Уральская Гиперборея

1. Бажовский феномен

Каковы же действительные истоки и источники сказаний, положенных в основу всемирно известного сборника, названного «Малахитовая шкатулка»? Сам Павел Петрович Бажов (1879–1950) услышал их в раннем детстве, в конце XIX века, от неграмотного старика сказителя В. А. Хмелинина, а впервые записал услышанное и обработал спустя сорок лет^{1}. Хмелинин, который всю жизнь, с самого раннего детства, проработал на Гумёшкинском руднике близ рабочего поселка Полевской, добывая медную руду, в свою очередь, слышал уральские легенды (по-другому — «тайные сказы») от таких же стариков, каким впоследствии стал сам. Надо заметить, однако, что горнорабочие, в нечеловеческих условиях добывавшие руду, малахит, самоцветы и драгоценные камни, теряли силы и здоровье очень быстро и считались стариками, кои не могли уже работать под землей, к пятидесяти годам, после чего вскоре вообще оканчивали свой жизненный путь.

Информатор Бажова не был единственным рассказчиком в округе, а поведанные им истории хорошо знал каждый окрестный житель. Ибо сказания о Подземном царстве, его хозяевах и насельниках испокон веков передавались из уст в уста, от поколения к поколению. По существу, основное ядро уральских легенд (если, конечно, отвлечься от литературной обработки) представляют собой мифологемы, родившиеся в горниле коллективного бессознательного, или же архаичное тайное знание, возникшее в незапамятные времена и перешедшее к русским горнорабочим, с одной стороны, от уральских аборигенов, но с другой — из древнерусской, общеиндоевропейской и доиндоевропейской (гиперборейской) копилки фольклорного опыта.

По существу, в совокупном своем восприятии бажовские сказы — это подлинная теллурическая^{2} мистерия и хтоническая^{3} феерия. Бажов практически предвосхитил более чем на пятьдесят лет темы и проблемы, которые стали активно обсуждаться лишь в недавнее время: философия камня, каменная цивилизация, минеральная сфера жизни или ее кристаллическая форма, энергетическая составляющая земных недр и т. д. Нельзя также не отметить, что создание и публикация бажовских сказов совпали по времени с разработкой Владимиром Ивановичем Вернадским (1863–1945) теории ноосферы, которая во многих своих аспектах смыкается или совпадает с бажовскими идеями.

Таким образом, мифологические образы бажовских сказов произрастают из самых глубин общемировой культуры и фольклора как закодированной информации о далекой предыстории человечества. Например, среди русских поселенцев Сибири сохранилось предание, что горы — это окаменевшие былинные богатыри. Лев Александрович Мей (1822–1862) записал в 18летнем возрасте от сибирского казака Ивана Андреева, прибывшего по делам в Петербург, старинное предание «Отчего перевелись витязи на Святой Руси» и позже опубликовал его со стенографической точностью, то есть без каких-либо изменений и редакторских поправок. По древнейшей версии, Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович и другие их сподвижники натолкнулись на какую-то неведомую силу (наподобие Святогоровой «тяги земной»), которую не смогли одолеть: разрубая одну ее часть, они тотчас же собственноручно превращали ее в две. И так далее — до бесконечности. Когда же стало очевидно, что таинственная сила сильнее их и непобедима, богатыри побежали в горы и, окаменев, слились с ними навсегда:

По существу, про тех же каменных богатырей рассказывается и в бажовском сказе «Богатырева рукавица». Однако после превращения в камни богатыри продолжали вести активную жизнь:

«Сперва эти места и обживали богатыри. Они, конечно, на людей походили, только сильно большие и каменные. Такому, понятно, легче: зверь его не загрызет, от оводу вовсе спокойно, жаром да стужей не проймешь, и домов не надо.

За старшего у этих каменных богатырей ходил один, по названью Денежкин. У него, видишь, на ответе был стакан с мелкими денежками из всяких здешних камней да руды. По этим рудяным да каменным денежкам тому богатырю и прозванье было.

Стакан, понятно, богатырский — выше человеческого росту, много больше сорокаведерной бочки. Сделан тот стакан из самолучшего золотистого топаза и до того тонко да чисто выточен, что дальше некуда. Рудяные да каменные денежки насквозь видны, а сила у этих денежек такая, что они место показывают.

Возьмет богатырь какую денежку, потрет с одной стороны, — и сразу место, с какого та руда либо камень взяты, на глазах появится. Со всеми пригорочками, ложками, болотцами, — примечай, знай. Оглядит богатырь, все ли в пор ядке, потрет другую сторону денежки, — и станет то место просвечивать. До капельки видно, в котором месте руда залегла и много ли ее. А другие руды либо камни сплошняком кажет. Чтоб их разглядеть, надо другие денежки с того же места брать.

Для догляду да посылу была у Денежкина богатыря каменная птица. Росту большого, нравом бойкая, на лету легкая, а обличье у ней сорочье — пестрое. Не разберешь, чего больше намешано: белого, черного али голубого. Про хвостовое перо говорить не осталось, — как радуга в смоле, а глаз агатовый в веселом зеленом ободке. И сторожкая та каменная сорока была. Чуть кого чужого заслышит, сейчас заскачет, застрекочет, богатырю весть подает.

Смолоду каменные богатыри крутенько пошевеливались. Немало они троп протоптали, иные речки отвели, болота подсушили, вредного зверья поубавили. Им ведь ловко: стукнет какую зверюгу каменным кулаком либо двинет ногой — и дыханья нет. Одним словом, поработали.

Старшой богатырь нет-нет и гаркнет на всю округу:

— Здоровеньки, богатыри?

А они подымутся враз да и загрохочут:

— Здоровы, дядя Денежкин, здоровы!

Долго так-то богатыри жили, потом стареть стали. Покличет их старшой, а они с места сдвинуться не могут. Кто сидит, кто лежмя лежит, вовсе камнями стали, богатырского оклику не слышат. И сам Денежкин отяжелел, мохом обрастать стал. Чует — стоять на ногах не может. Сел на землю, лицом к полуденному солнышку, присугорбился, бородой в коленки уперся да и задремал. Ну, все-таки заботы не потерял. Как заворошится каменная сорока, так он глаза и откроет. Только и сорока не такая резвая стала. Тоже, видно, состарилась.

К этой поре и люди стали появляться…».^{5}

Хотя в уральском сказе и употреблено несколько непривычное для сказочного великана прозвище — Денежкин, в варианте Бажова, вне всякого сомнения, проступают черты глубочайшей архаики, восходящей не иначе как к Древнекаменной эпохе мировой истории (безотносительно к тому, что́ она представляла собой на самом деле). В фольклоре многих народов земли сохранились предания о каменных великанах, об окаменевших людях и даже о настоящих каменных царствах — надземных или подземных. Сказанное в полной мере относится и к центральным образам бажовской мифологии, которых, кстати, совсем немного. Дабы убедиться в этом, остановимся подробнее на двух главных из них — Хозяйке Медной горы и Великом Полозе, неотделимых от Подземного царства и реминисценций каменного века.