В банде только девушки

— Слушай, этот спич смахивает на монолог из мексиканской мелодрамы. Прекрати, а то меня стошнит.

— Это случилось где-то между завтраком и обедом, — задумчиво продолжала Лина, не обратив внимания на протест аудитории. — Мы ведь даже подготовиться не успели.

— А я с самого начала не хотела ехать, — напомнила Алиса. — Если бы ты положилась на мою интуицию…

— Да нет у тебя интуиции! — крикнула сестра. — Дело не в интуиции. Неужели ты не понимаешь?! У нас больше никогда не будет той жизни, какая было до сегодняшнего утра. Никогда!

— Не драматизируй. Вот увидишь, доберемся до родителей, и они нам помогут. Мы же ни в чем не виноваты! — Алиса предприняла жалкую попытку усмехнуться. Вышло неубедительно.

— Н-да… — протянула Лина. — Мы виновны как минимум в двух вещах: мы не отвезли труп в милицию и угнали чужую машину.

— Слушай-ка, а что будет, если предположить самое худшее? Что нас остановит на краденой машине гаишник, а потом найдут твою машину с трупом Бычка в багажнике?

— Помнишь, я говорила тебе о 15 годах в колонии? Умножь этот срок на два, — хмуро ответила сестра.

Саша Косолапых плюнул в угасающие сумерки.

— Охренел совсем! — ответили сумерки хриплым голосом водителя. — Расплевался тут. Колесо поменять не даст. Отойди от машины… вон хоть в кусты, и плюй себе сколько душе влезет.

— Он уже отошел один раз в кусты, — холодно заметил Иннокентий Валерианович.

— До сегодняшнего дня у меня не было кровных врагов, — сквозь зубы процедил Косолапых, — а теперь есть.

— Эй, мы не на Кавказе. Сейчас это не модно, кровников-то иметь, — прокряхтел водитель, возясь с передним колесом.

— А мне чихать! Эти гады мне два раза в душу нагадили.

— Не забудь, что они еще и деньги твои вытащили, и пистолет. Кстати, я даже загадывать боюсь, что они на твой ствол повесить могут. Лихие ребята. — Последнюю фразу Иннокентий Валерианович проговорил с некоторым подобием уважения.

— Колесо ваше они уже на Сашкин ствол повесили, — отозвался водитель.

— Не нравится мне все это. — Иннокентий Валерианович подергал себя за кончик носа, потом вытащил из кармана кости, намереваясь подкинуть их на ладони, дабы прояснить свое ближайшее будущее.

— Ясное дело, кому ж это понравится, — опять встрял шофер.

— Да заткнешься ты или нет! — взревел шеф. — Кто тебя спрашивал?

Он со злостью швырнул кости в темный силуэт, склонившийся над передним колесом.

— Ну вот, — после некоторой заминки послышалось с земли, — два и четыре. Результат не самый блестящий, но…

— Кто тебя все время тянет за язык? — хмуро поинтересовался у него Косолапых, предчувствуя развитие скандала.

— Я всегда говорю правду, — обиженно заявил водитель. — Конечно, я мог бы соврать, что выпали равнозначные стороны и мы обречены на успех. Но кому от этого станет лучше?

— Тебе, идиот! — Саша невесело ухмыльнулся.

— Так что будем делать, господа? — Иннокентий Валерианович сдвинул брови. — Как я уже говорил, перемены с машиной мне не по душе. Откуда эти парни вообще взялись? И почему девчонки отдали им свою машину? Что-то тут нечисто. И такое ли это недоразумение, как выглядело с самого начала? Хм…

— Что вы имеете в виду? — Косолапых глянул на шефа исподлобья.

— Когда пойму, тебе скажу первому. Пока у меня смутное ощущение, что история эта очень странная, — затягивая каждое слово, проговорил Иннокентий Валерианович и оглянулся на дорогу, где разрывали ночную завесу две желтые автомобильные фары. — Скажу вам, господа, у меня странное предчувствие, что нас обвели вокруг пальца…

Он покосился на Сашу. Во взгляде его скользнуло едва различимое недоверие. Впрочем, если бы Косолапых в темноте и смог углядеть столь неприятную для себя тенденцию в очах шефа, он не стал бы сокрушаться, поскольку тот слыл человеком маниакально подозрительным, вечно «гоняющимся за ведьмами» и всегда готовым навесить на приближенного любых чертей.

— Интуиция меня редко подводила. — Иннокентий Валерианович меланхолично вздохнул и снова глянул на приближающуюся машину. — Ну, вот как сейчас. Я чувствую, что эта «девятка» непременно затормозит.

— Им же хуже, — проворчал водитель, хмуро глядя на желтые фары чужой машины.

— Я совершенно не понимаю, где мы! — раздраженно констатировала Лина. — Ты смотрела карту?

— Кому нужна карта! — Алиса взглянула на нее как на умалишенную. — Даже если бы она была. На деревьях же не написано ни улиц, ни номеров. Как ты поймешь по карте, где мы?

— Предлагаешь ориентироваться по звездам? — окончательно разозлилась Лина.

— Если учесть, что мы ехали на юг, потому что Тула от Москвы на юге.

— На юго-востоке!

— Да какая разница, нам все равно нужно ехать на Полярную звезду, потому что она на севере.

— Ты хоть представляешь, как выглядит Полярная звезда?

— Ну… как звезда, наверное. — Алиса задумалась. — Яркая такая звездища.

— Слушай. — Лина сделала глубокий вздох, приказав себе успокоиться. — На небе уйма звезд. И если ты поймешь, какая из них Полярная, я обещаю выдать тебе рублевый эквивалент Нобелевской премии за повторное, но не менее важное открытие, сделанное в области астрономии.

— Жаль, — опечалилась Алиса, — жаль, что я в школе линяла с уроков астрономии. У нас был мерзкий учитель, от него всегда воняло рыбой и еще какой-то дрянью. Я этот запах перенести не могла.

— А литераторша тоже рыбой воняла? — усмехнулась Лина. — Иначе почему я писала вместо тебя сочинение на вступительных экзаменах?

— Она была лесбиянкой. Когда она вызывала меня к доске, мне казалось, что она сейчас начнет меня насиловать.

— Что за ерунду ты говоришь, — возмутилась Лина. — Ирина Сигизмундовна — семидесятилетняя старушка. Она и слова-то такого не знает!

— Это не имеет никакого значения. Думаешь, каждый маньяк знает, как его диагноз звучит по-латыни?

— Я тоже у нее училась. И когда она меня вызывала…

— Это потому, что ты ее не привлекала, — перебила ее Алиса.

— Почему же?

— Потому что у тебя задницы нет, — отрезала сестрица.

— Тебя послушать, так все мироздание крутится вокруг задницы, — фыркнула Лина.

— Может быть, и не крутится, но я тебе точно скажу — весь мир движется в задницу. Все мироздание. И наше путешествие тому доказательство.

— Знаешь, практически каждый философ был помешан на своих комплексах. Я вот сейчас подумала, что невозможно создать философскую теорию, не имея комплексов.

— Это ты к чему? — прищурилась Алиса.

— К тому, что каждый, кто строит какую-либо теорию, всего-навсего стремится оправдать свой собственный недостаток. Вот ты совсем помешалась на диетах, жутко страдаешь оттого, что у тебя 46-й размер бедер, а не 42-й, как у меня, а потому сдвинулась головой в сторону задницы.

— Ну а ты… А ты…

— Заткнись! — рявкнула Лина, понимая, что в этом изматывающем споре силы оставляют ее. — Нужно остановиться и спросить дорогу.

— У кого, — Алиса развела руками, — у ясеня?

— Вон у тех трех мужиков на краю дороги, видишь?

— Ты же не сделаешь этого, — испуганно зашептала Алиса, вцепившись в локоть сестры.

— Конечно, сделаю, — спокойно отозвалась та, плавно давя на педаль тормоза.

— Перестань меня пугать. Не смей этого делать!

— Да что случилось? — Лина пожала плечами. — Мужики меняют колесо.

«Девятка» была уже в пяти метрах от «Лексуса».

— Их трое здоровенных мужиков, — истерично всхлипнула Алиса, — кругом ночной лес и ни души. Ты хоть понимаешь, что они с нами могут сделать!

— Посмотри на хозяина машины — крупный босс. Из тех, которые уже настолько богаты, что стали интеллигентными людьми. Поверь мне, он с удовольствием объяснит двум заблудившимся дурам, как доехать до Москвы. А чтобы не смущать его своей соблазнительной пухлой попкой, сиди в машине.

После этих слов Алиса обиженно поджала губки и более не проронила ни слова.

Лина затормозила машину.

— Вы видите, Иннокентий Валерианович, это же машина с номерами Принца, — успел шепнуть Косолапых, пока дверца не открылась и над крышей не показалась милая девичья головка.

— Вот уж не ожидал, — от избытка чувств Саша даже икнул.

— А я как раз этого и ожидал. Теперь мне многое стало понятным, — тихо промурлыкал Иннокентий Валерианович. — Непонятно только одно: есть ли предел наглости у этой шайки? Давай-ка их приостановим.

Саша, сохраняя добродушную сдержанность на физиономии, приблизился к «девятке» и заглянул в салон.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровалась Лина. — Скажите, пожалуйста, как нам добраться до магистрали на Москву?

— Что? — Косолапых приставил ладонь к уху. — Не слышно.

— Простите, — повысила голос Лина, — как нам добраться до Москвы? Мы заблудились.

Саша жестом показал, что следует заглушить мотор, а сам обогнул «девятку» и тактично остановился по другую сторону открытой дверцы.

Лина послушно повернула ключ зажигания, и наступила тишина, в которой явственно прозвучал комментарий Алисы по этому поводу:

— Идиотка!

— Вы не знаете, как лучше проехать к Москве? — строго спросила Лина, решив на всякий случай пресечь любую попытку любезничать.

— А… — понимающе кивнул Косолапых и улыбнулся девушке. — Конечно. Значит, разворачиваетесь и по этой дороге доезжаете до первого поворота направо. — Он отступил на полшага в сторону и махнул рукой в указанном направлении.

Лина инстинктивно повернула голову назад. В этот момент цепкие пальцы впились в ее запястье и потащили на дорогу. Она вскрикнула и забарахталась, хватаясь за дверцу. В этот момент водитель подлетел с другой стороны машины и, распахнув дверцу, вытащил изо всех сил визжащую Алису.

— Отпусти меня! Отпусти меня, гад! — Она пнула водителя, особо не понимая, куда именно.

Тот охнул, но лишь сильнее стиснул ее плечо грубыми грязными лапищами.

— Оставь в покое мою сестру, уродина! — взревела Лина, хотя сама находилась не в лучшем положении, нежели Алиса. Косолапых тащил ее через дорогу к «Лексусу».

Морщась от натуги и лихо уворачиваясь от пинков и тумаков жертвы, он проскрипел:

— Иннокентий Валерианович, найдите, чем связать сучек.

Шеф развел руками и улыбнулся:

— Если бы я хотел участвовать в этой похабщине, я бы не платил тебе такие деньги.

— Отцепись, скотина! — ни на минуту не замолкая, верещала Алиса.

Поняв, что увещевания не помогают, она перешла на пронзительный крик, разорвавший ночь на лоскуты:

— А-а-а!

Лина вступила в крик своей партией, более низкой, но не менее громкой:

— А-а-а!

Все мужчины на секунду присели. А когда обрели способность действовать дальше, то Косолапых и водитель, не сговариваясь, вырубили свои жертвы одним ударом.

— Сразу нужно было сделать это. — Иннокентий Валерианович недовольно поморщился. — Они не зря такой ор подняли. Наверное, ожидают помощь. Грузите их в машину. Нужно найти место потише и допросить как следует.

Агент 0014 оглядел сидящего на полу Принца и удовлетворенно кивнул. Собственно говоря, любоваться было не на что. После избиения Принц выглядел неважно: правый глаз заплыл, левое ухо вдвое толще, чем следовало бы, из распухшего носа все еще текли струйки крови, которые несчастней размазывал по всему лицу, отчего и щеки его, и подбородок, и шея, и руки были неэстетично красно-коричневыми. А улыбке Принца теперь позавидовал бы монстр Франкенштейна — до того она была беззубой.

— Так, до окончания операции посидишь в подсобке, — определил его дальнейшую судьбу агент 0014.

Принц не возражал, тем более что сил на иное времяпрепровождение у него все равно не осталось.

— Как это в подсобке? — неожиданно возмутилась доселе лишь умиленно вздыхавшая Людка.

Агент 0014 поразмыслил с секунду и решил применить свое главное оружие. Он глянул на продавщицу бархатными глазами и улыбнулся ей так очаровательно, как только мог.

Людка моментально вспотела, а грудь ее вздыбилась, подобно цунами, готового порушить все сущее своей роковой природной страстью.

— Посидишь в подсобке, — повторил агент уже не столько для Принца, сколько для влюбленной продавщицы, — пока ты не продал Родину черт знает кому.

— Да кому она нужна, господи… — вяло огрызнулся Принц, но агент его не слушал. Он схватил его за ворот и поволок к двери, услужливо указанной Людкой.

И вдруг агент замер, прислушался, потом повернулся к толстухе:

— Слышала крик?

— Нет… — бойко ответила было та, но засомневалась, не желая выглядеть в глазах обожаемого ею мужчины тугой на ухо. Потом добавила: — Кажется…

— Нет, я точно слышал крик. Женский крик.

— Ах, это; — отмахнулась Людка с напускным легкомыслием, — бабы в поселке развлекаются. Затащили какого-нибудь мужика на сеновал и орут от счастья.

— Ну и развлечения у вас, — ужаснулся агент 0014, который много чего видел, но чтобы женщина пленила мужчину на сеновале и изводила его криками, которые во всей округе даже глухим спать мешают, с такими обычаями он не сталкивался даже в глухих дебрях низовья Амазонки. А там нравы у аборигенов еще те.

Он снова прислушался. Потом отрицательно мотнул головой:

— Не-е, так на сеновале не кричат. Даже если речь идет об этнических извращениях.

Он резво сунул Принца в темную каморку, запер на ключ, который тут же положил в один из многочисленных карманов жилета. Людка поджала губы, обидевшись на такое недоверие.

— Нужно проверить. — Агент замер. — Кажется, из леса доносится.

— Да будет тебе. — Продавщица тронула его локоть пухлыми пальчиками. — Что же мне, и магазин теперь не закрыть?

— Людмила, — агент обнял ее за плечи и проникновенно заглянул в глаза, — я объявляю это здание оперативным штабом. Иначе нельзя. Ты остаешься на посту. Это важное государственное задание.

Людка сначала обомлела, а потом с пониманием сказанных простых слов к ней вернулась давно забытая пионерская готовность к подвигу. По-детски чистая и наивная. Всепоглощающая от невозможности осознать требуемого от тебя и так тобой желаемого. Ей захотелось крикнуть: «Всегда готов!», но она сдержалась, вовремя оценив свой возраст и габариты.

— Подсобку охраняй. Там содержится государственный преступник. А я должен проверить, что это за крик.

— Это как-то связано с нашей операцией? — Людка перешла на шепот.

Агент 0014 расправил плечи и заявил:

— Я всегда делаю только то, что связано с операцией.

Затем он скользнул в окутавшую поселок ночь.

— Нет, ты подумай, как нам прет! — Винтик отхлебнул водку прямо из горлышка и с удовольствием крякнул. — В один день и деньги, и шмотки, и пистолеты, и машина. Еще и ларек оказался открытым! Я чувствую себя гребаной Золушкой.

— Главное, чтобы к утру все это не превратилось в тыкву, — проворчал Шпунтик, жадно косясь на ополовиненную бутылку в руках приятеля.

Винтик тоже оглядел бутылку со всех сторон, проверяя, не начался ли процесс превращения. Он остался доволен осмотром и снова хлебнул греющего душу напитка.

— Хорошо-о-о, — протянул он.

— Дай втянуть, а? — Шпунтик протянул трясущуюся руку. — Нет сил больше.

Теперь он вел машину.

— Если остановят, а ты пьяный за рулем? — съехидничал Винтик, но, глянув на алчно трясущегося друга, сжалился, отдал ему бутылку.

Тот с жадностью присосался к ней. А когда оторвался, глаза его подернулись хмельной поволокой. Он вздохнул и изрек:

— Все хорошо. Теперь самое время подумать о том, что нам делать дальше.

— Не уверен, что ты выбрал подходящее для этого время. — Винтик хмыкнул.

— Нужно начинать дело. Деньги должны работать, — упрямо продолжил Шпунтик.

— Это ты правильно сказал. Кто-то должен работать за нас, потому как самого меня хрен заставишь работать.

— Ты дурак. Деньги работают только тогда, когда дашь им ход. Понял?

— А сам-то ты понял, что сказал? — Винтик горестно покачал головой. — Нельзя было тебе читать ту книжку. Книжки тебе противопоказаны. Был ведь нормальный мужик, а теперь вона как у тебя крышу сдвинуло.

— Ты не прав. Нам нужно как-то зарабатывать на жизнь. Ведь тебе же нравится таскать пять тыщ баксов в кармане?

— При чем тут это?

— А при том, что хоть ты и ругаешь книжку под названием «Как заработать миллион и не помереть от счастья», я тебе скажу, что некоторые мысли в этой книжонке очень даже неплохие. Например, та, что, если удача кидает тебе в ладони пять тыщ баксов, умей их приумножить. Иначе прожрешь, и все. Не каждому такой шанс выпадает. Некоторые горбатятся всю жизнь, а больше сотни в руках за раз не мнут. А мы с тобой везунчики. Нужно это использовать.

Винтик хлебнул водки и вздохнул:

— Мне с тобой теперь очень тяжело. Что за прихоть такая, искать приключений на собственную задницу. Никогда я не пахал и пахать не буду. И плевать мне на удачу. Прожил без нее тридцать лет и еще столько же протяну. Подумаешь, пять тыщ баксов. Это еще не повод устраиваться на завод слесарем.

— Никто тебя туда и не тащит. — Шпунтик сплюнул в открытое окошко. — Я же говорю, нужно думать, как жить дальше.

— Слушай, — Винтик похлопал его по плечу, — выпей еще водки. Она лечит. Вот в прошлом году, помнишь, как меня пробрало с бабкиных огурцов, не слезал с толчка. А выпил поллитра, и все как рукой сняло. Может, и от твоего бреда водка вылечит…

Желтые фары высветили жалко сгорбленный тщедушный силуэт на обочине. Силуэт стоял с призывно поднятой рукой.

— Кого носит по лесу в такую темень? — удивился Винтик.

— Может, грибник?

— Слушай, это, должно быть, какой-нибудь совершенно сдвинутый грибник, — усмехнулся Винтик.

— Тогда кто?

— Может, дачник?

— Дачники давно сидят по дачам.

— Может, этот за водкой ходил?

— Посмотри на него, его от одного запаха своротит. И выглядит, как глист в скафандре.

— Спорим, что за водкой ходил? — не унимался Винтик.

— Ну что, останавливаться, спрашивать? — вяло засомневался Шпунтик.

— А чего тебя ломает? Давай поспорим.

— Ладно, спорим баксов… — Шпунтик задумался.

— На твою тысячу, — быстро определил Винтик.

Шпунтик остановил машину, едва не наехав на Джефа, переминающегося на обочине.

— Ты кто? — крикнул ему из окна Винтик.

— Джеф, — оторопело ответил Джеф.

— Иностранец, что ли? — Винтик прищурился, разглядывая его.

— Почему иностранец? — удивился Джеф. — Я просто заблудился.

— Грибник? — решил уточнить Шпунтик.

— Да вы что, мужики! Дури обкурились? Говорю же, я заблудился.

— А чего ты вообще в лесу делаешь?

— От мочалок спасаюсь.

— От девок, что ли? — Винтик хохотнул с недоверием. — И много их у тебя?

— Я не считал. Голов тридцать, может, больше.

— И на кой ляд тебе столько? — Шпунтик присвистнул и высунулся из окошка, чтобы получше разглядеть человека, за которым охотятся сразу тридцать особ женского пола. Ничего особенного он в Джефе не нашел, а потому разочарованно спросил: — Брешешь ведь?

— Ну, конечно. Именно для того я в лес и потащился, чтобы вешать лапшу на уши проезжающим лохам, — обиженно прохрипел Джеф.

— Так на кой тебе было столько баб? — повторил вопрос Шпунтик.

— Вот и я говорил: на кой? — зло буркнул Джеф. — Это все Борис верещал: нужно больше, нужно больше. Я в этом лесу от двоих еле ноги унес, пришить хотели. А еще полсотни носятся, растоптать хотят. Нет, для меня теперь бабы — закрытая тема.

— Хочешь в гомики податься? — хохотнул Шпунтик.

— Для начала я хочу добраться до дому, принять ванну с лавандой и поужинать, — с достоинством, как подобает настоящему реперу, ответил Джеф. — Если подбросите до Москвы, заплачу сколько скажете.

— У тебя таких денег нет, — с достоинством, свойственным владельцу пяти тысяч долларов, ответил ему Шпунтик.

— У меня есть любые деньги. — Джеф распрямил плечи. — В пределах разумного, естественно.

«Откуда у мальца деньги?» — усомнился Винтик, еще раз оглядывая парня с ног до головы.

— Ребята, — не выдержал тот, — ну, посмотрите на меня. Я же Джеф!

Вообще-то представляться, да еще так навязчиво, было не в его правилах. Жизнь научила его не сообщать людям ни своего имени, ни рода своих занятий. Обычно знакомство не доставляло ему удовольствия. Люди либо тут же начинали клянчить автограф, либо заводили долгие беседы об отечественной эстраде, почему-то веруя, что он не только знает, но и с удовольствием расскажет любому встречному, сколько пластических операций сделала какая-нибудь попсовая прима за последние полгода. Это еще если люди нормальные попадались. А если встречались девицы, да еще те, которым не больше пятнадцати, — это же вообще караул. Сразу визжат и лезут щипаться.

Но сейчас у Джефа просто не осталось сил. Он так вымотался, блуждая по лесу, что готов был сочинить любую байку про любую эстрадную звезду, расписаться на чем угодно, хоть на голой заднице, и заплатить любые деньги, лишь бы его поскорее доставили домой. Однако его имя ничего странным парням в машине не разъяснило.

— И что с того, что ты какой-то там вонючка с иностранным именем? — прогнусавил Шпунтик. — Откуда нам знать, что у тебя есть деньги?

Джеф вздохнул и, с мольбой глянув на него, прохрипел:

— У вас что в машине играет?

Винтик озадаченно уставился на приемник, потом пожал плечами:

— Радио, кажется…

— Это же моя песня, — Джеф развел руками.

— Подожди… — Шпунтик почесал затылок. — Ты что, тот самый Джеф?

— Да, — он обреченно кивнул, предчувствуя просьбу дать автограф.

— А чо такой мелкий? — удивился Винтик.

— Болел в детстве, — проворчал репер.

— Да ладно тебе брехать, — не поверил Шпунтик. — Чем докажешь?

Делать было нечего. Джеф расставил ноги чуть на ширину плеч и по реперски вскинул руки так, как умел только он — словно посылал весь мир к черту.

— Ух ты! — с восхищенным удовлетворением выдохнул Шпунтик. — Сколько дашь, если до Москвы довезем?

— Ты же не сделаешь этого! — Винтик дернул его за руку: — Ты не можешь.

Шпунтик пнул его и, подмигнув, шепнул:

— Я же сказал, что мы должны зарабатывать.

— Извозом, что ли? — округлил глаза приятель. — Такого я даже от тебя не ожидал. Вот что книжки с нормальными людьми делают.

— Винт, — Шпунтик проникновенно взглянул на него, — я тебя никогда раньше об этом не просил. И больше не попрошу. Но сейчас это важно, поверь мне. Заткнись, ладно?

Винтик не был уверен в важности момента, но, глядя на друга, столь решительно настроенного заработать деньги нелегким трудом, решил не спорить. Уж очень возбужденным он выглядел. Так не выглядят, когда собираются всего лишь подвезти уставшего бродягу. Пускай и Джефа, пускай и до Москвы.

Шпунтик кивнул Джефу, и тот быстро залез на заднее сиденье «девятки».

Мотоцикл с ревом летел сквозь ночь, и сонные ветки хлестали агента 0014 по шлему. Сбавив скорость, он свернул на заброшенную трассу. По его мнению, жуткий крик доносился именно с нее. Вокруг ничего подозрительного не наблюдалось, если не считать неряшливо стоящей посреди дороги «девятки». Агент затормозил у машины. Несмотря на то, что она была пуста, в ней еще чувствовалось недавнее присутствие людей. Во-первых, горели габаритные огни, во-вторых, мотор не успел остыть, хоть и не работал.

— Эй! — громко позвал агент, оглядываясь по сторонам. — Чья машина?

Собственно говоря, он прекрасно знал, чья это машина. Согласно номерам, машина принадлежала Принцу. Однако почему она стоит посреди заброшенной дороги, в то время как ее владелец сидит в сельповской подсобке под бдительной охраной продавщицы Людки, агент понять не мог.

— Не идиот же он, оставить машину в лесу, чтобы пойти пешком спрашивать дорогу? — бубнил он себе под нос, огибая «девятку».

— Ку-ку! — разлилось по сонному лесу.

— Тут все наперекосяк, — обозлился агент, — кукушка ночью бодрствует, словно филин, бабы меж деревьев мотаются, как по подиуму. Дурдом какой-то!

На всякий случай он присел и оглянулся. Никого не увидел, открыл дверцу машины со стороны водителя. Что-то во всем этом его настораживало. Понесся на душераздирающий женский крик, а прибыл к открытой машине с неостывшим мотором. В воздухе витал дымок только что совершенного злодеяния. Это агент нутром чувствовал. А душок этот агент не переносил. С него его тянуло совершить подвиг. За эти дурацкие порывы спасти кого угодно, даже если его об этом и не просят, агент себя ненавидел. Вот однажды на такой же крик ворвался в дряхлый сарай на берегу залива. Дело было в Ираке. Так потом пришлось драться с одной весьма рассвирепевшей от собственной стыдливости особой, а заодно с ее дружком, бандой контрабандистов, оказавшихся так некстати поблизости, отрядом пограничной службы и чертовыми американскими «Морскими котиками», которых прислали на подавление конфликта спустя три минуты после его начала. В общем, когда все это скопом свалилось на голову агента, он предпочел уйти по-английски, вернее, по-самурайски (зарылся в горячий песок по самую макушку, как учили в школе ниндзя, и сидел так с трубочкой в зубах, чтобы не задохнуться, пока рассвирепевшая особа, которую агент так неосторожно накрыл за прелюбодейным занятием, не отметелила всех остальных, включая и собственного любовника). Об этом потом даже в газетах писали. Особенно америкашки расстарались. Раструбили: мол, знай наших. «Буря в пустыне!», «Буря в пустыне!». Саддама приплели. Он-то вообще во всей этой истории крайним оказался. Уж как потом корил себя агент 0014 вместе с подполковником Стрельниковым. Черти в аду, наверное, перекрестились. И кто его звал в тот проклятый сарай? Тьфу! А все эта жажда навести справедливость и тупая уверенность, что раз кто-то кричит, значит, просит о помощи. Вот и сейчас, чего он поперся в лес, сам себе ответить не может. Однако тут дело позапутаннее иракского конфликта. Ну, хотя бы эта машина Принца. Как она оказалась посреди заброшенной дороги?

— Ку-ку! — снова разнеслось над головой. — Ку-ку…

— Ну, и сколько же мне жить осталось? — вяло поинтересовался агент 0014, продолжая осматривать «девятку».

— Недолго, — прохрипела кукушка человеческим голосом.

Если бы агент был простым мужиком, он бы вздрогнул от неожиданности. Но агент 0014, несмотря на пережитые за трудный день испытания, все еще оставался самим собой, а потому он лишь присел, изготовившись пантерой кинуться на засевшего в кустах врага. Впрочем, враг и не думал прятаться в лесу.

— Если не отойдешь от машины, пристрелю. — Кудрявый добавил еще парочку крутых выражений для убедительности и вышел на дорогу. Перед собой он торжественно нес пистолет, нацеленный в голову агента 0014. Агент усмехнулся, переведя взгляд с его широких бедер, обтянутых цветастым ситцем женского халатика, на дуло.

— Отойди от машины, брат мой, — проблеял Бека, вылезая из крапивы.

— Какой он тебе, на хрен, брат! — возмутился Кудрявый, бешено вращая глазами. — Посмотри на себя и на него. Вы похожи друг на друга, как мартышка на банан.

— Все люди братья, — Бека смиренно скосил глаза к переносице, — все мы дети божьи.

— Если бы у меня был такой сынок, — Кудрявый с презрением глянул на приятеля и сплюнул ему под ноги, — я бы застрелился. Бог твой, наверное, волосы на башке рвет от отчаяния.

— Бог всех любит, — с тихой уверенностью прогнусавил Бека.

Агент 0014 терпеливо ждал окончания перебранки. Даже зевнул.

— Вот посмотри на него. — Кудрявый повернулся к агенту. — Который час изводит меня своими бреднями. Терпеть его не могу. А пристрелить жалко. Убогий все-таки…

— Воздастся тебе за доброту, — процедил агент.

— О! — округлил глаза страдалец. — И этот туда же. Да что у меня за жизнь пошла паскудная! Одни блаженные кругом. А ну, скидывай портки! — Он ткнул дулом пистолета в агента.

— Зачем? — равнодушно поинтересовался тот.

— Ты снял, я надел, — счел нужным пояснить Кудрявый. — Думаешь, хорошо мотаться по лесу в этом… дерьме бабском. Были бы хоть шмотки приличные, а эти… — Он растянул полы халата, обнажив волосатые ляжки. — Короче, скидывай портки, а то я за себя не ручаюсь!

Он дернул рукой, сжимающей пистолет.

— Бог все видит, — пискнул Бека.

— Ага, — кивнул Кудрявый, — ему только и дела до блаженного узбека в бабском халатике. Во все глаза пялится, налюбоваться не может.

— Ребята, вы либо нападайте, либо спорьте. — Агент 0014 шагнул в сторону от машины. — Что за безобразие, в самом деле. Выглядите, как приличные люди, а ведете себя, как придурки.

— Думаешь задобрить, — зло прищурился Кудрявый. — Нечего меня байками умасливать. Я знаю, что приличные люди так не выглядят. А раз мы выглядим, как полные придурки, то и вольны вести себя подобающим образом. Так что ты тут не разглагольствуй, а раздевайся. И поторапливайся, поскольку я так свыкся с ролью идиота, что понятия не имею, что сделаю в следующую минуту. Может статься, и на курок нажму. С идиотами такое случается.

— Не может быть! — Агент сделал еще один шажок в сторону. — Это сказочный лес какой-то! Только что думал об этом: девки тут как взбесившиеся нимфы носятся, мужики в халатах нападают. Тут даже кукушка ночью не спит. Что за гребаное Лукоморье?!

— Тоже мне Пушкин! — не внял ему Кудрявый. — Будешь ты раздеваться?

— Всенепременно! — С этим агент 0014 кульбитом сиганул через капот «девятки» в сторону бандитов.

Перевернувшись в воздухе, он обрушился на них, сокрушив обоих одним ударом. Все произошло за считанные секунды, по прошествии которых оказалось, что Кудрявый с Бекой лежат у ног агента в бессознательном состоянии.

— Ну, вот и славно. — Он потер кадык, огляделся и, схватив Кудрявого под плечи, потащил к машине.

До взрыва осталось 09 часов 02 минуты 10 секунд.

Первое, что увидела Алиса, были маленькие, прищуренные глазки незнакомого мужика. Это потом, спустя минуту, она вспомнила, что перед ней на корточках сидит тот самый пассажир «Лексуса», который напал на них давеча на дороге. Физиономия мужика расползалась в разные стороны, как ускользающий мираж. Алиса никак не могла сконцентрироваться. Моргнула пару раз, даже головой мотнула, чтобы мозги встали на место, но тут на веки ей надавила тяжелая боль.

— Эй, мы теряем ее! — мужик крякнул.

— Не стоило так сильно прикладывать. Нужно понимать, что девчонку бьешь. Я вообще удивляюсь, как она жива осталась, — раздалось откуда-то сбоку. — Вон вторую ты, похоже, пришиб. Она и не дышит.

Страшный смысл сказанного дошел до Алисы, и она дернулась.

— Не-е-е, — протянул мужик, который сидел рядом, — эта в норме. Жить будет.

— Посмотри, что со второй, — снова донеслось сбоку. Тот, который сидел с Алисой, и не думал отходить. Принялся хлопать ее по щекам.

Она вспомнила, что в «Лексусе» было трое человек, так что тот, третий, наверное, сейчас лупит по щекам Лину. Сердце ее сжалось.

— Где сестра? — прохрипела она, с трудом разлепив сухие губы. — Где?

— У вас что, семейный подряд? — осведомился тот, что сидел с ней рядом.

Она снова приоткрыла глаза, пытаясь разглядеть своего мучителя. Мужиком он был неприятным. «Все дело в глазах, — тут же решила Алиса. — От человека с такими въедливыми, как сверла, глазками можно чего угодно ожидать».

— Ну, чего пялишься, выздоровела, что ли? — мужик оскалился улыбкой.

— Лина, — прошептала Алиса.

— Ну, а меня можешь Сашей звать, — представился тот.

— Лина, — упрямо позвала она.

— Это не ее Лина зовут, а эту… прижмурившуюся, — отозвалось от соседнего дерева. — И кто тебя так лупить просил!

— Да они обе так орали, что рука сама саданула, — попытался оправдаться тот, который назвался Сашей. — Разве мог я рассчитать. По силе децибелов, пожалуй, самолет на взлете превзошли.

— Вот и возись теперь с мертвяком, — проворчал тот, невидимый.

— Да что ты ноешь! — скривился убийца. — Одна-то в состоянии говорить. Ее и допросим.

Алису мелко затрясло. Чутье подсказывало ей, что мужики эти напали на них неспроста. Что они караулили на дороге именно их и теперь намереваются допрашивать, а может быть, и пытать. Кстати, как там насчет «их»? Тут Алису затрясло посильнее. Тот, который ошивается у дерева, совершенно уверенно заявил, что ее сестра — Лина — мертва!

— Лина! — хрипло крикнула Алиса. — Где Лина?!

— А ну замолчи! — мужик по имени Саша занес над ее головой здоровенный кулак.

— Только не вздумай ее лупить, — раздался сбоку голос третьего, который, судя по всему, заправлял в этой шайке. — Если и эту прикончишь, мы снова окажемся в тупике.

— Говори все, как есть, — гаркнул Саша в лицо Алисе, — выкладывай начистоту, а не то задушу вот этими руками!

Та сжалась в комок и тоненько запищала:

— Не знаю, что вы от меня хотите услышать, но я правда ни в чем не виновата. А то, что мы с Васькой в банковскую сеть залезли, так это нечаянно, просто хотели реферат по экономике скачать, но мы же не хакеры, мы даже коды сломать не смогли. Просто счета видели, и все. И, честное слово, я ни одного не запомнила…

— Так, — протянул Саша, — приехали. Кто тебя спрашивал о каких-то банковских счетах? Плевал я на счета! Ты о деле говори. О нашем деле.

— Да я не знаю, что у вас за дела, — продолжала Алиса. — Ну, подсунула свою зачетку, когда препод собирался пятерку нашей ботаничке ставить. За это ведь не убивают. А то, что на первом курсе звонили про бомбу под актовым залом, так это не я, я даже не знаю, кто. И вообще, если бы вы знали нашего препода по статистике, вы бы поняли. Он же зверюга! Что бы вы сделали в день экзамена по статистике?! Вот вы точно бы настоящую бомбу заложили, лишь бы экзамен этот не сдавать. А еще я плюнула из окна на голову завуча и свалила все на утку из зоологического кабинета. Но это было в пятом классе, и меня все равно наказали…

— О боже! — Саша хлопнул себя по лбу.

— А кто просил тебя лупить ее с такой силой? — зашипел сбоку Иннокентий Валерианович.

— О! Вторая очухалась! — радостно крикнул шофер.

— Ну, слава богу, — вздохнул шеф. — Умирать им пока рано. Тащи ее сюда, будем их разом допрашивать.

Послышались возня и стоны. Алиса испуганно затихла. А в следующее мгновение на нее кинули вялое тело сестры. Лина охнула и, развернувшись, села рядом, как и Алиса, опершись лопатками о ствол дерева. Алиса сжала ее холодную ладонь и шепнула:

— Надо держаться. Они точно не маньяки, но все равно какие-то сумасшедшие.

— Так, — голос Лины был непривычно тихим и неуверенным, — давайте выясним., чего вы от нас хотите.

— Ха! — удивился шофер. — И они еще спрашивают!

И тут над ними навис человек весьма интеллигентной наружности. Сразу ни за что не скажешь, что бандит. Высокий лоб, тонкий нос, холеный подбородок с ямочкой. Словом, очень недурной типаж. А еще сестрам показалось, что они это лицо уже видели, и не один раз.

— Где тело, девочки? — мягко, словно желал спокойной ночи, спросил он.

— Тело? — выдохнула Лина.

— Тело, — кивнул импозантный красавец и душевно улыбнулся. — Так что вы скажете?

— Какое тело?

Алиса поняла, что Лина решила придерживаться принятого решения делать вид, что ни о каком теле в собственной машине они и слыхом не слыхивали.

— Тело, которое лежало в вашей «девятке», — терпеливо разъяснил Иннокентий Валерианович.

— Слушайте, это уже слишком! — вполне естественно возмутилась Лина. — Если бы в моей «девятке» лежало чье-то тело, я бы тут сейчас не сидела и всех бы этих приключений не хлебнула, а поехала бы сразу в милицию. Нет, никуда бы не поехала, а просто позвонила в милицию, потому что представить, как я сяду в машину, в которой лежит тело… Брр…

— Хорошо, — снова улыбнулся Иннокентий Валерианович. — Зайдем с другого конца: почему вы оказались в машине Принца?

— В чьей машине?

— Принца. — Он слегка побледнел.

— Вы ничего не путаете? — Лина прищурилась. — Вы уверены, что эта «девятка» действительно могла бы принадлежать принцу?

— Ну, ром-то там был вполне подходящий для принцев, — заметила Алиса.

— Эта «девятка» Принца, — слегка повысил голос Иннокентий Валерианович, покрываясь красными пятнами.

— Простите, какой страны принца? Вы меня извините, но человек с таким титулом вряд ли станет ездить на девятой модели волжского завода. Вот помните, к нам английская королева приезжала? Так она свой лимузин из Лондона привезла. Принц, конечно, не английская королева, но все-таки, я думаю, он имеет право рассчитывать хотя бы на «Мерседес». И потом…

— Молчать! — взревел Иннокентий Валерианович. — Молчать!

В наступившей тишине раздался сдавленный смешок шофера. Шеф медленно повернулся. Посопел в том направлении, потом строго глянул на сестер и тихо поинтересовался:

— Вам когда-нибудь ноги простреливали?

— Если вы так из-за принца обиделись, то ради бога, пускай это будет его «девятка». Я больше не спорю, — с неожиданной смелостью заявила Лина. Однако голос ее предательски дрожал.

— А пальцы ломали? — спокойно продолжил Иннокентий Валерианович.

— Да что вы в самом деле! — пискляво возмутилась Алиса. — Вы бы еще про разорванные ноздри припомнили. А у нас, между прочим, не 37-й год!

— Ты подумай, какие языкастые стервочки! — Косолапых сплюнул в сторону.

— Будете под дур косить? — Шеф распрямил спину, отчего показался сидящим на земле сестрам необыкновенно представительным и зловещим. Как Мефистофель.

— Ничего, и не таких обламывали, — пообещал Саша.

— Ни под кого я не кошу, — Лина спрятала руки за спину, — я просто не понимаю, о чем вы.

— Но ответить, почему вы ехали в чужой машине, ты можешь? И заметь, раз я знаю, что это была не твоя машина, значит, я знаю и про все остальное. И про труп, и про сообщников. Все!

— Тогда что вам от нас нужно, раз вы все знаете? — удивилась Алиса.

— Да что с них спрашивать, — обозлился вдруг Косолапых, — как пить дать, они на Барышкина работают. Его организация. Почерк чувствуется.

— Ну вы же взрослые люди! — с отчаянием крикнула Лина. — Ведь это проще пареной репы! Мы пили колу в кафе, ждали Бычка, чтобы захватить его с собой. Мы собирались поехать к бабушке в Тулу. Но Бычок не пришел. Мы прождали час, а потом сели в машину и поехали. Потом вспомнили, что сумки свои сунули в багажник. А в сумках телефоны. Мы открыли багажник и увидели мертвого Бычка. Как он туда попал, мы понятия не имеем. Может быть, его ваш принц нам подсунул, а может, еще дурак какой. Ну, господа хорошие, откуда нам знать! Мы перепугались, хотели выехать из Москвы и выкинуть мертвого Бычка из багажника, потому что мы с ним договаривались везти его живым, а не мертвым. И умереть у меня в багажнике с его стороны форменное свинство. А потом мы заблудились в лесу, потому что хотели забраться в чащу, подальше от людей. А потом у нас угнали машину. Мы пошли в поселок, чтобы позвонить, а там дерутся и машина стоит открытая. Мы испугались, потому что только тогда поняли, что труп в багажнике просто так не появляется. Ну, и сели в чужую машину, чтобы поехать к родителям…

Саша вдруг скакнул к Лине, схватил ее за горло и заорал:

— А ну колись, стерва, иначе бошку откручу!

— Не тронь ее! — взвизгнула Алиса и, не помня себя, полоснула ногтями по его небритой роже.

Косолапых с воем отлетел в темноту.

— Спасибо, — с чувством поблагодарила сестра.

— Ну вот, Александр Васильевич. Теперь тебя не только раздели и ствол отобрали, еще и рожу раскорябали, — хихикнул шофер.

— А ты не умничай, — оборвал его шеф, — иди сюда и продолжай допрос.

Шофер осторожно приблизился к дереву и присел. Но сидел на корточках нервно, ерзал, явно опасаясь нападения. Наверное, не очень ему хотелось получить такую же отметину на физиономии, какая теперь украшала щеку Косолапых.

— Ну-с, дорогие мои, — слащаво пропел Иннокентий Валерианович, — так мы когда-нибудь доберемся до сути?

— Хорошо, — сдалась Лина, — вы нам не верите.

— Ни единому слову, — кивнул шеф, — потому что ваш рассказ кажется мне полным бредом. О таком даже кино не снимают. Ну надо же, понятия они не имели, откуда у них труп в багажнике!

— Уговорили. Мы остановились на некоем принце, которого вы усадили в отечественную «девятку», — тихо напомнила Лина. — Но если для вас эта тема неприятна, давайте поговорим о другом. Например, о том, когда вы нас отпустите.

— Об этом говорить пока рано, — шеф потер переносицу. — Если опять начнете притворяться, будто не знаете, кто такой Принц, то мы вообще вряд ли о чем-нибудь договоримся.

— Но я правда не знаю никакого принца! — Алиса принялась было хныкать, но, получив тычок в бок от сестры, всхлипнула и замолкла, предоставив ей поле для фантазии.

Чем та не преминула воспользоваться.

— Ладно, мы действительно работаем на Барышкина. — Она изобразила на лице мучительную борьбу между долгом и желанием выжить. В конце концов победило последнее. — В банде.

«Ну мы и попали! — подумала Лина. — А ведь возьмут и примут за своих, то есть за бандиток. Ну и ну… Мы в банде. А в банде только девушки…»

— А! — раздалось из темноты. — Что я говорил?!

К ним подскочил Саша:

— И как же все удумали, гаденыши?

— Не стоит называть господина Барышкина гаденышем, — поправила его Лина. — Он этого не заслуживает.

— Это как поглядеть, — снова хохотнул шофер.

Алиса пожала плечами:

— Человек, который придумал и осуществил столь смелую операцию, вряд ли заслуживает эпитета «гаденыш».

— А я и не про него, — обозлился Саша, — я про вас и ваших сообщников, которых когда достану, я… — Он набрал в легкие побольше воздуха и выпалил: — Я с них шкуру сдеру!

— Охолонись! — рявкнул Иннокентий Валерианович и снова обратился к сестрам: — Продолжайте.

— Ну, давай. Ты у нас мастер на эти дела, — Лина снова пихнула сестру в бок. Шеф и его помощники вряд ли поняли, что она имела в виду, говоря про «мастера». А Алиса, конечно, поняла. Только она умела сочинить байку за считанные секунды, да такую, которая похожа на правду больше, чем сама правда. А что поделаешь, большой опыт опозданий на лекции. Тут ведь одной бабушкой, переведенной через дорогу, не обойдешься.

— Значит, так… — она нахмурилась. — Принц ехал за нами в своей «девятке». Гм…

— Но ведь он орал на своих идиотов за то, что те сунули труп в вашу машину, — озадаченно проговорил Косолапых.

— А это потому, что Принц никакого отношения к делу не имеет. Его идиоты работают на Барышкина, вот и все. Принц приказал им сгрузить тело в свою машину и вывезти за город. Он же не знал, что тело это такое важное. Ну, а мы просто подогнали свою вовремя. Потом идиоты Принца сунули груз в багажник, и мы поехали.

— Все равно не понимаю, — удивился Иннокентий Валерианович. — Чего же он за вами погнался?

— Ну… так ведь и было задумано. Это же тонкая штука — психология. Господин Барышкин все точно рассчитал, мол, Принц, как узнает, что тело сунули в чужую машину, захочет догнать. Он ведь не понимает, что груз нарочно увезли, а думает, что мы простые лохушки, которые, обнаружив труп в собственной машине, кинутся в милицию. Ну, и те сразу на него выйдут.

— Уж лучше бы мы были простыми лохушками, — тихо проворчала Лина. — Как-то неуютно я себя чувствую в шкуре продвинутой девицы.

— А зачем Барышкину нужна эта погоня?

— Как? А подстраховка?! — Алиса округлила глаза, давая шефу понять, что он сморозил глупость. — Дело-то рискованное. Пока мы до леса бы добрались. Господин Барышкин понимал, что вы можете за нами погнаться. Правда, обещал, что вы не так расторопны. Вот в этом он ошибся.

— Еще бы! — пробасил польщенный Косолапых.

— А дальше? — на Иннокентия Валериановича грубая лесть не произвела никакого впечатления.

— Дальше идиоты Принца сдали самого Принца и смылись. Ну, перед этим мы совершили обмен машинами.

— Так, и где теперь ваша «девятка»?

Алиса пожала плечами:

— Наше дело было доставить машину до леса. Дальше господин Барышкин нам рисковать ни за что бы не позволил. Да он в это дело и не втравил бы нас, если бы знал, как все обернется. Вот она, — она кивнула на Лину, — она же его девушка!

Лина икнула и нехорошо покосилась на сестру.

— Барышкин ваш — полный придурок, если пустил в дело собственную кралю, — прошипел Косолапых.

— Так ведь дело того стоило. Дело серьезное, допускают только своих. Я, между прочим, тоже ему не чужая, а племянница.

— Это похоже на Барышкина, — задумчиво изрек Иннокентий Валерианович. — Подозрительный он, гад.

— Нет, ну как все продумал, а? — зло восхитился Саша.

— Ага, — снова хохотнул шофер, — только нас не учел.

— Ты сказала, что Принца сдали, — напомнил шеф. — Кому?

— Агенту Барышкина, разумеется, — не моргнув, ответила Алиса. — У него же в этом лесу целый батальон. Теперь пытают Принца в сельпо, не узнал ли он чего, пока ехал в машине со своими идиотами. Ну, на предмет, может, они проговорились. Они хоть и купленные с потрохами, а все равно идиоты. Могли ляпнуть что-нибудь при нем.

— Господи, чего его допрашивать. Прикончили бы, и все, — изумился Косолапых, — хоть одной мразью меньше.

— Не-ет, — зловредно протянула Алиса, — у господина Барышкина с Принцем свои дела. Вы его просто не знаете. А он человек не такой уж и никчемный. Он связи обеспечивает.

— Принц?! Связи?! — возмутился Косолапых.

Алиса снова пожала плечами:

— Я же говорю, что ничего вы про него не знаете. Убить его — больше лишиться, нежели приобрести.

— Погоди-ка, — Иннокентий Валерианович подергал свой аристократический нос. — Выходит, знать о том, где находится машина, может только Принц, который сейчас в сельпо? Кстати, а почему в сельпо-то?

— Они там вроде базы устроили. В общем, окопались. Место стратегически выгодное.

— Точно! — шофер хлопнул себя по лбу. — Я говорил, что все дороги ведут в Иванцы. Ну Барышкин, ну стратег!

— То-то они распоясались в лесу. Людей раздевают! — погрустнел Косолапых. — Надо же, штаб устроили. А мы, получается, торчим на вражеской территории? — Он оглянулся по сторонам, видимо, ожидая найти в ближайших кустах засаду.

— Так! — Иннокентий Валерианович приосанился. — Хватит бремя терять. Нужно подбираться к этому сельпо.

Он повернулся к Косолапых:

— Девчонок береги, как собственную задницу.

— Не стал бы я делать таких сравнений. Особенно после его выхода из леса, — усмехнулся зловредный шофер.

— Чего?! — Косолапых скорчил презрительную гримасу и шагнул в его сторону.

— Без глупостей! — прикрикнул шеф, потом подобрел немного, похлопал Сашу по плечу: — Когда все закончится, я отдам тебе его. И можешь свернуть ему башку, если захочешь. А сейчас береги девчонок. Они — наша единственная надежда на возвращение потерянного. — Он кивнул шоферу. — Свяжи их пока.

Тот не без удовольствия принялся исполнять приказ и так скрутил сестрам локти и лодыжки, что те взвыли.

— Поаккуратнее! Понимай, с кем дело имеешь, — напомнил ему Иннокентий Валерианович. — Если войну с Барышкиным развязывать, то не из-за двух же дурех. Это было бы несерьезно.

Он вытащил из кармана пиджака мобильник и принялся давить на кнопки, приговаривая:

— Нам теперь без подкрепления не обойтись. Трое в эпицентре барышкинской группировки — шутка ли. Ну приятель, ну хитер, ворюга паскудная! Алло! Коля? Бери ребят и выезжай к Иванцам. А я не просил рассказывать мне, какая это дыра! Сам вижу! Я говорю, выезжай. Потому что нужен ты здесь, дурак! Да… всех ребят бери, и с полным вооружением. И чтоб через час, больше не продержимся. Да, все именно так серьезно.

Он отключил телефон и глянул на связанных сестер. Видимо, остался доволен результатом, даже улыбнулся как-то умиротворенно. Еще бы, девчонки и пошевелиться не могли. Шофер постарался на славу. Потом шеф кивнул Косолапых:

— Мобильный при тебе?

— С чего бы ему иметь мобильный? — весело удивился шофер. — В последний раз, как он пописал, он даже без трусов остался. Здорово парня пробрало, да?

— Я телефон в машине оставлял! — сквозь зубы процедил Саша.

— Тогда будем держать связь.

С этим Иннокентий Валерианович растворился в тенях деревьев. Шофер, подмигнув Саше, скользнул за ним. А Косолапых разразился долгим шипением, из которого явственно слышались лишь предлоги «в» и «на».

— Мать, дай водички… дай водички, мать твою… — скулил в подсобке Принц.

Поначалу Людка, движимая порывом сострадания к арестанту, хотела было пожертвовать для него бутылку «Колокольчика», но, подойдя к запертой двери, содрогнулась и отступила.

«А что, если жажда только предлог, чтобы обмануть доверчивую женщину? — подумала она. — Что, если я открою дверь, а он возьмет да и сбежит? И меня укокошит? А у меня ведь жизнь только начинается…»

Перед ее глазами предстал красивый образ белокурого борца за справедливость и порядок (именно так она называла про себя агента 0014, что в принципе вполне соответствовало правде).

Людка мечтательно вздохнула и ласково пропела:

— Хрен тебе, а не попить. Стану я рисковать ради такого дерьма.

— Ах ты, ведьма многожирая! — изысканно обозвал ее арестант. — Чтоб ты подавилась, чтоб зубы у тебя повыпадали… — Он набрал в легкие побольше воздуха и истерично крикнул самое обидное, что смог придумать: — Чтоб ты потолстела еще на двадцать кило!

Людка набычилась, плюнула на дверь, потом пнула ее со всей силы.

Дверь подозрительно «крякнула». Продавщица в испуге отскочила в сторону, чтобы больше не подвергаться искушению пинать дряхлую дверь. В порыве гнева она как-то забыла, что находится в сельпо и что все здесь, включая и эту чертову дверь, существует со времен царя Гороха.

— Ну ты, жиртрест! — хохотнул Принц, намеренно желая вывести женщину из терпения. — Бройлерная свинья! Ты на себя давно в зеркало любовалась? А ты приглядись, если, конечно, сможешь вытащить свои глазки из щек.

Людка заскрипела зубами, но, схватившись за край прилавка, удержала себя на месте. Только процедила:

— Вот придет… — Тут она запнулась, поняв, что не знает имени мужчины своей мечты.

— И что? — издевался за дверью Принц.

— Он тебе зубы проредит. — Людка раздула ноздри.

— Уж не за тебя ли, красавица?

— За всех! — Ее пальцы впились в прилавок.

— Ага. А особенно за такую перебродившую сивуху, как ты! Ты что себе там навоображала, мать сотни поросят, что такой видный блондин полезет драться из-за тебя?! Я же говорю, в зеркало-то посмотри!

— Заткнись! — рявкнула Людка, глотая слезы. — Заткнись ты лучше!

— С чего бы мне затыкаться? — вяло, но громко отозвался Принц. — Я ж правду говорю. Я тебя как увидел, так на полгода всякое мужское желание потерял. Уж лучше бы я и не заходил в твой вонючий магазин. А что до твоего горячего финского парня, так он сбежал, милая. Крик в лесу! Ха-ха-ха! Стандартный трюк, чтобы отвязаться от прилипчивой уродины. А ты-то свои губищи красной дорожкой раскатала! Ха! Да ты не печалься, это ж сразу понятно, кто он, а кто ты. У него девах с длинными ногами больше, чем у тебя волос под мышкой.

— Заткнись! — горячая слеза скатилась по Людкиной щеке. — Заткнись, иначе я за себя не ручаюсь!

Принц потер руки и с энтузиазмом продолжил:

— Тебе бы по своему… гм… уровню парня найти. Ну, где-нибудь в местной тусовке. Зацепи тракториста или лучше… скотника. А знаешь, хорошая пара получится: скотник и его толстенная свинья. И тебе хорошо будет: скотник ведь знает, как со скотом обращаться!

— А-а! — сиреной взревела Людка и, презрев осторожность, ринулась к ненавистной двери.

Амбарный замок, запиравший ее, отлетел на добрых три метра и брякнул под подоконником, но Людка этого уже не слышала. Рывком она открыла дверь, и прежде, чем Принц успел что-то сообразить, двинула ему кулаком промеж нахальных глазенок. Он даже не пикнул, а рухнул мешком на пол, где и застыл.

— Гаденыш! — прошипела продавщица, пиная ногами беззвучное тело. — Сам свинья, тушенка тухлая, падаль…

Захлебываясь самыми грязными и изысканными ругательствами, которые только приходили в голову, разгневанная женщина лупила своего обидчика. Так, наверное, продолжалось бы довольно долго, может быть, до самого утра, и в этом случае от Принца бы мало что осталось. Но тут Людкины плечи обхватили сильные мужские руки и потянули ее, не в обиду будь сказано, упитанное тело вон из подсобки.

— Мразь, дрянь, падаль подзаборная, алкаш хренов! — неистово тараторила Людка, стараясь вырваться из чужих объятий и вернуться к прерванному занятию.

Сильные мужские руки попытались объять ее талию, но поскольку это было невозможно, то ухватились за шею и прижали головой к мощной мужской груди.

— Успокойся, успокойся, — зашептал агент 0014, гладя ее по всклокоченным волосам. — Ну, что еще стряслось?

— Ты?! — Она подняла заплаканное лицо с болезненно красными щеками. — Ты вернулся?

— Да. — Он улыбнулся ей улыбкой, способной вывести из строя промышленный рефрижератор.

— Ох… — Людка упала лбом на его плечо и захлюпала.

Плечи ее сотрясались с такой неистовой силой, что шаткие половицы под ее ногами жалобно заскрипели и агент 0014 едва сохранил равновесие.

— А я новых приволок, — торжественно, словно охотник, вернувшийся с промысла, объявил он, чтобы как-то разрядить слезливую атмосферу, — ты их знаешь.

Людка глянула на сваленных в кучу все еще недвижимых Кудрявого и Беку и всхлипнула:

— Господи-святы! А этих-то бандитов ты зачем приволок?

— Ну, они ведь только с пистолетом бандиты, — легкомысленно отмахнулся агент, — а так просто животные. Представляешь, хотели меня ограбить.

Людка улыбнулась ему и, закрыв глаза, произнесла:

— Какой же ты герой!

Судя по легкому румянцу, тронувшему щеки агента, похвала пришлась ему по душе, однако, обладая изрядной скромностью, столь приличествующей сильным и смелым, он смутился и буркнул под нос:

— Да какой там герой, право слово. Геройство: двух сопляков уложить…

— Нет-нет, не отпирайся! Ты действительно герой, — жарко заспорила продавщица, все еще не открывая глаз.

А когда все-таки разомкнула веки, его уже не было рядом. Он с мальчишеской прытью подскочил к подручным Принца и с задором вопросил:

— И куда же нам их пристроить?

Людка, разочарованная столь внезапной кончиной романтической сцены, вяло пожала плечами.

— В подсобку нельзя, — сказал Агент, оглядывая торговый зал сельпо. — Они ведь выйдут когда-нибудь из спячки. Дверь хлипкая, втроем они ее одолеют.

— Ну… — растерянно протянула она. — …у меня же все-таки магазин, а не КПЗ.

— Ага! — обрадованно воскликнул агент, вытаскивая из кармана жилета наручники. — Мы их сейчас прикуем к чему-нибудь.

— Это к чему, интересно? — забеспокоилась продавщица.

— А вот смотри, какая симпатичная стойка с халатиками, — агент ей подмигнул, — как раз в гамму.

— Так что это получится: покупатели и халат у меня купить не смогут?

— А давно в последний раз покупали? — Агент удивленно вскинул брови, оглядывая жалкий ассортимент женской одежды, висящей на означенной стойке.

— Да в прошлом году, кажется… Бабка Рая приобрела… — Она вздохнула и добавила: — Покойница…

— Ну, в таком прет-а-порте действительно окочуриться можно со страху. Как глянешь на себя в зеркало в эдаком прикиде, и все! — Агент провел ребром ладони по шее и усмехнулся.

— Да, молодежь нынче за шмотками на рынок ходит. Валька косоглазая так только там и одевается.

— Бедные вы, — вздохнул агент.

— Не все, — с достоинством буркнула Людка и распрямила плечи.

— Ну, в общем… — Он не знал, что на это ответить. Социальные темы всегда заводили его в тупик. Поэтому он решил, что лучше займется делом. А потому перетащил тела Кудрявого и Беки к стойке и с ловкостью киношного полисмена пристегнул наручниками к железному остову.

— Все, теперь никуда не денутся, — довольно оглядывая плоды своего труда, возвестил агент.

Он вытер вспотевший лоб ладонью, и вдруг Людке показалось, что он посмотрел на нее как-то странно. Она поняла, что настал решающий ее судьбу момент. Припадая на обе ноги, продавщица посеменила к мужчине своей мечты.

Увидав такое, агент неестественно дернулся к окну, но, взяв себя в руки, распрямил плечи. Людка сокращала расстояние с каждой секундой. Агент икнул, пискнул: «Только позвоню!» — и метнулся к телефонному аппарату, изображая ужасную занятость.

Джеф снова посмотрел в окошко. На сей раз уже с тревогой. Они ехали добрых полчаса и по всем здравым рассуждениям давно должны были попасть на какую-нибудь бетонную магистраль. Однако вместо этого все глубже забирались в ночной лес.

— Эй, парни, — позвал он, — а куда мы едем?

— В Москву, как заказывал, — весело отозвался Шпунтик.

— А почему по лесу? — почему-то не на шутку забеспокоился Джеф.

— Так короче. — Шпунтик довольно усмехнулся.

Винтик повернулся к пассажиру и красноречиво пожал плечами.

Тот замер, ожидая чего-то очень нехорошего.

— Ты нам лучше расскажи пока, много певцы зарабатывают? — спросил Шпунтик.

— Кто как… — Со страху Джеф едва ворочал деревянным языком.

— И кто как?

— Ну, не знаю… «Звезды» очень много, а те, кто по мелочи… в общем, по-всякому.

Разговор как-то не клеился.

— А ты много? — настаивал Шпунтик.

Джеф вырос в приличной, даже интеллигентной семье, во всяком случае, по линии матери, а потому не мог не ответить на обращенный к нему вопрос. Он вздохнул:

— Я же не перец. Я — репер.

— А какая, хрен, разница? — удивился Шпунтик. — На сцене же торчишь, концерты даешь, значит, певец. Не танцор же и не юморист.

Джеф не был воспитан настолько хорошо, чтобы пуститься в просветительскую беседу (все-таки по линии отца не все в роду были достаточно интеллигентны), а потому пропустил обидное смешение репа и попсы и просто ответил:

— Тысяч пять за концерт.

— Да ну! — удивился Винтик. — Потоптался, покряхтел — и пять штук?!

— Не совсем так. — Джеф решил проглотить и эту обиду. Все-таки лес кругом темный, их двое, он один. В таком положении лучше не вступать в опасные споры. — Нужно написать программу, отработать ее и вокалом, и с подтанцовкой. Еще аранжировщикам бабок отвалить, так что труд и вложения тоже немаленькие. Это из зрительного зала кажется, что человеку на сцене все просто дается. А на самом деле очень тяжело.

— Не понимаю, — изумился Шпунтик. — Нет, я еще могу понять, зачем там «Любэ» или даже Алла Пугачева столько сил прикладывают. У них хоть получается хорошо. Музыка какая-никакая, песни. В общем, двигают культуру.

— Это ты загнул! — возмутился Винтик. — «Любэ» не никакую музыку пишут, а самую что ни на есть какую!

— Сейчас не об этом! — оборвал его приятель. — Я про то, что люди, у которых получается, не зря трудятся, а ты-то зачем пашешь. Ведь все равно хрипишь и топчешься, как ни утруждай себя. Это значит, не получается у тебя ни хрена. И чего зря стараться?

Джефа перекосило. От подобных зрительских мнений его с самого начала ограждали, а потому ничего подобного он и не слыхал никогда. Обида застыла в горле раскаленным куском. Он поперхнулся ей и прошептал:

— Многим же нравится.

— Кому? Девкам молодым да пацанятам? — брезгливо скривился Шпунтик.

— А чего они, не люди? — защитил своих поклонников репер.

— Какие же они люди? — искренне не понял Шпунтик и пояснил: — Они же просто недомерки.

— Они люди будущего, — с достоинством, защищая все свое поколение ответил Джеф.

— Хорошенькое у нас будущее. — Шпунтик сплюнул в открытое окошко. — Что же вы сможете сделать, если уже сейчас хрипите и топчетесь?

Джеф тоскливо посмотрел на него. Такие разговоры были ему хорошо знакомы. Каждый вечер мать его этим самым донимала.

— Мы будем просто жить, — уверенно ответил он, — по возможности счастливо. И не мешать друг другу. И терпеливо принимать то, что нравится хотя бы одному из нас, потому что каждый человек — это личность. Люди не стадо, которому нравится одно и то же. А если одному нравится хрипеть и топтаться, а другим нравится это смотреть и слушать, значит, в жизни этому должно быть место. Разве не так? — Отчасти красноречие Джефа усиливал тот факт, что машина наконец выбралась из леса на открытую дорогу и устремилась прямо на редкие огоньки окон.

— Да ты философ, как я погляжу, — процедил Шпунтик. — А куда денется твоя философия, если тебе деньги перестанут платить?

— В нашей жизни спрос диктует предложение. Обычная рыночная система, — пояснил репер. — Не будут платить, найду себе другой заработок. А песни станут моим хобби.

— Ну, а пока твои песни не перешли в разряд твоих хобби, — Шпунтик нехорошо усмехнулся и перескочил на деловой тон, — ты богат.

— Достаточно, — кивнул Джеф.

— Это хорошо, — одобрил Шпунтик.

— Да, в общем-то, не жалуюсь…

— Делиться любишь? — осведомился Шпунтик.

— Смотря с кем.

— Значит, не любишь делиться. А придется.

— В каком смысле?

Винтик снова повернулся к нему и многозначительно пожал плечами: мол, сам ничего не понимаю, приятель.

— Отстегнешь нам пару сотен тысяч.

— Сколько?! — Джеф аж подпрыгнул на сиденье. — Ну вы, ребята, загнули. К тому же мы еще не доехали до Москвы, чтобы торговаться.

Машина как раз въезжала в дачный поселок.

— Кто сказал, что мы собираемся торговаться? — удивился Шпунтик и, повернувшись к Винтику, повторил вопрос: — Мы собираемся торговаться?

Тот изобразил на физиономии полное недоумение, а вдобавок еще и руками развел.

— Вот, торговаться мы не собираемся, — констатировал Шпунтик. — К тому же кто сказал, что мы едем в Москву?

— Но вы же… — Зубы у Джефа предательски заклацали.

Тут же родилось в голове.

Джеф непроизвольно поморщился оттого, что от строчек явно несло попсой.

Шпунтик увидел это в зеркало заднего вида и усмехнулся:

— Что, не нравится?

— Не нравится что? — решил уточнить репер.

— Место не нравится? — Шпунтик кивнул на неопрятные домишки, стоявшие вдоль колдобистой дороги, по которой они ехали.

— Это не Москва, — ответил Джеф.

— Ясное дело, — уверил его Шпунтик. — Но все равно мы уже приехали.

— Не понял?

— Допустим, ты должен нам за поездку в Москву пять сотен тысяч долларов. Ты же сказал, что заплатишь любую сумму, какую мы запросим, — ласково пояснил Шпунтик. — Таких денег у тебя при себе, разумеется, нет. Мы же рады бы тебя довезти до Москвы, да уж больно мы недоверчивые, понимаешь. Ведь как бывает, докинешь человека до дому, он побожится, что вынесет деньги, а потом в подъезд шасть — и ищи его свищи. Вот потому ты позвонишь домой, тебе привезут деньги, ты нам их отдашь, ну а мы с радостью отвезем тебя куда нужно. Правда, Винт?

Винтик зачарованно кивнул, в который раз за этот день дивясь уму и красноречию своего приятеля.

Зато Джеф не разделил его восхищения. Он насупился:

— Что-то я не понял…

— Это очень просто. — Шпунтик подмигнул ему в зеркале. — Пятьсот тысяч баксов, то есть пол-лимона, носят в большом железном кейсе, а руки у тебя пустые. Кейса я не вижу, значит, и денег таких при тебе нет.

— Это мне как раз понятно. Я не понял про остальное. Вы что же, берете меня в заложники?!

— Ага! — радостно улыбаясь, кивнул ему Винтик, до которого наконец дошел смысл всего сказанного.

— Но это же дикость какая-то! — возмутился репер.

— Кому дикость, а кому стабильный доход, — рассудил Шпунтик.

Он въехал в покосившиеся раскрытые ворота, за которыми стоял очень старый, по большей части облупленный дом, заглушил мотор, повернулся к перепуганному Джефу и одарил его лучезарной улыбкой.

Генерал Авоськин шумно допил пятый стакан чая и выдохнул горячим паром. Подполковник Стрельников отвернулся к окну, незаметно поморщившись. Он не первый год служил под началом генерала, прекрасно знал, что мыслительный процесс Авоськина всегда выражается в громко причмокивающем распитии горячего чая, тем не менее не смог справиться с собой. Слушать это хлюпанье ему было неприятно.

«Салага!» — отстраненно подумал Авоськин, все равно заметив гримасу подчиненного.

— Фью-ить… — Он блаженно зажмурился, но быстро вышел из сладостного посапывания и деловито спросил: — Итак, что мы имеем?

Стрельников отвернулся от окна и уставился в противоположную стену. Час назад он уже признался себе, что начал потихоньку тупеть. Как ни крути, а вторые сутки пошли без сна и какого-либо отдыха. И все без толку. Тело не найдено.

— Понятно, — изрек Авоськин, кинув косой взгляд на подчиненного. — Есть вести от агента 0014?

— Он начал действовать, — туманно доложил подполковник.

— И в чем это выражается?

— Пока не знаю. Но в чем-нибудь, да должно наконец выразиться. — Стрельников почувствовал легкое раздражение, скорее всего от усталости.

— А… — неопределенно протянул Авоськин и усмехнулся: — Мало того, что он спутал нам карты в пяти странах, окончательно испортил отношения с Ираком, чуть было не развязал войну с США, так теперь еще половину родины разнесет к чертовой матери. А что еще можно ожидать от мужика с женской грудью!

— У него уже нет женской груди! — буркнул Стрельников.

— Тем хуже для него. С грудью у него хоть шансы были…

— Как это?

— Да бес его знает, как, но из всех передряг первыми вытаскивают седых и грудастых. Ну, еще малолетних. Только за малолетнего твой 0014 вряд ли сойдет.

— Может, пора послать отряд в этот район?

— Не-е-е, — помотал головой Авоськин, — рановато. Я вот что тебе скажу. По-моему, четырнадцать — это несчастливое число. Я много думал об этом. Не дюжина, не чертова дюжина, еще не уверенная «пятнашка», а так, что-то невразумительное. Подростковое какое-то… И у меня зародилось подозрение…

Какое подозрение зародилось в мудрой голове начальника, Стрельников так и не узнал, потому что зазвонил телефон экстренной связи. Да зазвонил так, что вздрогнул и сам генерал, и подчиненный, и все те, кто в этот момент припали ушами к наушникам, дабы узнать, какие тайны скрываются за толстыми стенами этого кабинета.

— Алло, — сухо ответил в трубку Авоськин и вдруг вскочил, словно его стул снизу проткнули здоровенной иглой и оная игла впилась в мягкое место генерала по самое ушко. — Как?! — нервно крикнул он. — Что?! Нет!

Он кинул трубку на рычаг, рухнул обратно на стул и, обхватив голову руками, еле слышно прошелестел:

— Вот и все!

— Не понял? — Стрельников нагнулся почти подобострастно.

— Чего же тут непонятного? — тускло ответил ему генерал. — Счетчик-то, оказывается, работает. С того самого выстрела и работает. Так что жить нам всем осталось не более восьми часов.

Он повернул болезненно искривленное лицо к Стрельникову:

— У тебя грудь есть?

— Да будет вам, — возмутился тот. — Что вы зациклились на груди-то!

— Очень советую заиметь, — вполне серьезно изрек Авоськин. — Помни, при таких делах спасают только детей, стариков и грудастых.

— Может, все-таки послать подкрепление в квадрат «26»?

— Тихо. — При упоминании точного места операции испуганно зашипел на него начальник, а потом махнул рукой, мол, чего уж теперь, и молвил: — Валяй.

Стрельников схватил трубку телефона внутренней связи и принялся отчаянно молотить по рычагу.

— Ищите, ищите эту чертову «девятку», — ныл Авоськин, слабонервно упав щекой на стол.

— Алло! База! — кричал в телефон Стрельников. — Срочно отряд спецназа в квадрат «26». Да, тот самый, с центром в селе Иванцы. Да! Все, что можно: людей, боеприпасы, технику и робота по обезвреживанию. Вы что там, совсем мозги пропили?! Какой, к этой матери, плановый техосмотр?! У нас военная операция. А мне плевать! Найди мне робота где хочешь!

— Ну посмотри, Шпунт! — Винтик показал на крепко привязанного к стулу Джефа. — Как думаешь, кляп нужно вставлять?

— Парни, — слабым голосом позвал репер, — не нужно кляпа. Тут что кричи, что не кричи. Я ж нормальный человек. Я понимаю.

— Ладно, — великодушно согласился Шпунтик. — Не нужно ему кляп пихать.

Он почесал всклокоченный затылок:

— Что теперь делать-то, а?

— Ну, как… — Винтик тоже почесал затылок. — Обычно в таких случаях звонят кому-нибудь и деньги требуют.

— Это-то я понимаю. Только вот кому звонить и откуда? — Шпунтик повернулся к Джефу: — Ты ведь крутой?

Тот пожал плечами.

— Раз «звезда», значит, крутой, — заявил Шпунтик, — значит, у тебя должен быть мобильник.

— Нету у меня ни хрена! — буркнул репер.

— Врет, — предположил Винтик, — нужно его обыскать.

— Ищите, ищите, — усмехнулся Джеф. — Очень нужно мне телефон от вас прятать. Можно подумать, я тут до конца века сидеть собираюсь. Был бы телефон, стал бы я ловить машину в лесу, а? Нет у меня трубы. Я же клип снимал. Телефон оставил в вагончике.

— И где этот вагончик? — поинтересовался Шпунтик.

— Смеетесь! Я понятия не имею, в какой области нахожусь. Вагончик! Ха!

— Ладно. — Шпунтик погрузил обе руки в косматую шевелюру. — Что-то нужно придумать…

— А чо тут думать, — Винтик пожал плечами, — идти нужно к Людке в ее магазин.

— С ума сошел! Рассвет скоро, она его еще вечером закрыла.

— Не-а, — Винтик подмигнул, — мы мимо проезжали, помнишь? Все окна горели. Какие-то у нее там шашни.

— Слушай, я не хочу напороться на чьи-то шашни, тем более на Людкины. Ты же знаешь, какая она стерва.

— Да, — погрустнел Винтик, — стерва еще та. Всем известно. Но делать нечего. Если только на машине опять до дороги съездить…

— И где там телефон? — изумился Шпунтик.

— Ну… у каждого поста ГАИ обязательно должен быть телефон, — принялся рассуждать Винтик.

Но Шпунтик не дал ему закончить мысль.

— Совсем рехнулся! — раздраженно крикнул он. — ГАИ! Это же не наша машина! Может, сразу в отделение милиции поедем? А что, попросим позвонить. И начнем прямо в кабинете у опера выкуп требовать. Даже, может быть, забавно получится.

Оба захихикали. Когда успокоились, погрустнели. Винтик вытащил из принесенной сумки бутылку водки. Откупорил, приложился к горлышку, потом передал приятелю. Тот тоже глотнул, глянул на несчастного Джефа, предложил:

— Хочешь?

— Не, — тот замотал головой, — я не пью.

— Что, совсем? — удивился Винтик. — Вот бедолага. Язвенник?

— Нет, просто не пью, и все.

— И никогда не пробовал?

— Нет.

Винтик вздохнул, посмотрев на пленника с сожалением:

— Ты много потерял, приятель.

— Дай ему, пусть глотнет. А то взорвется сейчас, — великодушно разрешил Шпунтик. — Ситуациям нервная. Вот если бы меня так к стулу привязали, я б тут же сдох. А этот крепкий парень, держится. Уважаю.

— Реперы все крепкие, — не без гордости отвечал Джеф.

— А ты правда с бандитами стрелялся? — поинтересовался Винтик. — Помнишь, ты еще пел даже при этом. Ну не пел словом, басил там что-то.

— Ну вы, ребята, даете! — усмехнулся Джеф. — Это же клип был. Художественное кино.

— А… — разочарованно протянул Винтик. — Значит, и бандиты ненастоящие. Но ты все равно выпей. Тут же не клип все-таки.

Он приставил горлышко бутылки к губам репера. Тот сначала вертел головой, протестовал. Потом смирился, поняв, что не отстанут от него. Глотнул водки, закашлялся.

— Ну как? Душевно? — осведомился Винтик. И, видя мучения репера, успокоил: — Ничего, сейчас осядет, станет душевно. Правду тебе говорю.

— Так что? — прервал его Шпунтик. — Неужели к Людке тащиться?

Винтик вздохнул:

— Больше не к кому. — Он сочувственно посмотрел на приятеля. — Не страшно?

— Все-таки оружие теперь есть. — Шпунтик вытащил из кармана и покачал на ладони тяжелый пистолет. — Разберусь с ней как-нибудь.

Винтик с недоверием покосился на пистолет и заметил:

— Такую тушу, как Людка, только китобойным гарпуном приструнить можно.

— Ничего, прорвемся, — с геройской удалью заверил его Шпунтик. — Кому звонить-то? — Он нагнулся над все еще фыркающим Джефом. — Этому твоему, как у вас там у всех есть… продюсеры, кажется?

— Нет, — прохрипел тот. — У Бори таких денег нет. Звони отцу, что ли…

— У тебя что, папашка бабцы отбирает? — усмехнулся Винтик.

— Почему отбирает? — изумился репер. — Просто он может внести выкуп, а остальные нет.

— Ладно, диктуй телефон.

Джеф назвал номер, Шпунтик записал его прямо на руке. Потом направился к двери. На пороге обернулся, еще раз оценил, хорошо ли привязана жертва похищения. Видимо, остался доволен, но для устрашения хмуро приказал другу:

— Смотри за ним и не вздумай водку лакать. Дело серьезное.

С этим он и вышел на улицу.

— Значит, так… — Генерал Авоськин крепко задумался, тупо глядя на телефонный аппарат городской связи. — Нужно выезжать из Москвы. Я должен позвонить жене, дочери, любовнице, своему зубному врачу и теще. Хотя нет, теще, пожалуй, я звонить не буду. Она мне уже скоро сорок лет как кровь сосет. Черт с ней…

Стремительное появление Стрельникова прервало его размышления. Он поднял на подчиненного глаза и грустно улыбнулся:

— Все-таки в глобальной катастрофе есть свои плюсы. Вот, например, что касается моей тещи…

— Агент 0014 вышел на связь, — пренебрегая субординацией, гаркнул Стрельников. — Будете с ним говорить?

К великому удивлению подполковника, начальник вздохнул и, поднявшись из-за стола, пробубнил:

— Нет уж, голубчик. Сами, сами. — Он глянул на подарочные командирские часы. Столько дел, знаете ли. К тому же через полчаса у меня назначен визит к священнику. Мало ли чего может случиться? Лучше уж подстраховаться…

У Людки сжалось сердце. Мужчина ее мечты говорил по телефону всего каких-нибудь пять минут, но за это время повзрослел лет на двадцать. Положил трубку на рычаг уже пожилой человек, сломленный годами и болезнями. Плечи агента 0014 опустились, обмякли, глаза потускнели, заморщинились в уголках, на скулы легли скорбные тени, а нос заострился. Он глянул на часы, охнул, посмотрел на продавщицу. В глазах его мелькнуло сожаление, которое та приняла на свой счет и тут же зарделась. «Важные дела, — подумала женщина, — не позволяют ему разделить со мной страсть этой ночи».

Однако она ошибалась. Если бы она могла прочесть мысли агента 0014, то крайне удивилась бы или, что более вероятно, поскольку женщины склонны принимать все на свой счет, жутко оскорбилась бы. Ведь в голове у агента роился клубок слов, сплошь нецензурных. Такое количество разнообразных ругательств он не употребил за всю свою жизнь. А вот теперь в одно мгновение всплыло все: и новое, и старое, и даже давно позабытое. Он взглянул на оцепеневшую у окна продавщицу:

— Все-таки они сделали это.

— Кто они? — не поняла Людка. — Что сделали?

— Они его включили.

— Что включили?

— Счетчик.

За свою практику в сельском бизнесе продавщица знала только один «счетчик». Вернее, два, но тот, который за электричество и по которому на селе никто никогда не платил, был не в счет. А вот по поводу первого она слыхала немало историй, в которых на «счетчик» ставили должника. Это означало, что на задолженную сумму начисляли проценты, и, если должник не возвращал деньги с этими процентами, его просто убивали. Людкино сердце сжалось, а глаза вылезли из толстых щек. Она заломила руки и пискнула:

— Сколько?! Сколько ты должен?

— Я? — удивился агент 0014.

— А кого же поставили на «счетчик»?

— Ах, ты в этом смысле. — Он натянуто улыбнулся, не забывая ругаться про себя отборными словами (момент был соответствующий — мир в опасности). — Нет, тут другое. Видишь ли, счетчик автоматический. Он переключил механизм в режим саморазрушения. Но механизм-то создавался для террористической акции, а потому вместе с саморазрушением заработала основная программа. Так что если я не найду ту «девятку», то всем нам, мягко говоря, хана.

— А грубо говоря? — решила уточнить Людка, которая, несмотря на романтический склад натуры, в денежных делах и сферах, недоступных ее пониманию, предпочитала ясность результата.

— Грубо говоря… — Агент задумался. — Существует много определений. Но за подобные слова, произнесенные в публичном месте, раньше сажали на 15 суток. А еще раньше вызывали на дуэль.

Продавщица хлопнула глазами, решив, что раз уж разговор зашел о 15 сутках лишения свободы, то дело действительно очень серьезное.

— А что значит «хана»?

— Ну… — Он очертил рукой круг в воздухе. — Механизм, о котором я говорил, не что иное, как аналог ядерного чемоданчика, который носит Президент страны. Технологии год назад были выкрадены из закрытого НИИ, а шифры украли совсем недавно. У нас же страна умельцев. Собрали второй ядерный чемоданчик, потом заменили коды первого на свои. Так что наши ракеты с ядерными боеголовками теперь слушаются сигналов этого чертового механизма.

— А президентские приказы, значит, не слушают?

— Нет. Теперь президентские приказы для них пустой звук. Развалилась страна, — грустно подытожил агент 0014.

— Тю! — процедила Людка. — Нашу страну отсутствием президентских приказов не развалишь. У нас от него, от Президента этого, 10 лет как одни пустые звуки исходили.

— Ты не понимаешь! — вскричал агент 0014. — Запуск ракет можно остановить, только выключив таймер в этой машине. Ни с какого другого пульта этого сделать нельзя. Так что, если я не найду «девятку», через несколько часов начнется Третья мировая война.

— А как же ее искать?

— У меня есть только один план: прочесать местность. «26»-го квадрата, ну, того, в котором мы сейчас находимся, «девятка» не покидала. Значит, она все еще тут. Но вот где?

— Знаешь, — Людка прищурилась, — из всех жителей этого квадрата самые подозрительные двое: некие Винтик и Шпунтик. Они не местные, москвичи, ошиваются тут на даче. В соседнем поселке, за лесом. Это недалеко. Так вот, какая бы гадость в нашем квадрате ни случалась, они всегда были к ней причастны. Они и местных грабят, и дачников, и вообще… даже в мой магазин заявлялись. А теперь еще и чулки на бошки цепляют, думают, не узнают их. Сволочи, одним словом. И я думаю, такие они гады, что и Третью мировую войну развяжут, не поморщатся. Помяни мое слово — уж кто-кто, а они точно участвуют во всем, что ты тут наговорил. Так что если и прочесывать район, то начинать нужно с них.

Агент 0014 взглянул на нее испытующе, потом горячо поблагодарил:

— Спасибо, Люда. Родина тебе этого не забудет.

По чести сказать, продавщица совсем не рассчитывала на признательность родины. Ей вполне достаточно было благодарного света, льющегося из прекрасных глаз мужчины ее мечты. За этот свет, за теплоту, понизившую его голос на полтембра, она готова была не только довести его до известной дачи, но и самолично поймать и Винтика, и Шпунтика, связать их, а если окажут сопротивление, то и прибить. Она глянула на агента. Как же он был прекрасен! Эти глаза, этот волевой подбородок, эти плечи… Руки у нее задрожали, на глаза навернулись горячие слезы. А в сердце что-то булькнуло. Наверное, любовь.

До взрыва осталось 07 часов 22 минуты 48 секунд.

— Ну и заварила ты кашу! — шепнула Лина. — Ты хоть понимаешь, что пять минут назад развязала войну между двумя мафиозными группировками? Бедное село Иванцы.

— Почему двумя? — Алиса, как могла со связанными руками, пожала плечами. — Господин Барышкин со своими бандюгами сейчас, наверное, в каком-нибудь казино культурно отдыхает и знать не знает про село Иванцы.

— Господи, ну откуда у тебя такая богатая фантазия!

— Я всегда тебе говорила, что, вместо того, чтобы тратить впустую время на институт, нужно телик смотреть. А вообще-то мне очень жить хочется. К тому же никто не заставлял их мне верить. Да и вообще, они все сами насочиняли, я только сплела их брехню в одну веревочку. Пускай теперь по лесу носятся.

— Когда-нибудь они поймут, что ты их надула, — мрачно изрекла Лина.

— Не-а, — в отличие от сестры, Алиса была сама беззаботность. — Они услышали то, что хотели услышать, а потому поверили в мой рассказ, как в «Отче наш». И даже если сам господин Барышкин им на Библии присягнет, что никакого отношения к их чертовому трупу не имеет, они ему не поверят.

— Н-да. А нам-то что теперь делать?

— Эй, вы там! О чем шепчетесь? — гаркнул из темноты Саша Косолапых. — Мало вам накостылял, что ли?

— Нет, спасибо. Вполне достаточно, — успокоила его Лина.

— А ты языкастая, сучка! — Его лицо светлым блином выплыло из тени и очутилось напротив Лининых глаз. — Как ты Барышкина развлекала, а?

— Тебе я про такое не расскажу, — она усмехнулась, — рангом не вышел.

— Ты, значит, только по боссам специализируешься. — Белый блин полоснула косая черта ухмылки. — А что если я сам проверю?

— Не сбережешь меня, не сбережешь собственную задницу, — напомнила ему Алиса, вцепившись пальцами в локоть сестры. — Тебе что шеф приказал? Беречь нас, как задницу свою. Вот и отвали.

Саша шумно вздохнул. Приказы Иннокентия Валериановича он привык исполнять неукоснительно. Делать было нечего.

— Ладно. Не знаю, как все закончится, но, когда закончится, мы вернемся к нашему разговору.

— Я не была бы столь самонадеянна. — Лина хмыкнула. — Если все закончится хорошо, мы уже никогда не встретимся.

— У нас разные представления о слове «хорошо». — Косолапых сплюнул и исчез в темноте.

То, что произошло дальше, девчонки не увидели, а смогли лишь услышать.

— О, привет! — раздалось из-за деревьев. — Давно не виделись. Какая удача, у тебя мобильного нет?

Саша почему-то зашипел, подобно рассерженной гремучке, и, судя по звуку, без слов кинулся на того, кто его столь радостно приветствовал. Потом что-то треснуло, потом хрустнуло, потом ойкнуло, потом вздохнуло и неприятно ругнулось, вспомнив чью-то мать, потом раздался хлопок, похожий на выстрел. Сестры вздрогнули и теснее прижались друг к другу.

В наступившей тишине послышалось удаляющееся топанье, сопровождающееся довольным баском:

— Нет, этот день нужно занести в гребаную книгу рекордов Гиннесса. Чтобы так везло. Е-мое! Мне так никогда не везло. Ну надо же, на пустом месте! Захотел телефон — и вот тебе, пожалуйста, прямо на дороге лопух с телефоном. Даже выдумывать ничего не нужно! Спасибо тебе, кто бы ты ни был там, на небесах, за то, что так меня любишь! Интересно, и чем уж я тебе так приглянулся?

Сестры переглянулись.

— Эй! — позвала Лина. — Эй, помогите нам!

В ответ раздалось слабое шуршание листьев. Это предрассветный ветер гулял по веткам деревьев. Саша молчал.

— Похоже, тот тип его пристрелил, — предположила Лина.

— Похоже на то, — согласилась Алиса. — Нам нужно сматываться, пока не вернулись остальные.

— Хорошее предложение, — ехидно заметила сестра. — Только как?

— Ну, попробовать-то стоит.

Алиса завозилась, пытаясь высвободить руки.

— Подожди, — прокряхтела Лина. — Тут вон сучок, если им подцепить веревку…

— Ой, мамочки! — Алиса изогнулась и дернула зубами узел.

— Нет, не так. — Лина тоже нагнулась к коленям и, ухватившись зубами за другой, принялась его жевать.

Минут десять напряженного сопения принесли свои плоды — узлы ослабли. Дальше девчонки уже быстро выскользнули из пут.

— Все, бежим отсюда! — шепнула Лина.

Но Алиса медлила, косясь на ближайшие кусты:

— Слушай, там же этот валяется. Может, ему помощь нужна. Нехорошо бросать раненого.

— Лично я надеюсь, что он не ранен, а убит, — процедила Лина, схватив ее за руку и потащив прочь. — И, честно говоря, меня это нисколько не расстраивает.

Агент 0014 шел молча. Людка семенила за ним, боясь проронить ненужное слово, а потому крепко сжимала губы. Она не хотела мешать его раздумьям, хотя вряд ли смогла бы это сделать. Агент 0014 ни о чем не думал. Перед ним маячила цель — найти пропавшую «девятку», отключить механизм саморазрушения на самопальном ядерном чемоданчике и тем самым спасти мир от глобальной катастрофы. Думать тут было не о чем. Нужно было действовать. И побыстрее. Агент вообще не привык думать после того, как принимал решение или получал приказ, что, собственно говоря, являлось одним и тем же. Он превращался в машину, настроенную на победу.

Продавщице сельпо это не было известно. Она тащилась следом. Мысли ее путались, цепляясь одна за другую. Она то восхищалась статью и непреклонностью характера мужчины своей мечты, то принималась ругать себя, что путается у него под ногами, мешая совершить задуманное. То мучилась дилеммой, как следовало бы поступить истинной женщине: подобно даме из рыцарских романов разделить все приключения своего героя, сидя на крупе его коня, или же остаться дома, как Пенелопа, чтобы он смог возвратиться к ней с победой. Но в этом споре, который она вела сама с собой, так истина и не родилась. Во-первых, со всеми мужчинами, попадавшимися Людке на пути, она могла разделить лишь бутылку водки, чтобы им меньше досталось. Иных приключений ее кавалеры не желали. Во-вторых, она не знала, как принято поступать у современных женщин, с которыми привык общаться новоиспеченный властитель ее сердца. Поэтому она решила, что, скорее всего, поступила правильно, увязавшись за ним в дорогу, поскольку мужчины, разумеется, сильный пол, но кто же их защитит в случае чего, если не будет рядом женщины? В конце концов, агент направился спасать мир, а в таком деле могут и по хребту накостылять.

Утвердившись в своей правоте, Людка приосанилась. Как же ласкало ее измученную душу сознание, что она делит с любимым его заботы!

«Вот она настоящая любовь! — радовалась продавщица. — И я не я буду, если не докажу ему, что могу быть полезной!»

Через поле к первым деревьям подошли довольно быстро. До оставленного в кустах мотоцикла оставалось совсем немного, скорой ходьбы минут на десять — только пересечь пролесок и выйти к дороге. Агент 0014 отодвинул ветку и придержал ее, чтобы та не полоснула его спутницу по лицу. У Людки от такого джентльменского жеста на глазах выступили слезы. Агент заметил это проявление чувств, и что-то теплое тронуло его сердце.

Кудрявый с трудом разлепил глаза и тупо уставился на физиономию Беки, торчащую меж цветастых халатов. Тот мирно посапывал.

— Эй! — шепотом позвал его Кудрявый. — Окочурился, что ли?

Бека зачмокал пухлыми губами, из чего стало понятно, что до окончательного окоченения ему еще далеко.

— Вот уж, право слово, после катаклизмов выживают только крысы и тараканы. — Кудрявый с ненавистью глянул на соратника, но не стал уточнять, что сим замечанием имел в виду. И так было понятно, что Беку он причислял если не к крысам, то к тараканам.

Он оглядел полутемный торговый зал. Светила лишь одна засаленная и засиженная мухами лампочка, висевшая над дверью. Две другие Людка, уходя, предусмотрительно выключила. Помещение показалось ему смутно знакомым, особенно наличием ситцевой продукции фирмы «Большевичка». Он помотал головой, понял, что каким-то чудом оказался в том самом сельпо, и тихо заскулил. Место пребывания ему не понравилось.

— Ну?! — Он дернул рукой, желая пробудить Беку путем тормошения, однако рука не поддалась.

К своему ужасу, Кудрявый обнаружил, что прикован наручниками к железному остову стойки, на которой висели треклятые халаты.

— Ну! — Он попытался встать и тут совсем скис.

Судьба зло посмеялась над ним, намертво приковав не только к женским халатам, но и к ненавистному подельщику.

Бека дернулся, ойкнул, открыл глаза и блаженно зевнул. Узрев Кудрявого, он глупо улыбнулся и прогнусавил:

— Мир тебе, добрый путник.

— Чтоб тебя черти заели! — прошипел Кудрявый. — Опять двадцать пять. Ведь вдарил же тебя по башке здоровый жлоб. Неужто и части дури не выбил?!

— Познание боли — путь к истине, — пропел Бека и потянулся свободной рукой.

— Ты вставать собираешься?! — взревел Кудрявый. — Нам Принца искать нужно.

— Принца небесного? — радостно удивился Бека.

— Надеюсь, что пока земного, — разрушил его планы Кудрявый. — Вставай, юродивый поганый. Иначе я тебе руку выдерну.

— Что тебе рука моя? Счастья чужое не принесет, брат.

— О господи Иисусе! — горестно вздохнул Кудрявый.

А Бека вдруг ожил и, вскочив на ноги, возмущенно гаркнул:

— Не поминай всуе имя господа нашего!

От неожиданного рывка Кудрявый повалился на пол. Сверху на него полетела стойка с халатами, а за ними Бека.

— Если бы не тащить на наручниках твое поганое тело до Москвы, убил бы, — взревел Кудрявый! — Ей-богу, пришиб бы с великим удовольствием!

Он с трудом выбрался на свободное пространство, поднялся, схватил за воротник халата Беку, поставил его на ноги, затем восстановил всю конструкцию. Теперь между ними высилась стойка с халатами, что, с одной стороны, было замечательно, поскольку скрывало от глаз тупую физиономию Беки. Однако, с другой, непонятно было, как передвигаться с такой махиной, тем более что соратник по привязи явно не собирался выходить на улицу.

— Двигай копытами, божье наказание! — подбодрил он Беку и двинулся к двери.

Стойка на маленьких колесиках потянулась следом, увлекая за собой и Беку.

— Бог знает, кому какое наказание посылать, — прогундел он.

— Это точно, — зло согласился Кудрявый, — еще бы знать, за что. Я такого еще не успел натворить, чтоб столько терпеть.

— Неси свой крест с достоинством, — ласково поучал его Бека.

— Если не заткнешься, навеки распрощаешься со своим достоинством, — натужно прохрипел Кудрявый, поскольку ему приходилось тащить и стойку, и халаты, и вялого товарища. — Правда, монахам оно без надобности.

— Нужно быть достойным, чтобы стать монахом.

— О, это мы разом организуем! Будешь достойным и монаха, и евнуха одновременно!

Бека сочувственно взглянул на него и помотал головой:

— Открой свое сердце, брат мой. Благо божье исцелит тебя и придаст веры. И придаст си…

Кудрявый толкнул на него стойку.

— …лы! — крякнул Бека, влетая спиной в стеклянную витрину магазина. Раздался глухой стук. Стекло дрогнуло, но выдержало удар.

— Давай, давай! Неси свое достоинство крестом! — зло подбодрил его Кудрявый и снова толкнул стойку.

Бека вновь влетел спиной в витрину, на сей раз уже молча.

Результат был нулевой.

— Н-да… — Кудрявый потер свободной рукой голый затылок. — Тут нужен размах. Ну-ка, отойдем подальше.

Он потянул стойку и Беку к прилавку. Там, изготовившись, скомандовал:

— Разбегаемся, прыгаем и выскакиваем через стекло. Понял?

— Зачем? — Бека кивнул на стеллажи с продуктами. — Бог дал нам пристанище. Тут тепло, сухо и сытно. Зачем уходить?

— Потому что скоро тут станет холодно, мокро и голодно. Понял, придурок? Сейчас вернется белобрысый герой и сделает из нас две большие киевские котлеты. И никакой бог тебе не поможет!

— На все воля божья… — заупрямился Бека.

— А в храме помолиться не хочешь? — пошел на хитрость Кудрявый.

Два раза предлагать не потребовалось. Бека вдруг все понял и даже присел, намереваясь с разбегу нырнуть в стекло витрины.

— Вот это другое дело. Аминь!

Они побежали быстро, как могли. За метр до прозрачной стены между заточением и свободой запрыгнули на весело поскрипывающую стойку. Врезались в стекло. В следующее мгновение оно треснуло, хрустнуло, брызнуло мелкими осколками и осыпалось на пол, выплюнув на улицу странный болид с парусами ситцевых халатов.

Подполковник Стрельников положил трубку на рычаг аппарата оперативной связи и, изогнув губы в горестной усмешке, процедил:

— Дела…

Эта фраза не относилась к какому-то конкретному, не слишком удачно развивающемуся делу, она относилась ко всем делам, в том числе и мировым. Шутка ли, мир стоял на краю глобальной катастрофы. Действительно ведь, дела… Тут впору заскучать и бравому подполковнику. А в эту минуту его вообще много чего огорчало. Во-первых, конечно, то самое, что огорчило бы любого живущего на земле, узнай он об этом. Ну, в смысле, что все, абсолютно все скоро умрут. (За исключением, разумеется, крыс и тараканов. Хотя сей обнадеживающий факт никого из здравомыслящих существ планеты не обрадует. Разве что иных представителей партии «зеленых», которые устраивают акции протеста против уничтожения бытовых насекомых и грызунов. Но тут еще можно поспорить о здравомыслии.) Во-вторых, черное пятно вины, лежащее на всей федеральной службе. Ведь именно им вверено хранить покой страны, а они не уберегли. Как ни старались, а не сдюжили. Толку-то, что в обстановке повышенной секретности разрабатывали дело о похищении кодов президентского чемоданчика. И даже вышли на самых главных преступников. И что теперь? Кому какое до этого дело, если ни преступников, ни федеральной службы в скором времени просто не будет существовать. А досадно. Столько планов… Столько нереализованных планов… Вот хоть дело о террористической группировке «Ум-Ся», обосновавшейся в Вологодской области под прикрытием школы «Обмена религиозным опытом с дружественной Японией». Сразу же было понятно, что без «Аум Синрике» тут не обошлось. И Стрельников указал на этот факт Авоськину. И тот одобрил. И дело стремительно двигалось к задержанию головорезов, для конспирации побрившихся под восточных монахов и не поленившихся саморучно высечь метровую статую Будды из цельного куска мрамора. Но что теперь об этом. Хотя, конечно, обидно… В-третьих, Стрельникова огорчало отсутствие генерала Авоськина.

«Вот же странно, — размышлял он. — Всю жизнь хотел занять его место, даже (что уж греха таить) и подсиживал при случае, а теперь, казалось бы, бери, а руки немеют».

И пусто было без Авоськина в кабинете. И тихо как-то. Даже слышно, как потрескивает подмоченный в прошлом году «жучок» китайской разведки. А ведь обычно никто на этот треск внимания не обращал — до того все тут был и заняты. Неудобно, конечно, перед китайцами. Сто раз Стрельников обещал себе дать распоряжение, чтобы починили «жучок», да все как-то забывал.

«А вообще, — Стрельников с трудом подавил ностальгические рыдания, — плохо без генерала. Тот вроде бы ничего собой уже не представляет. Старик стариком — как и все в таком возрасте: главная проблема собственный радикулит, а все остальное потом. А как задумается, как повиснет пауза — свинцовая, наполненная многолетней мудростью, да как вспыхнет вдруг искрой уверенного решения, так и подумаешь, затаив дыхание, что ничего более простого и более правильного ни в одном молодом мозгу не сверкнуло бы».

И жалко было Стрельникову Авоськина — сдал старик за последние сутки. Лет на двадцать, своих последних закатных, постарел. Смотришь на него и видишь — ничего у него впереди не осталось. Только спринтерская стометровка. Да что там… У всех теперь то же самое в ближайшем будущем.

В общем, многое огорчало в эту минуту Стрельникова. И последнее, может быть, самое неприятное: любимая собачка жены Мася — мерзкий карликовый пудель, которого подполковник ненавидел, но вынужден был терпеть, — снова намочила ковер в спальне. Может быть, кому-то покажется прихотью сокрушаться о каком-то там ковре, когда весь мир, включая и этот дурацкий ковер, с каждым щелчком секундомера все стремительнее уносится в черную дыру, да ведь это тоже как посмотреть. Все-таки неприятно покидать мир с сознанием того, что зловонная лужа — последнее событие в твоей жизни.

«Надеюсь, пудели не относятся ни к крысам, ни к тараканам», — зло процедил Стрельников и осторожно дотронулся до кобуры под пиджаком.

В его голове шевельнулась шальная мыслишка. И он хотел было уже смотаться домой, но тут снова зазвонил телефон. Увидав, какой из многочисленных телефонов издал неприятную трель, подполковник инстинктивно вытянулся в парадную струну и только после этого снял трубку.

— Да, товарищ министр, — сухо и торжественно прорычал он. — Ваши сведения правильные. Да, с дубликата была запущена программа, которая блокировала центр управления ракетными установками. И теперь, да-да, вы правильно поняли, теперь они работают сами по себе, мы их остановить не можем. Да, управление ведется с этого пульта. Простите? Нет, пульт находится не в этой, извините за выражение… гм… однако, пока не установлено его местонахождение. Что вы говорите? Где поискать? У себя в… Гм… Слушаюсь, товарищ министр. Кто? Я кретин? Так точно, товарищ министр. Но мы держим ситуацию под контролем. Каким образом? Ну… Мы ведем поиски объекта. В квадрат «26» послан отряд оперативного реагирования. Мы стараемся найти пульт, потому что только с него можно дать отбой. Так точно, товарищ министр. В каком смысле? Но ведь я не…

В трубке зазвучали короткие гудки. Стрельников еще минут пять таращился на нее, все еще вытянувшись, словно стоял на плацу в день выпуска из Военной академии. Потом озадаченно пробубнил:

— Служу России…

«Удивительно, — подумал он, с аккуратным достоинством кладя трубку на рычаг, — как причудливо иногда извивается лестница карьеры. Ведь ничего не могло указывать на повышение. А вот на тебе, пожалуйста. Позвонил министр, наорал, так что пятки зачесались, а потом возьми да скажи: «Учтите, господин генерал, что с этой минуты вы полковник!»

До взрыва осталось 05 часов 44 минуты 13 секунд.

Агент 0014 раздвинул густые заросли влажного от утренней росы кустарника и ласково похлопал мотоцикл по запотевшему крылу. Утро не предвещало ничего хорошего, но от встречи со старым стальным другом затаенная на время операции душа толкнула в ребро мягким теплом. Он умиленно улыбнулся, взявшись за прохладные рога руля.

«Настоящий мужик! — в свою очередь умилилась Людка, исподтишка наблюдая за ним. — Вот ведь как у них: что бы ни делал, на уме все равно одни бабы да машины».

Агент вывел мотоцикл на дорогу и критически оглядел будущую пассажирку. На сей раз душа его ощетинилась мелкими колючками. По габаритам и массе тела продавщица скорее походила на груз «КамАЗа». Однако та так не считала и с готовностью придвинулась к предложенному транспортному средству. Агент стиснул зубы, всем сердцем желая пуститься в долгие уговоры об опасности предстоящего путешествия и необходимости вернуться в сельпо. У него даже язык заломило. Но дело есть дело. Без Людки ему не найти этих разудалых Винтика и Шпунтика, а потому и ему, и его мотоциклу придется скрипеть на каждом ухабе. Мотоциклу от перенапряжения, ему — от жалости.

Приложив неимоверные усилия, он как мог доброжелательно улыбнулся толстухе. Похоже, вышло очень правдоподобно. Во всяком случае, та расцвела запоздалым одуванчиком на васильковом лугу. Он же и не подозревал, что Людкин радостный оскал происходил от нежелания показать, как она боится водружаться на любимое железное чудовище мужчины своей мечты. Она понимала, что подобные чувства будут ему крайне неприятны.

Она сжала трясущиеся пальцы в кулаки и стоически снесла его критический взгляд. Даже не икнула, хотя ей очень этого хотелось.

— Ну что же, — несколько разочарованно прохрипел агент 0014, который все еще надеялся, что продавщица по какой-нибудь волшебной причине не решится на поездку, — забирайтесь и держитесь крепче.

Людка готова была держаться за него так крепко, как только была способна, но она понятия не имела, каким образом залезть на сиденье. Для молоденькой длинноногой девицы эдакий кульбит был бы парой пустяков. Однако измученной тяжелой полудеревенской жизнью, тремя мужьями и прилавком продавщице, которая свои колени могла лицезреть разве что в зеркале, столь рискованные движения были противопоказаны. Ну, для начала, они бы выглядели просто неэстетично. Как бы вам понравилось проделывать нечто откровенно безобразное в присутствии кавалера?

Людка застыла в нерешительности. Душа агента 0014 задрожала в робкой надежде.

— Может быть, расскажете, как добраться и… — едва сдерживая радостные нотки в голосе, спросил он.

«Боже мой! — снова восхитилась Людка. — Как же он деликатен! Какое у него доброе сердце! Ради женщины — глупой толстой трусихи — он готов пожертвовать частичкой своей гордости. Ведь мужчине очень важно продемонстрировать свое средство передвижения в действии. Отказаться от такого процесса все равно, что сбежать с брачного ложа! Нет! Я не позволю ему пойти на такие жертвы. Что я, идиотка?!»

В глазах ее мелькнуло горделивое превосходство над собственной слабостью. И агент заметно сник. Он сглотнул ком в горле и сипло проинструктировал:

— Ногу ставите на подножку, вторую переносите через сиденье.

— Ага, — пискнула она и попыталась выполнить указание.

С пятого раза, красная от стыда и натуги, она все-таки взгромоздилась на мягкую кожу. Руки и ноги ее уже откровенно дрожали. Сердце бултыхалось в области таза.

Душа агента к тому времени истекла кровью и ядом самых изысканных замечаний по поводу тяжести и удивительной неповоротливости его спутницы. Пару раз из его плотно сжатых губ все-таки вырвались грязные ругательства. Слава богу, из-за собственного надсадного пыхтения она ничего не расслышала. Когда она уселась и даже слегка распрямила спину, агенту 0014 стало совсем плохо. Его верный железный друг подсел на заднее колесо, да так заметно, что агент едва слышно заскулил. Но делать было нечего.

«Женщинам не место на дорогах!» — со злостью заключил он и, всхлипнув, прыгнул за руль.

Толстые ручищи тут же облепили его по бокам. Агент поморщился. Он ничего не имел против женщин, даже против таких огромных. В конце концов, каждая женщина представляет определенный интерес, иногда и исключительно познавательный. Но вся проблема в том, какая женщина окажется за твоей спиной, на твоем мотоцикле. И стоит ли дело того, чтобы на твоем мотоцикле оказалось нечто, совершенно не гармонирующее со стихией скоростных поездок. Тут агенту немного полегчало. Он решил, что спасение мира, в общем-то, стоит подкачки шины и рихтовки осей. Он завел мотор и покатил по дороге.

Первая вмятина на дороге заставила его заново пережить только что забытую проблему несоответствий, ибо мотоцикл так жалобно крякнул задним колесом, что у агента свело сердце.

— У того дерева будет развилка. Нужно свернуть направо, — прорычала ему в ухо спутница.

«Дело есть дело». — Агент вздохнул и слегка прибавил газу.

Сегодня Коля Щербатый (а для некоторых Николай Сергеевич) сам управлял огромным джипом марки «Тойота». Уж слишком далеко все зашло. Ситуация, похоже, приняла серьезный оборот еще до их появления. А такого Щербатый не выносил. Одно дело, когда ты сам кашу завариваешь, потом сам ее расхлебываешь. Другое — когда дело заваривает Иннокентий Валерианович и, доверяя тебе свою жизнь и все такое прочее, просит расхлебать. И уж совсем поганое дело, когда кто-то с ветру наворотит ненужного дерьма, перемешает в нем кого ни попадя, а ты потом кати к черту на рога и отмывай всех, чтоб узнать, кто свой, кто чужой, да убирай тех, кто в отстое. Щербатый в сердцах сплюнул в окошко.

— Колян, — хохотнул Михеич, чей хриплый бас вполне соответствовал его грузному телу, — окно-то открой! Чего в стекло харкаешь!

— Мое стекло, хочу харкаю, хочу блюю, — огрызнулся Щербатый, которому очень хотелось если не рычать, то хотя бы зубоскалить. Такое у него было настроение.

— Ага, а мыть мне, — прогудел Михеич. — Знаешь, как тяжело, особо с бодуна.

С этим было трудно спорить. Щербатый не любил всех этих «штучек в законе», когда пахану грязь из-под ногтей вылизывают. Он придерживался «жесткой демократии». То есть за столом все друзья-товарищи, а в деле строгая иерархия и четкая дисциплина. Так и жить веселее, и работать проще.

— Хорек опять отстал, — мрачно констатировал Колян, глянув в боковое зеркало. — Сколько раз говорил ему: не умеешь — не пей.

— Так ведь откуда же мы знали, что нас прямо из кабака вытянут, — попытался оправдаться Михеич, от которого изрядно разило перегаром.

— У нас профессия такая, — строго разъяснил Щербатый, — людям помогать. А потому мы всегда начеку должны быть. Как эти… как их… ну… — Он прищурился, вспоминая. Наконец мыслительный процесс уперся в точку истины: — Как хирурги! Их ведь тоже, поди, из кабаков на операции таскают. А Хорек не понимает. Сначала нажрется, а потом за руль лезет.

— Так ведь я лично усадил Хорька на заднее сиденье. — Михеич опасливо оглянулся на второй джип, следовавший на расстоянии двадцати метров, и, облегченно вздохнув, продолжил: — Ну, точно! За рулем не Хорек, а Васька. Васька — парень что надо!

— А почему он отстал? — капризно спросил Колян. — Он что, правил не знает? Не более трех метров в цепи.

— Не тяни на него. Васька хороший парень, — упрямо повторил Михеич.

Щербатый неприятно усмехнулся:

— Ты его защищаешь, потому что ты его привел. Я о нем и слыхом не слыхивал. А ты его так расписал во всех деталях, что я у него нимб над головой ожидал увидеть. И что? Где его положительные качества, а? Он на двадцать метров оттянулся.

— Васька не пьет. Он хороший человек.

— Ха! — Щербатый вошел в азарт. — Моя Маришка тоже не пьет. Да и не ест почти ничего, потому что модель. И знаешь, какая она стерва?! С чего ты взял, что если человек не пьет, так он обязательно хороший?

— Васька ест. Много, — несколько сконфуженно пробубнил Михеич. — А то, что не пьет, так нам очень даже полезно. Вот кто нас всех обычно из кабака выволакивает и по домам развозит?

— Откуда мне знать. Я же не помню ни фига!

— То-то и оно, — многозначительно подытожил Михеич.

— Нет, ну как обидно! — неожиданно переключился Колян. — Вечер был — хоть кипятком писай. Маришка первый раз укатила на эти свои… кастинги-шмастинги. Свобода! Как на волю вышел!

— Да ты и не сидел никогда, — ехидно вставил Михеич, который в младые годы имел печальный опыт заточения на пятнадцать суток за мелкое хулиганство в общественном транспорте. Срок, конечно, так себе, но он не упускал случая причислить себя к тем, кто видел решетку из комнаты. Все-таки в том мире, в котором все они жили и работали, это имело какое-то значение.

— А ты с Маришкой не жил? — ловко парировал Колян. — У меня с ней сутки за трое идут…

— А кто тебя заставляет?

— Это личное! — отрезал Щербатый. С минуту помолчал, потом замычал, как от зубной боли. С похмелья потянуло на откровенность: — Видеть ее не могу. А услышу, так вообще хоть на стену лезь. — Он перешел на писк манерного комара, явно копируя «даму сердца». — Ей перед кастингом нужно сделать клизму и проблеваться. Всю уборную загадила. В кухню не заходит.

— Так, может, оно и к лучшему, — неуверенно предположил Михеич. — Ну кто же блюет посреди кухни? А еще и клизму ставит. Может, не такая уж она и стерва…

— При чем тут клизма? — досадливо отмахнулся Колян. — Я про другое. Не готовит же мне ни хрена! Знаешь, что я дома жру? Знаешь? — Разговор принял трагический оборот. Колян истерично всхлипнул и глухо прошептал: — Лапшу «Дошерак».

— Не может быть, — вежливо не поверил Михеич.

— А у меня работа нервная. Я ведь с людьми работаю! Я если промахнусь, то и подохнуть могу. А приду домой, эта стерва сидит в столовой голая. Ножищи свои костлявые на стол закинула, а на шее галстук болтается. Я говорю, мол, на хрена мне тут Рембрандта устраивать. Лучше бы картошку поджарила. А она с полоборота заводится: «Я те галстук купила, а ты про картошку!» И обзывается. Деревенщина я для нее. Культуры я, оказывается, не знаю. Даром, что сама только три года как из Жмеринки приехала. «Рембрандтом» ее дурь обозвал, а это, оказывается, не «Рембрандт», а сцена из культового фильма «Красотка».

— Не, она не права. «Красотка» — обычное мыло, — с достоинством киномана расценил Михеич, который за все те же исторические пятнадцать суток был с позором изгнан с экономического факультета ВГИКа. — Вот там новая итальянская волна: Феллини, Пазолини всякие. Или Гринуэй — это культовое кино. Нет, Колян, может, это и твое личное, но я все равно в толк не возьму, чего ты с ней путаешься?

— Да ведь лицо она мое, — в отчаянии крикнул страдалец.

Михеич критически оглядел его, потом отрицательно помотал головой:

— Нет, твоя физиономия поприятнее будет. Зря ты такую дуру лицом взял.

— Вот и я стал задумываться, — Щербатый вздохнул. — Так ведь завидуют же. Выйду с ней куда, пялятся со всех сторон. Ну, и уважение опять же. Приходится терпеть. Говорю же, с людьми работаю.

— Н-да, — протянул Михеич, — ничего не попишешь. Работа с людьми — дело ответственное. Часто приходится и собой жертвовать. Вон ты посмотри! Этот-то тоже, как ты прямо. Корчится, а везет бабищу на задке. Да какую!

Они вперили удивленные взгляды в надвигающийся на них мотоцикл, на котором восседали агент 0014 и его спутница.

Колян, славившийся на всю бандитскую Москву свой интуицией, нахмурился. Потом придавил педаль тормоза, процедил сквозь зубы:

— Сдается мне, неспроста они тут катят.

— Да брось ты, — отмахнулся Михеич, — чего бы им тут не катить?

— В такую рань, на таком крутом мотоцикле да в такой дыре? Знаешь, более странную картину, чем эти двое, я давно не видал. Ну чего им тут делать? Они явно в деле замешаны. Точно тебе говорю.

Михеич спорить не стал. Он уважал Коляна, даже вместе с его хваленой интуицией, которая по большей части была не более чем раздутое самомнение.

«Странно, — подумал агент 0014, увидав два черных джипа, следовавших друг за другом, — два джипа, в такую рань да в такой дыре… Они точно замешаны в деле».

Людка сжала его грудную клетку с такой силой, что ребра хрустнули. Агент болезненно поморщился.

Неожиданно передний джип, резко затормозив, развернулся, перегородив дорогу. Если бы за спиной агента не громоздился груз, достойный «КамАЗа», он бы не раздумывая совершил свой знаменитый трюк: разогнался и перелетел бы через вредную машину, помяв в назидание капот и крышу.

Но с Людкой об этом и думать не стоило. Агент быстро оценил ситуацию. Два джипа с дюжиной головорезов, явно следующих на подмогу тем самым похитителям «президентского чемоданчика», — слишком серьезная угроза для одного, пусть и лучшего агента. Если его сейчас убьют, мир спасать будет некому. Так что, решил агент, при такой диспозиции удачный побег — не поражение, а чертовское везение.