ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

— Честь погибла! — трагически воскликнул Генри Фокс. — Боже мой, Кэро, честь погибла!

— Стоит вам выпить еще каплю, и я охотно соглашусь с вами, — сухо ответила его жена. — Вы выпили слишком много бренди, Генри, и расчувствовались. Я вынуждена просить вас остановиться.

— Но ответьте, как он мог так поступить? Разве найдется во всем мире еще одна такая же девушка, как Сара? Неужели таковы теперь приличия, таковы понятия о чести? Чего же нам ждать от других, если сам король проявил себя не с лучшей стороны? — произнес се супруг, пренебрегая предупреждением Кэролайн и одним глотком осушая очередной бокал.

— Он всего-навсего слабый человек, вот и все. Он не чудовище, просто податлив как глина в чужих руках. Счастье, что Сара не вышла за него. Иначе она постоянно была бы вынуждена тревожиться.

— Кто знает, кто знает? — мрачно пробормотал. Фокс, и супруги замолчали, наблюдая, как солнце склоняется к верхушкам деревьев в парке.

Седьмого июля 1761 года по всему Лондону пронесся слух, что на следующий день собирается совет, что король намерен объявить о своей помолвке с принцессой Шарлоттой Мскленбургской и что Сара Леннокс осталась ни с чем. Однако Фокс до сих пор не мог поверить слухам, которые наводнили высший свет. Ибо в Салоне 2 июля король, несмотря на постоянную слежку за ним его сестры Августы, которая открыто рассмеялась в лицо Саре, смотрел на девушку с выражением нежнейшей любви. Поэтому новость казалась еще более ошеломляющей. Казначей почувствовал, что ему предстоит вынести публичное унижение.

Наверху, в тишине своей спальни, особа, вызвавшая множество догадок и слухов, писала Сьюзен, изливая свои чувства, сообщая если не всю правду, то по крайней мере се большую часть. Ибо Сара была слишком сильно уязвлена, чтобы признаться даже своей лучшей подруге в том, что ее сердце разбито недостойным поступком короля.

В самом деле, эти несколько дней были наполнены странными и необъяснимыми событиями. Вспоминая о них, Сара думала, что ее видение явилось дурным предзнаменованием — то самое видение, в котором она вообразила, что на ее собственных драгоценных клавикордах играла таинственная женщина в несуществующем доме. Очнувшись, Сара обнаружила, что бредет по Зеленой аллее, что уже вечереет, поблизости нет никаких домов, а вечерняя роса уже выпала, промочив ее одежду. Потрясенная Сара, чувствуя приступ тошноты, добрела до особняка и сразу же легла в постель под присмотром обеспокоенной Люси. С этого самого момента, как ей казалось, все пошло кувырком.

Четыре дня спустя в Салоне она обнаружила, что ее царственный возлюбленный обеспокоен и напряжен, а над ней самой открыто насмехаются принцесса Августа и ее фрейлины. Затем до ее ушей донеслась ужасная новость: Георг должен жениться на немецкой принцессе.

— Но он обручился со мной! — воскликнула Сара, правда, когда осталась одна, убежала в Чащу и бессильно опустилась на каменную скамью. Она не могла сдержать дрожь — ее мир рушился на глазах, все надежды юности оказались грубо попранными, просто рассыпались в прах благодаря мужчине, ради которого она пожертвовала своей добродетелью и который так пренебрежительно отшвырнул ее прочь. Хуже всего — или, наоборот, лучше, — оказалось то, что и Сте, и Чарльз Джеймс были сейчас дома: старший мальчик, очень подросший и похудевший, вернулся из длительной поездки, а младший из Итона. Именно этот средний сын Генри Фокса и Кэролайн обнаружил свою юную тетю сидящей в совершенно подавленном состоянии. Она устремила вперед отсутствующий взгляд, и двенадцатилетний мальчик разразился слезами. Подбежав к Саре, Чарльз обнял ее и они зарыдали вместе. В конце концов он решил спросить то, о чем уже догадывался:

— Сара, милочка, что встревожило тебя? Прошу, расскажи.

Сара взглянула на него покрасневшими глазами на мертвенно-бледном лице, на котором в этот момент не было и признака ее поразительной красоты.

— Не могу. Это тайна, о которой мне не следует говорить.

— У тебя будет ребенок? спросил догадливый не по возрасту Чарльз.

Сара вздрогнула:

— Нет, какие отвратительные вещи ты говоришь!

— Тогда в чем дело? Король собирается жениться на другой?

— Откуда ты знаешь?

— В Итоне болтают об этом. Я слышал, как мои приятели держат пари на то, что моя тетя вскоре станет королевой Англии.

У Сары дрогнул подбородок:

— Они проиграли. Его величество должен жениться на немецкой принцессе.

— И это большая глупость с его стороны. — Язвительность, которой в дальнейшем предстояло обеспечить Чарльзу Джеймсу Фоксу репутацию дерзкого политического деятеля, промелькнула на его лице. — Попомни мои слова, Сара, это его погубит. Я отомщу ему за то, что он заставил тебя страдать, обещаю тебе.

— Но я не испытываю к нему ненависти. Я все еще люблю его.

Мальчик ответил ей умным взглядом

— Это со временем пройдет. А теперь поклянись, что больше ни один человек не догадается, как сильно уязвил тебя его поступок. Пожалуйста!

— Но чем я объясню свои слезы, Чарльз? Я вся пошла пятнами.

— Где-то рядом, под деревом, я видел раненого бельчонка. Давай возьмем его в дом и скажем, что ты расплакалась из-за него.

Сара изумленно смотрела на своего юного племянника:

— Ручаюсь, ты так же хитер, как твой отец. Это неестественно для такого ребенка, как ты.

— Кровь сказывается, — мудро ответил Чарльз и повел свою тетю домой, осторожно неся в руке бельчонка. В доме он всем и каждому успел поведать, что леди Сара Леннокс куда больше обеспокоена здоровьем несчастной зверюшки, чем последним капризом его величества.

Но теперь, когда Сара уселась за свой письменный стол честность побудила ее сообщить о случившемся Сьюзен.

«С тех пор как я писала тебе в последний раз, я бывала там очень часто, — сообщала она, — но так ничего и не услышала: ему доставляло удовольствие держать меня в неведении, говоря двусмысленности, странно глядя на меня; даже в прошлый четверг, в тот день, когда было оглашено его решение, этот лицемер подошел ко мне и говорил в самом благосклонном тоне — казалось, он хочет сообщить мне нечто большее, но опасается».

В самом деле, как недостойно вел себя се возлюбленный, думала Сара, и в какое безвыходное положение попали они оба. Почувствовав прилив естественного гнева, она продолжала:

«Должно быть, он послал за этой дамой прежде, чем ты покинула город, но зачем тогда опять начал игру со мной? Короче говоря, он вел себя как бессовестный, недостойный и бесчестный мужчина. Я собираюсь появиться при дворе в четверг через неделю и всем своим видом намерена дать понять, что ничуть не расстроена, но, если, правда, что можно досадить кому-либо холодным и сдержанным поведением, я обещаю доставить ему это удовольствие».

«Молодец», — решила Сидония и принялась читать дальше.


Закончив письмо, Сара вскочила на ноги, бегом спустилась по лестнице и вошла в музыкальную комнату. Прекрасное дерево клавикордов поблескивало в углу этой светлой и уютной комнаты, однако спокойная обстановка, в которой Сара провела столько счастливых часов, упражняясь на инструменте, подаренном се царственным возлюбленным, на этот раз не вернула ей присутствие духа. Сара ударила по клавиатуре, извлекая из нес резкие, нестройные аккорды.

— Никогда, никогда, никогда я больше не прикоснусь к тебе! — дико вскричала она и выбежала из дома. В самой глубине парка она вволю выплакалась, не опасаясь, что кто-нибудь ее увидит.


Сидония, самим сердцем впитывая события жизни Сары, дочитала письмо до конца, ничего не зная об отчаянном взрыве, которым было прервано это письмо.

«Что касается моих чувств, то, если не считать желания маленькой мести, я почти забыла его, — продолжала Сара. — К счастью для меня, я его не любила, всего лишь увлеклась, даже его титул для меня не имел особого значения…

Этому я охотно верю, — вслух произнесла Сидония, вспомнив сцену у стога сена.

«…Так что разочарование лишило меня хорошего настроения всего на пару часов.

Уверяю тебя, я и слезинки не проронила, как, вероятно, сделала бы ты, ибо я знаю, ты всегда была слабее меня. Больше всего меня раздражает мое глупое положение, ибо столько времени было потрачено впустую, но теперь уже все равно. Если он вздумает переменить свое решение (чего быть не может) и попытается уверить меня в случайности своего проступка, я не приму его заверения: он слишком слаб, так что им способен управлять первый встречный, и меня мало привлекает возможность проводить время с таким человеком».

Улыбаясь бесхитростности, двойственности и очарованию этого оригинального письма, Сидония положила «Жизнь и письма леди Сары Леннокс» в чемодан. Она закрыла крышку, думая о том, что с той странной ночи, когда Род Риз был чем-то напуган в музыкальной комнате, начались все беды.

Первоначально Сидония планировала устроить прощальную вечеринку в честь Финнана О’Нейла, намеревалась пригласить своих родителей и наконец-то познакомить с ним. Она даже вынашивала смелый план завести разговор об их отношениях и мимоходом узнать, желает ли Финнан, чтобы она дождалась его, что бы это ни значило. Но один телефонный звонок разрушил все ее планы. Род, который рассказывал всем подряд, что достиг цели всей своей жизни, увидев призрак в квартире Сидонии Брукс, и упивался своей сказкой, предложил ей гастроли в России.

— Крошка Сид, это будет восхитительно. Джереми Никлас сломал руку и вынужден был отказаться от гастролей, но русские хотят вместо него видеть тебя. Ты будешь играть в Кремле на клавикордах Екатерины Великой…

Сидония взвизгнула от радости.

— …и в Санкт-Петербурге, в Зимнем дворце. Такой шанс выпадает раз в жизни!

— Когда я должна уехать?

— Через десять дней. Приходи завтра ко мне на ленч, и мы вместе обсудим программу.

Внезапно загрустив, Сидония спросила:

— Сколько времени мне придется пробыть там?

— Всего три недели, крошка Сид. Тебе там понравится.

В любое другое время она пришла бы в восторг от такой перспективы, но теперь только ужаснулась. Через две недели Финнан должен был отбыть в Канаду, и к тому времени ее уже не будет дома.

С помощью Дженни и Макса была поспешно организована вечеринка, но совсем не такая, какую воображала себе прежде Сидония. Многие гости не смогли прийти, не получив приглашения заранее, и в числе их были Джейн и Джордж Брукс. Все задуманное оказалось напрасным. Сидония чувствовала, как из ее рук ускользает последняя возможность объясниться с Финнаном, и уныло думала, что это конец, полное крушение всех ее надежд.

Тщательно упаковав багаж, Сидония решила еще раз попытать счастья и, злясь на себя за трясущиеся руки, пожелала, чтобы этот последний вечер в обществе Финнана она провела в хорошем расположении духа. Но, когда она только выходила из ванной, зазвенел телефон, в трубке раздался голос врача, и она сразу же почувствовала неладное.

— Ты запишешь мой телефон в больнице?

В этих словах не слышалось никакого дурного предзнаменования, но у Сидонии сердце на мгновение замерло, и, только помолчав немного, она ответила:

— Конечно. Значит, ты на дежурстве?

— Не совсем так. У одного из моих пациентов начался кризис, и я должен быть рядом.

«Но почему именно сегодня?» — чуть не вскричала Сидония, тут же почувствовав себя эгоисткой.

— Во всяком случае, у меня найдется полчаса, чтобы побыть с тобой, — продолжал Финнан. — Не могу дождаться этого.

— И я, — коротко ответила она.

Сидония оделась в вечерние брюки из черного шифона и такую же блузку. Это был прелестный ансамбль, более соблазнительный, чем нарядный, но в последнюю минуту она усомнилась в том, что надела то, что сейчас нужно. В дверь уже звонили, поэтому переодеваться было слишком поздно. Испытывая неуверенность, угнетенность и почти нежелание кого-либо видеть, Сидония направилась к двери.

Финнан прибыл одним из первых, и ее сразу поразило его напряженное молчание.

— Ты беспокоишься о своем пациенте? — улучив удобную минуту, спросила она.

— Боюсь, да. Но мне бы не хотелось портить наш последний вечер вместе. Будем надеяться, что меня не станут разыскивать.

С этими не очень убедительными словами он поцеловал ее в щеку и направился готовить себе коктейль. Но атмосфера в комнате осталась напряженной, и Сидония была убеждена в предстоящей неудаче. И точно — около одиннадцати часов зазвонил телефон.

Род Риз, который стоял ближе всех к аппарату, разглагольствуя о том, что Сидонию будет снимать русское телевидение, что ей предстоит играть на клавикордах самой Екатерины Великой и что он надеется купить материалы и сделать репортаж на «Би-Би-Си», снял трубку.

— Доктор О’Нейл? Да, он здесь. Подождите минутку.

— Перенеси телефон в спальню, — предложила Сидония, прошла вслед за Финнаном и застыла на пороге.

Она услышала, как он произнес: «О’Нейл у телефона. Понятно. Да, выезжаю сейчас же», — и поняла, что случилось самое худшее.

Он повесил трубку и обернулся к Сидонии: — Дорогая, мне самому неприятно, но необходимо уехать. Этой пациентке восемнадцать лет, она выглядит как маленькая принцесса, или выглядела так совсем недавно. Я не прощу себе, если не смогу помочь ей.

— Она умирает?

— Да. Ее совсем недавно привезли к нам из хосписа. Она зовет меня.

Сидония бросилась к нему в объятия и замерла:

— О, Финнан, постарайся вернуться! Я так хотела как следует попрощаться с тобой!

— Нет, я не хочу прощаться, — возразил он.

— Прошу тебя, приезжай!

— Послушай, — произнес Финнан, — я знаю, ты не понимаешь, насколько сильно я буду скучать по тебе…

И он поцеловал ее, прижав к себе. Сидонии в этот миг казалось, что он не позволит ей уехать.

Но, похоже, судьба восстала против них, поскольку в комнату влетела Дженни, вскрикнув: «Эй, послушайте! О, прошу прощения…», — и прелестный момент уединения завершился.

— Я уезжаю, — объяснил Финнан. — Если мне удастся вернуться прежде, чем закончится вечеринка, я присоединюсь к вам. Но, если я опоздаю, могу ли я воспользоваться ключом?

— Разумеется! Только в пять мне придется вставать. Регистрация в аэропорту Хитроу начинается в семь.

— Я отвезу тебя туда, как и обещал. После сегодняшней ночи мне уже будет все равно.

— Тогда увидимся утром, — ответила Сидония.

— Увидимся утром, — повторил он и ушел. Сидония стояла в маленькой прихожей, глядя, как за ним закрылась дверь, и, не зная, войдет ли он сюда когда-нибудь вновь.

— Не тревожься, детка, он любит тебя, — произнес Род, выходя из музыкальной комнаты и обнимая Сидонию за плечи.

— Надеюсь, — хрипло ответила она.

— Конечно, любит. Только до смерти тебя боится.

— О чем ты говоришь?

— Ты — слишком роскошный подарок, Сид: прекрасна, талантлива, знаменита. Этого достаточно, чтобы любой мужчина без оглядки бросился бы прочь.

— Черт побери! — воскликнула она. — Ну почему? Почему мужчины оказываются такими трусливыми?

— Он не труслив, просто умен. Вероятно, он считает тебя неподходящей женой. А может быть, не хочет мешать твоей карьере, — поспешно добавил Род, поскольку Сидония резко обернулась к нему.

— Но это просто смешно! Почему нельзя совмещать и то и другое?

— Ты уже пыталась сделать это, и безуспешно. Он помнит об этом. Так что хорошенько подумай.

— Неужели я сама должна делать ему предложение?

— Почему бы и нет? Наберись смелости — и вперед!

— Но раньше ты уговаривал меня следовать правилу «полюбил — позабыл».

— С Финнаном дело обстоит иначе, — ответил Род, и на его итальянском лице внезапно появилось хитрое выражение. — Он способен понять тебя. Если уж тебе суждено с кем-нибудь связаться, я бы скорее предпочел его, чем любого другого ублюдка.

Но, несмотря на их полушутливый разговор, Сидония твердо знала, что никогда не решится сделать первый шаг, предоставив право действовать Финнану, как некогда выражалась ее мать.

К счастью, в этот вечер никто не просил ее сыграть на клавикордах, и, помня о том, что хозяйке придется вставать рано утром, чтобы поспеть на самолет, гости начали расходиться вскоре после полуночи. Со вздохом облегчения Сидония улеглась в постель, надеясь вздремнуть несколько часов и больше всего в жизни желая, чтобы Финнан смог приехать прежде, чем она покинет дом. Но, когда она проснулась, в квартире было пусто и темно. Она уныло поднялась, оделась и позвонила в больницу.

— Доктор О’Нейл только что уехал, — сообщил ей суровый женский голос.

Через тридцать минут Сидония уже начала паниковать и срочно заказала такси до аэропорта. По какой-то иронии судьбы машина задержалась, и, когда наконец она выезжала из Филимор-Гарденс, нагруженная багажом, Сидония заметила, как за угол заворачивает машина Финнана.

— Стойте! — крикнула она шоферу. — Мне надо хотя бы просигналить ему!

Но было уже слишком поздно. Машина врача скрылась из виду, а Сидония поняла, что пора ехать, иначе она рискует опоздать на самолет, времени до которого уже оставалось в обрез.

— Боже! — воскликнула она вслух. — Удается ли хоть когда-нибудь людям сделать задуманное?

— По моему опыту — нет, — мрачно вставил таксист. — Так что радуйтесь, что уезжаете отсюда. Куда вы летите?

— В Россию, — ответила она, — но без всякой любви! — добавила тут же, вспомнив название фильма с Джеймсом Бондом.

— Да, классный был фильм, — ответил таксист. — Но мне больше нравился Шон Коннери, а вам?

— Я предпочитаю Тимоти… забыла, как его фамилия, — поддержала разговор Сидония. — Кто-то из новых.

— Тимоти, Тимоти, какая-то известная фамилия, — напряженно повторил таксист. — Я слышал о нем,

В таком состоянии, не зная, плакать ей или смеяться, Сидония пережила рассвет своей новой жизни — без Финнана О’Нейла.


Саре оказалось слишком трудно принять тот факт, что ее теперешняя жизнь будет почти неотличимой от предыдущей. Три недели назад она тайно обручилась с королем Англии, стала его невестой. А теперь он должен был жениться на принцессе-немке, сама же она оказалась брошенной героиней с разбитым сердцем. Для всего остального мира она надевала маску безразличия, уверяя, что относилась к Георгу только как к другу и что даже ее лошади и собаки значат для нее больше, чем король. Имея в качестве поверенного только своего двенадцатилетнего племянника, Сара с трепетом вглядывалась в будущее.

Генри Фокс, дабы показать всему высшему свету, что обитатели Холленд-Хауса благосклонно приняли случившееся, устроил любительский спектакль молодежи, а Кэролайн собиралась дать небольшой бал. Но все в доме знали, что эти развлечения предприняты только для того, чтобы отдалить страшный час. Рано или поздно Саре придется появиться при дворе на глазах не только у бывшего возлюбленного, но и всего общества, жаждущего заметить хоть малейшее проявление слабости с ее стороны, и с облегчением узнать подтверждение слухам.

Его величество на совете объявил, что намерен жениться на Шарлотте Мекленбургской, но казался при этом смущенным — этот факт отметили почти все присутствующие. Проходя мимо Генри Фокса, король густо покраснел от стыда — казначей был очень доволен этой маленькой местью за Сару. Так, после того, как была публично объявлена королевская помолвка, девушка наконец прибыла ко двору, вознамерившись как можно глубже задеть чувства Георга.

Принцесса еще не приехала в Англию, поскольку как раз в это время умерла ее мать, поэтому, как выразился Фокс, гостей в это июльское утро по-прежнему приветствовал холостяк. Мельком взглянув на короля, пока она подходила, Сара, к своему вящему удовлетворению, отметила, что он кажется перепуганным до смерти. Тем не менее его величество шагнул к ней навстречу, как будто не мог сдержать себя. Гордо вздернув подбородок, Сара огляделась, твердо решив скрыть свои муки от всех любопытных глаз.

Рядом нервно покашливал король. Девушка не взглянула на него.

— По-видимому, вскоре можно будет возобновить верховые прогулки — стоит чудесная погода, — неуверенно произнес он.

Сара уставилась в пол, но ее лицо было искажено гримасой раздражения и скуки.

— Да, чудесная, — резко ответила она.

Всего секунду его величество всматривался в ее прекрасный профиль с твердо сжатыми губами, а потом резко отвернулся. В глубине души оба знали, что никогда не забудут, да и не смогут забыть, то, что некогда испытали. Но теперь гнет, которому король подвергался с детства, достиг критической точки в самом жестоком из своих проявлений, и король уже знал, что единственный шанс превратить сладость истинной юношеской любви, в уютную гармонию счастливой семейной жизни для него потерян навсегда.

— Как жестока судьба, — прошептал себе Георг, ложась вечером в постель, и заплакал, не стесняясь своих детских рыданий.

Сара Леннокс тоже плакала этой жаркой июльской ночью в тишине своей спальни. Будь она более уверенной в себе, более развязной, умей вертеть своим слабым юным возлюбленным, она могла бы зажить счастливой, страстной и легкой жизнью, взойдя на британский престол в качестве супруги Георга. Но решающее слово осталось за другой женщиной, матерью самого короля, и с этого дня для жизни Сары было предуготовано совсем иное течение.

Загрузка...