Юсуфу показалось верхом роскоши его жилье во дворце, выбранное с расчетом, чтобы поместить там Насра, а также Абдуллу и стражника. Было утешительно иметь вооруженного человека в их комнатах и видеть в коридоре другого.
— Где был Его Величество сегодня вечером? — спросил Юсуф Насра, когда они пришли в свои комнаты на ночь.
— Наверно, обедал где-то, — вкрадчиво ответил Наср. — Наверняка с друзьями.
— Его Величество обедал с женщинами, — негромко сказал Абдулла.
— Вот, видишь? Я должен знать все дворцовые слухи, и половину их приходится получать от Абдуллы, — сказал Наср. — Разумеется, вот почему Ибн аль-Хатиб знает дела каждого даже лучше, чем визирь.
— Интересно, почему нас так хорошо охраняют? — спросил Юсуф.
— Тебя это беспокоит?
— После вчерашнего нисколько, — ответил Юсуф. — Но я не ожидал этого.
— Его Величество поражен — чуть ли не больше нас — этой историей со скачками, — сказал Наср. — Ему кажется, что тут дело выходит за пределы обычного озорства мальчишек с конюшни.
— Это сделал кто-то из тех мальчишек? — спросил Юсуф.
— Ему было бы легче всего повозиться с седлом Сокола, — ответил Наср. — Но мальчишке с конюшни было бы трудно организовать скачки без согласия участников. Скажем так, что это дело еще разбирается. Но по крайней мере эту ночь мы проведем в безопасности. Что собираешься делать завтра?
— Не знаю, — ответил Юсуф. — Кажется, всякий раз, как я оглянусь, меня тот или другой уводят в неожиданные места. Но я собираюсь пойти утром к матери. В этом мне отказать не могут.
На четвертый день своего пребывания в Гранаде Юсуф пришел в дом матери, когда утро уже давно вступило в свои права. Шел дождь, но он сел рядом с ней во дворе под аркой, подпирающей балкон наверху, и стал смотреть на всплески дождевых капель в бассейне. Как только он появился, мать отослала его сестер и брата и заговорила о его отце, об Ибн аль-Хатибе, об эмире, о его младшем брате, о визире Ридване и что о нем думают в городе, о Насре, о всех неугомонных фракциях при дворе, о том, как они объединяются на время ради какой-то цели, а потом расходятся снова. Говорила, кто из мужчин — или женщин — может быть опасен и как она, вдова человека, которым некоторые восхищались, которого некоторые боялись и ненавидели, избегала бед для себя и своих детей.
— Откуда ты все это знаешь? — спросил Юсуф. — Живешь в этом доме, редко выходишь, мало с кем видишься.
— Должно быть, ты странно представляешь себе мою жизнь, — сказала его мать. — С твоего приезда до визита ко мне я действительно не выходила из дома, чтобы не разминуться с тобой, но у меня много друзей, и женщин, которых я хожу повидать, и почтенных мужчин, которые меня навещают.
— Меня интересует политическая жизнь двора, — продолжала она. — Твой отец, мудрый человек и блестящий законовед, обучил меня всем тонкостям права и обычаев, которым учителя не обучили меня в детстве. Хоть я и не состою в советах могущественных, — сказала она, сильно понизив голос, — мужья моих подруг состоят. То, что мы слышим и обсуждаем, мужчины называют женской болтовней, — добавила она с улыбкой обычным тоном. — Но ты найдешь ее очень точной.
— Ты не боишься так говорить? — спросил Юсуф.
— Неужели мой сын предаст свою мать?
— Ни за что. Ты это знаешь. Притом ты не сказала ничего изменнического. Но кое-что, пожалуй… опрометчиво.
— Это так. Но в душе у меня нет изменнических мыслей, поэтому нет и слов измены на языке. Однако то, что я сейчас сказала, тебе нужно знать для своей безопасности и благополучия. Раньше я не говорила этого, так как очень немногое из того, что говорится в этом доме, не становится известно нескольким заинтересованным людям. Но в дождливый день, здесь, вдали от слуг, услышать, что говорят люди, трудно. Я дожидалась дождя, чтобы сказать тебе это.
— Думаешь, у тебя в доме есть шпион?
— У всех есть шпионы, — ответила его мать. — Нужно научиться тому, как не позволять им причинять слишком много вреда, вот и все.
— По твоим словам, они похожи на мышей, — сказал Юсуф.
— Очень похожи. И, как с мышами, догадываешься, что они у тебя есть, только по красноречивому постукиванию коготков по кафелю ночью да чуточке помета утром в разных местах. Что до рабов, слышишь, как ночью они открывают ставни и тайком выбираются наружу, и они оставляют легкие признаки своего богатства. Это и есть шпионы.
— Тогда тебе нужна кошка, — сказал Юсуф, и его мать весело рассмеялась.
— Пожалуй. Вот я и есть кошка. Постоянно задаю шпионам двойную работу, потому что им все равно много платят. Самые лучшие слуги почти всегда шпионы; они не хотят, чтобы их продали или прогнали, поэтому примиряются со всем.
Когда Юсуф вышел наконец из дома матери с Абдуллой, снаружи их поджидал Фарадж. Он хоть и прятался, как мог, у входа, но все-таки промок. Когда они уходили, дождь прекратился с такой внезапностью, какой Юсуф начал ожидать, но вышедшее солнце как будто не приободрило под-под-секретаря Ридвана.
— Фарадж, что привело тебя сюда? — спросил Юсуф.
— Мне поручено привести тебя к столу визиря, — ответил тот. — Он сожалеет, что был очень занят, поэтому смог повидаться с тобой только накоротке, и надеется, что ты сейчас придешь к нему.
— С удовольствием, — сказал Юсуф, и его сердце сжалось.
За столом сидели Наср, Ибн аль-Хатиб с двумя помощниками, лечивший Юсуфа врач и другие люди: Юсуф подумал, что это помощники визиря. Обратил внимание, что Фараджа в этой группе не было.
Еда, пряные изысканные блюда и отварное мясо, была великолепной, Юсуф ел с аппетитом, хотя ему мешала необходимость старательно наблюдать за манерами и обычаями других. Время от времени он спрашивал Насра, которого тактично усадили рядом с ним, что делать с тем или иным блюдом. Или же подражал сидевшим поблизости.
Когда с едой было почти покончено, слуги стали разносить серебряные кубки с холодным шербетом.
— Иногда я думаю, что Ридван слишком много себе позволяет, — прошептал Наср.
— Почему?
— Даже у эмира редко подают напитки со льдом, а для Ридвана на неофициальном обеде, где не присутствует эмир, это чересчур.
— Он, должно быть, очень богат, — сказал Юсуф.
— Невероятно, — сказал Наср. — На месте Ридвана я бы не демонстрировал богатства так вопиюще. Еще до вечера это станет известно всему городу. Но раз уж нам подали такой шербет, давай его пить.
Наср с удовольствием отпил и повернулся посмотреть, как реагирует его друг на это расточительное угощение.
Юсуф держал кубок в руке и тщательно принюхивался к содержимому.
— Наср, — сказал он вполголоса, — возьми этот кубок и ради сохранения жизни не пробуй содержимого, серьезно, не пробуй. Только понюхай его и дай мне на минутку свой.
Юсуф понюхал кубок Насра, и лицо его прояснилось.
— Этот, кажется, хороший.
— Шербет восхитительный, — сказал Наср. — Лучше, чем хороший. Я выпил полкубка. — Понюхал полный кубок, который держал в руке. — Твой пахнет не совсем, как мой, но, кажется, в полном порядке. Правда, тут какой-то странный — даже неприятный — запах. Словно бы в нем размяли какой-то гнилой плод.
— Хуже того, — сказал Юсуф. — Я узнаю этот запах. Это смертельно ядовитое, дурно пахнущее растение. Несколько капель могут убить человека. Кто-то решил, что я не почувствую его вкуса со всеми этими превосходными фруктами и сиропом.
— Вкус холодного напитка почувствовать трудно, — сказал Наср. — Вот почему в шербете со льдом так много сладкого сиропа и фруктов.
— Ты все знаешь, — сказал Юсуф. — Шербет действительно хороший?
— Как я уже сказал, восхитительный, — ответил Наср. — Только я не уверен, что хочу допивать его. Жажда у меня прошла.
— Что мне следует делать? — спросил Юсуф.
— Мы должны кому-нибудь сказать об этом.
— Кому?
— Говорить хозяину, что он пытался отравить одного из гостей, бестактно. Если это сделано по его распоряжению, он будет очень раздосадован, что ты заметил, а если без его ведома, будет очень расстроен, что на твою жизнь покушались. Где Абдулла?
— Поблизости, — ответил Юсуф. — Он всегда поблизости.
Повернулся, чтобы поискать его взглядом, и Абдулла внезапно появился.
— Абдулла, — сказал Наср. — В этом кубке, который подали твоему временному хозяину, содержится яд. Он не отпил ни глотка, но уловил запах ядовитого ингредиента.
— Господин, вы знакомы с ядами и их запахами? — серьезным тоном спросил Абдулла. — Или это просто неаппетитный запах?
— Я знаком с ядами. В своих занятиях мне пришлось изучать травы, как целебные, так и ядовитые.
— Спасибо, господин, — сказал Абдулла. — Наверняка это важное сообщение. Поберегите этот кубок, господин, я скоро вернусь.
Абдулла вернулся меньше, чем через минуту, низко поклонился, взял отравленный кубок и с заверением, что скоро вернется, скрылся опять.
На сей раз он не вернулся. Разговор за сладостями и различными напитками продолжался с прежней оживленностью. Наконец один из слуг тайком вручил Насру маленький, запечатанный свиток. Наср взглянул на печать, поспешно сломал ее и развернул лист.
— Собственно, мой друг, это для тебя. Видимо, они беспокоились, что ты не сможешь прочесть написанного.
— Беспокойство естественное, — сказал Юсуф. — Некоторые буквы я нахожу трудными и делаю множество ошибок.
— Не так уж много, — встревоженно сказал Наср. — Ты делаешь успехи. Нам нужно немедленно идти к Его Величеству. Эмир в комнате рядом с тронным залом, где предпочитает заниматься самыми важными делами; там он может вести с придворными серьезные обсуждения.
Они вошли, тяжело дыша, в комнату, окна которой выходили на крутые восточные и северные склоны. Там был аль-Хатиб, он негромко что-то говорил эмиру. Мухаммед сидел посреди комнаты, очевидно, не слушая его. Позади него сидели три писца; несколько вооруженных стражников стояли в стратегически важных местах комнаты. Перед эмиром стоял тот самый серебряный кубок.
Мухаммед сидел в низком кресле, удобно вытянув ноги. Он хмурился и едва кивнул двум вошедшим и вставшим на колени молодым людям. Резким движением руки указал им на толстые подушки. Они сели. Аль-Хатиб сел неподалеку от них.
— Его Величество эмир Гранады Мухаммед Пятый хочет знать, как ты узнал, что в этом кубке, — сказал аль-Хатиб совершенно бесстрастным тоном.
Юсуф сделал глубокий вдох.
— Я изучал естественные науки под руководством искусного врача, хорошо знающего их. Он очень интересовался целебным и смертоносным воздействием трав и растений, в юности он обучался здесь, в Гранаде, у великого Ибн аль-Бейтара.
Мухаммед снова сделал резкое движение рукой.
— И где ты учился у этого человека?
— В городе Жирона. — Юсуф нервозно взглянул на эмира, но тот, очевидно, ждал продолжения. — Когда одного из пациентов моего учителя отравили, он обучил меня — попытался обучить — как распознавать различные яды, чтобы не отравиться самому.
— И как же?
— Первая проверка — капнуть каплю неразбавленного яда в чашку с водой и постараться уловить его запах. Вторая — попробовать вкус этой смеси кончиком языка. Третья — капнуть неразведенным ядом на лоскут и нагреть его над лампой. Обоняние у меня острое, и я смог запомнить запах ядов, которые мы опробовали. В шербете был один из этих запахов, который пересиливал запахи фруктов и специй.
— Мне было бы интересно поговорить с тобой подольше о твоих занятиях и о том, как ты заподозрил, что шербет отравлен, — сказал Ибн аль-Хатиб. — Я хорошо знал Ибн аль-Бейтара — он был великим человеком, и его книги бесценны — но я тоже знаю кое-что о травах и ядах.
Мухаммед слушал с почти профессиональным интересом, но не вмешивался.
— Установлено, что шербет был безопасным, господин? — спросил Юсуф. — Если да, то я не в силах выразить свое величайшее сожаление, что вызвал такое беспокойство.
— Нет, — сказал секретарь эмира. — Он был отравлен. Это совершенно ясно. Того, что содержалось в этом кубке, хватило бы, чтобы убить нескольких человек. Это очень быстродействующий яд.
— Мы поговорим с Юсуфом ибн Хасаном наедине, — произнес Мухаммед. — Ты останься, — сказал он Ибн аль-Хатибу. — Все остальные подождут за дверью.
Комната мигом опустела.
Взгляд эмира был устремлен на окно слева от него. Юсуф открыл было рот, собираясь заговорить, но закрыл снова, так как аль-Хатиб предостерегающе тронул его.
— Человек, который добавил яд в твой кубок с шербетом, смог сказать нам очень мало, — заговорил Мухаммед. — Мы знаем, что за эту службу ему хорошо заплатили — полученные монеты оказались среди его вещей. Поняв, что его арестуют и станут допрашивать, он достал флакончик с этим ядом и выпил. Перед смертью поклялся, что не знает, кто дал ему яд или деньги. Со стороны людей, которые пошли за ним, было беспечностью допустить это, но они не ожидали, что так легко найдут виновного. — Раздраженно топнул. — К тому же, как ты наверняка понимаешь, виновен он не больше, чем убивающая человека стрела. Я сейчас ищу лучника, который направил его.
— Мне очень жаль, Ваше Величество, что я причинил столько затруднений земле, где родился, — сказал Юсуф. — И не могу представить, каким образом моя смерть может быть выгодна кому бы то ни было в этом великом эмирате. Человек я незначительный, совсем недавно никого здесь не знал.
— Существование сына твоего достойного отца явно беспокоит кого-то, — сказал Мухаммед. — Высказывалось предположение, что кто-то в этом эмирате причастен к его убийству. Этот человек — если он существует — может желать твоей смерти. Данный вопрос рассматривается. Но пока что будет лучше, если ты покинешь наш эмират до тех пор, пока не будет разрешена эта проблема. Мне горько отсылать тебя; это не изгнание; ты получишь приглашение вернуться, когда все уладится. Но очередное незначительное приключение может оказаться твоим последним, а я хочу, чтобы ты жил, сражался и, если придется, умер за более великое дело, чем спокойный сон предателя.
— Когда я буду должен покинуть двор Вашего Величества? — спросил Юсуф. — Если вам угодно, могу немедленно или завтра.
— Нет, — ответил эмир. — Ты покинешь этот город в строжайшей тайне, а до тех пор должен вести себя так, словно навсегда остаешься здесь. Поэтому завтрашний день проведешь в мечети, в молитвах и занятиях, как и подобает в пятницу. Тебе будет не вредно узнать до отъезда побольше.
— В данном случае, как и во всем, Ваше Величество знает, что правильно, — нервозно пробормотал Юсуф.
— Аль-Хатиб скажет все, что тебе нужно знать, и объяснит принятые меры. Когда сможешь вернуться, будет сообщено письмами. Он сумеет прочесть их? — спросил эмир.
— Он может читать, Ваше Величество, но ему нужно практиковаться и дальше, — сказал аль-Хатиб.
— Тогда вот наше прощальное слово, — сказал эмир. — Пусть Бог хранит тебя в пути, и практикуйся.
— Ваше Величество, — спросил в страхе Юсуф, — можно мне в последний раз повидаться с матерью?
— По-моему, это неразумно, — неуверенно произнес Мухаммед и взглянул на аль-Хатиба.
— Тысяча извинений за то, что вторгаюсь в ваши мысли, Ваше Величество, — заговорил аль-Хатиб, — но можно мне предположить, что может показаться странным, если он завтра не нанесет визита матери? Может быть, если он поклянется не говорить об отъезде, такое разрешение можно дать. Потом Ваше Величество может позволить передать сообщение госпоже Нур, когда весь город узнает, что он уехал.
— Ей будет передано любое сообщение, какое захочешь, — сказал Мухаммед.
— Ваше величество… не знаю, как это сказать, и это ни в коей мере…
Юсуф не мог подобрать слов.
— Говори, Юсуф, — холодно сказал эмир.
— Ваше величество, если можно, передайте это сообщение тайно, боюсь, что в доме у матери есть…
Он не мог произнести этого слова.
— Шпион? — со смехом спросил Мухаммед. — Конечно, есть. И я удивлюсь, если только один. Тот, кто доставит сообщение, будет хорошо об этом осведомлен. До свиданья, маленький брат. Мы рады, что ты смог нас посетить. И будем в восторге, когда вернешься. Теперь ступай с нашим секретарем, он должен сказать тебе многое.
— Мы сейчас уверены, — сказал аль-Хатиб, — что кто-то слышал, как ты говорил о смерти отца и о том, как тебе удалось спастись. Тебя много раз об этом спрашивали, так ведь?
— Да, господин, много, много раз. Я все рассказал матери, многое Насру, кое-что ее высочеству госпоже Мариам, и, может быть, другим. Все этим очень интересовались.
— Еще ты говорил мне, это поразило меня больше всего в твоем рассказе, что ты знал людей, которые вошли, когда уже началась схватка, и один из них указал на твоего отца христианам-убийцам, которые потом убили его.
— Я говорил это, господин? Сам не сознавал, — сказал Юсуф. — И не уверен, что это так было.
— Думаю, так, — сказал секретарь. — И уверен, что теперь об этом знает весь город. Видел ты этого человека?
— Нет, и помню о нем только то, что его знал.
— Он наверняка не знает этого. И, возможно, старался не попадаться тебе на глаза, вдруг при виде его лица у тебя пробудится память. Думаю, было бы интересно оставить тебя здесь, только ни Его Величество эмир, ни я не хотим видеть тебя мертвым, поэтому тебе нужно уехать. Теперь слушай внимательно, сделано это будет вот как.
— Поэтому, Наср, ты должен ехать со мной. Сперва мы поедем в Гуадикс за твоим братом, который тоже будет нас сопровождать, а потом к границе. Выедем среди ночи со стражей и двумя проводниками. В Гуадиксе мы должны быть к рассвету. Когда прибудем к границе, ты и твой брат вернетесь вместе с проводниками и стражниками. Найдется кто-нибудь, кто доведет меня до Валенсии.
— Есть много мудехаров — наших людей, которые с переменой границ остались в христианских землях — они окажут эти услуги для эмира, — сказал Наср. — Как бы мне хотелось вместе с тобой пересечь границу и своими глазами увидеть положение вещей в тех странах.
— Зейнаб ни за что меня не простит, если я покину ее снова и на сей раз заберу с собой ее жениха, — сказал Юсуф.