Сева
Горошек отключилась прямо на моем плече, едва мы приговорили бутылку вина.
Пристально рассматриваю девушку, и понимаю, что она совсем не изменилась. Да, исхудала, однако все те же светлые шелковистые волосы, те же длинные ресницы и бледные губы бантиком. И, само собой, она так и не выросла. Как была самой маленькой в классе, так и осталась.
Милая и забавная. Горошек всегда была хохотушкой, участвовала во всех школьных мероприятиях и, разумеется, была круглой отличницей. Правильная до скрежета зубов, никому не давала списывать.
Никому. Кроме меня.
Будучи старшеклассником не задумывался над этим, а сейчас понимаю, что вероятно я был ей симпатичен.
Впервые я разглядел ее на дискотеке в выпускном классе, когда Горошек сняла свои чопорные рубашки и надела платье с декольте. У неё, признаться, оно было выдающимся.
Кровь забурлила, гормоны ударили в голову. Мы с пацанами долго ещё обсуждали это декольте. Да и собственно, что нам еще в семнадцать лет было нужно?
В семнадцать у тебя стоит даже на березу. И нет. Это не шутка. Поверьте, сексуальный подтекст мерещится всюду.
Помнится, я тогда, красуясь перед ребятами, сказал, что позову ее на танец. И позвал.
И что вы думаете?
Горошек дала мне отворот поворот. Посмотрела, как на букашку под своими ногами, и фыркнула. Впрочем, наверняка я ей сказал какую-то нелепость вроде: «Горошек, да у тебя есть на что посмотреть. Пошли потанцуем, а?».
Если бы так подкатили к моей дочери, то я бы достал ружье и всадил зарвавшемуся говнюку солью в зад.
Да уж, в семнадцать мои навыки флирта оставляли желать лучшего.
Помнится, меня тогда сильно задел ее отказ, ведь до этого три девчонки позвали меня сами! А тут какая-то Горошек!
Парни надо мной потом долго прикалывались. Ещё бы, я так хвалился своими победами на любовном фронте, а тут полный провал. Разумеется, я как и все преувеличивал. В сотни раз. Рассказывал то, чего и быть не могло. И чего не было до сих пор.
Когда Антоха с параллели, ржа, как конь, глумливо бросил: «Что обломался, Амурский?», то я зло выпалил: «Та ну ее! Стоит стенку подпирает, как будто та без неё упадёт. Вон, Светку лучше позову, а эта пампушка пусть локти кусает!».
Кто ж знал, что нечаянно брошенное прозвище приклеится? Более того, мне самому нравилось ее так дразнить. В эти моменты Горошек становилась похожей на фурию и обычно желала мне смерти.
Почему же столько лет спустя я сижу здесь и выполняю роль ее няньки? Не сказать, что мы когда-то общались или были приятелями. Нас ничего не связывало, но почему-то я чувствовал себя крайне паршиво. Кошки не то что скребли, а нагадили в душе.
Когда она, скривив недовольную моську, зашла в подъезд, я уже знал, что она увидит. Знал, потому что соседи снизу были очень шумными и страстными. Я даже в какой-то момент позавидовал, а вот когда увидел Горошек — все понял.
Подонок кувыркался с какой-то телкой. Вероятно, прямо в их постели. Страшно представить, что почувствовала эта девчонка.
Не то чтобы я такой добрый самаритянин или страдаю комплексом героя, но случайно увидев в окне лысого соседа, не раздумывая спустился вниз.
Девчонке сегодня и без того тяжело. Зачем еще скандалы? Я ее понимал чисто по-человечески. Человеку нужен человек, как ни крути.
Признаюсь, я собирался только переставить машину, а потом завалиться спать. Долгая дорога из столицы меня изрядно вымотала. Да ещё и игру продули. Все периоды шли на равных. Без лишнего хвастовства, даже несколько впереди. Все говорило о нашей победе, но чертовы буллиты… Всего на один гол больше, и мы потерпели фиаско.
И все же я приперся какого-то рожна к ней. Притащил вино, закуску, а сейчас смотрю на неё и не могу понять, как свою женщину можно предать?
Чего ради? Мимолетного удовольствия?
Не подумайте, я не проповедник. Сам тот еще ходок. Со своими женщинами (да, во множественном числе!) я был предельно честен. Что, разумеется, не мешало им додумывать и искать скрытый смысл и намеки там, где ими и не пахло.
Возможно…
Хотя, нет. Определено, я был козлом, не развеивая их надежды. Впрочем, женщины попадались мне разные. Одни принимали правила игры «секс и ничего большего», другие только делали вид. Но и я, знаете ли, не телепат, чтобы читать мысли. Да и не было мне особого до этого дела. Со всей бы кашей в голове разобраться, не то что чужой.
— Горошек, — тихо шепчу.
Она хмурится во сне, причмокивает губами и зарывается мне в шею носом. Тёплое дыхание щекочет жилку.
Ох, шея всегда была моей эрогенной зоной. От одного до десяти насколько я мудак, если у меня встаёт на спящую, вымотанную страданиями женщину? Полагаю, одиннадцать.
— Ася, — прокашлявшись, громче говорю.
Ноль реакции.
— И что мне с тобой делать, пампушка? — усмехнувшись, спрашиваю в пустоту.
Поудобнее ее перехватив, встаю вместе с ней на руках. Она недовольно сопит, в полудреме открывает глаза, но я тут же обрываю:
— Спи уже…
Горошек легче штанги, которые я тягаю по вторникам и четвергам в спортзале. И все равно она пампушка. Такая же сочная. Особенно, ее передняя часть выше рёбер.
Кошусь на ее грудь, что видна в разрезе рубашки, и тут же даю себе мысленную оплеуху.
Заканчивай, извращенец, пялиться на ее прелести, и отнеси уже в чертову кровать бедную женщину!
Вот только в комнате голый матрас и полная вакханалия. На полу валяются вещи, подушки, разбросаны флаконы, косметика, словно в дом проникли воры, в поисках миллиона долларов.
Покачав головой, отношу Горошек на диван, укладываю ее на подушку и уже собираюсь уйти, но почему-то ноги меня несут на поиски пледа. Нахожу его в шкафу, на самой верхней полке.
Видите, я бываю очень хорошим мальчиком!
Укрыв соседку, задергиваю шторы, убираю и мою посуду. Складываю мусор и, выключив везде свет, наконец выхожу из квартиры.
Да уж, всякое бывало, но чтобы я от девушки уходил в прихватку с мусором…
Похоже, старею.