Его звали Римо, и он собирался кое-что выяснить насчет загрязнения окружающей среды.
Стоя на холме, он смотрел вниз, на три уходящие в небо высоченные трубы, – из них тянулись тонкие струйки белого дыма. Римо знал, что это дым от сжигания угля, но он очищен и профильтрован, поэтому стал чище, чем дым от сжигания нефти. С вводом в строй очистных сооружений расходы на уголь так возросли, что стало выгоднее использовать арабскую нефть Америке оставалось лишь выбирать между дорогой нефтью и таким же дорогим углем. Атомная энергетика была окончательно похоронена. Было достаточно небольшой аварии, в которой даже никто не пострадал – ни один человек не пострадал в Америке из-за аварии на атомных станциях, – как газеты подняли такую шумиху, что, когда авария была полностью ликвидирована, о программе развития атомной энергетики пришлось попросту забыть. Как жаль, подумал Римо, что страна, разработавшая и впервые построившая атомную станцию, когда-нибудь станет единственной в мире, не использующей мирный атом. Опять демонстранты взяли верх.
Те же самые демонстранты приветствовали победу вьетконговцев и настолько деморализовали Америку, что США решили убраться из Юго-Восточной Азии, оставив ее на откуп коммунистам. И тогда в этой части мира воцарилась долгая ночь террора. В Камбодже неграмотность достигла 99%, потому что все, кто мог читать или писать, были уничтожены. Здесь на шесть миллионов населения приходилось всего шесть врачей, но почему-то этот вопрос демонстранты старались не поднимать.
Римо уже давно решил про себя, что Америка не только потеряла свое лицо, выйдя из войны во Вьетнаме, – она перестала быть Америкой, утратила свой истинный дух. Тайвань сдали, потеряли Иран. Американское руководство недвусмысленно дало понять, что в Южной Африке не признает иного правительства, кроме коммунистических террористов, вне зависимости от результатов голосования. Преподавательница колледжа, только и умевшая, что ненавидеть Америку, отправилась в Россию – получать от коммунистов медаль – и там заявила, что разговоры о преследовании советских диссидентов – всего лишь уловка, чтобы скрыть преследование диссидентов в самой Америке. И преспокойно вернулась в свой финансируемый государством колледж, где ей платили зарплату из средств налогоплательщиков.
«Какая грязь», – думал Римо, глядя сверху на маленькую долину, где вокруг крохотной угольной электростанции расположились лагерем около пяти тысяч человек. Обращаясь к стоявшему рядом человеку восточной наружности, он сказал:
– Все кончено, Чиун.
– Что ты имеешь в виду? – спросил тот. Он был всего пяти футов ростом, почти на целый фут ниже Римо. Чиун продолжал наблюдать за толпой, его жиденькая бородка и тонкие пряди седых волос развевались от редких порывов легкого ветерка.
– Америку, – ответил Римо. – С нами все кончено.
– Ты хочешь сказать, что нам следует поискать работу где-нибудь еще? – поинтересовался Чиун, кинув взгляд на Римо, по-прежнему взиравшего на толпу. – Я всегда говорил, что в мире много стран, где хотели бы воспользоваться услугами двух первоклассных наемных убийц. – Голос у Чиуна был высокий, но в то же время сильный – он совсем не вязался с обликом восьмидесятилетнего старца, обладавшего хрупким телосложением. На старом корейце было белоснежное кимоно из парчи, и, несмотря на жаркое солнце Пенсильвании, он не потел.
– Нет, – произнес Римо, – это не значит, что мы должны искать работу в другом месте. Жаль только, что, невзирая на все наши усилия, Америка мертва.
– Я никогда этого не понимал, – заметил Чиун. – По-твоему, выходит, что Америка – это какая-то особая страна. Но ничего подобного! Она просто немного изменилась. Вспомни о величии Древней Греции, славе Древнего Рима – все пропало в дымке времен. Только и осталось, что танцующие друг с другом мужчины да женщины, готовящие спагетти. Вспомни фараонов и их империи, вспомни белокурого македонца – все прошло. Почему же судьба Америки должна быть иной?
– Должна, – упрямо повторил Римо.
– Но ты можешь объяснить почему?
– Потому что это свободная страна. А в других странах, о которых ты говоришь, свободы никогда не было. Но здесь люди свободны, и вот теперь нас завоевывает внутренний враг. Сами американцы рвут страну на куски.
– Такова оборотная сторона свободы, – сказал Чиун. – Стоит только дать людям свободу, и они используют ее, чтобы напасть на тебя.
– Тогда какой же выход? Отобрать свободу?
Прежде чем ответить, старец посмотрел на небо: на фоне ярко бедой глади облаков парил одинокий коршун.
– Дом Синанджу существовал у многих народов на протяжении многих веков, – наконец изрек он.
– Я знаю, – отозвался Римо. – Пожалуйста, давай обойдемся без лекций по истории.
– Я только хочу сказать, что это единственная из всех известных мне стран, решения в которой принимаются под влиянием чьих-то прихотей и капризов. Такое впечатление, что всей нацией правит тончайшая прослойка и в нее попадают именно те, кто больше всего на свете ненавидит собственную страну.
– И это мне известно, – согласился Римо. – Ну, так что, запретить свободу? Это ответ?
– Нет, – возразил Чиун. – Если запретить свободу, то вас завоюют извне. Сохраните свободу – и станете жертвой внутренних врагов.
– Итак, у нас нет выхода, – подытожил Римо.
– Отнюдь. Все нации когда-нибудь погибают. Что же касается вас, плохо лишь то, что ваша гибель окажется бесславной. Лучше погибнуть от меча, чем от жалких червей. – Он вновь посмотрел вниз, на пять тысяч человек, собравшихся у ворот электростанции, – некоторые пели, другие выкрикивали лозунги. – Но пусть тебя поддерживает одна мысль.
– Какая?
– Эти жалкие черви там, внизу. Когда ваша страна уступит место какому-то новому образованию, можешь не сомневаться, они погибнут первыми.
Римо покачал головой.
– От всего этого тоска берет!
– Нет-нет, – быстро проговорил Чиун. – У нас есть наше искусство. Наша жизнь исполнена большого внутреннего смысла, внешний мир не может на него повлиять. Нам не нужен никто, кроме нас самих.
– И наших жертв.
– Верно, – согласился Чиун. – Признаю свою ошибку. Без жертв не бывает наемных убийц.
Неожиданно в Римо проснулась злость. Он погрозил кулаком демонстрантам внизу и заявил:
– Уверен, в жертвах у нас недостатка не будет.
– Я подожду тебя здесь, – сказал Чиун. – Надеюсь, ты хорошо проведешь время. Только прошу, не давай волю гневу.
– Постараюсь, – с этими словами Римо начал быстро спускаться вниз.
Шел пятый день, как из-за пикетчиков электростанция прекратила работу. И каждый день демонстранты штурмовали окружавший электростанцию забор – их атаки отбивались силами городской полиции и местной охраны. Но сегодняшний день, по сведениям Римо, обещал быть необычным: стало известно, что демонстрантам подвезли оружие и взрывчатку.
Из-за остановки электростанции вот уже пять дней сто тысяч семей сидели без электричества. Это значит, что не работали холодильники, не горел свет, нельзя было принимать телевизионные и радиопередачи. В больницах использовали аварийные генераторы, мощности которых хватало лишь для самых неотложных операций, и если бы хоть один из таких генераторов отказал, началась бы массовая гибель больных, потому что других запасных систем в городе не было.
Площадка вокруг электростанции напоминала маленькую песчаную отмель, исчезавшую под волнами прилива и вновь появляющуюся, когда прилив отступал. Роль насоса в этом людском бассейне выполняли телекамеры: когда они были включены, толпа с песнями наступала на забор, когда же операторы уходили, пикетчики начинали отступать, оставляя после себя раздавленные банки из-под пива, обертки от бутербродов, пластиковые упаковки «Биг-Маков», бычки самокруток и обрывки плакатов с протестами против загрязнения окружающей среды и «грязных угольных магнатов».
Сейчас было время отлива. Римо пробирался сквозь толпу, которая разбилась на многочисленные группки, впавшие в летаргический сон. Некоторые лежали на спине и старательно приобретали загар. Другие распивали пиво. Бойко шла торговля семечками. А в какой-то сотне футов от них человек шесть полицейских охраняли ворота, но и они выглядели расслабленными, словно понимали, что отсутствие телекамер привело к своего рода перемирию.
Римо не очень-то надеялся найти человека, которого искал. Никто не обращал на него ни малейшего внимания, когда он ходил между группками людей.
– Эй, приятель, закурить не найдется? – окликнул его какой-то мужчина.
– Нет, – на ходу бросил Римо.
– Нет, ты уж дай мне закурить, – повторил мужчина, хватая Римо за плечо.
Римо обернулся. Перед ним стоял тщедушный человечек лет сорока пяти в зеленовато-голубом домашнем костюме из синтетики и белых лакированных туфлях. Он-то что здесь делает, подумал Римо. Разве с возрастом революционеры не отходят от борьбы? Считается, что они не должны, сменив джинсы на домашний костюм, продолжать заниматься прежним делом.
– Вам не кажется, что вы для этого немного староваты? – поинтересовался Римо, сбрасывая руку мужчины со своего плеча. Мужчина тут же почувствовал, как рука онемела; боль придет чуть позже.
– Возможно, ты прав, но тут так много цыпочек.
Римо пожал плечами.
– Только чтобы добиться успеха, нужно сначала покурить травки, – продолжай мужчина. – В самом деле. Пошли. Сейчас разживемся травкой.
– Интересно посмотреть, что у вас, любителей травки, за душой, – заметил Римо.
– О-о, как болит рука! Что ты с ней сделал?
– Ничего страшного. Естественная боль – ценная вещь.
– Не смешно, – обиделся мужчина. На лацкане костюма у него был прикреплен значок с изображением вазэктомии. – А что ты вообще здесь делаешь?
– Ищу Джени Беби, – ответил Римо.
Это была всемирно известная исполнительница народных песен, сколотившая неплохое состояние в Штатах, а затем переехавшая в Лондон, где развернула мощную кампанию, поливая грязью расистскую, империалистическую и милитаристскую Америку. Она прожила в Лондоне пять лет, пока налоги там не поднялись до 90 процентов, после чего вернулась на родину, где вышла замуж за адвоката, снискавшего известность своими выступлениями на процессах шестидесятых годов, которые устраивались над борцами против системы. Считалось, что он главный теоретик движения протеста. Завоевать подобную славу ему было достаточно просто, поскольку большинство так называемых борцов обычную логику воспринимали как уловку среднего класса (состоящего в основном из белых американцев), нарочно придуманную для порабощения чернокожего населения и беднейших слоев.
– Джени обещала быть позже. Наверно, сейчас она в городе, в гостинице. – Мужчина хотел было потереть руку, но стоило ему дотронуться до нее, как его лицо исказилось от боли.
– Спасибо, – поблагодарил Римо. – Береги руку.
В городе? Вряд ли. Ведь раз нет электричества, значит, не работает кондиционер. А в такую жару она не станет без крайней нужды оставаться в помещении без кондиционера.
Римо легко взбежал на холм, чтобы захватить с собой Чиуна, – тот стоял в прежней позе, словно так и не шелохнулся с тех пор, как Римо ушел. Они отправились в близлежащий городок, маленький Клэрбург. Некоторое время спустя Римо притормозил возле постового.
– Полисмен, – позвал он.
Полицейский вздрогнул, словно ждал нападения; рука инстинктивно потянулась к кобуре. Потом он увидел Римо и немного успокоился, поняв, что перед ним не бунтующий юнец.
– Слушаю, – произнес он.
– Где тут ближайший мотель с работающим кондиционером? – спросил Римо.
– Дайте сообразить, – полицейский задумался, шевеля губами. – Наверно, «Мейкшифт». Милях в четырех от города. Дорога номер 90. Поезжайте прямо, никуда не сворачивая, и упретесь в него. Вы репортер?
– Нет.
– Слава Богу. Ненавижу репортеров.
– Держитесь! И действуйте решительно! – напутствовал его Римо.
Через пять минут они уже подъезжали к мотелю «Мейкшифт» – четырем растянувшимся вдоль дороги домикам-ранчо, которые решили вместе преодолевать трудности жизни. Римо припарковал машину на стоянке, слишком просторной для этого захолустья, и отправился в административный корпус. Чиун ждал в машине.
В регистратуре, в окружении двух искусственных папоротников, сидела молоденькая блондинка. На ней был розовый джемпер и белые брючки. Она нежно улыбнулась, встретившись взглядом с Римо, глаза которого были темными до черноты. Он был поджарым, шести футов ростом; закатанные рукава обнажали мощные запястья.
– Где она? – спросил Римо.
– Кто она?
– Скорее, у меня мало времени. Мои ребята ждут в машине, и нам надо поторапливаться, чтобы успеть к семичасовым новостям. Так где она? – Он принялся барабанить пальцами по стойке.
– Я вас провожу, – сказала девушка.
Римо покачал головой.
– Нет. Дайте мне сделать интервью, а уж потом постараюсь найти минутку, чтобы с вами поболтать.
– Обещаете?
– Чтоб я сдох, – поклялся Римо.
– Номер 27. В конце коридора, – девушка указала в сторону окна.
– В номерах рядом кто-нибудь живет?
Девушка бросила на Римо быстрый взгляд, в котором читался испуг. Римо поспешно произнес:
– Ничто не может угробить интервью лучше, чем голоса в соседней комнате. Вы сами это поймете, когда будете выступать на телевидении.
Девушка кивнула.
– В соседних комнатах никого нет. Они так пожелали.
– Спасибо. Я не прощаюсь.
Вернувшись в машину, Римо предупредил Чиуна:
– Мне понадобится пара минут.
– Не спеши. Все надо делать тщательно.
Из номера 27 доносились голоса. Тогда Римо подошел к номеру 26 – дверь была заперта. Он принялся с силой вращать ручку, пока замок не ослабел. Проскользнув внутрь, Римо быстро закрыл за собой дверь.
Встав возле двери, соединяющей номера, Римо прислушался. Два голоса были ему явно знакомы.
Один принадлежал Джени Беби. Это было манерное гнусавое мурлыканье, которое каким-то загадочным образом превращалось в чистое и тягучее сопрано, едва она начинала петь. Другой, утомленный, был голосом ее супруга, юриста-теоретика и революционера, проживающего с ней в Малибу. Остальных голосов Римо никогда прежде не слыхал.
Джени Беби: «Тони, пройдись по плану еще раз, чтобы мы знали, что делать».
Тони: «Я уже прошелся три раза».
Джени Беби: «Значит, на этот раз тебе будет совсем легко. Итак, еще разок».
«Что ж, назвался груздем», – подумал Римо. Такова плата за то, что пасешься в королевском табуне. Могло быть и хуже. Один из лидеров движения протеста разыскивается полицией за торговлю наркотиками, другой женился на голливудской кинозвезде и стал обывателем, третий служит зазывалой у гуру.
Тони: «Мы прячем оружие в ящиках с едой, а потом его раздаем. Ты, Джени, в половине девятого приглашаешь прессу на митинг – проведем его позади толпы, тогда никто ничего не увидит. Как только ты начнешь, мы заставим толпу двинуться на ворота. Наши ребята сделают пару выстрелов, полицейские ответят. Когда там появится пресса, начнется уже настоящее сражение. Конечно, у нас найдутся свидетели, которые скажут, что полицейские первыми открыли огонь. Когда толпа ворвется в ворота, мы заложим возле генератора взрывчатку – контейнер для нее будет выглядеть как катушка с кабелем, а потом быстренько уберемся, иначе можно нарваться на неприятности. Когда же восстание будет подавлено, скорее всего ночью, мы взорвем заряд и вся эта чертова станция взлетит на воздух».
Незнакомый голос: «Но могут пострадать невинные люди».
Джени Беби: «Нельзя сделать яичницу, не разбив яиц».
Тони: «Правильно. Это нас не касается. Как бы там ни было, завтра Джени устроит пресс-конференцию, на которой заявит, что полицейские первыми открыли стрельбу. А мы подберем нескольких свидетелей, которые видели, что так оно и было».
Незнакомый голос: «А как насчет взрыва?»
Джени Беби: «Предоставьте это мне. Он станет лишним подтверждением тому, какое дерьмо эти угольные электростанции, – они абсолютно ненадежны. Где дистанционное управление, чтобы на расстоянии взорвать заряд?»
Тони: «У меня под матрацем. Пусть там и лежит, пока не понадобится. Чтобы избежать случайностей».
Незнакомый голос: «Я положил оружие в коробку, где лежат сандвичи с куриным салатом. Там сверху этикетка».
Джени Беби: «Хорошо. А где взрывчатка?»
Голос: «Уже в багажнике».
Пауза.
Джени Беби: «О'кей. Сейчас почти семь. Пожалуй, тронемся».
Римо ждал, пока в соседней комнате закончатся сборы, потом услышал, как хлопнула дверь. Осторожно приоткрыв портьеру, он выглянул в окно и увидел певицу, ее мужа и еще двух мужчин – компания направлялась к белому «линкольну»-седану, явно страдающему от переизбытка хрома и всяких побрякушек. Должно быть, их «фольксваген», работающий на дровах вместо бензина, находится на профилактике у какого-нибудь садовода, подумал Римо.
На двери, соединяющей номера, не было ручки, только круглая и гладкая замочная скважина. Выставив пальцы правой руки вперед, Римо нанес резкий удар по двери прямо рядом с медной пластиной. Дерево треснуло. Тогда Римо вцепился в замок, вывернул его, и дверь распахнулась.
Комната напоминала притон. Кровати не застелены, корзина для бумаг была доверху наполнена пустыми пивными банками и бутылками из-под вина, а когда там не осталось места, постояльцы принялись швырять банки и бутылки куда попало. По полу были разбросаны обертки от сандвичей, на столе валялись объедки.
Римо заглянул в ванную – ему вдруг захотелось узнать, как живут культурные люди, стремящиеся привести Америку в новое, светлое завтра, наполненное свободой и личной ответственностью. Раковина была забита щетиной, но мыло, бесплатно предоставляемое мотелем, даже не вскрыто. К полотенцам и не прикоснулись, ванна была суха – чувствовалось, что душем никто не пользовался. На полочке возле раковины стояли четыре банки из-под пива. Там же стоял полупустой пузырек с дезодорантом и дюжина пластмассовых коробочек с разноцветными таблетками.
– Лучше жить за счет химии, – сказал Римо вслух и пошел в комнату. Там он сдернул матрац с одной из кроватей и швырнул его на пол – блока дистанционного управления под ним не оказалось.
Приподняв другой матрац, Римо увидел то, что искал, – квадратную черную коробочку с циферблатом, хромированной кнопкой и выдвижной антенной. Вдруг он услышал, как открылась входная дверь.
– Вот как, – раздался голос. – Что это тут у нас происходит?
Оглянувшись через плечо, Римо произнес:
– Уборка помещений. В этом номере планировалось произвести уборку еще в 1946 году, но мы почему-то упустили это из виду.
В дверях стоял высокий блондин с роскошным коричневым загаром. На нем были белые джинсы. Майка с короткими рукавами обнажала выпуклые бицепсы. Все его мышцы заиграли, когда он сложил руки на груди и посмотрел на блок дистанционного управления, лежавший на кровати.
– Что это? – спросил он.
– Новый органический мини-пылесос, – объяснил Римо. – Устраняет любую грязь. Хотите взглянуть, как он работает?
– Заткнись, умник. Я упрячу тебя в каталажку за кражу со взломом.
Он вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Римо взял коробку с дистанционным управлением и положил матрац на место. Блондин потянулся к телефону на столике возле двери.
– К сожалению, не могу тебе этого позволить, приятель, – бросил Римо.
– Только попробуй помешать, – ответил детина.
– Как вам угодно. – Небрежной походкой Римо направился к блондину, который уже снял трубку. Протянув руку, Римо нажал на рычаг.
Противно ухмыляясь, блондин попытался убить сразу двух зайцев: он бросил трубку на рычаг, рассчитывая попасть Римо по пальцам, а левой рукой пнул Римо в грудь, пытаясь затолкать в комнату.
Трубка стукнула но корпусу, не задев Римо. И тут блондин почувствовал, как левой рукой Римо отодрал его правую руку от телефона. В тот же момент его левая рука ударилась о грудь Римо – с тем же успехом он мог бы стукнуть по кирпичной стене. Волна боли, пройдя через запястье, предплечье и локоть, со всей силой отдала в плечо, заставив блондина содрогнуться.
Со всего размаху он попытался нанести Римо удар в голову, но промахнулся.
– Неужели нет способа научить тебя правилам приличия? – поинтересовался Римо.
– Я тебе сейчас голову оторву, ублюдок, – прорычал блондин.
Римо вздохнул. Блондин вновь выбросил сначала левую, а затем правую руку, целясь в поджарого человека, стоящего перед ним. Римо, казалось, не двинулся с места, но почему-то ни один удар не достиг цели, А блондин, промахнувшись, испытал резкую боль в мышцах спины. Тогда он схватил телефон, намереваясь залепить им Римо в лицо, но тот пригнулся и телефон пролетел у него над головой. Вдруг блондин почувствовал, как его подняли в воздух и со всеми потрохами швырнули в дальний конец комнаты. Он не оказался ни достаточно ловким, ни достаточно сообразительным, чтобы подумать, как предохранить голову, поэтому со всей силы врезался затылком в стену. Хрустнувший череп оставил на стене вмятину, не меньше фута в диаметре, чуть ниже дешевой виниловой отделки. Блондин тяжело охнул и вырубился.
Римо не оборачиваясь вышел из номера. Если этот парень остался в живых, хорошо. Помер – тоже нормально. Единственное, что сейчас имело значение, – это большой безобразный «линкольн». Главное, чтобы он не ушел далеко.
Сев в машину, взятую напрокат, Римо положил блок управления между собой и Чиуном и быстро тронулся со стоянки.
Они как раз выезжали из города, двигаясь назад по основной магистрали, когда Чиун спросил:
– Ты не собираешься мне ничего рассказать?
– Рассказать?
– Что это за черная коробка?
Римо напряженно смотрел вперед. Между его машиной и белым «линкольном» уже не было других машин; их разделяли каких-нибудь триста ярдов, и Римо постоянно сокращал разрыв.
– Это игрушка, – сказал он.
– А как она действует? – поинтересовался Чиун. Его руки с длинными ногтями потянулись к коробке.
– Сейчас объясню, – ответил Римо. – Сначала нужно выдвинуть антенну.
Своими длинными пальцами Чиун взялся за кончик антенны и вытянул ее на все 15 дюймов.
– А дальше что?
– Там есть переключатель – на нем написано: «Включено-выключено». Надо поставить его в положение «включено».
Он услышал, как щелкнул выключатель. Теперь он находился лишь в ста ярдах от «линкольна», дорога была свободна от машин.
– Что дальше? – повторил Чиун. – Почему я должен все из тебя вытягивать?
– Индикатор готовности батарей рядом с выключателем – когда он загорится, скажи.
– Мне это нравится, – вымолвил Чиун. – Мне это чертовски нравится!
– Следи за огоньком.
– Загорелся! – воскликнул Чиун. – Загорелся! Такой оранжевый огонек. Только что загорелся.
Семьдесят пять ярдов.
– Видишь кнопку в самом верху?
– Вижу.
– Знаешь, что будет, если ее нажать?
– Что?
Пятьдесят ярдов.
– Нажми и увидишь.
– Нет, сперва скажи. Что будет, если ее нажать? – Но его палец уже был на хромированной кнопке.
– Смотри на машину, что идет впереди.
Чиун поднял глаза и нажал кнопку.
Из «линкольна» донесся глухой удар и тут же прогремел мощный взрыв, от которого автомобиль взмыл на шесть футов от земли. Куски белого металла отваливались от машины, пока она кувыркалась, поднимаясь все выше. «Линкольн» все еще находился в полете, когда взорвался бензобак и автомобиль превратился в продолговатый огненный шар. Вернувшись на грешную землю, шар покатился по мостовой, пока с грохотом не разбился о бетонную ограду дороги.
Автомобиль догорал. Не будет сегодня вечером оружейной стрельбы на электростанции. Никто не подложит взрывчатку. Не пострадают люди, чья вина не так уж и велика. Рима почувствовал удовлетворение.
Не сбавляя хода, Римо резко развернулся, перепрыгнул через небольшое возвышение, разделявшее полосы движения, и рванул обратно в город.
– Взрыв, – сказал Чиун.
– Это бомба, – отозвался Римо. – И пожалуйста, давай обойдемся без жалоб на то, что бомбы лишают убийство гармонии. Ты сам это сделал.
– Ты хочешь сказать, что каждый раз, как только я нажму кнопку, будет взрываться чья-нибудь машина?
– Нет.
– Значит, это должна быть белая машина?
– Опять нет.
– Некрасивая белая машина?
– Нет, – повторил Римо. – Устройство больше не сработает.
Чиун открыл окно и выбросил черную коробку в придорожные кусты.
– Хлам, – изрек он. – И на что только нужна вещь, которую можно использовать только раз?
– Полностью разделяю твое мнение, – согласился Римо.
Когда они вернулись к себе в мотель, им сообщили, что Римо должен срочно связаться с тетушкой Лорэн. Это был псевдоним Харолда В.Смита, директора агентства КЮРЕ, в котором служил Римо. На этой неделе его звали тетушкой Лорэн. На прошлой неделе он был дядюшкой Говардом, а за неделю до того – кузеном Дорином. Интересно, подумал Римо, неужели все секреты страны пойдут насмарку, если директор КЮРЕ просто попросит Римо позвонить Смиту?
Услышав от портье, что он должен позвонить тетушке Лорэн, Римо решил проверить свою теорию.
– Но у меня нет тетушки Лорэн, – сказал он.
– Однако просили передать именно это, – удивился портье. – Правда. Я сам принимал телефонограмму.
– Верно. Но это просто пароль, – объяснил Римо. – Звонили по просьбе человека по имени Смит – он ждет моего звонка.
Наступило молчание. Через некоторое время портье произнес:
– Почему же он тогда просто не попросил позвонить мистеру Смиту?
– Потому что он боится, что ты доложишь об этом русским. Или, что еще хуже, конгрессу США.
– А, понимаю, – сказал портье и добавил: – Извините, сэр, у меня много других дел, так что я, пожалуй, лучше положу трубку.
– Ты ведь не станешь звонить русским? – спросил Римо.
– Нет, сэр.
Портье держал линию, пока Римо набирал кодовый номер района 800. Сигнал прошел через два коммутатора, прежде чем достичь санатория в Рае под Нью-Йорком, где штаб КЮРБ осуществлял операцию прикрытия.
– Римо на связи, – сказал Римо.
Смит не представился, когда в трубке раздался его суховатый голос, но его ядовитые интонации трудно было не узнать.
– Римо, вы не знаете, кто такой Бобби Джек Биллингс?
Римо на мгновение задумался, и перед его мысленным взором возникло жирное лицо с неизменной банкой пива.
– Знаю. Он приходится президенту дядей или кем-то еще.
– Шурином, – уточнил Смит. – Его похитили.
– Пожалуй, это не так уж плохо, – произнес Римо, кладя трубку на рычаг и выдергивая телефонный шнур из розетки.