Утрата военного превосходства. Близорукость американского стратегического планирования

Глава 1. Истинные измерения военной мощи

Большинство людей и даже целые нации любят власть. Некоторые из них любят это, другие желают этого больше всего на свете и готовы пойти на крайние меры, чтобы добиться этого. Но что такое власть? Лев Толстой в «Войне и мире», которое можно считать величайшим из когда-либо написанных прозаических произведений , дал следующее определение власти: «Власть — это коллективная воля народа, передаваемая по выраженному или молчаливому согласию выбранным ими правителям…» ¹ Это определение политической власти соответствует тематике « Войны и мира» и взгляду Толстого на историю. А вообще власть – это способность влиять на что угодно – от войны, погоды, космоса, мысли до, в конце концов, событий человеческой жизни и даже судеб мира. В более общем смысле власть – это способность достичь желаемого положения дел. Чем могущественнее что-либо или кто-либо, тем выше вероятность достижения желаемого положения дел. Нацистская Германия примерно в 1940 году была по-настоящему могущественной, особенно в военном отношении, и ошеломляющим шагом достигла желаемого положения дел, уничтожив англо-французские армии и ненадолго подчинив своей власти всю Западную Европу.

Результаты применения власти говорят о многом и являются основным критерием оценки власти. Это в равной степени относится к личностям и к нациям. Однако для наций определение силы должно быть расширено из-за широкого спектра деятельности, в которой участвуют нации. Британский военный историк Корелли Барнетт подошел ближе всего к данию всеобъемлющего и краткого определения показателей мощи национального государства:

Могущество национального государства ни в коем случае не состоит только в его вооруженных силах, но также в его экономических и технологических ресурсах; в ловкости, дальновидности и решительности, с которыми проводится его внешняя политика; в эффективности ее социальной и политической организации. Оно состоит прежде всего в самой нации, людях, их навыках, энергии, амбициях, дисциплине, инициативе; их убеждения, мифы и иллюзии. И состоит оно, далее, в том, как все эти факторы связаны друг с другом. ²

Конечно, существует множество вариаций в определении власти, но Барнетт по-прежнему лучше всех перечисляет большинство решающих факторов, влияющих на власть, и указывает на то, что действительно важно — взаимодействие или взаимосвязь всех этих факторов. Нацистская Германия в 1940 году столкнулась с равными ей по технике и личному составу англо-французско-бельгийскими силами, которые так и не смогли помешать Гитлеру и его генералам уничтожить эту силу в беспрецедентно короткий промежуток времени. Затем немецкая мощь проявилась в сочетании многих факторов, которые позволили нацистской Германии достичь своих политических целей в Западной Европе в 1940 году. Примечательной в этой комбинации, помимо немецкой экономики, была доктрина блицкрига и чрезвычайно высокий моральный дух Вермахта. , чему способствовала ясность их военно-политических целей и стремление к мести. Не только сама эта сила, но и то, как она использовалась, как она применялась, как в военном, так и в политическом отношении, определила результат — подчинение Западной Европы.

Сегодня возникает непосредственный вопрос: насколько на самом деле сильны Соединенные Штаты Америки? Нет никаких сомнений в том, что Соединенные Штаты очень могущественны, но это широкое и лишенное нюансов заявление вряд ли дает хорошее представление о том, насколько на самом деле сильны Соединенные Штаты. Это не тривиальный вопрос. На фоне глобальных событий последних двух десятилетий размышление над этим вопросом становится более чем хорошим упражнением в умственной акробатике для специалистов по политологии; это жизненно важный вопрос первой половины XXI века, ответы на который определят состояние человеческой цивилизации и ее выживание.

Могущественна ли Америка по отношению, скажем, к такой стране, как Ирак? Ответ кажется вполне очевидным. Американская мощь в целом и ее военная мощь в частности, по сравнению с Ираком или Египтом, огромны. Соединенные Штаты могут легко стереть с карты обе страны, если захотят, даже используя только свои обычные вооруженные силы. Соединенные Штаты, безусловно, колоссально превосходят эти две страны по производительности, у них есть образованное население и высокоразвитые образовательные, медицинские и социальные институты. В конце концов, у американцев гораздо более высокий уровень жизни, и вся эта реальность легко видна и может быть понята практически любым человеком, имеющим даже самые элементарные знания о мире.

Однако если сравнить мощь Соединенных Штатов с мощью России, картина резко изменится. Многие важные показатели, такие как представленные Барнеттом, становится гораздо труднее соотносить и, в итоге, сравнивать. Задача становится еще более трудной, когда мы попадаем в сферу духовных и других факторов аналогичного характера, таких как мораль, предвидение или сила духа, не говоря уже о национальной психике, мифах и иллюзиях. Тем не менее, эти факторы, особенно если их правильно объединить с другими материальными факторами, так же важны, как и факторы чисто материального характера, такие как, например, количество боевых самолетов или объем промышленного производства страны.

Если рассматривать национальные державы в рамках такой всеобъемлющей структуры, то их можно будет не только сравнивать, но это сравнение также может дать хорошее представление о стратегической реальности, которая вытекает из реальных отношений между державами. Более того, такой Сравнение даст хорошее представление о динамике как диадических национальных отношений, так и глобальных, многосторонних отношений. Другими словами, власть следует рассматривать и сравнивать внутри сложной структуры отношений как внутри, так и за пределами представляющих интерес стран. Корелли Барнетт, чей литературный и военно-исторический талант никогда не подвергался сомнению, сегодня должен быть очень доволен своей основополагающей работой « Крах британской мощи» и некоторыми фундаментальными выводами, которые он в ней сделал, поскольку его определение власти было почти дословно повторено Министр иностранных дел России Сергей Лавров 23 марта 2017 года произнес свою знаковую геополитическую речь перед офицерами-курсантами Российской Военной академии Генерального штаба (ВАГШ) в Москве. Лавров заметил следующее:

Конечно, для того, чтобы считаться «большой и сильной» страной в современном мире, требуется нечто большее, чем просто размер территории страны. Есть еще экономика, культура, традиции, общественная этика и, конечно же, способность обеспечить собственную безопасность и безопасность граждан при любых обстоятельствах. В последнее время термин «мягкая сила» получил распространение. Однако это тоже сила. Иными словами, фактор силы в широком смысле по-прежнему важен в международных отношениях. Ее роль даже возросла на фоне обострения политических, социальных и экономических противоречий, усиления нестабильности в международной политической и экономической системе. Мы полностью учитываем этот факт при планировании нашей внешней политики. ³

Выбор места выступления Лаврова был не случаен. В разговоре с офицерами, обучавшимися в знаменитой Академии Генерального штаба, среди выпускников которой были такие военачальники с мировым признанием, как покойный маршал Василевский или нынешний начальник Генерального штаба Вооруженных Сил России Валерий Герасимов, идея была ясна: военная мощь была, есть и останется на обозримом будущем — один из важнейших столпов, на которых держится национальная мощь России. Оставаясь в рамках более широкого определения силы, Лавров также подтвердил, что военная мощь имеет большое значение, и, перефразируя знаменитое изречение Клаузевица о том, что война является лишь продолжением политики другими средствами, можно легко прийти к обратному выводу. что политика (и дипломатия) является продолжением войны другими средствами. Военная мощь в охваченной конфликтами истории человечества имела, имеет и будет иметь значение как один из главных, если не главный, столпов, на которых покоится национальная мощь. В современном мире первоклассная военная мощь по-прежнему является функцией первоклассного национального государства, которое обладает необходимыми средствами для обладания такой военной мощью. Великая военная держава по определению является продолжением высокоразвитого, экономически сильного национального государства.

Позиция России резко контрастировала с позицией Соединенных Штатов во время советской войны в Афганистане, где США приложили огромные усилия для развязывания сил джихада, которые сегодня распространились по всему миру. Тем не менее, несмотря на эти усилия, конечный результат – как это было для Соединенных Штатов в Корее, Вьетнаме или современном Ираке – был тем же самым: победы не предвиделось. Как выразился давний наблюдатель за событиями в России и Америке Патрик Армстронг: «Я не могу избавиться от двух вопросов: когда США в последний раз выигрывали войну? Когда в последний раз обученные США войска сражались эффективно?» ⁴

Очевидно, что Америка может выдвинуть очень серьезные претензии относительно своего положения в морской войне. Несомненно, великолепные действия ВМС и морской пехоты США во время Второй мировой войны на Тихом океане могут вызвать только восхищение и глубокое уважение к их высочайшему профессионализму и героизму в борьбе с Императорской Японией. Действительно, нет никаких сомнений в том, что американская военно-морская мощь в 20-м веке является ведущей в мире с того момента, как Великий Белый флот Тедди Рузвельта отправился в кругосветное плавание в 1907 году. Но вот загадка для современного американского политического класса, также известного как правящая элита: если Соединенные Штаты настолько могущественны, как утверждают многие (некоторые даже изобрели термин «гипердержава», описывая Америку), то где являются ли ощутимыми результаты того, что на протяжении всей человеческой истории служило самым важным испытанием силы: победы в войнах?

В конце концов, покойный и легендарный командующий военно-морскими операциями (CNO) ВМС США адмирал Элмо Зумвалт определил Соединенные Штаты в силу своего географического положения как Мировой остров.⁵ Зумвалт прекрасно уловил американскую геополитическую загадку, когда в начале 1970-х годов заключил: «Начнем с самого начала: Советский Союз является сухопутной державой как в экономическом, так и в военно-политическом смысле, в то время как Соединенные Штаты… каждая деятельность связана с использование морей. Если бы пришлось, Советский Союз мог бы прокормить себя и поддерживать свою промышленность, даже не отправляя корабль за пределы своих прибрежных вод». ⁶

Россия, несмотря на неизбежные геополитические потери после распада Советского Союза, сохранила свое лидирующее положение сухопутной державы, даже пережив в 1990-е годы фактическое уничтожение своего военно-морского флота из-за политики молодых «реформаторов». Однако к середине 2000-х годов Россия восстановила, хотя и на гораздо более низком уровне, свои позиции серьезной военно-морской державы. К середине 2010-х годов ВМФ России претендовал на возвращение на второе место в мире как серьезная военно-морская сила «Морское отрицание», способная эффективно защищать морские подходы России. У него также появились ограниченные возможности для проецирования силы в пределах морей, прилегающих к Евразийской суше. Тем временем российские военно-морские средства ядерного сдерживания модернизируются за счет новейших стратегических ракетных подводных лодок, способных нанести ядерный ответный удар по всему миру любому противнику. В целом, стратегически современную Россию можно определить как хорошо развитую военную и экономическую державу, почти полностью способную за счет собственных ресурсов ответить на любой вызов своей национальной безопасности и своим весьма ограниченным геополитическим целям.

Исторически Россия зарекомендовала себя как континентальная держава и имеет весьма впечатляющий послужной список, подтверждающий это. В то время как ВМС США, бесспорно, сильнейшие в мире, являются настоящим защитником американской Родины от любых угроз, этого нельзя сказать об армии США, которая никогда не участвовала ни в одной стычке, а тем более в серьезном бою, защищая свою собственную границы, не говоря уже о защищая Бостон или Сиэтл. Соединенные Штаты, как сверхдержава, претендуют на целый ряд интересов, которые являются глобальными по масштабу, но как только мы поймем реалии американского опыта ведения континентальной войны, они вряд ли станут свидетельством того, что США являются той континентальной военной державой, на которую они претендуют. . Для страны, чья внешнеполитическая элита, состоящая в основном из неоконсерваторов и либеральных интервенционистов, считает США источником доброжелательной гегемонии или даже называет их великодушной империей, ее послужной список в континентальной войне не так уж впечатляет. ⁷ Этот рекорд не был бы проблемой, если бы Соединенные Штаты не основывали свою реальную и предполагаемую гегемонию на военной мощи, но это не так.

И все же, как цитирует покойный Сэмюэл Хантингтон в своей плодотворной работе 1996 года «Столкновение цивилизаций и изменение мирового порядка», Джеффри Р. Барнетт привел следующие 14 причин, почему Запад доминирует в мировом порядке.

Запад:

1. Владеет и управляет международной банковской системой;

2. Контролирует все твердые валюты;

3. Является основным клиентом в мире;

4. Обеспечивает большую часть готовой продукции в мире;

5. Доминирует на международных рынках капитала;

6. Оказывает значительное моральное лидерство во многих обществах;

7. Способен к массированному военному вмешательству;

8. Контролирует морские пути;

9. Проводит самые передовые технические исследования и разработки;

10. Контролирует передовое техническое образование;

11. Доминирует доступ в космос;

12. Доминирует в аэрокосмической отрасли;

13. Доминирует в международных коммуникациях;

14. Доминирует высокотехнологичная оружейная промышленность.⁸

Ни один здравомыслящий человек не сможет отрицать, что, возможно, с некоторыми незначительными дополнениями к этому списку, это в целом правильная основа для определения ключевых факторов, которые делают цивилизацию или конкретную нацию сильной и, во многих случаях, доминирующей.

Этот список, без сомнения, нашел бы молчаливое одобрение даже со стороны многих марксистов, особенно тех, кто имел непосредственный опыт индустриализации. Глядя на пункты 4, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13 и 14 из приведенного выше списка, легко заметить, что все они являются результатом производства. Мы можем сузить его еще больше. Они являются результатом высокоразвитого машиностроительного комплекса. Сам термин индустриализация тождествен термину механизация и машиностроение. Несомненно, кустарные промыслы, изготавливающие какие-то безделушки, тоже являются отраслями, но они вряд ли влияют на статус, мощь или безопасность нации, частью которой они являются. Машины, однако, делают это. Они являются основой этой самой силы. Чем сложнее и многочисленнее эти инструменты и машины, тем могущественнее общество, которое их производит. Как описал это Джереми Рифкин:

Каждое общество создает идеализированный образ будущего — видение, которое служит маяком для направления воображения и энергии людей… В современную эпоху идея будущей технологической утопии служит руководящим видением индустриального общества. … Нигде техноутопическое видение не было воспринято так страстно, как в Соединенных Штатах. Технологии стали новым светским Богом, и вскоре американское общество начало переделывать свое самоощущение по образу своих новых мощных инструментов.⁹

Рифкин, будучи в целом прав в своей оценке, упускает из виду один серьезный исторический факт: не менее страстное принятие техноутопического видения Советской Россией 1930-х годов. В то время СССР переживал масштабную индустриализацию с огромными трудностями, включая изнурительный голод 1932–33 годов. Сталин, конечно, не был гуманистом. Споры о желании или нежелании советского крестьянства платить огромную цену за индустриализацию не прекратятся в ближайшее время. Но эту предпосылку Сталин объяснил в своей речи 4 мая 1935 года. не ошибся в определении факторов, сыгравших столь ужасающую роль в советской индустриализации:

Вы знаете, что мы получили в наследство от прошлого технически отсталую и нищую разоренную страну. Разрушенная четырьмя годами империалистической войны, вновь разоренная тремя годами гражданской войны, страна с полуграмотным населением, с низким техническим уровнем, с отдельными островками промышленности, затерявшимися в море мелких крестьянских хозяйств, - вот это была страну, которую мы получили в наследство от прошлого. Задача заключалась в том, чтобы превратить эту средневековую и мрачную страну в страну современной промышленности и механизированного сельского хозяйства. Задача, как вы понимаете, серьезная и трудная. Вопрос стоял так: либо мы решим эту задачу быстро и укрепим социализм в нашей стране, либо не решим ее, и тогда наша страна, технологически слабая и культурно отсталая, потеряет свою независимость и станет объектом игр. империалистических держав. . . Необходимо было создать первоклассную промышленность. Необходимо было направить эту отрасль так, чтобы она могла поднять технологический уровень не только промышленности, но и сельского хозяйства, наших железных дорог. Для этого пришлось пойти на жертвы и провести строжайшую экономию. ¹⁰

Этой речи предшествовала еще более известная (или пресловутая, в зависимости от точки зрения) фраза Сталина: «Мы отстаем от передовых стран на 50 или 100 лет. Мы должны преодолеть это расстояние за 10 лет. Либо мы это сделаем, либо мы погибнем». ¹¹ Позже, во время первой встречи Сталина и Черчилля в Москве в августе 1942 года, Сталин признался Черчиллю, что «колхозная политика была ужасной борьбой». ¹² Объяснение грузинских оценок Сталина некоторой русофобией Присущая большевизму, в котором изначально доминировали евреи, было бы очень недальновидно. Факты отсталости России через крестьянские общины занимали умы и вызывали страсти не только большевистских теоретиков-экономистов. Знаменитый российский конституционный демократ Павел Милюков, среди многих других, рационализировал экономическую петлю, которую русские крестьянские коммуны и вечно отсталое сельское хозяйство окружали на индустриальной шее России. ¹³

Последовательность голодных годов перед 1917 годом, вызванная тем, что Милюков назвал «средневековым характером» крестьянской экономики России до 1861 года, просто подтвердила плачевное состояние российского общества. ¹⁴ Удивительное совпадение «средневековой» терминологии Сталина и Милюкова применительно к России конца XIX — начала XX века не было случайным. Несмотря на всю динамику российской индустриализации до Первой мировой войны и некоторые весьма реальные успехи в развитии промышленности и общества, было неизбежно, что, какой бы смелой и зачастую блестящей она ни была в оперативном и стратегическом плане, российская армия будет истекать кровью на Восточном фронте всякий раз, когда сталкивается с немцами, и такое кровотечение приведет к ужасающим потерям. Русская армия по-прежнему была в основном крестьянской армией со всеми вытекающими отсюда последствиями: от менее образованной, чем противники России и союзники по Антанте, до, в целом, материальной неспособности выполнять поставленные задачи. Будучи пятой по величине экономикой в мире накануне Первой мировой войны, нельзя было скрыть, насколько далеко это пятое место было от ближайшего противника России в Первой мировой войне: Германии. К 1913 году излюбленной темой для разговоров многих русских монархистов и некоторых националистов было то, что российская экономика с населением России около 132 миллионов человек обеспечивала 4,4% мирового промышленного производства, в то время как Германия с населением вдвое меньше населения России. на долю Российской империи пришлось 14,3%. ¹⁵ По сравнению с долей Соединенных Штатов в мировом промышленном производстве, которая составляет 35,8%, а население США примерно на 35 миллионов человек меньше населения Российской империи, картина становится очень мрачной. Даже Франция, население которой составляло менее одной трети населения России, имела явное преимущество перед Россией, на долю которой приходилось 7% промышленного производства. ¹⁶ Более того, фактическая доля промышленного производства России снижалась, даже по сравнению с данными начала века за 1901 год. ¹⁷ По производству электроэнергии Россия занимала 15-е место в мире. ¹⁸

Никакой стратегический блеск или оперативный гений не могли компенсировать общую отсталость России, поскольку сама армия набиралась из населения, которое к 1913 году было лишь на 30% грамотным, а Первая мировая война была первым глобальным конфликтом, в котором, в отличие от относительно менее ресурсозависимой. Во время войны 1812 года размер промышленности и способность производить в изобилии продукты питания и машины имели большее значение, чем простое количество солдат. Так случилось, что старый порядок вещей рухнул, когда он столкнулся с единственной истинной лакмусовой бумажкой реальной власти: войной. В каком-то смысле поражение было неизбежным в стране, которая по всем показателям отставала от развитого Запада. В сочетании с унизительным поражением при Цусиме в 1905 году во время русско-японской войны, которое оказало глубокое влияние на Россию даже в Первой мировой войне, исход был действительно неизбежен. Российская политическая система, являвшаяся прямым следствием Первой мировой войны, была в таком замешательстве, что даже ярый антикоммунист Александр Солженицын был вынужден признать, что большевики всего лишь подняли политическую власть в России с земли, где она лежала, брошенная всеми. . ¹⁹ С приходом большевиков произошел величайший модернизационный импульс в истории России со времен Петра Великого.

Это была тяжелая борьба, но именно с советской промышленностью и оборудованием 1930-х годов Советская Россия начала, перефразируя Рифкина, переделывать свое собственное самоощущение по образу своих новых мощных инструментов. Модернизация была самой сутью этой перестройки. Среди неизгладимых образов того времени в СССР были не только пропагандистские плакаты, связанные с сельским хозяйством или быстро развивающейся тяжелой промышленностью и инфраструктурой, но и агитационные плакаты с лозунгами типа «Комсомолец — в самолете», или плакаты, призывающие молодежь присоединиться к ОСОВИАХИМ (Союз обществ содействия обороне и авиационно-химическому строительству СССР), доминировавший в общественных пространствах. Идеи техно-утопии также доминировали в искусстве, от музыки до кинематографа, с чрезвычайно популярным «Маршем энтузиастов» Исаака Дунаевского из последнего оптимистического довоенного советского кинематографического фильма. «Сияющий путь» с несравненной Любовью Орловой, ставшей визитной карточкой эпохи, гимном науке, советской промышленности и, в более широком смысле, современности.

Нельзя отрицать, что Советский Союз переживал глубокие перемены, в ходе которых в общественном сознании доминировали машины, и особенно то, что даже сегодня можно было бы считать высокотехнологичной промышленностью (авиация, как гражданская, так и военная, а также военно-морской флот). Это была масштабная культурная трансформация, и технологии стали для россиян светским Богом. Именно этот очень светский Бог предоставил ошеломляющее эмпирическое доказательство своей власти, когда в 1945 году Красная Армия, снабженная и вооруженная в основном отечественным оружием, хотя и с некоторыми важными дополнениями по ленд-лизу, с триумфом стояла в завоеванном Берлине на руинах нацистский рейх. От боевой авиации до всемирно известных танков, артиллерии и ракетной техники, сложных логистических цепочек и стрелкового оружия: советская промышленность и мобилизационный тип экономики блестяще проявили себя, когда это действительно было необходимо. Нельзя отрицать не только советский военный успех; но тот факт, что за этим успехом стояла экономическая система, которая обеспечила все необходимое и даже больше, чтобы победить самую мощную военную машину в истории.

Советская Россия научилась производить машины мирового класса. Этот факт имел огромное идеологическое, политическое и даже геополитическое значение. Советское военное производство времен Второй мировой войны в целом примерно соответствовало производству Соединенных Штатов и значительно превосходило производство нацистской Германии. К концу Второй мировой войны не только Красная Армия обладала неоспоримой мощью; Красные ВВС были крупнейшими тактико-оперативными военно-воздушными силами в мире. ²⁰ Как подчеркивается в серии статей «История Второй мировой войны» Военной академии США в Вест-Пойнте:

Коммунистическая идеология, которая склонна приравнивать человеческие достижения к промышленному производству и подчеркивает влияние производства на историю, побудила Советы искать победу на фабриках. В этом начинании они добились поразительного успеха в очень трудных обстоятельствах. ²¹

Но объемы промышленного и сельскохозяйственного производства не только подчеркивались «коммунистической идеологией», но и имели значение для всех. Фактически, именно эти цифры установили баланс сил в послевоенном мире. Помимо очевидных чисто военных достижений в победе над нацизмом, тот факт, что Советский Союз мог, в основном самостоятельно, производить технику, способную победить любого врага, даже несмотря на ошеломляющие масштабы разрушений, которые понес СССР, превращал Советский Союз в сверхдержаву. положение дел. Эти цифры действительно имели значение и легли в основу одного из самых популярных «индексов» власти современности: Композитного индекса национального потенциала (CINC).

Композитный индекс национального потенциала – это (статистический) показатель национальной мощи, сформулированный Дж. Дэвидом Сингером для проекта «Корреляты войны» в 1963 году. ²² В этом индексе используется среднее процентное соотношение мировых показателей в шести различных категориях. Категории отражают демографическую, экономическую и военную мощь, и каждый компонент представляет собой процентную долю от общемировых показателей. Формула CINC выглядит следующим образом — среднее значение шести переменных, которые сами по себе являются коэффициентами:

CINC = (TPR + UPR + ISPR + ECR + MER + MPR)/6

Где:

TPR = соотношение общей численности населения страны

UPR = соотношение городского населения страны

ISPR = соотношение производства железа и стали в стране

ECR = коэффициент потребления первичной энергии

MER = коэффициент военных расходов

MPR = соотношение военнослужащих

Каждый компонент представляет собой безразмерный процент от общего количества в мире: Соотношение = (Страна)/Мир.

Эти ресурсы считаются наиболее важными или, как их определяет Стивен Биддл, «наиболее важными» для оценки военной мощи. ²³ Простой расчет для тех, кто не любит цифры и формулы, будет работать следующим образом: давайте предположим, что у нас есть две нации, A и B, и мы хотим вычислить их соответствующие CINC. Придумаем также чисто абстрактные числа для мира, скажем, что все шесть мировых значений, от TPR до MPR, для упрощения вычислений равны 10. Приравнивая каждый параметр мира к 10, из-за равенства знаменатель, позволит нам перейти непосредственно к сложению соответствующих национальных значений, но мы все равно разделим их на 10, чтобы сохранить математический смысл этого усилия. (В действительности, конечно, фактическая численность наций мира во всех шести категориях будет сильно различаться.) Теперь давайте придумаем некоторые цифры для стран A и B соответственно и занесем их в таблицу.

Теперь нам осталось разделить соответствующие суммы на 6. Для нации А ее CINC будет равен 1,65/6=0,275, а для нации Б - 1,57/6=0,262. Отсюда, после сравнения соответствующих CINC (0,275>0,262), мы можем сделать вывод, что нация А более «способна» или более мощна в военном отношении, чем нация Б.

Ни один индекс никогда не был, не является и не будет точным в отражении сложных реалий экономической и военной мощи, но CINC может быть полезен как очень приблизительный предсказатель военного сражения, и он действительно отражает некоторые из наиболее важных материальных и человеческих элементов, необходимых для ведение современной войны. Но на самом деле получение объективных (и огромных) наборов данных, описывающих все эти 6 факторов, является очень сложной задачей, и CINC сам по себе показывает довольно неубедительная корреляция между собой и победой: исходы только в 56% случаев были предсказаны правильно на основе CINC. ²⁴

Другим фактором является простота CINC, которая не учитывает сложность современной промышленности. Китай может производить более чем в десять раз больше стали, чем США, но в США все еще есть компании, которые выполняют передовые работы в химической, аэрокосмической и оборонной промышленности, где Китай все еще значительно отстает.

По мнению Биддла, пять более общих факторов (или переменных) предсказателя материального превосходства победы и поражения также не являются надежными. Эти пять факторов включают в себя: ВНП (Валовой национальный продукт), население, военный персонал, военные расходы и CINC. Примечательно, однако, что самая сильная корреляция в 62% наблюдалась в случае ВНП. Можно соглашаться или не соглашаться с выводами Биддла, но именно Вторая мировая война сделала показатель материального перевеса одним из наиболее важных показателей для попыток предсказать исход войны или оценить общую и военную мощь страны. Важно отметить, что представленные выше 14 пунктов Джеффри Барнетта и Предиктор материального перевеса очень тесно связаны и, по сути, дополняют друг друга. Реальный вопрос заключается в том, существуют ли правильные данные (или оценка) факторов, составляющих этот предиктор. Любой предиктор хорош настолько, насколько хороши данные, которые используются для его расчета. Корреляция между ВНП и исходами Второй мировой войны неоспорима, как и тот факт, что Вторая мировая война была войной в своей собственной лиге, поскольку она вызвала глобальный гуманитарный, экономический, социальный и культурный шок беспрецедентного масштаба, не имеющий аналогов. до или после в истории человечества.

Другими словами, Вторую мировую войну как конфликт следует рассматривать отдельно, и если рассматривать ее как таковую, она обеспечивает очень сильную корреляцию между предсказателем материального превосходства и победой. Существует также сильная корреляция между ней и мощью национального государства в целом и его военной мощью в частности. В конце концов, Советский Союз и западные союзники просто превзошли по производству державы Оси, и это было наиболее решающим фактором в сочетании с тем, как использовались их силы, что решило судьбу как нацистской Германии, так и императорской Японии.

По сути, 14 пунктов Барнетта представляют собой более адекватный, расширенный и обновленный индекс технологических реалий современности, продолжение Предсказателя материального перевеса, который можно эффективно использовать для общей оценки силы. То есть до тех пор, пока вы не попадете в сферу современной западной экономики и в виртуальный мир монетаризма и финансиализации. В 1960-е годы термин «постиндустриальное общество и экономика» был введен Дэниелом Беллом. ²⁵ К 1970-м годам этот термин нашел свое практическое и весьма реальное воплощение в американской экономике, которая стала первой в мире, где услуги составляли более половины занятости и ВНП. ²⁶ К 2015 году, за некоторыми немногими, но важными исключениями, экономика США резко деиндустриализировалась. Частично эта деиндустриализация была естественной из-за технологического развития, которое имеет тенденцию выводить людей из производственного процесса, но большая часть этой деиндустриализации была вызвана массовым оттоком производства в другие места, особенно в результате таких соглашений, как НАФТА. Влияние одного только НАФТА на рабочие места в американской промышленности было разрушительным: к 2011 году было потеряно 2 491 479 рабочих мест. ²⁷ С деиндустриализацией появился мем об экономике пожаров, страхования и недвижимости (FIRE) и доминировании предположительно экономических индексов финансового сектора, которые описывали бы что угодно, только не реальная экономика. Вместе с этой чрезвычайно искаженной экономической реальностью пришло и чрезвычайно искаженное понимание власти.

Это имело глубокие геополитические последствия из-за ряда очень неправильных политических решений в победивших Соединенных Штатах, которые в 1989 году провозгласили себя победителем в холодной войне. Нигде это не было так очевидно, как в геополитической, военной и разведывательной сферах. Решения, принятые на основе искаженных или совершенно ложных представлений о том, что Майкл Хадсон в общих чертах назвал «фиктивной экономикой», ²⁸ начали доминировать и, к сожалению, продолжают доминировать в умах всего спектра американских политиков и научных кругов, если можно так выразиться. ничего общего с общественностью. Как заявил сам Хадсон, описывая то, что он в своей новой книге заявил: «Я имел в виду, что то, как экономика описывается в прессе и на университетских курсах, имеет очень мало общего с тем, как экономика работает на самом деле. В прессе и журналистских репортажах используется терминология, состоящая из хорошо продуманных эвфемизмов, чтобы запутать понимание того, как работает экономика». ²⁹

Это запутанное мировоззрение не было лишь эвфемизмами и терминологией только для экономики, оно мигрировало в военную и разведывательную сферы. При такой двусмысленности стало лишь вопросом времени, когда самое основное и классическое стратегическое изречение Сунь-Цзы — «Если вы знаете врага и знаете себя, вам не нужно бояться результата сотни сражений» ³⁰ — было полностью отвергнуто в пользу очень приятного, хотя и недолговечного, самовозвеличивания. Вся идея экономической самодостаточности нации, к чему призывали меркантилисты ³¹ , была принесена в жертву на алтарь фундаментализма свободной торговли и финансового вуду фондового рынка. Финансовый баланс уничтожил планирование производства и препятствовал сохранению и развитию реальных производственных навыков, необходимых для истинного национального величия. Нет национального величия без умения создавать сложные машины и оружие. Важный урок Второй мировой войны о том, что реальная военная мощь должна опираться на прочный фундамент реальной экономики, также был забыт. Конечно, Соединенные Штаты все еще могли производить много оружия, многие из которых были бы астрономически дорогими даже для самих США, но даже эти возможности все чаще ставились под сомнение.

В конце концов, опьянение самопровозглашенной исключительностью и военным величием привело бы к очень тяжелому похмелью. Как горько признал в 2016 году полковник армии США Дэниел Л. Дэвис:

После операции «Буря в пустыне» в 1991 году в Америке широко праздновали тот факт, что сокрушительная военная победа над Ираком Саддама Хусейна «раз и навсегда положила конец вьетнамскому синдрому» и продемонстрировала, что Соединенные Штаты теперь являются единственной военной сверхдержавой в мире. Это было не пустое бахвальство. Даже Пекин и Москва были впечатлены и открыто сокрушались о том, что они уступают в военном отношении. Американцы по всем направлениям были оптимистичны и горды. Какой бы оправданной ни была эта гордость в то время, она быстро превратилась в неприятное высокомерие. Теперь это прямая угроза для нации. Возможно, ничто не иллюстрирует эту угрозу лучше, чем неблагополучная система закупок Пентагона. ³²

Эта грубая стрельба по иракскому врагу, которого часто грандиозно называли «четвертой по величине армией в мире», не давала каких-либо серьезных военных уроков, но на самом деле была не чем иным, как большой, плохо обученной и оснащенной призывной армией, которую полковник Дуглас МакГрегор подразумевал, что отсутствие даже «некоторых боеспособностей в вооруженных силах» ³³ стало навязчивой идеей американской элиты. Одержимость элит этой войной не только стала своего рода наркотиком, но и продемонстрировала глубокое непонимание современной войны. Каким-то образом тот факт, что Ирак при Саддаме Хусейне, имеющий до военных действий 1990 года ВВП в 26 миллиардов долларов ^{34 ,} что в 19 раз меньше, чем валовой внутренний продукт Нью-Йорка в 1990 году ^{35 ,} и вообще не имеющий какого-либо серьезного машиностроительного комплекса, не говоря уже об эксплуатации «обезьяньих моделей» ³⁶ импортного оружия, полностью игнорировалось.

Это также выдавало нечто очень важное. За всей фанфарой победы над Саддамом стояло отчаянное желание Америки после Вьетнама по-прежнему считаться способной к крупномасштабной континентальной войне. Хотя после Второй мировой войны не было никаких сомнений в американской военно-морской сверхдержаве, учитывая великолепные действия ВМС США на Тихом океане, было много профессионалов, которые продолжали задавать очень неудобный вопрос о том, каково было реальное, а не пропагандистское значение коалиции, возглавляемой США уничтожают третьесортную военную силу государства, которая даже не учитывается ни в каких серьезных экономических или военных показателях? Но до тошноты пропагандистская кампания американского успеха против армии Саддама каким-то образом смогла убедить широкую общественность, в том числе значительные слои тех, кого можно определить как либералов западного образца в России, что победа над армией, которая не имела никаких действующих военно-воздушных сил во время операции «Буря в пустыне», была достигнута в первую очередь за счет высокоточные управляемые боеприпасы. Это был не тот случай. В конце концов, как и ожидалось, формирования Саддама просто потерпели поражение от хорошо обученных американских военных и подверглись эффективным бомбардировкам и паническому отступлению со стороны неоспоримой авиации и бронетехники. Девяносто процентов боеприпасов, использованных для уничтожения иракской армии, были старыми добрыми «тупыми» боеприпасами ^37, и, по сути, кампания очень напоминала многие операции Второй мировой войны, хотя и велась против совершенно некомпетентного противника.

Потребуется появление Интернета, чтобы начать помещать «Бурю в пустыне» в соответствующий экономический, стратегический и оперативный контекст. Советских военных профессионалов особенно озадачило услышать о «новой эре» высокоточных управляемых боеприпасов, которые использовались в качестве определяющего элемента при описании «американского способа ведения войны», когда это была советская война в Афганистане, предшествовавшая « Буре в пустыне»., где впервые наблюдалось небольшое, но немаловажное использование боеприпасов с лазерным наведением на обоих Су-25 советских ВВС ³⁸ , а также использование других управляемых боеприпасов, включая бомбы с телевизионным наведением и снаряды с лазерным наведением - все это было разработано в 1970-е годы, как подтверждает рассекреченный отчет ЦРУ. ³⁹

Тем не менее, поражение сил Саддама в сочетании с возможным распадом Советского Союза породило американскую эйфорию, в которой практически все ориентиры, меры масштабов и пропорций были потеряны. Но за фанфарами скрывалось то, что армейский подполковник и военный аналитик Дэниел Л. Дэвис сжал до нескольких слов: «Правда в том, что Соединенные Штаты далеко не так сильны и доминирующи, как многие полагают». ⁴⁰ Это была совершенно утерянная истина, ставшая невидимой из-за бурлящей и борющейся исключительности, в которой сейчас доминируют, среди прочего, неоконсервативные идеологи из «Проекта нового американского века». Экономические и военные реалии того, что считалось «побежденной» Россией, были полностью отброшены. Американско-российская «экспертиза», которую из-за отсутствия лучших описаний можно было определить только как комбинацию плохо образованных, но «идеологически» чистых дочерних компаний американских неправительственных и разведывательных грантов, которые, как и многие советские диссиденты, вместо того, чтобы предоставлять великие идеи, вместо этого он сказал то, что от них ожидали: постоянное подтверждение американской исключительности во всем, что Америка делает. Россию следует рассматривать просто как пример того, как дела идут плохо, если не следовать рецептам США. Фактически, от России как нации должны были полностью избавиться — точку зрения, которую не кто иной, как Генри Киссинджер, небрежно подтвердил в своем интервью Якобу Хайльбрунну в 2015 году41 ^.

Даже военные варианты против России не рассматривались. Многие политики в округе Колумбия могли рассматривать поражение третьеразрядной арабской армии как хороший ориентир при попытке проецировать американскую мощь против нации, которая, даже в разобранном состоянии после распада Советского Союза, оставалась ядерной сверхдержавой, унаследовавшей от СССР множество отраслей промышленности и которой, даже несмотря на постоянные усилия либеральных прозападных «реформаторов», удалось во многом сохранить главную опору национальной независимости и будущего развития: свою военно-промышленную сложный. Это сохранение отражало почти генетическую культурную ориентацию нации, которая безостановочно боролась против бесконечных вторжений современных сверхдержав, от Тевтонских рыцарей до Наполеона и Гитлера.

Однако, как тогда казалось, в 1990-е годы, цифры были не в пользу России; конечно, не используя предиктор материального перевеса. По показателю ВНП (для упрощения мы начнем использовать ВВП) США в 1990-е годы превосходили Россию. Население России было вдвое меньше, чем в Соединенных Штатах, не говоря уже о ее военных расходах по сравнению с расходами Соединенных Штатов, которые исчислялись сотнями миллиардов долларов и должны были превышать весь ВВП России на протяжении 1990-х годов. .

Но со всеми этими индексами была одна проблема. Проблема была структурной и, по большей части, выходила за рамки понимание экономистов и банкиров с Уолл-стрит, той самой категории людей, которые доминируют в американских экономических и даже военных аналитических организациях. Хотя нельзя было отрицать, что Россия буквально умирала от жестоких и бесчеловечных политико-экономических реформ, проводимых с помощью этих самых американских «профессионалов», Россия унаследовала от советских времен многие черты, которые были ее спасением. Даже после распада Советского Союза Россия оставалась крупнейшей по площади страной в мире и самой богатой ресурсами, сохраняя при этом весьма значительную численность населения. Она также все еще сохранила то, что невозможно было отнять, хотя даже это было испытано: ее непревзойденную военную историю и опыт. На фоне явного экономического «аналитического» идиотизма 1990-х годов, когда сравнение размера экономики России с экономикой таких стран, как Нидерланды или даже Португалия, становилось очень модным среди российских либералов и экономических аналитиков ведущих американских СМИ, они каким-то образом упускали из виду то, что даже сильно ослабленные Постсоветские российские или советские вооруженные силы до распада действительно все еще существовали.

Отставая от вооруженных сил США в некоторых вопросах, связанных со связью и компьютерами, Советские Вооруженные Силы к 1980-м годам быстро сокращали отставание. Для некоторых на Западе это было слишком быстро. Массовая «оцифровка» началась еще в середине 1970-х годов. К 1980-м годам разрыв очень быстро сокращался и стал чрезвычайно небольшим. Именно тогда, в 1980-1982 годах, МиГ-29 и Су-27 начали массово закупаться для советских ВВС. Вероятно, лучший стратегический бомбардировщик своего поколения, Ту-160 Блэкджек, пошел в производство. Развертывались и другие новые и эффективные системы вооружения, в том числе первоклассные средства электронного противодействия (ECM) и средства электронного противодействия (ECCM). Компьютеризация шла полным ходом. Нигде такое положение дел не проявилось так ярко, как в Советском Военно-Морском Флоте. Появление в 1986 году крылатых ракет подводного базирования С10 «Гранат» (SS-N-21 «Сэмпсон» ГРАУ: 3М10) с дальностью полета 3000 километров было одним из многих таких разработок. К середине 1980-х годов советский военно-морской флот располагал одними из лучших подводных сил в мире и руководил некоторыми из самые передовые исследования в области передовых технологий. В армии закупка весьма совершенных танков Т-90 ожидалась к началу 1990-х годов. Номенклатура систем вооружения соответствовала номенклатуре стран первого мира.

Действительно, российскому военно-промышленному комплексу пришлось бороться за свое выживание. Но к 1994 году Россия открыла новые экспортные рынки, такие как ОАЭ, Малайзия и даже Южная Корея. Оружие, которое туда попало, по сути, было советским оружием и должно было стать резким пробуждением для триумфаторов «Бури в пустыне». Тот факт, что даже в 1990-е годы Россия производила одни из самых передовых систем вооружения, которые были на одном уровне, а иногда и лучше, с лучшими, которые США могли предложить не только для себя, но и для продажи за рубежом, в целом зашел в тупик. головы многих людей. Все это и многое другое было потеряно для тех, кто провозглашал «конец истории», установление «Нового мирового порядка» и другие клише для потребления ликующей публикой. Сама мысль о том, что то, что Россия продавала на мировом рынке вооружений, была столь же хороша, если не лучше, чем то, что предлагали США, многим казалась кощунственной. Конечно, Саудовская Аравия, которая фигурировала и продолжает фигурировать во всевозможных рейтингах, в том числе занимая первые места по своим военным расходам, и поэтому считается, по неизвестным причинам, располагающей одной из лучших вооруженных сил в мире, имела много больший военный бюджет, чем у России в 1990-е и 2000-е годы. Фактически, даже сегодня Саудовская Аравия продолжает оставаться почти на одном уровне с Россией, отставая от российского военного бюджета на 2016 год всего на 6 миллиардов долларов. ⁴² Но любому, у кого есть хоть капля здравого смысла, даже не придет в голову сравнивать реальный военный потенциал России и Саудовской Аравии — они просто находятся в другой вселенной.

Ответом на это довольно резкое несоответствие между многими показателями и реальностью, особенно применительно к России, является самоочевидная истина о том, что экономики второго, не говоря уже о третьем мире, и даже большинство экономик первого мира не исследуют, не проектируют и не производят государственные -современные и, пожалуй, лучшие в мире системы вооружения, такие как истребители Су-35, комплексы ПВО С-500 или атомные подводные лодки типа «Борей». или класса Северодвинск. Действительно, если следовать логике современной западной экономики, размер ВВП России никоим образом не должен позволять ей производить что-либо ценное, как «наблюдал» Скотт Гилмор в газете Boston Globe, когда он объявил путинскую Россию «бедной, пьяной страной», футбольный хулиган». ⁴³ В своей довольно эмоциональной статье, демонстрирующей свою ненависть к России, этот американский дипломат, в лучших традициях современной американской элиты, вынес суждение по вопросу, о котором он понятия не имел, унижая Россию как страну с экономикой меньшей, чем эта. Южной Кореи. ⁴⁴ Очевидно, Гилмор больше говорил о своих желаниях, чем о реальности экономики России, которая при правильном сравнении с помощью все еще неточных, но более реалистичных показателей ППС (паритета покупательной способности) намного больше, чем у Республики Корея. ⁴⁵ Но даже этот факт не имеет значения. Как заметил в 1896 году один из отцов современного западного либерализма Герберт Спенсер:

Отсюда следует, что стремление «не зависеть от иностранцев» свойственно воинственному типу общества. Пока существует постоянная опасность того, что поставки необходимых вещей, полученных из других стран, будут прекращены в результате прекращения военных действий, крайне важно, чтобы сохранялась возможность производить эти запасы внутри страны и с этой целью необходимые структура должна быть сохранена. Следовательно, существует очевидная прямая связь между воинственной деятельностью и протекционистской политикой». ⁴⁶

Национальная история России была и остается историей, наполненной войнами. Военная история России, особенно XIX и XX веков, затмевает историю любой другой страны мира. Желание России, как выразился Спенсер, не зависеть от иностранцев — это нечто большее, чем то, что Пайпс назвал способностью «оценивать выгоды от обороны в гораздо более реалистичных терминах». ⁴⁷ Оно лежит глубже, чем просто некоторые экономические особенности и оправданные потребности исторической России; это национальный культурный код. Этот кодекс диктует постоянную необходимость поддерживать большое количество замкнутых технологических циклов, заключающихся в возможности добычи ресурсов, их переработки и последующего производства оружия мирового класса. Эти замкнутые циклы требуют чрезвычайно высокого уровня образования, очень впечатляющего научного развития и абсолютно требуют промышленной базы, которая неизбежно должна быть закреплена развитием военно-промышленного комплекса и производимого им оружия.

Артур Дж. Александер предложил количественную оценку того, что он назвал «классами сил» (или константами), влияющими на совокупные расходы на оборону СССР. Эта количественная оценка остается практически неизменной для современной России. По словам Александра, две самые «тяжелые» константы, которые он называет: «История, культура и ценности – 40–50 процентов. Международная среда, угрозы и внутренние возможности – 10-30 процентов». ⁴⁸ Учитывая их максимумы, 50+30=80%, мы получаем картину. Восемьдесят процентов военных расходов России продиктованы реальными военными угрозами, которые раз за разом на протяжении столетий оказывались для России реальностью и приводили к разрушениям и человеческим жертвам в масштабах, непостижимых для людей, пишущих военные доктрины и стратегии национальной безопасности США. . Это особенно верно для неоконовских «стратегов», которые имеют очень смутное представление о природе и применении военной мощи. Экспедиционная война просто не дает правильного взгляда на вопросы реальной обороны. Нация, чьи потери в 20-м веке из-за войн от Первой мировой войны, Гражданской войны в России и Второй мировой войны составляют примерно 40-45 миллионов человек, безусловно, постарается не повторять такие испытания. Это реальность, от которой полностью оторвано большинство элит США. Говоря простым языком, Соединенным Штатам не хватает географического, исторического, культурного, экономического и технологического давления для разработки и наличия последовательной оборонительной военной доктрины и оружия, которые помогли бы ее реализовать. Россия постоянно живет под этим давлением, и, по сути, русские как этнос формировались и определялись войной.

Россию также характеризует ее оружие, и именно здесь мы можем начать искать одно из наиболее важных обоснований антироссийская истерия в Вашингтоне, не утихающая с момента возвращения Крыма в состав России в 2014 году, а на самом деле и раньше. Западное аналитическое и экспертное сообщество совершенно не сумело оценить как экономический, так и, как следствие, военный потенциал России. Это было вызвано главным образом отходом России в 1990-е годы от «воинственной» модели общества, которая стала свидетелем беспрецедентных страданий и экономических потрясений россиян из-за «либеральных реформ» Ельцина (на самом деле адаптированных под США), которые чуть не привели к национальному самоубийству, снизив общий Российское долголетие почти на десятилетие. Эта национальная трагедия в значительной степени игнорировалась западными СМИ, а там, где ее не было, она злорадствовала.

Потребовался полный и позорный провал экономических санкций Запада в отношении России, чтобы Запад осознал, что фактический размер экономики России равен размеру экономики Германии, если не больше, и что Россия определяла себя с точки зрения замкнутых технологических циклов, локализации. и производство задолго до того, как она была вынуждена участвовать в войне в Грузии в 2008 году. Очень немногие люди действительно заботятся о российском фондовом рынке; финансовые рынки Германии на порядок больше. Но Германия, не говоря уже о Южной Корее, не может спроектировать и построить с нуля современный истребитель, а Россия может. В Германии нет космической промышленности, а в России есть. Та же аргументация касается российской микроэлектронной промышленности и ее военно-промышленного комплекса, который затмевает любого «экономического» конкурента, с которым западные «экономисты» постоянно пытаются сравнивать Россию, за исключением США и Китая, и то только по массе. не качество. Как было сказано ранее и стоит повторить, страны третьего или второго мира не производят такое оружие, как стратегические ракетные подводные лодки класса «Борей», истребители Су-35 или истребители-невидимки Су-57, если уж на то пошло. Они также не строят космические станции и используют единственную глобальную альтернативу американской GPS — систему ГЛОНАСС.

Большинство американских аналитиков, выдающихся в США как специалистов по России и являющихся, за некоторыми заметными исключениями из военной и, в меньшей степени, разведывательной сферы, созданными американскими гуманитарными и экономическими научными областями, просто не имеют ни малейшего представления о том, об огромной разнице между процессами, происходящими в виртуальной монетизированной экономике, и процессами, связанными с производством современной боевой информационной системы управления или новейшего истребителя. Для людей, которые думают, что iPhone — это настоящий высокотехнологичный продукт, сама идея наличия замкнутых технологических циклов, требующих очень сложного оборудования и процессов для добычи рудных ресурсов, их переработки и последующего превращения в сложные продукты, просто находится за пределами их понимания. .

Количество технологий и научных усилий, направленных, например, на создание самой сложной техники в истории человечества — атомных подводных лодок, огромно и действительно выходит за рамки нескольких показателей. Только четыре страны в мире способны самостоятельно производить современные атомные подводные лодки, еще меньше могут производить лучшие из них, и только две страны могут производить и содержать серьезные подводные силы глобального масштаба. Этими двумя странами являются США и Россия.

Как такое могло быть, спросите вы, если многие до сих пор верят, что российская экономика по размеру равна экономике Южной Кореи или даже Австралии? Конечно, можно использовать всевозможные интуитивные экономические аргументы, чтобы усомниться в возможностях России, включая тот факт, что россияне в целом менее обеспечены, чем американцы, и что они тратят гораздо большую долю своего ВВП на оборону. Это законно, но только до определенной степени. Действительно, если кто-то использует такие индексы, как ВВП США, который официально колеблется в районе 19 триллионов долларов ⁴⁹ , при этом американский ВВП по ППС равен ее номинальному ВВП, поскольку доллар США является основной резервной валютой, мы вынуждены пересмотреть общее соотношение ВВП России и США. Без сомнения, экономика США гораздо крупнее российской, но она не настолько крупна, как модно говорить в последние два десятилетия. Фактическое соотношение национального ВВП России и США по ППС составляет примерно 1 к 4. Оно, конечно, не 1 к 10, и, как полагают некоторые, экономика Техаса не больше, чем экономика России.

Но реальная проблема заключается не в экономике России, какой бы крайне недооцененной она ни была, а в гротескной переоценке экономики США, большая часть которой приходится на «отрасли», которые реально не определяют реальную мощь нации. Все слышали об индексе Биг-Мака ^50, используемом для корректировки национальной покупательной способности. Это несколько юмористично и не очень точно определяет реальные экономические возможности, которые составляют показатели национальной мощи в целом и военной мощи в частности. Основываясь только на показателях ВНП (ВВП) в Предсказателе материального превосходства, Соединенные Штаты должны иметь подавляющее преимущество над Россией, но это не так, как неохотно признают многие в США, и что мы действительно покажем в последующих главах. этой книги. Если оставить в стороне серьезные факторы доктрин и стратегий, то, исходя только из экономических соображений, становится ясно, что необходимо использовать гораздо более серьезный индекс военного Биг-Мака. Любой может приготовить Биг Мак или гамбургер, лишь немногие исключительные страны производят коммерческие самолеты и летают в космос.

На этом фоне картина становится гораздо яснее. Некоторые снимки этого уже доступны;

• Россия планомерно и четко, без лишней помпы, приступила к полной модернизации своих военно-морских средств ядерного сдерживания с использованием современных подводных лодок с баллистическими ракетами (ПЛАРБ) класса «Борей» (проекты 955 и 955А). Три подводные лодки этого типа уже находятся на плаву, еще пять находятся на разных стадиях достройки. Это программа, над которой десять лет назад смеялись большинство «аналитиков» США и России. Они больше не смеются. Сегодня ВМС США остро нуждаются в обновлении своих средств ядерного сдерживания: самой молодой из их ПЛАРБ класса «Огайо», SSBN-743 USS Louisiana, исполнилось 20 лет. Будущая замена почтенных ПЛАРБ класса «Огайо» на ПЛАРБ класса «Колумбия» должна быть запущена в производство в 2021 году. оружие, которое, несмотря на то, что его постоянно объявляют «превосходным», «непревзойденным» и «лучшим в мире», таковым вовсе не является, особенно по ценам на которых они предлагаются, как внутри страны, так и за рубежом. Как и в случае с вышеупомянутой ПЛАРБ класса «Колумбия», GAO ожидает, что стоимость всей программы составит чуть более 97 миллиардов долларов в долларах 2017 года, а это означает, что средняя стоимость каждой подлодки этого класса составит около 8,1 миллиарда. долларов. ⁵¹ Это намного превышает стоимость всей программы (8 современных подводных лодок) российского военно-морского ядерного сдерживания. ⁵² Это не просто потрясающе, это просто скандально.

• Та же самая картина начинает проявляться по всему спектру американского и российского военного потенциала. По критерию «затраты/эффективность», также известному как пресловутая «отдача от вложенных средств», практически везде Россия оказывается вне конкуренции. Хотя можно утверждать, что российским рабочим платят меньше, чем их американским коллегам (что справедливо при прямом сравнении доллара с долларом), реальная власть рассчитывается не так. Также очевидно, что потребительские модели россиян существенно отличаются от моделей потребления американцев. Однако то, что на Западе часто рассматривается как жертва, для большинства россиян является всего лишь компромиссом. Подавляющее большинство россиян предпочли бы иметь в семье одну машину вместо двух, если компромиссом будет хорошая инвестиция в оборонный сектор и вооруженные силы России, что сделает их более чем адекватными для задачи защиты того, что есть у этих россиян.

• Хотя Россия продолжает оставаться экспортером оружия номер два в мире после США, в отличие от США, Россия совершает то, что обычно называют «убийством», продавая свое современное оружие за границу. Как свидетельствуют недавний контракт и поставки в Китай, пожалуй, лучшего в мире реактивного истребителя поколения 4++ Су-35, это «убийство», поскольку за 24 истребителя Китай заплатил более 2 миллиардов долларов, ⁵³ что составляет около 83 миллионов долларов за самолет, а по некоторым характеристикам даже 5-й американский поколение самолетов не может достичь. Эта продажная цена значительно превышает затраты на производство.

Как признался капитан Корпуса морской пехоты США Джошуа Уоддл в момент одновременно ясности и респектабельной профессиональной честности:

Оценка военного потенциала по расходам на оборону является ложной эквивалентностью. Все, что имеет значение, — это первичные, поддающиеся количественной оценке возможности и показатели эффективности. Например: авианосец стоимостью в несколько миллиардов долларов, который можно превзойти несколькими миллионами долларов в виде шквала ракет или небольшой беспилотной авиационной системы (БПЛА), способной вывести из строя его летную палубу, не сохраняет своей долларовой стоимости в реальном выражении. . То же самое можно сказать и о танке М1А1, который был побежден предметами домашнего обихода и металлоломом на сумму 20 долларов, превращенными в снаряд, образовавшийся в результате взрыва. У Объединенной организации по борьбе с импровизированной угрозой есть библиотека, полная подобных примеров, и это не касается окупаемости инвестиций в вооружение с точки зрения промышленного производства и развития потенциала, которые в настоящее время используются нашими обычными противниками». ⁵⁴

Это реальность, с которой «эксперты» американских российских исследований и американская интеллектуальная элита в целом должны были столкнуться с самого начала. Это могло бы предотвратить такие бедствия, как развязывание войны на Украине или в Сирии. Если бы они знали (а не были информированы) о двух совершенно разных состояниях сознания, они бы заметили, что по 14 пунктам, которые Джеффри Р. Барнетт использовал в качестве критериев доминирования, Россия, даже во время экономического кризиса 1990-х годов, оставалась нерешенной. только присутствует, но является ключевым игроком во многих областях, которые действительно определяют реальные национальные возможности и мощь: самые передовые технические исследования и разработки, передовое техническое образование, доступ к космическая, аэрокосмическая промышленность и высокотехнологичная оружейная промышленность. На самом деле, кажется, что эта экономика, которая была «острована в клочья » 55 ^или была экономикой «заправочной станции, маскирующейся под страну», ⁵⁶ является единственной другой экономикой в мире, которая может производить и производит весь спектр вооружений. начиная от стрелкового оружия и заканчивая современными комплексными системами вооружения и обработки сигналов. Ни одна другая страна, за исключением США и России, даже Китай, не может производить и закупать передовые военные технологии, возможности которых недоступны всем остальным.

Сегодня к огромному списку российского гражданского опыта и возможностей мирового класса постоянно добавляются и другие, чисто гражданские отрасли – от гигантского портфеля контрактов Росатома на сотни миллиардов долларов до возрождения российской гражданской авиации с чрезвычайно конкурентоспособными коммерческими самолетами. Поэтому возникает вопрос: о чем думали американские эксперты по России, когда они продолжали предсказывать гибель России, несмотря на все эмпирические доказательства обратного? Какие они на самом деле эксперты? Да, различные индексы важны, но они важны лишь как инструменты, позволяющие конвертировать обширные данные в знания. Именно здесь весь спектр американских «экспертов по России» потерпел неудачу, поскольку они следовали жестким и ошибочным идеологиям и мифологиям, не говоря уже о методологиях. Как лаконично заметил один из комментаторов на одном из многочисленных политических форумов в сети: «все это напоминает ситуацию в игре «Колесо фортуны», когда игрок правильно угадывает все буквы, но так и не может правильно прочитать фразу».

Однако проблема еще глубже. Американские аналитики не просто не осведомлены о России и происходящих там процессах, они даже не способны дать точную оценку собственных возможностей. Как заметил один российский экономический эксперт, следить за американскими экономическими данными и индексами бесполезно, поскольку они давно перестали отражать реальное положение дел в Америке и настолько запутаны, что применять их для реального анализа не стоит. Столкнувшись с неумолимым ходом истории и ощущая собственную неудачу, многие в США, от политических верхушек до СМИ страдают от того, что Брайан Макдональд блестяще определил как руссофрению — «состояние, при котором больной верит, что Россия вот-вот рухнет и захватит мир». ^​57

Это печальное положение дел, когда большая часть российского экспертного сообщества и аналитических центров просто не знает, с чем имеет дело, и не способна или не обучена применять соответствующие критерии, предоставляя по большей части бесполезные, а то и откровенно опасные и вводящие в заблуждение сведения. прогнозы. Разочарованное и действительно некультурное отношение широко распространено среди американских «элит». Возьмем, к примеру, Грэма Эллисона, который заметил: «Какой бы демонической, какой бы разрушительной, какой бы коварной ни была Россия, как бы она ни заслуживала того, чтобы ее задушили, грубый факт заключается в том, что мы не можем убить этого ублюдка, не совершив при этом самоубийства». ⁵⁸ Каким бы грубым ни было это заявление якобы великого американского политолога, оно лучше, чем до тошноты декларация американского превосходства. Это также могло бы стать хорошим первым шагом в освобождении американских «экспертов» по национальной безопасности, иностранным делам и других оборонных «экспертов» от их полного невежества практически по любому вопросу, касающемуся современной советской/российской истории и истории современной войны, особенно в том, как она проявляется. себя во Второй мировой войне. Этим они обязаны если не русским и даже миру в целом, то прежде всего подавляющему большинству американского народа, который никогда не желал участвовать в американском военном авантюризме и его истории военных поражений и стратегических просчетов, не говоря уже о самоубийственная конфронтация с Россией, будь то обычная или ядерная.

Никакое количество подделанных или искаженных индексов не сможет скрыть экономические трудности Америки и упадок ее сильно переоцененной, хотя и все еще впечатляющей и ведущей, военной мощи. Признание этого факта жизни и возвращение к истокам, как предлагает тот же Эллисон, могло бы стать хорошим и необходимым первым шагом в сохранении Америкой своего статуса крупного глобального игрока.