Утро под мертвым небом

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ:

Я проснулась с ощущением, что что-то не так, с ужасным ощущением тревоги. Я лежала на спине и смотрела на потолок палатки. Было темно, но я видела, как мое дыхание облачком пара поднимается в воздух. Палатка подрагивала, словно ветер ее раскачивал. Я прислушалась, но были лишь звуки ветра.

Я слышала, как резко вдохнул Декс. Я медленно повернула голову и посмотрела на него. Его глаза были открытыми, и я перепугалась. Он смотрел поверх моей головы на стену палатки. Что-то в его глазах, в том, как они не мигали, говорило мне, что мне не стоит туда смотреть. Что мне безопаснее смотреть на него.

Так я и делала, пока он не посмотрел на меня. В его взгляде словно был вопрос: «Ты тоже это слышишь?». И я прислушалась. Признаков ветра не было, но палатка шуршала и покачивалась. Это был один звук. Другой исходил из места, куда смотрел Декс, где были наши сумки и оборудование. Шорох. Сначала я подумала, что в палатку пробрались грызуны и нашли наши сумки. Крысы, что ждали, пока мы уснем, чтобы сгрызть наши пальцы.

Я должна была посмотреть. Если это крысы, то я выбегу из палатки. Я слабо кивнула Дексу и повернула голову.

В темноте я не видела, что происходит с нашими сумками, они выглядели как темные валуны. Но дело было не в них. Край палатки был собран снаружи. Так было проще всего это описать. Что-то снаружи палатки давило на брезент во многих местах. Казалось, что это пальцы давят на палатку.

Тело похолодело, стало холоднее воздуха, что щипал мой нос и щеки. Я в страхе смотрела, не в силах пошевелиться, не в силах понять, что происходит, и что делать мне. Что-то было снаружи и вызывало пугающую мысль, что это люди (или пришельцы) водят пальцами по палатке. Были видны следы и слышен шорох.

Я ощутила, как Декс зашевелился, медленно приподнялся, стараясь не шуметь спальным мешком. Он коснулся моего лица и осторожно повернул к себе. Он тоже был испуган, но решителен. Я знала, что он не будет сидеть в палатке и ждать, что будет дальше. Он сам сделает ход. Он убедился, чтобы я это поняла. Он говорил мне без слов, что прикроет меня. Я надеялась, что именно это он и пытался мне передать.

Он прижал палец к губам и указал на камеру, что была ближе всего к нам. На этой был режим ночного видения, так что было не удивительно, что она лежала ближе. Он был готов к такому. Может, он знал об острове что-то, чего не знала я.

Я двигалась как можно тише, склонилась, чтобы поднять ее. После этого я посмотрела на бок палатки. Я не понимала, что там, но это точно не были пальцы. Они были слишком острыми для этого. Казалось, что пара деревьев ожила ночью и тыкала в нас ветками, а кора шуршала, и звук становился с каждой минутой все громче.

Я была слишком близко, так что попятилась и отдала камеру Дексу. Он включил ее и начал снимать. Я села и отодвинулась, чтобы не попасть в кадр, мы минуту смотрели, как силуэты вертикально танцуют. И с каждой секундой съемки я все сильнее расслаблялась. В этот раз казалось, что если все это снять, то ничего плохого не произойдет. Если бы я вместо Декса смотрела на все через камеру, я бы была еще спокойнее. Конечно, он редко пугался так, как я.

И тут камера повернулась ко мне. Я сдалась и потрясенно посмотрела на камеру. Играть не нужно было. Я понятия не имела, что происходит.

Декс дал мне камеру и показал, что снимать нужно стену палатки. Он выскользнул из спального мешка и встал. Он был готов выйти наружу. Я протянула ему камеру и поняла, что он надеялся, что и я выйду. Наружу, где это… Перспектива была пугающей, но оставаться одной в палатке было не менее страшно.

Я встала рядом с ним, мы взглянули на силуэт, что продолжал скрести по палатке. Я едва видела Декса в тени, но знала, что он планирует нападение. Он легонько сжал мое плечо. Его поддержка не очень помогла.

Уверенным движением он расстегнул молнию на входе в палатку и выскочил неловко наружу. Я последовала сразу за ним, и край брезентовой двери ударил меня по лицу.

Я едва заметила влажность холодного воздуха или камни под носками. Я схватила Декса за руку, и мы посмотрели на пять больших оленей, что тыкали нашу палатку рогами механически, словно в трансе. Их рога царапали палатку и не прекратили, когда мы вышли. Любой другой олень тут же бросился бы в лес, но эти… даже не дрогнули. Даже не посмотрели на нас.

— Что такое… — прошептала я, голос оказался выше, чем я надеялась. Олени не дрогнули. Я крепче впилась в руку Декса, а он направил на них камеру.

Он сглотнул и сказал:

— Пятеро против двоих.

Это не радовало. Пять оленей могли легко нам навредить. Откуда они взялись? Что делали?

Я посмотрела в сторону стола и во мгле из-за мрачного неба различила среди деревьев и кустов странные силуэты. Я вскрикнула. Там тоже что-то было.

Декс взглянул на меня, а потом проследил за моим ошалелым взглядом. Он направил камеру, и я заглянула через его плечо на экран, где все было видно зеленоватым и зернистым.

В кустах стояла еще дюжина оленей. Несколько было на дорожке. Некоторые были у стола, в футе от нас. Они ждали, застыв на месте, и смотрели на нас, глаза были сияющими бело-зелеными сферами. Пятеро против двоих? Скорее, двадцать.

Казалось, мои ногти разорвут свитер Декса. Если он это и почувствовал, то не подал виду. Он поворачивал камеру то к одной группе, то к другой, то к жутким глазам, то к механическим движениям рогов. Мы не знали, куда смотреть.

— Мне включить лампу? — прошептала я хрипло. Я знала, что она была рядом. И лампа могла отвлечь их, вот только спасло бы это нас?

— Ага, — выдохнул он.

Я быстро подняла ее и повернула ручку, пока лампа не загорелась. Свет был ярким, пришлось заслонить глаза свободной рукой. Когда глаза привыкли, я огляделась и… ничего не увидела.

Были лишь деревья, кусты, стол и палатка. И Декс стоял передо мной с потрясенным видом, камера, дрожа, снимала пустоту. Оленей не было.

— Что случилось? — возмутилась я. Как они могли мгновенно пропасть?

— Понятия не имею, — сказал он и тревожно начал отматывать снятый материал назад. Он остановил после пары секунд, и мы вместе смотрели, как олени чешут рога о палатку. Они были там, а потом вспышка света залила экран. И олени пропали. Исчезли. Все они.

— Как такое возможно? — спросила я, не понимая.

Он покачал головой и подошел к стороне палатки, которую они бодали.

— Посвети сюда, — сказал он, указывая на брезент.

Я подняла лампу и встала рядом с ним. На боку палатки остались темные следы.

— Грязь? — спросила я.

Декс присел и провел пальцем по одному из них. Он понюхал и поднес на свет.

— Это кровь.

Это было уже слишком. Я испуганно огляделась, сердце колотилось с перебоями. Лес и тени кружились. Я могла все еще быть пьяной. Который час? У меня даже не было телефона, чтобы проверить.

— Прекрасно. Я спать не буду. Вдруг они вернутся?

— Вряд ли, — растерянно сказал он, разглядывая землю у палатки, напоминая гончую, ищущую след.

— А если все же вернутся?

— Тогда мы с этим и разберемся.

Он склонился и прижал пальцы к земле. Он посмотрел на меня.

— Следы копыт остались. Они нам не показались.

— И мы их сняли. Так что они не привиделись.

— Просто проверял. Думаю, неплохо порой задаваться вопросом о состоянии рассудка.

— Тебе легко говорить, — пробормотала я. Я слишком устала, замерзла, мне было плохо от всего этого. Я знала, что если начну думать об этом, то не буду спать ночь и буду дрожать еще и весь день. Я хотела лишь в теплый спальный мешок и блаженную пустоту в голове.

— Иди спать, — сказал Декс. — Я здесь закончу.

— Ладно. Не задерживайся, а то я буду волноваться, — ответила я и пошла к входу.

Он окликнул меня:

— Подумай о хорошем. Мы все это сняли.

Я высунула голову и палатки и мрачно посмотрела на него.

— Ура.

Я, дрожа, спряталась в уютный, чуть влажный спальный мешок и попыталась уснуть. Но получилось лишь, когда свет потух, а Декс вернулся в палатку.

Спала я не так крепко, как надеялась. Декс проснулся на рассвете, чтобы осмотреть все и обдумать события ночи, я тоже сразу проснулась. К счастью, свет уже пробирался в палатку. Рассвет всегда приносил облегчение, заканчивалась ночь с ее ужасами. Он вылезал из палатки, и я уловила луч солнца и удар холодного ветра, усилившегося за последние часы. Все снаружи было красным. Кроваво-красным.

— Вот так рассвет, — сказал он, его зубы стучали, и он скользнул обратно в спальный мешок.

— Конец света? — прохрипела я, отчасти шутя. Я склонилась и приоткрыла вход в палатку, чтобы посмотреть лучше. Деревья покачивались на ветру, небо было смесью быстро пролетающих густых облаков и мутного красного цвета.

— Красное небо по утрам — знак для моряков, — пробормотал он, отворачиваясь.

Зато красный закат их радует.

— Как это нам понимать? — спросила я, но Декс уже спал, и мой вопрос остался без ответа.

Прошло всего пару часов, а погода изменилась. Когда я снова проснулась, палатка содрогалась от порывов ветра и дождя, что хлестал по брезенту, стуча. В этот раз я знала, что оленей снаружи нет. Приближалась буря. Поговорка не соврала.

Все внутри было сине-серым из-за стен палатки. Я хотела спать. В спальном мешке было уютно и тепло, и я не хотела выходить из него под ветер и дождь. В этом был минус жизни в лагере. Приходилось покидать палатку.

Я перекатилась и увидела, что мешок Декса пуст. Он был снаружи, боролся со стихией. Я надеялась, что он не заметит, если я все утро проведу в палатке. И голова плохо соображала после выпивки. Я не знала, как, но дополнительные часы сна сделали мое состояние только хуже. Лучше бы я не засыпала после того красного рассвета.

— Так, лежебока, — услышала я голос Декса снаружи.

Я простонала и скрылась в спальном мешке с головой. Я слышала, как он расстегнул вход. Он схватил меня за ногу и потряс.

— Хуже, чем мне, тебе быть не может.

Я выглянула и посмотрела на него. Он был неплох, немного бледен, заметная тень щетины появилась на его лице.

— Зачем тогда ты встал? — простонала я.

— Туалет, душ и бритье, — ответил он. — Но смог сделать лишь одно. Идем, я готовлю завтрак. Там кофе.

Обычно мне не хочется кофе после ночи выпивки, но мне нужно было проснуться и согреться. И интриговала мысль, что Декс готовил завтрак.

— Будет буря? — спросила я.

— Уже скоро. Идем.

Он сжал мою ногу и покинул палатку.

Я хотела собираться неспешно, но холодный воздух с каждым порывом ветра проникал в палатку, ускоряя меня. Сегодня буду в ботинках, джинсах и нескольких кофтах. Даже в куртке с судна я знала, что буду мерзнуть и промокну.

Я вышла из палатки, и меня тут же окатил брызгами дождь. Небо было темно-серым, деревья и кусты раскачивались на ветру, который нагнал с воды туман и окутал им маленький Дарси, а наш остров будто оказался один во всем мире, парящим среди тумана.

Волны яростно бились о берег, гремели обломками дерева. Птиц не было видно, шумели лишь ветер и вода. Все было мокрым, холодным и мрачным.

Декс поставил на стол походную плиту, сюда порой залетали брызги дождя. Брезент над нами и палатка содрогались от порывов ветра, но держались, и мы могли оставаться относительно сухими.

Я быстро застегнула вход в палатку, пальцы уже немели и мерзли, и пошла к Дексу, заглянула за его плечо. Он жарил яйца, которые потом собирался положить к бекону на одноразовые тарелки. Ветер, наверное, уже доносил до палатки ароматы, потому что из постели меня легко можно было выманить запахом бекона.

Он взглянул на меня и поднял с лавочки чашку и дал мне. Я поблагодарила его и сделала глоток. Это был кофе из пакетика с хорошей долей сливок и сахара. Он знал, что мне нравится такое, и для такого кофе вкус был неплох.

Яйца были готовы, и мы сели и принялись за еду. Декс оказался на удивление хорошим поваром. Да, это были лишь яйца с беконом, и, может, меня было легко впечатлить, но я была уверена, что если бы завтрак делала я, то сожгла бы бекон. Я умела лишь испечь пирог.

Он отклонился, наевшись, и отодвинул от себя пустую тарелку.

— Надеюсь, ты не против бекона на эти пару дней. Я запасся. Только бы он не испортился в сумке-холодильнике.

Я покачала головой, а ветер налетел и поднял его тарелку, унес ее в лес. Мы провожали ее взглядом, летящую, как бумажное НЛО. Я вскинула брови.

— А если такая погода будет все время?

— Мы точно сойдем с ума, — ответил он.

Я посмотрела на трепещущий над нами брезент.

— А если он не удержится? Если палатка протечет?

— Тогда мы промокнем.

— А если промокнут камеры? Твой компьютер? — спросила я, не сдаваясь.

Он задумался на миг.

— Может, стоит отнести на борт вчерашний материал. И можно еще кое-что загрузить.

— Если судно еще там, — парировала я. Я надеялась, что судно все же на месте.

— Там, — сказал он, хотя выглядел не так уверенно, как звучал.

Через пять минут он был готов идти и убеждаться, что все в порядке. С ним были камеры в чехлах, он кивнул на палатку.

— Оставил тебе старую камеру… вдруг придется что-то снимать, пока меня не будет.

— Надеюсь, не придется! — сказала я. Хоть про судно напомнила ему я, не хотелось, чтобы он оставлял меня одну. Да, было светло, хоть туман и закрывал ближайшее место с людьми, но все выглядело безобидно. Но без него будет плохо. Я не хотела, чтобы он один шел по острову, мимо жуткого места с мертвыми деревьями и странными енотами.

Он поправил рюкзак на спине и строго посмотрел на меня.

— Эй, меня не будет час. Может, два. Я буду в порядке. И ты тоже.

Мне понравилось, что он подумал, что я больше волнуюсь за него, чем за себя. В этом была доля правды. Я вздохнула и пожала плечами.

— Если не вернешься через два часа, я пойду за тобой.

Он подмигнул мне.

— И снова Перри поспешит на помощь.

И он пошел в мокрый лес. Я провожала его взглядом, пока ярко-красная куртка с судна не пропала среди кустов. Я осталась одна.

Я не знала сначала, чем заняться. В такую погоду толком не погуляешь, хотя в лесу и могло быть укрытие от дождя, я ни за что туда не пошла бы. Я хотела проверить почту (не комментарии) и полазить в Интернете, но мой телефон все еще был у Декса. Я не могла даже время узнать.

Я решила вернуться в палатку. Там было теплее и намного суше. И если мне станет скучно, я могу всегда лечь спать. Никто мне мешать не будет.

Но хоть я и лежала удобно поверх спального мешка, я не могла не думать об острове. Я еще столько всего не знала об этом месте.

Я вытащила книги, что читала вчера, и начала листать одну из них, пытаясь найти интересную на вид главу или фразу. И нашла заголовок «Женщина».

Оказалось, что когда священник Джон Барретт из Северной Калифорнии прибыл на остров Дарси, он был не один. Он привез девятнадцатилетнюю миссионерку по имени Мэри Стюарт. Мэри была одной из самых юных миссионерок из Сан-Франциско, но выразила большое желание помочь прокаженным. И хотя генпрокурор в Канаде отклонил их первую просьбу о работе на острове, их вторая просьба сработала. В книге говорилось, что причиной была взятка. Правительство не собиралось тратить деньги на забытых людей, но Барретт заплатил им, и они внесли поправки. Автор не знал, почему священник или Стюарт так сильно хотели попасть на остров, и не пытался объяснить это.

Это было странно, но я почти могла понять, почему, пока читала. Это странно звучало, что-то настораживало во всем этом, словно я настраивалась на энергию, что угасла очень давно. Был здесь подтекст. Мотивы были под вопросом.

И чем дальше я читала, тем сильнее беспокоилась из-за истории. Мэри умерла, пробыв на острове семь месяцев. Ранние записи с кораблей, поставляющих припасы, описывали ее как низкую и слабую женщину, что едва говорила, и они не удивились, когда священник сказал им, что она умерла от пневмонии. Остров был таким же, как сегодня, мокрым и неуютным. Мэри умерла в тот период трех месяцев, когда корабль не приходил. Ее погребли с остальными прокаженными, это сделали или они, или священник в одном из привезенных кораблей.

У меня было странное состояние, словно мне была близка проблема Мэри. Она хотела лишь помочь этим бедным брошенным душам, но умерла так же, как они. В девятнадцать лет. Она практически пожертвовала собой.

Я поежилась и накрыла краем спального мешка ноги, чтобы согреться.

— Хи-хи-хи.

Я застыла на середине страницы.

В палатке откуда-то звучал детский смех.

Я точно это слышала?

Или это ветер?

Я прислушалась, стараясь не дышать, не издавать других звуков, что могут обмануть уши.

Ничего.

Просто разыгралось воображение, и я сама себя пугала.

Я осторожно перевернула страницу и попыталась прочитать ее, чтобы понять, что произошло со священником, когда Мэри умерла.

И я снова это услышала:

— Хи-хи-хи.

Невинный, но жуткий смех, а еще шум разбрасываемых камней перед палаткой. Кто-то был снаружи.

Я резко села, тело напряглось, сердце колотилось с болью, наполняя голову кровью и давлением. Я быстро скользила взглядом по стенам палатки, пытаясь заметить что-то необычное. Стены трепетали от ветра, но ничего странного не было.

Снова послышался смех, в этот раз сзади. Я развернулась, думая, что ребенок уже в палатке. Но я была одна.

Я услышала смех снова. Я быстро повернулась на звук и заметила маленькую тень, убегающую от входа в палатку.

Я встала и расстегнула молнию на входе как можно быстрее. Я вырвалась из палатки. Смех прекратился, но я слышала в шуме ветра осторожные шаги. Я пробежала пару шагов и остановилась посреди тропы. Дождь притих временно, но земля была вязкой, будто коричневое пюре. Я посмотрела в сторону пляжа, а потом на тропу, что вела в лес и к туалету.

Ничего не было.

Ужасное ощущение пробежало по коже рук и ног, словно за мной наблюдал тот, кого я не видела. Я хотела уже увидеть Декса.

И снова смех, в этот раз позади, со стороны пляжа.

Я обернулась и увидела девочку, бегущую по скользким камешкам к волнам, уклоняющуюся от обломков в воде. Она была в длинной мужской рубашке, что закрывала все ее тело. Рубашка прилипала к ее маленькому телу, намокшая от дождя.

Я не знала, что делать. Откуда здесь ребенок, на острове среди бури? Почему она в одной мужской рубашке? Где ее родители?

Я огляделась и побежала за ней. У меня почти не было материнского инстинкта, но я не могла позволить девочке разгуливать в такой одежде в такую погоду. Я бежала к пляжу и не могла понять, есть ли на ней обувь.

Я остановилась и смотрела, как она радостно бегает по пляжу, пока она не остановилась спиной ко мне. Ей было три или четыре года. Я начала снимать куртку, чтобы надеть на нее, пока пыталась понять, что происходит. Она могла быть ребенком кого-то из посетителей. Может, на другой стороне острова были гости, прибывшие на байдарках. Может, на острове все время кто-то был. Мы были в одном лагере, но это не мешало кому-то быть в другой части острова. Мы с Дексом знали, что на юге могла быть группа людей. Может, и голос прошлой ночью донесся до меня оттуда.

Девочка медленно развернулась и посмотрела мне в глаза. Она была испугана. Я протянула ей куртку.

— Ты простудишься, — сказала я, повысив голос, пытаясь сделать так, чтобы он не дрожал. А вот руки дрожали. — Где твои родители?

Девочка молчала, но хмурилась все сильнее, словно хотела расплакаться. Я не хотела пугать бедняжку.

— Я тебя не обижу. Я не злая, — прокричала я. — Ты простудишься. Твои родители будут волноваться.

Девочка покачала головой.

— Она меня ненавидит.

Меня испугало то, как странно звучала девочка. Ее голос был вялым. Она будто шепелявила.

Я огляделась, думая, что в любой миг выбежит хиппи из леса к ней, страшно глядя на меня, ведь я напугала ребенка. Но был лишь ветер и холодные брызги волн.

Я не могла так отпустить девочку. Не важно, боялась она меня, разозлятся ли из-за этого ее родители. Она была маленькой, ей было холоднее, чем мне.

Я пошла к ней уверенно, но не напористо, чтобы не напугать.

— Вот, надень мою куртку. Она теплая, тебе понравится.

Я была в десяти футах от нее. Она выглядела хуже, чем я думала. Ее ноги были в царапинах, волосы были длинными и спутанными. Кожа была грязной, голубые глаза — тусклыми, будто их заволокло тем же туманом, что закрыл соседний островок.

Она смотрела, как я приближаюсь, но не реагировала. Она была испугана, но не из-за меня, хоть и сложно было это объяснить. Она боялась чего-то еще. Меня могло здесь и не быть.

Она посмотрела на волны.

И побежала в океан.

Я была потрясена. Я смотрела, как она несется по серой воде, пока волны не накрыли ее. И тут я вышла из ступора.

Я бросила куртку и побежала за ней, ботинки скользили по камням, и я пыталась не упасть. Через несколько шагов я оказалась в воде.

Я едва видела ее маленькую руку, замечала голову, а волны все накатывали. Но она была там, и этого хватало для того, чтобы я шла к ней.

Меня убивал холод, мои ноги погрузились в воду, и она залилась в ботинки и обрушилась на мои джинсы. За секунды мои ноги превратились в онемевшие глыбы льда, и я думала, что все внутри взорвется из-за этого, хоть вода и доставала только до колен.

Это меня не остановило. Я шла дальше, пока волны не начали биться о мой живот.

Первый удар выбил мое дыхание. Я не могла вдохнуть, хоть и пыталась, было очень холодно. Это чувство охватило все тело, проникло в конечности и мозг, стерло все мысли. Осталось лишь онемение и факт, что девочка тонет в волнах неподалеку.

Я двигалась, хотя воды было по пояс. Волны продолжали бить меня, поток обхватил мои бедра, словно аркан во льду. Серые волны и небо потемнели, все расплывалось перед глазами. Я ничего не чувствовала.

Там была девочка, но мои движения стали вялыми. Нужно было развернуться. Выйти из воды. Но мое желание вернуться и выжить не было сильнее желания найти девочку, что тонула где-то впереди меня.

Я подумала, что кто-то звал меня по имени издалека, но звук был призрачным в реве волн, шипении ветра и пены.

Из оставшихся сил я обернулась. Декс бежал по пляжу ко мне. Я могла лишь качаться на волнах.

Он ругался, лицо его было бледным, а глаза пылали. Он пошел за мной, ему вода доставала до середины бедра, и схватил меня за руку. Он грубо потащил меня к пляжу. Я ничего этого не чувствовала. Я позволила ему забрать меня, а сама смотрела растерянно на воду. Там ведь что-то было?

Он дотащил меня до обломка дерева и усадил на него. Он кричал, поднимал руки, махал ими. Я не могла смотреть на него. Мой взгляд был прикован к волнам, искал признаки, что девочка там. Я знала, что она там. Иначе зачем я туда пошла?

Я ощутила боль в правой щеке. Он, наверное, отвесил мне пощечину.

Я посмотрела на него. На это требовались невероятные усилия.

— Перри. Перри Паломино. Смотри на меня. Сосредоточься. Прошу.

Я попыталась.

— Что это было? — спросил он высоким обрывающимся голосом. Его взгляд был диким, как волны.

Я чувствовала себя пьяной. Глупой. И не было сил говорить.

Я пыталась что-то произнести, но лишь стучала зубами и содрогалась. Я ужасно замерзла, промокла от груди и вниз, но тело вспомнило об инстинкте выживания.

Декс решил, что бить и кричать меня нет смысла. Он поднял меня на руки. Я смутно вспомнила, что это стало уже привычным делом, но я обвила руками его шею и крепко держалась, пока он нес меня по пляжу в лагерь.

Он уложил меня в палатке в мой спальный мешок, а сверху накрыл своим мешком. Моя голова отклонилась, и я смотрела на потолок палатки, что дрожал на постоянном ветру. Я слышала, как открывается и закрывается молния на входе, слышала злой шорох. На меня, похоже, положили еще и кучу одежды. Но долго она на мне не пролежала, крупная дрожь согнала их с меня.

Я какое-то время так дрожала, невыносимая боль появлялась там, где отступало онемение, жаркие уколы иголок и булавок проносились по телу, словно меня тащили через колючие кусты.

Казалось, так будет вечно. Голова была почти пустой, была лишь мысль о том, когда все это закончится.

И это закончилось. Спазмы прекратились, дрожь почти унялась, и зубы перестали стучать друг о друга. Дыхание вырывалось изо рта горячим и ровным. Сердце успокоило свой ритм биения. Голова уже могла обдумывать случившееся.

Я повернула голову и увидела Декса, сидящего в углу палатки, прижавшего мокрые ноги к груди. Он смотрел на меня. Его взгляд был напряженным, но это таяло с каждой секундой. Он заглянул в мои глаза, пытаясь хоть что-то понять. Я надеялась, что он мог. Надеялась, что мне не придется объяснять.

Но так просто быть не могло.

Он посмотрел на свои промокшие ботинки, полные воды внутри. Я не знала, почему он не пытался согреться. Его ноги точно промерзли.

— У тебя промокли ноги, — с трудом сказала я.

— Что это было, Перри? — он глубоко вдохнул и посмотрел на меня. — Что ты там делала? Поплавать решила?

— Там была девочка…

— Девочка? — повторил он с недоверием во взгляде.

— Я была в палатке. Здесь. Читала и услышала детский смех, — это требовало усилий. Я замолчала и попыталась восстановить дыхание. Он ждал и не прекращал хмуриться. — Девочка. Я услышала ее смех, — продолжила я. — Я встала и вышла наружу, увидела девочку на пляже. Года три ей было? Она была в длинной белой рубашке. Я спросила, где ее родители, но она не ответила. Что-то… было не так с ней. Не знаю, но она уже была замерзшей и промокшей, а там никого не было. Я хотела подойти к ней и дать куртку, а она… убежала в океан. Волны набежали, и… и я ее видела, думала, что спасу. И тут пришел ты. А я не смогла.

Выражение лица Декса не менялось, хотя я знала, что он старается как можно быстрее проанализировать мой рассказ. Наконец, он сказал:

— Перри. Я не видел ребенка. Я смотрел на тебя. Ты убежала в воду. Я как раз собирался сунуть рюкзак в палатку. Но увидел тебя на пляже, глядящую в пустоту и протягивающую куртку. И через миг ты побежала в воду. Я не видел девочку.

Мне было плохо от его слов, я прижала ладонь ко рту. Конечно, девочка была.

— Может, ты не мог ее видеть, — сказала я, меня охватил холод. — Может, я прикрывала ее с… того угла. Кто знает? Я видела это. Хорошо ее видела. Голубые глаза. Пепельные волосы, спутанные и длинные, и странная рубашка, словно из викторианской эпохи. И обуви не было.

— На острове больше никого нет, Перри.

— Ты не можешь этого знать. Ты его обыскивал?

— Нет, но я был на борту. Судно там, и оно одно. Может, кто-то приплыл на байдарке, но большие лодки больше нигде не оставишь. Если на том или этом пляже их нет, то и на острове нет.

— Может, все же они приплыли на байдарке.

— Малыш. Слушай. Послушай меня. Здесь никого нет. Если кто-то приплыл в такую погоду на байдарке, им конец. Ты сама чуть не умерла, а воды было лишь по пояс. Никто в такую погоду не появится. Ты знаешь, что и в другую погоду вряд ли кто приплывет.

— Они могли быть тут раньше, и…

— Нет никого на острове, Перри, кроме нас с тобой, группы психованных енотов и странных оленей, — сказал он с силой и уверенностью, которые я слышала не впервые.

Я задумалась над этим.

— Тогда что я видела? Хочешь сказать, что я сумасшедшая?

Он вздохнул и опустил голову, качая ею.

— Что? — возмутилась я. — Это правильный вопрос. Я кого-то видела. И я это знаю. Ты говоришь, что этого не было. Что тогда я видела?

— Не знаю.

— Призрака, — сказала я ему.

— Какого призрака? — спросил он и посмотрел на меня. — На чертовом острове не было детей.

— Но была женщина.

— Да, и?

— Она умерла, — тихо сказала я, и мне стало очень жаль ее, будто я говорила о ком-то, кого знаю.

— Знаю, — сказал он. — Читал об этом. Она умерла от пневмонии, не пробыв и года на острове. Ребенка не было. Только прокаженные, гробы, опиум и религиозный идиот, который решил, что может ослабить их страдания, а сделал все только хуже.

До этой части я не дочитала, так что не очень поняла Декса. Но спрашивать не хотелось. И говорили мы не о том. Я видела ее. Был это призрак или ребенок, но что-то утопилось на пляже, и понимание этого проникало медленно в мое тело. Подступали слезы, я устала, была печальна и очень растеряна.

Декс тоже это увидел, его вздох прозвучал мягче, он подвинулся ко мне. Он положил холодную ладонь на мой лоб и держал ее там, глядя мне в глаза.

— Отдохни немного. Я согреюсь и высохну. И что-то поищу из еды. Выпьем кофе. Поспим и согреемся. Ты высохнешь, и мы поговорим об этом, ладно?

Я не могла согласиться. Он опустил голову ко мне. Я видела желтые и красные крапинки в его карих глазах.

— Здесь никого нет. Если ты что и видела, Перри, то это был призрак. Это не радует, знаю, но не думай, что там утонул настоящий ребенок. Этого не было. Думаю, ты это понимаешь.

Он нежно убрал прядь волос с моего лба и улыбнулся, не показывая зубы. А потом он взял свои вещи и вышел из палатки, оставив меня с мыслями, что были то тревожными, то абсолютно пустыми.