеко от города Валенсии воды реки Турин разделены на восемь основных каналов, обслуживающих huerta площадью 16 тысяч га. Фермы в Валенсии всегда были малы, но они начали сильно дробиться на протяжении прошлого века. Площадь более 80 % ферм — менее 1 га, а площадь лишь нескольких превышает 5 га (Maass and Anderson, 1986, р. 11). Большинство зим безморозны, а летом — жарко и солнечно. Фермеры могут собрать два или три урожая в год и преимущественно сосредоточиваются на картофеле, репчатом луке и широком разнообразии овощных культур. Каждый фермер свободен в выборе сельскохозяйственной культуры.

Учитывая низкий уровень осадков именно в Валенсии, экстенсивное сельское хозяйство в этом регионе было бы невозможным без эффективного использования реки Турин. Перепады в количестве воды в этой реке исторически были достаточно высокими. После годов с низким количеством воды наступали годы больших наводнений.

К концу прошлого века для обслуживания huerta Валенсии на Турии не было построено ни одной плотины. Так было до 1951 года, когда достроили дамбу «Генералисимо» («Generalisimo») емкостью 228 миллионов кубических метров, что позволило регулировать экстремальные колебания количества воды в реке. В регионе в дополнение к воде, которую обеспечивала река, были разработаны некоторые грунтовые воды, но это никогда не было основным фактором поставки воды для орошения.

В Валенсии право на воду наследуется вместе с землей. Земли, которые орошались еще перед реконкистой, определяются как оросительные (regadiu), а остальные земли в этих huertas — как сухие (seca)[74]. Некоторые земли имеют право на воду только в периоды изобилия (extremales). Основной принцип распределения воды в Валенсии — каждый земельный участок regadiu имеет право на количество воды из канала, пропорциональное его размерам.

В Валенсии ирригаторы из семи основных каналов организованы в автономные оросительные общины, чей синдик[75], или глава исполнительной власти, два раза в неделю участвует в трибуналах. Трибунал де лас Агуас представляет собой «водный суд», который в течение веков встречается утром в четверг возле Апостольских дверей Кафедрального собора Валенсии. Многие исламские черты в его традиции заставляют ученых утверждать, что суд эволюционировал в период исламского правления[76]. Его заседания проходят без адвокатов, но с большим количеством зрителей. Председательствующий опрашивает тех, кто участвует в споре, и тех, кто может предоставить дополнительную информацию, а также членов суда, за исключением синдика того канала, о котором идет речь, и суд незамедлительно принимает решение относительно фактических обстоятельств дела, опираясь на нормы конкретного канала. Штрафы и убытки также оцениваются в соответствии с нормами конкретного канала. Протокол не ведется, но окончательные решения суда регистрируются. После судебного заседания синдики могут созвать также и второй трибунал, который выступает как координационный комитет, охватывающий все семь каналов, чтобы определить, когда начинать операционные процедуры, связанные с сезонным низким уровнем воды, или для обсуждения других межканальных проблем.

Фермеры (hereters), которые владеют землями с правом на получение воды из каждого из 7 каналов, собираются каждые два или три года и выбирают синдика и других должностных лиц своего канала. Кроме работы в обоих трибуналах, синдик также является исполнительным распорядителем отдельного ирригационного узла. В его обязанности входит выполнение основных норм своего подразделения. Он имеет право осуществлять авторитарное физическое распределение воды в порядке ежедневного администрирования, взимать штрафы, а также определять порядок и сроки поставки воды в периоды острой нехватки (в зависимости от еженедельных решений Трибунала де лас Агуас). Синдику должна принадлежать земля, которая обслуживается из канала. Синдик обычно имеет небольшой штат «канальных райдеров» и охранников, которых он назначает, чтобы они помогали ему выполнять свои обязанности[77].

В средние века hereters также выбирали двух или более инспекторов (veedors), которые были представителями сообщества ирригаторов и консультировали синдика по вопросам ежедневной эксплуатации канала, оказывали физическую помощь, если возникали конфликты между фермерами или между синдиком и фермерами. В нынешние времена hereters выбирают исполнительный комитет (junta de gobierno) для проведения консультаций с синдиком в период между двух-трехлетним собранием. Исполнительный комитет состоит из делегатов от всех основных территорий обслуживания канала. Решение о том, когда закрывать каналы для ежегодного технического обслуживания и как будут организованы ремонтные работы, также принимают члены этого комитета.

Основные правила распределения воды зависят от решений, принятых должностными лицами сообщества ирригаторов с учетом трех природных факторов: достаточности, сезонного низкого уровня воды и чрезвычайной засухи. В годы изобилия (что случается редко) фермерам разрешается брать столько воды, сколько им нужно, если в канале, который обслуживает их землю, есть вода.

Чаще каналы работают при сезонном низком уровне воды. Тогда вода распределяется среди конкретных фермеров через комплексную гидравлическую систему, которая действует на основе правил.

Каждый распределительный канал занимает позицию в ротационной схеме относительно других распределительных каналов[78]. Каждая ферма на распределительном канале получает воду в порядке ротации, начиная с «головы» канала и заканчивая «хвостом»:

В те дни, когда вода входит в ответвления канала… те фермеры, которые хотят ее принять, могут сделать это в порядке очереди (por tumo), как правило, от «головы» до «хвоста» канала. Когда фермер открывает свои ворота, он берет себе столько воды, сколько ему нужно, без каких-либо ограничений во времени; он определяет свои собственные потребности, главным образом, с точки зрения потребностей в воде тех растений, которые он выбрал для посадки. Единственным ограничением является то, что он не имеет права зря тратить воду. Если фермер не открывает свои ворота, когда туда поступает вода, то он пропускает свою очередь и должен ожидать возвращения воды на его ферму до следующей ротации. Когда ответвления участвуют в ротации, но не все пользователи, которые хотят взять воду в определенный период времени, могут ее получить до того, как ротационная очередь перейдет к другому ответвлению, то распределение начинается с того места, где было раньше прекращено.

(Maass and Anderson, 1986, p. 28)

Основными элементами системы turno являются:

1) порядок, в котором ирригаторы получают воду, фиксированный;

2) каждый фермер может решать сам, сколько воды взять, при условии, что он не тратит воду зря.

Следовательно, ни один ирригатор не может точно сказать, когда наступит его очередь, потому что это зависит от объема воды в канале и количества, которое необходимо тем, кто берет воду перед ним. Вместе с тем каждый ирригатор знает, что он может взять столько воды, сколько нужно, — когда до него дойдет очередь.

В периоды чрезвычайной засухи эти процедуры модифицируются так, что фермы, растения на которых имеют большую потребность в воде, получают приоритет перед теми, которые меньше нуждаются в воде. В начале периода засухи от фермеров ожидается, что они будут брать воду только в случае реальной необходимости, чтобы сократить очередь для тех, чьи потребности в драгоценной воде более срочные.

В течение периода засухи синдик и его представители берут на себя все больше и больше ответственности за определение тех фермеров, которые будут получать воду, учитывая состояние растений и потребности других, в последние годы в связи с повышением регуляторной способности дамбы «Генералисимо» процедуры, применяемые в периоды сильной засухи, требуются все реже, Но даже и при таких условиях используется установленная процедура для смены режимов водораспределения, когда изменяются природные условия.

Уровень мониторинга, который применяется в huertas, очень высокий, в таких природных условиях недостатка воды и рисков возникает много соблазнов взять воду вне очереди или получить ее незаконно как-то по-другому. Когда наступает очередь фермера брать воду, он заинтересован в том, чтобы находиться неподалеку, на своих полях вблизи канала, дабы открыть ворота, когда прибудет вода; если он не будет начеку, то пропустит свою очередь, и ему придется ждать следующего раза. Ожидая, фермер может наблюдать, что происходит впереди него, а также как работают «канальные райдеры», работу которых он оплачивает. «Канальные райдеры» регулярно патрулируют каналы. Контролирует их синдик. Если распределение водных ресурсов не будет осуществляться справедливо и в соответствии с правилами фермеров, они могут потерять уважение и работу. Претензии к действиям синдика, «канального райдера» или другого ирригатора можно выражать еженедельно на Трибунале де лас Агуас, в присутствии многих других фермеров, которые с интересом наблюдают за конфронтацией. Отношения по взаимному мониторингу в валенсии показаны на рисунке 3.2. Учитывая, что все наблюдают друг за другом, существует значительный потенциал для насилия среди ирригаторов, а также между ирригаторами и их агентами. В средние века нормы, связанные с честью, вероятно, усиливали конфликтный потенциал, и hereters «были готовы драться ежесекундно, если они считали, что их правам на воду хоть что-то угрожало» (Glick, 1970, p. 70). Но реальное насилие никогда не достигало уровня потенциального.



Рис. 3.2. Формы мониторинга и отчетности между ключевыми участниками huerta Валенсии.


Сохранились книги регистрации штрафов за 1443 и 1486 годы почти аналогично устроенного huerta Кастельйон. Некоторые их детали воспроизвел Глик. Они дают представление о видах выявленных правонарушении, высоком уровне осуществляемого мониторинга, а также о низком уровне фактических штрафов в прошлом[79], в 1443 году был начислен 441 штраф, а в 1486 году — 499 штрафов (Glick, 1970, p. 54). Сходство видов правонарушении и количества штрафов, хотя разница во времени более 40 лет, свидетельствует о стабильности системы. Стражники штрафовали более одного раза в день[80]. Примерно две трети наказании были инициированы стражниками, а остальные — фермерами. 42 % выявленных нарушении явно мотивировались желанием фермеров незаконно получить воду (взятие запрещенной воды, кража воды, незаконное установление или устранение препятствий для воды, взятие воды с помощью силы, ирригация без правовых оснований). Остальные нарушения связаны с действиями, которые причиняли вред другим лицам (затопление дороги или поля под паром, расточительство воды) и также были запрещены общиной. Фермеры несли публичную ответственность за допущенные ими ошибки, нанесшие вред другим лицам. Две трети из оштрафованных в течение года допустили «одноразовые» нарушения и не упоминаются снова в «штрафной» книге. Среди «рецидивистов» 41 % были оштрафованы за 2 нарушения, 25 % — за 3, 15 % — за 4, 8 % — за 5, 12 % — более чем за 5 (Glick, 1 970, p. 59).

Данных, чтобы оценить степень соблюдаемости правил в Кастельйоне, достаточно. В XV в. там существовало около 1000 ферм (T. Ф. Глик, личное общение). Если ротация системы занимает около двух недель, то каждый из 1000 ирригаторов имел возможность в течение года 25 раз взять воду незаконно (подсчеты приблизительные). Итак, из примерно 25 000 возможностей лишь в 200 зарегистрированы случаи незаконного взятия воды. Это дает запечатленный в документах уровень нарушения — 0,008. Очевидно, стражники обнаруживали не все нарушения. Количество нарушений могло быть в два, три или даже четыре раза больше обнаруженных показателей, но это все равно очень хороший показатель соблюдаемости правил[81].

Хотя уровень соблюдаемости правил был высоким, все же примерно одной трети hereters приходилось хотя бы раз встречаться со стражником в течение года[82]. Следовательно, информация об интенсивном мониторинге регулярно передавалась ирригаторам. У нас нет подробной современной картины по соблюдаемости правил, но количество задействованных «канальных райдеров» и необходимость проведения еженедельных заседаний суда намекает на то, что высокий уровень принуждения должен ослабить вечный соблазн воровать воду, а также на потенциал для межфермерских конфликтов и насилия. Стабильность этой системы была достигнута, несмотря на личные искушения обманывать и агрессивно себя вести.

«Штрафные» книги также показывают, что, хотя синдик получал две трети штрафа (еще треть забирал обвинитель) и утвержденные размеры штрафов были высокими, фактически начисленные штрафы «были очень низкими (в большинстве случаев — какие-то копейки), а также варьировались в зависимости от тяжести преступления, от общих экономических условий и, вероятно, от платежеспособности нарушителя» (Glick, 1970, p. 56). Глик считает, что это придавало некую гибкость относительно жестким системам ротации. Время от времени затраты фермера в случае ожидания своей очереди на получение воды были чрезвычайно высокими, в отличие от расходов в случае кражи воды, доступной в канале. Поскольку фактически начисленные штрафы держались на относительно низком уровне, стражники не враждовали с фермерами, которые в целом придерживались правил. Фермер мог пострадать от унижения, если обман был обнаружен, но не от чрезмерных штрафов. Наложение строгого наказания на того, кто обычно соблюдает правила, но однократно нарушил их от безысходности, может порождать значительные противоречия и обиды (Oliver, 1980).

Лишь изредка фермеры цеплялись друг к другу. Глик отмечает одного «особо капризного человека», который в течение 1486 года 5 раз обвинял других в краже, а сам был обвинен 13 раз, 10 из 18 случаев были конфликтами между членами двух семей. Но такие случаи крайне редки в архивных данных; за отсутствие хронических конфликтов между фермерами, по мнению Глика, следует благодарить «…как эффективность системы распределения, так и бдительность стражников» (Glick, 1970, p. 64)[83].

Мурсия и Ориуэла

Река Сегура течет с запада на восток в Средиземное море сначала через huerta Мурсии, а затем — через huerta Ориуэлы. Из 13 300 хозяйств в зоне обслуживания huerta Мурсии 83 % — размером менее 1 га. Из 4888 хозяйств huerta Ориуэлы — 64 % менее 1 га, а 86 % — менее 5 га. Как и в Валенсии, права на воду в Мурсии и Ориуэле привязаны к земле. Земли regadiu и seca были определены давно и оставались таковыми на протяжении веков. Количество осадков в huertas Мурсии и Ориуэлы в среднем значительно меньше, чем в Валенсии, и более изменчиво. Физические особенности местности в Мурсии и Ориуэле более разнообразны, чем в Валенсии, поэтому местные процедуры уделяют гораздо больше внимания проблемам полива высокогорных и низинных земель из этого канала.

Каждому фермеру предоставляется tanda, то есть определенный период времени, в течение которого он может брать воду. Соответственно, каждый фермер точно знает, когда и как долго он будет получать воду, но он не знает точно, сколько воды будет доступно ему за это время. Процедура tanda имеет ряд преимуществ по сравнению с процедурой turno, которая используется в Валенсии. Каждый фермер может планировать свою деятельность с большей определенностью касательно того, когда он будет брать воду. Каждый фермер более мотивирован экономить воду на своей земле, потому что он должен принимать решение о том, как с учетом временных ограничений распределить воду по полям. В то же время процедура tanda довольно жесткая, особенно для хозяйств, которые продаются и покупаются, разделяются или объединяются.

При недостаточном количестве воды должностные лица общины ирригаторов консультируются с городскими чиновниками и отвечают за продление действия регулярной процедуры tanda. Если уровень воды очень низкий, должностные лица каждой общины составляют новое расписание для каждой ротации — примерно раз в две недели — с указанием того, какие поля будут иметь приоритет, а также графики и специальные правила, которых надлежит придерживаться при следующей ротации.

В Мурсии примерно 30 общин ирригаторов, в Ориуэле — 10, и еще несколько, которые берут воду из каналов чуть ниже Ориуэлы. В обеих huertas общины нанимают охранников, которые зачастую являются выходцами из тех участков канала, где они работают. Их кандидатуры выдвигают сами фермеры.

Охранники патрулируют канал и сообщают о любых нарушениях правил, которые они увидели, выступают свидетелями, если один фермер обвиняет другого в нарушении, или сами обвиняют фермеров, а также оказывают помощь в распределении водных ресурсов, часто открывают и закрывают основной канал и проверяют состояние ворот основных ответвлений.

(Maass and Anderson, 1986, p. 80)

Ирригационные общины в рамках обоих huertas создали совместные организации huerta. Синдики общин каналов Мурсии проводят ежегодное общее собрание и избирают членов исполнительного комитета, а также утверждают годовой бюджет и налоги. Синдики каналов Ориуэлы встречаются на общем собрании организаций своих huerta раз в три года для избрания «водного» судьи, его заместителя и адвоката. «Водный» судья председательствует на всех собраниях в Ориуэле. Этот орган осуществляет деятельность, аналогичную той, которая осуществляется в Мурсии. Сам город Ориуэла практически не участвует в ирригационных мероприятиях.

Оба huertas создали водные суды, в которых фермеры могут выдвигать обвинения друг против друга или чиновники — обвинять фермеров в совершении нарушений. Водный суд Мурсии, с удачным названием «Совет хороших парней» (Consejo de Hombres Buenos), состоит из 5 синдиков каналов и двух инспекторов. Поскольку в Мурсии 30 организованных общин, имена всех синдиков и инспекторов для всех систем в начале каждого года размещаются в двух чашах, и ежемесячно жеребьевкой избирается новый суд, чтобы каждый канал был представлен по справедливости. Суд Мурсии собирается каждый четверг утром в мэрии и возглавляется мэром Мурсии (или его заместителем), который голосует только в случае равного распределения голосов. В Мурсии не только тот же день заседаний, что и в Валенсии, но и аналогичные общие процедуры: «устные, открытые, простые и дешевые» (Maass and Anderson, 1986, p. 82).

В Ориуэле водный суд имеет только одного судью, а процедуры существенно отличаются от тех, которые практикуются в Мурсии и Валенсии. Тот, кто хочет выдвинуть обвинения против других, заявляет об этом сотруднику суда. Обвиняемого вызывают предстать перед судьей в течение нескольких дней. Если обвиняемый признает вину, приговор выносится немедленно. В противном случае судья пытается заключить сделку, приемлемую для заинтересованных лиц.

Аликанте

В отличие от речек Сегура и Турия, которые несут большое количество воды (в том числе и с горных хребтов, где осадки зимой сохраняются в виде снега и высвобождаются позже), река Моннегре, обслуживающая Аликанте, берет начало на берегу моря и орошает только небольшую территорию. Еще больший дефицит воды в этой huerta (даже по сравнению с Валенсией и Мурсией — Ориуэлой, которые и сами не могут похвастаться избытком воды) наложил свой отпечаток на стратегии, принятые ирригаторами в Аликанте. Основные права на водные ресурсы здесь ближе к Мурсии, чем к Валенсии. Все права на воду действуют определенный период времени. Первоначально это временное распределение было привязано к правам собственности на землю. Вскоре после того, как Аликанте был освобожден от мусульман, права на воду, которые действуют определенный период времени, отделили от прав собственности на землю, и рынок этих прав существовал отдельно от рынка земли. В 1594 году фермеры Аликанте выступили с инициативой построить дамбу Тиби, что привело к более активному, чем в Валенсии и Мурсии — Ориуэле, участию национальных и региональных органов власти в управлении ирригацией. Местные ирригаторы нашли также другие источники воды, что обусловило существенное количество контрактов с крупными частными водоснабжающими компаниями.

3700 гектаров земли этой huerta распределены между 2400 хозяйствами, 63 % из которых менее 1 га, а 93 % — менее 5 га (Maass and Anderson, 1986, p. 101). Фермеры Аликанте используют смешанную стратегию выращивания зерна и овощей в междурядьях фруктовых и ореховых деревьев. До строительства дамбы Тиби многие владельцы земли продали свои права на воду другим владельцам или регулярно сдавали их в аренду. Поэтому до строительства дамбы существовало определенное количество прав на воду, и эти права были в гражданском обороте независимо от операций с земельными ресурсами. Благодаря дамбе Тиби полезной воды для орошения воды стало вдвое больше, чем было до ее постройки. Права на «новую воду», созданную дамбой Тиби, были переданы владельцам тех земель в huerta, на чьи взносы строилась дамба[84]. Права на вторую половину водоснабжения — «старую воду» — получили те, кто уже имел права до строительства дамбы. Были приняты дополнения к правилам, согласно которым права на «новую воду» могли быть проданы или сданы в аренду только тем, кто владел землей с правом получения «новой воды». Следовательно, права на водные ресурсы не могли быть проданы лицам, чьи земли лежали за пределами этой huerta. Хотя права на «новую воду» были сначала привязаны к земле, вскоре они стали иногда сдаваться «в аренду» крестьянами, которые не нуждались во всей причитающейся им воде в определенный период времени.

До полной ротации воды по каналам общины ирригаторов синдикат публикует информацию о сроках проведения следующей ротации и сроках, в которые будет объявлено о «водных сертификатах». Владельцы новых и старых прав на воду получают сертификаты, эквивалентные их зарегистрированным правам на воду, номиналом от одного часа до 20 секунд.

Все сертификаты на воду Тиби свободно конвертируемы. Фермеры, которые имеют права на «новую воду», а следовательно, земли в huerta, редко обладают сертификатами на достаточное для орошения сельскохозяйственных культур количество воды. Они могут купить сертификат тремя способами: на неофициальном рынке среди владельцев прав, который проходит в воскресенье утром; на официальном аукционе; в базарный день, когда фермеры собираются для торговли.

На официальном аукционе община ирригаторов продает около 90 принадлежащих ей часов воды — это права на воду, которые были выделены ирригаторами в 1926 году с целью обеспечения регулярного дохода для деятельности синдиков[85]. Синдики также продают любые излишки сертификатов, которые не были востребованы надлежащими правообладателями в течение предварительно определенного периода времени. Минимальное количество воды, которая предлагается на официальном аукционе, — это полный час, но сертификат полностью делим. Общество ирригаторов предоставляет полную информацию для того, чтобы фермеры могли сделать осознанный выбор.

«Канальные райдеры» присутствуют… и могут сообщить фермерам, когда вода достигнет их земельного участка. Организация размещает на доске объявлений перед таверной текущий отчет о количестве воды в водохранилище; полный учет всей воды, которая была распределена во время предыдущей ротации, в том числе — имена ирригаторов и количество воды, полученной каждым, а также полный учет всей воды, проданной на аукционе в предыдущую ротацию, в частности — имена всех победителей аукциона, количество часов, купленных каждым из них, и цену покупки.

(Maass and Anderson, 1986, p. 116)

Фермер, который хочет орошать свою землю в течение определенной ротации, сообщает «канальному райдеру», который открывает и закрывает соответствующие контрольные ворота, сколько своего «водного времени» он желает использовать. «Канальный райдер», в свою очередь, сообщает фермеру, когда примерно будет доступна вода. Фермер должен заплатить «канальному райдеру» во время подачи воды, но на практике разрешается трехдневная отсрочка после завершения ротации. К этому времени должны быть сданы все отчеты «канальных райдеров» о подаче воды и эквивалентных сертификатов. Следовательно, фермеры покупают сертификаты не только на будущие поставки воды; эти сертификаты также охватывают всю воду, которую они использовали во время текущей ротации. Под конец ротации цены на воду повышаются[86]. Также цена варьируется в зависимости от количества доступной воды. В годы обильных осадков фермерам нужно меньше воды для орошения, и цена на воду Тиби падает. Во время сильной засухи, когда может вообще не быть воды для продажи, аукционы не проводятся, пока вода снова не станет доступной. В периоды сезонного низкого уровня воды стоимость может быть очень высокой и стать источником серьезных конфликтов между владельцами старых и новых прав на воду. Фермеры Аликанте также могут приобрести воду из нескольких других источников[87].

Организация общины ирригаторов в Аликанте существенно отличается от общин в huertas, которые обсуждались ранее. Во-первых, для всей huerta есть только одна община ирригаторов. Во-вторых, чтобы иметь право голоса на общем собрании общины, фермер должен обладать 1,8 га земли; чтобы голосовать на выборах исполнительного органа — 1,2 га земли, чтобы работать в исполнительном органе — 3,6 га земли (Maass and Anderson, 1986, p. 117). Поскольку фермер должен иметь минимум земли для участия в голосовании, голоса фермеров, у которых больше земли, не влияют на отображение различий в размерах землевладения. Исполнительный орган состоит из 12 представителей (sindicos), работающих четыре года каждый (каждый второй год происходит ротация половины состава). Одного из членов этого органа выбирают его руководителем.

Общее собрание собирается ежегодно для утверждения бюджета и налогов и решают вопросы, вынесенные на рассмотрение исполнительным органом. Для решения проблем между ежегодными собраниями могут быть созваны специальные заседания. И исполнительный орган, и общее собрание в Аликанте чрезвычайно активны в своих попытках найти новые источники воды и разработать лучшие типовые контракты с частными фирмами, которые используют общественные каналы для продажи воды в huerta. Регулярные расходы общины оценивают владельцы всех прав на воду. На год определяют три ротации, в течение которых должны быть собраны регулярные взносы, и правообладатель обязан уплатить их тогда, когда делает запрос на сертификат. Чрезвычайные расходы, которые иногда бывают довольно высокими, оцениваются в том же порядке, кроме расходов, возникающих вследствие особых обстоятельств во время ротации в течение года.

Исполнительный орган нанимает ответственного секретаря, а также всех тех, кто работает в контролирующих структурах, и доставляет воду непосредственно фермерам. «Канальные райдеры» открывают и закрывают все сельскохозяйственные ворота в Аликанте. Фермеры в Валенсии и Мурсии — Ориуэле делают это сами. «Канальные райдеры» Аликанте, однако, проявляют меньше самостоятельности в определении, кто получает воду и когда. На одного из служащих возлагаются обязанности учета воды, вытекающей из регулирующих бассейнов, пока она не достигнет «канального райдера» — с того момента он отвечает за всю воду в своей зоне.

В Аликанте национальные органы власти больше контролируют вопросы орошения, чем в других huertas. На большую структуру, например дамбу Тиби, может быть наложен арест, она может быть использована как источник налоговых платежей. Хотя Фелипе II не пытался осуществлять контроль над Тиби, когда ее построили, но в 1739 году дамба стала королевской собственностью на целое столетие. Когда в 1840 году контроль над дамбой и ответственность за распределение ее воды вернули Аликанте, фермеры не могли вернуть себе право на выбор синдиков еще следующие 25 лет. Гражданская война в Испании также прервала контроль, осуществляемый фермерами через ирригационных синдиков. Так было до 1950 года, когда фермеры опять начали избирать своих должностных лиц.

Следует отметить, что такая свобода для разработки и изменения своих институций, которой успешно пользуются ирригаторы восточной Испании, не была типичной для кастильской части Испании, чьи значительно более централизованные учреждения оказали основное влияние на эволюцию испанских национальных институций[88]. К концу XIII века кортесы (cortes) Королевства Арагон (примерно охватывало территорию Валенсии, Арагона и Каталонии) «уже обеспечили полномочия по принятию законов и даже ограничили законотворческую власть короля при определенных условиях» (Veliz, 1980, p. 34). Кортесы в Кастилии в тот исторический период созывались редко. К тому времени централизованная монархия на основе кастильской модели доминировала в Испании и Латинской Америке и автономность huertas уже хорошо укоренилась. Неизменная готовность ирригаторов в этих регионах отстаивать свои права свидетельствует о том, что они имели большую автономию, чем в других частях Испании. Можно предположить, что ход истории Латинской Америки, возможно, был бы существенно иным, если бы испанская монархия была установлена Фердинандом и Изабеллой по образцу Арагона, а не Кастилии[89].

Маас и Андерсон провели интересную оценку сравнительной эффективности испанских huertas и нескольких действующих систем западной части Соединенных Штатов. Если исключить стоимость воды и административные расходы, связанные с управлением и менеджментом каналов, они считают, что система, которая сложилась в Аликанте, позволяет фермерам наиболее эффективно использовать другие факторы влияния. Система, разработанная в Валенсии, является наименее эффективной из систем Испании, а система Мурсии — Ориуэлы находится между ними. Все системы несут выгоды для фермеров, которых они обслуживают, и все они показали удивительную способность к выживанию. В 1887 году историк из Мурсии Диас Кассу (Diaz Cassou) пришел к выводу, что «демократический и представительский характер сельскохозяйственной общины Мурсии продемонстрировал превосходную стабильность — в течение различных национальных политических эпох не возникло никаких серьезных препятствий для продолжения ее функционирования» (Maass and Anderson, 1986, p. 83). Сейчас, более столетия спустя, выводы Кассу столь же актуальны.

Ирригационные общины zanjera на Филиппинах

Древнейшие записи, в которых упоминаются ирригационные общины в области Ilocanos с Ilocos Norte на Филиппинах, оставлены испанским священником и датируются 1630 годом (H. Lewis, 1980, p. 153). Не было никаких серьезных попыток исследовать, существовали ли такие организации еще до испанской колонизации, но вполне правомерно предположить, что современные zanjeras являются смесью традиций, в том числе и испанских. Больше всего поражает сходство между huerta и zanjera в центральной роли, отведенной мелким ирригационным общинам, которые определяют свои собственные правила, избирают своих должностных лиц, охраняют свои системы и поддерживают свои каналы, внутренняя организация каждой zanjera следует из ее собственной истории, и, следовательно, действующие правила существенно отличаются (Keesing, 1962). В 1979 году в Ilocos Norte было 686 коммунальных систем орошения (Siy, 1982, p. 25)[90], Zanjeras были созданы как фермерами-землевладельцами, которые хотели проводить совместные ирригационные работы, так и лицами, которые самоорганизовались, чтобы приобрести землю, Технологии, используемые в системах zanjera, относительно примитивные и трудоемкие. Большое количество действующих систем и количество труда, вложенного в них фермерами — как арендаторами, так и землевладельцами, — свидетельствуют, что технологические знания о том, как строить дамбы и выполнять другие работы, были широко распространены. С этими знаниями предприимчивые фермеры-арендаторы смогли объединяться для построения ирригационных систем на ранее неорошаемых землях в обмен на право обрабатывать определенную часть новых орошаемых земель.

Этот тип контракта, который называется biang ti daga, или «совместное использование земли», позволяет землевладельцу сохранить право собственности. Право пользования, которое имеет место в zanjera, зависит от непрерывной эксплуатации оросительных систем. На момент формирования ассоциации каждому начальному участнику zanjera выделяется одна доля, или atar. То есть общее количество atars четко установлено[91]. Доля дает каждому члену один голос, право обрабатывать соответствующую долю земли, приобретенную zanjera, и определяет обязательства каждого члена относительно трудовых вкладов и материальных затрат. Каждый держатель atar обязан отработать один день в течение каждого рабочего сезона, объявленного zanjera, а также предоставить свою долю материалов, необходимых в период строительства. Следовательно, эта система разработана как способ приобретения долгосрочного права пользования землей и водой для орошения без предварительного накопления средств.

Каждая zanjera устроена по-разному, но все, что созданы на основе контрактов biang ti daga, имеют общие черты. Территория делится на три или более крупных сектора. Каждому фермеру предоставляется участок в каждом из секторов. Все участники оказываются в принципиально симметричной позиции друг относительно друга. Они не только имеют право обрабатывать равное количество земли, но и обрабатывают как участки земли в наиболее выгодном месте в «голове» системы, так и участки в «хвосте». В те годы, когда осадков недостаточно для орошения всех полей, бремя водного дефицита распределяется быстро и справедливо — просто принимается решение не орошать «хвостовую» часть земель.

Некоторые участки отведены для общественных нужд. Несколько участков, расположенных в «хвосте» этой системы, предоставляются должностным лицам ассоциации как оплата за их услуги. Эта система не только обеспечивает определенное вознаграждение за оказанные услуги, но и стимулирует тех, кто занимает руководящие должности, стараться обеспечить получение воды также и в «хвосте» системы. Другие земли сохраняются для обеспечения доходов собственно zanjera. См. работы Коварда (Coward, 1979, 1985) для получения детального описания этой системы.

Члены каждой zanjera выбирают maestro как исполнительного директора, секретаря, казначея и повара. В крупных ассоциациях также выбирают мастеров и бригадиров для осуществления надзора за строительством. У maestro сложная работа: он должен мотивировать отдельных людей вкладывать множество часов физически изнуряющей работы в период чрезвычайного положения (когда структуры водного контроля размываются), а также во время профилактических работ. Учитывая огромные усилия, необходимые во время сезона муссонов или в очень жаркую погоду, это очень серьезная задача. Maestro, конечно, рассчитывает не только на собственную убедительность. Существует много реальных стимулов и санкций, встроенных в эти системы через правила, которые разработали сами члены zanjera.

Чтобы проиллюстрировать задачи, возникающие при управлении этими системами, рассмотрим одну из них (собственно федерацию девяти zanjeras) более подробно на основе работы Роберта Сия (Robert Siy, 1982). Федерация zanjeras Бакарра-Винтар (Bacarra-Vintar) создала и поддерживает 100-метровую дамбу, которая перегораживает реку Бакарра-Винтар на северо-западной части острова Лусон примерно в 500 км к северу от Манилы. Непредсказуемая и разрушительная река Бакарра-Винтар протекает в северо-восточной части провинции. Ежегодно во время сезона дождей она разрушает дамбы из бамбуковых шестов, банановых листьев, песка и камня, построенные федерацией. В течение нескольких лет дамба может быть уничтожена три или четыре раза.

Истории девяти zanjeras как составляющих и самой федерации не очень хорошо сохранились. Известно лишь, что большинство из них были созданы самостоятельно и пытались построить и поддерживать свои собственные дамбы на реке. Река несколько раз за свою историю меняла русло, и вследствие этого в разное время некоторые zanjeras были отрезаны от источника воды. Две zanjeras объединились в XIX веке и совместно построили дамбу и канал. Официальное соглашение было заключено в 1906 году, когда к федерации присоединилась третья zanjera. В течение 1950-х годов постепенно присоединялись другие существующие системы. Последние две zanjeras присоединились во время их образования (Siy, 1982, р. 67–68).



Рис. 3.2. Типовая нарезка полей zanjera (Coward 1979).


В 1978 году, в ответ на принятый в 1976 году Водный кодекс Филиппин, по которому право на пользование водными ресурсами получали только физические или юридические лица, федерация официально зарегистрировалась как частная корпорация. Согласно истории судебного процесса на этой территории (М. Cruz, Comista and Dayan, 1987), члены федерации хотели гарантированных прав водопользования именно дая федерации, а не для отдельных zanjeras. Руководители всех zanjeras федерации входят в совет директоров, который возглавляет maestro одной из zanjera-основателей Сургуи (Surgui), являющийся президентом и председателем совета директоров. В 1980 году доли или части долей как минимум в одной zanjera принадлежали 431 лицу. Многие члены являются участниками более чем одной zanjera. Наименьшей была zanjera, насчитывавшая 20 членов, в наибольшей — 73 (Siy, 1982, р. 85). Каждая zanjera ответственна за собственные финансовые и внутренние дела и не имеет никаких финансовых обязательств перед федерацией.

Совет директоров определяет, когда восстанавливать или ремонтировать дамбы. Восстановление занимает около недели или больше, если погода неблагоприятная, и требует участия нескольких сотен человек. Каждая zanjera несет ответственность за поставку строительных материалов и предоставление рабочих (а также поваров и продовольствия). Проведя день за подготовкой бананово-бамбуковых матов, группы рабочих в тяжелых лодках противостоят бурлящей воде и начинают забивать свои шесты, формируя основу дамбы. Потом маты оплетаются вокруг столбов и армируются песком и камнями.

Каждая из 5 zanjeras с наибольшей численностью atars обеспечивает одну группу рабочих. Четыре меньшие ассоциации формируют две рабочих группы. При строительстве с помощью «гибких» стержней дамба делится на семь частей, которые примерно пропорциональны размерам рабочих групп и сложности рельефа. Эта схема работы позволяет каждой группе мониторить ход работы других групп и порождает живую конкуренцию. Работы по поддержке основного канала организуются так же. Работы по распределительным каналам организуются каждой zanjera, члены которой разделяются на мелкие рабочие группы, gunglos, в составе 5 — 10 человек.

Сий вычислил общий объем обязательств (работы, а также участие в совещаниях и праздниках) членов zanjera перед своей ассоциацией и федерацией в 1980 году. Владелец полной доли atar из zanjera Санто-Росарио (Santo Rosario) в течение 1980 года был обязан отработать 86 дней (это наибольшее обязательство), тогда как владелец полной доли в zanjera Нибиниб (Nibinib) — 32 дня (наименьшее обязательство). Средние по федерации обязательства составили 53 дня (Siy, 1982, p. 92). Учитывая, что совладельцами некоторых atars являются несколько фермеров, среднее количество рабочих дней несколько меньше — около 39 дней в году.

С точки зрения современного расписания работы — 5 дней в неделю, это два месяца работы без прямых денежных выплат[92]. Члены ассоциаций поставляют собственным zanjeras или федерации около 16 000 человеко-дней в год[93]. Как отмечал Сий, «…довольно мало сельских организаций в развивающихся странах имеют возможность регулярно мобилизовывать добровольную [sic] рабочую силу в таком количестве» (Siy, 1982, p. 95)[94]. Учитывая тяжелый и порой опасный характер работы, уровень участия в этой обязательной деятельности впечатляет[95]. В среднем люди пропускали не более двух дней из необходимых 39, в результате чего посещаемость составляла около 94 %. Штрафы, начисленные за непосещение, в пяти zanjeras были оплачены полностью, и только в одной из zanjeras существовала серьезная проблема с оплатой штрафов (Siy, 1982, p. 98)[96].

Со временем zanjeras сталкиваются с проблемой повышенного дробления изначальных долей. Основатель с тремя сыновьями, например, может распределить свой участок равномерно между сыновьями, каждый из которых получит одну треть обязательств, которые был вынужден выполнять их отец (но и доступ только к одной трети земли). Различные zanjeras реагируют на фрагментацию несколькими способами. Некоторые назначают ответственным за выполнение обязательств atar одного человека так, что ассоциация не должна контролировать трудовые взносы или прогулы внутри atar. Некоторые из zanjeras требуют предварительного одобрения для продажи или разрешения арендаторам работать на землях zanjera.

Потенциальные участники «просвечиваются», и им дают понять в полной мере их обязательства перед zanjera до того, как заключение договора купли-продажи или аренды будет одобрено. В некоторых случаях новые члены должны подписать соглашение, подтверждающее признание ими внутреннего законодательства zanjera. Эти внутренние законы обычно предусматривают, что членство недостойных лиц может быть прекращено или они вообще могут быть изгнаны из zanjera, а их земли — конфискованы.

(Siy, 1982, p. 101)

Учитывая большое количество безземельного населения в этом районе, до сих пор существует жесткая конкуренция за право доступа к земле.

Правила водораспределения в этих системах не столь ограничивающие по сравнению с правилами трудовых вкладов. В общем, водоснабжения ирригационной системы более чем достаточно для удовлетворения потребностей фермеров с учетом текущего уровня агрокультуры и имеющихся типов почв. Когда воды достаточно (она есть во всей системе), то орошение может осуществлять любой по своему желанию. Когда вода в дефиците, между zanjeras устанавливается система ротации, равно как и внутри zanjeras между различными распределительными каналами. В крайне засушливые периоды ниже расположенным zanjeras разрешено полностью пользоваться водой системы в течение нескольких ночей подряд. После уведомления и достижения согласия нижележащие zanjeras посылают gunglos вверх по течению для проверки и закрытия водных ворот. «Другие члены „стоят на страже“ и обеспечивают неприкосновенность таких временных контрольных устройств. Другие группы занимаются фактической доставкой воды к отдельным участкам» (Siy, 1982, p. 122). Приоритет предоставляется участкам с самыми большими потребностями, после чего устанавливаются регулярные системы ротации.

Некоторые расположенные ниже zanjeras собирают только один урожай в год, а в расположенных выше можно собрать два. Сий предоставляет четкие доказательства того, что можно было бы перераспределить воду между девятью zanjeras, чтобы повысить производительность ниже расположенных zanjeras без потери производительности тех, что расположены в «голове» (Siy, 1982, p. 122–145). Вместе с тем вода распределяется примерно пропорционально трудовым и материальным взносам, а также долям atar. Так, три zanjeras, поставляющие большую часть рабочей силы и материалов (48 %), получают 55 % воды, три zanjeras, поставляющие 30 % рабочей силы и материалов, получают 25 % воды и остальные три, которые поставляют 22 % рабочей силы и материалов, получают 20 % воды[97].

С точки зрения технической эффективности схемы распределения воды в системе не столь хороши, как могли бы быть. Сий, однако, был достаточно внимательным и подметил, что есть еще много затрат, кроме вышеупомянутых, которые нужны для разработки и реализации таких систем:

Расходы могут быть в виде времени и энергии, затрачиваемых на принятие решения как результата договоренностей или в процессе адаптации навязанной извне процедуры… Например, изменения в распределении воды способны повлечь за собой изменения в распределении обязанностей между zanjeras. От zanjera, которая в итоге получит больше воды, может потребоваться пропорционально большая часть рабочей силы и материалов для обслуживания системы, чтобы удовлетворить требования для обмена обязательств на увеличенные выгоды. Впрочем, всегда существует опасность того, что отдельные задействованные zanjera, возможно, не смогут удовлетворить такие требования, и эти новые требования к их ресурсам могут действительно подорвать стабильность и сплоченность всей организации.

(Siy, 1982, p. 146)

Основной критерий, который используют инженеры-ирригаторы для оценки производительности системы орошения, — это техническая эффективность системы, т. е. оптимально ли выделяется вода для повышения урожайности сельскохозяйственных культур. Федерация не отвечает этому критерию, но она вполне удовлетворительно мобилизует людей для строительства и технического обслуживания. Члены федерации распределяют водные ресурсы по законным формулам, разработанным ими самими, а не по формулам, составленным внешними экспертами. Когда внешние эксперты работают без участия водопользователей, они, как мы увидим в главе 5, разрабатывают системы с основной целью — достижение технической эффективности, но часто не достигают ни ожидаемой технической эффективности, ни организованности действий, необходимых для распределения водных ресурсов на регулярной основе или для поддержки самой физической системы.

Поскольку многие участники нижерасположенных zanjeras также являются участниками других zanjeras, то многие из них имеют земли, которые получают адекватное или более чем достаточное количество воды, получая таким образом компенсацию за те земли, которые остаются сухими часть года. В ходе исследования респонденты с нижерасположенных zanjeras чаще, чем с вышерасположенных, сообщают о нехватке воды в течение части года. Но когда их спрашивали об основных ирригационных проблемах, «…никто не сказал о том, как выделяется вода, или о справедливости распределения водных ресурсов» (Siy, 1982, p. 141). Более 65 % водопользователей отметили трудности, связанные с ежегодными убытками на их дамбе.

Сходства между стабильными самоуправляемыми институциями ОР

Несмотря на различия между структурами ОР, описанными в текущем разделе (а существенные различия имеются), они имеют и фундаментальные сходства. Одно из них заключается в том, что все структуры ОР сталкиваются с неопределенными и сложными условиями. На горных территориях нельзя предсказать место и время осадков. В ирригационных системах нерегулярные осадки также являются одним из основных источников неопределенности. Поскольку структура, основанная на физическом труде, имеет тенденцию к снижению уровня неопределенности, она увеличивает уровень сложности в этих системах. Ирригаторы должны иметь практические инженерные и сельскохозяйственные навыки.

В отличие от неопределенности, вызванной такими природными средами, население в этих местах длительное время остается стабильным. Люди имеют общее прошлое и рассчитывают разделить будущее. Для них важно поддерживать свою репутацию как надежных членов сообщества. Эти люди живут бок о бок и обрабатывают сельскохозяйственные земли из года в год. Они надеются, что дети и внуки унаследуют их землю. Иначе говоря, их ставки дисконтирования низкие. Если в один момент времени делаются значительные инвестиции в обеспечение, то владельцы или их семьи, вероятно, будут пожинать плоды.

Большое количество норм, которые четко определяют «правильное» поведение, развивались с учетом всех этих параметров. Благодаря таким нормам люди во многом могут жить в тесной взаимосвязи без чрезмерных конфликтов. Кроме того, репутация человека, который держит слово, честен в отношениях и надежен в делах, — это ценный актив. Разумные, долгосрочные собственные интересы усиливают восприятие норм должного поведения. Ни в одной из этих ситуаций не задействованы участники, которые сильно отличались бы правами собственности на активы, навыками, знаниями, национальностью, расой или другими переменными, которые могут сильно разделить группы лиц (R. Johnson and Libecap, 1982).

Конечно, наиболее заметным сходством является непоколебимая стойкость, которую демонстрируют эти ресурсные системы и институции: ОР четко отвечают критерию устойчивости. Институции отвечают критерию институциональной устойчивости Шепсла (Shepsle, 1989b), который заключается в том, что правила разрабатываются и изменяются с течением времени в зависимости от опций коллективного выбора и выбора установочных, «конституционных» норм. Эти случаи были специально отобраны потому, что они «выжили», тогда как другие потерпели неудачу. Теперь перед нами стоит задача объяснить причины их устойчивости и надежности, учитывая, каким нелегким должно быть достижение такого рекорда в сложных, неопределенных и взаимозависимых условиях, когда люди постоянно сталкиваются с существенными стимулами для оппортунистического поведения.

Конкретные рабочие нормы в этих случаях существенно отличаются друг от друга. Следовательно, они не могут быть основой для объяснения в различных условиях. В японских горных сообществах, например, права и обязанности имеют юниты-семьи, а не отдельные лица. В горах Швейцарии права и обязанности наследуют отдельные лица мужского пола, имеющие частную собственность в деревне и остающиеся жителями деревни. В восточной части Испании права фермеров на воду для ирригации привязаны к унаследованному, приобретенному или арендованному земельному участку и не касаются деревни. На Филиппинах права и обязанности определяет комплексный контракт между держателями права на долгосрочный узуфрукт[98]. Правила, определяющие, когда, где и как лицо может присвоить выделенные ему ресурсные юниты или сколько от него требуется рабочих дней, также значительно отличаются в зависимости от примера.

Хотя определенные правила, которые используются в различных условиях, и не могут служить основой для объяснения институциональной надежности и устойчивости этих ОР, все же часть моего объяснения базируется на том, что конкретные правила отличаются. Различия в конкретных нормах связаны с конкретными характеристиками физических систем, с культурными взглядами на мир, с экономическими и политическими отношениями. Без правил, которые отличаются, присваиватели не могли бы воспользоваться положительными чертами местных ОР или избежать возможных ошибок, которые могут возникнуть в одних условиях, но не возникают в других.

Вместо того чтобы перейти к рассмотрению конкретных правил, я обращаюсь к набору из семи принципов, которые характеризуют все эти надежные институции ОР, а также к восьмому принципу, используемому в больших и сложных случаях. Они приведены в таблице 3.1. Под «принципом проектирования» я имею в виду важный элемент или условие, помогающие объяснить успех этих институций в поддержке ОР и получить присваивателей, которые из поколения в поколение используют установленные правила. Этот список принципов проектирования пока является предположением. Я еще не готова утверждать, что эти принципы — необходимые условия для обеспечения институциональной устойчивости в условиях ОР. Необходимы дальнейшие теоретические и эмпирические исследования, прежде чем можно будет высказать относительно этого серьезное утверждение. Я готова предположить, однако, что после того, как будут завершены дальнейшие научные работы, можно определить набор необходимых принципов проектирования, и в основании такого набора будут основные положения, установленные в данном разделе[99].


Табл. 3.1. Принципы проектирования, проиллюстрированные стабильными институциями ОР.

1. Четко определенные границы.

Отдельные лица или домохозяйства, имеющие право изъятия ресурсных юнитов из ОР, должны быть четко определены, так же, как и границы ОР как таковых.

2. Соответствие между правилами присваивания и снабжения и местными условиями.

Правила присвоения, которыми ограничивается время, место, технология и/или количество ресурсных юнитов, должны соотноситься с местными условиями и правилами снабжения трудовыми, материальными и/или денежными ресурсами.

3. Механизмы коллективного выбора.

Большинство лиц, которых касаются действующие правила, должны участвовать в их модификации.

4. Moниторинг.

Лица, осуществляющие мониторинг состояния ОР и поведения присваивателей, должны быть подотчетны присваивателям или сами быть присваивателями.

5. Градуированные санкции.

Присваиватели, нарушающие действующие правила, должны подвергаться градуированным наказаниям (зависящим от серьезности и обстоятельств нарушения) от других присваивателей, или от избранных присваивателями должностных лиц, или и от тех, и от других.

6. Механизмы решения конфликтов.

Присваиватели и их должностные лица должны иметь быстрый доступ к дешевой площадке разрешения конфликтов между присваивателями или между присваивателями и должностными лицами.

7. Mинимальное признание права на организацию.

На право присваивателей создавать их собственные институции не должна посягать внешняя власть.

Для ОР, являющихся частями больших систем:

8. Институции-«матрешки» («вложенные» институции).

Присвоение, снабжение, мониторинг, принудительное исполнение решений, разрешение конфликтов и управленческая деятельность должны быть организованы на нескольких уровнях «вложенных» институций.


Чтобы предоставить по этим принципам проектирования правдоподобное объяснение стабильности ОР и связанных с ними институций, мне нужно показать, что они могут повлиять на стимулы так, что присваиватели будут готовы взять на себя обязательства, соответствующие действующим нормам, разработанным в таких системах, мониторить соблюдение правил друг другом, а также воспроизводить институты ОР через поколение. Рассмотрим каждый из принципов проектирования по очереди.

1. Четко определенные границы

Отдельные лица или домохозяйства, имеющие право изъятия ресурсных юнитов из ОР, должны быть четко определены, так же, как и границы ОР как таковых.


Определение границ ОР и определение круга тех, кто имеет право его использовать, — это первый шаг для организации коллективных действий. Пока границы ресурса и/или круг пользователей ресурса остаются неопределенными, никто не знает, чем управлять и ради кого. Без определения границ ОР и закрытия их для «чужих» местные присваиватели окажутся перед риском того, что любые их плоды будут пожинать другие лица, которые не приложили к этому никаких усилий. В лучшем случае, те, кто инвестировал в ОР, могут не получить такие дивиденды, на которые рассчитывали. В худшем — действия других способны разрушить ресурс как таковой. Итак, для того, чтобы любой присваиватель имел хотя бы минимальную заинтересованность в координации структуры присваивания и снабжения, присваиватели должны быть в состоянии лишать других лиц прав доступа и присвоения. Если есть значительное количество потенциальных присваивателей и спрос на ресурсные юниты высок, то разрушительный потенциал в случае разрешения всем свободно изымать ресурсные юниты из ОР может довести ставку дисконтирования, применяемую присваивателями, до 100 %. Чем выше ставка, тем ситуация ближе к единственному выбору в дилемме, при котором доминирующей стратегией всех участников является чрезмерное использование ОР.

Со времен работы Сириаси-Вантрупа и Бишопа (Ciriacy-Wantrup and Bishop, 1975) наличие границ, которые определяют, кому разрешено присваивать ресурсные юниты с ОР, используется как единственная отличительная черта институций «общей собственности» в противовес институциям «открытого доступа». Иногда складывается впечатление, что это все, что необходимо для достижения успеха в управлении ОР. Определение этого атрибута как одного из семи, а не единственного — придает его значимости больше реализма. Простого закрытия границ недостаточно, так как все еще остается возможность для ограниченного числа присваивателей увеличить количество ресурсных юнитов, которые изымаются, до такого уровня, что это либо распылит всю потенциальную ренту, либо полностью уничтожит ресурс (Clark, 1980). Итак, в дополнение к закрытию границ необходимы некоторые правила, ограничивающие присваивание и/или делающие снабжение обязательным.

2. Соответствие между правилами присваивания и снабжения и местными условиями

Правила присвоения, которыми ограничивается время, место, технология и/или количество ресурсных юнитов, должны соотноситься с местными условиями и правилами снабжения трудовыми, материальными и/или финансовыми ресурсами.


Добавление хорошо сформулированных правил присваивания и снабжения помогает объяснить стабильность ОР. Во всех этих случаях правила отражают специфические характеристики конкретного ресурса. Среди четырех испанских huertas, расположенных близко друг от друга, конкретные нормы каждой huerta довольно существенно отличаются. Только в одной системе (Аликанте), где после строительства дамбы Тиби в 1594 году появилось водохранилище, проводятся водные аукционы. Во время аукциона утром в воскресенье до сведения ирригаторов Аликанте доводится информация об уровне воды в водохранилище. Следовательно, они знают, какой именно объем воды получат, если купят час воды. В системах без водохранилищ вода строго привязана к земле, и используются определенные формы ротации. В Валенсии каждый фермер в установленном порядке принимает столько воды, сколько может надлежаще использовать. Соответственно, каждый фермер имеет высокую степень определенности относительно количества воды, которая будет получена, и меньше уверенности относительно точных сроков. В Мурсии и Ориуэле, где количество воды еще более ограничено, применяется более жесткая ротация и система временных отрезков, в течение которых ирригаторы могут держать свои ворота открытыми. Кроме того, правила, с помощью которых пытаются решить проблему получения воды, относятся к более диверсифицированной местности, чем Валенсия. Немного отличаются в каждой системе правила, которые используются для определения размера платы за «водных охранников» и за деятельность по обслуживанию ОР, но во всех случаях тот, кто получает больше воды, и платит больше. В регионе отсутствует единый набор правил для всех ирригационных систем, который решил бы специфические проблемы управления каждой из этих в целом схожих, но совершенно разных систем[100].

3. Механизмы коллективного выбора

Большинство лиц, которых касаются действующие правила, должны участвовать в их модификации.


Институции ОР, использующих этот принцип, способны лучше адаптировать свои правила с учетом местных условий, поскольку лица, которые непосредственно взаимодействуют друг с другом и с физическим миром, могут изменить правила с течением времени так, чтобы они лучше соответствовали специфическим особенностям их условий. Присваиватели, проектирующие институции ОР, которые характеризуются первыми тремя принципами — четко определенные границы, хорошо «подогнанные» правила и участие присваивателей в коллективном выборе, — должны быть в состоянии разработать хороший набор правил, если уж их расходы на изменение правил относительно низкие.

Наличие хороших правил, однако, не гарантирует, что присваиватели будут их соблюдать. Также и тот факт, что присваиватели в примерах, о которых говорилось в наших исследованиях, разработали правила и согласились их соблюдать, не является адекватным объяснением соблюдения этих правил в течение веков лицами, которые не участвовали в первичной договоренности. Это даже не объясняет, почему соблюдают правила те, кто участвовал в ней. Готовность соблюдать правила ex ante — это лишь декларация о намерениях. А вот согласие следовать правилам постфактум, когда возникают сильные искушения, — это уже значительное достижение.

Проблему получения согласия соблюдать правила — независимо от их происхождения — аналитики часто перекладывают на всезнающие и всемогущие внешние органы, которые будут обеспечивать вы-полняемость соглашений. В случаях, описанных здесь, достаточного присутствия внешней власти, чтобы играть хоть какую-то роль в ежедневном выполнении действующих правил, не было[101]. Поэтому внешние органы нельзя использовать для объяснения такого высокого уровня соблюдаемости правил.

Некоторые недавние теоретические модели повторяющихся ситуаций действительно прогнозируют, что люди могут адаптировать контингентные стратегии для создания оптимального равновесия и без внешних органов, но с очень специфическими требованиями к информации, которые редко встречаются в «полевых» условиях (Axelrod, 1981, 1984; Kreps et al., 1982; T. Lewis and Cowens, 1983). В этих моделях участники принимают решительные стратегии сотрудничества, пока сотрудничают и все остальные. Если кто-то уклоняется от сотрудничества, то модели предписывают, что и все остальные немедленно начнут уклоняться и будут делать это сколь угодно долго. Предполагается, что информация о стратегии каждого в предыдущем раунде есть в свободном доступе. В эти модели не включена никакая деятельность по мониторингу, ибо предполагается, что информация уже имеется.

Однако, как показывают наши исследования, даже в тех случаях, когда репутация важна и люди придерживаются договоренностей, одного этого недостаточно для обеспечения стабильного длительного сотрудничества. Если бы этого было достаточно, то присваиватели могли бы не инвестировать средства в мониторинг и применение санкций. Однако во всех долговременных ситуациях вполне очевидны активные инвестиции в мониторинг и применение санкций. Это подводит нас к рассмотрению четвертого и пятого принципов проектирования.

4. Мониторинг

Лица, осуществляющие мониторинг состояния ОР и поведения присваивателей, должны быть подотчетными присваивателям или сами быть присваивателями.

5. Градуированные санкции

Присваиватели, нарушающие действующие правила, должны подвергаться градуированным наказаниям (зависящим от серьезности и обстоятельств нарушения) от других присваивателей, или от избранных присваивателями должностных лиц, или и от тех, и от других.


Сейчас мы на острие проблемы — и с впечатляющими результатами. В надежных институциях мониторинг и санкции осуществляют не внешние органы власти, а сами участники. Начальные санкции, применяемые в этих системах, тоже удивительно низкие. Хотя часто считается, что участники не будут тратить время и усилия на мониторинг действий друг друга и применение санкций, мы имеем существенные доказательства того, что они действительно делают и то, и другое. Присваивателям в этих ОР удалось преодолеть возможные проблемы дилеммы второго порядка.

Для объяснения инвестиций в мониторинг и санкции, которые мы видим в этих надежных самоуправляемых ОР, может быть полезным термин «квазидобровольное соблюдение», использованный Маргарет Леви (Margaret Levi, 1988a, ch. 3) для описания поведения налогоплательщиков в системах, где большинство людей все-таки платит налоги. Уплата налогов добровольная в том отношении, что люди решают оплатить их в тех ситуациях, в которых их к этому непосредственно не принуждают. Одновременно это «…квазидобровольность, поскольку недобросовестные подлежат принуждению, если их поймали» (Levi, 1988a, p. 52). Налогоплательщики, по Леви, выбирают стратегию квазидобровольного соблюдения, когда они

…уверены в том, что (1) правители будут выполнять свои договоренности и (2) другие участники будут их выполнять. Налогоплательщики — стратегические игроки, которые будут сотрудничать только тогда, когда ожидают, что и другие игроки также будут сотрудничать. Соблюдение договоренностей каждым зависит от соблюдения их другими. Никто не хочет быть «неудачником».

(Levi, 1988a, p. 53)

Леви подчеркивает контингентную природу обязательства соблюдать правила, возможную в условиях повторяемости. Стратегические игроки готовы следовать набору правил, утверждает Леви, если они считают, что:

1) общая цель будет достигнута;

2) другие также будут придерживаться правил.

Леви не первая отмечает контингентное поведение как источник стабильных долгосрочных коллективных решений. В предыдущих работах, однако, контингентное поведение рассматривалось как альтернатива принуждению (см. например, Аксельрод (Axelrod, 1981, 1984) и Т. Льюис и Коуэнс (T. Lewis and Cowens, 1983)). Леви же, напротив, рассматривает принуждение как необходимое условие для достижения квазидобровольности соблюдения как формы контингентного поведения. В ее теории принуждение повышает уверенность людей в том, что они не неудачники. Пока они уверены, что другие сотрудничают, а правитель действует ради общего блага, они охотно придерживаются налогового законодательства. В теории Леви принуждение, как правило, осуществляется внешним правителем, хотя его теория не отрицает и других принудителей.

Чтобы объяснить соблюдение правил в рассмотренных случаях, мы не можем ссылаться на внешние органы. Присваиватели ОР создают свои внутренние органы, которые, во-первых, сдерживают тех, кто испытывает соблазн нарушить правила, и тем самым, во-вторых, гарантируют добровольным квазисоблюдателям, что другие тоже соблюдают правила[102]. Однако, как обсуждалось в разделе 2, нормальной презумпцией является то, что участники сами по себе не будут осуществлять взаимный мониторинг и принуждение к соблюдению правил, поскольку такие действия связаны с относительно высокими личными расходами и производят общественное благо, доступное каждому. Как отмечает Элстер (Elster, 1989, p. 41), «наказание почти всегда дорого обходится тому, кто его осуществляет, а выгоды от наказания диффузно распределяются среди всех членов». Учитывая доказательства того, что люди занимаются мониторингом, относительные издержки и выгоды должны иметь другую конфигурацию, нежели отмечалось в предыдущих работах: или расходы на проведение мониторинга меньше, или выгоды для отдельной личности выше, или и то, и другое.

Расходы на проведение мониторинга во многих стабильных системах ОР низкие благодаря действующим правилам. Ротационная система ирригации, например, обычно ставит двух субъектов, которые наиболее сталкиваются с мошенничеством, в непосредственный контакт. Ирригатор, ротация которого заканчивается, хотел бы продлить время пользования (и тем самым увеличить количество полученной воды). Следующий ирригатор в ротационной очереди ожидает, пока закончит предыдущий, и хотел бы начать раньше. Присутствие первого ирригатора удерживает второго от преждевременных действий; наличие второго удерживает первого от чрезмерного продолжения. Нет необходимости вкладывать дополнительные ресурсы в деятельность по мониторингу. Мониторинг является побочным продуктом их сильной мотивации использовать свою ротационную очередь сполна. Система ротации мест рыбной ловли, которая используется в Алании, имеет те же характеристики, по которым ведется наблюдение с низкими издержками теми, кто больше всех хочет сдерживать мошенников в конкретный момент и в определенном месте.

Множество способов организации рабочих групп в швейцарских и японских горных общинах также приводят к тому, что мониторинг становится естественным побочным продуктом использования общего. Институциональный анализ, который просто постулирует наличие внешнего принуждения с нулевой стоимостью, не рассматривает возможности того, что правила, разработанные присваивателями, сами могут оказывать существенное влияние на стоимость, а следовательно, и на эффективность мониторинга со стороны внутренних или внешних органов.

Кроме того, совершенно очевидно, что те присваиватели, которые проводят мониторинг, получают личное вознаграждение за хорошую работу. Человек, разоблачающий нарушителя, получает статус и престиж хорошего защитника общего достояния. Нарушитель теряет статус и престиж. Те, кто осуществляет мониторинг, получают частные выгоды. Когда внутренний мониторинг осуществляется в рамках специализированной должности, подотчетной другим присваивателям, некоторые механизмы увеличивают вознаграждение за хорошую работу или подвергают нерадивых риску потерять свои позиции. В испанских huertas часть штрафов остается у охранников; японские детективы также оставляют себе саке, полученное от нарушителей[103]. Все охранники на формальных должностях ответственны перед присваивателями, а значит, их можно легко уволить, если они недобросовестные. Поскольку присваиватели, как правило, наблюдают за охранниками, а также друг за другом, то система мониторинга и санкций имеет некоторый дополнительный «запас прочности». Даже если не срабатывает один механизм сдерживания правонарушений, то это не запускает каскад правонарушений, потому что есть другие механизмы-предохранители.

Следовательно, расходы и преимущества набора правил мониторинга не зависят от конкретно принятого набора правил. Также они не унифицированы во всех системах ОР. Когда присваиватели проектируют по крайней мере некоторые из своих собственных правил (третий принцип проектирования), они могут учиться на своем опыте и разрабатывать скорее выполнимые, нежели невыполнимые правила. А это значит: обращать внимание на расходы на осуществление мониторинга и обеспечение выполнения правил, а также на выгоды, которые будут получать те, кто будет осуществлять мониторинг и обеспечивать соблюдение правил.

В условиях повторяемости, в которых присваиватели сталкиваются с неполнотой информации, те из них, кто осуществляет мониторинг, получают ценную для себя информацию, которая может улучшить качество их стратегических решений. В большинстве теоретических моделей, где показаны контингентные стратегии, ведущие к оптимальному и стабильному динамическому равновесию, считается, что игроки имеют полную информацию о прошлом. Они знают, что делали другие в последнем туре принятия решений и как эти решения повлияли на результаты. Никакого внимания не уделяется тому, откуда берется эта информация. А в ситуациях, которые мы рассматривали в этом разделе, получение сведений о поведении и результатах стоит дорого.

Если присваиватели усваивают контингентные стратегии — каждый соглашается следовать набору правил, пока большинство также будет их соблюдать — каждый должен быть уверен, что другие действительно придерживаются правил и их поведение дает ожидаемые выгоды. Итак, ранее не признанной «частной» выгодой от мониторинга в условиях, когда информация стоит дорого, является то, что игрок получает информацию, необходимую для принятия контингентной стратегии. Если присваиватель, который осуществляет мониторинг, находит того, кто нарушил правила, выгоды от этого являются общими для всех использующих ОР, а разоблачитель получает индикатор уровня соблюдаемости. Если тот, кто осуществляет мониторинг, не находит нарушителя, то раньше предполагалось, что частные расходы были сделаны безо всякой пользы для отдельного человека или для группы. Если данные об уровне соблюдаемости не в свободном доступе, тогда тот, кто осуществляет мониторинг, получает от этого ценную информацию. Присваиватель, который осуществляет мониторинг и следит за распределением воды другим присваивателям, не только обеспечивает общественное благо для всех, но и получает информацию, необходимую в будущем для принятия стратегических решений.

Наблюдая за поведением других людей, присваиватель, осуществляющий мониторинг, узнает уровень условно-добровольной соблюдаемости в ОР. Если не обнаружено ни одного нарушителя правила, присваиватель узнает, что другие люди соблюдают правила и никого не обманывают. Итак, для присваивателя, который осуществляет мониторинг, безопасно и дальше следовать стратегии квазидобровольного соблюдения. Если присваиватель, осуществляющий мониторинг, выявляет нарушения, то можно узнать о конкретных обстоятельствах нарушения, принять участие в определении надлежащего уровня санкций, а потом решить, стоит ли самому соблюдать правила в дальнейшем. Если же присваиватель, осуществляющий мониторинг, разоблачит нарушителя, который обычно придерживается правил, но однажды столкнулся с серьезной проблемой, то на практике подтвердится то, что все уже знали: всегда случается такое, что тот, кто обычно придерживается правил, может поддаться искушению достаточно сильному, чтобы его сломать.

При таких обстоятельствах присваиватель, осуществляющий мониторинг, может решить, что целесообразно применить только незначительные санкции. Иногда достаточно лишь небольшого штрафа, чтобы напомнить нарушителю о важности соблюдения правил. При-сваиватель, осуществляющий мониторинг, и сам может оказаться в подобной ситуации в будущем и хотел бы, чтобы к нему в тот момент проявили понимание. Каждый будет знать об этом инциденте, а надежность репутации нарушителя будет зависеть от соблюдения им правил в будущем. Если присваиватель, который осуществляет мониторинг, предполагает, что нарушитель преимущественно будет соблюдать правила в будущем, то сам присваиватель, осуществляющий мониторинг, может спокойно продолжать стратегию соблюдения. Подобный инцидент также подтвердит для этого присваивателя важность мониторинга даже тогда, когда большинство в основном придерживается правил.

Реальная угроза для квазидобровольного соблюдения правил может возникнуть, если присваиватель, осуществляющий мониторинг, выяснит, что есть люди, которые нарушают правила регулярно, в таком случае можно ожидать, что он прибегнет к эскалации санкций, пытаясь остановить будущие правонарушения этих людей и других лиц, которые могут начать им подражать, в любом случае присваива-тель, осуществляющий мониторинг, будет иметь актуальную информацию о соблюдаемости правил и санкционированном поведении, на основании которого в будущем будет принимать решение о личном соблюдении правил.

Посмотрим на ситуацию также глазами того, кто нарушает правила и кого разоблачил местный охранник (который в итоге рассказал всем) или другой присваиватель (который тоже может рассказать каждому), Будучи задержанным местным охранником, нарушитель будет иметь три результата: 1) прекращение нарушения и возможное возвращение украденного; 2) распространение информации о том, что кто-то другой в аналогичной ситуации, вероятно, будет пойман, и это будет повышать уверенность в уровне квазидобровольного соблюдения; 3) взыскание штрафа, а также потеря репутации надежного человека. Для возвращения случайного нарушителя на путь квазидобровольного соблюдения правил крупный денежный штраф может и не понадобиться. Большой штраф относительно человека, который столкнулся с необычной проблемой, способен привести к возмущению и нежеланию соблюдать правила в дальнейшем. Градуированные наказания (начиная от незначительных штрафов и вплоть до изгнания) в условиях, когда тот, кто накладывает санкции, хорошо знаком с личными обстоятельствами других присваивателей и потенциальными убытками, которые могут быть вызваны чрезмерными санкциями, бывают значительно эффективнее, чем серьезные штрафы, наложенные за первое нарушение.

Если квазидобровольное соблюдение будет зависеть от уровня соблюдения правил другими, то каким должен быть этот уровень, чтобы обеспечить соблюдение в течение длительного времени? Предварительные теоретические работы предусматривали, что нужно 100 %, но, например, М. Тейлор (M. Taylor, 1987, p. 89–90) предполагает, что хватит и меньше. Предполагалось, что любое нарушение (или ошибка) запустит необратимый процесс: каждый будет решительно наказывать правонарушителя (и себя), нарушая предыдущие договоренности. Хотя эти модели триггерных стратегий и имеют теоретическую привлекательность стабильного равновесия, но они не описывают поведение, которое наблюдается в исследованных нами ситуациях (или любых других ситуациях, о которых я читала или наблюдала в «полевых» условиях). Приемлемый уровень квазидобровольного соблюдения, побуждающий присваивателей и в дальнейшем не отказываться от такого соблюдения, будет разным в разных ситуациях и будет зависеть от экономических и других обстоятельств ОР. Толерантность к нарушению правил может быть очень высокой во время депрессии, пока повышенный уровень — временный и не угрожает выживанию ОР. Такое случилось в одной из японских деревень, которую изучала МакКин, во время депрессии 1930-х годов:

Почти все знали, что фактически каждый житель села нарушал правила. Люди потихоньку ходили по общественному лесу ночью, рубили деревья большего размера, чем допустимый, и даже использовали недозволенные дереворежущие инструменты. Это было именно то поведение, которое могло начать трагедию общего, но этого в Яманака не произошло. Вместо того чтобы тотально нарушать правила, забыв об осторожности, нарушители сами пытались контролировать себя из уважения к сохранению общего достояния и крали из леса только от отчаяния. Инспекторы или другие свидетели, которые видели нарушения, молчали из сострадания к отчаянию нарушителей и из уверенности, что эта проблема временная и на самом деле не повредит общему достоянию.

(McKean, 1986, p. 565–566)

В других случаях ущерб, который одно-единственное нарушение способно причинить другим, может быть настолько значительным, а потенциал для личной выгоды настолько большим, что 100 %-ный уровень соблюдения будет иметь важное значение. МакКин (McKean, 1986, p. 565) описывает ситуацию в селе Шива во времена, когда оно страдало от сильной засухи. Соблазн сломать запруду, чтобы незаконно получить воду, был столь велик и для охранников, и для других фермеров, что все взрослые мужчины каждую ночь патрулировали запруду для взаимного наблюдения вплоть до завершения чрезвычайной ситуации.

Итак, четвертый и пятый принципы проектирования — мониторинг и градуированные санкции — заняли свое место как составляющие конфигурации принципов проектирования, которые могут сработать вместе, чтобы позволить присваивателям создать и восстановить надежные институты ОР.

Позвольте кратко подытожить мои аргументы. Когда присваиватели ОР разрабатывают собственные рабочие правила (третий принцип проектирования), принудительное соблюдение которых должны обеспечивать сами местные присваиватели или лица, им подотчетные (четвертый принцип проектирования), применяя градуированные санкции (пятый принцип проектирования), которые определяют, кто имеет право изымать ресурсные юниты из ОР (первый принцип проектирования), и эффективно ограничивают деятельность присваивателей с учетом местных условий (второй принцип проектирования), то проблемы соблюдаемости и мониторинга решаются взаимосвязано. Лица, которые считают, что разработанные правила станут эффективными для увеличения общей выгоды, а мониторинг (в том числе и осуществляемый ими самими) будет защищать их от обмана, будут готовы на условное самособлюдение[104] такого типа:

Я намерен следовать своду правил, которые мы разработали, во всех случаях, за исключением чрезвычайных ситуаций, если другие участники возьмут на себя аналогичные обязательства и будут действовать соответственно.

Как только присваиватели возьмут на себя обязанности по условному самособлюдению, у них появится мотивация контролировать поведение других людей, по крайней мере, время от времени, чтобы удостовериться, что и другие в основном придерживаются правил. Условное самособлюдение и взаимный мониторинг дополняют друг друга, особенно когда присваиватели разработали такие правила, которые сокращают расходы на мониторинг. И теперь мы готовы рассматривать шестой принцип проектирования.

6. Механизмы решения конфликтов

Присваиватели и их должностные лица должны иметь быстрый доступ к дешевой площадке разрешения конфликтов между присваивателями или между присваивателями и должностными лицами.


В теоретической модели поведения, которая регламентируется правилами, структура стратегии, которой располагают участники, однозначна, а соблюдением правил занимаются внешние всезнающие должностные лица. В «полевых» условиях применение правил никогда не бывает однозначным, даже если осуществляют мониторинг и применяют санкции сами присваиватели. Даже такое простое правило, как «каждый ирригатор должен делегировать одного человека в один день для помощи в очистке оросительных каналов до начала сезона дождей», разные люди могут трактовать совершенно по-разному. Кто не является «лицом» согласно этому правилу? Делегировать ребенка в возрасте до 10 лет или взрослого в возрасте за 70 для выполнения тяжелой физической работы — является ли это соблюдением правила? Работать 4 часа или 6 часов — является ли это «днем» работы? Может ли чистка канала близко к своей ферме считаться выполнением общественного долга? Для людей, которые ищут способы «сач-конуть» или нарушить правила, всегда найдутся различные «интерпретации» правил, благодаря которым они будут настаивать, что придерживаются правил, на самом деле имея умысел их нарушить. Даже лица, которые намерены следовать духу правил, могут ошибаться. Что будет, если кто-то забудет о трудовом дне и не придет? Или если единственный трудоспособный человек заболеет или будет находиться в другом месте?

Если люди собираются придерживаться правил в течение длительного периода, то должен быть какой-то механизм для обсуждения и принятия решения о том, что является нарушением. Если позволить некоторым людям схитрить, отправив менее трудоспособных рабочих в назначенный рабочий день, другие будут считать себя обманутыми, если они будут делегировать сильных рабочих, которые могли бы использовать это время для производства своих частных, а не общих благ. Если в течение длительного времени для выполнения работы, требующей труда сильных взрослых, будут делегироваться только дети и старики, система сломается. Если люди, которые непреднамеренно ошибаются или сталкиваются с личными проблемами, иногда мешающими им следовать правилам, не будут иметь доступ к механизмам восполнения нехватки производительности приемлемым способом, то правила начнут считаться несправедливыми, и, соответственно, уровень соблюдаемости может снизиться.

Хотя наличие механизмов урегулирования конфликтов не гарантирует, что присваиватели сохранят прочные институции, но трудно представить, как любые сложные системы правил можно было бы сохранить с течением времени без таких механизмов. В случаях, оговоренных ранее, такие механизмы иногда совершенно неофициальны, а избранные лидеры являются также основными решателями конфликтов. В некоторых случаях, таких как испанские huertas, конфликтный потенциал из-за очень ограниченных ресурсов настолько велик, что на протяжении веков постоянно действовали налаженные судебные механизмы.

7 Минимальное признание права на организацию

На право присваивателей создавать их собственные институции не должна посягать внешняя власть.


Присваиватели часто разрабатывают свои правила, не создавая для этого официальных правительственных юрисдикций. Во многих местах прибрежного рыболовства, например, местные рыбаки разрабатывают детализированные правила, определяющие, кто может заниматься рыбной ловлей и какое оборудование можно использовать. При условии, что внешние правительственные чиновники хотя бы минимально признают законность этих правил, рыбаки могут следить за их соблюдением сами. Но если внешние правительственные чиновники презюмируют, что только они имеют право устанавливать правила, то местным присваивателям будет очень трудно поддерживать регламентированию правилами ОР в долгосрочной перспективе. В ситуации, когда кто-то хочет обойти правила, созданные рыбаками, он может обратиться к внешнему правительству и добиваться отмены местных правил. В разделе 5 рассматриваются несколько случаев, когда этот принцип проектирования не выполняется.

8. Институции-«матрешки» («вложенные» институции)

Присвоение, снабжение, мониторинг, принудительное исполнение решений, разрешение конфликтов и управленческая деятельность должны быть организованы на нескольких уровнях «вложенных» институций.


Все более или менее сложные, устойчивые, долговременные ОР удовлетворяют условия этого последнего принципа проектирования. В испанских huertas, например, ирригаторы организованы на основе трех или четырех уровней вложенности, которые, в свою очередь, также вложены в местные, региональные и национальные юрисдикции. В филиппинской федерации ирригационных систем есть два разных уровня. Проблемы, с которыми сталкиваются ирригаторы канала третьего уровня, отличаются от проблем большой группы, которая совместно использует канал второго уровня, а эти, соответственно, отличаются от проблем, связанных с управлением базовыми работами, которые влияют на всю систему. Создание правил на одном уровне без создания правил на других уровнях будет продуцировать неполные системы, которые не смогут просуществовать в течение длительного времени.

В последней части этого раздела определен набор принципов проектирования, которые характеризуют долговременные, устойчивые институции ОР, описанные в первой части. Кроме того, я попыталась разобраться, почему люди, используя институциональные механизмы, которые характеризуются такими принципами проектирования, будут мотивированы самовосстанавливать эти институции со временем и поддерживать свои ОР. Эти принципы проектирования будем продолжать рассматривать в продолжении данного исследования. В следующем разделе рассмотрим, как люди основывают для себя новые институции, призванные решать проблемы ОР.

Загрузка...