Условно разумный

Глава 16. Плохие новости

У Андрея болело все тело: руки, ноги, грудь, спина, голова, но особенно руки. Их словно опустили в чан с кипящим маслом и попеременно тыкали в них огромной вилкой: готовы, или еще поварить.

Поясница взрывалась болью, ребра казались изломанными, ноги не шевелились, хотя Семенов пытался ими двигать. А может ему просто казалось, что пытался…

В нос лез навязчивый запах горелой резины, расплавленного пластика и меди. Крови? Андрей закашлялся и открыл глаза. Он лежал на животе, в щеку впилось нечто острое, но что это, разглядеть не получилось — вокруг была темнота, только метрах в ста от него пылал упавший "Боинг-747".

Семенов попытался поднять голову и едва не вскрикнул от боли, прошедшей по позвоночнику. Перед глазами вспышкой пронеслось видение: быстро приближающаяся земля за окном кабины пилотов.

Момента удара самолета о землю мужчина не помнил, зато память показала другую картинку: вид выжженного пшеничного поля, дымящиеся обломки самолета и изуродованные обгоревшие части тел, вертолеты спасателей и удивленный вскрик: "Еще один выживший!" Но это случится только под утро, а сейчас…

Андрея затошнило.

— Это уже было, — шепнул он и облизал пересохшие губы. — Я на арене, а все это… лишь память. Морок. Видение.

"Вспомни слова "Ганеши", — посоветовал аналитик, — для борьбы с психоатакой тебе нужен якорь. Деталь, связанная с реальностью, нечто такое, от чего просто так не отмахнешься, что вытащит из омута воспоминаний, заставит перенестись во времени, вернет обратно на арену".

Семенов закрыл глаза и постарался сосредоточиться. К сожалению, это оказалось не так-то просто. Навязчивый запах взорвавшегося самолета и горелой плоти никуда не делся, ребра все так же болели, а руки умоляли найти где-нибудь обезболивающее.

— Я на арене, — шепнул Андрей, — я на арене. Я на арене.

Он вспомнил маленького ребенка, играющего в песке, нежную розовую кожу, пухлые губки, голубые глаза, светлые, похожие на пух, волосы…

Нос по-прежнему чувствовал запах гари.

… на мгновение показавшийся раздвоенный язык…

— Я на арене.

Увы, визуальные образы не помогали. Воспоминания о настоящем не могли вытащить Семенова из реальности прошлого. Мужчина сосредоточился на ощущениях.

Чем пахло на арене? Ничем особенным. За долгие недели заключения в "секторе предварительного заключения" он привык к не всегда приятным запахам инопланетных тварей. Следовало найти что-то осязаемое.

Решетка!

Андрея словно осенило. Перед тем, как отключиться и очнуться в кабине обреченного «Боинга», он стоял, опершись спиной о металлическую сетку купола.

Семенов сосредоточился на ощущениях.

Мелкая металлическая сетка. Левая ладонь чувствует ее гладкость и прохладу…

Зрачки под закрытыми веками сузились — после ночи и отдаленного костра догорающих остатков самолета свет арены показался ярче сотни солнц.

Андрей вздрогнул, и свет тотчас пропал.

"Не думай о самолете"! — приказал аналитик, и мужчина снова попытался сосредоточиться.

Под ногами толстый слой песка, но на пляж не похоже. На пляже песок мягкий, теплый, рассыпчатый, с удовольствием принимающий в объятья обнаженные ступни. На арене жесткий, утрамбованный, скрипучий.

В правой руке нож. Рукоятка теплая, слегка шершавая…

Свет возник также внезапно, как и в первый раз. Андрей поспешил открыть глаза и увидел решетку купола. Он лежал на спине, все также сжимая в правой руке оружие. Малыш на коленочках полз к нему. Он улыбнулся человеку…

Свет погас. К запаху горелого примешался едва заметный запах чего-то кислого. Слышалось сухое потрескивание, вокруг была абсолютная темнота, пламя потухло.

— Нет! Я на арене!

Андрей не помнил, как упал, зато теперь ему стало проще сосредоточиться.

Песок. Он лежит на песке.

Спина и правда почувствовала облегчение — боль ушла. Снова вспыхнул свет. Семенов вцепился в реальность, зарылся свободной левой рукой в песок арены, чтобы чувствовать. Вот он — якорь!

Ребенок сидел возле него. Он снова улыбнулся, но песок не позволил Андрею провалиться в прошлое. Мальчик оскалился, и сердце мужчины невольно ушло в пятки. За пухлыми губками скрывались вовсе не жемчужные зубки, а треугольные акульи зубы. Он крепче сжал нож и поднялся на ноги.

Его шатало. Он отошел подальше от дикстры, и увидел, как малыш упрямо развернулся и пополз в его сторону, посылая уставшему мозгу землянина один сигнал за другим. Но теперь Андрей мог сопротивляться.

Камеры мельтешили вокруг него, подлетая к самому носу. Семенов досадливо отмахнулся и подумал: что именно видели зрители? Металлическая сетка наверняка не уберегла бы их от воздействия дикстры, зато закрыла обзор, давая хищнику возможность сосредоточиться на единственном противнике — на Андрее. Но могли ли камеры передавать изображения прошлого? Те самые картины, что возникали перед глазами человека? Знает ли кто-нибудь, что ему пришлось пережить? Будет это плюсом или минусом? Покажется зрителям трагедия человека смешной или интересной?

Дикстра приближалась. Семенов посмотрел на подползающего к нему мальчика и отбросил нож. Пусть перед ним не настоящий ребенок, а чудовищная тварь, он не может воткнуть оружие в нежное тельце мальчугана. Не может. Под страхом смерти. Под страхом провала миссии, возложенной на него "Мирным космосом".

Ну почему дикстра выглядит именно так?!

Андрей пнул нож и отошел в сторону. Сел на песок, обхватил голову руками и закрыл глаза.

— Уважаемые зрители! — донесся до него голос комментатора. — Похоже, мы с вами стали свидетелями единственной за все время проведения боев ничьи! Дикстра не смогла убить человека, а человек не захотел убить дикстру!

Стадион зашумел, но Семенову звуки казались глухими и неразборчивыми.

— Продолжения боя не будет! Прошу жюри выставить оценки выступлению дикстры!

Андрей замер, потом посмотрел на мальчика, упрямо продвигающегося к нему, не верящего в провал психоатаки. У мужчины еще оставалось несколько секунд, чтобы поднять нож и вонзить его в грудь соперника.

Но он не мог.

Не мог убить ребенка.

— Пятьсот двенадцать баллов. Спасибо! Теперь прошу оценить выступление человека!

Семенов закрыл руками уши, чтобы не слышать вердикта, но голос комментатора, казалось, звучал в самой голове.

— Пятьсот двенадцать баллов! Удивительно! Уважаемые зрители, только вы можете решить, продолжит ли кто-нибудь из бойцов сражаться за победу, либо они оба заслуживают только смерти!

Полторы минуты, пока шло голосование, Андрей старался ни о чем не думать. Ни о совершенном хищнике в облике маленького ребенка, ни о "Мирном космосе", ни о собственном будущем.

— Девятьсот восемьдесят семь! — взревел комментатор. — Лучший результат в истории! Человек выходит в четвертый тур, оттеснив явного фаворита — краса с Сиеры!

Мужчина поднялся. Вокруг него материализовалась голубая полусфера и потащила его к двери купола. Дикстра взвизгнула и расплакалась. Плакала она тоже как ребенок.

О'рдрин злился. И не просто злился, он был в ярости. Грог каким-то образом освободил человека!

Мало того, человек вернулся в "сектор предварительного заключения"!

Но и это еще не все!

Вместо того, чтобы погибнуть и принести капитану хоть какой-нибудь доход, компенсирующий затраты на свое освобождение, он выиграл бой и прошел в четвертый тур!

— Как ты мне это объяснишь?! — в который раз восклицал О'рдрин. — Ведь ты не мог открыть замок на клетке! И никто не мог!

Грог только смеялся в ответ, а единственная фраза, которую корабль соизволил произнести, звучала так:

— Я рад, что Андрэй сбежал от вас, О'рдрин. Вы хороший капитан, но злое и подлое существо. Я рад нашему скорому расставанию.

— Будь ты проклят!

Капитан бродил по пустой кают-компании, из которой вынесли всю мебель. Мэкалль стоял у иллюминатора и смотрел на купола.

— Он лишил меня всего! — зло зашипел О'рдрин, — Корабля! Денег! Надежды на разведывательную деятельность!

Мэкалль кивнул:

— Я вас предупреждал.

— Ты бы хоть помолчал! У меня впечатление, будто ты теперь на стороне землянина!

— Ваше впечатление ошибочно.

— Надеюсь. Только вы с Кокушем у меня и остались.

— А вы не допускаете, что это кок открыл клетку?

— Нет, — капитан мотнул головой. — Он не мог. Я ни на секунду не выпускал ключ из рук.

— Но человека все равно сбежал.

— Сбежал, — О'рдрин сделал глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки, и сменил тему: — Ты собрал вещи? «Грог» заложен, пора освобождать корабль. Обоснуемся в гостинице, а потом подыщем новое средство передвижения. Без системы ИИ.

— Все готово, О'рдрин.

— Хорошо. Иди, а мне надо связаться с Коронером.

Арахноид отправился к двери и там столкнулся с Кокушем. Повар посторонился, пропуская специалиста по иноразумным, и кашлянул.

— Проштите, О'рдрин, я ухожу.

— Уходишь?

— Увольняюшь. Я нашел мешто на другом корабле.

— Но почему?

Повар замялся, но потом смело посмотрел прямо в глаза капитана:

— Не хочу, чтобы мной командовал Хролль.

— Хролль! Таким, значит, ты меня видишь?!

— Шущештвом, продавшим шобштвенную чешть. Алчным и бешпринципным. Предателем.

— Хватит! — взвизгнул О'рдрин. — Проваливай!

Кокуш попятился и вышел из кают-компании.

— Это вы все Хролли! Предатели! Оставили своего капитана в такой момент!

О'рдрин бросился в рубку к системе видеосвязи и вызвал Коронера.

— Абонент занес ваш номер в "черный список", — равнодушно отозвался компьютер. — Для вас оставлено одно голосовое сообщение. Желаете прослушать?

— Желаю, — рявкнул капитан.

В динамиках щелкнуло, и на мостике зазвучал голос Коронера.

— О'рдрин… даже не знаю, что сказать. Ты разочаровал меня. Сильно разочаровал. Не выполнил условия нашего договора, я не дополучил кое-что…

— Деньги за выигрыш, — стиснул кулаки О'рдрин, хотя знал, что «осьминог» его не слышит.

— С этого момента я запрещаю тебе связываться со мной каким-либо способом. И прекращаю наше сотрудничество. Не могу вести дел с Хроллем.

— Опять! — капитан ударил кулаком по панели управления.

— Отныне тебе запрещен доступ в "сектор предварительного заключения". И позволь дать совет, — Коронер замолчал, а потом зашипел: — улетай с Реджины и не суйся больше на мою территорию. Я тебя предупредил.

В колонках снова щелкнуло.

— Приятного дня, — произнес компьютер, и связь прервалась.

— Будьте вы все прокляты!

О'рдрин выскочил из рубки и почти бегом направился к шлюзу.

— Будьте прокляты!

— И тебе удачи, капитан, — засмеялся Грог и открыл перед О'рдрином двери.

Андрей не знал, сколько времени проспал: может, несколько часов, а может несколько дней. Мозг, подвергшийся атаке дикстры, требовал отдыха и отключился, как только Семенов оказался в своей клетке. Мужчина лег на пол и заснул, а проснулся от боли в ноге.

Навор стоял за решеткой и тыкал в ногу секирой.

— Ты мне ногу отрежешь, — Андрей сел и поджал ноги под себя. — Что-то случилось?

— Случилось.

Помощник Коронера выглядел обеспокоенным: озирался по сторонам, дергал плечом, а на лице его читался если не испуг, то сильное волнение.

— Хозяин к тебе идет. Ты уж это, не говори, что мы тебя обратно поменяли. Он меня убьет!

— Не скажу, — успокоил чернокожего охранника Семенов.

Навор хотел сказать что-то еще, но в этот момент из-за клеток показался «осьминог». Его голова, закрытая прозрачным шлемом, меняла цвета, как сломанный светофор.

— Ну, — он остановился возле Навора, не рискуя подходить близко к клетке. — Ты ведь человек? Не псевдометаморф? Правду говори!

Семенов сделал вид, будто обращаются не к нему.

— Челове-е-ек, — протянул Коронер. — Мой пленник никогда бы не победил дикстру. Он слишком слаб и физически, и морально, а ты каким-то образом сумел противостоять психоатаке. Но вопрос не в этом. А в том, что ты здесь делаешь? Зачем вернулся? — Коронер шагнул к клетке. — Я вытащил тебя, а ты, как тупая скотина, пришел обратно к кормушке, будто не понимал, что здесь тебя ждет только смерть!

— Да! — поддакнул Навор и поднял секиру.

— Помолчи, — поморщился «осьминог». — Это ведь ты их поменял.

— Я никого не менял, — пошел на попятную охранник. — Честно! Только один раз! Когда вы сами сказали мне поменять человека на этого вот. Эй, ты, — Навор просунул секиру в клетку. — А ну, отвечай, когда тебя спрашивают!

Вместо ответа Андрей протянул к секире руку, мысленно приказав ей вытянуться и превратиться в щупальце.

— Но-но! — Навор отпрыгнул и поспешил вытащить оружие из клетки. — Видите, это псевдометаморф! Никакой не человек! Люди не умеют так делать!

Коронер задумчиво наклонил голову.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю! Вы ведь видели все его бои! Если бы он мог что-то подобное, обязательно использовал бы свои способности на арене!

— Может, ты и прав, — качнул головой «осьминог» и неожиданно обернулся к Навору. — Но ты неправ! Куда ты дел псевдометаморфа?! Зачем ты их поменял? Что ты с этого получил? А? Отвечай!

— Коронер! — Навор надул губы, но на всякий случай отступил. — Я ничего не делал! Я честно служу вам уже многие годы. Разве я хоть раз дал вам повод усомниться в своей преданности?

— Ты алчен и властолюбив! Значит, слаб!

Коронер обернулся к человеку и прищурился.

— Ты — неблагодарное существо. Предал того, кто подарил тебе свободу! Знаешь, каких денег ты меня лишил? Зачем ты вернулся? Захотел спасти двойника? В благородство играешь, вместо того, чтобы думать головой! Так вот послушай, мерзкий сьента, послушай и запомни: праздники закончились. Хотел на арену? Будет тебе арена. Настоящая, суровая, такая, какая и не снилась. Вот тогда взвоешь! Если останешься жив. Навор!

Чернокожий вытянулся в струнку, готовый исполнить любое приказание.

— С этой секунды никаких посетителей! Никаких защитных костюмов и оружия! Я отдам приказ по «Допуску», а на тебя возлагаю контроль за исполнением. И если узнаю, что к человеку кто-то пришел…

Навор сглотнул и крепче сжал секиру.

— Никто не придет, — пообещал он. — Лично прослежу.

— Вот и хорошо. А ты, сьента… мы видимся с тобой последний раз. Хотел драться? Будешь драться. Не захотел по-хорошему, будет по-плохому. Выступаешь завтра! Утопим тебя красиво.

Коронер прошипел еще несколько фраз, которые лингвоанализатор почему-то не перевел, и удалился, а Андрей посмотрел на Навора.

— Ты и правда никого ко мне не пропустишь? Даже Илорэль?

— Особенно Илорэль. От вашей компании одни неприятности. Извини, парень, но больше я ничего для тебя сделать не могу. Мне своя шкура дороже.

Семенов понимающе кивнул и снял розовый комбинезон.

— Я принесу тебе замену, — Навор забрал костюм и поспешил скрыться между клетками.

Семенов тяжело опустился на пол. Видимо, праздники действительно закончились.