Упячка-25

12

В Певеке я работал полгода.

Только поздней осенью на глухой стене Дома северной культуры перед изумленными невиданной силой искусства певекцами предстал, наконец, мозаичный (но в одном цвете) портрет брызгающегося слюной бывшего Первого, причем сходство оказалось таким разительным, что сразу после торжественного открытия этот мозаичный (но в одном цвете) портрет зашили крепкими лиственничными досками и замазали масляной краской. Дом северной культуры смотрелся теперь с океана, как яркий алый маяк, а Галина Борисовна в своей монографии (она забрала ее из типографии на доработку) завела список так называемых «закрытых» или «апокрифических» работ знаменитого советского художника Пантелея Кривосудова-Трегубова.

«Нет благороднее и выше задачи, чем задача, стоящая перед нашим искусством, — запечатлеть героический подвиг народа — строителя коммунизма».

Истинный художник, рассуждала Галина Борисовна, меньше всех виноват в несовершенстве окружающих. В жизни ничего не бывает просто так, без всякой причины. Конечно, бывший Первый запустил не только искусственный спутник Земли, но и сельское хозяйство. Конечно, он объединил уборную с ванной, зато разделил обкомы партии — на промышленные и сельскохозяйственные. Отдал Крым Украине, Порт-Артур — китайцам, и все такое прочее. Может, поэтому засоленный в деревянной кадушке бурятский лама так ему и не подмигнул. Симпатизировал, но не подмигнул. Мало ли, что бывший Первый выпустил бумажные деньги в десять раз дороже прежних, пригласил на ХХII съезд КПСС заядлого монархиста Шульгина, наградил Звездой Героя египетского президента Гамаль Абдель Насера…

На открытие мозаичного портрета прилетела в Певек Галина Борисовна.

Неслыханный здесь прежде белый брючный костюм, черная майка-корсет и леопардовые босоножки на шпильке. В честь известной гостьи партийное начальство города устроило торжественный ужин. Стол накрыли на широкую ногу, даже хрустальные приборы были. Я к тому времени немного избаловался, терпеть не мог, чтобы порядочные люди ели из дешевых тарелочек алюминиевыми вилками. А тут — спиртовой закат, мельхиор, серебро, как сумеречные снега. А тут — бараньи котлеты, рыба корюшка, лосось, салаты с майонезом, неперемороженная буженина, копченые колбасы, даже французский сыр. А на выпивку — дорогой коньяк, сухие вина, шампанское. Как сказал никогда не унывающий инструктор Отдела культуры горкома партии: «Это, блядь, наша дворянская еда. Раньше, блядь, кроме картошки и капусты, ничего такого нам не было положено, работникам культуры, нового искусства, а теперь, сами чувствуете, наступает ох. енный расцвет, слышна поступь развитого социализма».

Галина Борисовна речь инструктора Отдела культуры поддержала.

«Есть такие творцы, — умело и строго подхватила, — что-нибудь нарисуют, а потом сами не могут понять, что нарисовали. Как бы шифруются. — („Суки!“ — понимающе ввернул инструктор). — А товарищ Пантелей Кривосудов, он же Трегубов… все хорошие нашенские фамилии… он работает из года в год, как чистый источник… Такие, как товарищ Кривосудов, он же Трегубов, поддерживают порядок в нашем социалистическом искусстве, зовут к земле, к родным запахам… Знаю, знаю, даже за этим столом кто-нибудь сейчас думает не так… — („Сука!“ — понимающе ввернул инструктор). — Но нам останавливаться нельзя, нас никто в прогрессивном движении не остановит… Бывший Первый, — все-таки укусила она инструктора, как настоящий (по гороскопу) Скорпион, — некоторых распустил… — Все на этом месте страшно замерли, потому что Галина Борисовна прилетела в Певек специальным рейсом из Москвы, все видели в ней не просто искусствоведа, а хорошо информированного искусствоведа. — По новому паспорту мне уже двадцать пять… — смягчила она свои укоры. — Я много чего видела, знаю шесть иностранных языков, издала две книги, обе отмечены Всесоюзными Почетными грамотами, поэтому предлагаю поднять бокалы за высокое советское искусство и за вечных его покровителей».

Так и сказала: вечных.

Уши хозяев радостно запылали.

Они были рады, что Галина Борисовна тактично ни словом каким не обмолвилась о зашитом лиственничными тяжелыми досками мозаичном (но в одном цвете) портрете на стене Дома северной культуры. И с удовольствием пили за дальнейшие успехи советского искусства и за вечных его покровителей.