В безумии

6

Рукопись оборвалась, но когда я перелистывал стопку листков, то увидел, что следующие страницы покрыты какими-то знаками, похожими на ноты. Написанные рукой моего друга, они были втиснуты в листок бумаги так, будто он был единственным и писавший старался использовать каждый миллиметр. Ноты маршировали странной фалангой, а поля были покрыты добавочными знаками. Некоторые из них оказались такими маленькими, что их трудно было разобрать.

Я посмотрел остальные страницы: они тоже были заполнены такими же знаками.

Я сложил листки и прикрепил к ним записку Филиппа.

«Позже, — сказал я себе, — я попробую прочесть последние страницы, попробую разобраться в них. Но пока я прочел достаточно, может быть, даже больше чем достаточно».

Это шутка… Нет. Это не может быть шуткой: мой друг никогда не шутил. Он не умел шутить. Вежливый и исключительно эрудированный, он всегда умел говорить интересно, захватывающе. И шутки ему были ни к чему.

Я вспомнил его таким, каким видел в последний раз: он сидит, как сморщенный гном, в большом кресле, угрожающем поглотить его. Я вспомнил, как он сказал: «Я думаю, что нас посещают призраки». Он хотел все сказать мне в тот вечер. Я убежден в этом. Но он не раскрылся потому, что в тот момент вошел Филипп, и мы заговорили о другом.

Я почувствовал уверенность, что он хотел сообщить мне то, что я сейчас прочел: нас посещают все создания, которых когда-либо воображал себе человек, человеческий разум своим воображением послужил процессу эволюции.

Он, конечно, ошибался. Но, думая об этом, в глубине души я знал, что такой человек, как он, не может просто ошибаться. Прежде чем изложить свои мысли на бумаге, вероятно, он просто хотел отделаться от них, он долго и тщательно обдумывал свое заключение. И у него должны быть доказательства. По-видимому, это его мнение стало итогом долгих наблюдений и рассуждений. Конечно, он тут мог ошибиться и, весьма вероятно, ошибался, но он основывался на очевидном и логике, и так просто его мысль нельзя было отбросить.

Друг хотел рассказать мне, проверить на мне свою версию. Но так как вошел Филипп, он переменил свое намерение… А потом было уже слишком поздно, потому что день или два спустя он погиб: жизнь его прервалась от удара встречного автомобиля, который так и не был найден.

Думая об этом, я почувствовал внезапно холодный ужас, никогда не испытываемый ранее. Ужас, наползавший из другого мира, из какого-то уголка сознания, где хранился унаследованный от предков страх: холодный, ледяной, выворачивающий наизнанку ужас человека, скорчившегося внутри пещеры и прислушивающегося к звукам, которые издают призраки во тьме.

Может ли быть, спросил я себя, что эта, созданная воображением человека сила достигла такого пика развития, что способна принимать любую форму? Может ли она стать машиной, разбившей другую машину, а после этого вернуться в мир другого измерения, в невидимый мир, откуда она пришла?

Неужели мой друг умер оттого, что догадался о тайне другого мира?

А гремучие змеи? Нет, это не то: я был уверен, что уж они реальны. Но неужели трицератопс, дом и другие строения, поднятая повозка, поленницы, Снуффи Смит и его жена — не были реальностью? Неужели это тот ответ, который я искал? Неужели все это маска мозговой силы, которая ждала меня в засаде и которая направила меня не к дивану в гостиной, а на каменный пол в пещере, полной змей?

А если так, то почему? Почему эта гипотическая мозговая сила знала о большом конверте, ожидавшем меня?

Это безумие, говорил я себе. Но таким же безумием был трицератопс, и дом там, где не было никакого дома, и гремучие змеи. Но змеи, сказал я себе, они реальны. А что вообще реально? Как можно узнать, что это реально?

Я был потрясен глубже, чем думал. Я сидел в кресле и смотрел на стену, листочки выпали у меня из рук, но я не шевельнулся, чтобы подобрать их. Если это так, то наш старый мир выбит у нас из-под ног. Гоблины и привидения не являются больше только героями сказок, а существуют во плоти, ну, может, не во плоти, но они существуют, они больше не иллюзия. Продукт воображения, говорили мы о них, даже не подозревая, что абсолютно правы… И значит, если это правда, то природа в процессе эволюции своей сделала длинный-длинный скачок вперед: от разума к абстрактному мышлению и от абстрактного мышления к форме жизни, которая теперь пытается перестать быть только тенью.

Я старался представить себе, какой может быть эта жизнь, каковы ее радости и печали, каковы ее устремления — и ничего не мог вообразить. Моя кровь, мои кости, мое тело — не позволяло сделать этого. Ибо, если существует другая форма жизни, то пропасть между нами слишком велика. Все равно что просить трилобита вообразить себе мир динозавров. Если природа продолжала поиски форм новой жизни путем постоянного отсеивания лишних видов, она наконец нашла создание (если это можно называть созданием) с фантастически высокими жизненными способностями: в физическом мире нет ничего, что могло бы повредить ему.

Я сидел, думая об этом, и мысли прыгали у меня в голове, и я ни к чему не смог прийти в своих размышлениях. Я даже не двигался по кругу. Просто мысли метались взад и вперед, как сумасшедший клоун.

Я отбросил все это безумство и тут же снова услышал журчание, смех и бормотание реки, бегущей мимо берегов.

Нужно распаковываться, внести вещи в комнату: меня ждет рыбалка, каноэ стоит у причала, а большой окунь скрывается где-то в водорослях. Я немного обживусь, и меня ждет ненаписанная книга. Да еще программа в школе и покупка корзиночек сегодня вечером. Я должен быть там…