В банде только девушки

Эта история началась очень по-современному. Началась она в одном из чатов сети Интернет. Чат назывался «Мечты», хотя никакого отношения к мечтам, впрочем, как и к дальнейшим событиям, его название не имело. Но раз уж он так назывался, то что толку об этом умалчивать? К слову сказать, не будь этого самого Интернета, и истории-то как таковой не случилось бы. Но Интернет, к счастью для всех остальных, и к глубокому сожалению для многих персонажей изложенной ниже повести, все-таки существует, а потому, что произошло, то и произошло. А началось все это вот как.

ЛИСА (ЛИНЕ): Какая бабушка?! У меня вечеринка в субботу! Или ты забыла?!

ЛИНА (ЛИСЕ): Вечеринка отменяется.

ЛИСА (ЛИНЕ): Для тебя, может быть, и отменяется, а для меня нет!

ЛИНА (ЛИСЕ): Дура ты набитая, если не поедешь, я бабушке расскажу. Она вычеркнет тебя из завещания.

ЛИСА (ЛИНЕ): От дуры слышу! А бабке нашей завещать нечего. Ха-ха-ха!

ЛИНА (ЛИСЕ): Очень умно! А про золотые часы забыла?

ЛИСА (ЛИНЕ): Сдались мне эти часы! Им лет сто!

БЫЧОК (ЛИСЕ): Эй, девочка. Если часики не нужны, отдай мне!

ЛИСА (БЫЧКУ): Отвали!

ЛИНА (ЛИСЕ): Не отвлекайся на всяких уродов.

БЫЧОК (кричит возмущенно ЛИНЕ): А на себя-то ты давно в зеркало смотрела?

ЛИНА (БЫЧКУ): Только что. Я очень красивая.

БЫЧОК (ЛИНЕ): Блондинка или брюнетка?

ЛИСА (БЫЧКУ): Эй, парень! У нее задницы нет, так что не раскатывай губы!

БЫЧОК (ЛИСЕ): А у тебя?

ЛИНА (БЫЧКУ): Ее задница, как совок у бульдозера.

БЫЧОК (ЛИНЕ): Манекенщица, что ли?

ЛИНА (БЫЧКУ): Где ты видал манекенщицу, у которой вместо задницы совок от бульдозера?

БЫЧОК (ЛИНЕ): Н-да…

ЛИСА (ЛИНЕ): Хорош трепаться про чужие задницы. Бабка и правда плоха?

ЛИНА (ЛИСЕ): Для своих восьмидесяти она себя весьма неплохо чувствует.

БЫЧОК (ЛИНЕ): Вам не понять, что значит хорошо себя чувствовать в восемьдесят лет!

ЛИСА (БЫЧКУ): И слава богу! А вообще, отвали уже!

ЖУК (ВСЕМ): Эй, люди! Я вошел! Я общаться хочу-у-у-у!!!

БЫЧОК (ЖУКУ): Заткнись. Вошел, и наслаждайся.

ЖУК (БЫЧКУ): Ты, задница невоспитанная!

ЛИСА (БЫЧКУ): О нет! Только не про задницы!

БЫЧОК (ЛИНЕ): А куда ты едешь?

ЛИНА (БЫЧКУ): В Тулу засылают. Бабку проведать.

БЫЧОК (ЛИНЕ): Ой, я где-то про такое слыхал. А ты не Красная шапочка?

ЛИНА (ЛИСЕ): А он мне нравится.

ЛИСА (ЛИНЕ): Я чуть не заснула, пока ты тут клеилась направо и налево.

БЫЧОК (ЛИНЕ): Возьмите меня с собой. Мне все равно деваться некуда. Родаки на дачу не поедут, я засохну с тоски.

ЛИСА (ЛИНЕ): Может, возьмем?

ЛИНА (ЛИСЕ): Совсем спятила?! Хочешь, чтобы бабушка раньше времени преставилась?

ЛИСА (ЛИНЕ): По крайней мере, он веселый. А ты зануда. И потом, с чего ты взяла, что бабушка его испугается. Старушкам тоже молодые парни нравятся. Может, он и не урод.

БЫЧОК (ЛИНЕ): Я не урод!

ЖУК (ЛИНЕ): Не верь ему, он полный урод! Лучше меня возьмите. У меня вообще дачи нет, родаки все время дома торчат. Мне нужнее выбраться.

БЫЧОК (ЖУКУ): Сходи прогуляйся.

ЛИНА (ЛИСЕ): Я заеду за тобой после института. Чтобы дома была.

ЛИСА (ЛИНЕ): А вечери-инка?

ЛИНА (ЛИСЕ): Забудь про вечеринку. Все равно от бабки не отвертеться. Родаки купили какое-то лекарство, нужно везти.

ЛИСА (ЛИНЕ): Вот пусть сами и везут.

ЛИНА (ЛИСЕ): У моих прием в посольстве, у твоих, сама знаешь, выездной симпозиум.

ЛИСА (ЛИНЕ): Тогда возьмем Бычка?

БЫЧОК (ЛИНА): Возьмите меня. Возьми-и-и-те!!! Я в Туле ни разу не был.

ЛИНА (БЫЧКУ): Тебе же лучше. Не знаешь, какая это дыра.

ЖУК (ЛИНЕ): Я люблю всякие дыры. И особенно дырочки.

ЛИНА (ЖУКУ): Свободен!

БЫЧОК (ЛИНЕ): Нет, правда. Я буду завтра в центре. Подхватите меня на Остоженке, у самой Кольцевой. Встретимся в стекляшке, а?

ЛИСА (БЫЧКУ): Стекляшка, которая за Дипломатической академией?

ЛИНА (ЛИСЕ): Иди ты к черту! Уже договаривается. Я еще не сказала «да»!

ЛИСА (ЛИНЕ): Да не будь ты занудой хоть раз в жизни!

БЫЧОК (ЛИНЕ): Точно! А у меня новый диск Джефа есть!

ЛИСА (БЫЧКУ): Ты принят в компанию путешественников!

ЛИНА (БЫЧКУ): Ты что, в Дипакадемии учишься?

БЫЧОК (ЛИНЕ): Не-а. Рядом в офис обязали кое-что доставить. Я курьером подрабатываю. Нужно же как-то на мороженое сшибать!

ЛИСА (БЫЧКУ): А как тебя узнать?

БЫЧОК (ЛИСЕ): Специально для тебя надену гм… зеленый свитер. Я в нем просто потрясающий!

ЛИНА (БЫЧКУ): Ладно врать-то. Знаем мы этот треп.

БЫЧОК (ЛИНЕ): И еще я на Кевина Костнера похож.

ЛИСА (БЫЧКУ): В молодости?

БЫЧОК (ЛИСЕ): А то!

ЛИСА (ЛИНЕ): Точно берем!

ЛИНА (ЛИСЕ): Моя придурошная сестрица и двойник Кевина Костнера в зеленом свитере. Хорошая компания, нечего сказать. И это если не считать, что я НЕНАВИЖУ Кевина Костнера!

БЫЧОК (ЛИНЕ): Так вы сестры?

ЛИСА (БЫЧКУ): Двоюродные.

БЫЧОК (ЛИНЕ): А не наколете?

ЛИСА (БЫЧКУ): Я не позволю.

ЛИНА (БЫЧКУ): Ладно… В три жди нас в этой стекляшке.

БЫЧОК (ЛИНЕ): Лады.

ЖУК (ВСЕМ): Везет же дуракам! Лю-ди! Отзовитесь! Я общаться хочу-у-у!

Вот так эта история и началась. Для тех, кто никогда не общался в ЧАТе и вообще слабо себе представляет, что это такое, поясню: ЧАТ — это возможность потрепаться в «прямом эфире» посредством компьютера (ну, разумеется, если компьютер подключен к сети Интернет, если в доме есть телефон, а в кармане лишние 300 рублей на карточку). Это расхожее теперь средство общения пользуется у молодежи огромной популярностью. В ЧАТах многие знакомятся, да и вообще, это довольно интересное изобретение, если бы о нем не прознали толпы придурков, которые засоряют Интернет пустой болтовней. Ну, вот таких, как Жук, например.

Поскольку Лина и Лиса были девушками довольно молодыми, то они, разумеется, часто болтали в самых разных ЧАТах. Эту болтовню они считали поинтереснее несовременного телефонного разговора, а потому даже между собой зачастую общались через компьютер.

Лина и Лиса были двоюродными сестрами. Кстати, в миру их звали по-другому: Лису — Алисой, а Лину — Эвелиной (хотя она так привыкла к своей чатовской кличке, что предпочитала зваться именно так).

Сестры между собой неплохо ладили, иногда, правда, ссорились. Периодичность ссор зависела от многих параметров (вплоть до вспышек на солнце) и в среднем равнялась 15 минутам. А в общем, они мирно сосуществовали, лишь изводили друг друга помаленьку. Но без своего прочного, хоть и взаимоязвительного тандема жизни ни одна, ни другая себе не представляла — как-то привыкли, что с детства были лучшими подружками. Лине полгода назад исполнилось 20. Она была высокая, стройная, пожалуй, излишне стройная, скорее даже несколько плосковатая, в общем, обладала вполне современной фигурой. Чтобы еще больше подчеркнуть свою современность, Лина коротко стригла свои темные волосы, почти не красилась и в основном одевалась в черное. Она терпеть не могла золото и благородному желтому металлу предпочитала богемное серебро да толстые браслеты из редких пород африканских деревьев. Алиса являлась полной противоположностью своей сестры — она была светленькой и невысокой. Особенной своей гордостью она считала длинные льняные локоны, синие большие глаза с длинными ресницами и пышную для столь юного возраста грудь. Ей было всего 19. Она обожала золото и прочие дорогие украшения (приманка для ворон, как любила выражаться Лина). Полной Алису никто никогда не считал, потому что она таковой и не являлась, однако рядом с сестрой, которая на голову была выше ее ростом, она и худой не казалась. Но подчеркнуть свою худобу черным цветом одежды, как это делала Лина, Алиса считала ниже своего достоинства, а потому нарочито наряжалась во все броское и яркое. Разногласия между сестрами могли возникнуть из-за чего угодно, но всегда приводили к одному: Лина, как правило, пеняла Алисе на ее ярко выраженные женские формы, а та, в свою очередь, любила интересоваться размером небольшого бюста своей сестры. После разбора столь интимных подробностей обе решали, что нет злее врага на земле, чем собственная кузина. Однако по прошествии пятнадцати минут разговор продолжался так, словно ссоры и не было вовсе. Ну, до следующей ссоры, разумеется.

Проблема, которую девушки с упоением обсуждали в ЧАТе три часа краду, касалась вынужденной поездки к приболевшей бабушке в Тулу. Лине родители весьма кстати подарили на день рождения превосходный отечественный автомобиль — новенькую темно-зеленую девяносто девятую модель «Жигулей». И ей-то уж точно отпираться было бесполезно. Отец (сын бабушки) так ей и сказал: мол, зачем я тогда тебе машину купил, раз ты на ней ездить не хочешь. Кричать о том, что путь далек, что автомобиль и в Москве девушке очень даже нужен, толку не было. Отец сделал заявление сродни ультиматуму, то есть не поедешь — потеряешь. Лине в Тулу ехать не хотелось: три часа за рулем, двое суток в глуши, где не только друзей нет, а вообще такая отмороженная среднерусская молодежь, что и поговорить-то не с кем. Словом, перспектива выходила не слишком блистательная. И это взамен намеченной у Алисы субботней вечеринки. Алисе же ехать в Тулу еще больше не хотелось, но родственный долг есть родственный долг. Что бы девчонки друг другу ни говорили, в душе бабушку они любили. Ну, может быть, любовь эта у молодых спрятана слишком глубоко в душе, а потому нужно время, чтобы она всплыла на поверхность. Но как бы там ни было, выехать было решено в пятницу днем, и общество неизвестного весельчака по имени Бычок в этом случае не могло не радовать. По крайней мере, решили обе сестры, отпала перспектива тоскливого выбора между чаепитием с бабушкой и компанией дворовых отморозков, которые почему-то так не походят на московских парней и девчонок.

В тот вечер обе сестры решили, что Бычок скрасит их нудную поездку. А может быть, и превратит ее в романтическое путешествие. И еще неизвестно, чем оно кончится… Потому что каждая из сестер тут же дала себе обет побороться за первенство в конкурсе красоты и общительности!

Обе они оказались правы в одном — путешествие можно было назвать каким угодно, только не нудным. И, как точно обе подметили, кончилось оно Совсем не так, как ожидалось.

Но об этом потом, а в тот вечер Лина еще успела дописать реферат по истории средневекового права (хотя какое там право, когда кругом инквизиция?). А Алиса не стала утруждать себя науками. Сразу же после того, как она выключила компьютер, ей позвонил приятель по кличке Кузя и пригласил на вечеринку «Суперпепси» в соседний клуб «Де Жа Вю». Алиса тут же решила, что танцевать не в пример веселее, чем спать, и приняла приглашение. И вспомнила о намеченной поездке к бабушке только между лекциями в институте, когда ее все тот же Кузя растолкал, чтобы пойти перекусить в буфет.

Принц (которого в детстве звали Коля, но теперь он об этом забыл) в данный момент опять раздумывал над тем, что ему уже давно не давало покоя, а именно: каким образом он, столь умный, достойный, наделенный многими талантами человек, мог собрать вокруг себя такое количество придурков. Куда ни плюнь — одни идиоты. Как ему это удалось? Столь прискорбное обстоятельство его весьма раздражало, но он ничего не мог с этим поделать. Ему просто не приходилось встречать умных людей последние лет десять как минимум. Если бы он встретил хотя бы одного умника, уж он-то приложил бы все старания, чтобы оставить его подле себя, пусть даже и насильно. Но умники, по всей видимости, перевелись. Иначе такое количество придурков на земле в целом и в Москве в частности Принц никак не мог объяснить.

— Так, смотри и запоминай. — Он вскинул большой пистолет и направил его дулом на стоящего слева от входной двери лысого Сему, которого из вредности звал Кудрявый.

Тот даже присел от неожиданности.

— Если ты чуешь неладное, пусть это даже не явное чувство, а хрупкое, едва уловимое предчувствие, тем лучше, значит, ты уже профи, ты… в общем, если ты что-то чувствуешь, направь на него пистолет. Верное дело! Понял?

Его пространная речь была обращена к Беке. Такое странное прозвище досталось парню непосредственно по происхождению. Бека был узбеком, потому вполне логично, что его Узбеком поначалу и называли. Но потом Узбек сократилось до лаконичного Бек, а какой-то весельчак (тоже порядочный идиот, как и все остальные) взял да переименовал его в Беку. Кличка прижилась и стала его вторым именем, вернее, первым, так как настоящее имя он утерял где-то по пути из Узбекистана в Москву. Бека был широкоплечим, имел сильные руки и толстую шею. Голову свою он тщательно брил, а в солнечную погоду носил темные очки с квадратными стеклами. В общем, Бека имел все основания считать себя достаточно крутым, если бы не одно «но»: его мозги не слишком хорошо работали. Среди знакомых он считался просто тупым. Но это его не особенно огорчало. Зачем деловому человеку мозги, решил он и больше не думал на эту тему. Тем более, мозги Беке действительно пока еще ни разу не пригодились. Думал за него Принц. Принцу приходилось думать и за него, и за Кудрявого, и за себя.

Сейчас Бека послушно кивнул, хотя лицо его выражало полное непонимание происходящего. Это выражение было у него единственным и не менялось ни при каких обстоятельствах.

Кудрявый тоже кивнул и нервно сглотнул вдобавок.

— Правило номер два, — изрек Принц. — Если противник начинает нервничать и потеть, стреляй ему в колено — это уравновесит ситуацию… Эй, ты вспотел?

— Нет! — сорвавшись на фальцет, ответил Кудрявый. Он тут же порывисто вытянулся в струну, а дрожащей ладонью быстро вытер лоб.

— Держу пари, он вспотел! — Принц широко улыбнулся.

Бека же загоготал, глядя на своего учителя. Тот расслабленно согнул сжимающую пистолет руку в локте, а потом, резко направив дуло снова на Кудрявого, сурово приказал ученику:

— Соберись. Вытащи свою штуковину… быстро…

Бека закопошился за спиной, потом извлек из-за пояса такой же здоровый пистолет и уставился на него в своем неизменном тупом непонимании. Но что-то в его мозгу вдруг переключилось, и он тоже резко направил пистолет дулом на Кудрявого. Причем пистолет при этом чуть не выскочил из его подрагивающих пальцев.

— Отлично, — иронично оценил Принц. — Правило номер три: если собеседник тебе не нравится — стреляй ему прямо между глаз. Он нравится тебе?

Лицо Кудрявого по цвету слилось с его белым свитером. Теперь он походил на инопланетное существо с головогрудью и синей линией вместо рта. Линия эта извивалась, как дождевой червь на асфальте. Объект нервно кусал губы.

Иннокентий Валерианович потрогал возлежащий на внушительном дубовом столе маленький мобильный телефон, казавшийся на коричневой полировке козявкой-переростком, крякнул и, откинувшись на спинку кресла, в который раз спросил у Саши Косолапых:

— Он звонил?

— Звонил, — вяло ответил Саша, которому надоело отвечать одно и то же каждые пять минут.

— Когда он будет? — Шеф не собирался останавливаться.

— Через час.

— Сколько прошло времени?

— С последнего нашего разговора пять минут.

— А точнее?

Саша вздохнул, взглянул на наручные часы фирмы «Ролекс»:

— Пять минут, семнадцать секунд.

— Я тебя спрашиваю, сколько прошло с момента его звонка, — поправил его Иннокентий Валерианович.

— Сорок пять минут семнадцать… нет, уже двадцать две секунды.

— Ты понимаешь, что будет, если он не придет?

— Мир перевернется, — равнодушно заключил Саша.

— Нет, я тебе башку разнесу.

— И вы мне разнесете башку, — так же равнодушно повторил за ним Косолапых.

— Он надежно спрятал нашу штуковину? — Слово «штуковина» шеф произнес испуганным шепотом.

— Надежнее некуда.

— Ладно. — Иннокентий Валерианович опять погладил свой мобильник.

— Он нравится тебе? — повторил Принц, с прищуром глядя на Кудрявого.

— Не знаю, — пожал одним плечом Бека.

— Эй, вы чего, а? — вякнул Кудрявый, похожий на инопланетянина. — Чего я вам сделал?

— Как ты думаешь, теперь он вспотел? — Принц склонил голову набок, не отводя изучающего взгляда от несчастного.

— Не думаю, — растягивая слова, ответил Бека.

— Ты прав, — кивнул ему Принц, — он уже перестал потеть, — и резко перенацелил дуло пистолета на правое колено Кудрявого. Бека сделал то же самое, только дуло его пистолета, как маятник, моталось из стороны в сторону.

— Да вы чего? Совсем с катушек слетели?! — обреченно поинтересовалась учебная мишень. — На улице полно народу. Хотите учиться стрелять, идите и стреляйте. Почему в меня? Что я вам — тренажер?

— Так он тебе нравится? — не обращая на него внимания, спросил Принц у Беки. — Прислушайся к своим ощущениям и скажи, что ты чувствуешь?

— Я-то? Как-то познабливает…

— Познабливает! — многозначительно изрек Принц. — Это хорошо, ты начал входить во вкус. Отлично!

В этот момент дверь отворилась и через порог шагнул незнакомый парень в зеленом свитере.

— Ну вот и я! — Он развел руками, широко улыбнулся Принцу и Беке и захлопнул за собой тяжелую дверь.

Раздался характерный резкий треск: дверь была на толстой пружине.

От неожиданности Бека вздрогнул и вдруг нажал на курок. Потом еще раз и еще. Прогрохотали выстрелы. Принц тоже нажал на курок, но, спохватившись, отвел пистолет дулом к стене.

Наступившую тишину пронзили стоны Кудрявого. Он упал на пол и перешел на тихое подвывание. Парень в зеленом свитере хлопнул два раза уже стеклянными глазами и съехал по двери вниз. На зеленой груди быстро набухали три темных пятна.

— К-какого хрена? — наконец выдавил Принц и, указав обеими руками на жертвы, развернулся к Беке.

Тот шмыгнул носом и сконфуженно ответил:

— Но он мне как-то сразу не понравился.

— Отлично, — не скрывая злости, оценил Принц и, подбежав к скорченному на полу Кудрявому, пнул его под ребра. — Ты в порядке?

— П-пошел ты к этой матери, — прохрипел тот. — Идиоты!

— А это кто? — Он пнул его посильнее.

Кудрявый сморщился и пожал плечами.

Принц нагнулся над телом в зеленом свитере, разглядел его, потом повернулся к Беке:

— А ты его знаешь?

— Никогда не видел.

— И я его не знаю. — Он помолчал с минуту, потом спросил неизвестно кого: — А зачем же он к нам приперся?

— Может, он из налоговой инспекции? — предположил Бека, которому очень хотелось отличиться перед шефом если не по части стрельбы, то хотя бы в умении выдвигать идеи.

— Пятерка тебе, Бека! — проскулил с пола Кудрявый и усмехнулся.

— А чего они к нам повадились? На той неделе два дня подряд заявлялись!

— Все-таки хочется верить, что ты прикончил не налогового инспектора, а кого-нибудь другого. — Принц нахмурился.

Он думал довольно долго. Кудрявый успел встать с пола, оглядеть себя со всех сторон, не обнаружить никаких видимых повреждений, нанесенных его организму, облегченно вздохнуть и погрозить кулаком сконфузившемуся Беке.

— Нельзя его тут оставлять, — наконец изрек Принц и указал дулом пистолета на мертвеца в зеленом свитере. — Грузите его в багажник моей «девятки».

— Ты ездишь на «девятке»?! — вскричали Бека и Кудрявый.

Две пары глаз недоуменно уставились на Принца.

Тот смутился. Чтобы скрыть неловкость, порылся в кармане брюк, суетливо вытащил из него ключи от машины и бросил их Кудрявому. Тот поймал их, не отрывая изумленного взгляда от шефа.

— Ну… это для конспирации, — тихо пояснил Принц.

— А-а, — облегченно выдохнули подчиненные.

— И вообще, я понятия не имею, кого мы тут замочили, а потому нужно на время лечь на дно.

Принц подошел к сейфу времен Первой мировой войны и с чувством пнул чугунную дверь. Та открылась, вызывая зубную боль своим надрывным скрипом. Принц вынул из него кейс, подержал в руке, не решаясь отдать Кудрявому. Потом повернулся к Беке, справедливо рассудив, что у этого ума не хватит стащить кейс, и отдал ему. Бека просиял от гордости за возложенное на него доверие.

— Тащите труп и чемодан в багажник. Я соберу еще кое-что и спущусь вниз. Эй! — крикнул он, глядя, как его подопечные собираются открыть дверь в коридор. — Заверните его во что-нибудь. Мы же в центре города, болваны!

И никто пока не знал, что с этого момента до страшной катастрофы осталось ровно 24 часа.

Теперь время работало против всех.

До взрыва 23 часа 25 минут 15 секунд.

— Так, я больше тут сидеть не намерена! — Чтобы подтвердить свое решение действием, Лина уверенно поставила высокий стакан на стол.

Тем более, он все равно был уже пуст.

— Может быть, подождем еще немножко? — Алиса взглянула на нее с робкой мольбой.

Лина эту уловку знала прекрасно, а потому не поддалась и резко отодвинулась на стуле от стола, показывая тем, что собирается встать.

— Ну, пожалуйста! — Алиса скорчила плаксивую гримасу.

— Мы и так прождали почти час. В институте даже профессора ждут 15 минут. Хватит хныкать, пошли.

— Может, он в пробке застрял. — Похоже, Алиса вознамерилась пустить фальшивую слезу. Этим приемом она с детства гордилась. Разреветься ей — пара пустяков.

Лина передернула плечами и недовольно оглядела маленький зал кафе. Никого похожего на Бычка за столами не было: парочка у окна, дядьки какие-то с тюками, тетка, сосредоточенно жующая сосиску, и два пацана лет по двенадцать с кока-колой — вот и все общество.

— Так! Встали и пошли. — Лина хлопнула ладонями по столу и демонстративно поднялась.

Алиса поняла, что сердце сестры захлопнулось для жалости, умолять далее бесполезно, и, вздохнув, тоже встала.

— Место тут какое-то паршивое, проворчала Лина уже на пути к выходу. — Даром, что рядом с дипломатами.

Мальчишка за столом подмигнул.

— О! Это твой клиент, — злорадно хохотнула Алиса.

— Ну, конечно! — Сестра закатила глаза, тем самым дав понять и наглому пацану, и Алисе, как она с высоты своего возраста относится к малолеткам, ну, и к подобным заведениям общепита.

— Поверить не могу, — это она уже на улице воскликнула, — проторчать тут столько времени! И по какому поводу?! Ждать неизвестно кого. Кому рассказать, так ведь хорошо, если не поверят.

— Он же на Кевина Костнера похож. И диск Джефа обещал, — попыталась оправдаться Алиса, которая чувствовала себя не слишком-то уверенно. Действительно, ведь она глупость сотворила.

— На Кевина Костнера, — не замедлила фыркнуть Лина. — Это его версия. Может, он на чмо болотное похож. Вот если бы он приперся в кафе и увязался бы за нами в Тулу, что бы ты делала, а? Три часа в одной машине с болотным чмом?! Что бы ты с ним делала?

— А разве не ты согласилась с ним встретиться и ждала его битый час в этом дурацком кафе?

— Я?! — Лина развела руками, потом задрала голову к небу, видимо, там надеясь найти справедливость. Но по небу проплывали равнодушные облака. На них никто не удосужился написать: «Ты права, дорогуша! Плюнь этой дурехе в лицо!»

— Да-да, — нагло кивнула Алиса, — я же не заставляла тебя сидеть и ждать. Могли бы и не заезжать. Вот что бы я сделала, если бы ты не заехала в кафе, а направилась сразу к бабке в Тулу? Я бы и слова худого не сказала.

— Ты?! — Лина больше не обращалась к облакам. Она только рукой махнула и пошла к машине.

«Не сказала бы она дурного слова. Она бы мозги все высосала своим нытьем!»

— И зачем ты машину так далеко оставила? — продолжала за спиной сестра.

— Только заикнись, что это не ты мне посоветовала оставить машину за углом, чтобы легче было смотаться, если Бычок не произведет на тебя должного впечатления, — сквозь зубы пригрозила Лина.

— А разве не ты согласилась ее тут оставить? — не унималась Алиса.

— Крути поактивнее своей толстой задницей лучше! — сквозь зубы процедила Лина, ускоряя шаг. — А то до темноты не доберемся до Тулы.

— Если я хотя бы двину своей задницей, то толпа моих почитателей не выпустит нашу машину. Будь уверена. Это не матросская попка, как у некоторых, — бойко парировала сестрица.

— Конечно! — Лина направила брелок на машину, нажала кнопку, чтобы отключить сигнализацию. Странно, но «девятка» даже не пискнула. Более того, она оказалась открытой.

— Ты что, оставила машину не закрытой в центре города, — тут же съехидничала Алиса, — новенькую «девятку»?

— Ничего не понимаю. — Лина нахмурилась и оглядела машину со всех сторон. — Ничего не сперли, похоже.

— Просто мы вовремя вернулись. Когда заворачивали за угол, двое парней скрылись в подъезде, я видела. Ну надо же! Лина! Как тебя угораздило оставить новую машину открытой! Не говори мне после этого, что у меня голова дырявая.

— У тебя задница толстая, этого вполне достаточно!

— А какой у тебя размер лифчика? — Алиса склонила головку набок, намереваясь начать длительную перепалку.

— О боже! — Алиса закатила глаза. — Будь проклят тот час, когда я…

Она вовремя осеклась. Продолжение стенаний звучало бы так: «…когда я предложила тебе поехать в Тулу!» Но логичный ответ Алисы в таком случае ее бы совсем не устроил, потому что вредная кузина тут же бы фыркнула: «Вот и замечательно, поезжай одна!» А потом, чего доброго, быстро вернулась бы к дороге, поймала первую попавшуюся машину и укатила бы восвояси. К столь крутому повороту событий Лина не была подготовлена. Алиса, конечно, не подарок, но тащиться одной к приболевшей, а потому ставшей еще более занудной бабушке ей и вовсе не хотелось.

Лина собрала волю в кулак и только рявкнула:

— Быстро залезай! — После чего сама прыгнула в салон и, резко повернув ключ в замке зажигания, завела мотор.

«Девятка» заурчала и вдруг, сорвавшись с места, нервно понеслась прочь от проклятого кафе, оставляя за собой серое облачко выхлопных газов, смешанных с сухой пылью.

Когда молодой и перспективный репер Джеф переставал сипеть ломаным баском, размахивать руками и вылезал из своих знаменитых, на пять размеров больше нужного штанов, он превращался в обыкновенного 17-летнего паренька — худосочного и ничем не примечательного. И всем окружающим становилось его жалко до слез. Однако Джеф не считал, что кто-то вправе его жалеть. Пускай сначала добьются того же в столь младые годы, а потом жалеют. Джеф злился. Злился на весь мир и в первую очередь на свою глупую мать, которая ежедневно причитала: «Лучше бы ты в школу ходил. Ну, что твой реп? Что человек без образования, хоть и звезда? Долго ли ты своим речитативом на жизнь будешь зарабатывать? Окончил бы школу, поступил бы в консерваторию. Вон Коля Басков — какой мальчик, и поет и выглядит прилично — костюмчик на нем как замечательно сидит, и кушает он, наверное, с аппетитом, а все потому, что в школе хорошо учился! А ты? Ну посмотри на себя! Кожа да кости. Какой же ты у меня непутевый, плюнуть не на что…»

Джеф скрипел зубами. Особенно нервировало его сравнение с Колей Басковым, за которое каждый уважающий себя репер порвал бы в клочья. Но не растерзаешь же собственную мать. А она этим пользуется, треплет ему нервы.

Спасал Джефа отец. Папаша с ними не жил, но поддержка его чувствовалась. Он часто говорил матери: мол, отстань от парня. Если не дано человеку выучить таблицу умножения, так пусть уж лучше поет, чем по подворотням шатается. Отец у Джефа — мужик «что надо». С отцом ему повезло. Кроме всего прочего, именно отец дал сыну денег на раскрутку. Ну, это ему было проще всего — он большой человек. Да деньги и не главное. Главное — настоящая мужская солидарность. А то при слюнявой мамочке еще неизвестно, кем бы Джеф вырос. Все-таки спасибо папаше, помог стать настоящим Джефом — кумиром миллионов.

Сейчас Джеф нацепил свою панаму военного образца, без которой не выходил на люди, и придирчиво оглядел себя в зеркале.

— Детка, я тебе пирожки в сумку сунула. Не забудь перекусить!

У Джефа перекосилось все лицо.

«Неужели все матери одинаковые!»

Он закинул голову и задумался. Пора бы написать что-нибудь новенькое. Новый хит! Начинаться он будет так: «Вчера я убил свою маму. Ее пироги мне набили оскомину…»

Больше на ум ничего не пришло, но Джеф остался доволен. Начало его вдохновляло.

— Боря пришел с телохранителями, — в проем двери просунулась голова матери.

Мама Джефа была самой обыкновенной женщиной сорока лет. Никто на улице и не подозревал, что она мать самого Джефа. Тем более что она этот факт старалась не раскрывать кому попало, стесняясь его. На это реперу было плевать. Ему хватало и прочих ее недостатков.

— Сейчас двинемся, — сурово изрек сын, переходя на привычный басок.

Боря был его продюсером — неплохим парнем. Телохранителями Джеф никогда не интересовался. Просто знал, что без них нельзя, потому что уже от подъезда за ним начиналась охота. Поклонницы дежурили день и ночь, и каждая норовила не только дотронуться, но и отодрать от кумира лакомый кусочек на память. А это было уже опасно.

— Ты готов? — крикнул Боря из прихожей. — Режиссер нервничает. Говорит, что пока доберемся до места, натура уйдет.

Джефу собирались снимать новый клип, для чего и пригласили съемочную группу. По замыслу режиссера снимать нужно было где-то за городом. Перспектива работы Джефа сейчас радовала как никогда. Особенно тем, что он наконец-то вырвется из-под материнской опеки.

Он улыбнулся своему отражению как можно циничнее. Отражение ответило ему тем же.

— Ну и катись! — ругнулся Джеф не то на зеркало, не то на весь мир, а потом шагнул к порогу.

— Все! — взревел Иннокентий Валерианович. — Терпение мое иссякло!

Он с шумом выбрался из-за стола и широким шагом стремительно пронзил пространство кабинета.

Саша Косолапых обреченно вздохнул.

Шеф замер в полуметре от него и, сунув руки в карманы брюк, с напускным равнодушием уставился на носки своих дорогих ботинок.

— Где твой курьер? — еле слышно прошептал он.

Саша кисло поморщился:

— Не мой, а ваш.

— Хорошо, — многообещающе согласился Иннокентий Валерианович, — где мой курьер?

— Полчаса как должен быть в вашем кабинете.

— И?

— Опаздывает…

— Та-ак… — Шеф перевел взгляд на Сашу. В глазах его пылало что-то такое, от чего последний стал заметно ниже ростом.

— Ты этого парня хорошо знаешь?

Косолапых неуверенно пожал плечами, изо всех сил стараясь сохранить самообладание:

— Димон за своих курьеров отвечает. Курьер его, значит, должен быть хорошим парнем.

— Ты его видел?

— Димона-то? На прошлой неделе в Праге вместе пили. Так нажрались, что чехи плакали… — Саша ухмыльнулся, вспомнив недавнее приключение.

За что и поплатился.

— Димона?! — Шеф одним прыжком оказался рядом и, схватив его за воротник пиджака, сильно дернул. Послышался характерный треск. — Димона?! На кой хрен ты мне тут зубы заговариваешь!

— А зачем костюм рвать, — обиженно промямлил Косолапых, — деньги за него немалые плачены.

— Плевать мне и на костюм твой поганый, и на деньги твои!

— Деньги ваши.

— Мне все равно плевать! Ты хоть раз видел этого долбаного курьера?!

— Мы до сего момента Димону доверяли. И если бы курьер пришел вовремя, вы бы не спрашивали, видел я его раньше или нет.

— Но он же не пришел!

Иннокентий Валерианович устало выпустил полуоторванный воротник из своих пальцев. Саша тут же расправил плечи.

— Что ты думаешь по этому поводу? — тихо спросил шеф.

— Полчаса в таком деле срок критический, — невозмутимо отвечал Косолапых.

— Это я и без тебя знаю. Есть какие-то иные соображения?

— Когда я выходил покурить в коридор, то видел в окно, как двое придурков грузили в кузов «девятки» завернутое в тряпье чье-то тело.

— И что с того?

— Может быть, они тут кого-нибудь замочили? — вяло предположил Саша.

— И что с того? — повторил шеф.

— Может быть, они нашего курьера замочили?

— Зачем им это нужно?

На что Саша пожал плечами:

— Они же известные придурки, эти подчиненные Принца.

— Если люди мочат ни с того ни с сего кого ни попадя, то им место не на Ордынке, а на улице Потешной, где, как ты знаешь, находится психоневрологическая больница.

— С чего бы мне это знать. Я там ни разу не был.

— Потому что это полезная информация.

Саша пожал плечами, решив не вдаваться в подробности.

— Если они замочили нашего курьера, значит, у них на то были основания, — неожиданно предположил Иннокентий Валерианович и сверкнул глазами.

— Может быть, еще пять минут подождем?

— А если он не придет и эти болваны свалят?

— Ну, и что нам делать?

— Пойди-ка выясни, чего они там грузили.

Косолапых послушно развернулся и быстро пошел к двери. Сейчас ему было плевать, насколько бредовое дано ему поручение. Единственным его желанием было отойти подальше от разъяренного шефа, потому как тот в своей холодной ярости страшнее разгоряченного на корриде быка. Это знали все подчиненные, а уж Косолапых и подавно.

До взрыва осталось 23 часа 00 минут 15 секунд.

Реперский речитатив выплевывали сразу четыре пульсирующие колонки.

— Что это за дрянь? — Лина сморщила нос.

— Это не дрянь, а новый хит Джефа. — Алиса блаженно улыбалась, покачивая головкой в такт.

— Переключи немедленно! — гаркнула сестра и прибавила газу.

— Лучше на дорогу смотри, а то от нервов впендюришься в ближайший столб.

— А кто взвинчивает мои нервы, а?! — Лина крутанула руль вправо так резко, что Алиса стукнулась виском о боковое стекло.

— Вот то, о чем я только что говорила, — промямлила она, потирая голову.

— Да выключишь ты эту дрянь?! — Лина резко нажала на педаль тормоза. Машина едва успела затормозить перед светофором. — Или я все-таки врежусь куда-нибудь.

— Врежешься, — злорадно пообещала сестрица, — только не из-за Джефа, а потому, что водишь хреново.

Лина повернулась к ней и смерила таким взглядом, что та поперхнулась.

Наверное, эта сцена получила бы развитие, но тут откуда-то слишком издалека послышалась трель телефона. По лицам девушек промелькнуло непонимание. Алиса даже вяло пожала плечами. Ах, как же грациозно у нее это вышло!

— Ты что, сунула мобильный в багажник? — наконец усмехнулась Лина.

— Я все сумки в багажник сунула. — Та тут же надула губки, понимая, что сейчас ее обвинят в слабоумии.

Телефонная трель повторилась.

— Значит, оба наших мобильника в багажнике, — подытожила Лина. — Великолепно.

Что-то в этом ее «великолепно» показалось Алисе неприятным. Что, она еще не могла понять, но сестра умела обычные слова произносить таким тоном, что звучали они как самые обидные ругательства.

А телефон не умолкал. Звенел он тихо, но настойчиво и противно. Словно издевался над плохой сообразительностью Алисы. Во всяком случае, ей так представлялось.

— Ладно, — она решительно открыла дверцу машины, — я сознаю, что сунула мобильники в багажник. Это и в самом деле глупо. — Она выставила ножку наружу, но задержалась на секунду, чтобы сказать: — И заметь, когда я не права, я это признаю. В отличие от некоторых!

С этим она выскользнула на дорогу прямо посреди улицы.

— Да ты что, — крикнула ей вдогонку Лина, — я должна съехать к обочине!

Но Алиса уже обогнула «девятку» и застыла у багажника. Позади загудели машины. Тут как на зло зажегся зеленый свет, и они загудели сильнее.

— Вот сумасшедшая! — выругалась Лина и, заглушив мотор, вытащила ключи из замка зажигания. А что ей еще оставалось делать? Она даже представить себе не могла, как будет уговаривать вредную сестру вернуться в салон без мобильных телефонов.

Оглушительно хлопнув дверцей и не обращая внимания на громогласное возмущение десятка машин, она направилась к багажнику, где с надменным видом переминалась с ноги на ногу Алиса.

— Чтоб тебя! — прошипела Лина, вставляя ключ в замок.

— Вот всегда ты так, — усмехнулась сестрица, — то требуешь невесть чего, то орешь, когда я пытаюсь исполнить это твое сумасбродное требование. Знаешь, в чем твоя проблема? Ты чертовски противоречива.

— Я тебя сейчас поколочу, — тихо пообещала Лина.

Крышка багажника плавно поползла вверх, и Лина застыла, в удивлении уставившись на открывшиеся внутренности собственного автомобиля. Потом перевела взгляд на сестру:

— Я как-то не подумала, что ты склонна к мешочничеству.

— Что ты имеешь в виду? — Та с интересом заглянула под крышку. — Это не мой тюк.

— А чей? Думаешь, я не помню, как ты верещала, когда я урезала твой багаж? — Лина скривилась и мастерски изобразила плаксивый голосок Алисы: — Это мой фен, и я без него жить не могу.

— Тюк размером с человеческое тело мало походит на мой фен. Он вообще на мой фен не походит, даже если бы мне вздумалось завернуть его в одеяло. Так что можешь тут не кривляться, все равно это не мои вещи, — парировала Алиса.

В этот момент телефон опять разразился трелью звонка. А позади взревели уже десятка два разгневанных клаксонов.

— А чей это кейс? — Лина ткнула пальцем внутрь багажника.

— А чей это мобильник звонит?

— Разве не твой?

— Чтобы у моего была такая пошлая трель? Что это? Электронный Моцарт? Гадость какая! — Алиса поморщилась.

— Думаешь, это пропавший Бычок пошутил? — Лина постучала кулаком по крышке кейса: — А телефон-то из тюка разрывается…

Алиса откинула край старой ткани и всмотрелась. Потом как-то неестественно дернулась, всхлипнула и вдруг разразилась нечеловеческим визгом.

Примерно такой же визг раздался в трехстах метрах от светофора. То был визг Принца. Правда, в отличие от Алисы, свои вопли он сопровождал нечленораздельными, но явно выраженными тембром голоса ругательствами. Когда он смог перейти на человеческую речь (а случилось это спустя минут пять), он обернулся к двум своим лысым подельщикам и устало спросил:

— И где же мой кейс?

Те синхронно пожали плечами.

— А труп где? — продолжил расспросы Принц.

Ответ выглядел так же, как и в первом случае.

— Не могу поверить! — Шеф схватился за голову и принялся нервно прохаживаться вокруг своей «девятки». — Что может быть проще, чем загрузить в багажник кейс и тело какого-то хмыря. Тут ходу-то от офиса — двадцать шагов по лестнице. Где же вы все барахло растеряли?!

Слабое солнце лизнуло голые затылки двух повинных голов.

— Мистика… — зловеще прошипел Принц.

— Но я своими руками… вот этими руками, — Бека покрутил перед глазами растопыренными пальцами.

— Потому это, что руки у тебя растут знаешь откуда? Ай! Откуда же тебе знать, если у тебя и голова оттуда же растет. И вообще, Бека, — ты одна большая задница, понял? — вспылил шеф.

— Понял, — на всякий случай решил согласиться Бека.

— А что, если близнецы, которых в детстве разлучили, вдруг встретятся в одном месте? — Кудрявый задумчиво взглянул на Принца.

— Ты можешь не обольщаться, — тот только сплюнул ему под ноги, — ты тоже задница. Я бы по-другому выразился, но на улице предпочитаю обходиться без грубостей. Это из этических соображений, если вам это о чем-то говорит.

— Нет, если только представить, что два близнеца, которые никогда друг друга не видели, вдруг окажутся рядом? — не унимался Кудрявый.

Принц раздул ноздри. Бека вжал голову в плечи и толкнул локтем приятеля.

— Нет, ну чего пихаться-то. Я все про близнецов…

Он не успел развить свою мысль, поскольку шеф вдруг издал зловещий рык, потом подпрыгнул на добрый метр и, вытащив в полете пистолет из кармана, приземлившись, упер его дулом прямо в кончик носа Кудрявого. Тут монолог про близнецов стал совсем не актуален. Кудрявый начал размышлять о жизни вообще, но про себя. Глаза он скосил к переносице.

— Ты достал меня, понял, урод проклятый! — крикнул ему Принц. — Какие, на хрен, близнецы. Что ты заладил: близнецы, близнецы! Дались тебе эти близнецы! У меня пол-лимона баксов ушло…

— Уехало, — скрупулезно поправил его Кудрявый, не отрывая косого взгляда от пистолета.

— Уехало, ушло… одна хрень!

— Вот если все-таки представить про близнецов…

Принц многообещающе взвел курок.

— Еще раз услышу про твоих гребаных близнецов…

— Хорошо. Скажем иначе: вот если бы двойняшки вдруг встретились на улице…

Принц обмяк всем телом, потом как-то неестественно дернулся и вдруг всхлипнул. Рука с пистолетом, очертив расслабленный полукруг, повисла вдоль тела.

— Значит, встретились двое… — чтобы не мешать горю начальника, скорбно пробубнил Кудрявый.

— Лучше заткнись, — простонал Принц, а потом поднял на него больные глаза: — Скажи, где мои деньги?

— Так ведь я о том и толкую, — расплылся в радостной улыбке Кудрявый, — машин-то тут две стояло. Обе зеленые, обе одинаковое дерьмо… то есть я хотел сказать, что ваша машина не такое дерьмо, как та, что уехала, но мы, наверное, все равно перепутали.

— Да как же это может быть? — изумился Принц.

— А бес его знает, — развел руками Кудрявый.

Бека энергично закивал. Он терпеть не мог всякого рода загадок, а потому, когда решение каким-то непонятным ему образом находилось, испытывал просто-таки физическое наслаждение.

— Подожди! — Принц тоже замотал головой, правда, отрицательно. Он пока ничего не понимал. — Выходит, вы сунули труп и кейс в чужую машину, похожую на мою?

— Ага! — ответили ему в унисон.

Шеф довольно долго думал, морщил нос и чесал затылок, наконец глянул на подчиненных в упор и зло процедил:

— Ну вы и уроды!

Те с достоинством промолчали.

— А как же ключ? Я же давал вам ключи от машины. На кой черт нужны ключи, если ими не пользоваться?

— Он нажал на брелок, и машина открылась, — с готовностью отличника выпалил Бека и ткнул пальцем в плечо Кудрявого.

— Точно, открылась.

— Но такого быть не может! — возмутился Принц. — Это что же получается? Что на двух машинах поставили одинаковые сигнализации?

— Так ведь я же и говорил про близнецов…

— Не произноси при мне этого слова! — прорычал Принц.

— Ладно, скажем по-другому: про двойняшек…

— И этого слова не произноси. Вообще заткнись лучше.

— Хорошо, — тихо согласился Кудрявый, но предупредил, кивнув на Беку: — Только он вам вряд ли чего объяснит.

— Черт, — выругался шеф, — а где деньги-то искать?

И, забыв про собственный запрет, выжидательно глянул на Кудрявого.

— Так ведь на той машине только что отъехали. Тут одна дорога, по Кольцу. Они еще и до светофора-то не добрались. Если поторопимся…

— Знаете что, — Принц почесал затылок, — сначала мы догоним ту «девятку» и заберем мой кейс. Я пока не знаю, как, но, видимо, в этой истории скоро появятся еще трупы. А потом я заеду в тот гребаный сервис, где мне поставили гребаную сигнализацию. И трупов прибавится…

С этим он развернулся и, крикнув своей команде: «По коням!», юркнул в машину.

Принц был так занят собственными переживаниями по поводу утраченных денег (в основном, конечно, денег, потому что труп ему совсем не был нужен), что не заметил, как от двери подъезда отлепилась недвижимая до сего момента фигура. Фигура понеслась вверх по лестнице со скоростью призрака, застигнутого ярким утренним солнцем. То был, конечно, не призрак, то был Саша Косолапых.

Винтик и Шпунтик были еще теми придурками. Они считались друзьями с самого детства. Детство их уже закончилось, но дружба осталась. Сошлись они на любви к пиву в третьем классе средней школы. Эта пламенная страсть, так тесно сплотившая их, преобразовалась в увлечение водкой. В общем, к моменту начала нашей истории их еще нельзя было назвать хроническими алкоголиками, но они редко просыхали, и, если уж заводились кое-какие деньжата, они знали, на что их потратить. Благо ларек, в котором продавали живительную жидкость, находился в трех шагах от дачи Винтика, на которой друзья обретались последние три месяца. На даче им было несколько скучновато, однако, с другой стороны, никто их тут не трогал. Родители отсиживались в Москве и не изводили просьбами устроиться хоть на какую-нибудь работу.

Винтику и Шпунтику недавно исполнилось по тридцать лет. Но, несмотря на сей возраст, они так и не успели хотя бы носками ботинок вступить в общественную жизнь. Они с большим трудом окончили школу, причем оба совершенно не помнили, каким наукам там обучались. Винтик неплохо считал деньги, Шпунтик с трудом, но все-таки читал. Обсудив итоги своего образования, они решили, что им вполне достаточно полученных знаний для полноценной жизни. После школы друзья успешно косили от армии, прикидываясь полными дураками. Они так вошли в роль, что спустя два года полковник, являвшийся военным врачом в соседнем военкомате, завидев этих своих потенциальных призывников, бледнел и переходил на другую сторону улицы. Его можно было понять: чего он от них натерпелся, одному богу известно. Уж чего он только не перевидал на своем веку, но до встречи с Винтиком ему не приходилось делать сорок уколов от бешенства. А вот после того, как Винтик его покусал в своем мнимом исступлении, пришлось, потому что никто не верил, что столь страшные раны оставило человеческое существо. Ну и вообще, много было трагических сцен, связанных с Винтиком и Шпунтиком и их военной службой. Шпунтик ведь умел читать, а потому аж с восьмого класса начал изучать всяческую литературу по судебной медицине и психиатрии и нашел там массу способов отбрыкаться от ненавистной ему армии. После того как это удалось, друзья посвятили себя любимому занятию, то есть неге и праздности. Они ничего не делали, изредка поворовывали то там, то здесь — нужно же было как-то перебиваться. Ну, и пили, конечно.

Однако этой весной что-то произошло. Может быть, звезды наконец расположились должным образом, может быть, где-нибудь родился двуглавый пингвин, но какое-то событие случилось непременно. Иначе как можно было бы объяснить, что Шпунтик взял в руки книгу под чуждым для него названием «Сто способов заработать миллион и не сойти с ума от счастья». Объяснить свою тягу к подобного рода чтению он не мог. Однако окончилось все, к сожалению, не так сказочно, как хотелось бы радетелю за заблудшие души — видному педагогу Макаренко. Книга эта начиналась так: «Дорогой друг! Если ты не умеешь воровать, похищать людей ради выкупа и опустошать банкоматы, то тебе, конечно же, будет интересно то, о чем я собираюсь тебе рассказать. Я научу тебя заработать деньги честным способом, не преступать закон и чувствовать себя поистине счастливым даже тогда, когда ты заработаешь свой первый миллион…» Осилив эту часть, Шпунтик задумался над тем, почему автор так уверен, что миллионер — глубоко несчастный человек. Но, ознакомившись со всеми ста предлагаемыми способами разбогатеть, он понял, что ни один из них ему с Винтиком не подходит. И единственное, чем они могут жить, так это именно грабежом, похищением людей ради выкупа и опустошением банкоматов. Правда, он прибавил бы еще пару десятков вариантов наживы, но все они не вписывались в общий стиль повествования. Окончательный же вывод прозвучал в его устах весьма лаконично. Он сплюнул и прохрипел: «Туфта. А писака — полный кретин».

По странному стечению обстоятельств, читать он закончил именно в тот злополучный день, когда началось путешествие Лины и Алисы в славный город Тулу. Поскольку деньги у Винтика и Шпунтика закончились, а выпить хотелось, они решили, что пора завязывать с праздным образованием, дабы пуститься на заработки. Они допили то, что умудрились выпросить у соседа по даче, и вышли на просторы Подмосковья.

До взрыва осталось 22 часа 50 минут 42 секунды.

В тот момент, когда «девятка» Принца, визжа тормозами, въезжала в разросшуюся на Садовом пробку, Лина порывисто захлопнула багажник. Потом схватила всхлипывающую Алису за руку и потащила ее в салон. Та не сопротивлялась. У нее не было сил на сопротивление. Ее трясло, как последний лист на ноябрьской осине. Усадив ее, Лина молниеносно обогнула автомобиль, влетела на свое место и вцепилась в руль с невероятной силой, словно надеялась таким образом решить все свои проблемы.

— Ох! — простонала Алиса.

— Тихо! — Лина зажмурилась, чувствуя, что пальцы сводит нервная судорога. — Так-так-так…

— Ох, что же это такое? — Алиса истерично всхлипнула.

— Я пытаюсь думать… Так-так-так…

— Кто это у нас в багажнике? Ох!

— Черт! — Лина механически завела машину и нажала на педаль газа.

В следующее мгновение перекресток взорвался резкими звуками сотен клаксонов. В недрах этого могучего хора потонула мелодичная трель милицейского свистка.

— Это был красный свет, — грустно констатировала Алиса, когда машина оказалась в центре бокового потока, — ты поехала на красный свет.

— А раньше ты не могла об этом сказать? — вспылила Лина.

— Но ты же хотела подумать. Откуда мне знать, что твой мыслительный процесс способен втравить нас в банальную аварию.

— Значит, так, — Лина кое-как встроилась в движущийся поток машин, — положение у нас очень серьезное. Предлагаю заключить вынужденное перемирие. Труп в багажнике — это тебе не шуточки.

— Ой-ой-ой, — тоненько завыла Алиса, — ой…

— И для слез нет времени. Нужно быстро решить, что делать дальше.

— Я не знаю… Может, маме позвонить?

— Во-первых, теперь у нас нет телефонов. Может, ты хочешь достать их из багажника? — Лина быстро глянула на сестру и констатировала: — Вижу, что не хочешь. Во-вторых, я слабо себе представляю, как мы объясним, что делает в нашей машине неизвестно чей труп. А в-третьих, я не остановлю машину, пока мы не уберемся подальше от Москвы. Туда, где нет гаишников и милиционеров, поскольку если для родителей я еще смогу придумать хоть какие-нибудь объяснения, то что сказать милиционерам, я даже представить не могу. Нас же посадят сразу, как только откроют багажник!

— Ой-ой-ой… — Алиса уронила лицо в ладони и всхлипнула.

— Значит, мы едем до тех пор, пока не окажемся на проселочной дороге как минимум в десяти километрах от Кольцевой дороги, — решила Лина и нажала на педаль газа, поворачивая к набережной.

— Нам же не туда!

— Теперь нам все равно куда, — сосредоточенно управляя машиной, заметила сестра, — лишь бы побыстрее.

— А кто там, в багажнике? — Алиса кивнула назад.

— Понятия не имею.

— Как ты думаешь…

— Я сейчас стараюсь не думать. И тебе не советую.

— А как тебе удается сохранять спокойствие?

— Понятия не имею. — Лина неестественно передернула плечом, словно его свело судорогой. — Да и спокойствием это не назовешь…

До взрыва осталось 22 часа 30 минут 00 секунд.

Иннокентий Валерианович нервно перебирал кубики — обычные игральные кубики, которые он, по совету психоаналитика, использовал в качестве инструмента для предсказаний. Тот, правда, прописал их ему от стресса. Иннокентий Валерианович подкидывал кубики и так, и эдак. Нервы это не успокаивало, тем более что кубики выпадали как угодно, только не так, как нужно, чтобы предсказать удачу предприятию. Он с удовольствием колотил бы этими кубиками по голове сидящего рядом Саши Косолапых, но толку от этого было бы еще меньше. Салон элитного «Лексуса» казался ему тесным и душным. От шофера несло потом и бензином. Иннокентий Валерианович брезгливо сморщил тонкий орлиный нос. «Подарю ему одеколон на 23 февраля, — отстраненно подумал он, глядя на блестящий затылок шофера, — если раньше не прибью…»

Потом он повернул голову к Косолапых:

— И куда они поехали?

— Искать пропавшие деньги, — как всегда сонно ответил подчиненный.

— А почему мы едем за ними?

— Потому что вы так распорядились.

— А почему я так распорядился? — Шеф побагровел.

— Потому, что вы думаете, что в той «девятке», за которой едет вторая «девятка», труп нашего курьера. Лично мне кажется, что это… — Он пожевал губами, подбирая подобающее слово, но так и не нашел его, а потому просто пожал плечами, пробубнив нечто маловразумительное.

— Но проверить-то стоит, — осторожно заметил Иннокентий Валерианович.

— А кто спорит. Проверить никогда не мешает. Тем более что если ваша версия окажется верной, мы наконец получим свой товар.

— А кто в той «девятке»?

— Принц и два его придурка. Хотя, если по совести, они все трое — полные придурки.

— Нет, я про ту, про первую, которая увезла нашего курьера.

— А… — Косолапых понимающе кивнул. — Этого я не знаю.

— А кто знает?

— Никто этого не знает, — с грустью признал Саша.

— А номер машины?

— Знаете что, — неожиданно вспылил подчиненный, — ваши вопросы просто переходят всяческие приличия!

— Можно подумать, я тебя спрашиваю о размере твоего… гм… — Шеф тоже неожиданно усмехнулся. Собственная шутка пришлась ему по душе.

Однако на Сашу она не подействовала.

— Об этом могу сказать. Пожалуйста! А вот про номера машины — увольте.

— Если бы от размера твоего… гм… зависел исход дела, я бы его наизусть выучил. А так держи эту информацию при себе. Очень мне интересно, сколько лишних сантиметров у тебя в штанах.

— Это почему лишних?! — Саша аж до потолка подпрыгнул от возмущения.

— А на кой ляд они тебе нужны, если ты все время при деле. Ты же трудоголик, — хохотнул жестокий начальник.

— Ну и пожалуйста. — Саша надулся и отвернулся к окну.

Генерал ФСБ имел немужественную фамилию Авоськин, которой он с малолетства стеснялся, но был обречен носить ее до гробовой доски, поскольку, во-первых, по всем документам КГБ и ФСБ проходил именно под этой дрянной фамилией, а во-вторых, имел несчастие жениться на Кате Козловой и таким образом упустил единственный шанс изменить постылое наследие рода. Ведь, как правильно рассудил в загсе в то золотое время еще старший лейтенант, если уж выбирать между Авоськиным и Козловым, то первое, пожалуй, все-таки лучше. Авоськин сидел в своем сумрачном кабинете и с молчаливой суровостью слушал доклад подполковника Стрельникова, который стоял перед ним навытяжку, держа в руках новехонькую папку из черного кожзаменителя. Авоськину нравилось издеваться над Стрельниковым, заставляя его стоять по стойке «смирно» в своем кабинете. Авоськин не признавался себе, но в душе он завидовал Стрельникову, потому что у этого противного выскочки было много влиятельных покровителей и потому что он не краснел как рак, когда кто-то произносил вслух его фамилию.

Сейчас Стрельников сделал умное лицо — это ему всегда особенно удавалось, потому что он не был дураком.

— В общем, что тут говорить, дело осложнилось, — Стрельников захлопнул папку, — слишком много народу намешано. Я еще могу понять участие некоего Принца и его гоп-компании в этом деле — придурки всегда лезут туда, куда их не просят. Тем и живут. Но каким образом в эту кашу попали совсем молоденькие девчонки?

— Преступность сейчас молодеет. — Авоськин поскреб пальцем подбородок и добавил, чтобы придать загадочную значимость первой части предложения: — И меняет пол…

Стрельников удивленно вскинул брови, но ничего не сказал.

Авоськину понравилась реакция подчиненного. Он где-то слышал, что начальство, иногда позволяющее себе сбиваться на философские темы, обычно уважают. Он решил немного углубить свои рассуждения:

— Знаешь, — он откинулся на спинку кресла и совсем по-вольтеровски, вальяжно возложил левую руку на подлокотник, — вообще, нынче сложно вести статистику по половому признаку. Ну куда вписать террористическую группировку, члены которой называют себя «Барбара». Они ж там все гомики. А выйди на улицу, что сейчас за мода? У них же вообще пола нет. Пол у них не виден, он лишь мерцает, — последнюю фразу Авоськин тоже где-то слышал, она показалась ему забавной, а потому он решил повторить ее в своем кабинете.

— В общем, Иван Петрович, дело дрянь, — без всяких речевых оборотов объявил Стрельников, — нужно подключать нашего агента.

— И кого вы предполагаете? — Генерал остался несколько разочарован окончанием интересной беседы. Ему понравилось философствовать.

— 0014. Он самый лучший из тех, кто доступен, — отчеканил Стрельников и вдруг перешел на смущенный шепот: — Но тут такая деликатная ситуация… Он же сейчас проходит переподготовку по рукопашному бою.

— Ничего себе самый лучший. Он что, драться не умеет?

— Что вы! У него черный пояс по карате, два года назад он прошел спецподготовку в школе ниндзя и победил своего учителя по окончании обучения. Он владеет приемами секты профессиональных убийц при индийском храме богини Кали, и вообще, он мастер спорта международного класса по кикбоксингу, так что…

— И в чем суть? — нетерпеливо перебил его Авоськин.

— Четыре года мы с трудом обучали наших агентов игре в большой теннис. А нынче все на курсах дзюдо, вы же понимаете…

— Понимаю, — рявкнул начальник, — понимаю, что у вас тут полная хреновина! Что это за агент, который не знает приемы столь простой борьбы, как дзюдо?!

— Да она же не актуальна… — осторожно ответил Стрельников и покосился на кактус, который стоял на окне.

— Ладно, вводите в дело этого вашего агента, — недовольно буркнул Авоськин.

— Значит, можно отзывать с курсов? — уже громче спросил Стрельников, в упор глядя на кактус.

— Да отзывайте, потом закончит курсы, велико ли дело… Я все-таки не понял, отчего такое количество народу набросилось на малоизвестный товар? Это же даже не наркотики.

— Так ведь дураки! — Стрельников развел руками, явно обращаясь к кактусу, при детальном рассмотрении которого можно было узреть небольшой микрофон меж густых иголок. — Прознали, что у курьера что-то важное и дорогое, вот и кинулись, как мухи на кое-что. Одно слово — дураки. Теперь снимай человека с этого… с дзюдо…

— Н-да, — произнес Авоськин, — как много в нашей жизни зависит от дураков…

Джеф жадно глотал горячий чай из пластикового стаканчика. Руки у него тряслись. Да что там руки, он трясся всем телом, благо одежда на нем была объемная, скрывала лихорадку и немужественные мурашки. Стыдно сказать — на улице лето, а такому крутому парню, как Джеф, которому, по мнению миллионов фанатов, вообще «все по барабану», вдруг холодно. Репера перекосило от брезгливости к собственному тщедушному организму. Он должен быть сильным! Ну и пусть его уже два часа кряду поливают холодной водой из брандспойта. Он сам выбрал этот нелегкий путь к славе. Да, режиссер параноик! Да, он считает, что мокрый Джеф куда интереснее зрителям, нежели сухой — нужно терпеть, нужно было закаляться по утрам.

«Я крутой! Я крутой! Я крутой, как вареное яйцо. — Зубы Джефа выбивали паскудную дрожь. Он покосился на маленькое треснутое зеркало на стене артистического вагончика, узрел собственную посиневшую физиономию и проскулил: — Господи, кого я пытаюсь обмануть…»

— Джеф, на площадку! — донеслось снаружи.

— О нет… — он лишь слабо дернулся.

— Джеф, — в дверь вагончика просунулась голова продюсера Бори, — ты готов?

— У-гу. — Сейчас хрип вышел весьма натуральным. Просто потому, что теперь Джеф не притворялся грубо хрипящим, он по-другому уже не мог говорить. Хрип стал единственным его состоянием. Во всяком случае, до тех пор, пока он не снимет с себя эти мокрые тряпки и не залезет в горячую ванну.

Мысль о ванне убила последние силы. Он уронил голову и тихо всхлипнул.

— Еще два куплета, — понимающе погрустнел продюсер.

— Под водой? — тихо поинтересовался репер.

Его робкая надежда на то, что следующие два куплета песни снимут всухую, разбилась о гранит реальности.

— Разумеется, — жестоко ответил Боря.

— Не нужно было таких песен писать… длинных…

— В следующий раз будем снимать в пустыне, — повеселел продюсер.

— Да, и с другим режиссером. А то этот Гитлер и в пустыне кого угодно до воспаления легких доведет. Фриц недобитый!

С этим нелестным замечанием Джеф тяжело поднялся и потащился на выход.

При его появлении два десятка девчонок из массовки зашлись оглушительным визгом.

Джеф пытался совладать с лицом, он хотел остаться невозмутимым. Так требовал имидж скупого на эмоции репера. Но от дикого озноба, а еще более от неожиданного, жуткой силы визга, который напомнил ему детские кошмары, где он блуждал по сюрреалистической поросячьей бойне, ему свело лицо. А на глазах выступили слезы.

«Реп — дерьмо, — почему-то мелькнуло в голове, — да и жизнь — тоже не подарок!»

До взрыва осталось 20 часов 30 минут 34 секунды.

Уже два часа Лина сосредоточенно вела машину. А до Кольцевой было еще далеко. В пятницу абсолютно все магистрали из центра Москвы забивались плотными пробками. Из колонок рокотал голос юного, но сурового репера Джефа, однако его никто теперь не слушал. Алиса притихла, мрачно разглядывая медленно проплывающие за окном душные улицы.

— Как ты думаешь, в багажнике сейчас жарко? — наконец изрекла она.

— Понятия не имею, — тихо отозвалась сестра, ловко втискивая «девятку» меж двух грузовиков. — Лучше закрой окошко, а то выхлопными газами отравимся. Кошмар, а не поездка.

— Что правда, то правда, — согласилась Алиса и вдруг улыбнулась: — Мы наконец-то сошлись хоть в чем-то.

— Точно, — Лина тоже растянула губы в вялой улыбке, — мы всегда спорим даже по пустякам.

— Беда сближает, — Алиса всхлипнула.

— Без истерик, — оборвала ее Лина, — только их нам и не хватает. Помни, мы одна команда. Холодный рассудок и решительные действия — вот что требует от нас ситуация.

— Тебе бы полком командовать. — Алиса вздохнула.

— Слушай, ты не могла бы поговорить со мной на какую-нибудь отвлеченную тему, а то я сейчас усну за рулем, — попросила сестра.

Жара действительно проникала под волосы, грозя растопить серое вещество мозга до состояния жидкой каши. Машины медленно ползли по горячему асфальту. Воздух дрожал, отчего казалось, что мир вот-вот распадется на несколько реальностей.

— Хорошо, — охотно согласилась Алиса. — Все-таки в багажнике весьма жарко.

— И что с того?

— Ну… я вот подумала, что трупы обычно перевозят в холодильниках. Как ты полагаешь, почему?

— По-твоему, такой должна быть отвлеченная тема?

— Я ни о чем другом думать не в состоянии, потому что трупы на жаре быстро разлагаются, и скоро наша машина наполнится отвратительным сладковатым запахом протухшей плоти.

При этом пояснении Лина побледнела, под конец предложения позеленела и вымученно прошептала:

— Замолчи, пожалуйста.

— Нет, ты только подумай, как нам удастся скрыть присутствие покойника от гаишников? Тут есть над чем поломать голову…

— Да помолчи ты лучше, — икая, рыкнула сестра.

Однако Алиса все бубнила и бубнила, глядя в окошко:

— …а если представить, что нам этого парня придется собственными руками вытаскивать из багажника, а потом где-то закапывать, не знаю, как ты, а у меня мурашки по коже. А если мы протащимся по Москве еще часа два, я уж не знаю, может быть, он вообще весь разлезется. Я слышала жуткие истории о червяках и тому подобной гадости. Брр!

— А-а-а! — Лина выпустила руль и схватилась руками за голову.

— Эй, ты сейчас в «мерс» вмажешься! — крикнула ей сестра.

— А-а-а! — громко и надсадно кричала Лина, с силой надавив на педаль тормоза.

— Вот, сама же говорила о холодном рассудке. А теперь у тебя настоящая истерика, — грустно укорила ее Алиса. — Никогда не зарекайся.

«Девятка» дернулась и заглохла.

— А-а-а! — несся из нее отчаянный, бередящий душу девичий крик.

— Слышь, Шпунтик, так дальше жить нельзя. — Винтик протяжно вздохнул и дунул на смятые десятки, кучей лежащие на согнутых коленях. — Это же беспредел.

— Точно, — Шпунтик перевел рассеянный взгляд с верхушки ближайшей березы на проплывающее в высоком небе легкое облачко, — только растяпы ездят на дачу с тридцатью рублями в кошельке. Сколько же нынче растяп развелось!

Они сидели на пригорке. Под ногами вздымались волны неспелой колхозной пшеницы, за спинами сквозь редкий лесок протарахтела расшатанными колесами пятичасовая электричка.

— Если так и дальше пойдет, к осени мы оголодаем. Вот же правило взяли — деньги в кармане не носить, сволочи, — шумно возмутился Винтик и вскинул в воздух мятые десятки.

— Да уж… — туманно согласился Шпунтик, подкинув носком ботинка десятку, слетевшую с колен приятеля. — На кой хрен ты колготки с той дуры стянул? Еще подумала чего…

Винтик выудил из кармана видавших виды брюк женские колготки и принялся вертеть их в руках, рассматривая без всякого интереса.

— Нет, я на тебя предметно удивляюсь, — потеряв терпение, вспылил Шпунтик.

— Многоступенчато выражаешься, — ворчливо отозвался Винтик, не прекращая пялиться на колготки. — Мало ли что какая дура подумает. Ну, сняли с нее колготки, все равно же лето. Чего она в колготках на дачу приперлась!

Ответ звучал вполне логично. Потому помолчали. Затем Шпунтик вздохнул:

— Нам бы настоящее дело…

— Не, — скривился Винтик, — в Людкин магазин больше не пойдем. Она еще в прошлый раз пообещала прибить. Вдруг и взаправду чем стукнет. С нее станется. Она еще та стерва.

— Нужно производить, — Шпунтик с вызовом взглянул в глаза другу, — производить, понимаешь?

— Что? — Винтик сунул колготки в карман, покосился на скомканные десятки, потом красноречиво развел руками и добавил: — Чтобы рисовать деньги, талант нужен. Вот ты можешь?

— Я даже форму точно не передам. — Шпунтик начертил в воздухе четырехугольник и отмахнулся: — Сейчас не об этом. Книжонка, которую я прочел, — дрянь, но одна мысль из нее не дает мне покоя: только производитель по-настоящему богат. Вот в чем собака порылась…

— В чем порылась? — не понял Винтик.

— Неважно, — лицо Шпунтика исказилось, став похожим на одну из смятых десяток, грудой лежащих на коленях Винтика. Шпунтик размышлял.

— В чем порылась? — приятель дернул его за руку.

— Может, коноплю выращивать? — Шпунтик вскинул мечтательные очи на уходящие к горизонту неровные колосья пшеницы. — Места на даче хватает… Или мак. Мак даже дороже продать можно.

— Это дерьмо полоть нужно… и поливать, — без энтузиазма отозвался Винтик.

— Все равно надо найти товар, чтобы его продавать. Свой товар.

— Хм… — Винтик вздохнул, собрал с колен десятки и сунул их в карман брюк. — А нельзя найти такой товар, который не нужно поливать и полоть?

— Это сложнее. Но идея с дачей мне нравится. — Шпунтик поскреб грязным пальцем затылок. — Дача слишком выгодна в стратегическом смысле, чтобы там только жить. Нужно сделать ее отправной точкой в начале нашего пути к процветанию.

Винтик возложил ладонь ему на плечо и грустно изрек:

— Из того, чего ты тут натарахтел, я понял только то, что вся гниль от книг идет. Ты раньше таким не был. А вот начитался этой своей книжонки, так совсем на человека перестал походить. Посмотри на себя, плакать хочется. Пойдем лучше примем по пять капель живительной, может, пройдет, у тебя…

Принц сосредоточенно давил то на педаль газа, то на педаль тормоза, вследствие чего машина двигалась рывками и крайне медленно.

— Чего их за город понесло? — спустя два часа такой езды процедил он, злобно глядя на зеленую «девятку», мелькавшую метрах в десяти от его собственной.

— Лето — время отпусков, — монотонным голосом начал Кудрявый.

— Слушай, — мгновенно среагировал шеф, — сейчас я очень зол. Я зол просто-таки чертовски. И мне жуть как хочется кого-нибудь пристрелить…

— Ага… Уже пристрелили одного, — напомнил Кудрявый, понимая, что никакая злость не подвигнет Принца палить из пистолета посреди города. — И что из этого вышло? А кто просил не баловать с пистолетами?

— А как начинался день, мать вашу! — погрустнел шеф.

— А я бабу заказал на вечер, — с такой же тоской вступил в разговор Бека.

— Кого? — усмехнулся Кудрявый.

— Бабу. А чего такого? — обиделся Бека. — Принц, чего он хихикает. Чего я, бабу не могу заказать?

— Где ты ее заказал, придурок?

— По телефону, — с достоинством отвечал несправедливо обруганный.

— И как она выглядит? — заинтересовался шеф.

— Почем я знаю. Как баба, наверное. Я же сказал: бабу заказал.

— Ну-ну, — усмехнулся Кудрявый. — Хотел бы я посмотреть на это сегодня вечером. Жаль, не выйдет.

— Это почему не выйдет? — возмутился Бека.

Принц неожиданно саданул ладонями о руль и завопил что было сил:

— Потому что ты, урод, сунул мои деньги в чужую машину! Вот почему!

Минуту помолчали. Потом Бека понимающе кивнул и тихо промямлил:

— А-а-а…

— Господи, — устало вздохнул шеф, стараясь не смотреть в зеркало заднего вида, чтобы даже краем глаза не увидеть тупые физиономии своих подчиненных. — Господи, за что?

Агент 0014 забыл, как его звали, еще до того, как он стал агентом ФСБ, отчасти потому, что слишком прилежно учился в разведшколе. Зато взамен утраченных инициалов он получил массу полезных качеств. Как-то: волевой характер, абсолютное бесстрашие, сообразительность в особых ситуациях. К этому еще стоит прибавить мастерское владение разнообразными видами рукопашного боя и умение маскироваться. Словом, агент 0014 являлся гордостью отечественной службы безопасности. Однако последние полгода собственная судьба не радовала его, как прежде. Он даже стал подумывать о том, что жизнь дала трещину. Весной он дошел в своем отчаянии до ручки, попал на сканирование мозга и две недели таскался на курсы к психоаналитику. А когда тот застрелился, 0014 устроился на курсы икебаны. Товарищи по службе поговаривали, что именно икебана является панацеей от меланхолии. Но чудодейственные курсы ввергли агента в еще большую тоску.

В общем, 0014 и по сей день пребывал в расстроенных чувствах. Причина тут крылась в его внешности.

Природа посмеялась над ним, сделав его высоким, мускулистым блондином с глазами цвета морской волны и широкой добродушной улыбкой. Именно таким чаще всего изображают американского бейсболиста — чемпиона высшей лиги. Подобную несправедливость терпеть было невыносимо.

«Везет же некоторым, — тоскливо рассуждал 0014. — Вот, к примеру, агент, который раньше был 0050. Ведь был же так себе агентишкой — даром, что в теннис обучился играть. А внешность карьеру парню сделала. Ну, похож он от рождения на спортсмена Кафельникова, казалось бы, что с того. Ан нет — семь лет играл с Президентом на Кубке Кремля, да так, что сам Кафельников рыдал, наверное, от восторга. Годик всего поиграл, и пошла карьера вверх. Теперь он уже не 0050, а 0028. И никаких проблем. Или вот этот теперешний счастливчик — 0018. Чем уж он так хорош, кроме того, что его можно без труда представить маленькой японской дзюдоисткой. Он и приемы дзюдо знает, как персонаж, которого теперь изображает. Тьфу! Вот если бы его — 0014 — пустили на один ковер с нынешним главой, уж он бы себя проявил. Но не пустят, потому как японская девочка из него, как мартышка из жирафа! Эх, не судьба… Вот если бы женщина вдруг стала Президентом…»

С женщинами у 0014 все было в полном порядке. Примерно так же, как с военной и политической подготовкой. А может, даже лучше. Многочисленные девушки, встречавшиеся агенту буквально на каждом шагу, падали в его объятия так быстро, что, если бы не его профессиональная сноровка, они летели бы к его ногам. Кстати, забывчивость по части имени и фамилии тоже играла ему на руку, поскольку позволяла развивать фантазию. Таким образом он постоянно практиковался в составлении легенд. Он выдумывал себе всевозможные псевдонимы. Однажды даже представился Мао Цзедуном, что совершенно не испортило очарования последующей ночи. Девушка, скорее всего, ему не поверила, но предпочла не прояснять обстоятельства, которые заставили ее неожиданного любовника выбрать себе столь странное имя. Всю ночь она нежно шептала ему: «Мой великий Мао!», хотя это уже и неважно. Тем более что 0014 не мог быть ее ни под каким псевдонимом. Он никому не мог принадлежать, даже себе самому. Он принадлежал только Государству. С девушками он развлекался, но они не являлись его слабостью. Вот сегодня, к примеру, он почти увлек одну хорошенькую шатенку из бара, даже под локоток успел взять, чтобы стянуть с высокого табурета, но тут раздался звонок его постоянно включенного мобильного телефона и суровый голос прервал едва начавшееся любовное приключение.

При воспоминании о несостоявшемся романе агент 0014 растянул красивый рот в ухмылке и сдвинул брови. Теплый ветер обволакивал его шлем. Пахло горячим асфальтом. Мотоцикл марки «Харлей», к крылу которого агент 0014 из патриотических соображений приварил отечественный заводской знак «Ява», медленно полз меж машин по загруженной Ярославке из Центра к Кольцевой. Полученное задание он сразу же расценил как крайне сложное, а главное потому, что ничего не понял из путаных объяснений своего начальника Стрельникова. Стрельников, как показалось агенту, и сам мало что понимал из происходящего, а потому вызвал лучшего исполнителя — специалиста по всему темному и малопонятному.

Такая догадка переполняла гордостью мужественное сердце агента 0014. Близость опасности, как всегда, слегка холодила затылок и чуть-чуть убыстряла ток крови, отчего щеки агента налились приятным румянцем. Кроме того, в истории присутствуют две персоны женского пола, со слов все того же Стрельникова, молоденькие и хорошенькие.

Агент снова ухмыльнулся. План операции вырисовывался сам собой.

До взрыва осталось 19 часов 00 минут 03 секунды.

— Ты хоть знаешь, куда едешь? — Алиса оглядывала проносящуюся за окном незнакомую местность, сплошь заросшую лесом. Дорога, по которой они ехали, мало походила на магистраль, но кое-где еще сохранила остатки асфальтового покрытия. На этих остатках машину нещадно подкидывало.

— Посмотри по карте, — ворчливо отозвалась Лина.

— Как я могу посмотреть по карте, если я понятия не имею, куда ты едешь. Даже приблизительно.

— Мы съехали с Ярославки, так? Так, — принялась рассуждать сестра. — Два раза повернули направо. Один раз налево. Все очень просто.

Алиса вздохнула, но спорить не стала. Она порылась в «бардачке» и, выудив из него карту области, тупо уставилась в паутину дорог, расходящихся от Ярославского шоссе в разные стороны. Спустя минут пять заметила:

— Тот, кто это нарисовал, является ярким образцом человека с параноидальным мышлением.

— Хочешь сказать, что ни черта не понимаешь?

— Именно.

— А по мне так все равно, куда мы едем, лишь бы укатить подальше от дачных поселков и в спокойной обстановке подумать, что нам делать дальше.

— А может быть, мы уже достаточно далеко заехали? — Алиса опасливо покосилась на придорожный лес, все еще озаренный летним солнцем. Потом она глянула на часы и заметила: — Все-таки время близится к вечеру. Скоро начнет темнеть.

— Темнота — друг молодежи, — невесело усмехнулась Лина, — особенно той, у которой в багажнике неопознанный покойник.

— Ох, не напоминай!

— Странно все-таки, — невозмутимо продолжила сестра, — как он попал ко мне в багажник?

— Меня больше интересует, как он из него исчезнет, — ворчливо отозвалась Алиса.

— Нам с тобой рассчитывать не на кого. Исчезнет, если мы постараемся.

— Меня сейчас стошнит. — Алиса и в самом деле побледнела. — Ой, меня сейчас по-настоящему стошнит.

— Только не в моей машине! — Лина резко затормозила.

«Девятка» прыгнула на очередной кочке и, шумно приземлившись, замерла прямо посреди дороги.

— Мамочка… — проскулила Алиса, вываливаясь на свежий воздух.

Кудрявый уже с полчаса бубнил под нос длинный анекдот. Никто в машине его не слушал, так что рассказывал он анекдот исключительно для собственного увеселения. Бека, как всегда, молчал. Принц тоже молчал, но не по тупоумию, как Бека, а потому, что злился все больше и больше. Его раздражало, что на шоссе слишком много машин, поэтому он не может просто нагнать «девятку», остановить ее и потребовать свои деньги.

«Дачники, — зло цедил он сквозь зубы, глядя на багажник медленно тащившейся впереди «Волги». — Черт бы побрал этих дачников!»

— Так вот это… мужик, такой в прикиде, я те говорю, в прикиде мужик. — Кудрявый толкнул Беку в плечо и хихикнул, собираясь пошутить. — Значит, он ей предлагает, а не поехать ли нам покататься. У меня тут, вот те крест, машина припаркована. Ну, машина как машина, наша, наверное, в общем, значения не имеет. Да и потом, будет мужик на крутой тачке девиц по барам искать. Он ведь поедет как человек на Тверскую и снимет там хоть десяток, так?

— Ты закончишь когда-нибудь свой дурацкий анекдот? — не вытерпел Принц.

— А вам-то что?

— Очень хочется посмеяться, — съязвил шеф.

— Вы все равно не засмеетесь. Не то у вас сейчас состояние духа, — глубокомысленно изрек Кудрявый.

— То, не то — это мне лучше знать. Так кончится твой идиотский анекдот когда-нибудь?!

— Если будете на меня орать, я вообще замолчу, — неожиданно обиделся Кудрявый. — Сижу, как порядочный человек, пытаюсь вас развлечь, а тут такая черная неблагодарность. Даром, что во всей этой истории я меньше всех виноват. Я, можно сказать, даже чуть не пострадал. Не я хватал пистолет, не я палил, а выходит, что все шишки на меня теперь валятся. Да Что я, козлик какой, чтобы чужие шишки собирать! Нет, право слово, Принц, чего ты на меня скалишься? Скалься лучше на Беку.

Бека дернулся и сглотнул.

— Ты будешь рассказывать анекдот? — Принц побелел.

— Если вежливо попросите, так дорасскажу, — встал в позу Кудрявый. — Не хочу я, чтоб меня за чужие промахи карали. Это, между прочим, несправедливо.

— Кто тут вспомнил про справедливость? — зло усмехнулся Принц.

— Мы живем в демократической стране…

— Мы живем в полном дерьме, — оборвал его начальник. — А сейчас мы сидим в этом дерьме по самую макушку. И если мы не вернем наши деньги, то нырнем в дерьмо с головой, и ты, скажу тебе по секрету, вряд ли из него вообще вынырнешь. Так что досказывай свой паршивый анекдот побыстрее, а то не успеешь кончить!

— Уж кончать я мастер, — не без гордости парировал Кудрявый, — мне все так и говорят…

— Будешь рассказывать анекдот, мать твою?! — Принц, плюнув на дорогу, повернулся и с яростью зыркнул на Кудрявого.

Тот поперхнулся, замолчал, наконец с тихим упрямством пробубнил:

— Не хочу я в такой нервной атмосфере анекдоты заканчивать.

— Сейчас ты тут свою биографию закончишь! — прошипел шеф и, выхватив пистолет, ткнул дулом в лоб подчиненного.

Тот снова поперхнулся, но ответил:

— Вы сегодня уже второй раз мне пистолетом в морду тычете, а денег от этого все равно не прибавилось.

— И машина ушла, — тихо закончил Бека.

Принц глянул на него и сдвинул брови:

— Какая машина?

— Ну та, за которой мы ехали.

Шеф позабыл о пистолете, о Кудрявом и о его анекдоте. Он резко развернулся и впился взглядом в лобовое стекло. «Девятки» нигде не было видно.

— Куда она свернула? — осторожно поинтересовался он.

— Почем я знаю, — так же осторожно ответил Бека, — я в боковое окошко смотрел.

— А какого хрена ты смотрел в боковое окошко? Почему не смотрел на «девятку»?

— А вы не говорили, куда нужно смотреть. — Бека пожал плечами.

— Дрянь! — Принц понял, что спорить и что-либо доказывать в этом кругу бесполезно. Поэтому он просто констатировал: — Теперь мы точно потеряли наши деньги.

— Вот идиоты, — хохотнул Саша, проезжая мимо остановившейся на обочине «девятки», в которой продолжали препираться Принц и его подчиненные, — следопыты хреновы!

— Смотри в оба. — Иннокентий Валерианович решил сбить ухарские настроения. — Не факт, что «девятка», которая свернула на проселочную, именно та, которая нам нужна.

— Ну да, конечно, — фыркнул Косолапых, — а то тут пруд пруди зеленых «девяток». Придурки именно за этой ехали, а потом потеряли. Вот растяпы. Где глаза-то у них?

— Чего это ты преисполнился неуместным состраданием, — делано удивился шеф, — нам же лучше. Догоним этих лохов, заберем наш труп без помех. Довольно уже этому Шаху…

— Принцу, — скрупулезно поправил Саша.

— Да хоть Королевичу, одна хрень. Он и не Принц, и не Шах, и не Королевич, а так, дерьмо какое-то. Словом, хватит уже всякому отребью путать наши карты. Потеряли свою удачу, вот пусть и воют теперь на обочине. Сворачивай давай, — поспешно крикнул Иннокентий Валерианович шоферу, так как тот, видимо, заслушавшись, вознамерился проехать мимо неприметного съезда на грунтовую дорогу.

До взрыва осталось 18 часов 20 минут 14 секунд.

— Господи, где мы? — проскулила Алиса, глядя на проплывающие мимо зеленые ветки.

— Так он тебе и ответит! — проворчала Лина, напряженно ведя машину по узкой лесной дороге. — Вот раздвинет облака и громко скажет: «А мне почем знать, в какую глушь вы забрались!» Лучше в карту посмотри!

— А сколько ты раз свернула, с тех пор как мы с трассы съехали?

— Если б я помнила.

Тут обе разом чертыхнулись, потому что «девятка» ухнула в лужу.

— Только бы не застрять тут посреди чащи, — Алиса всхлипнула.

— Странное дело. — Лина аккуратно повела машину по жидкой грязи. — Дождя как будто не было. В городе от жары подыхаем, а тут на тебе — миргородская лужа.

— А волки тут есть? — неожиданно поинтересовалась сестра и, видимо, ответив на свой вопрос положительно, быстро закрыла окошко.

— По мне, так все равно, — легкомысленно заявила Лина, — чем дальше в лес, тем меньше свидетелей. Нам, если ты помнишь, труп закопать нужно.

Машина наконец выбралась на сухое пространство и покатила быстрее, подпрыгивая на кочках. Ветки хлестали по стеклам.

— Может быть, уже достаточно? — робко спросила Алиса. — А то как-то неприятно становится.

— Мне стало неприятно, когда я увидела то, что лежит в багажнике моей машины. С тех пор отойти не могу, — Лина хмыкнула.

Возникла тягостная пауза. Говорить не хотелось. Перспектива предстоящего дела, совсем не органичного для двух молоденьких девушек, повергала обеих в глубокую печаль.

«Девятка» пыхтела, прорываясь в глубь неизвестного леса.

— Как ты думаешь, куда ведет эта дорога? — наконец задумчиво вопросила Алиса.

— Судя по затхлости, к канадской границе, — отозвалась сестра.

— Странно, что ты ее вообще разглядела.

— Да уж… Честно говоря, я и не думала, что мы попадем на дорогу. Просто хотела съехать на обочину и промахнулась. Слишком сильно съехала в кусты. Они взяли да и раздвинулись. И мы попали…

— Да, кажется, мы действительно попали… — философски закончила фразу Алиса.

Рабочий день приближался к концу. Утомленная духотой и мухами продавщица сельпо Людка возложила арбузные груди, затянутые в застиранный халат, на низкий дощатый прилавок, оперлась двумя складками обширного подбородка о расслабленные руки и с туманной задумчивостью оглядела пустой сарай, именуемый на современный манер торговым залом. Глаза ее подернулись поволокой. Крупные капли пота выступили на красном, абсолютно круглом лице. Она крепко задумалась над своей судьбой и, как часто бывает с женщинами, чья биография уже отсчитывает пятый десяток, а количество мужчин, встретившихся на пути, так и не перешло в качество, в который раз решила, что она безнадежно несчастна.

Жизнь ее потеряла смысл еще в родильном доме, где она появилась на этот свет, так и не пригревший ее ни лаской, ни вниманием, ни богатством, ни чем-нибудь другим, чем можно было бы гордиться в старости. Из трех ее мужей двое померли от непомерного пьянства. Третьего она выгнала, поскольку и он грозил оставить ее вдовой по той же причине. Уже десять лет, как она одна-одинешенька, без всякой надежды на счастливое устройство личной жизни. Дни похожи друг на друга, как близнецы: магазин, огород, хозяйство. Соседи ее уважают, наверное, даже жалеют, но что толку. Анькин муж бегает к ней по средам и субботам, когда сама Анька ездит в ночную смену. Катькин супружник захаживает «на чарку», но от него с каждым разом все меньше толку — пьет, подлец, какая уж тут любовь. Денег у Людки мало, как ни воруй, а в сельпо на многое рассчитывать не приходится. Едва хватает, чтобы сводить концы с концами.

Она вздохнула, залезла пятерней в пышный начес, почесала затылок и всхлипнула. Сама собой навернулась логическая после таких размышлений слеза. Скатилась по щеке, смешавшись с потом, и капнула на далеко выступающую грудь грязной каплей.

И тут дверь со скрипом отворилась. В первую секунду Людка удивленно округлила глаза. Явление действительно было несколько странным: на пороге неловко топтались двое. На головах у обоих было надето нечто, стиравшее черты лиц до неузнаваемости. Сначала продавщица подумала, что в их края чудом забрели два носителя африканской культуры, и только когда один из них невнятно прохрипел: «Слышь, это… водку гони!» — разочарованно поняла, что судьба ее вновь обманула. Никакие это не иностранцы, а наши, до тошноты знакомые русские пьянчуги, зачем-то нацепившие на бошки женские чулки.

— Вали отсюда, уродина, — как и подобает в таком случае, с достоинством ответила Людка, даже не подумав сменить позу.

— Слышала, стерва, гони водку! — повторил второй «негр», пытаясь поселить робость в продавщице грозным хрипом. Чтобы подтвердить свое намерение действовать решительно и жестоко, он двинулся на прилавок. Однако в шагах его угадывалась неуверенность, он не слишком-то хорошо видел сквозь темный чулок. Остановившись на середине пути, он хмыкнул и добавил: — Это ограбление!

Людка протянула руку, взяла двумя пальцами полуторалитровую бутылку напитка из «Черноголовки» с игривым названием «Колокольчик» и многозначительно поставила ее рядом с грудью на прилавок. «Негр» остановился в нерешительности.

— Вали отсюда, — повторила продавщица.

— Значит, не дашь водки? — прогнусавил «негр», находившийся ближе к дверям.

— Не дам, — заверила его Людка и возложила мощную длань на горлышко тяжелой бутылки.

— Ах ты… — В тихом шепоте, последовавшем из-под чулка, женщина явственно услыхала неодобрительные замечания в свой адрес, а также в адрес ее ныне покойных родителей, более дальних предков, в адрес сельпо, где все они сейчас находились, поселка, где располагалось это самое сельпо, страны, где все они дружно выросли и достигли того, чего достигли, а также того места, куда неуклонно катится эта страна. Видимо, последнее ее особенно оскорбило, потому что Людка, как всякая женщина, хотела верить в светлое, пусть и невозможное будущее и очень расстраивалась, когда кто-то покушался на ее святую веру.

— А ну вон пошли, выродки поганые! — Она оторвала грудь от прилавка и взметнула над головой бутылку «Колокольчика» в явном порыве обрушить ее на головы посетителей. — Деньги принесете, тогда и водку получите!

«Поганые выродки» не заставили себя упрашивать и выкатились на улицу раньше, чем продавщица успела закончить гневную тираду.

— Я же говорил, не даст! — вздохнул Винтик, стягивая с головы половину предварительно разорванных женских колгот. — Стерва все-таки эта Людка!

— Точно! — поддержал его Шпунтик, освобождая свою физиономию от капрона. — Стерва первостатейная.

— Чо ж делать? — В голосе Винтика прорезалось сухое отчаяние. — Выпить хочется, мочи нет.

— Может, вернемся на дачу, заглянем к бабке Соне. Та угостит самогоном.

— Ага, только если огород вспахаем. Мне после такой каторги уже и самогон ее вонючий не понадобится.

— А если в чулке? — В глазах Шпунтика сверкнули дьявольские искры. Он даже прищурился в предвкушении удачной операции. Мягкотелая Силантьевна — старушка лет семидесяти. Это вам не упитанная бабища с бутылкой «Колокольчика» в мощных лапах. Силантьевна точно перепугается их грозного вида и отольет самогона.

— Ну… — Винтик не был таким оптимистом.

— Да брось ты. — Приятель подмигнул и быстро пошел по дороге, ведущей к пролеску.

— Ничего не понимаю. — Саша даже привстал. — Только что были здесь — и уже нет.

— Нужно было лучше смотреть. — Иннокентий Валерианович тоже подался вперед, но, приблизившись к шоферскому затылку, болезненно поморщился и снова откинулся на спинку сиденья. Он не выносил запаха вспотевшего тела.

— Да куда они денутся, — вдруг заявил дурно пахнувший водитель, — в этом лесу полно дорог, но все они упираются в рыночную площадь села Иванцы.

— А вдруг какая-нибудь не упирается? Или «девятка» затормозит раньше, чем доедет до этих Иванцов.

— Да не… — легкомысленно отозвался шофер. — У тещи моей тут дача. Мы всю местность за грибами исходили. По какой дорожке ни топай, а пройдешь лес насквозь и аккурат выйдешь на Иванцы. Можно по любой катить, все равно с «девяткой» пересечемся.

Он повернул машину на довольно просторную, по лесным меркам, сухую грунтовую дорогу.

— Интересно, куда поедут эти придурки? — усмехнулся Косолапых.

— Куда бы они ни поехали, все равно окажутся в Иванцах, — упрямо заявил шофер.

— Мне показалось, или в кустах чья-то морда торчала? — Иннокентий Валерианович удивленно вскинул бровь, всматриваясь в зеленые заросли, обрамляющие дорогу.

Саша быстро глянул в его окошко, потом пожал плечами и наконец мотнул головой:

— Откуда в лесу морда… Не, показалось вам…

Агент 0014 довольно ухмыльнулся и откинул в сторону две зеленые ветки осины. Все-таки мастерство не пропьешь. Он умеет маскироваться. А эти дуралеи, мнящие себя акулами теневого бизнеса, покатили дальше в своей машине, так и не поняв, что за ними установлена слежка. Да где уж им понять. Если бы они поняли, агент 0014 самолично разжаловал бы себя в подмастерья.

Он похлопал себя по бедрам, проверяя наличие огневого запаса. Запас оставался нетронутым именно там, где и должен был находиться: две кобуры сладострастно прижимались к его телу. Они хранили в себе несокрушимую мощь отечественной военной промышленности — два многозарядных, сделанных по спецзаказу пистолета. Патронташ опоясывал талию, чуть пониже груди висели гроздья маленьких, но очень мощных гранат, за спиной под кожаной курткой покоился карабин, в карманах военного жилета хранились ножи и самурайские железки, которые очень хороши в ближнем бою. Все это несколько утяжеляло агента, но ему было не привыкать. В таком обмундировании он способен был творить чудеса, выполняя трюки, которым позавидовали бы лучшие цирковые артисты.

— Ты уверен, что они свернули на эту дорогу? — сквозь зубы спросил Принц, съезжая с магистрали на грунтовку.

— Да, больше им ведь деться некуда, — отвечал Кудрявый.

— Ну, смотри!

— Я машины не вижу, — констатировал Бека, глядя в лобовое стекло.

— Никто не видит, — зло гаркнул Принц.

— Так они, поди, уж скрылись за поворотом. — Кудрявый пожал плечами.

— Я и поворота не вижу, — опять встрял Бека.

— Мы стояли довольно долго, они уже далеко отъехали, — терпеливо принялся разъяснять ему коллега, — отсюда поворота не видно. Но он есть. Непременно должен быть. Иначе мы бы видели эту «девятку». Маленькую, в смысле уменьшенную расстоянием, но видели бы.

— Ох. — Принц терял терпение. Он с силой вдавил в педаль газа, и машина понеслась, подпрыгивая на ухабах.

— А если они с этой дороги еще на какую-нибудь свернули? — не унимался Бека, вертя головой по сторонам.

— Где ты видишь хоть одну дорогу? — строго вопросил его Кудрявый.

— Когда увижу, скажу, — сообщил ему Бека.

— Эй, вы видели рожу в кустах? Или мне показалось? — Принц поперхнулся.

— Да ну вас, — отмахнулся Кудрявый, — всякое привидится с перегрева!

— Может… Но рожа, скажу, была. Как из комикса про супермена.

— Это который у вас в сортире лежит? — оживился Кудрявый.

— Точно. У этой лесной рожи такой же квадратный подбородок до колен. Мерзость.

— Это вы от зависти. — Кудрявый широко и добродушно улыбнулся.

Принца перекосило на пол-лица:

— Чего мне завидовать этой роже?

— Будь у вас такой волевой подбородок, вы бы не гонялись за паршивой «девяткой». Нет, не такой замечательной, как та, в которой едем мы, а за той, которая впереди. Так вот, будь у вас такой подбородок, как в картинке из комиксов, вы бы не гонялись по лесным дорогам за какой-то паршивой «девяткой». Вы бы в кино снимались…

Принц закусил губу с такой силой, что она побелела. Ему очень хотелось взвыть, но позволить подчиненным видеть досадливо воющего шефа он не имел права, исходя из педагогической этики.

До взрыва осталось 17 часов 50 минут 00 секунд.

— Иннокентий Валерианович, — Саша поерзал на сиденье, — раз уж мы все равно не спешим, может, выпустите меня?

— У тебя что, свидание? — усмехнулся шеф.

— У меня нужда.

— А потерпеть? — Ему нравилось издеваться над Косолапых.

Тот скривился и пропищал:

— Да нету же никакой мочи. Я с утра бегаю как ошпаренный. Не отливал часов пять уже!

— Эта информация лишняя для моих ушей. Ладно, останови, — приказал шеф водителю.

— Так почти приехали, — отозвался тот.

— Куда? — взвыл Саша.

— Как куда? В Иванцы. Минут через пять будем на рыночной площади.

— И что, ты мне там прикажешь отливать?! Прямо посреди площади? — разозлился Косолапых.

— Н-да… — задумался Иннокентий Валерианович. — Это, пожалуй, будет не слишком-то эстетично. Эдакий писающий мальчик. Иванцы, поди, не Копенгаген, не поймут местные жители.

— Остановите, умоляю! — заскулил Саша и согнулся пополам.

Машина затормозила посреди дороги. Шины еще катили по земле, когда дверца резко распахнулась, из нее вывалился Косолапых и опрометью бросился в ближайшие кусты.

— Чулком теперь никого не удивишь. Даже если на голову его нацепить, — тоскливо заметил Шпунтик и рубанул рукой по ближайшей ветке, свисающей на тропинку.

— Да, не те времена пошли. Раньше бабе скажи «ограбление», так она родит на месте. А теперь вот за бутылку хватается, — согласился Винтик, тащась следом за приятелем.

— Нормальная баба, может, и сейчас бы родила. Так мы ж не про нормальную говорим, а про Людку.

— Не-е, время другое. Люди как звери. Друг на дружку кидаются. Закон джунглей, мать его!

— Тут, конечно, с одним чулком на башке жизнь не наладишь. Вот если бы оружие… Посмотрел бы я на Людку! Раздобыть бы ножик повнушительнее, поплясала бы тогда, стерва.

— К Людке лучше с топором ходить, как на кабана, — зло ухмыльнулся Винтик и сплюнул в кусты.

— Ты слышал? — Шпунтик замер.

Винтик тоже остановился.

— Слышал? — повторил Шпунтик.

— Чего?

— Кто-то ругнулся в кустах.

— Может, кукушка?

— Где ты видел кукушку, матюгающуюся человеческим голосом?

— Ну… считать-то она умеет. Может быть, и матюгается, если припрет, — предположил Винтик.

— Она не считает, а кукует. Это не одно и то же.

— Все равно, тебе почудилось. Это с недопоя. Нам бы где водки достать… — Винтик еще раз сплюнул, теперь уже на тропку, и приятели пошагали дальше.

Агент 0014 вытер лицо и еще раз с чувством ругнулся. Надо же было этому пьянчуге плюнуть именно в его куст. Не повезло. Но, сидя в засаде, он и не такие испытания привык переносить с положенными суперагенту мужеством и хладнокровием.

Вот прошлый год, например, пришлось скрываться в цистерне. Написано было «Свежая рыба». Кто же знал, что все хозяйства теперь перепутались и в машинах со старой надписью «Свежая рыба» вывозят на поля обыкновенные органические удобрения, попросту говоря — жидкий навоз. Нырнул, спасся от преследователей, и ничего. Вышел потом, отмылся. Правда, месяц ему никто руки не подавал, и девицы нос воротили, уж больно воняло. Ну ничего, потом все нормализовалось. Так что плевок в рожу — это для военного человека сущая ерунда.

До взрыва осталось 17 часов 39 минут 23 секунды.

— И чего ты пошел по этой тропке, — ворчал позади Винтик, — петляет так, что у меня ноги одна за другую цепляются.

— Я думал, так короче выйдет, — отозвался Шпунтик.

— По дороге можно пройти, разница небольшая. А то злой я, так еще и ноги заплетаются. И ведь что обидно: заплетались бы оттого, что напился, а они на трезвую голову.

— Ладно, пойдем к дороге.

Они разом повернули и начали пробираться сквозь кустарник.

— А может быть, самим самогон гнать? — пыхтя, предложил Винтик.

— А ты умеешь?

— Нет.

— Тут штука хитрая — самогон гнать. Целая наука, — с уважением ответил Шпунтик.

— А бражку?

На этом судьбоносном вопросе оба замерли. Метрах в десяти от них стоял мужик. По характерной позе и разносившемуся по лесу сильному журчанию не оставалось сомнений в роде занятия этого человека. Шпунтик прижал палец к губам и на полусогнутых, чтобы не создавать лишнего шума, поскользил в направлении к объекту. Винтик последовал его примеру. С величайшей осторожностью, впрочем, совершенно напрасной, поскольку мужик был поглощен своим делом настолько, что, наверное, забыл, как его зовут, оба подкрались к нему. В следующее мгновение Шпунтик кинулся жертве на спину и обхватил его плечи руками, начисто лишив возможности сопротивляться. Мужик было рыпнулся, но бесполезно. Шпунтик сжал его в железные тиски.

— Водка есть? — Винтик заглянул в выпученные глаза незнакомца.

— Ты что — охренел?! — прохрипел тот.

Винтик пихнул его кулаком под дых, чтобы направить мозговую деятельность в нужном направлении. После того как дыхание мужика выровнялось, он спросил:

— А чо есть?

— Я те сейчас дам, чо есть! — возмутился тот и снова попытался высвободиться. Но Шпунтик свое дело знал.

— Деньги там, курево? — Винтик простимулировал его к диалогу шлепком по лбу.

— Ты у меня получишь, поганец! — мужественно ответила ему жертва нападения.

— Ну, чего ты его расспрашиваешь! — потерял терпение Шпунтик. — Обшарь карманы, и пойдем.

— Нужно же поговорить с человеком, — невозмутимо отвечал ему приятель, — а то ни здрасьте, ни до свидания. Так ведь и говорить скоро разучимся.

— Ты у меня дышать скоро разучишься, недоносок! — пообещал плененный мужик.

— Ну, конечно! — Винтик хохотнул и снова обидно шлепнул его пятерней по лбу.

После этого оскорбительного акта он бесцеремонно ощупал его карманы. Это дало ценные результаты. Винтик достал толстый кожаный бумажник. Когда раскрыл, присвистнул:

— Ни фига себе! Как же тебя, приятель, с такой пачкой баксов в наши леса занесло? Мог бы в платном туалете пописать.

— Тебя не спросил, — огрызнулся мужик..

За это он снова получил пятерней по лбу и яростно заскрежетал зубами.

— Ух ты! — продолжая подробное ощупывание, Винтик округлил глаза. — Вот это подфартило!

Он повертел в руке пистолет. Вечернее солнце пробилось сквозь листву и полоснуло по белому дулу оранжевой вспышкой.

— Чтоб я сдох! — восхищенно выдохнул Шпунтик.

— Непременно сдохнешь, — пообещал ему мужик.

И тут же получил коленом чуть пониже спины.

— Снимай с него рубашку, — строго приказал Шпунтик приятелю.

— Сам снимет, — ухмыльнулся тот и, наставив дуло пистолета на мужика, процедил: — Рраздевайся.

Шпунтик решил не мешать и отступил в сторону.

— Вы чего, мужики! — растерянно пробубнила жертва, косясь на пистолет.

— Для кого-то мы, может быть, и мужики, а для тебя сейчас боги. Раздевайся. — Винтик был неумолим.

— Слушайте, — потеряв остатки достоинства, взмолился бывший обладатель бумажника и оружия, — взяли свое, и разойдемся по-хорошему.

— У нас разные понятия, что такое хорошо и что такое плохо. — Винтик хохотнул. — Для тебя, конечно, хорошо уйти отсюда в штанах. Ну, а нам хорошо увидеть твою голую задницу.

— Да ладно вам, — примирительно проскулила жертва, — задница как задница, чего на нее смотреть. Задниц, что ли, не видели?

— Все люди разные, — философски заметил Винтик. — Раздевайся.

— Лучше пристрелите меня. — Мужик встал в позу и гордо распрямил плечи. — Я перед двумя уродами раздеваться не стану.

— Это мы пожалуйста. — Винтик тряхнул рукой и спустил предохранитель.

Мужик икнул.

— Ну? Будешь раздеваться? — спросил его Шпунтик.

— Ладно, вижу, вы ребята серьезные, — он вздохнул и расстегнул рубашку.

— Давай, давай, не томи.

Когда одежда осталась на траве, все трое перевели дух.

— И чего с ним делать? — спросил Винтик. Его фантазии на дальнейшее устройство развлечения не хватало.

— Да черт с ним, — махнул рукой Шпунтик.

Он подобрал тряпье с ботинками и пошел назад к тропинке.

Винтик подмигнул мужику, лицо которого из бледного моментально стало пунцовым, и кинулся догонять приятеля.

— Интересно… И сколько же можно гадить? — задумчиво изрек Иннокентий Валерианович и потыкал тонким пальцем в собственную переносицу. Он всегда так делал, когда злился.

— Ничего тут нет интересного, — меланхолично ответил ему шофер, хотя шеф его и не спрашивал. — Листья да ветки, вот и все. Чего тут интересного? А я вот вчера в бар один зашел, так там девочки у шеста крутились. Представляете, трое на одном шесте повисли. Одежды на них — одни трусики. И ни разу друг дружку своими голыми ляжками не задели. А как вертелись, аж воздух в спираль закручивался! Вот что интересно…

— Тебе бы только на голых баб пялиться. Тоже мне, нашел развлечение, — фыркнул Иннокентий Валерианович.

— Бабы что, — отмахнулся шофер, — дело не в бабах, а в искусстве. Вот поди ж, так вертеться — и ни разу друг друга задницей не пихнуть! — Он мечтательно закатил глаза, видимо, припоминая каждую деталь увиденного шоу.

— Тоже мне, любитель сложных трюков. Ты в цирк сходи.

— Можно и в цирк, — с неожиданной горячностью поддакнул шофер. Потом пожевал губами и отрицательно мотнул головой: — Только те девки любую циркачку переплюнут.

— Да брось ты, ради бога! — Иннокентий Валерианович с силой ткнул себя пальцем в переносицу, словно хотел поставить точку в конце пустого спора, и тут же болезненно поморщился. — Я знал одну гимнастку, с обручами работала. Так она по двадцать штук на своем теле крутила. Твоим стриптизеркам и не снились такие трюки.

— И что с того? — запальчиво возразил шофер. — Может, какая Марья Ивановна на валяльном предприятии двойной план за смену выжимает. Девочки из бара вряд ли и половину ее производительности дадут. Чего сравнивать божий дар с яичницей. То мастерство, а это искусство, — закончил он восхищенно. Причем переполнявшие его высокие чувства отнюдь не распространялись на валяльщицу Марию Ивановну.

— Значит, цирк для тебя мастерство, а стриптиз — искусство? — хохотнул Иннокентий Валерианович, явно обидевшись за всех циркачей. — Ну ты загнул!

— Я мужик, а не пацан. Конечно, для меня стриптиз поважнее цирка будет. Не знаю, раньше было наоборот, но теперь…

Шеф сжал переносицу двумя пальцами, поняв, что попал в логическую ловушку. Еще чего доброго, собственный шофер обзовет его мальчишкой за неуместное восхищение не тем, чем нужно восхищаться приличному мужику. Он открыл окошко и в бессильной ярости плюнул на пыльную дорогу.

— А вы правы, это уже становится интересным. Сколько же можно гадить? — задался шофер тем же, что и шеф, вопросом и пожал плечами, так и не найдя объяснений чересчур долгому отсутствию Саши Косолапых.

В этот момент придорожные кусты осторожно раздвинулись. Из-за листвы на Иннокентия Валериановича глянули грустные глаза самого Саши. От неожиданности шеф поперхнулся и застыл, так и не осуществив своего намерения плюнуть на дорогу во второй раз.

— О! — Шофер развел руками, заметив Косолапых. — Чего это ты так долго?

— Дай чего-нибудь, — тихо проскулил тот.

— В смысле? Бумаги, что ли?

— Иди ты к этой матери! — Саша моментально побагровел. — Дай, говорю, куртку.

— Знаешь что! Скотиной ты был, скотиной и помрешь! — возмутился шофер. — Где это видано, чтобы курткой задницу подтирали. Я свою куртку даже для задницы Иннокентия Валериановича не пожертвую! Даром, что начальство. Любого человека уважать нужно. А тем более того, который с тобой в одной сцепке!

Закончив экспрессивную тираду, шофер многозначительно отвернулся.

— Ну, чего ты сидишь в кустах?! — Шеф вцепился строгим взглядом в пунцовую физиономию подчиненного. — Мы же пропустим машину. И так уже черт знает сколько времени в этой глуши торчим. Быстро вылезай.

— Не могу я… — Саша всхлипнул.

— Ты что, в капкан попал?

Косолапых отрицательно мотнул головой и сглотнул подступивший ком.

— Вылазь из кустов, тебе говорят! — повысил голос Иннокентий Валерианович.

— Да не могу я! — перешел на шепот несчастный Саша.

— Почему — не могу, мать твою! Говорят ему — опаздываем, а он в кустах сидит. Вылезай!

— Нет! — с шепота Косолапых сорвался на фальцет.

— Совсем сбрендил! — ворчливо констатировал шофер. — Дурку косит. Сейчас слюной начнет поливать.

— Саша, друг мой, — лилейно позвал шеф, — хватит играться. Иди к нам, дорогой.

Лицо Саши искривилось в жалобной гримасе. Шофер понимающе хмыкнул: мол, а что я говорил!

— Давай, давай, потихонечку, — подбодрил Иннокентий Валерианович.

Повинуясь ласковым уговорам, Саша вылез из кустов, представ перед изумленными коллегами в том виде, в каком Адам когда-то покорил сердце Евы. Причинное место он целомудренно прикрыл лопухом.

— Н-да… — после долгой паузы выдавил из себя шеф. — Видимо, мы что-то пропустили.

— Такое бывает, — со знанием дела молвил шофер. — Тихий-тихий, а потом в лес зайдет, догола разденется и ну по соснам скакать. Первобытный синдром называется. Лечат сильными транквилизаторами в изолированных интернатах. Мне телка одна рассказывала. Она в таком сестрой работала. Не поверите, чего эти шизики вытворяют. Скрутят из простыней веревки, к люстре подвесят и раскачиваются на них, как обезьяны. Словом, жуть…

— Заткнись! — рявкнул шеф и снова обратился к Саше: — Долго будешь кукушек смущать? А ну в машину!

Окрик возымел действие. Косолапых подпрыгнул, тенью метнулся в автомобиль, успев в полете гневно проорать:

— Найду и пристрелю сволочей!

С этим машина и рванула по дороге, унося за собой облачко коричневой пыли.

— Джеф! Джеф! Дже-е-еф! — истошно скандировали тонконогие девицы в коротких юбчонках.

Репер болезненно поморщился. Бремя славы сейчас казалось ему тяжелым как никогда. Мокрый, дрожащий, он тащился к вагончику сквозь строй истеричных почитательниц, едва сдерживаемых парой десятков охранников. Объемная одежда, которая и в сухом-то виде затрудняла движения молодой звезды, в мокром состоянии прижала его к земле, заставив ощутить притяжение родной планеты в полной мере. Кроме всего прочего, у Джефа начался совсем уж малодушный насморк, которым страдали хлюпики-очкарики и который для крутого пацана, хрипящего со сцены речитативы, сотрясающие сердца и мозги миллионов поклонников, был оскорбительнее, чем надпись «Слабак!» на лбу. Репер попытался взять себя в руки, даже брови свел к переносице, но предательская судорога, проскочившая электрическим разрядом по всему телу, свела на нет все его старания. Он все-таки хлюпнул носом.

И тут случилось страшное. Ужасное недоразумение, о котором несчастный Джеф будет вспоминать еще очень долго, а может быть, не забудет до самой старости. Тяжелый башмак круглым носком зацепился за подло возникшую на пути кочку. Репер запнулся и спикировал лицом в ближайшую лужицу. Стоявший к нему спиной и сдерживающий толпу статисток охранник дернулся, развернулся и подал руку «звезде» в намерении помочь подняться. Одна из особо вертких поклонниц, почуяв брешь в обороне, метнулась к своему кумиру. С визгом и первобытным гиканьем, напомнившим всем находившимся в округе мужчинам о давних временах матриархата, когда женщины не только правили миром, но и успешно охотились, девичий полк ринулся к Джефу, сметая на пути охрану. Образовалась свалка.

Продюсер Боря сначала схватился за голову, потом охнул и истошно завопил: «Стоять! Стоять!» Его крик потонул в потоке женской радости. Коридора, мужественно организованного охранниками, по которому и шел репер, теперь не было. Была куча тел пищащих, извивающихся, хаотично подминающихся друг под друга. Среди них, как в бурлящем море, копошились охранники. Их жалкие попытки раскидать девчонок в разные стороны пока не приносили результатов. Наоборот, многие пали под женские тонкие, с крупными выпирающими коленками ноги.

— Ой, бли-ин! — заскулил Боря, понимая, что уже ничем не может помочь своему подопечному.

То же самое проскулил и Джеф, когда первая истеричка в горячем порыве шмякнулась на него. А потом он понял, что ждать спасения бессмысленно. Если он сам себя не спасет, то погибнет — нелепо, в расцвете лет и творческих сил. Пользуясь неразберихой, творящейся наверху, он пополз к вагончику, активно работая руками и ногами. Воздуха не хватало, стало жарко, и, к своему великому удовольствию, репер наконец согрелся. Он полз и полз, разгребая чьи-то ноги и руки, стараясь не отвлекаться на дикие завывания над головой.

Он уже потерял надежду на исход своего нелегкого путешествия, он устал, почти ничего не слышал. И вдруг в конце живого тоннеля мелькнуло синее манящее небо. Джеф заработал руками активнее, оттолкнулся ногами от земли и лягушкой прыгнул в просвет. Очутившись на свободе, он затравленно оглянулся. За спиной осталась страшная картина свалки из извивающихся тел поклонниц. Из общего боевого клича все чаще вырывались визгливые нотки поверженных и ушибленных.

— Джеф! — обрадованно завопил продюсер, узрев репера живым и невредимым.

Вот этого окрика Джеф испугался больше всего. Он с не свойственной крутым парням резвостью подскочил с корточек и совсем по-мальчишечьи ринулся в ближайший пролесок.

«Отсижусь в кустах, пока все утихомирится», — думал он на бегу, уже не ругая себя за малодушие.