Начало войны

М. Н. Зубрицкий, полковник в отставке И. Т. Ненахов, подполковник Они были первыми

Великую Октябрьскую социалистическую революцию трудящиеся Бессарабии встретили с энтузиазмом и большим политическим подъемом. К началу 1918 года в Бессарабии была установлена Советская власть. Однако в конце января 1918 года боярская Румыния, воспользовавшись военной слабостью молодой Советской России, при активном содействии англо-франко-американских империалистов оккупировала Бессарабию — неотъемлемую часть Республики Советов.

Только в июне 1940 года по настоянию Советского правительства королевское правительство Румынии согласилось возвратить Советскому Союзу насильственно отторгнутую Бессарабию, а также северную часть Буковины, населенную украинцами.

Конфликт между Советским Союзом и королевской Румынией, тянувшийся 22 года, был разрешен мирным путем. Население Бессарабии и Северной Буковины вошло в единую семью народов СССР.

Идя навстречу пожеланиям трудящихся Молдавии, седьмая сессия Верховного Совета Союза ССР 2 августа 1940 года приняла закон об образовании союзной Молдавской Советской Социалистической республики.

Трудящиеся Советской Молдавии при братской помощи народов других Советских республик приступили к строительству новой жизни. На охрану границы социалистической Молдавии встали советские пограничники.

Но социалистическое развитие Молдавской республики было прервано в июне 1941 года вероломным нападением немецко-фашистских и румынских захватчиков.

Со второй половины мая 1941 года резко усилилась деятельность немецко-румынской военной разведки. Агенты разведки, задержанные в конце мая и в первой половине июня, показали, что им было дано задание разведать дислокацию частей Красной Армии, место расположения и характер аэродромов, количество и типы самолетов, степень оснащенности наших частей и соединений, места расположения штабов, военных складов и т. д.

С весны 1941 года на румынской территории под видом строительства оборонительных сооружений началось оборудование позиций для наступления. К земляным работам привлекалось местное население.

У самой границы в спешном порядке рыли траншеи, ходы сообщения, подготавливали огневые позиции для артиллерии, строили дзоты и железобетонные огневые точки.

В середине июня румынское командование начало подтягивать к границе войска. Вблизи границы значительно активизировалась деятельность немецко-румынских рекогносцировочных групп, действовавших днём и ночью.

Ежедневно в 30–40 километрах от границы румынские войска проводили тактические занятия с боевой артиллерийской стрельбой. 15 июня румынские власти начали отселение всех жителей пограничной полосы в глубь страны.

За неделю до начала войны в возведенных сооружениях установили огневые средства. Траншеи и окопы вдоль берега Прута в ночное время стали занимать войска.

Как выяснилось при допросе лазутчиков, к началу войны противник подтягивал к этому участку границы основные силы 4-й румынской и ряд частей 11-й немецкой армий. В городах Васлуй, Бырлад, Текуч, Галац и в населенных пунктах Фэлчиу, Рогожени, Оанча, Фрумушица находились румынские пограничные разведывательные пункты.

Государственную границу Молдавской ССР охраняли войска Молдавского пограничного округа (2-й, 23-й, 24-й, 25-й и 79-й пограничные отряды и четыре отдельные комендатуры).

Разведывательные данные, полученные отрядами, свидетельствовали об открытой подготовке противника к нападению на нашу страну. В связи с этим граница охранялась усиленными нарядами, велось тщательное наблюдение за сопредельной территорией. Некоторые заставы были усилены за счет резервных подразделений.

В течение мая на границе производилось строительство оборонительных сооружений. Оборона состояла из системы опорных пунктов, созданных в районах расположения застав и у мест наиболее вероятных переправ противника через Прут.

Примерно за неделю до войны на всех основных направлениях установили усиленное круглосуточное наблюдение офицерскими нарядами. От застав на угрожаемых направлениях стали высылать усиленные наряды — до отделения с ручным пулеметом. В районах мостов через Прут в блокгаузах и окопах выставлялись расчеты станковых и ручных пулеметов.

По приказу начальника бывшего Кагульского отряда майора С. М. Фадеева командный состав 15 июня 1941 года был переведен на казарменное положение.

На территории Молдавской ССР боевые действия начались в 4 часа 22 июня. Противник открыл артиллерийско-минометный огонь по многим заставам.

На ряде участков границы пехота противника пыталась еще до артиллерийской подготовки форсировать Прут и напасть на некоторые пограничные заставы, атаковать их и уничтожить личный состав в пунктах постоянного расквартирования. Но пограничные подразделения не были застигнуты врасплох и встретили врага организованно.

В первых боях особенно отличились заставы, охранявшие границу на участках Каларашского, Кагульского и Измаильского отрядов.

Так, воины Измаильского пограничного отряда дали решительный отпор врагу, а затем вместе с частями Красной Армии форсировали Дунай, ворвались в румынский город Старая Килия и удерживали его несколько дней, пока не получили приказ об отходе. В этих боях противник понес большие потери. Только в плен было взято около 400 вражеских солдат и офицеров.

Имена героев-пограничников К. Ф. Ветчинкина, А. К. Константинова, И. Д. Бузыцкова, В. Ф. Михалькова, А. В. Рыжикова и И. Г. Стеблецова знает вся Молдавия.

О подвигах пограничников и боевых действиях некоторых застав на границе Молдавии мы и хотим рассказать.

Бой у Стояновки

Застава лейтенанта Тужлова охраняла участок государственной границы по реке Прут. В ста пятидесяти метрах вправо находился деревянный мост через реку, соединявший шоссейную дорогу, идущую от населенного пункта Фэлчиу (на румынской территории), с нашим берегом. Затем дорога шла на Комрат и, в обход плавней, на Кагул. В трех километрах влево от заставы находился железнодорожный мост.

Вправо и влево от железнодорожной насыпи и шоссейной дороги на несколько километров раскинулся местами заболоченный луг. От самого берега реки шириной до 100 метров тянулся густой кустарник. Нарушители границы использовали его для маскировки.

Местность в тылу заставы до села Стояновка лишена каких-либо естественных преград и рубежей, выгодных для обороны. Поэтому начальник заставы лейтенант Тужлов решил дополнительно построить три блокгауза, прикрывающих со стороны мостов подступы к заставе, расположенной в 100 метрах от берега реки, и таким образом создать опорный пункт, позволяющий вести круговую оборону. Вокруг заставы вырыли окопы полного профиля, соединив их скрытыми ходами сообщения; попасть в них можно было прямо из помещений.

На шоссейной дороге для стока паводковых вод когда-то были сделаны два перекопа, перекрытые мостиками и соединенные между собой канавой со стороны Прута. Первый перекоп находился в семидесяти метрах от моста, второй — в ста пятидесяти метрах от первого. Лейтенант Тужлов разобрал оба мостика, и теперь эти перекопы и канава могли служить своеобразным противотанковым препятствием. У первого перекопа был сооружен легкого типа блокгауз для станкового пулемета, который мог прикрывать деревянный мост.

С весны 1941 года румынская сигуранца и военщина, вдохновляемые гитлеровскими наставниками, значительно активизировали свою разведку на участке этой заставы. В тыл молодой республики то в одном, то в другом месте неоднократно пытались пробраться матерые вражеские агенты и разведчики.

Были случаи, когда переход границы вражескими разведчиками прикрывался нарядами румынской пограничной стражи и полиции. Так, например, в апреле 1941 года в момент задержания вражеских разведчиков у стыка с бывшей заставой «Цыганка» пограничный наряд был обстрелян с сопредельной стороны из винтовок и пулеметов. Только решительные действия пограничников помешали нарушителям воспользоваться прикрытием.

В связи с напряженной обстановкой для охраны железнодорожного моста заставе лейтенанта Тужлова были временно подчинены 17 бойцов во главе с офицером полка внутренних войск. Деревянный мост с нашей стороны круглосуточно охранялся двумя часовыми. Во второй половине ночи на 22 июня 1941 года этот мост охраняли пограничники Хомов и Исаев.

Пограничный наряд в составе ефрейтора Макарова и рядового Теленкова, несший службу в районе железнодорожного моста, в 3 часа 30 минут возвращался дозорной тропой на заставу. Проходя у излучины реки, что в 600 метрах юго-западнее заставы, пограничники услышали отдельные приглушенные голоса и плеск воды. Не теряя времени, наряд бросился к берегу. Прямо перед пограничниками пересекали peкy две надувные лодки, переполненные людьми. В некотором отдалении за ними шла третья. На противоположном берегу вырисовывалось большое скопление людей и до десятка лодок.

Когда лодки при близились к берегу, пограничники бросили в каждую по две гранаты, а затем открыли огонь из винтовок. Поврежденные лодки стали тонуть. Поднялся переполох, раздались крики раненых и тонущих. С противоположного берега открыли огонь два станковых пулемета. Ефрейтор Макаров был ранен.

Пограничный наряд ефрейтора Макарова одиночными, хотя и меткими, выстрелами не смог воспрепятствовать переправе противника на наш берег.

Взрывы гранат, а затем и пулеметная стрельба были приняты на заставе и в гарнизоне у железнодорожного моста как сигнал боевой тревоги. Они послужили также сигналом противнику для начала боевых действий. По деревянному мосту открыли сильный пулеметный огонь и тяжело ранили обоих часовых. Вслед за этим целая рота противника беспрепятственно ринулась на мост и захватила его. Потерявшего сознание раненого пограничника Хомова враги унесли на свою сторону. Раненый в голову Исаев, скатившись с насыпи, несколько часов пролежал в зарослях, а затем, собравшись с силами, приполз на заставу.

Один вражеский взвод с двумя станковыми пулеметами стремительным броском захватил блокгауз № 1 и стрелковые ячейки вправо и влево от него. Другой взвод устремился к заставе, третий закрепился на дороге у моста. Одна рота, выйдя от излучины реки к полотну железной дороги, повернула на северо-восток и нерешительно стала продвигаться вдоль дороги в направлении села Стояновка. Другая с большой осторожностью, медленно направилась в сторону заставы.

У излучины реки и у деревянного моста шла пулеметная стрельба. Гарнизон охраны железнодорожного моста, поднятый по тревоге, покинул помещение и занял огневую позицию в ста метрах юго-восточнее моста. Орудия противника открыли огонь по его казарме. Одновременно по мосту побежали одна за другой две вражеские роты, поддерживаемые сильным, но беспорядочным пулеметным огнем.

В это же время вражеская артиллерия, замаскированная на правом берегу в роще «Фигурная», начала обстреливать заставу. Захватив железнодорожный мост, одна из рот, свернув на север, направилась к роще, расположенной на нашей территории, другая стала закрепляться у моста.

Как потом стало известно из показаний пленных, начальник артиллерии у них был весьма пунктуальным и раньше условленного часа огня не открывал, а пехота начала переправу через реку и обнаружила себя раньше времени.

Когда раздались первые взрывы гранат, заместитель начальника заставы лейтенант Дутов объявил боевую тревогу и стал звонить в комендатуру. Дежурный по заставе Кайгородов выдал всем пограничникам дополнительно по четыре гранаты.

Со стороны деревянного моста слышались пулеметные очереди. Дутов доложил коменданту участка о положении на заставе. Комендант сказал, что на заставу с группой поддержки прибудет помощник начальника штаба-комендатуры старший лейтенант А. К. Константинов, что до его прибытия застава во что бы то ни стало должна удержать опорный пункт и не дать возможности противнику овладеть им.

Никто из пограничников, поднятых по тревоге, не воспользовался скрытым ходом, чтобы занять свои места по боевому расчету. Все выскочили во двор, стараясь понять, что происходит. С квартиры на заставу прибыл и начальник заставы лейтенант Тужлов. Узнав от Дутова о случившемся, он на ходу отдал приказание командирам отделений занять огневые точки.

Сержант Бузыцков со своим пулеметным расчетом стремительным броском занял блокгауз № 3. Младший сержант Михаликов, большая часть отделения которого в это время несла службу на границе, с двумя бойцами и ручным пулеметом устремился к своей огневой точке — блокгаузу № 1.

Сержант Тимушев со своим отделением и ручным пулеметом занял предназначенную ему огневую точку — блокгауз № 2.

Младший сержант Михальков, приближаясь к своему блокгаузу по ходу сообщения, заметил там вражеских солдат, опередивших его. Вблизи блокгауза, на открытой площадке, до десяти солдат противника, пренебрегая мерами предосторожности, торопливо оборудовали позицию для станкового пулемета. Другая группа вражеских солдат со станковым пулеметом была уже в блокгаузе.

Расстояние до противника не превышало 15 метров. Михальков бросил две гранаты: трое убитых и два тяжелораненых остались у пулемета, остальные разбежались. Пулеметчик ефрейтор Курочкин, замыкавший тройку пограничников, открыл огонь по убегающим. Младший сержант Михальков и рядовой Лесной устремились к блокгаузу. В дверях показался офицер. Выстрелом в упор Михальков свалил его.

Засевшие внутри блокгауза пытались закрыть дверь, — но мешал труп. В открытую дверь полетели гранаты. В это время ефрейтор Курочкин огнем своего пулемета заставил залечь новую группу противника, бежавшую от моста к блокгаузу.

Опасность, угрожавшая заставе с этого направления, на сей раз миновала. Захватив два станковых пулемета противника, три храбреца закрепились в стрелковых ячейках рядом с блокгаузом.

Однако противник, захватив мост, направил свои усилия на овладение опорным пунктом заставы. Было ясно, что Михалькову с одним ручным пулеметом — не устоять. Сержант Бузыцков оставил в блокгаузе № 3 одного наблюдателя, а сам с пулеметным расчетом занял позицию на площадке, позволяющей обстреливать мост и берег реки.

Не успели установить пулемет на новом месте, как наблюдатель ефрейтор Денисов доложил, что с противоположной стороны к мосту ускоренным шагом приближается колонна противника силою до одной роты. Когда пулемет был готов к бою, колонна уже шла по мосту к нашему берегу. Бузыцков нажал гашетку. Внезапная очередь вызвала замешательство среди солдат. Передние ряды колонны вырвались вперед в надежде избежать губительного огня пулемета. Только немногим удалось проскочить мост и укрыться за высокой насыпью шоссейной дороги. Задние ряды колонны побежали обратно, к своему берегу.

В это время на мост въехали две конные повозки с боеприпасами. Увидев бегущих солдат, ездовые стали поворачивать обратно и перегородили мост. Началась свалка. По хвосту колонны и повозкам ударил прицельным огнем ручной пулемет Михалькова. Рота противника была разгромлена. Не помогли им и два пулемета, стоявшие у моста. Один из них попал под огонь пулемета Бузыцкова, и часть его расчета была перебита. Другой пулемет, установленный за насыпью, вел беспорядочную стрельбу, не видя цели.

Через ворота во двор заставы ворвался взвод вражеской пехоты. Первыми вступили в бой с противником дежурный по заставе Кайгородов и часовой Мусорин. Они ошеломили врага метко брошенными гранатами и стрельбой.

Для отражения атаки лейтенант Тужлов приказал своему заместителю лейтенанту Дутову со вторым отделением, занимавшим блокгауз № 2, ударить противнику во фланг и не допустить его продвижения к казарме с юга. Сам Тужлов возглавил третье отделение, занимавшее окопы западнее казармы. Он решил зайти противнику в тыл и во взаимодействии с группой лейтенанта Дутова уничтожить его во дворе заставы.

Дутов оставил в огневой точке расчет ручного пулемета, сам же с остальными людьми отделения, укрывшись за помещениями складов, занял исходное положение для атаки. Когда вражеская группа приблизилась к складам, по ней из блокгауза открыл огонь ручной пулемет. Солдаты противника бросились вперед в надежде укрыться в складах, но оттуда ударил лейтенант Дутов со своей группой. Явно избегая рукопашной схватки, вражеские солдаты побежали вдоль двора заставы. В это время лейтенант Тужлов завязал бой с новой группой, бежавшей на помощь первой. Дутов со своей группой бросился преследовать убегавших.

Командир отделения сержант Тимушев, увлекшись преследованием врага, вырвался вперед и не заметил, как оказался окруженным вражескими солдатами. Отважный комсомолец не растерялся. Выстрелом в упор он уложил одного, штыком прикончил второго и третьего. Но в это время сзади на Тимушева навалились еще два вражеских солдата и свалили его, а подбежавший офицер выбил из рук винтовку.

Скрутив руки Тимушеву, солдаты и офицер потащили его за собой. Заметив это, Кайгородов, ведший огонь из окна казармы, выскочил во двор и поспешил на помощь своему командиру.

Тимушев, собрав все силы, вырвался из вражеских рук. Завязалась отчаянная схватка обезоруженного пограничника с вражеским офицером и двумя солдатами. Тимушев пытался вырвать винтовку из рук офицера. Кайгородов штыком свалил одного из солдат, другой, бросив Тимушева, пустился бежать. Ударом ноги Тимушев свалил офицера, вырвал из его рук свою винтовку, а Кайгородов прикончил фашиста. Затем на подмогу подошли Дутов и другие товарищи.

Вражеская атака была отбита. Сержант Тимушев, получивший в рукопашных схватках с врагом четыре ранения, продолжал командовать своим отделением.

Оставив небольшое прикрытие со стороны реки, куда ушел недобитый противник, Дутов с группой солдат поспешил на помощь начальнику заставы. Неожиданный удар по врагу пришелся с фланга. Противник, наседавший на Тужлова, растерялся, а затем, не выдержав натиска пограничников, побежал к реке. Вражеская атака и здесь была отбита.

Третье отделение прикрывало заставу со стороны реки. Тимушев вернулся в блокгауз № 2. Туда же направился Дутов с заданием — внимательно наблюдать за местностью у излучины реки и железнодорожного моста.

Для выяснения обстановки у излучины реки, откуда доносились взрывы гранат и пулеметная стрельба и откуда еще не вернулся на заставу пограничный наряд ефрейтора Макарова, лейтенант Тужлов направил четырех бойцов и секретаря бюро комсомольской организации комендатуры старшину Мелешко. Отдав необходимые распоряжения, Тужлов поспешил к телефону, чтобы доложить коменданту участка обстановку.

Вражеская артиллерия открыла огонь по заставе. По ее сигналу враг должен был штурмовать наши рубежи. А сколько событий уже произошло на этом участке!

От массированного артиллерийского налета загорелись конюшня, дом начсостава, частично была повреждена казарма, продовольственный склад и другие хозяйственные постройки. Старшина заставы Козлов и два бойца тушили пожар. Жертвой этого налета стал ефрейтор Кайгородов, мужественно выполнявший свой долг дежурного по заставе.

Заместитель коменданта по политчасти старший политрук Бойко в субботу вечером привез на заставу кинопередвижку. В ночь на 22 июня в сопровождении киномеханика он отправился на проверку службы нарядов. Глухие разрывы гранат Бойко услышал, когда подходил к участку, где нес службу правофланговый наряд. Отчетливо была слышна и пулеметная стрельба со стороны деревянного моста. Не дожидаясь сигнала «все на заставу», Бойко снял с границы оба наряда и повернул обратно.

Когда начался артиллерийский и минометный обстрел заставы, группа из шести человек, руководимая Бойко, подходила к излучине реки, что восточнее заставы. Приближаясь к шоссейной дороге, Бойко заметил, что противник силою до взвода под прикрытием насыпи продвигается в тыл заставы вдоль дороги от моста.

Бойко не знал, что произошло на заставе за время его отсутствия. Не теряя времени, он развернул свою группу и открыл огонь по противнику. Завязалась частая ружейная перестрелка. Занимая более выгодное положение, Бойко, несмотря на малочисленность своей группы, оттеснил противника и заставил его отойти.

Старшина Мелешко, отойдя от заставы не более 300 метров, встретился с ефрейтором Макаровым и рядовым Теленковым, двигавшимися на заставу от излучины реки после столкновения с противником. Макаров рассказал Мелешко о случившемся и предупредил, что невдалеке в сторону заставы движется взвод противника, а за ним на некотором расстоянии — еще два взвода.

Отпустив раненого Макарова, сопровождаемого Теленковым, Мелешко решил организовать засаду. Расположив бойцов в кустарнике и проинструктировав их, Мелешко стал обдумывать дальнейший план действий. Он не сомневался в успехе. А как быть с теми двумя взводами, которые, несомненно, попытаются прийти на помощь первому? Ведь в его группе только пять человек. Решил во что бы то ни стало задержать противника до подхода подкрепления.

Вот показался вражеский головной дозор из трех солдат, а за ним рассыпным строем двигался взвод. Как ни вглядывался дозор в окружающую местность, как ни прислушивался к малейшему шороху, все же прошел мимо пограничников, притаившихся всего в 10–20 метрах от тропы. Мелешко лежал в центре, вправо и влево от него на расстоянии 3–5 метров друг от друга — по два бойца. Вот мимо Мелешко проходит офицер. За ним, трусливо озираясь по сторонам, следуют солдаты, их около тридцати.

Когда середина колонны поравнялась с Мелешко, он крикнул: «Бей!» В противника полетели гранаты, а затем раздались выстрелы пограничников, сопровождаемые дружным «ура!»

Смелый замысел Мелешко, храбрость, мужество всей группы дали блестящие результаты. Вражеский взвод в течение нескольких минут был разбит. Более двадцати убитых и раненых остались на тропе. Уцелевшие вояки врассыпную разбежались по кустарнику. Мелешко снял с убитого офицера полевую сумку с документами, а пограничники подобрали ручной пулемет с боеприпасами.

Два вражеских взвода, двигавшиеся на расстоянии не более 150 метров за первым, не пришли на помощь попавшим в засаду. Услышав взрывы гранат, они сначала остановились, а затем развернулись вправо от тропы и залегли в кустарнике.

Мелешко решил испробовать трофейный пулемет. Он оказался исправным и действовал безотказно.

Чтобы ввести противника в заблуждение, Мелешко обстреливал его, меняя позиции. Остальные пограничники поддерживали его одиночным и залповым огнем. Им вразнобой отвечали несколько ручных и один станковый пулеметы противника. Замысел Мелешко и на этот раз удался. Противник был задержан на продолжительное время.

Однако патроны к трофейному пулемету вскоре кончились, пришлось снять с него некоторые части и бросить. Теперь винтовочный огонь пяти пограничников не мог быть эффективным. Противник перешел в наступление. Боясь разделить участь своего головного взвода, враги двигались медленно, расчлененными группами, под прикрытием сильного пулеметного огня.

Мелешко решил отойти со своей группой и занять рубеж обороны у ручья, что на пути к заставе. Какова же была ярость противника, когда, подойдя к ручью, он увидел, что ему преграждают путь всего пять пограничников! На горстку бойцов обрушился ливень огня. Мелешко и два бойца были ранены. Все с боем начали отходить к заставе.

В это время с юга, из-за полотна железной дороги, под прикрытием двух станковых и нескольких ручных пулеметов повела наступление на заставу другая рота противника.

Лейтенант Дутов доложил начальнику заставы обстановку. Тужлов приказал усилить огонь по наступающим, отразить атаку и не позволить захватить огневую точку № 2. Он переместил станковый пулемет сержанта Бузыцкова в блокгауз № 3 и приказал ему помочь огнем группе лейтенанта Дутова отразить атаку противника и воспрепятствовать ворваться во двор заставы с юго-востока.

Воспользовавшись ослаблением огня, противник мелкими группами стал перебегать через деревянный мост и сосредотачиваться справа и слева от него. Огонь ручного пулемета и небольшой группы бойцов отделения младшего сержанта Михалькова не мог помешать им. Однако наиболее серьезная опасность угрожала заставе с юга, где горсточка пограничников мужественно отстаивала огневую точку № 2, отбиваясь от двух рот противника.

Когда силы защитников заставы истощились, и враг грозил вот-вот ворваться в траншеи и внутрь двора, со стороны проселочной дороги застрочили два ручных и один станковый пулеметы и парализовали огневые точки противника. Так же внезапно во фланг наседавшему противнику с дружным «ура!» ударила еще одна группа пограничников. Это старший лейтенант Константинов с двумя стрелковыми отделениями и станковым пулеметом резервной заставы прибыл из комендатуры на помощь.

Лишившись огневой поддержки и не выдержав внезапного удара во фланг, противник в панике отступал в юго-западном направлении к исходному рубежу, оставляя десятки убитых и раненых. На поле боя были брошены станковый и ручной пулеметы, много винтовок и патронов.

Было около 7 часов утра. Дальнейшее руководство боем принял на себя старший лейтенант Константинов. Ознакомившись с обстановкой, он передал в распоряжение лейтенанта Дутова одно стрелковое отделение и станковый пулемет резервной заставы и приказал оборонять подступы к заставе с юга и юго-запада.

Руководство участком обороны со стороны деревянного моста Константинов поручил лейтенанту Тужлову, в его распоряжении находились стрелковое отделение резервной заставы и станковый пулемет Бузыцкова. Группа старшего политрука Бойко закрепилась на изгибе канавы, пересекающей дорогу, и сдерживала продвижение противника с юго-востока в тыл заставы.

Гарнизон охраны моста и присоединившиеся к нему четыре пограничника, несших службу на левом фланге заставы, несмотря на потери от сильного минометного и пулеметного огня противника, мужественно дрались с врагом, сдерживая его продвижение на восток — южнее железной дороги.

Владея железнодорожным мостом, противник перебрасывал по нему свои подразделения и технику на советский берег и концентрировал их в роще северо-восточнее моста. О положении на заставе Константинов доложил коменданту участка. Комендант сказал, что руководство боем у железнодорожного моста он берет на себя, и приказал Константинову имеющимися на заставе силами и средствами не допустить дальнейшей переброски по деревянному мосту живой силы и техники противника, контратаками выбить вражеские подразделения, угрожающие заставе со стороны реки и с северо-запада.

Группе старшего политрука Бойко было поручено оборонять подступ к заставе с тыла и не допустить продвижения противника вдоль дороги от моста. В заключение комендант участка добавил, что после восстановления нарушенной границы на участках других застав комендатуры на заставу Тужлюва будет послано подкрепление.

Сам комендант с небольшим резервом выехал затем в с. Стояновку, куда к середине дня должен был прибыть 108-й кавалерийский полк для оказания помощи в восстановлении границы, нарушенной в районе железнодорожного моста.

Около 8 часов противник из рощи, что на противоположном берегу западнее заставы, вновь открыл артиллерийский и минометный огонь по заставе. Оттуда же стали бить два станковых пулемета. Другие два пулемета с противоположного берега от моста повели огонь по огневым точкам и расположению отделений Бузыцкова, Михалькова и резервной заставы. Один станковый пулемет с дальней дистанции, от моста, стал обстреливать группу Бойко. В это же время с юга, из-за насыпи железной дороги, по заставе открыли огонь один станковый и несколько ручных пулеметов.

Снова загорелись постройки. Миной крупного калибра был значительно поврежден блокгауз № 1.

Со стороны деревянного моста и от реки около двух вражеских рот повели наступление против группы лейтенанта Тужлова. От моста севернее шоссейной дороги к позициям, занятым группой Бойко, стал продвигаться вражеский взвод. Одновременно две поредевшие роты противника повели наступление на заставу с юга, от полотна железной дороги.

Не считаясь с потерями, противник предпринимал одну атаку за другой. Около трех часов пограничники мужественно отбивали атаки врага и по нескольку раз переходили в контратаки, отбрасывая его на исходные позиции.

Старший лейтенант Константинов с третьим отделением, оборонявшим заставу с запада, контратакуя вражеский взвод, обратил его в бегство, а затем, преследуя убегающих, оказался в тылу вражеских подразделений, наседавших на отделение Михалькова и резервной заставы. Константинов без промедления повел свою группу в атаку. Завязалась рукопашная схватка. Лейтенант Тужлов тоже поднял свою группу в контратаку. Враг не выдержал штыкового удара с двух сторон и в беспорядке отступил к мосту. Берег реки западнее заставы был полностью очищен от противника. Подступы к заставе были усеяны вражескими трупами.

Лейтенант Дутов не отвечал на огонь вражеских пулеметов, не стрелял он и по наступающим. Тщательно замаскировавшись, пограничники ждали, пока противник подойдет ближе. Уже дважды битые вояки бросились в атаку. Только теперь на них обрушился огонь станкового и двух ручных пулеметов, полетели гранаты, а затем пограничники с громким «ура», заглушающим крики врага, перешли в контратаку. Два десятка пограничников отбили натиск более сотни вражеских солдат и офицеров. В результате боя от прежних двух рот, которые первыми нарушили государственную границу Советского Союза и ступили на нашу землю, осталось всего лишь несколько человек, разбежавшихся по кустарнику.

После того как опасность вражеского нападения на соседнюю заставу миновала, по приказу коменданта участка из села Лека на помощь заставе лейтенанта Тужлова с одним отделением и двумя ручными пулеметами выступил лейтенант Луценко. Приблизившись к излучине реки, что восточнее заставы Тужлова, он заметил на противоположном берегу скопление вражеских войск, готовящихся к переправе на наш берег. Несколько солдат противника уже на нашем берегу закрепляли протянутый через реку трос.

Разгадав намерение врага зайти в тыл заставе, Луценко замаскировал свою группу почти у самого берега реки ниже натягиваемого троса. Когда три большие надувные лодки с вражескими солдатами пересекли середину реки, по ним открыли прицельный ружейно-пулеметный огонь.

Только один из ручных пулеметов, стоявших на этих лодках, успел дать короткую очередь по нашему берегу. Остальные два, потеряв пулеметчиков, не успели сделать ни одного выстрела. Лодки стали тонуть. Попытка переправиться на наш берег, стоившая противнику до полусотни убитых и утонувших, была сорвана. Противник вновь повел организованный обстрел нашего берега и начал вновь готовить переправу.

В это время к развилке дорог, ведущих из сел Лека и Леово в село Стояновку, прибыл с двумя отделениями резервной заставы комендант участка капитан Агарков. Его внимание было привлечено сильной пулеметной стрельбой на излучине реки, что восточнее заставы Тужлова. Комендант поспешил к месту стрельбы. Лейтенант Луценко доложил ему, что вражеская попытка форсировать реку отбита. Однако опасность не миновала: противник под сильным пулеметным огнем вновь готовится к переправе, а на противоположном берегу укрылись в кустарнике около двух вражеских рот.

Агарков приказал Луценко скрытно переместить свою группу на 100 метров ниже по течению реки от места переправы, дать противнику возможность сесть в лодки и отойти от берега. Капитан Агарков со своей группой расположился выше места намечаемой переправы, так что огонь его двух ручных пулеметов приходился во фланг противнику.

Противник торопился и ждать себя долго не заставил. Из густых прибрежных зарослей солдаты вскоре вынесли четыре надувных лодки, спустили их на воду и начали переправляться. На этот раз в результате боя противник потерял убитыми на берегу, в лодках и утонувшими в реке около сотни солдат и офицеров. Одна из лодок, потеряв управление, была подхвачена течением и снесена прямо под огонь группы Луценко, три других — потоплены посередине реки.

В результате вражеские подразделения, дважды пытавшиеся переправиться на советский берег, были наголову разбиты, а их остатки под прикрытием зарослей отошли вдоль берега на северо-запад. Капитан Агарков, оставив Луценко с его группой для предотвращения дальнейших попыток мелких групп противника переправиться на наш берег, со своей группой поспешил на заставу, откуда в это время доносилась ожесточенная ружейно-пулеметная стрельба.

Двигаясь вдоль шоссейной дороги, Агарков по выстрелам определил, что противник ведет огонь из района деревянного моста. Одновременно по заставе из рощи, что на противоположном берегу, стреляют из пулеметов и минометов. Изредка оттуда же раздаются артиллерийские залпы.

Подойдя ко второму перекопу шоссейной дороги, Агарков увидел, что на этом участке его заместитель по политчасти старший политрук Бойко с отделением резервной заставы и пятью бойцами заставы Тужлова ведет бой против двух вражеских взводов. Противник захватил первый перекоп дороги и под прикрытием станкового и двух ручных пулеметов продвигается ко второму.

Агарков решил во взаимодействии с группой Бойко разбить противника. Замысел Агаркова полностью удался. Бросив гранаты и ударив во фланг взводу, наступавшему вдоль насыпи шоссе, группа Агаркова в рукопашной схватке почти полностью уничтожила его. Другой взвод, наступавший вдоль канавы, понеся потери от флангового огня двух ручных пулеметов Агаркова и огня группы Бойко, в беспорядке отступил в северном направлении.

Группа Агаркова заняла первый перекоп на шоссе. Туда же, по канаве, переместилась и группа Бойко. Обстрел заставы заметно ослабевал. Комендант участка собрал офицеров, уточнил обстановку и сообщил, что противник в районе других застав отброшен за Прут.

На заставе лейтенанта Тужлова в районе деревянного моста продолжает оставаться еще на нашем берегу до роты противника и более батальона, сосредоточенного в роще севернее железнодорожного моста. Одна рота этого батальона медленно продвигается в направлении с. Стояновка. В этом же направлении отходит гарнизон охраны моста, который, одерживая продвижение роты, понес уже значительные потери.

В районе с. Стояновка к середине дня сосредоточится 108-й кавполк, который поможет комендатуре восстановить нарушенную границу в районе железнодорожного моста. Комендант направился в Стояновку.

На северо-восточной окраине села капитан Агарков встретил командира кавполка подполковника Васильева и подробно информировал его о положении на участке заставы. Один эскадрон тут же был послан на помощь заставе.

Дойдя до излучины реки, что восточнее заставы, командир эскадрона произвел усиленное спешивание и, оставив коноводов с одним взводом прикрытия, сам с тремя другими взводами в пешем строю к 15 часам прибыл на заставу. Туда же часом раньше явился и лейтенант Луценко со своей группой.

Группу Луценко и один взвод кавэскадрона Константинов подчинил старшему политруку Бойко, занимавшему позицию на первом перекопе дороги и вправо от него. Другой взвод эскадрона был подчинен лейтенанту Тужлову, группа которого располагалась теперь фронтом к мосту от огневой точки № 1 до берега реки. Третий взвод эскадрона оставили в резерве. Он расположился на втором перекопе канавы. Там же остался со своей группой управления и командир эскадрона.

Обнаружив прибытие на заставу подкрепления, противник обрушил на ее защитников всю мощь своего пулеметного, артиллерийского и минометного огня. Находившиеся в районе моста группы противника перешли в наступление, а затем в атаку. На мост бросилась новая рота вражеских солдат.

Пулеметным огнем группы Бойко и Тужлова отразили атаку врага. Из роты противника, бежавшей по мосту, только одиночки достигли нашего берега и примкнули к подразделениям, атакующим группу Бойко, которая теперь насчитывала около 50 человек. Многие солдаты вражеской роты полегли на мосту, остальные откатились назад.

Группа Тужлова, перейдя в контратаку, выбила противника с южной стороны моста. Оставшиеся в живых укрылись за высокой насыпью дороги. Группа Бойко, отразив атаку врага, отбросила его к самому берегу реки севернее моста.

Теперь это была единственная группа противника численностью не более двух взводов, находящаяся на нашей территории в районе деревянного моста. Ее прикрывали сильным пулеметным и минометным огнем с противоположного берега.

Старший лейтенант Константинов решил уничтожить группу, не дав ей оправиться после поражения. Удар группы Луценко во фланг растянувшейся вдоль берега цепочки противника и атака группы Бойко обратили врага в паническое бегство вплавь через реку. На свой берег добрались немногие.

Теперь на советской земле в районе деревянного моста остались только вражеские трупы, брошенное оружие и боеприпасы. Более двенадцати часов вражеские подразделения упорно удерживали захваченный ими плацдарм. Теперь они, были выбиты с него и граница на этом участке восстановлена.

В 15 часов капитан Агарков с группой пограничников и двумя спешенными эскадронами полка, при поддержке четырех станковых пулеметов, повел наступление на вражескую роту, продвигавшуюся от железнодорожного моста.

Подразделения Агаркова встретились с противником в полукилометре от с. Стояновки. Завязался бой. Стремительное наступление пограничников и эскадронов полка заставило вражеские взводы обратиться в беспорядочное бегство. Если на преодоление 4—5-километрового расстояния этой роте понадобилось более 10 часов, то на обратный путь — не более часа.

Из-за реки вновь ударила артиллерия.

Попав под перекрестный огонь противника, Агарков решил отвести свои подразделения назад и перегруппировать их.

Теперь путь противнику через мост преграждала группа с двумя ручными и двумя станковыми пулеметами и эскадрон, расположенный юго-восточнее моста. Отход возможен был только в рощу, находившуюся в своеобразном мешке, окаймленном с трех сторон рекой Прут. Эскадрон, расположенный между излучиной реки и полотном железной дороги, фланговым огнем закрывал выход из этого мешка.

В 16 часов 30 минут с высот юго-восточнее с. Стояновки артиллерийские батареи частей Красной Армии одновременно открыли беглый огонь по роще, где было сосредоточено более батальона вражеских войск, и по батареям противника, прикрывающим железнодорожный мост.

Используя схему расположения огневых средств противника, составленную младшим лейтенантом Хренковым, прибывшим на заставу по заданию коменданта участка, наша артиллерия с первых залпов била точно по целям. Это вызвало подъем духа в подразделениях, которые в течение двенадцати с половиной часов артиллерийскому и минометному обстрелу противника могли противопоставить только огонь своего стрелкового оружия.

Под прикрытием артиллерийского огня капитан Агарков несколько продвинул группу пограничников к мосту и взял под контроль подступы к нему. Передвинул он и эскадрон, расположенный южнее полотна железной дороги, его левый фланг находился теперь в непосредственной близости от берега реки и мог контролировать противника в случае высадки.

Эскадрон, расположенный у излучины реки, также продвинулся вперед и, войдя в соприкосновение с противником, расположенным на юго-восточной опушке рощи, завязал с ним перестрелку. До позднего вечера эскадроны полка и труппа пограничников вели огневой бой с противником. К исходу дня из погранотряда в распоряжение капитана Агаркова прибыл один стрелковый взвод маневренной группы, а из кавполка — одно противотанковое орудие. Одновременно Агарков получил приказ начальника пограничного отряда уничтожить мосты через реку Прут. Выполнение задачи по уничтожению деревянного моста было поручено старшему политруку Бойко с его группой. Офицеры решили поджечь мост. Из горюче-смазочных материалов на заставе оказалось всего три ведра керосина и немного бензина, слитого из поврежденной артобстрелом автомашины-кинопередвижки, а также около десяти килограммов обтирочных материалов — пакли, ветоши и т. п.

Горючую смесь, ветошь и паклю доставили к мосту. Затем пять пограничников скрытно перенесли их на мост и положили в 15–20 метрах от берега. Противник дважды за это время освещал мост ракетами, однако из-за трупов своих солдат не заметил пограничников.

Когда все необходимое было сделано, Бойко дал сигнал поджечь паклю. Яркое пламя вспыхнуло сразу во всю ширину моста. Казалось, цель достигнута. Но, увы! Смесь выгорела, а мост остался цел и невредим, лишь слегка обуглился.

Боясь потерять мост, противник открыл ураганный огонь. На мосту и вокруг него рвались мины и онаряды. Мост дрожал и, казалось, был готов рухнуть от разрывов. Это навело Константинова на мысль попытаться разрушить мост стрельбой из орудия прямой наводкой. Комендант участка согласился с предложением Константинова и подтянул к заставе 76-миллиметровую пушку. Однако стрельба по мосту из пушки тоже не дала желаемых результатов. Оставалось ждать взрывчатки.

Остаток ночи на заставе прошел беспокойно. Противник не унимался. То в одном, то в другом месте он открывал огонь, отвлекая внимание наших пограничников от участков, где готовилась переправа. На рассвете 23 июня он попытался переправиться на наш берег севернее и южнее моста, но обе попытки без особого труда были отбиты. Не имела успеха и попытка противника двумя взводами проскочить через мост. Группа Бойко держала его под огнем.

Спустя некоторое время защитники моста, отбившие эту атаку, вновь были обстреляны из артиллерийских орудий и минометов. Осколком снаряда ранило сержанта Бузыцкова, но, перевязав рану, он остался у пулемета. Вскоре в районе моста появились легкие танки противника. Два из них, стреляя на полном ходу, шли прямо на мост. За ними бежала пехота.

Группа Бойко, а за ней группа Тужлова открыли по пехоте ружейно-пулеметный огонь. Первый танк, проскочив мост, устремился прямо на пулемет Бузыцкова. Однако не дойдя до глубокого перекопа, танк замедлил ход. Сержант из группы Луценко, метко бросив связку гранат, подбил его. Второй танк, пытаясь обойти подбитый танк справа, на полном ходу свалился с насыпи и остался лежать на боку.

О появлении танков противника Константинов доложил коменданту участка. Пообещав помочь, Агарков приказал удерживать мост и не допустить переправы противника в других местах. Вскоре командир полка прислал на заставу два станковых пулемета и противотанковое орудие. Сюда же прибыл и 4-й взвод эскадрона, ранее оставленный с коноводами восточнее заставы. В течение дня противник несколько раз пытался захватить мост, то в одном, то в другом месте намеревался форсировать реку. Пограничники вместе с кавалеристами ценою невероятных усилий мужественно отбивали атаки врага и помешали его попыткам захватить плацдарм на советском берегу реки. Сержант Бузыцков вторично был ранен, однако и на этот раз не оставил своего поста.

Во второй половине дня из кавалерийского полка на заставу прибыли три сапера со взрывчаткой, подготовили заряды. Старший политрук Бойко разведал и наметил пути для наиболее скрытного подхода к мосту, тщательно проинструктировал саперов и сопровождавших их пограничников.

Константинов и Тужлов уточнили расположение огневых точек противника, определили расстояние до них, перегруппировали свои огневые средства, распределили их строго по целям противника.

К наступлению темноты все было готово. Под покровом ночи, время от времени освещаемой ракетами и нарушаемой стрельбой противника, пограничники ушли на выполнение боевого задания.

Время тянулось томительно долго. Наконец все заряды были размещены по своим местам и закреплены.

Выслушав доклад саперов и убедившись, что все сделано правильно, Бойко отправил их в расположение своей группы. Через несколько минут он поджег фитиль, соединенный с бикфордовым шнуром, и бросился бежать.

Вспыхнуло яркое пламя, и оглушительный взрыв потряс всю округу. Деревянный мост, освещенный заревом, сначала горбом взлетел на воздух, а затем, распадаясь на части, рухнул в воду. Приказ выполнен. Путь противнику на советскую землю на этом участке был прегражден.

Поздно вечером 22 июня к излучине реки со своим штабом и остальными строевыми подразделениями прибыл командир 108-го кавполка Красной Армии подполковник Васильев. С этого момента он руководил боем в районе рощи и железнодорожного моста. Ночь и весь день 23 июня прошли в непрерывных схватках с противником, стремившимся во что бы то ни стало удержать за собой железнодорожный мост и захваченный рубеж севернее моста.

Пограничники и кавалеристы прилагали все усилия, чтобы вернуть мост и выбить противника из рощи. Но путь к мосту им преграждали вражеская рота с двумя станковыми пулеметами, несколькими минометами, расположенными непосредственно у моста, и артбатареей на противоположном берегу. Кроме того, рота имела сильную огневую поддержку со стороны рощи, находящейся севернее моста.

Пограничники в течение суток держали мост под контролем, не позволяя противнику использовать его для дальнейшей переброски войск на наш берег. Днем 23 июня шесть вражеских танков неоднократно пытались прорваться через мост на нашу сторону, однако ни одна из этих попыток не увенчалась успехом. Во время последней попытки один танк при въезде на мост был подбит, остальные скрылись в лесу.

Весь день шла интенсивная артиллерийская перестрелка. Наши батареи заставили вражескую артиллерию и минометы оставить позиции в непосредственной близости от берега реки, уйти в тыл своих войск. Только к вечеру 23 июня, после нескольких огневых налетов на позиции противника, кавполку во взаимодействии с группой пограничников удалось занять южную опушку рощи, своим левым флангом выйти к реке и парализовать связь роты, оборонявшей мост, с войсками, засевшими в роще. Рота лишилась огневой поддержки этих войск и оказалась изолированной, т. к. выход из рощи был плотно закрыт.

Еще в ночь на 23 июня комендант участка Агарков ознакомил командира полка с приказом об уничтожении мостов через реку Прут и попросил содействия в его выполнении.

Начальник инженерной службы полка составил план огневого обеспечения работы подрывников и доставки взрывчатки возможно ближе к мосту.

По его предложению на одну платформу был погружен легкий танк, на другую — противотанковое орудие, 300 килограммов взрывчатки и группа подрывников.

К вечеру 23 июня паровоз, подталкивая перед собой эти две платформы, направился к мосту. Вражеская артиллерия, словно поджидавшая его, открыла сосредоточенный огонь, которым были повреждены передняя площадка и паровоз. Пришлось спешно сгрузить взрывчатку и подрывников, после чего паровоз не без труда ушел обратно.

После этой неудачи было решено, что группа капитана Агаркова вместе с группой пограничников, которую возглавит старший лейтенант Константинов, прибывший в распоряжение коменданта участка после взрыва деревянного моста, завяжут бой с противником и тем самым обеспечат успешные действия подрывников по взрыву моста.

Изучая подходы к мосту с юга и расположение огневых точек противника, Константинов установил, что путь ему преграждают два — ручных и один станковый пулеметы, два взвода вражеской пехоты. Особенно серьезным препятствием являлся ручной пулемет, расположенный у берега реки за проволочным заграждением, которым была обнесена запретная территория объекта.

За этим же проволочным заграждением, огибавшим полукольцом мост, с обеих сторон полотна железной дороги и находилась теперь вражеская рота, занявшая наши окопы и огневые точки.

При обсуждении боевого задания в группе Константинова замполитрука Калинин и младший сержант Михальков вызвались бесшумно уничтожить ручной пулемет с его расчетом.

В результате взаимодействия групп Агаркова, Константинова и взвода маневренной группы погранотряда противник был выбит из оборонительной зоны моста. Схватка была короткой и беспощадной. Более двух взводов вражеской пехоты были почти полностью уничтожены. В разгар боя был ранен старший лейтенант Константинов.

Определив по времени, что саперы должны уже заканчивать подготовку к взрыву моста, Агарков приказал всем укрыться в траншеях. И действительно, вскоре зарево ярко осветило оба берега реки, раздался взрыв. Но, увы, железнодорожный мост не рухнул в воду.

Взрывчатки хватило только на то, чтобы его повредить.

Взрыв всполошил вражеский стан. Противник открыл сильный минометный огонь по мосту, затем начал артиллерийский обстрел нашего берега и полотна железной дороги. Капитан Агарков во избежание потерь отвел пограничников за проволочное заграждение и тремя группами взял под огневой контроль мост и берег реки.

Весь день 24 июня огонь вражеской артиллерии то усиливался, то ослабевал. Несколько раз пехота противника намеревалась форсировать реку то южнее, то севернее моста, но каждый раз разбегалась при разрыве первого же снаряда.

Во второй половине дня комендант участка Агарков сам взялся за подготовку нового взрыва моста. На этот раз все расчеты были сделаны с учетом прежних ошибок. Потребное количество взрывчатки доставили с некоторым запасом.

Группу обеспечения возглавил лейтенант Тужлов. Смелость и решительность действий пограничников и кавалеристов обеспечили успех трудной и опасной работе саперов. В 22 часа железнодорожный мост взлетел на воздух.

В ночь на 24 июня и днем кавалеристы полка вели упорные бои в роще севернее моста. Противник, очутившись в «мешке», ограниченном рекой, то на одном, то на другом участке переходил в контратаку, стремясь расширить захваченный плацдарм. Вражеские контратаки каждый раз сопровождались минометным и артиллерийским огнем. Только к вечеру 24 июня наша артиллерия окончательно подавила все огневые точки противника и обеспечила возможность продвижения полка вперед, на север.

Вражеские подразделения, лишившись огневой поддержки и неся большие потери от пулеметного и артиллерийского огня кавалеристов, поспешно стали отходить на север, где для них была подготовлена переправа через реку. Во второй половине ночи на 25 июня граница на участке заставы «Стояновка» была полностью восстановлена.


* * *

По показаниям пленных румынских солдат, тяжелораненого пограничника Хомова, захваченного на деревянном мосту, допрашивал в штабе немецкий офицер. Сначала он обещал Хомову лечение, сытую и праздную жизнь. Когда посулы не помогли, угрожал расправой, бил и истязал его. Однако ни посулы, ни угрозы, и истязания не сломили твердости духа советского пограничника. Хомов погиб, так и не сказав ни одного слова, кроме «не знаю».

Из пометок на карте и других документов, находившихся в полевой сумке убитого группой Мелешко офицера, установлено, что передовые части вражеских войск должны были к 4 часам 30 минутам захватить оба моста, окружить и уничтожить заставу и гарнизон охраны железно-дорожного моста. Они рассчитывали таким образом открыть путь для движения своих войск по шоссе и вдоль линии железной дороги. К 6 часам утра войска противника должны были быть уже на станции Прут.

Но события развернулись совершенно иначе. За три дня кровопролитных боев на участке бывшей заставы «Стояновка» противник потерял убитыми и ранеными до тысячи солдат и офицеров, не считая многих десятков утонувших при форсировании реки. А сколько вражеской боевой техники уничтожила наша артиллерия! Одних танков было подбито более десятка.

Советские пограничники совместно с кавалеристами 108-го кавполка с честью отстояли родную землю и отбросили врага за реку.

Партия, Советское правительство и народ высоко оценили ратные подвиги защитников заставы «Стояновка». Старшему лейтенанту А. К. Константинову, сержанту И. Д. Бузыцкову и младшему сержанту В. Ф. Михалькову Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 августа 1941 года присвоено звание Героя Советского Союза. Более двадцати пограничников награждены орденами и медалями Советского Союза, в их числе лейтенанты Тужлов, Луценко, Дутов, ефрейтор Макаров и другие.

На Кагульской заставе

Важнейшим объектом охраны на участке Кагульской заставы являлся железобетонный мост через реку Прут. К нему по обеим берегам подходили хорошие гравийные шоссе. Вправо и влево от дамбы на десятки километров простирались почти непроходимые плавни, поросшие густым камышом.

Застава занимала помещение бывшей таможни в 100 метрах от Прута. Там же временно размещалась соседняя застава младшего лейтенанта Подуста, несшая охрану государственной границы вверх по течению реки до села Кокора.

Против участка бывшей Кагульской заставы противник сосредоточил 12-й погранполк, усиленный тремя артиллерийскими дивизионами, и основные подразделения 11-го погранполка. Вдоль берега было построено более десяти дотов, около двадцати дзотов, много наблюдательных пунктов. Враг рыл траншеи, сооружал заграждения.

Начальник заставы лейтенант К. Ф. Ветчинкин, которому была подчинена и застава младшего лейтенанта Подуста, в ночное время на охрану моста стал выставлять скрытый дополнительный наряд с ручным пулеметом.

Ночь на 22 июня 1941 года выдалась тихая и теплая. Далеко за полночь уставший от напряжения и бессонных ночей лейтенант Ветчинкин принимал доклады от возвращавшихся с границы нарядов. Светало, на реке и в плавнях легкой дымкой расстилался туман.

Но вдруг тишина была нарушена оглушительным грохотом. В здании заставы со звоном посыпались стекла — с противоположного берега по заставе били артиллерия и минометы. Загорелись постройки. Начальник заставы объявил боевую тревогу. Пока Ветчинкин докладывал о случившемся коменданту участка, личный состав заставы занял оборону.

Ведя интенсивный артиллерийский и минометный огонь по заставе, противник рассчитывал парализовать действия пограничников и тем самым обеспечить себе беспрепятственный захват заставы, а главное — моста и дороги через плавни на город Кагул, имеющих важное стратегическое значение.

В эту ночь мост охраняли ефрейтор Никулин и рядовой Лунев. Начальник заставы, словно предчувствуя недоброе, с полуночи усилил охрану моста дополнительным нарядом во главе с секретарем парторганизации — старшиной Наумовым.

При первых залпах ефрейтор Никулин заметил, как два солдата румынской пограничной стражи, охранявшие мост со своей стороны, быстро направились к середине моста и стали сбрасывать в воду заграждения из колючей проволоки, разделявшие мост на румынскую и советскую стороны. Вслед за ними по мосту во весь рост побежал взвод вражеской пехоты.

Когда противнику оставалось добежать до советского берега не более 10–15 метров, старшина Наумов и его четыре пограничника открыли дружный ружейно-пулеметный огонь. Никто из захватчиков не успел ступить на советскую землю. На мосту осталось много убитых и раненых. Такая же участь постигла второе, а затем и третье подразделения, взошедшие на мост вслед за первым.

Не добившись успеха, противник начал переправу через реку на заранее припасенных для этой цели лодках, плотах и других подручных средствах.

Переправившись на советский берег между мостом и заставой, противник силою до роты сомкнутой цепью пошел в атаку на заставу.

Подпустив вражеские цепи на близкое расстояние, Ветчинкин приказал открыть ружейно-пулеметный огонь.

Не ожидая такого отпора, противник в панике откатился назад, к реке, оставив десятки убитых и раненых.

Получив подкрепление, вражеские подразделения вновь бросились к заставе. Завязался неравный бой защитников заставы с двумя ротами врага. Пограничники стойко и мужественно отбивали одну атаку за другой.

Убедившись в бесполезности фронтальных атак, противник начал обходить заставу с флангов с явным намерением окружить ее и затем выйти на шоссе. В это же время одна вражеская группа силою до полуроты направилась в тыл расположения группы старшины Наумова, удерживавшей мост.

Поняв замысел врага и бессмысленность при этих условиях удерживать дальше охваченные огнем помещения заставы, Ветчинкин приказал своему заместителю младшему политруку В. Н. Лепешкину скрытно от противника, по плавням и кустарнику, вывести бойцов на более выгодный и важный рубеж — к развилке дороги на дамбе — и там закрепиться. Сам же с сержантом Кисленковым остался прикрывать отход заставы.

Около часа двое пограничников сдерживали яростный натиск врага. В затянутом дымом дворе заставы, они то из одной, то из другой огневой точки открывали пулеметный огонь по наседавшему врагу, бросали гранаты, создавая видимость, что опорный пункт обороняет вся застава. В разгар боя Кисленков был убит, а Ветчинкин оказался окруженным плотным вражеским кольцом.

В это время у моста завязалась отчаянная схватка пяти пограничников с группой противника, напавший на них с тыла.

Младший политрук Лепешкин с отделением сержанта Кириллова поспешил на помощь старшине Наумову. Внезапным ударом во фланг и тыл противника он расстроил боевые порядки врага.

Спасаясь от штыкового удара пограничников, один вражеский взвод бросился назад — вдоль берега — к месту переправы. Другой взвод кинулся на мост, но, попав под губительный огонь группы Наумова и понеся значительные потери, тоже откатился вслед за первым.

Внимание Лепешкина привлекла сильная ружейно-пулеметная стрельба у развилки дороги. Оказалось, что сержанты Третьяков и Зубов с оставшимися там людьми заставы открыли огонь по вражеской группе, стремившейся захватить дорогу.

Не медля ни секунды, Лепешкин повел отделение Кириллова во фланг наступающим. Попав под перекрестный огонь пограничников, противник залег, а затем, отстреливаясь, отошел в сторону заставы.

Пока Лепешкин ликвидировал опасность захвата шоссе, противник вновь атаковал мост. Два взвода, поредевшие при первой атаке, с еще большим остервенением напали на группу Наумова с тыла. В это же время новый взвод вражеской пехоты, поддержанный пулеметным огнем, пошел в атаку по мосту.

Пограничники с трудом отбивались от врага, атаковавшего с двух сторон… Кончились гранаты, последний диск достреливал ручной пулемет, не осталось патронов и у других бойцов…

Смертью храбрых пали старшина Наумов и два пограничника. Один был ранен…

Ценою жизни многих десятков своих солдат и офицеров врагу удалось захватить мост.

В поисках выхода из окружения Ветчинкин заметил, что прорвавшаяся на наш берег новая вражеская группа силою до полуроты устремилась к шоссе. Он понимал опасность, угрожавшую городу в случае захвата противником дороги. Мысль работала быстро и четко. Допустить этого нельзя, решил он, и бросился в сторону плавней.

Прокладывая себе дорогу сквозь вражеские группы огнем ручного пулемета и гранатами, Ветчинкин вырвался из окружения. Ему одному известной тропою через плавни добрался он до своих бойцов, успевших уже закрепиться на новом рубеже.

Еще издали Ветчинкин заметил, что младший политрук Лепешкин, раненный в ногу, с двумя бойцами, один из которых тоже был с перевязанной головой, в тени деревьев, у самого полотна дороги, торопливо оборудуют пулеметное гнездо.

На вопрос, для чего он это делает, Лепешкин ответил:

— Для первого трофея заставы. Станковый пулемет отбили у, противника.

Оказалось, что ефрейтор Никулин и рядовой Угланов из группы старшины Наумова, пробиваясь от моста к заставе, столкнулись с вражеским пулеметным расчетам, беспечно двигавшимся к дороге. Уничтожив расчет, смельчаки захватили станковый пулемет с комплектом боеприпасов и доставили его в расположение заставы.

Этот пулемет неплохо послужил советским пограничникам.

Захватив мост и заставу, противник обрушил всю мощь огня на пограничников, препятствовавших его дальнейшему продвижению.

Начался поединок пограничной заставы с батальоном вражеских войск, усиленным артиллерией, минометами и другими огневыми средствами и специальными подразделениями.

Весь день вражеская артиллерия подвергала интенсивному обстрелу дорогу от заставы до Кагула, парализуя связь с комендатурой и преграждая подкреплению путь на заставу.

Только коменданту участка капитану Персикову с десятью бойцами ценою невероятных усилий под непрерывным артиллерийским и минометным обстрелом удалось пробиться на заставу и возглавить руководство боем.

Высланная командирам 54-го стрелкового полка рота поддержки, подойдя по дамбе к деревянному мосту через речку Чернявка, подверглась сильному артиллерийскому и минометному обстрелу и, понеся значительные потери, вынуждена была отойти назад и укрыться на западной окраине города Кагула. Только к вечеру она смогла прибыть в район боевых действий заставы. Это произошло потому, что артиллерия 54-го стрелкового полка, предназначавшаяся для поддержки боевых действий пограничников, 22 июня 1941 года оказалась на учебном полигоне, за несколько десятков километров от Кагула? Только к 16 часам 30 минутам батарея полка прибыла к прежнему месту дислокации своей части и заняла огневые позиции.

Огонь батареи придал новые силы пограничникам и заставил противника заметно ослабить обстрел дороги, но вражеские войска, не считаясь с большими потерями, рвались к городу.

Четырнадцать часов пограничники обороняли дорогу, не отступив ни на шаг. Подступы к их окопам были усеяны вражескими трупами. Но враг не унимался. Одиннадцать раз он бросался в атаки, но каждый раз под губительным огнем пограничников откатывался назад.

К исходу 14-го часа боя за шоссе под покровом темноты в район боевых действий прибыла рота поддержки от 54-го стрелкового полка.

Теперь пограничники не только успешно отбивали атаки противника, но и сами стали переходить в контратаки.

Комендант участка капитан Персиков решил выбить врага с захваченной им советской территории и вернуть мост. С этой целью он приказал лейтенанту Ветчинкину силами заставы и прибывших с ним десяти пограничников во что бы то ни стало отбить мост у противника. Сам же небольшую группу пограничников и стрелковую роту повел вправо от дороги, чтобы очистить от вражеских подразделений территорию заставы.

Боясь оказаться отрезанным от моста и прижатым с одной стороны к плавням, а с другой — к реке, противник отчаянно сопротивлялся.

Завязалась сильная ружейно-пулеметная перестрелка. Пограничники, поддержанные стрелковой ротой, часто вступали в рукопашную схватку с остатками двух изрядно потрепанных рот противника, засевшими в оборонительных сооружениях заставы.

Едкий дым пожарища мешал ориентировке и затруднял дыхание. Только по вспышкам выстрелов наши бойцы определяли расположение врага и его огневых точек.

Метр за метром советские воины отбивали у противника свою родную землю. Вскоре враг оказался прижатым к реке.

Группа лейтенанта Ветчинкина, преодолевая яростное сопротивление врага, подошла к самому мосту. Завязалась схватка пограничников с вражеской ротой, оборонявшей мост. Не выдержав стремительного натиска, противник в отчаянии, бросая раненых, побежал по мосту на свою сторону. Преследуя убегающих, Ветчинкин с десятью смельчаками оказался на правом берегу реки. Появление советских пограничников вызвало переполох в стане врага. Началась беспорядочная минометная и артиллерийская стрельба по нашей территории. К мосту спешно направлялось подкрепление, но Ветчинкин уже вернулся на свою сторону и прочно закрепился у моста.

Захват моста пограничниками и переполох, поднятый на противоположном берегу, вызвал панику в гитлеровских подразделениях, теснимых к реке группой капитана Персикова.

Сбивая друг друга с ног, вражеские солдаты бросались в лодки. При посадке несколько лодок перевернулось и пошло ко дну. Раздались вопли тонущих. Застрочили автоматы. В самое скопище врага полетели гранаты.

Только немногим из вражеских солдат и офицеров посчастливилось выбраться на свой берег. На советской земле, охраняемой заставой лейтенанта Ветчинкина, оставались только трупы вражеских солдат и офицеров да некоторое количество раненых.

Близилась полночь. В районе моста шла учащенная ружейно-пулеметная стрельба. Только теперь кто-то вспомнил о семьях командиров. Несколько бойцов отделилось от группы капитана Персикова и побежало к Дому офицеров, стоящему под сенью больших деревьев за хозяйственным двором заставы.

Взору пограничников представилась неприглядная картина. Крыша дома разворочена вражеской миной, потолок двух смежных комнат пробит. Другой миной снесено крыльцо, сорвана входная дверь и разворочен угол дома. Почти во всех окнах выбиты стекла.

В доме не было никаких признаков жизни. Двое пограничников ощупью направились на кухню, надеясь найти там спички, чтобы осмотреть помещение. Трое других пошли вокруг здания. Проходя вдоль стены, они заметили, что два окна квартиры младшего лейтенанта Подуста, выходящие в сторону плавней, открыты, стекла разбиты. Тут же, у стены, лежит труп вражеского солдата.

Следы мародерства были видны всюду: шкафы взломаны, чемоданы разбиты, посуда и домашние вещи разбросаны.

Женщин с детьми не было.

Как потом выяснилось, три женщины с двумя детьми несколько раз пытались уйти за пределы заставы, но так как шоссе, ведущее на Кагул, интенсивно обстреливалось противником, то каждый раз они возвращались назад, к дому.

Когда же вблизи заставы стали раздаваться вражеские голоса, женщины решили укрыться в одной из угловых комнат, выходящей в сторону плавней, и там переждать. Они не знали, что фашистская Германия начала войну против нас.

Забаррикадировав окна и двери и вооружившись карабином младшего политрука Лепешкина, женщины и дети в страхе просидели около часа. Как раз в это время две вражеские мины угодили в домик.

Вскоре в коридор вломилось несколько фашистов. Женщины слышали, как они бесчинствовали в квартирах Лепешкина и Бондарева: взламывали шкафы и чемоданы, били посуду. После их ухода появился еще один. Сначала он пытался взломать дверь в квартиру младшего лейтенанта Подуста, где находились женщины и дети. Дверь не поддавалась. Фашист стал бить окна с намерением проникнуть в квартиру.

Трехлетняя дочь Подуста вскрикнула от страха и тем самым обнаружила их присутствие. Мародер дважды выстрелил в окно и стал ломать раму. Дети подняли плач. Е. Лепешкина заметила, что мародер собирается бросить гранату. Выстрелом из карабина она уложила мерзавца. Дальше оставаться в квартире было нельзя.

Женщины с детьми поспешно выбрались через окно и направились в плавни. Около пятнадцати часов без пищи пробирались они по камышам и болоту, пока, наконец, оборванные и босые добрались до своей комендатуры.

За день боя у Кагульской заставы противник потерял убитыми, утонувшими в реке и ранеными более 600 солдат и офицеров.

Потери пограничников составили 10 убитых и около 20 раненых. Большая часть раненых до конца боя оставалась в строю, в том числе и дважды раненный младший политрук Лепешкин — «правая рука» Ветчинкина — и другие, бесстрашно защищавшие родную заставу и преградившие врагу путь на город Кагул.

Стойкость и беспримерная храбрость пограничников произвели на противника настолько ошеломляющее впечатление, что он в течение последующих суток не решался вновь форсировать реку на участке этой заставы. Не было и серьезных попыток захватить мост. Противник весьма робко дважды пытался его атаковать, но, встретив мощное огневое прикрытие, отказался от этих намерений, ограничившись беспорядочной стрельбой по нашей территории.

Поздно вечером 22 июня комендант участка получил приказ начальника пограничного отряда взорвать шоссейный мост через реку Прут. Необходимое количество взрывчатки направлялось на заставу на двух гражданских лодках плавнями.

Утром 23 июня один из четырех патриотов, добровольно вызвавшихся доставить груз по назначению, Дмитрий Иванович Маравела докладывал коменданту участка об успешном выполнении задания командования отряда.

Взорвать мост комендант участка поручил заместителю начальника заставы лейтенанту Бондареву. Обеспечение выполнения задания возложил на начальника заставы лейтенанта Ветчинкина.

В течение дня подготовили заряды, тщательно разведали мост, уточнили расположение огневых точек противника, подготовили команды для прикрытия и непосредственного выполнения приказа.

В районе моста почти не умолкала перестрелка. Пять ручных и два станковых пулемета вели отвлекающий огонь по противнику. Поздно вечером лейтенант Бондарев с группой саперов-пограничников приступил к выполнению задания.

Противник не сразу понял, какой сюрприз готовится ему. Саперов он обнаружил, когда те уже завершили свою работу.

Ни огневое нападение, ни попытки атаковать мост не имели успеха. В три часа 24 июня раздался оглушительный взрыв. Разорванный на части центральный пролет моста рухнул в воду.

Ранним утром 24 июня у моста появились немецкие танки. Но теперь путь противнику на город Кагул был прегражден.

Когда мост был уничтожен, а пограничный отряд и 54-й стрелковый полк заняли подготовленный для них район обороны, отстаивать заставу не имело смысла.

В ночь на 25 июня стрелковая рота возвратилась в свою часть, а застава отошла на восточный берег речки Чернявки, где по приказу коменданта участка по 28 июня несла службу боевого охранения своей комендатуры, занимавшей оборону на западной окраине города Кагула.

Лейтенанту Ветчинкину было приказано силами своей заставы непрерывно вести наблюдение за противником. Последний никаких активных действий в эти дни не предпринимал.

28 июня по приказу командования, пограничники взорвали все четыре деревянных моста на дамбе. Дорога на всем ее шестикилометровом протяжении находилась под контролем мощного артиллерийского огня частей Красной Армии.

За доблесть и мужество, проявленные при защите государственной границы Союза ССР в первый день войны, 15 пограничников заставы были удостоены высоких правительственных наград.

Начальнику заставы лейтенанту Кузьме Федоровичу Ветчинкину, как особо отличившемуся в руководстве боем и проявившему беспримерное мужество и храбрость, Указом Президиума Верховного Совета СССР присвоено звание Героя Советского Союза.

Под Коту-Морий

Жители села Коту-Морий в это воскресное утро были разбужены выстрелами, доносившимися с границы. Затем начали бить по селу. Никто толком не знал, что происходит. Житель села Ф. И. Майдан выбежал на улицу и инстинктивно повернул к реке. «Может, пограничникам помощь нужна», — подумал он.

В это время из переулка выбежала группа вражеских солдат. Майдан успел укрыться за забором. Вышедший в это время из дому его сосед Петр Рошка был убит одним из фашистов.

Г. Г. Чебану, живший у самой реки, при первых выстрелах на границе заметил переправляющегося на наш берег противника и решил предупредить пограничников поста о происшествии. По пути к Чебану присоединился А. В. Райку, и они вместе прибежали на пост. Пограничников там уже не было. Крестьяне повернули назад. Вдруг на площади перед домом, в котором размещался пост, послышались крики и беспорядочная стрельба. Это вражеские подразделения атаковали пустое помещение пограничного поста.

Реку Прут у села Коту-Морий противник форсировал двумя группами. Одна из них, численностью до двух рот, — кто на лодках, кто на других подручных средствах, а кто вброд и вплавь, — подбадриваемая стрельбой, перебралась на советский берег и закрепилась на северо-западной окраине села.

Другая группа, численностью до двух взводов, прикрываясь зарослями камыша и кустарником, на резиновых лодках переправилась на наш берег на юго-восточной окраине села. Эта группа плотным кольцом окружила двор И. В. Тимотина, у которого до недавнего времени размещался пограничный пост от заставы лейтенанта Ливиненко.

Вражеские солдаты, напуганные метким огнем пограничников, неуверенно сжимали кольцо. Наконец они со всех сторон атаковали дом Тимотина. Хозяин дома, разбуженный стрельбой, уже успел одеться и поднять семью. Когда по окнам стали колотить прикладами, Тимотин открыл дверь. Один из фашистов, угрожая штыком, заорал: «Где русские, куда спрятались?» Тимотин ответил, что русские от него ушли и сейчас располагаются где-то на другом конце села.

Вражеская орава бросилась к центру села.

Ефрейтор Сенин, возглавлявший наряд на северной окраине Коту-Морий, рассказывал: «Наше внимание привлек шум на сопредельной стороне. Потом стали выделяться приглушенные окрики. Все это с нарастающей силой приближалось к берегу реки.

Я решил доложить на пост. Не успел закончить телефонного разговора с начальником поста, как послышался плеск воды и более четкие, но еще не совсем ясные голоса. Легкая дымка предутреннего тумана, стлавшаяся по берегу реки, и тень от больших деревьев не позволяли рассмотреть, что происходит на противоположном берегу.

Начальник поста приказал при явном намерении нарушителей перейти границу огонь открывать без предупреждения. Долго ждать не пришлось. Вскоре показались первые лодки и плоты. Затем с передней лодки раздался одиночный выстрел, то ли случайный, то ли служивший условным сигналом.

Вслед за ним последовало еще несколько таких же одиночных выстрелов, отзвуки которых перекатистым эхом пронеслись по реке. Когда первая лодка пересекла средину реки, наряд открыл дружный прицельный огонь. Лодка начала тонуть. Многие вражеские солдаты бросились в воду и вплавь направились к нашему берегу. Забросав гранатами первый подходивший к берегу плот, пограничный наряд по сигналу «Все на пост» отошел с границы.

Начальник поста сержант Шапронов успел только доложить о создавшейся обстановке в с. Коту-Морий, как голос начальника заставы Ливиненко внезапно оборвался. Телефонная линия была повреждена. Шапронов, понимая, что теперь указаний от начальника заставы не получит, решил действовать сообразно обстановке. Рассматривая схему своего участка, он обдумывал план действий. Часовой поста доложил, что подан сигнал «Все на заставу». Шапронов решил выйти на северо-западную окраину села и там занять оборону, преградив путь противнику к заставе.

При выходе на окраину села пограничники поста были обстреляны пулеметами противника, который уже занял западную и северо-западную окраины села. Шапронов направился в обход противника с фланга на юго-восток к дороге, ведущей от села в тыл участка. Но и здесь противник опередил пограничников.

Вражеские подразделения окружили село. Кольцо оставалось незамкнутым только с северо-востока. Тут Шапронов и организовал оборону. Однако фланговый огонь противника с двух сторон лишал пограничников маневренности и сковывал их действия. Пришлось с окраины отойти несколько в глубь села и, укрываясь за постройками, вести огонь, маневрируя то в одном, то в другом направлении.

Противник, не зная сил пограничников, активных действий не предпринимал, вел с двух сторон сильный беспорядочный пулеметный огонь.

Сопоставив донесения с двух участков границы, Ливиненко понял, что противник основными силами переправляется на левом фланге, что, заняв село Коту-Морий, он будет стремиться овладеть дорогой Немцены — Кишинев, а также мостом через широкий ров на дороге Коту-Морий — Немцены.

Ливиненко решил направить старшину Мочалова с одним отделением на юго-восточную опушку рощи «Коту-Маре», откуда он должен связаться с Шапроновым и совместными действиями воспрепятствовать продвижению противника в обход озера на село Обилены. Своему заместителю он поручил на оборону заставы мобилизовать находившихся на сборах на его заставе инструкторов и вожатых служебных собак комендатуры. Сам же, доложив коменданту участка обстановку, с одним отделением поспешил на мост.

Расположив отделение у моста, Ливиненко решил выяснить обстановку южнее озера и установить местонахождение группы сержанта Шапронова. Когда они с коноводом проезжали вдоль противотанкового рва, их с крыши дома лесника обстреляли из ручного пулемета. По противоположной стороне рва навстречу бежали более десятка вражеских солдат. Спешившись на ходу, Ливиненко бросил в них несколько гранат. Солдаты бросились врассыпную, побежали назад.

Ливиненко вернулся к мосту. Туда же прибыл с небольшой группой пограничников и заместитель начальника заставы по политической части политрук Окрент, проверявший вместе с ефрейтором Налобиным наряды на правом фланге участка. Следуя через рощу «Озерная», они встретили там небольшую группу противника, которая, не приняв боя, рассеялась в юго-западном направлении.

Наряд, прибывший из района рощи «Озерная», доложил, что один взвод противника на плотах переправился на наш берег южнее рощи «Озерная», другой — западнее дома лесника.

Ливиненко оставил Окрента с его группой для прикрытия моста, а сам повел группу бойцов к дому лесника с целью уничтожить засевшего там противника. Беспечность вражеских вояк способствовала выполнению задачи. Группа Ливиненко, маскируясь в кустарниках, подошла вплотную к дому лесника, забросала его гранатами, а затем атаковала. Оба вражеских пулеметчика, примостившиеся на крыше дома, были убиты, прежде чем успели открыть огонь. Там же был убит и офицер, наблюдавший в бинокль за расположением заставы.

В результате короткой схватки дом лесника и прилегающая к нему роща были очищены от вражеских солдат. На месте боя осталось полтора десятка убитых. Остальные, преследуемые пограничниками, в беспорядке устремились к реке. Однако неожиданный огонь станкового пулемета с дамбы у реки, а затем и другого — с западной опушки рощи «Коту-Маре» заставил Ливиненко прекратить преследование и укрыться за валом противотанкового рва.

Вскоре со стороны моста послышалась автоматная стрельба. Оказалось, что вражеский взвод, рассеянный группой политрука Окрента по роще «Озерная», теперь устремился к мосту с целью захватить его. Ливиненко поспешил на помощь своему заместителю. В короткой огневой, а затем рукопашной схватке на опушке рощи «Озерная» группы Ливиненко и Окрента почти полностью уничтожили взвод противника.

Только одиночки, побросав оружие и снаряжение разбежались по роще.

Оставшиеся на месте боя раненые рассказали, что взводу было приказано захватить мост через противотанковый ров и не допустить продвижения пограничников от заставы к Коту-Морий. Другой взвод имел задачу — захватить рощу «Лесничья» и помешать движению пограничников вдоль противотанкового рва, в обход озера на село Коту-Морий.

Замысел противника был сорван, причем с ощутимыми для него потерями. Однако Ливиненко понимал, что вражеское подразделение, захватившее западную и юго-западную опушки рощи «Коту-Маре» будет стремиться развивать наступление между рекой и противотанковым рвом вдоль дороги на мост и дальше на заставу и Немцены. Этому надо было воспрепятствовать. Ливиненко оставил политрука Окрента у моста для связи с заставой. Сам же с группой пограничников вернулся в рощу «Лесничья» и оттуда стал вести разведку северной опушки рощи и проходящей рядом дороги Коту-Морий — Немцены.

На рассвете 22 июня дежурный по комендатуре лейтенант А. В. Рыжиков зашел в помещение, где размещался коммутатор. Дежурный связист, молодой подтянутый боец, доложил, что связь со всеми подразделениями работает безотказно. Рыжиков подошел к коммутатору, чтобы позвонить на одну из фланговых застав. В это время где-то у границы, за рекой, тяжело ухнуло орудие, задребезжали стекла. Боец и офицер недоуменно посмотрели друг на друга. Грохот повторился, слившись затем в сплошной гул.

Словно от сотрясения открылся один из клапанов. Лейтенант поспешно включил штепсель и взял трубку. Начальник одной из застав лейтенант Сухарев взволнованным голосом докладывал, что с сопредельной стороны по нашей территории открыт артиллерийский и минометный огонь. Рыжиков еще не закончил разговор с Сухаревым, как открылись остальные блинкеры коммутатора. С левого фланга лейтенант Ливиненко докладывал, что против села Коту-Морий двумя группами через Прут переправляется до трехсот человек. С правого фланга доносили, что подразделения румынских войск под прикрытием артиллерийского и минометного огня тоже форсируют реку, что пограничники вступили в бой с противником…

В это время в помещение коммутатора вбежал запыхавшийся комендант участка капитан Матюшин.

— Что происходит на участке? — еще в дверях спросил он. Рыжиков, успевший выслушать тревожные доклады только трех начальников застав, коротко доложил обстановку и сообщил, что начальники остальных застав ждут у провода своей очереди.

После того, как комендант участка выслушал доклады остальных начальников застав, у него не осталось сомнений в том, что началась война.

Пока Матюшин выслушивал доклады и давал указания начальникам застав, в штабе комендатуры собрались офицеры, а во дворе построились в ожидании распоряжений резервная застава и другие подразделения комендатуры. Распределив личный состав по заставам для поддержки отражения вторгшегося на нашу территорию противника, капитан Матюшин, обращаясь к Рыжикову, сказал:

— Вы, лейтенант, поедете со мной на участок Ливиненко, там дела куда серьезнее, чем у других. Вместе с румынами вторглись и немцы. С этих нужно сбить спесь и во что бы то ни стало выгнать с нашей территории, пока они не закрепились.

Группа поддержки заставы Ливиненко, которую возглавил сам комендант, состояла всего из 8 человек: Матюшин, лейтенант Рыжиков, кузнец Дмитриев, повар-инструктор Иванов, связист Абрамов, коноводы Петров и Голиков и сапожник Сидорчук.

Когда Рыжиков поднялся в кузов грузовой машины, там уже сидели все шестеро бойцов. Дмитриев рассказывал сидевшим:

— Ложился спать и думал: как-то я буду завтра защищать свои футбольные ворота? А проснулся, оказывается, нужно защищать другие ворота, посерьезней…

Машина мчалась на предельной скорости в сторону границы. Гул орудий и пулеметная стрельба слышались все отчетливей. В небольшой балке недалеко от села Коту-Морий шофер затормозил машину. Капитан Матюшин приказал всем сойти. Пограничники поднялись на высоту, и перед ними открылась панорама всего участка Ливиненко. У самой границы на окраине села догорала скирда соломы, подожженная захватчиками, в центре полыхал сарай, около него шла интенсивная стрельба.

По выстрелам Матюшин определил, что на северо-восточной окраине села, вероятно в окружении, ведет бой личный состав поста. Севернее слышна сильная пулеметная стрельба.

Оценив обстановку, Матюшин решил ударить с фланга по вражеским подразделениям, находившимся в юго-восточной части села, а затем совместно с постом выбить противника с северо-восточной окраины и обезопасить себе продвижение вдоль дороги к мосту и в рощу «Коту-Маре».

Со стороны юго-восточной окраины села раздались взрывы гранат, а затем дружные крики «ура», сопровождаемые сильной ружейно-пулеметной стрельбой. Это старшина Мочалов, словно разгадав замысел коменданта, смело ударил с фланга по взводу противника, наседавшему на группу Шапронова.

Не ожидая такого удара с фланга, противник, потеряв до десятка убитых и раненых, в беспорядке отошел в глубь села. Другие вражеские подразделения, боясь удара с тыла, тоже отошли. Таким образом, юго-восточная и восточная окраины села оказались очищенными от противника. Мочалов не замедлил воспользоваться этим и вывел пограничников за околицу.

Из докладов Шапронова и Мочалова, а также рассказов местных жителей Матюшин установил, что в селе находится не менее роты вражеских солдат, а в роще «Коту-Маре» — около двух рот со станковыми пулеметами.

Пока комендант обдумывал план уничтожения вражеских подразделений, изучал маршрут движения группы, лейтенант Рыжиков включился в провод полевого телефона, протянутого с заставы на пост.

— Провод где-то оборван, — доложил Рыжиков коменданту.

— Обрыв необходимо найти, нам нужно связаться с заставой, выяснить обстановку и передать указание о взаимодействии, — ответил комендант.

Идя по проводу в сопровождении связиста Абрамова, Рыжиков неожиданно наткнулся на группу вражеских солдат, сидевших в густом кустарнике. Завязалась короткая схватка. Меткими выстрелами из пистолета он сразил двух, прежде чем те успели подняться. Третьего подстрелил Абрамов, но четвертый неожиданно из-за куста набросился на Рыжикова. Резким ударом ноги лейтенант выбил автомат из рук солдата, а затем, ударив рукояткой пистолета по голове, уложил и четвертого врага. Тут же, на месте схватки, был обнаружен и обрыв провода.

Вернувшись к группе, Рыжиков не без гордости доложил коменданту о выполнении задания и результатах первой встречи с противником. В подтверждение сказанного рядовой Абрамов пренебрежительно бросил на землю оружие четырех вражеских солдат.

Первая победа над врагом воодушевила пограничников. Это заметил и комендант участка. Он крепко пожал руку Рыжикову и громко сказал:

— Спасибо тебе, Анатолий…

После короткого телефонного разговора с заставой комендант оставил группу Шапронова южнее рощи «Коту-Маре» с заданием не допустить выхода противника из села, а сам повел пограничников к северной опушке рощи, чтобы во взаимодействии с группой Ливиненко обрушиться на противника и уничтожить его…

Как ни маскировалась группа Матюшина, противник ее обнаружил и открыл огонь из двух станковых пулеметов. Группа залегла. Матюшин понял, что путь вперед прегражден. Нужно устранить препятствие или отходить назад. Рыжиков, приблизившись к нему, вполголоса спросил:

— Разрешите мне уничтожить?

— Действуй, Анатолий, — сказал Матюшин. — Сержант Иванов, прикрой лейтенанта!

Взяв шесть гранат, Рыжиков, сопровождаемый сержантам Ивановым, отправился на выполнение боевого задания. Он знал, что от успешного выполнения этого задания зависит жизнь его товарищей.

К первому пулемету он решил подобраться незаметно с фланга. Сделав небольшой круг влево, он приблизился к вражеской огневой точке на расстояние до ста метров. Дальше нужно было ползти, прижавшись к земле, и он пополз. Вот до слуха Анатолия в промежутках между пулеметными очередями донеслись отдельные фразы на чужом языке. Вот он уже видит двух пулеметчиков, стреляющих по его товарищам, и двух беспечно лежащих рядом. Когда расстояние сократилось до 20–25 метров, Рыжиков, привстав, бросил одну за другой две гранаты. Обе гранаты угодили прямо в цель.

— Взять замок! — крикнул Анатолий Иванову, указывая на пулемет, а сам стал внимательно осматривать путь ко второму пулемету.

«Удобнее зайти с тыла, прикрываясь мелким густым кустарником», — решил он и дал знак Иванову ползти за ним влево.

Не успел Рыжиков проползти и 50 метров, как, всполошенные взрывом гранат, фашисты заметались. Почти рядом с Рыжиковым и Ивановым во весь рост пробежала в сторону замолчавшего пулемета группа вражеских солдат. По отдельным окрикам Рыжиков понял, что группа рассыпалась по кустарнику в поисках пограничников, уничтоживших пулемет и его расчет. Медлить нельзя было ни минуты. Нужно уползать как можно скорее и, не дав противнику времени опомниться, уничтожить второй пулемет.

Пренебрегая мерами предосторожности, Рыжиков стремительно продвигался к цели. Иванов, чтобы не отставать, должен был время от времени делать короткие перебежки. По выстрелам Рыжиков чувствовал, что пулемет уже близко. Осторожно выглянув из-за куста, метрах в 30 от себя он увидел строчивший пулемет. Три вражеских пулеметчика лежали рядом, четвертый в стороне, укрывшись за деревом, наблюдал за местностью.

Немного отдышавшись, Рыжиков пополз дальше, а затем поднялся во весь рост и бросил две гранаты. Взрывы раздались у самой цели. Пулеметная очередь оборвалась. Наблюдавший за местностью вражеский солдат бросился к пулемету. Рыжиков метнул третью гранату, которая угодила прямо под пулемет и взрывом опрокинула его. Раненый наблюдатель кинулся в сторону. Метким выстрелом Иванов уложил его.

«Вторая цель уничтожена, задание выполнено», — с облегчением подумал Рыжиков. Только теперь до его слуха донеслась дуэль третьего вражеского пулемета с ручным пулеметом группы Ливиненко, занимавшей рощу «Лесничья». Вражеский пулемет стоял прямо на дамбе, у реки.

Рыжиков понимал, что если его не уничтожить, наступление группы Матюшина и Ливиненко не увенчается успехом.

До вражеского пулемета было около двухсот метров, впереди редкий кустарник, а затем кукурузное поле, которое хорошо просматривалось с дамбы. Левее пулемета, на расстоянии ста метров, у изгиба дамбы располагался заслон противника силою до одного взвода.

Прикрываясь кустарником, Рыжиков направился к дамбе. Скат ее порос бурьяном, и можно было кое-как маскироваться. Пробежав не более 20 метров, Рыжиков заметил летевшую над его головой немецкую гранату с длинной деревянной рукояткой. Сделав прыжок вперед, он упал под куст; граната взорвалась позади, не причинив вреда пограничникам. Приподняв голову, чтобы осмотреться, Рыжиков заметил вторую гранату. Скорее инстинктивно, чем сознательно, он весь прижался к земле. Взрывом Рыжикова сильно оглушило, обдало комьями земли. Он попытался подняться, — голова была словно свинцовая, мысли путались. Рыжиков с трудом перевернулся на спину и только хотел позвать на помощь Иванова, как перед его глазами вырос здоровенный рыжий верзила, явно намеревавшийся прикончить его штыком. Меткий выстрел Иванова помешал фашисту.

Преодолевая боль, Рыжиков поднялся и продолжал двигаться вперед, пренебрегая мерами предосторожности. Иванов подполз к нему и заставил его залечь. Рыжиков понял, что на его пути есть какое-то препятствие.

Раздалась одна, затем другая автоматная очередь. Над головами Рыжикова и Иванова просвистели пули. Стрельба донеслась до слуха Анатолия, но все же он осторожно, по-пластунски пополз вперед. В промежутке между кустами, метрах в 25, на солнце заблестели три фашистских каски. Засевшие в заросшей бурьяном яме, солдаты противника пристально вглядывались в сторону двух смельчаков-пограничников.

«Если их только трое, — подумал Рыжиков, — то это не так уж опасно. Но для преодоления препятствия понадобятся две гранаты, а у меня осталась всего одна. Если израсходовать последнюю, то чем же тогда уничтожить пулемет? А ведь это основная задача, — размышлял Рыжиков. — Можно избежать встречи с этой «троицей», обойдя ее справа, и не тратить дорогого времени. Но если обойти справа, нас могут обнаружить с дамбы и тогда…»

Рыжиков оглянулся на Иванова и показал ему гранату.

Иванов понял, подполз к лейтенанту и молча передал три гранаты, оставив себе одну. Рыжиков послал первую гранату прямо в цель. Один солдат, заметив летящую гранату, с диким криком бросился бежать. Иванов вскинул карабин, но пылевая завеса от взрыва гранаты заслонила вражеского солдата. На этот раз ему удалось скрыться. Два других солдата остались в яме. Один был убит, а другой тяжело ранен. Раненый попытался бросить гранату в пограничников, но она угодилa в ту же яму и уничтожила его.

Теперь оба пограничника короткими перебежками стремительно продвигались к дамбе. Они достигли дамбы в восьмидесяти метрах от пулемета. Это расстояние нужно было сократить по меньшей мере наполовину. Впереди ни кустика, ни бугорка. Только бурьян мог укрыть пограничников, да и тот местами был скошен.

Рыжиков, а за ним Иванов, прижавшись к земле, по-пластунски поползли вперед. Когда до пулемета оставалось около 60 метров, в группе заслона противника, располагавшейся у изгиба дамбы, заметили пограничников. Криками и жестами они пытались предупредить пулеметчиков. Однако пулеметчики, увлеченные стрельбой, продолжали строчить по группе Ливиненко.

Рыжиков заметил, как от группы отделилось несколько солдат противника и перебежало за скат дамбы. «Нужно во что бы то ни стало обогнать их», — подумал Рыжиков и, поднявшись во весь рост, побежал к пулемету. Скат дамбы был крутой, и Рыжиков бежал прямо по кукурузному полю. За ним, не отставая, бежал сержант Иванов.

Только теперь наблюдатель противника, лежавший на дамбе правее пулемета, заметил в 25–30 метрах от себя двух бегущих пограничников и, вопреки здравому смыслу, прямо по гребню дамбы побежал к пулемету. Пограничники Ливиненко с первых же выстрелов подбили его, и он свалился в нескольких шагах от пулемета.

Один из пулеметчиков, не поняв в чем дело, поспешил на помощь раненому, два других прекратили огонь, умолк и пулемет пограничников. Рыжиков был уже в 20–25 метрах от цели. Сделав еще несколько шагов, он приготовился метнуть гранату. В этот момент оба пулеметчика, бросив пулемет, укрылись за дамбой. Рыжиков, не раздумывая, послал им вдогонку гранату, а сержант Иванов схватил пулемет и перетащил его на свою сторону. Рыжиков в этот момент метнул еще одну гранату за дамбу и вовремя — к ним уже бежали солдаты противника от заслона.

Два солдата были ранены, три на какое-то мгновение замерли на месте, а затем во всю прыть побежали назад. От заслона отделилась группа в шесть-семь человек во главе с офицером и побежала по кукурузному полю вдоль дамбы — к пограничникам. Рыжиков хотел было открыть огонь по противнику из его же пулемета, но Иванов успел уже забросить замок. Пришлось отходить к своим.

В это время с расстояния не более двухсот метров после некоторой паузы вновь застрочил ручной пулемет пограничников. Первая очередь оказалась на редкость меткой. Бегущий впереди офицер и три солдата были насмерть сражены, остальные солдаты в страхе прижались к земле.

Пограничникам удалось пройти еще полсотни метров, но вновь раздалась автоматная очередь. Стреляли четыре вражеских солдата.

Пограничники залегли. Иванов заметил, что от реки через дамбу перебежали более десятка вражеских солдат и двигаются им навстречу.

— Видите? — крикнул он Рыжикову, показывая рукой.

— Вижу! — ответил лейтенант. — Будем отходить влево, по кукурузе.

Засвистели пули. По Иванову тоже открыли огонь.

— Нас обнаружили. Нужно во что бы то ни стало уйти из ловушки, — крикнул Рыжиков.

В это время из придорожного кустарника взвилась ракета. Вслед за ней с двух сторон — с севера и запада — на вражеские подразделения, засевшие в роще, обрушился шквал ружейно-пулеметного огня, раздались взрывы гранат, крики «ура».

Ошеломленные внезапной стрельбой четыре вражеских солдата, преследовавшие Рыжикова и Иванова, и те, что бежали им навстречу, сначала остановились как вкопанные, а затем, словно по команде, бросились за дамбу.

Рыжиков и Иванов направились к роще. Там три небольшие группы пограничников противостояли двум ротам вражеских автоматчиков. Лишенные огневой поддержки, гитлеровцы метались по роще, стреляя во все стороны, иногда принимая своих за чужих. Избегая штыковой схватки, противник мелкими группами отошел на юг и прорвался в село.

Группа сержанта Шапронова огнем рассеяла бегущих из рощи. Большая часть их прорвалась на северную окраину Коту-Морий, меньшая — свернула влево, и угодила прямо в болото, где и была почти полностью истреблена группой Ливиненко.

Достигнув южной опушки рощи, Матюшин перестал преследовать противника. Он решил перегруппировать свои силы, пополнить запас боеприпасов и уничтожить противника, находящегося в селе. По распоряжению коменданта участка на южную опушку рощи прибыли группы политрука Окрента и сержанта Шапронава. Сюда же вернулся с группой и лейтенант Ливиненко. Лейтенант Рыжиков и сержант Иванов привели с собой насмерть перепуганного немецкого «обера», которого они, проходя по роще, обнаружили в кустах.

Когда лейтенант Рыжиков стал докладывать коменданту участка, Матюшин остановил его, пожал крепко руку и сказал:

— Все видел своими глазами, все знаю, спасибо вам обоим, задачу выполнили отлично!

Капитан Матюшин решил уничтожить средства переправы через реку и не допустить безнаказанного ухода противника на тот берег. Он приказал лейтенанту Ливиненко выбить противника из северной части села, лейтенанту Рыжикову, сержанту Иванову и двум пулеметчикам поста занять позицию на изгибе дамбы. Обращаясь к Рыжикову, Матюшин добавил:

— Имейте в виду, что правее вас, где-то у второго изгиба дамбы, находится вражеская группа. Их там десятка полтора.

Первым занял позицию лейтенант Рыжиков. Отсюда хорошо просматривался берег вправо и влево как на нашей, так и на сопредельной стороне.

Двумя группами на выполнение задания выступил и Ливиненко. Его появление на открытом участке между рощей и селом было сразу же обнаружено противником. Завязалась перестрелка. Группа политрука Окрента, двигавшаяся левее Ливиненко, используя складки местности и кустарник, достигла окраины села, не замеченная противником. Используя это преимущество, Окрент повернул свою группу на север и очутился на фланге вражеских подразделений, завязавших бой с группой Ливиненко.

С другого фланга открыл огонь ручной пулемет лейтенанта Рыжикова. Таким образом пограничники били по противнику с трех сторон. Ливиненко стал продвигаться вперед. Высокие деревья по обоим берегам реки, дамба, сады и густые заросли на окраине села скрывали от взоров противника с сопредельной стороны происходящее и лишали его возможности оказать огневую поддержку своим подразделениям, завязавшим бой с пограничниками.

Матюшин со своей группой в шесть человек проскочил из рощи к дамбе, а затем подошел к самой переправе. На берегу реки стояло около десятка лодок разной величины. У самого берега на плаву — два небольших плота. На одном из них сидели двое раненых. Тут же рядом два вражеских солдата вкапывали столб, видимо, готовились навести легкую паромную переправу. Шесть или семь солдат сидели под тенью большого дерева, беспечно курили, о чем-то громко разговаривали.

На противоположном берегу реки тоже стояли несколько лодок и один плот. На нем лежал стальной трос, конец которого группа солдат закрепляла прямо за дерево, росшее почти у самой воды. В глубине, между деревьями, виднелась грузовая автомашина, вокруг которой копошились солдаты. Все это Матюшин наблюдал невооруженным глазом. Его маленькая, но полная решимости группа приготовилась к действию.

Как и было условлено, Рыжиков первым открыл огонь по группе солдат противника, возившейся на сопредельном берегу у переправы. В это время группа Матюшина обстреляла солдат, беспечно болтавших под деревом. Туда же полетели несколько гранат. После короткой перестрелки с этой группой было покончено. Два солдата, возившихся возле столба у реки, бросились на плот, а затем прыгнули в воду и, подхваченные течением, поплыли вниз по реке. Их примеру последовал раненый с забинтованной головой. Другой раненый, сидевший на плоту, стал что-то громко выкрикивать.

Выскочив из-за дамбы, шестеро смельчаков Матюшина привели в негодность лодки. Оба плота вместе с раненым солдатом поплыли вниз по течению. Переправа уничтожена. Оставшимся в селе вражеским подразделениям путь отрезан.

Только теперь из-за реки начали стрелять по пограничникам, но они уже укрылись за дамбой.

Лейтенант Рыжиков с двумя пулеметчиками продолжал наблюдение за переправой.

Со своей группой, куда входил теперь и сержант Иванов, Матюшин двинулся к центру села, откуда доносилась сильная ружейно-пулеметная стрельба. Пробираясь садами и огородами к площади, Матюшин заметил, как из переулка на улицу выбежала одна, а за ней другая группа противника общей численностью до взвода.

«Явно держат путь к переправе, — подумал он и решил преградить им дорогу. — Нельзя допустить, чтобы вражеский взвод навалился на Рыжикова с тыла». В это время вдоль улицы со стороны площади застрочил пулемет, затем второй. Бегущая позади группа противника бросилась через первый попавшийся двор в огороды. Засада не удалась, противник ускользнул. На улице показались пограничники. До слуха коменданта донесся знакомый голос начальника штаба комендатуры старшего лейтенанта А. А. Валькевича. Он с двумя отделениями резервной заставы преследовал взвод противника.

Коменданту участка Валькевич доложил, что на других заставах комендатуры противник начинал форсировать Прут, но получил сокрушающий удар и больше не пытается нарушить границу. Валькевич возглавил группу пограничников и привел их сюда на подмогу. В заключение Валькевич добавил, что к заставам идет подкрепление от частей Красной Армии.

Капитан Матюшин ознакомил начальника штаба с обстановкой.

Преследование противника продолжалось. Валькевич со своей группой очутился на фланге вражеских подразделений, отступавших под ударами Ливиненко и Окрента. Попав под перекрестный огонь пограничников, противник, цепляясь за любое укрытие, попадавшееся на его пути, яростно сопротивлялся и явно намеревался отходить к переправе. Валькевич решил оттеснить его от переправы. Дело дошло до рукопашных схваток. Противник нес большие потери и медленно отходил на юг.

Вскоре из-за возвышенностей с противоположного берега реки по селу стали беспорядочно бить минометы и артиллерийские орудия, которых до сего времени не было на этом участке. Мины и снаряды рвались то в одном, то в другом месте, вызывая пожары и разрушая постройки села. Со стороны переправы, до которой оставалось не более ста пятидесяти метров, послышалась сильная ружейно-пулеметная стрельба и разрывы гранат. С противоположного берега, откуда бил пулемет, доносились какие-то выкрики.

Валькевич понял, что это Матюшин успел подойти со своей группой ко второй переправе противника. Иванов потом рассказывал:

— К переправе наша группа подкралась незаметно. На берегу копошились более десятка солдат. Все они были насторожены, озирались по сторонам. По команде капитана группа забросала фашистов гранатами, а затем открыла по ним меткий ружейный огонь. С противоположного берега противник ответил пулеметными очередями. Фашисты бросились к лодкам. Двое безуспешно пытались оттолкнуть плот от берега, забыв, что он привязан к дереву. Сидевшие в лодках выскочили на берег и побежали вдоль дамбы на юг. Несколько раненых безнадежно взывали о помощи.

Группа Матюшина меткими выстрелами привела в негодность три надувные лодки, но плоты и деревянные лодки оставались на плаву. Сержант Иванов заметил, что через дамбу перебежала группа вражеских солдат до 30 человек и по берегу направилась к переправе.

Матюшин, не раздумывая, двинул свою группу вперед, навстречу противнику, к тому месту, где дамба подходит почти к самому берегу реки. Расчет был правильный. В узкий проход между дамбой и рекой полетели шесть гранат. Ошеломленный противник, оставив почти половину своего состава убитыми и ранеными, побежал назад. А навстречу им бежала уже новая группа вражеских солдат. Соединившись, они все вместе двинулись вдоль берега — на юг.

По дамбе и берегу реки открыл стрельбу еще один станковый пулемет противника, хотя ни на берегу реки, ни на дамбе никого из пограничников не было. Пленные солдаты румынской королевской армии говорили: «Это немцы пугают румын. Они огнем пулеметов преграждают обратный путь румынским подразделениям и под угрозой оружия толкают румын против русских». Как выяснилось на допросе, задержанный Рыжиковым и Ивановым немецкий «обер» оказался тоже одним из таких «толкачей».

Разгром вражеских подразделений, нарушивший государственную границу, подходил к концу. Не выдержав натиска пограничников, они отходили на юг, стремясь укрыться за дамбой в зарослях камыша.

После того, как группы Валькевича, Ливиненко и Окрента вышли на юго-западную окраину села, Матюшин распорядился прекратить дальнейшее преследование врага. Загнанный в болото противник теперь не представлял никакой опасности.

И действительно, вскоре из-за дамбы послышались крики о помощи увязших в трясине вражеских солдат.

В 12 часов Ливиненко доложил коменданту участка, что противник изгнан с нашей территории и что государственная граница СССР на всем участке его заставы полностью восстановлена.

На заставу прибыла рота поддержки от стрелкового полка Красной Армии. Комендант участка приказал старшему лейтенанту Валькевичу и лейтенанту Ливиненко вместе с командиром стрелковой роты организовать оборону участка заставы и не допускать нарушения границы противником, а также собрать трофеи и подсчитать потери противника на участке заставы.

Противник, вторгшийся через границу целым батальоном и захвативший плацдарм на советской территории, не только не удержал его, но и был наголову разбит силами почти одной заставы. Из трехсот человек, нарушивших границу на участке заставы, остались убитыми и ранеными около 120, не считая утонувших в реке и погибших в болоте. В числе убитых — четыре офицера, из которых один майор немецкой армии. Среди пятнадцати пленных оказалось два офицера — один румын, другой немец. Трофеи — три станковых и шесть ручных пулеметов, много винтовок, автоматов, боеприпасов и снаряжения. В первых схватках с врагами погибли четыре пограничника. Из одиннадцати раненых трое остались в строю.

За доблесть и мужество, проявленные в бою с захватчиками, все офицеры, сержанты и многие рядовые пограничники заставы были награждены орденами и медалями Советского Союза.

Лейтенанту Анатолию Васильевичу Рыжикову присвоено звание Героя Советского Союза.

Герои заставы «Кетриш»

Застава «Кетриш» тогда располагалась возле леса. Высокие деревья скрывали ее от наблюдения с сопредельной стороны. В трех километрах северо-западнее заставы находился деревянный мост через реку Прут. От моста через лес по высокой насыпи проходила шоссейная дорога на Глодяны и дальше на Бельцы. От шоссе отходили дороги — вправо на город Фалешты и влево — на село Болотино. В полутора километрах от заставы имелся единственный в этом районе удобный для переправы брод. Мост и брод круглосуточно охранялись усиленными пограничными нарядами с ручными пулеметами.

В тылу заставы, за извилистой рекой Каменка, на бугре раскинулось молдавское село Кетриш. По дороге от заставы к центру села через Каменку перекинут пятидесятиметровый деревянный мост. Вокруг заставы отрыты полного профиля окопы по числу отделений, соединенные между собой ходами сообщения.

Во второй половине ночи, вернувшись с проверки службы наряда у брода, старшина Стеблецов доложил начальнику заставы, что подразделение румынских войск заняло свои траншеи против брода, что за этими позициями, судя по говору и шуму, происходит сосредоточение войск.

— По всему видно, что там готовится какая-то провокация, — заключил старшина.

— Похоже, что готовится, — задумчиво произнес начальник заставы лейтенант М. В. Герасев. — Мы с комендантом участка у моста наблюдали такую же картину. Там еще с вечера началась какая-то возня. Румынские офицеры бесцеремонно группами подходят к самому мосту, рассматривают карты, о чем-то говорят. Нужно полагать, что крупная провокация готовится против нас.

На нашем участке главным направлением является мост и шоссе на г. Бельцы, а также брод, где противник может организовать переправу. Я буду у моста, ты — здесь, — подчеркнул он, — тебе оставляю отделение сержанта Полукина, ездового и повара, с собой забираю всех остальных. Мало и очень мало, но что поделаешь? Больше у нас нет и взять негде. Помни, что пограничники всегда побеждают не числом, а умением.

— Ясно, товарищ лейтенант, — оказал Стеблецов. В это время прозвучал раскатистый орудийный залп.

— Ну, вот, и началось, — тревожно произнес начальник заставы и побежал к телефону.

Снаряды сначала рвались где-то в лесу, между заставой и мостом, потом ближе и наконец во дворе заставы. Раздались длинные пулеметные очереди у моста и брода. Застава быстро опустела.

Лейтенант Герасев с группой пограничников торопился на правый фланг, к дороге. Три пограничника, хотя и с ручным пулеметом, не смогли удержать мост. При поддержке нескольких станковых пулеметов и артиллерии вражеские подразделения захватили его. Теперь нужно было перекрыть дорогу и задержать противника до подхода подкрепления…

Сержанта Полукина с двумя пограничниками Стеблецов направил к броду, где в это время отбивал вражеские попытки форсировать реку пулеметчик ефрейтор Родошевцев со своим нарядом. Уже светало, когда с оставшимися пограничниками старшина Стеблецов занял стрелковый окоп, прикрывавший заставу со стороны реки. Ездовому и повару приказал укрыть лошадей в лесу, локализовать начавшийся от разрыва снарядов пожар и вынести все боеприпасы, хлеб и запас консервов из помещения в траншею; затем одному из них вести наблюдение вправо, — другому влево от заставы и в тыл.

Спустя некоторое время сержант Полукин позвонил старшине и с гордостью доложил: «Отбили третью попытку противника перейти реку вброд. После каждой схватки больше десятка вражеских трупов уплывает вниз по реке. Противник с разных сторон пытается подавить наш огонь, но позиция у нас отменная и пулемет неуязвим. Сейчас следим за приближением к траншеям новых вражеских групп. Попробуем разогнать их». На этом разговор Стеблецова с командиром отделения был прерван.

Наблюдавший за противоположным берегом реки рядовой Чеплаков сообщил, что 15 вражеских солдат с офицером, неся какой-то груз, подошли к самому берегу реки и без всяких мер предосторожности что-то там налаживают. Стеблецов приблизился к берегу, чтобы лучше разглядеть, что там происходит.

Вражеская группа накачивала лодку и готовилась к переправе. Стоя за деревом, Стеблецов мысленно прикидывал, как лучше уничтожить этих наглецов. Ширина реки здесь не превышает шестидесяти метров. Можно всю эту группу перестрелять там же, на месте, прежде чем кто-либо из них успеет добежать до укрытия. Но в этом случае все вооружение и снаряжение останется на вражеском берегу. «Нет. С этих чванливых вояк надо по-другому сбить спесь. Дать им возможность сесть в лодку, отойти от берега, а затем на середине реки пустить ко дну со всем их скарбом, чтобы другим было не повадно», — рассудил старшина и побежал к группе.

Стеблецов распределил пограничников попарно и расположил их так, чтобы каждая пара била с обеих сторон во фланги плывущей лодке с дистанции, не превышающей ста метров. Себе он избрал место у большого дерева, откуда вел наблюдение за противником.

Стеблецов заметил, что из села Табэра к берегу подходит еще один офицер в сопровождении штатского и двух солдат. Судя по поведению находившихся на берегу, подходил старший офицер. Лежавший в 25 метрах вправо от Стеблецова повар заставы во весь голос произнес:

— Как по бульвару разгуливают, сволочи!

Стеблецов погрозил ему кулаком, заставив замолчать. Видимо, шум воды и возня вокруг лодки заглушили голос повара и его не услышали.

Пока солдаты готовили лодку, офицеры и штатский о чем-то совещались, показывая в сторону брода, где в это время шла интенсивная ружейно-пулеметная стрельба.

Младший из офицеров все время обращался к карте и делал на ней какие-то пометки.

«Неплохо бы завладеть картой этого вояки», — подумал Стеблецов. В это время справа, с сопредельной стороны, раздалось несколько орудийных выстрелов. Снаряды рвались где-то в лесу за мостом. На берегу засуетились. Солдаты по команде офицера подхватили лодку и побежали вдоль берега вверх по течению реки. Пробежав метров тридцать, они спустили лодку на воду. Началась торопливая посадка, старший офицер что-то сказал им и помахал рукою. Лодка не отошла еще от берега, а к реке спешила уже новая группа вражеских солдат, чтобы переправиться на советский берег.

Старший офицер, оставшийся на берегу, указал прибывшим место для ожидания.

Лодка приближалась к середине реки. Стеблецов выстрелил не по ней, как это было условлено вначале, а по беспечно прогуливающемуся по берегу старшему офицеру. На одиночный выстрел на вражеском берегу, может быть, и не обратили бы внимания, но офицер упал. Солдаты сначала столпились возле убитого, а затем кинулись врассыпную.

Выстрел Стеблецова был сигналом. Пограничники открыли огонь. За борт свалились офицер, стоявший на корме в позе героя, и солдат, за которого ухватился падающий офицер. Вслед за ними — еще несколько человек. Остальные, словно по команде, оставив оружие и снаряжение, бросились в реку, и лодка опустела. В ней остались только трое убитых, ручной пулемет, несколько винтовок и какой-то скарб. Лодка, пробитая пулями, кружась, поплыла по течению реки и затонула на виду у пограничников. Никто из вражеских солдат не ступил на Советскую землю. Никто из них не вернулся и на свой берег.

Вскоре на вражеском берегу появилось до десятка солдат. Рассыпавшись цепочкой, они залегли. Из-за угла ближайшего дома торопливо вышел офицер и направился к убитому. Вслед за ним подошли два, а затем еще четыре солдата с носилками. Прозвучал еще один выстрел Стеблецова, и второй офицер упал рядом с первым. Солдаты, бросив носилки, разбежались. Убежали с берега и солдаты, лежавшие в цепочке.

Стрельба по нашему берегу заметно усилилась. Теперь стреляло несколько вражеских пулеметов с разных направлений. Огневой налет на расположение заставы произвела и вражеская артиллерия. Около двух десятков снарядов разорвалось вокруг заставы и горстки ее защитников.

Пограничники молчали, словно их и не было. Рядовой Чеплаков, лежавший на левом фланге группы, заметил, что с крыши двухэтажного здания паровой мельницы, стоявшей между окраиной села и рекой, за нашим берегом ведут наблюдение офицер и солдат, а из окна второго этажа мельницы бьет станковый пулемет. Докладывая об этом старшине, Чеплаков заключил:

— Обоих наблюдателей могу снять.

— Не хвастайся, сначала сделай, — ответил Стеблецов, хотя и знал, что Чеплаков — отличный стрелок и, конечно, не подведет.

Раздался выстрел. Бинокль выпал из рук офицера и повис у него на шее. Долго ждал Чеплаков, пока покажется на прежнем месте второй наблюдатель. И вот он подполз, чтобы снять с крыши убитого офицера. Чеплаков уловил момент, когда солдат поднял голову, и выстрелил. Второй наблюдатель свалился с крыши.

К вечеру вражеский обстрел стал заметно затихать. Утихла стрельба и в районе брода. Только от моста и шоссейной дороги изредка доносились пулеметные очереди.

Воспользовавшись затишьем, старшина поспешил к телефону. Сержант Полукин докладывал, что его группа отбила еще две вражеских попытки форсировать реку вброд. Далее Полукин передал, что противник неоднократно обстреливал его позиции из винтовок, пулеметов и минометов. Почти полностью разрушено пулеметное гнездо и укрытие для стрелков, в связи с чем он занимает сейчас запасную позицию. В заключение Полукин доложил, что осколком мины ранен в руку пулеметчик Родошевцев и что после перевязки он продолжает оставаться в строю.

Выслушав доклад сержанта, Стеблецов передал, что четыре человека доставят ему пищу и боеприпасы и что двое из них останутся в его группе, а двое других — дозорной тропой вернутся на заставу. Он приказал с наступлением темноты организовать разведку вдоль берега реки до стыка с соседней заставой, чтобы не допустить переправу противника в другом месте.

Поздно ночью в сопровождении двух пограничников на заставу вернулся ее начальник лейтенант Герасев. Ознакомившись с обстановкой, лейтенант одобрительно отозвался о действиях пограничников. Начальник и старшина Стеблецов внимательно рассмотрели схему участка и договорились о дальнейших действиях. Затем лейтенант Герасев направился в лес к дамбе.

Наступил рассвет. Начались вторые сутки войны. Утро на удивление выдалось тихое. В румынском селе Табэра и на берегу реки — ни души.

— Что бы это значило? — опросил кто-то.

— Может, война кончилась, — пошутил Чеплаков.

— Как бы не так, — отозвался рядовой Макеев. — Эти господа-бояре, видимо, проспали после вчерашней бани.

Стеблецов позвонил Полукину. На звонок старшины сержант ответил: «Противник здесь что-то затевает, — на берегу никого, а в тылу шумно, но пока ничего не видно»…

Прошло еще около получаса. С противоположной стороны, из села Табэра раздался орудийный выстрел, за ним второй, третий. Снаряды рвались в районе брода. Стеблецов опять поспешил к телефону. Полукин докладывал: «Противник начал артиллерийский и минометный обстрел наших вчерашних позиций. В одном километре вниз по течению готовят переправу на лодках и плотах, на берегу скопилось до роты солдат. Из-за бугра по дороге к броду показалась колонна противника, тоже до роты…»

Стеблецов понимал, что сержант с семью пограничниками не может предотвратить переправу противника одновременно в двух местах. Оказать помощь ему он тоже не мог, ведь у него всего четыре человека, с которыми он — должен оборонять заставу.

— Что думаешь делать, сержант! — спросил Стеблецов.

— Думаю бить тех, что поближе, — ответил тот.

— Да, выход у тебя один. Потом отходи по рубежам к заставе. Действуй!

В районе брода продолжали рваться снаряды. Со стороны моста тоже доносились разрывы. А на заставе по-прежнему царило безмолвие. Пять советских пограничников, замаскировавшись и ничем не выдавая себя, пристально наблюдали за вражеской стороной. Но село как вымерло. Стеблецов стал заметно нервничать и опять пошел звонить Полукину. Тот передал, что вражеская рота не пошла к броду, а остановилась вдали от него и наблюдает за продвижением другой своей роты, переправляющейся на лодках и плотах.

— Прежде времени не обнаруживай себя, — посоветовал Стеблецов и вернулся к группе.

Вскоре на берегу показалась группа солдат с надувной лодкой.

— Точно как вчера, — заметил Стеблецов.

— Только сегодня без офицера, — добавил Чеплаков.

— Вчера мы их перебили. А сегодня? — Макеев тревожно взглянул на товарищей.

Не сводя глаз с отчалившей лодки, старшина подсчитал:

— Нас пять, их пятнадцать, по три на каждого. Приготовить гранаты!

На берегу появилась еще одна группа солдат с такой же лодкой и с офицером во главе.

— Это уже больше, чем вчера, — задумчиво сказал старшина. Только теперь Стеблецов понял, что эти лодки доставлены с переправы на левом фланге участка.

Первая лодка подошла к берегу у деревянных ступеней, сделанных пограничниками. Как только первые солдаты спрыгнули на берег, в лодку полетели пять, а затем еще столько же гранат. Почти одновременным взрывом десятка гранат лодка в нескольких местах была разорвана и быстро пошла ко дну. На берегу остались двое раненых и один убитый. Все остальные пошли ко дну.

Среди врагов поднялся переполох, а на второй и третьей лодках, приближавшихся к середине реки, — невероятная паника. Солдаты, бросая оружие и снаряжение, стали прыгать в воду.

Правый берег опять опустел. Из-за села сильный огонь открыла вражеская батарея. С огородов стреляли минометы, с мельницы строчил станковый пулемет. Мины и снаряды падали густо, оставляя воронки по всему двору заставы и прилегающему лесу.

Группа Полукина медленно отходила к заставе, сдерживая продвижение противника, перебравшегося на наш берег.

Пока противник вел артиллерийский обстрел, новой переправы через реку не предвиделось. Стеблецов решил у берега близ заставы оставить одного наблюдателя, а сам с тремя пограничниками поспешил на помощь Полукину. На пути к заставе лес пересекала неширокая ложбина, почти постоянно залитая водой и местами заболоченная. Здесь, используя ложбину как естественный рубеж, Стеблецов и решил приостановить дальнейшее продвижение вражеских рот к заставе.

Полукин отходил двумя группами к известным ему двум сухим переходам через ложбину. Около одного из них и встретил его Стеблецов. Родошевцев, еще вчера раненный в руку, с трудом управляя пулеметом, прикрывал отход товарищей. Осколком вражеской мины был ранен и Полукин. Родошевцев ложбину перешел последним. Стеблецов вручил ему свою винтовку и взял у него ручной пулемет, с которым больше не расставался. Для себя Стеблецов выбрал скрытую позицию, позволявшую простреливать всю ложбину. Остальных бойцов он расположил попарно и так, чтобы каждый из них мог бросать гранаты и вести огонь на расстоянии до ста метров вперед и по флангам. Таким образом, каждый участок ложбины хорошо просматривался и перекрестно простреливался пограничниками. В заключение Стеблецов приказал:

— Огонь вести только прицельный и только с коротких дистанций.

Вот у ложбины показались отдельные вражеские солдаты. Боязливо озираясь по сторонам, они выходили из кустов. Наиболее смелые подошли к воде и стали измерять глубину. Когда их оказалось до двух десятков, а из леса выходили все новые и новые, пограничники открыли огонь.

Стеблецов, не желая обнаруживать расположение своего пулемета, стрелял короткими, меткими очередями. На склоне ложбины осталось около двадцати убитых и раненых вражеских солдат.

В ответ поднялась беспорядочная стрельба. После некоторой паузы вражеские солдаты, подгоняемые офицерами, вновь стали показываться из-за деревьев и кустов.

Стеблецов отчетливо видел перед собой на противоположной стороне тропы, рядом с которой он лежал, ручной пулемет противника. Второй вражеский пулемет находился от него вправо. Пограничники не обнаруживали себя. Вражеский пулемет, находившийся против правого фланга группы Стеблецова, открыл огонь наугад. Сержант Полукин одиночным выстрелом сразил пулеметчика. Второй, в страхе бросив пулемет, скрылся в кустах, затем выбежал оттуда, схватил пулемет и пытался снова скрыться, но Полукин метким выстрелом уложил его.

С противоположной стороны ложбины стреляли чуть ли не из-за каждого дерева. Открыл огонь и пулемет, стоявший у тропы. Улучив момент, Стеблецов снял одного пулеметчика, а Родошевцев — второго.

После нескольких минут ожесточенной стрельбы наугад одна вражеская рота пошла в атаку. Два взвода устремились по узкой «сухой тропе», два других — прямо через воду. Стеблецов, а за ним и остальные пограничники только теперь открыли меткий огонь по атакующим.

Потеряв до половины своего состава, взвод бросился назад. Когда на тропе не оказалось ни одного живого вражеского солдата, Стеблецов перенес огонь на два других взвода, передние ряды которых уже выходили из воды.

Меткий ружейный огонь с фронта и пулеметный с фланга заставили и эти взводы повернуть назад. Вражеская атака была отбита, но враг не унимался. Вскоре в атаку пошли два взвода другой роты и прорвались через ложбину за правым флангом расположения группы пограничников. Старшина поднял свою группу в контратаку и ударил во фланг атакующим. Горстка пограничников смело вступила в бой с двумя вражескими взводами. Оставив на месте схватки более десятка убитых и раненых, противник бежал за ложбину. В этой неравной борьбе погиб один пограничник и два были ранены.

Пока пограничники вели штыковой бой, одна вражеская рота, проскочив через ложбину, направилась к месту схватки с тыла, чтобы окружить пограничников. Но, отбив вражескую атаку, Стеблецов успел вывести свою группу и расположить ее так, что вражеская рота сама оказалась под фланговым ударом пограничников. Группа Стеблецова забросала из засады два впереди бегущих взвода гранатами, а затем снова перешла в рукопашную схватку. От неожиданного удара вражеские взводы пришли в смятение и побежали назад.

Наступал вечер, кончался второй день войны. Стеблецов решил отойти к заставе. Остававшийся там рядовой Макеев доложил старшине: когда одну из лодок течением прибило к берегу против мельницы, оттуда выбежали два солдата, намереваясь вытащить лодку на берег. Всего двумя выстрелами он поразил обоих солдат, а лодку унесло дальше.

Оправившись от меткого огня и штурмовых ударов пограничников, вражеские роты под покровом наступающей темноты повели наступление на заставу. Трижды пограничники преграждали врагу путь к родной заставе, забрасывали его гранатами и переходили в штыковую атаку.

В этих схватках с врагом пограничники потеряли еще одного храброго бойца. Был ранен и Стеблецов. Не считаясь с большими потерями, враг рвался к заставе. Под покровом ночи он начал снова переправлять свои подразделения на советский берег.

В такой обстановке дальнейшее сопротивление пограничников было бесполезным, и Стеблецов решил оставить заставу, чтобы сохранить силы для дальнейших схваток с врагом. Забрав боеприпасы, продовольствие и тела убитых товарищей, Стеблецов вывел свою группу в лес, а затем на опушку в сторону села Кетриш.

После продолжительной ночной стрельбы вражеские подразделения, окружив пустую заставу, бросились в атаку. Заняв помещение, противник не решился предпринимать каких-либо действий до рассвета.

На рассвете третьего дня войны одиннадцать пограничников вновь вступили в бой с двумя сильно поредевшими ротами противника. Организовав засаду, они почти полностью истребили вражеский взвод, двигавшийся по дороге от заставы на село Кетриш. На другой взвод, бежавший на помощь разбитому, группа Стеблецова напала с тыла и рассеяла его по лесу.

Меняя направление и позиции, Стеблецов в течение всего дня нападал на вражеские подразделения, расстраивал их боевые порядки, истреблял живую силу противника.

К вечеру он вывел свою группу из леса и, не замеченный противником, занял оборону на окраине села, обращенной к лесу и заставе. Условия местности позволяли вести наблюдение за территорией вплоть до самой заставы. На окраине села протекала река Каменка. Перекинутый через нее мост соединял село с единственной в этом районе дорогой. Здесь и расположил свой пулемет Стеблецов. Вправо и влево от него — попарно десять пограничников. С помощью местных жителей он разобрал настил моста и таким образом преградил путь противнику.

…Ночь прошла относительно спокойно. Утром на четвертый день войны противник тремя колоннами показался на дороге от заставы к селу. Стеблецов приказал не обнаруживать себя и стрельбу начинать только по его сигналу и только когда противник приблизится к реке.

Осматривая перед началом боя местность, Стеблецов подумал: «А что, если поставить пулемет на колокольне стоящей рядом церкви? Расстояние то же, а обстрел шире», — и он взобрался на колокольню.

К мосту подошел первый взвод, за ним другой, а затем собралась и вся рота. Солдаты стали готовиться к переправе. Тем временем к мосту подошла другая рота. По сигналу с колокольни, из укрытий и специально отрытых околов на вражескую толпу обрушился ливень огня. Солдаты заметались и бросились к лесу. Колонна третьей роты, находившаяся в трехстах метрах от моста, при первой же пулеметной очереди залегла, приняв боевой порядок, а затем открыла пальбу по селу.

Вдруг раздался раскатистый залп вражеской артиллерии. На окраину села густо посыпались снаряды противника. Один из них угадил прямо в угол колокольни, где только недавно сидел Стеблецов. В селе возникли пожары. С ближайшей опушки открыли огонь два станковых пулемета. Вражеская рота пошла в наступление. Начался огневой поединок группы пограничников с вражеской ротой.

Продвинувшись не более ста метров, рота снова залегла, а затем, неся потери от меткого огня пограничников, отошла на исходный рубеж. Открыли огонь еще два станковых пулемета, а из района заставы стали бить вражеские минометы. Мины рвались по скату бугра и по обоим берегам реки — вправо и влево от разобранного моста.

Во избежание потерь, Стеблецов снова отвел свою группу в укрытие.

Запас боеприпасов с каждым днем таял. Пограничники не знали, сколько им еще придется воевать одним, поэтому решили по возможности использовать и трофейное оружие.

Необходимо было подумать также и о продовольствии. Здесь им могли помочь местные жители.

— Тебя, Полукин, — сказал Стеблецов, — назначаю своим заместителем по вооружению и продовольствию, а тебя, Чеплаков, как заместителя секретаря комсомольской организации заставы, назначаю своим заместителем по политической части. Идите в село к Петру Харченко и Пантелею Кумпанич и с их помощью приступайте к выполнению своих обязанностей.

Отправив Полукина и Чеплакова к центру села, Стеблецов пошел к Макееву, наблюдавшему за противником. Макеев сообщил ему, что, отойдя на исходный рубеж, вражеская рота залегла, а через некоторое время отошла к лесу.

Вражеская артиллерия и минометы прекратили обстрел села. Кончился четвертый день войны.

Вечером в одном из дворов, вблизи от своих боевых постов, пограничники собрались послушать вернувшихся из центра села Полукина и Чеплакова.

— Продовольственный вопрос решен положительно, — начал Полукин, — ужин будет через час. Вооружением займемся после ужина. Лодка уже на берегу, команда подобрана.

— На границе всюду идут кровопролитные бои, — вступил в разговор Чеплаков. — На борьбу против гитлеровских захватчиков поднялся весь советский народ. По указанию из райцентра ночью все жители должны покинуть село и временно выехать в тыловые села района. Здесь остаются по одному человеку на каждые десять дворов и два уполномоченных сельсовета, один из них — для поддержания связи с пограничниками и оказания им помощи…

Дальнейшие расспросы были прерваны подоспевшим раньше срока ужином. Несколько жителей села принесли картофельный суп, молоко, хлеб, брынзу и мамалыгу. Это был и ужин, и обед, и завтрак за все четыре дня. П. И. Кумпанич принес в запас ведро вареных яиц и две буханки хлеба.

Поужинав, Полукин с тремя пограничниками поспешил на берег, где его уже ждали сельские комсомольцы с лодкой. Он торопился до наступления темноты собрать за мостом все вражеское оружие, снаряжение и боеприпасы. К полуночи трофеи перевезли через реку. В расположение группы было доставлено большое количество различного огнестрельного оружия. Что же касается патронов, то их оказалось немного, хотя, по словам Полукина, вытряхнули все ящики и подсумки.

Стеблецов был доволен: прибавилось три ручных пулемета. Сдавая две полевые сумки с документами, Полукин доложил старшине, что в районе моста он лично насчитал 56 вражеских трупов, в том числе двух офицеров.

Рассмотрев полевые карты, Стеблецов удивился:

— Этим воякам на захват нашей заставы отводилось всего лишь 30 минут. Сегодня их батальон должен быть уже за Днестром, а он никак от Прута не оторвется. Заставу они взяли за двое суток, затем сутки мы противника гоняли вокруг заставы, а сейчас село Кетриш в наших руках и мы не собираемся его сдавать!

В это время, дежуривший по группе Родошевцев доложил старшине, что прибыл гражданский врач и требует в соседний дом раненых на перевязку… Стеблецова врач перевязал последним. Уходя он сказал:

— Все вы нуждаетесь в больничном лечении, но что поделаешь? — Он еще дважды приходил в группу, но в связи с тем, что вся группа Стеблецова погибла, имя врача-патриота осталось неизвестным.

Выйдя на улицу, Стеблецов встретил там поджидавших его председателя сельского Совета М. Е. Драпец и члена сельсовета П. Е. Харченко. Вместе они обошли всю окраину села со стороны границы, наметили, где необходимо создать заграждения, договорились о выдаче остающимся в селе десятихатникам трофейного оружия.

Расставшись с представителями сельской власти, Стеблецов направился к группе, чтобы остаток ночи отдохнуть. На рассвете Родошевцев доложил, что со стороны леса вышла на дорогу и двигается к мосту небольшая группа противника.

— Наблюдай за нею, следи за опушкой леса, себя не обнаруживай, — коротко ответил старшина и поднялся.

Вражеская группа численностью до 25 человек, приблизившись к мосту, рассыпалась цепочкой в поисках оружия.

— Я уже успел проинструктировать пулеметчиков, а они только явились оружие собирать, — засмеялся Родошевцев. Обращаясь к подошедшему Стеблецову, он добавил: — В ваше отсутствие сержант Полукин вручил отлично усвоившим материальную часть трофейные пулеметы и по 200 патронов.

— Кому же это он вручил? — поинтересовался старшина.

— Себе, мне и Макееву, — последовал ответ.

Покопавшись, но ничего не найдя среди трупов, вражеская группа так же цепочкой направилась к лесу, а затем снова вернулась к мосту. Стеблецов и Родошевцев только теперь заметили, что все они безоружны. Видимо, это были те, кто вчера утром в панике, бросив оружие, бежали от моста в лес. А теперь офицеры послали их искать свои винтовки и пулеметы.

Утро пятого дня войны. Снова три роты прямо из леса двинулись на юго-западную окраину села. В трехстах метрах от нее одна залегла, две других двигались дальше. На этот раз солдаты идущей впереди роты несли три резиновых лодки, заранее подготовленных для спуска на воду. Наконец залегла и вторая рота. Где-то справа и слева не умолкала артиллерийская стрельба, доносились пулеметные очереди. Здесь же не было слышно ни одного выстрела. Пограничники тоже молчали, не обнаруживая себя, и безнаказанная «прогулка» безоружных солдат у самого села, видимо, убедила вражеских офицеров, что в селе никого нет.

По мере продвижения противника к селу Стеблецов намечал план действий, распределял силы и средства по вражеским объектам, инструктировал бойцов. Когда от вражеской роты отделились те, что несли лодки, а остальные залегли, каждая группа, состоявшая из трех пограничников, уже знала «свою» лодку. Оставался и резерв из двух человек — сам Стеблецов и один боец. В каждой группе, как и в резерве, теперь был ручной пулемет.

Метрах в пятидесяти от берега солдаты, оставив лодки на интервале 25–30 метров, тоже залегли. После некоторой паузы около 15 вражеских солдат, подхватив лодку, побежали к берегу, с ходу спустили ее на воду, погрузились и беспрепятственно переправились на левый берег реки. Группа продвинулась до ближайших огородов и там залегла. Только теперь две другие лодки снесли к воде. Поднялись и направились к берегу другие подразделения переправляемой роты.

Сигнальной очередью Стеблецов свалил офицера и нескольких солдат на противоположном берегу. Родошевцев и Макеев направили огонь пулеметов по лодкам, Полукин — по группе, переправившейся на левый берег. Все трофейные пулеметы несли свою «службу» безотказно. Теперь одновременно стреляли четыре ручных пулемета. Внезапность и организованность огня пограничников ошеломили противника, вызвали растерянность офицеров и панику среди солдат..

Обе лодки закружились на воде, безуспешно пытаясь повернуть назад. Как и прежде, оставшиеся в живых бросились в реку и устремились к берегу. Пули пограничников настигали их в воде. Никто из находившихся в лодках не остался в живых, ни одному из вражеских солдат, достигших левого берега, не удалось вернуться назад. Подходившие к правому берегу подразделения, попав под губительный огонь пулемета Стеблецова, бросились назад. На берегу и в реке остались десятки вражеских трупов.

В этот день, как и в последующие два дня, под прикрытием огня своей артиллерии и минометов противник неоднократно предпринимал попытки форсировать реку Каменку и захватить село. Однако стойкость и мужество пограничников каждый раз срывали его планы. Небольшая группа пограничников в течение 7 дней сковывала силы батальона вражеских войск.

В звериной злобе противник неистовствовал. Не считаясь с потерями, он бросал в атаку одно подразделение за другим. Используя свое многократное превосходство в живой силе, враг только на 8-й день войны ценою больших потерь смог ворваться на юго-западную окраину села и потеснить пограничников.

Весь день 29 июня в селе шел бой. Пограничники мужественно дрались за каждую улицу, за каждый двор. Они нападали из засады на врага, забрасывали его гранатами, переходили в рукопашные схватки. В одной из таких схваток Стеблецов в упор расстрелял командира роты королевских войск майора Карабияну, отличавшегося особенно жестоким отношением к своим подчиненным. Это он послал своих безоружных солдат на поиски оружия, заявив: «Пусть перестреляют вас советские пограничники, а вернетесь без оружия, — расстреляю я…»

29 июня 1941 года в селе Кетриш в неравных схватках с врагом смертью героев погибли четверо бесстрашных пограничников. К концу 8-го дня войны группа Стеблецова насчитывала всего семь человек, израненных, но не потерявших мужества, полных решимости до конца бить ненавистного врага, отстаивать родную землю.

Положение группы было крайне тяжелым, так как противник не прекращал своих атак. Под покровом ночи, забрав все боеприпасы и немного продовольствия, Стеблецов вывел свою группу за село к древнему кургану, в 150 метрах севернее села. Курган позволял вести круговой обстрел на расстояние до трехсот и более метров. Здесь Стеблецов решил организовать круговую оборону.

Всю ночь пограничники готовили окопы и ходы сообщения для того, чтобы вести огонь в разных направлениях. Противник считал, что потери сделали труппу Стеблецова небоеспособной и она под покровом ночи ушла куда-то в тыл.

Какова же была ярость врага, когда утром 30 июня вражеский взвод, двигавшийся по дороге из с. Кетриш на Болотино, у кургана был внезапно обстрелян, а затем атакован пограничниками. Снова десятки убитых и раненых вражеских солдат. Снова переполох в стане врага.

Группа бесстрашных пограничников в течение четырех суток с ограниченным количеством патронов и гранат противостояла наседавшему со всех сторон врагу. По кургану била артиллерия, минометы, с разных направлений вели огонь пулеметы. Но семь, а потом только пять отважных сынов своей Родины, преодолевая боль от ран и нечеловеческие муки жажды, вели неравный бой и отбивали атаки врага.

Вокруг кургана уже валялись десятки трупов, а враг все не унимался. 3 июля 1941 года во второй половине дня против пяти пограничников, окруженных плотным кольцом пехоты, он направил два танка. У пограничников кончались патроны, оставалось всего лишь семь гранат, в том числе две трофейных. Стеблецов приказал сделать из них две связки. Оба танка на полном ходу шли прямо к кургану. Когда первый из них, свернув с дороги и замедлив ход, стал преодолевать придорожную канаву, под него полетела метко брошенная связка гранат. Еще одна победа пограничников — танк подбит! Второй вражеский танк, видимо, не желая разделить участь первого, круто повернул и умчался назад.

У Стеблецова оставался один неполный магазин, у остальных — по два-три патрона. Вражеские цепи, почувствовав, что огонь пограничников ослабел, все ближе и ближе подползали к подножью кургана.

— Зарядить последние, — с горечью произнес Стеблецов. Друзья переглянулись, все поняли без слов. Когда со всех сторон стали доноситься вражеские вопли «Рус, плен!» «Рус, плен!», Стеблецов встал и поднял руки. То же сделали и остальные. Как только вражеские цепи, поднявшись во весь рост, двинулись на курган, Стеблецов упал за пулемет и выпустил последнюю очередь, уложив еще десяток-полтора вражеских солдат, ошеломленных поступком пограничников.

Крикнув «ура», пять храбрецов бросились в последнюю рукопашную схватку с врагом. Это были старшина Стеблецов, сержант Полукин, ефрейтор Родошевцев и рядовые Чеплаков и Макеев.

Кончился 12-й день войны…

Двенадцать отважных пограничников, возглавляемых старшиной Стеблецовым, вписали еще одну славную страницу в историю пограничных войск.


* * *

Упорные бои вели пограничники Молдавии и на других участках государственной границы.

Высокая идейно-политическая зрелость пограничников, их беспримерный патриотизм, организованность и боевая выучка порождали массовый героизм, стойкость и мужество при выполнении воинского долга. Это позволило удерживать противника на государственной границе, дать возможность частям и соединениям Красной Армии подойти к границе и развернуться.

Партийно-политическая работа в пограничных подразделениях с первого же дня войны была направлена на обеспечение успешного выполнения боевых задач по отражению наступления противника. Она велась в самых различных формах.

В населенных пунктах приграничных районов Молдавии еще в мирное время создавались бригады содействия пограничным войскам. В каждую из них входило около 10 человек, которые оказывали помощь пограничникам в охране границы и местным органам власти в укреплении общественного порядка. Их организацией, обучением и воспитанием занимались офицеры застав.

22 июня партийные работники ознакомили пограничников с обращением Центрального Комитета Коммунистической партии и Советского правительства, которое призывало весь советский народ к сокрушительному отпору фашистскому агрессору, вероломно напавшему на нашу Родину, и выражало твердую уверенность в неминуемом разгроме врага.

О патриотизме бойцов и командиров свидетельствует тот факт, что в бывшем Кагульском пограничном отряде 100 раненых пограничников после оказания им медицинской помощи отказались покинуть поле боя и продолжали сражаться до 2 июля, то есть до смены отряда частями Красной Армии.

Подвиги коммунистов и комсомольцев в боях, целеустремленность и оперативность партийно-политической работы способствовали росту численности партийных и комсомольских рядов.

Пограничник Сонин в своем заявлении писал: «Прошу принять меня в кандидаты ВКП(б). Идя в бой против немецких фашистов, я хочу быть в рядах непобедимой партии и бороться за победу большевизма, за коммунизм».

В первые дни войны только в одном Кагульском пограничном отряде в партию было принято 57 бойцов и офицеров, что позволило создать 13 новых парторганизаций.

На заставе лейтенанта Беленького после трех дней боев все 29 военнослужащих вступили в партию и 7 дней стойко отражали атаки противника.

В подразделениях выпускались боевые листки, в которых отражались материалы о подвигах, мужестве, стойкости и отваге пограничников. На страницах многотиражных газет отрядов шел обмен опытом, что повышало боевое мастерство пограничников.

В периоды затишья между боями подводились итоги боевых действий, заседания партийных и комсомольских бюро, партийные и комсомольские собрания. На них разбирались заявления о приеме в партию и комсомол, ставились очередные задачи.

Коммунисты и политработники в ходе боевых действий находились в первых рядах и своим примером воодушевляли пограничников на подвиги.


* * *

22 июня 1941 года пограничные заставы и комендатуры, не имея ни артиллерии, ни минометов, в течение первой половины дня без поддержки частей Красной Армии отражали многочисленные атаки противника. Только со второй половины дня подразделения Красной Армии стали прибывать на участки застав и комендатур.

Артиллерийскую поддержку пограничники начали получать лишь с 16 часов 30 минут. Впоследствии, совместно с подразделениями Красной Армии, пограничники восстановили нарушенную границу и до 2 июля 1941 года удерживали ее, продолжая успешно отражать многочисленные попытки врага форсировать реку Прут и перебраться на наш берег.

В ночь на 2 июля пограничные части Молдавии передали обороняемые участки частям Красной Армии, а сами приступили к выполнению новой задачи — охране коммуникаций и тылов действующей армии.

И куда бы дороги войны не приводили пограничников Молдавии, на каких бы участках фронта они ни сражались, всюду они показывали образцы мужества, стойкости и высокой дисциплинированности в выполнении своего воинского долга.

Пограничники Молдавии участвовали в обороне городов-героев Одессы и Севастополя, сражались в предгорьях Кавказа.

За подвиги в годы Великой Отечественной войны бывший Липканский пограничный отряд стал дважды Краснознаменным. Ордена Богдана Хмельницкого II степени удостоен бывший Бельцкий пограничный отряд. Каларашский и Кагульский пограничные отряды удостоены звания Краснознаменных. Кроме того, Кагульский Краснознаменный отряд получил почетное наименование «Нижнеднестровский».


* * *

В 1944 году государственная граница Советского Союза, вероломно нарушенная гитлеровскими полчищами 22 июня 1941 года, была полностью восстановлена от Баренцова до Черного моря.

Первым на государственную границу СССР вышел 24-й полк в районе Липкан.

С сознанием исполненного долга, с чувством огромной радости и законной гордости за свою могучую Родину, за свой народ возвращались на заставы и в комендатуры пограничники Молдавии.

Весной 1944 года, обогащенный опытом Великой Отечественной войны, пополнивший свои теоретические знания, на границу вернулся майор Ветчинкин и возглавил бывшую Скулянскую комендатуру.

Еще бушевала война. Большая часть границы этой комендатуры была еще занята противником. Осенью после Ясско-Кишиневской операции, в лесах и прибрежных зарослях рыскали мелкие группы разгромленных вражеских войск.

Они то в одном, то в другом месте пытались переправиться через Прут и уйти на Запад. Кругом действовали оставленные немцами диверсанты. В такой обстановке комендант участка майор Ветчинкин с присущей ему энергией руководил борьбой за очищение государственной границы от вражеских лазутчиков и прочих преступных элементов.

Напряженная обстановка на границе долго не давала возможности Ветчинкину побывать на своей родной заставе, где три года тому назад он получил первое боевое крещение.

В феврале 1946 года в нашей стране выбирали депутатов в Верховный Совет СССР. В Совет Союза по Кагульскому избирательному округу кандидатом в депутаты был выдвинут Герой Советского Союза Кузьма Федорович Ветчинкин. Только теперь, приехав в г. Кагул на встречу с избирателями, Кузьма Федорович побывал на родной заставе. Здесь в ознаменование бессмертного подвига пограничников Кагульской заставы благодарный молдавский народ воздвиг обелиск. На одной из его сторон золотыми буквами начертаны имена героев, павших смертью храбрых при защите священных рубежей нашей Родины: старшины Наумова, сержантов Кириллова, Кисленкова, Зубова, Третьякова и рядовых Симакова, Спирина, Дуклеева, Савинова и Лунева.

На единственной уцелевшей от прежней заставы стене, пробитой пулями и осколками вражеских мин и снарядов, прикреплена мемориальная доска с надписью: «Здесь застава героя л-та Ветчинкина стояла насмерть, защищая родную землю 22 июня 1941 г».

Долго стоял Ветчинкин возле памятника, всматриваясь в имена боевых товарищей, словно в их лица, вспоминая каждого из них и его боевые дела.

По установившейся традиции ежегодно 9 мая, в день Победы советского народа над гитлеровскими ордами, на бывшую заставу приезжают трудящиеся Кагула и колхозники окрестных сел, чтобы почтить память героев, отдавших свою жизнь за счастье советского народа. Герой Советского Союза полковник К. Ф. Ветчинкин на таких встречах не раз рассказывал трудящимся города и колхозникам, как зорко стерегут рубежи социалистической родины и мирный труд нашего советского народа молодые пограничники, как совершенствуют они боевое мастерство, умножая традиции своих старших товарищей.

В настоящее время полковник Ветчинкин находится в запасе. Живет он в г. Одессе, выступает перед молодыми пограничниками с воспоминаниями о боевом прошлом и традициях пограничных войск. Кузьма Федорович принимает активное участие в работе партийных и общественных организаций города.

Вслед за Ветчинкиным на границу вернулся и Герой Советского Союза капитан В. Ф. Михальков. Однако из-за тяжелых ранений, полученных в годы Великой Отечественной войны, тов. Михальков продолжать службу в пограничных войсках не мог и в 1947 году был уволен по состоянию здоровья в отставку.

Несколько позже прибыл в Молдавию Герой Советского Союза полковник А. К. Константинов. В период его службы на границе Молдавии он избирался депутатом Верховного Совета Молдавской ССР. В настоящее время тов. Константинов находится в запасе, живет в г. Одессе, активно участвует в общественной и партийной жизни городских организаций.

Герой Советского Союза подполковник И. Д. Бузыцков служит в войсках Министерства охраны общественного порядка.

Все они поддерживают связь со своими бывшими заставами, периодически посещают их.

На бывшей заставе «Стояновка» в честь беспримерного подвига пограничников воздвигнут величественный обелиск. На нем золотыми буквами высечены имена Героев Советского Союза Константинова, Михалькова и Бузыцкова и краткое описание их боевых подвигов. На здании заставы прикреплена мемориальная доска с надписью: «Здесь застава Героев Советского Союза Константинова, Михалькова и Бузыцкова стояла насмерть, защищая родную землю 22 июня 1941 года».

Личный состав заставы трех Героев, как ее часто теперь называют, свято хранит и умножает их боевые традиции.

Герой Советского Союза доцент, кандидат военных наук полковник А. В. Рыжиков работает в высшем военно-учебном заведении. Тов. Рыжиков поддерживает связь с заставой, где геройски сражался в первые дни войны.

Вся группа пограничников, возглавляемая старшиной бывшей заставы «Кетриш» И. Г. Стеблецовым, погибла.

Президиум Верховного Совета СССР Указом от 26 августа 1941 года за беспримерный подвиг и мужество, проявленные при защите рубежей нашей Родины, посмертно наградил старшину Ивана Григорьевича Стеблецова орденом Красного Знамени. Приказом Министра Внутренних Дел СССР от 2.8.46 г. старшина И. Г. Стеблецов навечно зачислен в списки пограничного отряда, а бывшей заставе, на которой служил Стеблецов, присвоено его имя. Исполком Кишиневского городского Совета депутатов трудящихся в мае 1958 года, отмечая светлую память героя-пограничника Ивана Стеблецова, назвал его именем одну из улиц города.

Останки Стеблецова и его шести боевых товарищей, погибших вместе с ним на кургане, в 1947 году с сельского кладбища, где они были похоронены местными жителями, были перенесены на заставу. На могиле героев воздвигнут обелиск, у которого ежегодно 9 мая, в день Победы, проводится митинг трудящихся. Там же пионеры окрестных сел проводят свою торжественную линейку. У могилы павших героев они клянутся всегда быть такими, каким был Иван Стеблецов и его товарищи.

Застава имени Ивана Стеблецова одна из передовых в части. За высокую бдительность при охране границы, отличное усвоение программы боевой и политической подготовки ей было вручено переходящее Красное Знамя ЦК комсомола Молдавии. Решением бюро ЦК ЛКСМ Молдавии комсомольская организация заставы занесена в Книгу почета республики.


* * *

Являясь составной частью Вооруженных Сил, пограничные войска в годы минувшей войны, помимо охраны государственной границы, принимали участие в охране фронтового тыла, а также широко использовались непосредственно для ведения боевых действий против немецко-фашистских захватчиков в составе соединений и частей Красной Армии.

Части пограничных войск выполняли целый ряд и самостоятельных задач. К ним можно отнести оборону многих участков государственной границы, прикрытие переправ через крупные реки, оборону некоторых городов и населенных пунктов, разрушение объектов в тылу противника, ликвидацию небольших воздушных десантов и отрядов противника, действовавших в нашем тылу.

Высокая боевая выучка и сознание своего долга перед Родиной, беспредельная преданность своему народу, Коммунистической партии и Советскому правительству, массовый героизм, воинская доблесть явились теми важными условиями, которые обеспечили выполнение пограничниками их боевых задач.

С. Ильевич, старший лейтенант запаса Горсть родной земли

Весной 1941 года обстановка на границе была напряженной. Провокации следовали одна за другой: засылка лазутчиков на нашу территорию, обстрел пограничных нарядов, ночные вылазки мелких вооруженных групп к нашему берегу…

Чекисты нашего пограничного отряда, наблюдая за румынской стороной, видели, как подвозятся к границе военные грузы, подтягиваются войска.

Поведение «соседей» не сулило ничего доброго. Стали принимать контрмеры. По приказу начальника нашего пограничного отряда майора Фадеева в непосредственной близости от реки Прут пограничники вырыли траншеи, проделали ходы сообщения от них к дотам, дзотам и заставам. Все это было самым тщательным образом замаскировано.

Благодаря разумным действиям руководства отряда (начальник отряда майор С. М. Фадеев, начальник штаба майор В. Б. Архипов, комиссар старший политрук А. И. Курбатов) воины Кагульского пограничного отряда избежали лишних потерь в первые дни вторжения фашистов.

Накануне воскресного дня, т. е. в ночь на 22 июня командование погранютряда по всему участку объявило учебную тревогу. В 2 часа ночи инспекторская комиссия оценила ее на «хорошо».

22 июня ровно в четыре часа утра раздался оглушительный артиллерийский залп, и над припрутскими селами нависли густые тучи дыма. То там, то здесь вспыхивали зарева пожарищ.

На пограничных заставах раздалась команда: «В ружье! К бою!».

Командир отделения Силин, замещавший начальника резервной заставы, быстро выстроил личный состав подразделения и доложил дежурному по комендатуре о полной готовности заставы к бою.

Артиллерийская канонада с румынской стороны не прекращалась. На всех линейных заставах пограничники отбивали первые атаки врага. Телефонная связь с заставами была нарушена. Комендант участка капитан Твардовский приказал связистам немедленно восстановить связь с заставами.

Грохотали взрывы. Спустя несколько минут зуммер телефона ожил. Дежурный по комендатуре взял трубку. Послышался голос: «Все пограничные наряды ведут бой с группами противника. С румынской стороны из камыша выходят лодки, в них по 4–5 вооруженных солдат, лодки направляются к нашему берегу», — передали с левофланговой заставы «Зорька».

— Лодки подпустить поближе и уничтожить! Не допустить высадки врага на наш берег! — отдал приказ капитан Твардовский.

В то же время с заставы «Центр» поступило донесение: «К «Рыбачьей косе» (так называлась местность) подплывают две большие лодки с вражескими автоматчиками. На всем участке пограничники ведут бой. Начальник заставы вместе с боевой группой пограничников контратакует неприятеля на правом фланге. В расположении заставы остались часовой и повар».

Капитан Твардовский подозвал к себе Силина и коротко приказал:

— Остановить врага!

Затем он обратился к пограничникам:

— Вторжение немецко-румынских войск по всей границе нашего отряда началось. В данную минуту на «Рыбачьей косе» из двух лодок высаживается противник. Ваша задача: огнем и в рукопашную контратаковать на «Рыбачьей косе» противника и уничтожить.

Силин скомандовал:

— Оружие зарядить, проверить гранаты, по машинам! Шестнадцать бойцов заняли свои места в автомашине. Дорожная пыль, поднятая ею, оседала на виноградниках и фруктовых садах большого молдавского села Слободзея-Маре.

У здания сельсовета уже собрались члены бригады содействия охране границы. Каждый житель старался быть полезным пограничникам. К штабу пограничной комендатуры подходили группы комсомольцев и пожилых крестьян, надеясь получить у пограничников оружие. Но оружия для всех добровольцев не хватало.

Следует признать, что в тот горький час у нас ощущался недостаток боевой техники. На некоторых участках границы заставы имели по два станковых пулемета да трехлинейные винтовки. Но несмотря на это, беззаветно преданные своей социалистической Родине чекисты пограничного отряда до подхода регулярных частей Красной Армии 11 дней и ночей защищали вверенный им участок границы.

Когда подразделение сержанта Силина прибыло к «Рыбачьей косе», румыны уже успели высадиться из одной лодки на берег и огнем прикрывали подход другой. Силин принял решение: уничтожить вначале тех, что подплывали, а затем рассчитаться с причалившими.

Шестнадцать пограничников под командованием опытного командира незаметно для врага, так как очень хорошо знали местность, быстро заняли траншею, закрыв тем самым врагу путь в глубь пограничного участка. Приблизившись к засевшим на косе интервентам на бросок гранаты, пограничники прошили огнем подходившую к берегу лодку. Лодка накренилась, зачерпнула воды и под тяжестью боеприпасов и амуниции стала медленно погружаться в воду.

— Ура! За Родину! — крикнул Силин и повел горстку храбрецов в рукопашную. Врагам не давали опомниться. Румынский плутонер-мажор только успел крикнуть своим: «Обратно!», — и тут же свалился на землю — меткая пуля советского солдата Алешина угодила ему прямо в лоб. Не выдержав внезапного, ошеломляющего удара, противник бросился напопятную.

Но добраться «обратно», хотя бы до воды, им так и не удалось.

— Отрезать от воды! — скомандовал сержант Силин.

Приказ был выполнен. Пограничники, искусно маневрируя на хорошо знакомой местности, на которой они задержали не одного вооруженного до зубов лазутчика, огнем и штыком очищали «Рыбачью косу» от врага. Противник сопротивлялся отчаянно, но безуспешно.

Плечом к плечу с русскими, украинцами, узбеками и воинами других национальностей героически сражались и молдаване.

Пограничник молдаванин Сергей Ройбу уничтожил нескольких фашистов. Но вот кончились патроны. В рукопашной схватке фашисту удалось выбить карабин из рук Сергея. Размышлять было некогда. Ройбу загреб горсть земли и изо всей силы бросил ее в глаза фашисту. Тот замешкался. Сергей схватил валявшийся на земле вражеский автомат и с размаху опустил его на голову врага…

— Молодец, Серега! — похвалил его командир, — и горсть родной земли помогла тебе справиться с фашистом!

Сорок два претендента на чужую территорию были уничтожены. Из шестнадцати наших пограничников лишь четверо получили легкие ранения.

Силин условным знаком — одной красной и двумя зелеными ракетами — дал знать в комендатуру, что враг выбит с «Рыбачьей косы».

П. А. Белов, генерал-полковник, Герой Советского Союза В первые дни

В состав 2-го кавалерийского корпуса, которым я командовал, входили дивизии Красной Армии, прославившиеся в боях гражданской войны. Обе дивизии были хорошо обученными соединениями, готовыми в любое время по тревоге вступить в бой.

5-я Ставропольская дивизия носила имя донского казака Михаила Федоровича Блинова, одного из храбрейших конников Красной Армии, погибшего в ноябре 1919 года в бою под Бутурлиновкой.

Блиновская дивизия родилась в разгар гражданской войны на Верхнем Дону. Она впитала в себя многочисленные партизанские отряды рабочих, крестьян и казаков и даже несколько полков старой армии, перешедших на сторону Советской власти в дни Великого Октября. Например, 27 октября 1917 года в Кишиневе, 5-й Заамурский кавалерийский полк целиком, но без офицеров, выступил в защиту трудового народа. О двух других заамурских полках, вошедших потом в состав дивизии Блинова, прекрасно отзывался И. Якир в своих воспоминаниях.

Боевой путь блиновцев прошел по широким степям Дона, Кубани, Украины и Крыма, по Уралу и Средней Азии. Полки дивизии сражались в рядах конницы Семена Буденного. Они громили белогвардейцев Мамонтова и Деникина, банды Махно, завершали разгром Врангеля в Крыму, уничтожали басмачей в Бухаре. Дивизией командовали в разное время прославленные полководцы — П. Е. Дыбенко, И. Р. Апанасенко, И. С. Шапкин, В. С. Качалов, И. С. Никитин и другие.

5-я Ставропольская дивизия дислоцировалась в 120 км восточнее пограничной реки Прут. Командовал ею полковник В. К. Баранов, заместителем по политической части был полковой комиссар К. М. Нельзин, а начальником штаба полковник А. И. Белогорский.

Не менее славный путь проделала и 9-я Крымская кавалерийская дивизия. Входившие в ее состав полки участвовали в разгроме Деникина, Врангеля, Тютюнника и других банд.

Одно время кавалерийским корпусом командовал легендарный герой гражданской войны, уроженец Бессарабии Григорий Иванович Котовский.

5-й и 136-й полки 9-й дивизии стояли у самой государственной границы.

9-й Крымской дивизией командовал полковник А. Ф. Бычковский, заместителем по политчасти был полковой комиссар Веденеев, начальником штаба — полковник Пичугин.

Боевые традиции, приобретенные дивизиями в годы гражданской войны, свято поддерживались всем составом и являлись гордостью офицеров, сержантов и рядовых.

Особенно следует отметить высокое морально-политическое состояние и боевой дух личного состава корпуса в дни Великой Отечественной войны. С первых дней развернувшейся битвы солдаты, командиры и политработники проявляли образцы мужества и отваги.

К началу войны в корпусе была сильная партийная организация. Она насчитывала в своих рядах большое количество членов и кандидатов партии. Это был основной костяк корпуса, та сила, которая воедино цементировала ряды кавалеристов. Кроме того, в корпусе имелось много комсомольцев.

Вся работа партийных и комсомольских организаций корпуса была направлена на обеспечение высокого морального духа бойцов и командиров, на выполнение боевых задач. В этом отношении личный пример коммунистов и комсомольцев, особенно командного состава, имел решающее воспитательное значение.

Большинство офицеров корпуса имело большой опыт командования и партийно-политической работы. Кроме того, многие командиры перед войной окончили военные академии, курсы усовершенствования и были отличными спортсменами-конниками.

Штаб 2-го кавалерийского корпуса вследствие частых перемещений личного состава не успел сработаться. Приведу пример. В течение первых пяти месяцев 1941 года ряд штабных офицеров был переведен в другие части и заменен новыми. Начальник штаба корпуса полковник Щитов-Изотов был переведен в 5-й кавалерийский корпус, а его место в мае 1941 года занял полковник М. Д. Грецов, являвшийся до этого начальником штаба 9-й кавалерийской дивизии. Перед самой войной прибыл новый начальник оперативного отдела полковник Шведков, не имевший опыта штабной работы. Были и другие офицеры, недавно назначенные в штаб и еще не освоившие своих обязанностей.

Позже большинство этих офицеров стали квалифицированными штабными работниками. Однако перемены среди личного состава штаба корпуса перед началом войны не могли не сказаться на общей подготовке штаба, тем более, что и я как командир корпуса также был назначен всего лишь за два с половиной месяца до начала войны вместо генерала Ф. В. Камкова, переведенного в 5-й кавалерийский корпус.

Танковые полки в кавалерийских дивизиях имели на вооружении устаревшие танки БТ-5 и БТ-7. Следует оговориться: планы перевооружения новыми танками Т-34 взамен БТ были, но до начала войны этого сделать не успели.

Корпус содержался по штатам мирного времени. Основное имущество и вооружение неприкосновенного запаса имелось полностью и хранилось в полковых складах. Значительно хуже обстояло дело с автотранспортом. Автоматов не было вообще. Личным стрелковым оружием кавалеристов являлись, как правило, винтовки.

В период мобилизации автотранспорта большую часть автомашин корпус так и не получил. А то, что прибыло, оказалось в плохом техническом состоянии. В результате автотранспорт корпуса с первых дней войны работал со значительной перегрузкой.

Организация противовоздушной обороны находилась по тем временам на удовлетворительном уровне. Костяк ПВО корпуса составляли прекрасно обученные зенитные дивизионы, на вооружении которых имелись счетверенные пулеметы. В первые же дни войны довольно хорошо взаимодействовало с корпусом звено истребительной авиации 9-й армии.

Централизованной системы ВНОС не существовало. Каждая часть организовывала службу самостоятельно.

При появлении вражеских самолетов трубач подавал сигнал. Там, где позволяли условия, сигнал передавался и по телефону.

Оповещение о появлении воздушного врага войска получали с опозданием.


* * *

Война застала меня в Одессе, в окружном Доме отдыха, где я проводил свой отпуск.

Неспокойная обстановка вызывала настороженность, хотелось находиться поближе к корпусу. Поэтому я отказался выезжать на отдых за пределы округа.

В июне 1941 года положение настолько осложнилось, что в субботу 21 июня я решил сходить в штаб округа и узнать — не следует ли мне возвратиться в корпус. К тому времени некоторые воинские части округа выехали на учения.

В разведывательном отделе штаба округа мне как командиру корпуса, стоявшего у государственной границы, предоставили возможность ознакомиться со многими весьма важными и интересными данными. В памяти осталось много подробностей, но приведу содержание лишь двух документов.

Так, например, в одном из них сообщалось о разговоре двух полковников: румынского и немецкого. Румынский полковник возмущался тем, что немцы не освобождают помещения на румынской территории, в которые должен был вернуться румынский полк. Немецкий полковник спросил:

— А где Ваш полк размещался год назад?

— В Кишиневе, — ответил румын.

Немец серьезно заверил: «Потерпите несколько дней, и полк получит свои казармы в Кишиневе обратно».

Налицо явный намек на скорое вторжение в нашу страну. Имелись все основания предполагать, что это были не пустые слова: немецкий офицер был осведомлен лучше, чем румынский.

Другой документ — письмо немецкого колониста, выехавшего из Молдавии за границу. Оно адресовано человеку, который присматривал за оставленным немцем домом. В письме говорилось: «Берегите мой дом и имущество. В ближайшие дни я вернусь и потребую от вас отчета».

Я не хочу перечислять донесений пограничников, в которых сообщалось о прибытии из глубины Румынии и сосредоточении близ границы румынских, а в ряде мест и немецких войск.

Около трех часов я читал документы, из которых понял, что начало войны — дело часов, в крайнем случае — дней.

С таким настроением я вернулся вечером в Дом отдыха, где встретил командующего войсками Одесского военного округа генерал-полковника Я. Т. Черевиченко. Я попросил его поговорить со мной наедине. Генерал-полковник согласился. Я спросил:

— Не следует ли мне прервать отпуск? Ведь в учениях участвует мой корпус.

Генерал Черевиченко не советовал прерывать отпуск. Сказал, что когда потребуется, меня известят. Потом добавил:

— Штаб 2-го кавалерийского корпуса в учениях не участвует.

На следующий день война началась. Прежде чем выехать в расположение корпуса, я заехал в штаб округа. Старшим здесь был начальник штаба полковник Кашкин. Его осаждали посетители главным образом из гражданских организаций. Непрестанно звонили телефоны. Одни просили оружия рабочим заводов для борьбы с десантами противника, другие интересовались военной обстановкой, третьи требовали какие-то пропуска и т. д. Условия руководства штабом осложнялись.

Полковник Кашкин сообщил мне в общих чертах обстановку на границе. Мой кратчайший путь из Одессы в Романовку, где стоял штаб корпуса, проходил через Аккерман. Полковник Кашкин ехать этим путем не советовал, так как имелись сведения о высадке воздушного десанта близ Одессы по дороге на Аккерман (ныне Белгород-Днестровский). Я выбрал более дальний путь через Тирасполь.

В Одессе ходило много всяких слухов о вражеских парашютистах. Немало слухов было также и о шпионах противника.

Выехав из Одессы, я вскоре обогнал одну из колонн 150-й стрелковой дивизии, которая выступила из города по тревоге. Она сворачивала на Аккерман. Старший офицер колонны сообщил мне, что разведка, высланная вперед, сведения о высадке немецких парашютистов не подтвердила. Все же я решил ехать через Тирасполь, рассчитывая получить там дополнительную информацию от командующего войсками округа Черевиченко, который стал уже командующим 9-й армией.

По пути в Тирасполь недалеко от дороги местами виднелись наши самолеты, замаскированные снопами скошенной пшеницы. Своевременный перегон самолетов с основных аэродромов на оперативные позволил Одесскому округу сохранить большую часть своей авиации.

Это решение, а также решение о подъеме войск по тревоге, принятые начальником штаба округа на свою ответственность, себя прекрасно оправдали. Однако нужно учесть, что не будь войны, начальника штаба округа генерала М. В. Захарова (ныне Маршал Советского Союза) могли обвинить в самовольстве или в провокации войны.

В Тирасполь я приехал к вечеру 22 июня и зашел в штаб 9-й армии, в которую входил мой корпус. Я представился командующему армией генерал-полковнику Черевиченко и приготовился получить боевое задание. Но товарищ Черевиченко лишь коротко рассказал о последних событиях. Одновременно он строго предупредил меня о недопустимости перехода Прута, запретил даже вести разведку на западном берегу.

От генерала Черевиченко я пошел к начальнику штаба. Генерал М. В. Захаров уделил мне много времени, подробно изложил обстановку на фронте 9-й армии. В своем дневнике я записал:

«Обстановка представлялась следующей: по всей границе отмечаются попытки румын переправиться на наш берег реки Прут подразделениями около батальона. Всюду артиллерийская перестрелка. Авиация противника в течение ночи и утра производила налеты на тыловые объекты наших войск. Наши войска занимают позиции согласно плану тревоги и оперативного прикрытия мобилизации. Более крупные операции противник, по-видимому, проводит в направлении Черновиц».

В штабе 9-й армии мне сообщили, что над Бельцами пролетело 40 бомбардировщиков противника в сторону Бендер. Проезжая Бендеры, я уже слышал протяжные паровозные гудки. В городе была объявлена воздушная тревога.

Ночью прошел ливень, и машина с большим трудом продвигалась по раскисшей дороге. За Тарутино я догнал тылы 5-й Блиновской кавалерийской дивизии. Форсированным маршем она выдвигалась к государственной границе. 9-я кавалерийская дивизия уже развернулась и заняла предназначенную ей по плану полосу оперативного прикрытия мобилизации.

Оборонительные рубежи по восточному берегу Прута в полосе 2-го кавалерийского корпуса начали готовиться лишь в мае-июне 1941 года, носили полевой характер и закончены к началу войны не были. Они состояли из ячейковых окопов, в отдельных местах имелись довольно примитивные дзоты.

Рубежи строились только силами 9-й кавалерийской дивизии по принципу обороны на широком фронте, с большими, ничем не заполненными промежутками. Совсем не было долговременных сооружений.

Противотанковая оборона, за отсутствием необходимых средств и достаточного времени, также не была организована ни в инженерном, ни в артиллерийском отношениях. Глубина оборонительной полосы не превышала трех километров. Рекогносцировочные группы, высланные в этот район, своей работы закончить не успели.

Следует признать, что в Одесском военном округе к оборудованию оборонительной приграничной полосы вообще приступили со значительным опозданием. Надо было начинать эти работы еще в 1940 году. Не спешили потому, что опасность военного нападения недооценивалась. В случае войны рассчитывали ответить мощным контрнаступлением и перенести войну на территорию противника.

Только к 10 часам утра 23 июня я, наконец, добрался до Романовки, где оставался второй эшелон штаба корпуса. Он должен был руководить мобилизацией. Вскоре я переехал на командный пункт, развернутый в виноградниках близ Комрата. Начальник штаба корпуса полковник М. Д. Грецов доложил обстановку в полосе корпуса.

9-я кавалерийская дивизия совместно с пограничниками уже вела бой на трех участках: у Леово оборонялся 5-й кавалерийский полк под командованием подполковника Яценко, против Фэлчиу с переправившимся на наш берег противником вел бой 108-й кавалерийский полк под командованием подполковника Васильева, подчинившего себе пограничников в этом районе, а 136-й кавалерийский полк под командованием полковника Сладкова оборонял свой участок близ Готешт. 72-й кавалерийский и 30-й танковый полки находились в резерве.

В целом 9-я кавалерийская дивизия совместно с пограничниками прикрывала государственную границу по реке Прут на фронте протяженностью свыше 40 километров. Соседом слева был 14-й мотострелковый корпус, с которым имелся разрыв до 25 километров. Наибольшую активность противник проявлял в районе Фэлчиу. На этом участке в ночь на 22 июня он захватил два моста через Прут и небольшой плацдарм на нашем берегу.

5-я кавалерийская дивизия находилась еще на марше.

Ознакомившись с обстановкой, я удивился тому, насколько мало знали в штабе корпуса о противнике до 22 июня. Мне и до сих пор не понятно, почему разведывательный отдел штаба округа, имевший в своем распоряжении эти данные, не сообщил об этом штабу корпуса. Такая «засекреченность» могла принести лишь вред.

23 июня в штабе корпуса о противнике было известно только то, что против 2-го кавалерийского корпуса находятся части румынской пехотной дивизии, усиленной артиллерией и танками. Кроме того, на подходе предполагались еще неопределенные силы. Как потом стало известно, на самом же деле против корпуса действовали 15-я, 35-я и гвардейская[10] румынские пехотные дивизии и 170-я немецкая пехотная дивизия.

В тот же день я выехал в 9-ю кавалерийскую дивизию. По моему приказанию для ликвидации плацдарма противника и подрыва мостов через Прут 72-й кавалерийский полк из дивизионного резерва был послан на поддержку 108-го кавалерийского полка. Оба моста у Фэлчиу, как железнодорожный, так и шоссейный, еще 22 июня должны были взорвать пограничники, но почему-то подрыв им не удался.

Вместе со своим заместителем по политчасти бригадным комиссаром Крайнюковым я побывал в 108-м и 72-м полках. Пришлось внести некоторые поправки в организацию боя и назначить там старшим командира 108-го кавалерийского полка подполковника Васильева, так как старшинство двух взаимодействующих командиров полков комдив не определил. Позже для объединенного командования двумя полками был послан помощник командира дивизии полковник Н. С. Осликовский.

Поздно вечером мы проверили состояние двух полков 5-й кавалерийской дивизии. 11-й кавалерийский полк майора П. И. Зубова после двухсуточного перехода разместился в лесу. Люди и лошади были очень утомлены. Несмотря на это среди его личного состава царил высокий боевой дух. Вообще моральное состояние обеих дивизий было отличным.

Потом мы отправились в 5-й кавалерийский полк. Кавалеристы и пограничники успешно отбивали попытки противника переправиться на левый берег Прута. Румынские войска несли большие потери.

Плацдарм на нашем берегу в районе Фэлчиу удерживался усиленным батальоном гвардейской румынской пехоты. Она уже успела окопаться. С западного берега плацдарм поддерживался довольно значительной артиллерией гвардейской дивизии, а также 3-го армейского корпуса румын.

Как известно, батальон пехоты в огневом отношении соответствовал, примерно, силам кавалерийского полка. Поэтому для более быстрой ликвидации вражеского плацдарма пришлось использовать два кавалерийских полка, около роты пограничников, две батареи конной артиллерии, а также вызвать эскадрилью штурмовой авиации.

Мы с бригадным комиссаром Крайнюковым имели возможность наблюдать удачный налет наших штурмовиков на огневые позиции артиллерии противника, расположенные на западном берегу Прута.

Взаимодействие спешенной конницы, конной артиллерии и штурмовой авиации позволило нам к вечеру 23 июня ликвидировать плацдарм. Полковник Н. С. Осликовский, ныне генерал-лейтенант запаса, умело руководил операцией.

В начале августа Указом Президиума Верховного Совета СССР 72-й и 108-й кавалерийские полки, а также 12-й отдельный конно-артиллерийский дивизион за успешную ликвидацию плацдарма и образцовое выполнение ряда других боевых заданий были награждены орденами боевого Красного Знамени. Группа офицеров и солдат корпуса также была награждена орденами и медалями. Это было первое награждение в корпусе. Оно еще больше подняло боевой дух кавалеристов.

В ночь на 24 июня пограничники при содействии кавалерийского эскадрона 108-го полка взорвали шоссейный мост, захваченный ранее румынами. Железнодорожный мост удалось взорвать только в ночь на 25 июня. При взрыве этого моста особенно отличились кавалеристы сабельного эскадрона старшего лейтенанта Нестерова — командир взвода комсомолец сержант Седлецкий и пулеметчик Мишеровский. Еще 23 июня они совместно с пограничниками полностью уничтожили боевую группу румын, окопавшуюся на нашей стороне, и саперы под командованием товарища Баса смогли беспрепятственно взорвать мост.

Запрещение переходить реку Прут оставалось пока в силе. Это обстоятельство обрекало конницу на оборонительные действия.

После того, как взорвали мосты, части корпуса огнем и контратаками более успешно отражали все попытки противника переправиться на советскую территорию. Враг нес значительные потери.

Так было под Готештами, где противнику не удалось захватить плацдарм, хотя он несколько раз начинал форсирование Прута.

Особенно большие потери понес 6-й пехотный полк противника под командой полковника Василия Шува. Количество румынских пленных превышало 100 человек. Многие из них понимали русский язык. Пленные были взяты главным образом в двух местах: на плацдарме против Фэлчиу и при попытках форсировать Прут у Готешт.

В течение нескольких дней прекрасно работало звено наших истребителей «Мигов». Они из засады налетали на эскадрильи противника, державшие курс на узловую станцию Бессарабская. Каждый вылет истребителей кончался, как правило, гибелью 2–3 самолетов противника типа «Савойя».

Техническая связь как проводная, так и радио действовала в эти дни внутри корпуса почти безотказно. Сначала широко использовалось также и звено самолетов связи ПО-2, имевшееся в распоряжении начальника штаба корпуса. Со штабом округа (а позже 9-й армии) связь обеспечивалась главным образом по телеграфу с использованием правительственной проводной сети. Однако проводная связь со штабом армии была ненадежна и с 24 июня стала часто прерываться. Радиосвязь работала четко, но этот вид связи мало устраивал штаб армии, так как кодирование и расшифровка занимали много времени.

Дивизии корпуса в первые две недели не имели недостатка в боеприпасах, горючем, продовольствии и фураже. Но в дальнейшем, когда начались частые дожди, а подразделениям пришлось неоднократно совершать форсированные марши по разбитым дорогам, корпус стал испытывать нехватку горючего и артиллерийских боеприпасов.

2-й кавалерийский корпус при поддержке авиации и пограничников успешно выполнял задачу по прикрытию государственной границы в течение 9 суток. 1 июля его сменила подошедшая из Одессы 150-я стрелковая дивизия, которой командовал генерал-майор Хорун.

Дня за четыре до этого я представил командующему 9-й армией план частной операции с форсированием Прута для внезапного нападения на противника. План приняли. Корпус намечалось усилить за счет 150-й стрелковой дивизии. Однако 28 июня из-за изменившейся не в нашу пользу обстановки в районе Унген план был отменен. Нам пришлось опять только обороняться. Позже был отменен еще один наступательный план.

6 июля 2-й кавалерийский корпус, находясь в армейском резерве, получил задачу совершить марш по холмистой местности для нанесения удара по группировке противника в направлении на Бравичи и далее на Фалешты. Одновременно с северо-востока должен был наступать 2-й механизированный корпус, которым командовал генерал-лейтенант Ю. В. Новосельцев.

Общая обстановка мне была известна в следующих чертах: противник силами трех-четырех дивизий (в первом эшелоне) прорвался в район Унген и наступал на Бельцы. Кроме того, двумя дивизиями теснил нашу 95-ю стрелковую дивизию 35-го стрелкового корпуса в направлении на Кишинев. В состав 35-го стрелкового корпуса в это время входила всего лишь одна 95-я стрелковая дивизия, усиленная с 4 июля 108-м кавалерийским полком 9-й Крымской дивизии.

В районе Бельцы — Распопены — Флорешты, по моим данным, справа находился сосед — 48-й стрелковый корпус, который успешно вел тяжелые бои с крупными превосходящими силами противника. Правее 48-го стрелкового корпуса и должен был наносить удар 2-й механизированный корпус. Я считал, что совместный удар 2-го кавалерийского и 2-го механизированного корпусов может изменить обстановку, ликвидировать прорыв.

В боевом приказе по 2-му кавалерийскому корпусу задачи определялись так:

2-й кавалерийский корпус с приданным мотополком пехоты Бабака с утра 9 июля наступает в направлении Фалешт с целью совместным ударом 48-го стрелкового корпуса и 2-го механизированного корпуса окружить противника в районе Фалешт, отрезав его от переправ через реку Прут. Слева 35-й стрелковый корпус (комбриг И. Ф. Дашичев) прикрывает Кишиневское направление.

9 июля дивизии 2-го кавалерийского корпуса уже теснили противника у Сынжереи. В частности, против 5-й Ставропольской кавалерийской дивизии имени Блинова оказался авангард 50-й пехотной дивизии немцев (123-й пехотный полк), а перед 9-й кавалерийской дивизией в районе Чучуены — Кишкарены находилась 5-я пехотная дивизия румын.

Таким образом, 2-й кавалерийский корпус задачу выполнял успешно, но о действиях 2-го механизированного корпуса сведений не поступало. На следующий день, 10 июля, из штаба армии мне сообщили, что намеченная операция с контрударом двух корпусов отменена по причине несвоевременной подачи горючего 2-му механизированному корпусу. Вероятно, это была не единственная причина. Позже я узнал, что 2-му механизированному корпусу было приказано отойти на запасные позиции.

10 июля вверенный мне кавалерийский корпус получил от командарма новую задачу — прикрыть разрыв между 48-м и 35-м стрелковыми корпусами на линии Сынжерея — Кишинев протяженностью около 100 километров. В этот разрыв устремлялось два-три соединения врага.

Распоряжением командующего 9-й армией 5-я Ставропольская кавалерийская дивизия направлялась на прикрытие левого фланга 48-го стрелкового корпуса, а 9-й кавалерийской дивизии поручалось прикрытие правого фланга 35-го стрелкового корпуса. Причем, как это ни странно, каждая дивизия получила задачу непосредственно от командующего армией. Роль же командира корпуса сводилась к контрольным или инспекторским обязанностям.

Оценив обстановку, я все же решил не выпускать управление корпусом из своих рук, дивизий не разъединять, а, используя маневренность конницы, если понадобится, вести бой с дивизиями противника объединенными усилиями всего корпуса. Я был уверен, что это не позволит противнику использовать большой разрыв между 48-м и 35-м стрелковыми корпусами, не позволит бить дивизии кавалерийского корпуса по очереди, удобнее будет прикрывать фланги обоих стрелковых корпусов. Кавалерийский корпус сохранял свободу маневра и мог внезапно наносить удары по противнику.

Я считал, что при формальном выполнении приказа командарма, т. е. разъединив кавалерийские дивизии на 50–80 километров, я и штаб корпуса не могли бы влиять на бой подчиненных мне дивизий. Противник же легко смог бы захватить Оргеев — тактический узел дорог, создать угрозу для флангов обоих корпусов. Дальнейшие события оправдали мое решение. Все же для страховки один кавалерийский полк был послан для тактического прикрытия левого фланга 48-го стрелкового корпуса.

12 июля я выехал на машине из Саратен в район боев, сначала в 72-й кавалерийский полк, затем — в передовой отряд 5-й кавалерийской дивизии около Копачень. Там я нашел 321-й мотострелковый полк 15-й мотострелковой дивизии, входившей во 2-й механизированный корпус, но временно приданный моему корпусу. Этот полк, которым командовал полковник Бабак, отступал. Мне пришлось под прикрытием кавалерийских полков вывести его из боя в резерв.

Разведка донесла, что 50-я пехотная дивизия немцев и 5-я пехотная дивизия румын движутся в разрыв между 48-м и 35-м стрелковыми корпусами. Я принял решение обрушиться на авангард 50-й пехотной дивизии немцев.

События развивались в следующем порядке. 14 июля произошел встречный бой между последовательно развертывавшимися полками 5-й кавалерийской дивизии и 72-м кавалерийским полком с нашей стороны и вводившей батальон за батальоном пехотной дивизией немцев. Я наблюдал этот бой в бинокль и руководил им со своего командно-наблюдательного пункта — с возвышенности близ Оргеева.

Обе стороны, вводя свежие силы, стремились прорваться во фланг. Дороги после дождя были грязные, машины и мотоциклы, на которых передвигалась пехота противника, буксовали. Поэтому полки и эскадроны Блиновской дивизии в конном строю имели преимущество в маневре. К сожалению, в дивизиях 2-го кавалерийского корпуса уже не было танков. Танки БТ были отправлены на капитальный ремонт. Бой шел весь день и закончился только с наступлением темноты.

Этот бой явился для корпуса самым тяжелым с начала войны. 5-я кавалерийская дивизия понесла большие потери (около 500 человек убитыми и ранеными). По донесению командира 5-й кавалерийской дивизии, 50-я пехотная дивизия немцев потеряла еще больше. Сражение изобиловало многими героическими подвигами пулеметных расчетов, сабельных отделений, взводов и эскадронов, а также артиллерийских батарей.

Пулеметчик 72-го кавалерийского полка Ф. А. Мишин рассказывал об одном из боев: «Сражались весь день. Нам пришлось вступить в бой с четырьмя группами противника численностью по 25–35 автоматчиков. Из каждой схватки наш пулеметный расчет выходил победителем. Численность групп противника, если их сложить вместе, доходила до 130 человек, и вряд ли из них осталась в строю одна десятая часть.

За первым номером нашего станкового пулемета был я. Двух товарищей в схватках мы потеряли, а трое остались в живых, то есть я, Потемкин и Яворенко. Все трое были ранены: двое легко, а Яворенко тяжело и не мог двигаться без нашей помощи».

В том же бою была разгромлена специальная рота противника. Весь ее состав имел стальные нагрудники. Командир роты и командиры взводов располагали малогабаритными радиостанциями. Однако эта рота заблудилась в кукурузе и попала под фланговый огонь нашего пулеметного эскадрона. Большая часть немцев была перебита, остальные сдались в плен.

Наши зенитчики сбили 4 вражеских пикирующих бомбардировщика Ю-88. Неоднократные бомбардировки моста у Оргеева тактически ничем не оправдывались: Реут имел много бродов. В случае разрушения моста от этого больше всего пострадали бы фашистские войска, более зависимые от мостов и дорог, чем кавалерия. Однако несмотря на яростные налеты авиации противника мост разрушен не был.

Из штаба 9-й армии в течение трех суток не поступало никаких указаний. Мы не знали, что происходит в соседних соединениях Красной Армии и были вынуждены добывать эти сведения самостоятельно. Это нам удавалось. Вообще управление войсками в 9-й армии хромало. Я уже приводил примеры, когда дивизиям ставились задачи самим командармом, минуя штаб корпуса.

Был даже такой случай. Меня заставили несколько дней сидеть в Кишиневе в штабе 35-го стрелкового корпуса только потому, что у него с Кишиневом была надежная стационарная проводная связь, а со штабом 2-го кавалерийского корпуса связь имелась только по радио и самолетами. Штаб 2-го кавалерийского корпуса располагался в 30 километрах от Кишинева, в лесу. Кабеля не хватало, связь обслуживали два мотоциклиста и радиостанция.

Задачи корпусу менялись по два и по три раза в день: то надо было обороняться, то окружать противника, то отходить. Я далек от мысли обвинять в этом только штаб армии. Было трудно. Тут и растерянность и не согласующееся с нашими понятиями о силе Красной Армии наше отступление. Как же так? Мы — и вдруг отступаем? Ведь в течение многих лет мы говорили, что войну, если ее развяжет враг, будем вести на чужой территории!

К 14 июля штаб 2-го кавалерийского корпуса получил сведения о соседях. Стало известно, что 35-й стрелковый корпус оставил Кишинев, а 48-й стрелковый корпус в соответствии с приказом командующего 9-й армией начал отход на Рыбницу. Левому флангу 2-го кавалерийского корпуса стал угрожать противник по шоссе Кишинев — Оргеев. Предположительно от Кишинева на Оргеев выдвигалась пехотная дивизия противника.

Я считал, что встречным боем 5-й и обороной 9-й кавалерийских дивизий корпус связал крупные силы противника и свою задачу по прикрытию флангов стрелковых корпусов в разрыве выполнил. Но, не получая новой задачи из штаба 9-й армии, я решил в ночь на 15 июля продолжать связывать действия противостоящих 2-му кавалерийскому корпусу дивизий противника, но не контрударом, а подвижной или маневренной[11] обороной с контратаками небольших сил.

Маневренная (или подвижная) оборона кавалерийского корпуса, имевшего лишь две дивизии, была организована следующим образом. Одновременно занимались два оборонительных рубежа — один позади другого — и готовился третий. Первый рубеж заняла 9-я кавалерийская дивизия на широком фронте, а второй — 5-я кавалерийская дивизия. Этот тактический прием целиком себя оправдал.

Так, например, 9-я кавалерийская дивизия своими силами, имея один полк в резерве, более суток отбивала атаки противника, переходя силами до полка в контратаки. Когда ее возможности исчерпывались и противник прорывался, то развить свой успех не мог, так как попадал под фланговые удары резервов.

По мере необходимости я разрешил 9-й кавалерийской дивизии оставить первый рубеж и, отойдя перекатом за линию 5-й кавалерийской дивизии, занять третий оборонительный рубеж корпуса.

16 июля наши разведчики захватили в плен офицера штаба 5-й румынской пехотной дивизии капитана Думитреску с боевым приказом. Нам стало известно, что противник намеревался наступать с флангов 2-го кавалерийского корпуса и одновременно продолжать нажим с фронта.

На правом фланге 2-го кавалерийского корпуса по-прежнему действовала 50-я пехотная дивизия немцев, а на левом — 72-я пехотная дивизия и танковое соединение, с фронта действовала 5-я пехотная дивизия румын.

17 июля на усиление 2-го кавалерийского корпуса совершенно неожиданно, распоряжением командарма, была придана 15-я Сивашская мотострелковая дивизия (командовал ею мой однофамилец генерал-майор Н. Н. Белов, позже погибший в бою).

Противник после понесенных потерь активности не проявлял, и я решил силами двух дивизий (5-й кавалерийской и 15-й мотострелковой) нанести контрудар 5-й пехотной дивизии румын.

Однако противник, по-видимому, разведал наши намерения. Сначала он перешел к обороне, а затем начал отход на Оргеев. Это было воспринято нашей разведкой, как попытка заманить нас под фланговые удары двух других соединений противника. Поэтому от глубокого преследования 5-й пехотной дивизии пришлось отказаться. Была выслана лишь усиленная разведка. Штаб корпуса и его разведка продолжали следить за 50-й пехотной дивизией немцев, которая занимала Оргеев, и за 72-й пехотной дивизией немцев, двигавшейся со стороны Кишинева.

Вечером в корпус приехал генерал-полковник Черевиченко и приказал отвести дивизии корпуса на восточный берег Днестра.

Два моста у Криулян (один на понтонах, другой на бочках из-под вина) были наведены армейским понтонным батальоном под командованием капитана Андреева. В течение ночи с 18 на 19 июля, а также утром все три дивизии без помех переправились через Днестр и сняли мосты. Авиация противника нам не мешала из-за низкой облачности и дождя.

После переправы 15-я Сивашская мотострелковая дивизия вернулась во 2-й механизированный корпус. Перед 2-м кавалерийским корпусом стояла задача — удержать оборонительную полосу по Днестру. Центр полосы находился у Дубоссар. 9-ю кавалерийскую дивизию вывели в корпусной резерв, а 5-я кавалерийская дивизия с 19 июля заняла укрепленный район по Днестру протяженностью около 20 километров. Конница была использована в качестве полевого заполнения между долговременными огневыми точками. Постоянные гарнизоны укрепленного района подчинялись командиру 5-й кавалерийской дивизии.

5-я кавалерийская дивизия, батальоны и артиллерия укрепленного района в течение трех суток успешно отражали попытки противника переправиться через Днестр.

21 июля меня вызвал к себе командующий армией генерал-полковник Черевиченко, поблагодарил за действия корпуса, утвердил все наши представления к наградам.

22 июля 5-я кавалерийская дивизия сменилась частями 30-й горно-стрелковой дивизии под командованием полковника Гончарова. 23 июля из штаба армии было получено предварительное распоряжение о немедленной переброске всего корпуса в район Котовска. Обе дивизии корпуса начали марш на север.

Д. И. Пискунов, полковник запаса На реке Прут

Первый день войны застал меня в Молдавии. В это время я был начальником артиллерии 95-й стрелковой дивизии, прикрывавшей один из участков государственной границы на реке Прут.

Прошло уже много лет, но не сгладились впечатления тех дней. Обстановка на границе в начале лета 1941 года была тревожной и напряженной. Враг, не скрывая своих коварных намерений, накапливал силы на исходных рубежах.

На границе создавалось угрожающее положение. А мы продолжали жить по расписанию мирного времени.

Лишь в ночь с 21 на 22 июня командование Одесского военного округа объявило боевую тревогу и приказало командирам приграничных соединений занять оборону на границе. Приняв сигнал тревоги, бойцы и командиры нашей дивизии умело и быстро, без суеты и шума, привели все в боевую готовность. Через пятнадцать минут летние лагеря, в которых мы жили, опустели. Артиллерийские и пехотные подразделения ушли к границе, где заняли оборону между Петрештами и Леово.

Вместе с частями нашей дивизии в оборону на реке Прут вышли: справа — 176-я стрелковая и слева — 9-я кавалерийская дивизии.

22 июня в 4 часа 5 минут пехота противника широким фронтом под прикрытием артиллерийского и пулеметного огня, а кое-где и бесшумно, начала форсировать Прут. Фашистские самолеты бомбили Киев, Одессу, Бельцы, Кишинев и другие советские города и населенные пункты, наши аэродромы и военные объекты.

В первых боях с врагом участвовала и наша часть. Стойкое сопротивление врагу оказали пограничники. Попытки противника переправиться на наш берег Прута в утренние часы 22 июня успеха не имели.

На участке 95-й стрелковой дивизии немецко-румынские войска в это утро развили наибольшую активность в двух пунктах: в районе города Унгены, где оборону занимал 241-й стрелковый полк, которым командовал полковник Новиков, и у деревни Леушены (60 километров южнее Унген) на участке обороны 161-го стрелкового полка под командованием полковника Сереброва.

Около Унген противник пытался форсировать реку Прут одновременно в пяти местах, стремясь овладеть железнодорожным мостом и городом.

Начал он свои действия с мощного артиллерийского обстрела. Затем противник открыл сильный пулеметный огонь по нашему берегу, а минут через пятнадцать десантные группы стали спускать на воду лодки. Пехота врага в это же время начала штурм железнодорожного моста.

Пулеметчики и стрелки 244-го полка и пограничники встретили врага дружным и организованным огнем. Завязался первый жестокий бой. Десантные группы, пытавшиеся переплыть реку на лодках, и пехота, штурмовавшая мост, были уничтожены, а пулеметы, стрелявшие по нашему берегу, подавлены. Прекратила огонь и артиллерия противника.

В долине Прута стало тихо. Кончился первый бой. Командиры батальонов доложили, что бойцы вели себя храбро.

Вовремя была объявлена тревога, и люди своевременно ушли в оборону. Не случись этого, опоздай мы — плохо пришлось бы.

— Внезапным артиллерийским огнем по лагерю противник надеялся уничтожить нас во время сна и таким образом обеспечить беспрепятственный захват города. Но этого не случилось благодаря предусмотрительности пограничников, — сказал полковник П. Г. Новиков.

Командир 1-го батальона, занявшего оборону севернее Унген в районе деревень Семены и Петрешты, капитан Кулешов рассказывал:

— Когда артиллерия и пулеметы противника открыли огонь по нашему берегу, стало понятно — это война. На участке моего батальона противник пытался форсировать Прут одновременно в трех местах, но успеха не имел. Его атаки были нами отбиты.


* * *

В первый день войны противник предпринял четыре атаки в районе Унген. Первые три были отбиты ружейно-пулеметным огнем, четвертую помогла отбить артиллерия.

Утром, в начале восьмого, разведчики и командиры, находившиеся на наблюдательном пункте, заметили большое оживление в глубине расположения войск противника. Из леса выходили колонны пехоты и продвигались в сторону Унген, в это же время со стороны Ясс подошел бронепоезд и остановился в двух километрах от железнодорожного моста.

Стало ясно, что враг готовит атаку крупными силами, а бронепоезд выдвинут им в боевые порядки пехоты для захвата моста и обеспечения форсирования реки.

— В схватке с передовыми группами мы обошлись пулеметами. Река выручила, — сказал полковник Новиков. — Теперь этого будет мало!

— Артиллеристы, готовьтесь к бою! — приказал он командиру артиллерийского дивизиона капитану Н. С. Артюху.

Капитан Артюх доложил о своем плане действий по схеме огня, которая была уже составлена в соответствии с планами командира полка.

Договорившись о взаимодействии и определив цели, полковник Новиков и капитан Артюх стали ждать подходящего момента, чтобы открыть огонь. Через некоторое время движение в расположении противника прекратилось. На фронте наступила тишина — предвестник боя. Прошло еще немного времени, и вражеские снаряды стали рваться на нашем берегу. В тот же момент полковник Новиков скомандовал:

— Огонь!

Один за другим раздались прицельные выстрелы наших батарей. Захватив объекты в вилку, артиллеристы открыли по ним огонь. Вторая батарея стреляла по бронепоезду зажигательными снарядами. Меткие попадания вынудили бронепоезд отойти к Яссам. Послав несколько снарядов вдогонку бронепоезду, батарея перенесла свой огонь на пехоту. Загорелись прибрежные кусты. Вражеская пехота стала отходить.

Наши артиллеристы прекратили заградительный огонь и стали стрелять по отходящей пехоте.

Атака гитлеровцев сорвалась. Капитан Артюх перенес огонь своих батарей на артиллерию врага. Но едва наши батареи успели сделать первые выстрелы, как за рекой, над лесом, появились вражеские самолеты. Дивизион был вынужден прекратить огонь. Замаскировав орудия, артиллеристы укрылись в траншеях.

Сделав несколько заходов и сбросив бомбы, самолеты противника обстреляли из пулеметов на бреющем полете рощи и соседние деревни и улетели обратно.

Так была отбита четвертая попытка врага форсировать. Прут и захватить Унгены в первый день войны.


* * *

Если в районе Унген противник атаковал нашу государственную границу под прикрытием артиллерийского огня, то у деревни Леушены он применил другую тактику. Здесь он перешел в наступление втихую, не открывая огня.

Замысел врага был прост и коварен: уничтожить полк на заре, во время крепкого сна, а затем под прикрытием артиллерийского огня перебраться на наш берег. Но попытки неприятеля форсировать реку и захватить Леушены не удались.

Светало. Сквозь пелену тумана боевое охранение, выставленное на дамбе у моста через Прут, обнаружило движение противника.

Взвод пулеметчиков собрался по тревоге. Командир повел бойцов к границе. Добравшись до своих окопов, пограничники быстро установили пулеметы и стали внимательно наблюдать за противоположным берегом.

Сначала показалось много вражеских самолетов. Они летели с румынской стороны на Кишинев. Вскоре большая группа вражеских солдат ринулась к реке, стремясь прорваться к дамбе.

Подпустив противника на близкое расстояние, пулеметчики открыли огонь. Старший сержант Андрей Кожухов взял на прицел центральное звено в наступающей цепочке врага. Вывел из строя их командира. Растерявшийся противник остановился. В это время справа и слева Кожухова поддержали дружным огнем пулеметы Никитенко и Нестеренко. Враг лез напролом.

Дамба была усеяна трупами. Фашисты отошли обратно, за реку, потеряв почти половину солдат убитыми и ранеными. Но захватчики не успокоились, и в 4 часа 25 минут повторили атаку. Началась она с сильного ружейно-пулеметного огня по нашему берегу. Пехоту и пулеметчиков поддержала авиация. Фашистские самолеты с бреющего полета обстреляли палаточный лагерь, незадолго до этого оставленный 161-м стрелковым полком, который вышел в оборону. А артиллерия врага открыла огонь по шоссе западнее и восточнее Леушен.

Пехота противника, обеспечив себя такой мощной поддержкой в воздухе и на земле, начала форсировать Прут на широком фронте севернее и южнее дамбы. На дамбу ринулись два батальона. Пограничники встретили врага во всеоружии, шквальным огнем пулеметов. Лишь в 12 километрах севернее Леушен противнику удалось переправить через Прут группу до тридцати человек. Для ликвидации ее полковник Серебров направил 6-ю стрелковую роту. Она успешно справилась с задачей. В 9 часов 19 минут противник был выбит за реку.

Через час противник в третий раз повторил атаку на нашу государственную границу, но безуспешно. Пулеметчики не подвели и в этот раз. На дамбе, куда они подпустили наступавшую неприятельскую колонну, остались только убитые и раненые — остальные повернули назад.

Примерно через час после того, как была отбита третья атака гитлеровцев, наши разведчики, находившиеся на наблюдательных пунктах, обнаружили три колонны противника, двигавшиеся в сторону Леушенских переправ. Первая колонна — пехота и артиллерия — шла с юго-запада от Хуши, вторая — только пехота — с северо-запада и третья — кавалерия — с севера, из лесов, которые полукругом окаймляли румынское село Рышешти. Кроме того, по данным разведки было известно о скоплении автомашин и мотоциклов в лесу севернее села и о колонне артиллерии и танков длиною до двух километров, втягивавшейся в лес.

— Серьезное дело задумали фашисты, — сказал полковник Серебров, наблюдая за противоположным берегом. — Видно, твердо решили сегодня же перебраться на нашу сторону.

Судя по составу колонны, идущей из Хуши, на нее возлагалась основная надежда по прорыву нашей обороны, а остальные части должны были завершить успех дела. Бой, конечно, завяжется на дамбе. У противника три батальона и артиллерия; у нас одна рота, оборонявшая дамбу… Без помощи минометов и артиллерии нам на этот раз не обойтись. Надо было перехватить инициативу у врага и навязать ему бой по собственному плану.

— Давай, бог войны, планировать бой! — обратился Серебров к майору Шмелькову, командиру 134-го гаубичного артиллерийского полка, который с оперативной группой прибыл еще во время третьей атаки противника. Два дивизиона этого полка уже заняли огневые позиции севернее и южнее Леушен.

Наметили план боя. Как только головной батальон противника выйдет на дамбу, командир 2-го артдивизиона 134-го гаубичного артиллерийского полка капитан Манзий открывает огонь по переправам и батареям гитлеровцев. Поддержат капитана Манзия наши пулеметы и полковые орудия, стоящие в засаде. Минометчики откроют огонь по второму батальону, а командир 1-го артдивизиона 134-го гаубичного артиллерийского полка капитан Ткаченко — по третьему. Огонь будет вестись с таким расчетом, чтобы преградить врагу путь к отходу и погнать его под огонь минометов и орудий капитана Манзия.

Поставив перед артдивизионами и минометчиками боевые задачи и проверив их готовность к бою, полковник Серебров и майор Шмельков стали выжидать удобный момент.

Когда первые орудия противника приготовились начать огонь, а батальон пехоты почти полностью подтянулся к дамбе, полковник Серебров скомандовал:

— Ну, в добрый час, бог войны! Огонь!

— Первому и второму, огонь! — и тут же справа и слева от наблюдательного пункта один за другим раздалось по три глухих выстрела. Взрывы снарядов взметнулись на том берегу, тотчас заговорили скрытые в засаде полковые орудия и, захлебываясь, застрочили пулеметы, поливая огнем пехотинцев, заполнивших дамбу. Полковник Серебров скомандовал еще раз:

— Минометам — огонь!

Так был встречен враг, в четвертый раз атаковавший нашу границу в Леушенах.

Батареи капитана Ткаченко тоже открыли огонь. Спасаясь от огня, артиллерийские упряжки противника мчались за гребень возвышенности, опрокидывая орудия, зарядные ящики и давя пехоту, бежавшую от берега реки.

Артиллерийский и минометный огонь преследовал бегущего неприятеля.

В окопах раздалось восторженное «ура!»: советская пехота ликовала.

С начала переправы артиллерия противника открыла огонь по дефиле — узкому проходу. Но после того, как гитлеровские пехотинцы обратились в бегство, она перенесла его севернее и южнее на гребень. Внезапный ввод в бой нашей артиллерии и минометов застиг фашистов врасплох.

Первая и третья батареи дивизиона капитана Манзия перенесли свой огонь на переправы и вскоре три из них были разрушены, а затем обстреляли колонну, остановившуюся у кургана Рябая Могила. Колонна рассеялась.

Чтобы не нанести вреда мирному румынскому населению, мы не обстреляли село Рышешти, где укрывалась конница противника.

Так была отбита четвертая атака у с. Леушены в первый день Отечественной войны.

Через несколько дней в сводке Советского информбюро сообщалось: Командир артиллерийского подразделения тов. Манзий, участник боев с финской белогвардейщиной, умело помог нашей пехоте отбить попытку противника форсировать реку Прут. Организовав тщательное наблюдение и точно установив уязвимое место у врага, тов. Манзий открыл внезапный сокрушительный огонь в тот момент, когда противник начал переправляться. Артиллеристы разрушили в этом бою три переправы противника, подбили шесть орудий. Враг не ступил здесь на Советскую землю. («Правда», 27 июня 1941 г.).

Трудные это были дни, и таких, как описанный мною первый день, было немало. Например, только 241-й стрелковый полк нашей дивизии за 10 дней боев на реке Прут отбил тридцать попыток противника форсировать реку в разных местах.

В течение почти двух недель на этом участке фронта наши войска удерживали государственную границу в своих руках, упорно преграждая врагу путь на Советскую землю.

В. П. Егоров, полковник запаса Поднятые по тревоге

В два часа ночи на 22 июня в дверь квартиры постучался посыльный.

— Товарищ старший лейтенант! Вас срочно вызывают в штаб дивизии, — послышался в коридоре его голос.

Второпях собираюсь и выхожу во двор, где уже ждет машина. Выбравшись из военного городка на безлюдное шоссе, погружаюсь в мысли: «Что за неотложность? Ночью, да еще под выходной день». Последнее время вызовы участились. В начале месяца нами была произведена пробная погрузка всего снаряжения на машины. Через несколько дней машины разгрузили и сложили имущество в склады. Мы так и не узнали, чем эта погрузка была вызвана. Но это все осталось позади. Что же ждет нас сегодня?

Рядом со мной шофер Момот. Чувствую, что и он так же взволнован. Любитель поговорить, на этот раз Момот молчит. Переключая скорости на ухабах, он нет-нет да и бросит нетерпеливый взгляд в мою сторону.

— Ты чего, Илья? — обращаюсь к нему. — Вроде чем-то не доволен.

— А вы довольны, что в полночь да еще под выходной подняли?

— Ну это оставим при себе, — обрываю его. — Приедем в штаб, все выяснится. Думаю, что ничего особенного в этом нет.

Изрядно потрепанный «газик», подпрыгивая на ухабах свернул в слабоосвещенную улицу и остановился перед большим зданием. В нем размещалось Управление нашей 15-й Сивашской ордена Ленина дважды Краснознаменной мотострелковой дивизии. Около подъезда уже стояло до десятка машин.

Широкая лестница ведет на второй этаж, где неожиданно попадаю в людской водоворот. С папками и бумагами спешат начальники отделений и служб. На ходу пожав мне руку, пробежал высокий и сухой дивизионный инженер майор Булкин.

«Куда он так торопится? — удивился я. — Раньше при любых встречах находилось о чем поговорить, а сейчас даже не остановился. Да, что-то здесь неладное. Вызов, видимо, неспроста». Вхожу в приемную комдива. В ней уже были командиры. Среди них командир 47-го Краснознаменного полка полковник Якшин. Попыхивая трубкой, сидит полковник Бабак — командр 321-го мотострелкового полка. Вслед за мной вошел и артиллерист, полковник Фомин.

Дверь поминутно отворялась. Входили командиры частей. После обычных рукопожатий каждый из них задавал один и тот же вопрос: в чем дело? Но, к сожалению, вразумительного ответа никто дать не смог.

Но вот разговоры прерываются. В приемной появился начальник штаба дивизии полковник И. А. Ласкин.

— Прошу, товарищи командиры, — обращается к нам Иван Андреевич, раскрывая дверь кабинета.

Командир дивизии генерал-майор Николай Никандрович Белов приподнимается из-за стола. Внимательным взглядом окинув входящих, он предлагает рассаживаться у длинного стола.

Белов в дивизии служит недавно. Когда-то, еще в двадцатом году, будучи бойцом в ее составе, форсировал Сиваш, очищая от Врангеля Крым. Затем долгая служба в других частях и только с марта этого года вновь в Сивашской, но уже в должности ее командира.

— Товарищи командиры! — разнесся по комнате его твердый голос. — Из-за отсутствия времени буду краток. Получен приказ привести в боевую готовность части нашей дивизии. Это вызвано тревожной обстановкой на ближайшей к нам границе. Подъем частей и сбор провести организованно, в срок и с полной ответственностью. Не исключено, что придется покинуть военные городки…

Выезд из военных городков. Но как же поднять все машины? Где взять для них водителей? В нашем 75-м легком инженерном батальоне, которым в то время я командовал, своими водителями обеспечивалась половина машин. Остальной транспорт поднимался за счет приписного состава, но его прибытие ожидалось на шестой — десятый день.

Совещание закончено. Белов отпускает людей. Озабоченные выходим из кабинета. Молча сходим по лестнице. Задумчивые и грустные садимся в машины. Над городом навис густой предрассветный туман.

На востоке чуть заметными проблесками занимается заря. Шоссе выводит за город. Вот и обнесенная земляным валом «старая крепость». Здесь находился наш батальон. Въехав во двор, отдаю распоряжение дежурному. Почти одновременно и в других казармах раздается боевой сигнал: «Тре-во-га!» Вмиг ожили военные городки. Повсюду забегали люди. В парках и на стоянках зашумели моторы, послышался лязг гусениц тягачей и танков.

В 8 часов утра я уже ехал в дивизию на доклад. Тирасполь просыпался, входя в обычный ритм жизни. Так же, как и вчера, на рынок спешили домашние хозяйки. Открывались двери магазинов. На улицы выкатывались тележки с виноградными винами. Весело переговариваясь, с полотенцами в руках к городскому пляжу шли юноши и девушки.

В Управлении дивизии от полковника И. А. Ласкина получаю распоряжение сосредоточить батальон на окраине села Парканы.

Когда наша колонна выходила из городка, я заметил, что на площади соседнего 321-го мотострелкового полка у репродуктора собралось много людей. Я уловил слова… «в четыре часа утра без объявления войны, германские войска напали на нашу страну…»

Колонна на какое-то мгновение замедлила шаг. Только теперь для нас стал понятным ночной вызов. С грустью покидаем военный городок. В нем прожит всего один год, но каким родным и близким казался он нам сейчас. В то время ни у кого и мысли не было, что больше никогда сюда не возвратимся, что многим из нас не доведется встретиться с оставшимися в нем семьями.

Первая военная ночь проходила тревожно. Допоздна не смог успокоиться наш походный лагерь. Повсюду слышался тихий разговор бойцов и командиров. Как неожиданно все обернулось! Ведь только вчера комиссар батальона старший политрук Н. И. Ноздрачев и секретарь партийного бюро политрук А. М. Якубсон составляли план и спорили, как лучше провести выходной день. Массовые спортивные мероприятия, катание на лодках, купание и рыбная ловля… И вот лежим мы сейчас под открытым небом кто в кузове машины, кто на земле под растянутой плащ-палаткой, отбиваясь от назойливых комаров.

На рассвете следующего дня за Днестром, над Бендерами, появились немецкие самолеты. Один за другим они пикировали на аэродром. Оттуда доносились сильные взрывы. В воздухе разрасталось густое облако черного дыма.

Приближались «юнкерсы» и к бендерскому мосту. Но здесь их встречал дружный огонь зенитчиков. Вокруг самолетов разрывались облачки дыма, и они, не долетая до цели, сбрасывали свой груз на прибрежный песок или в реку.

— Молодцы зенитчики! — слышались одобрительные голоса саперов.

На помощь зенитчикам подоспели наши ястребки. С шумом пронесшись над нами, они ринулись в отчаянную атаку. Воздух разрезали короткие пулеметные очереди. Все смешалось. С затаенным вниманием мы следили за страшным поединком. На наших глазах, оставляя длинные шлейфы дыма, к земле тянули подбитые самолеты. На стропах парашютов раскачивались покинувшие их летчики.

Бой над Бендерами еще был в разгаре, когда поступил приказ. Зашумели и запылили дороги. 15-я Сивашская дивизия снялась с места и двинулась к границе.

Мост через Днестр и город мы проходили уже под прикрытием своих самолетов. Вернее, нам так казалось, так как небо над Бендерами было свободно от вражеской авиации.

Обсаженное молодыми каштанами шоссе вывело нас на открытое поле. Едем медленно, с частыми остановками. При каждой из них машины сходятся вплотную. Создаются пробки, с трудом поддающиеся рассасыванию. Так мы тянулись до Бульбок, а там и совсем стали.

Стоим полчаса. Час.

— В чем дело? — слышатся недовольные голоса.

Решаю выяснить причину. Обгоняя остановившуюся колонну, газик с трудом дотащился до долины. Дальше дорога разбита. В жидком глинистом месиве надрываются тягачи 203-го артиллерийского полка.

Вызываю в долину саперов. Первый боевой экзамен нам предстояло выполнять в очень сложных условиях.

Объездов поблизости нет. Недавно прошедшие дожди залили долину реки Бык. Поблизости нет не только леса, но и мелкого кустарника.

Работы идут медленно. Около нас собрались местные жители. Вначале робко, а затем все смелее включаются в работу и они. Вскоре на гати появляются вороха соломы и хвороста, жерди и доски. Все это натащили из своих дворов жители Бульбок и Рошкан. С их помощью работы пошли успешнее, и вскоре через долину двинулись колонны. Мы от души поблагодарили жителей за оказанную помощь. Провожая нас, они желали успехов в разгроме врага.

Не доезжая Кишинева, сворачиваем на грунтовку и едем на север. В пути нас застает ночь и сильный дождь. Дорога в мгновение раскисает, машины буксуют, съезжают в кюветы, останавливаются. Сказывается слабая тренировка водителей. Наша колонна растянулась от Максимовки до Чоплен на целых двадцать километров.

Перед Чопленами вынужденная остановка. Нам наперерез по шоссе от Криулян на запад шли танки 16-й дивизии. Они спешили к Кишиневу, откуда доносились глухие разрывы.

К рассвету 25 июня въезжаем в большое село Пересечино. Здесь получаем сразу два боевых задания: подготовить к взрыву мост через Реут в Оргееве и заминировать участок местности от Кобылки до Речи.

Готовимся к отъезду. На минирование с ротой старшего лейтенанта Д. Р. Равкина отправляется комиссар батальона старший политрук Н. И. Ноздрачев. С секретарем партийного бюро политруком А. М. Якубсоном едем в Оргеев на мост.

Побывав на реке и заехав в город, убеждаюсь в никчемности нашей работы. Такого же мнения и мой коллега Якубсон.

— Для чего готовим? — пожимает он плечами.

— Приказ есть приказ, Абба Моисеевич. Будем выполнять.

Но выполнять не пришлось. Не успели подготовить к взрыву и один пролет, как подъехал на мотоцикле связной и вручил мне записку.

«Работы прекратить. Мост разминировать и возвратиться в Пересечино», — писал Булкин.

— Афанасий Иванович! — обращаюсь к командиру саперного взвода лейтенанту Герман. — Снимайте заряды и едемте в батальон.

— Это почему же?

— Выяснять будем в Пересечино.

Позднее узнал, что всему виной были дивизионные разведчики. Заслышав где-то севернее Оргеева шум танков, они подумали, что это противник. Последовали неуточненные донесения в штаб. А танки в этом районе были наши. Севернее Оргеева следовала от Котовска к фронту 16-я дивизия. В лесах, западнее Кобылки, из Кишинева шла 11-я дивизия генерал-майора Волох.

26 июня из Пересечино едем на юг, сами не зная, для чего этот маневр вдоль фронта. Въезжаем в Кишинев. Улицы забиты войсками. Все движется в одну сторону, на запад. В их поток вливаемся и мы.

И чем дальше к границе, тем больше окружающее напоминает о близости фронта. За Страшенами появились первые машины с ранеными. Стороной дороги идут беженцы: женщины, старики и дети. С каждым километром их становится все больше. Бросив свой кров, они выходили на кишиневское шоссе. С какой жалостью и сочувствием смотрели саперы на людей, обреченных на неминуемые тяготы и лишения в пути.

Колонны движутся на запад. По сторонам дороги все чаще попадаются воронки от сброшенных бомб. Они зияют на улицах Бахмута и Калараша. Ими изрыты улицы сожженной деревни Ромынешты.

Немецкие самолеты проносятся и над нашими колоннами. Бомбят и обстреливают спешащие к фронту войска. Они гоняются даже за отдельными машинами.

Так, 27 июня, проезжая от Пырлицы на Калараш-Тырг, наш одинокий газик привлек внимание «мессера». Не успели мы выбраться на открытое поле, как перед машиной и по сторонам дороги поднялась полоска пыли. Первым на нее обратил внимание шофер Момот.

— Что это, товарищ старший лейтенант? — с волнением в голосе спросил он.

— Порыв ветра и ничего больше, — пренебрежительно бросил я.

Но когда через минуту пыль вновь поднялась, и значительно ближе, перед самой машиной, а над головами послышался шум, отбрасываю дверцу кабины.

Набирая высоту, самолет шел на разворот с тем, чтобы вновь обрушиться на нашу одинокую машину.

— Илья! Нажми, дружище! — кричу шоферу, не спуская глаз с приближающегося мессера.

У рощи газик круто сворачивает с дороги и на всем ходу врезается в молодой дубняк. Запоздало над нами прострочил пулемет. На землю посыпались срезанные пулями ветки и листья.


По ночам над рощами и в районах расположения войск вспыхивали ракеты. Появлялись какие-то световые сигналы. Это вражеские лазутчики наводили самолеты на цели.

В густом лесу севернее Корнешты-Тырг были разбросаны палатки управления нашей дивизии. С воздуха их прикрывали ветвистые дубы. Но 27 июня на лес посыпались бомбы.

После бомбежки палатки забросили. От меня потребовали на КП саперов и стали рыть блиндажи и щели. В части разослали приказ об усилении бдительности и организации охраны расположений.

28 июня к нам в саперный батальон прибыл майор Булкин.

— Товарищ Егоров, с бдительностью у вас не в порядке, — обрушился он на меня.

— В чем, товарищ майор?

— Ну как же. Стоите около дороги и костры разводите. Поверх деревьев дым пробивается.

— Костров у нас нет, а дым от походных кухонь.

— А вы их подальше в лес оттащите. Хождение по опушке прекратите. Пока не научат, мер сами не принимаете.

Замечание майора было вполне справедливым, и я принял меры по усилению бдительности и охраны расположения подразделений.

Поздним вечером на КП дивизии порвалась связь с 47-м полком. На линию вышел и не вернулся связист. Нашли его только утром раздетым и с кинжалом в спине. В 203-м артиллерийском полку на батарее задержали шпиона. По машине батальона связи из Бахмутского леса был открыт огонь. И такие новости мы получали каждый день.

Для борьбы с диверсантами создаются группы. На них возлагается прочесывание подозрительных районов, а по световым сигналам без предупреждения открывается огонь.

В последних числах июня на севере Молдавии противник перешел к активным действиям. Его 30-й армейский корпус, переправившись через Прут в районе Костешты, развивал наступление на Бельцы. Под Скулянами форсировали Прут, на плацдарме закреплялись части 54-го армейского корпуса. В районе Унген действовал 3-й армейский корпус румын.

Против них на чрезмерно широком фронте тяжелые оборонительные бои вели пограничники и соединения 48-го и 35-го стрелковых корпусов генерал-майора Р. Я. Малиновского и комбрига И. Ф. Дашичева.

Сюда же входил 2-й механизированный корпус генерал-лейтенанта Ю. В. Новосельского в составе 11-й и 16-й танковых и одной мотострелковой дивизии и 2-й кавалерийский корпус генерал-майора П. А. Белова в составе 5-й и 9-й кавалерийских дивизий.

Оба корпуса были армейского подчинения, и в их задачу входило нанесение контратак по флангам прорывавшегося противника.

Входившая в состав 2-го мехкорпуса наша 15-я Сивашская мотострелковая дивизия, без 321-го мотострелкового полка, сосредоточивалась по лесам в районах Корнешты-Тырг и Бахмут, прикрывая направление на Кишинев.

321-й мотострелковый полк был выведен из подчинения дивизии и переброшен в район станции Унгены, где сразу же вступил в жестокие схватки с переправившимися на восточный берег Прута румынами.

В политотдел нашей дивизии от комиссара полка, батальонного комиссара Зайкина поступали донесения. Из них мы узнавали о подвигах бойцов и командиров.

На одном из участков танки противника с ходу пытались взломать оборону. Сивашцы оказали стойкое сопротивление. Парторг 1-й мотострелковой роты сержант Бадулин метко брошенными связками гранат остановил два танка. Будучи раненым, Бадулин продолжал бороться с врагом.

В неравный поединок под Унгенами вступили артиллеристы взвода комсомольца лейтенанта Суховарова. Подпустив танки на близкое расстояние, они стали расстреливать их в упор. Оставив шесть горящих машин, противник повернул назад.

На весь полк гремела слава о геройстве курсантов полковой школы, возглавляемых старшим лейтенантом Логачевым.

Сообщения о ратных подвигах горячо воспринимались в частях и подразделениях, еще не вступивших в бой.

— Товарищ старший лейтенант! Когда же мы вступим в бой? — горячился сапер Михаил Сааков.

— Торопились, а теперь сидим в лесу, — ворчал заместитель политрука Петрух.

— Не волнуйтесь, Петр Григорьевич. Когда будет нужно, потребуют и нас, — успокаиваю его.

Но нам в первые дни войны не пришлось быть на переднем крае. Саперов захлестнули работы вспомогательного порядка. В районах расположения было мало удобопроходимых дорог. Недостаточную грузоподъемность имели мосты, и нам приходилось укреплять их, а на разбитых участках дороги выстилать гати.

Вечером 28 июня поступил приказ: перебросить дивизию в район станции Дрокия.

Сразу же сверяюсь по карте. Маршрут предстоит тяжелый — горно-лесистые Кодры и изрезанная речками и ручьями Бельцкая равнина.

«Вот здесь будет работы», — подумал я, собираясь в дивизию. Майор Булкин уже ждет. С ним на карте наносим маршруты. Один от Бахмута, другой от Корнешты-Тырг на Бельцы.

— С выездом, товарищ Егоров, поторопитесь, — беспокоится майор. — После дождей в Кодрах дороги тяжелые. Да и мосты на Куле и Чулак под наши грузы не рассчитаны.

Опасения Булкина оправдались. Грунтовые дороги в Кодрах были разрушены дождевыми потоками. Пришлось оборудовать объезды, срезать спуски и подъемы, выстилать хворостом гати. И только на рассвете выбираемся в низменную долину. Но не лучше и здесь. Ветхие мосты на ручьях и речках приходилось разбирать и строить заново.

Работать саперам пришлось очень напряженно, с тем чтобы не задерживать темпа двигавшейся к фронту дивизии.

Подъезжаем к Бельцам. Город в огне пожаров. В воздухе кружат немецкие самолеты. Они сбрасывают бомбы на еще уцелевшие кварталы.

Мост через Реут также разрушен. Движение идет по новому, видимо, наспех сколоченному силами местного населения.

Утром 3 июля мы получили боевое задание.

1-я саперная рота лейтенанта Сахно, погрузив на машины взрывчатку и мины, отбыла на передовую в 47-й Краснознаменный полк. Этот полк со вчерашнего дня занял оборону на рубеже Никорены, Окю Алб. Он сразу же вступил в жестокие схватки. До нашего расположения доносились разрывы снарядов и ружейно-пулеметная перестрелка.

С отъездом роты в полк мы с майором Булкиным направились в Михайлены на КП дивизии. Нам навстречу из деревни выходила 116-я стрелковая дивизия.

С первых дней войны эта дивизия в боях. Под Скулянами она сбросила в Прут немцев. На поле боя противник оставил до 700 трупов солдат и офицеров.

Сильно потрепанная 116-я дивизия отводилась с передовой за Днестр. На ее место встала наша 15-я Сивашская.

На НП попадаем на глаза генерал-майору Н. Н. Белову.

— Вот что, инженеры. Делать вам здесь нечего. Поезжайте-ка в полки и проверьте, как они там окапываются. Если плохо, заставьте зарываться поглубже, — напутствует нас Николай Никандрович.

Первым долгом едем к артиллеристам. У них днем безопаснее, так как располагаются они от передовой подальше, чем мотострелковые дивизии. Побывав на батареях, везде находим безупречное оборудование позиций и их маскировку. 203-й артиллерийский полк в дивизии всегда был на хорошем счету. Артиллеристы метко стреляли. В порядке содержали боевую технику. Выделялись дисциплиной и организованностью. Все эти качества мирных дней они сохранили и в период боев.

Покидая полк, жмем руку командиру. Это рукопожатие было последним. Через два дня на позиции под Михайленами оборвалась жизнь опытного артиллериста полковника Фомина.

Под вечер заходим в землянку командира 47-го Краснознаменного полка. Полковник Якшин встречает приветливо. Он пытается познакомить нас с обстановкой, но это не удается. После жаркого дневного боя командиру поминутно звонят комбаты. Тогда в разговор с нами вступает его заместитель по политчасти батальонный комиссар С. Я. Ашкинази (погиб под Уманью в июле 1941 года).

Семен Яковлевич с увлечением рассказывает о подвиге комсомольца Абуева, огнем из пулемета подавившего две огневые точки врага. Он с жаром говорит о коммунисте командире пулеметного отделения Джабонде. Только в сегодняшнем бою отважный пулеметчик уничтожил до двадцати фашистов. Боевых подвигов не перечесть. Мы с вниманием слушаем тов. Ашкинази.

Когда над полем опустилась ночь, Булкин решил побывать на передовой. В сопровождении полкового инженера идем в роты. Здесь для нас все ново. Повсюду вспыхивают ракеты, и тогда на поле становится светло, как днем. Ночную мглу поминутно прошивают трассы пуль. И чем дальше идем, тем тревожнее. Чего только не раскроет перед новичками фронтовая ночь. На разные голоса переговариваются пулеметы. Почти не умолкает ружейная перестрелка. Глухо стонет земля от разрывов снарядов. В воздухе слышится знакомое нам нудное завывание самолетов.

Чуть заметная тропинка выходит к окопам. Нас сразу же предупреждают об опасности. Приходится выполнять правила, присущие переднему краю. И так от окопа к окопу: где бегом, а где и полусогнувшись пробирается в ночи наша группа. Везде, где мы побывали, видели, как люди усердно готовят оборонительный рубеж.

Утро 6 июля. Над бескрайними просторами полей и дубовыми рощами серой неподвижной пеленой расстилался туман. Под ним на траве, на кустарнике и на брустверах окопов мелким бисером лежала роса.

Но вот, разгоняя молочно-бледный туман, по полю пробежал ветерок. Зашелестела листва кустарника, зашумели переспелые колосья примятой пшеницы, а ветер, на ходу срывая с травы и кустарника росу и лаская загорелые лица находившихся в окопах бойцов, метнулся дальше.

У горизонта в мареве редкого тумана занималась заря. Медленно выплывало солнце, покрывая позолотой верхушки деревьев ближайшей дубовой рощи.

Из-за рощи, рассекая туман, ударили частые залпы. Находясь на НП, мы видели, как вражеский огонь ураганом обрушился на переднюю линию окопов. Дым и пыль закрыли восходящее солнце.

После артподготовки вдоль шоссе от Рошкан показались немецкие танки. Ведя на ходу огонь, они медленно приближались к высоте 237,0, где находилась оборона 47-го Краснознаменного полка. За танками, прикрываясь их броней, шла пехота.

Сегодня на боевые порядки только одного полка Якшина противник бросил два полка, поддерживаемых танками и прикрываемых с воздуха самолетами.

С тревогой наблюдаем, как с каждой минутой сокращается расстояние от танков до обороны сивашцев. Среди нас кое-кто проявляет беспокойство.

— Почему же они молчат. Так можно немцев в свои окопы запустить.

— Не волнуйтесь, — не отрываясь от бинокля цедит сквозь зубы генерал.

Я невольно взглянул в его сторону. Невозмутимо спокойным казался мне Белов. И это спокойствие постепенно стало передаваться и нам.

Когда до окопов оставались считанные метры, ожила и заговорила доселе молчавшая оборона. Шквалом ружейно-пулеметного огня и залпами орудий обрушилась она на врага.

Потерпев в лобовой атаке неудачу, противник возобновляет ее, но уже на другом участке, в районе Окю Алб. Прорвав оборону на стыке между вторым и третьим батальонами, он окружил четвертую и восьмую роты 47-го полка. Но бойцы не дрогнули. Оказавшись отрезанными от своих подразделений, они с еще большей яростью отбивали атаки наседавших со всех сторон гитлеровцев.

На помощь окруженным Якшин бросил свой резерв — 1-й мотострелковый батальон. Его поддержали огнем артиллеристы 203-го артполка. От Михайлен по флангу ударили танки 14-го полка Фирсова.

В решительной, дошедшей до штыковой, контратаке враг был разгромлен и отброшен. Оставив на поле боя до двух батальонов убитых и раненых и свыше десятка сожжённых танков, он откатился на исходные позиции.

7 июля атаки возобновились с новой силой. На этот раз на отдельных участках фашисты прорывают нашу оборону. Отдельными группами они заходят далеко в тыл. Так получилось и на станции София.

Здесь находились армейские склады с горючим. Обороняли Софию мотострелковая рота и артиллерийская батарея лейтенанта Соромицкого. Вначале на станцию повела наступление вражеская пехота. Ее атаку отбили. Тогда противник ввел в бой 16 танков с десантом. Фашисты решили с ходу овладеть складами. Но путь им преградили доблестные артиллеристы. Подпустив танки ближе, они огнем прямой наводки подожгли шесть машин. Не ожидая такого отпора, гитлеровцы стали отходить. И тогда им по флангам ударили расчеты сержанта Григория Лазаревича и пулеметчики сержанта Смирнова.

В этом коротком, но ожесточенном бою в дивизии появился первый кавалер ордена Ленина — командир батареи лейтенант Соромицкий.

В бою под Стойканами умело действовали бойцы 7-й мотострелковой роты. Руководимые бесстрашным командиром лейтенантам Созенцевым и политруком Травиным, они в течение шести часов отбивали атаки румын. На поле боя осталось много убитых солдат и офицеров из 391-го полка противника.

Большие потери несли и сивашцы.

Обстановка все осложнялась, и Белов был вынужден отдать распоряжение на первый отход. В дневное время предстояло отвести за Куболту тылы. По всем дорогам на Дрокию двинулись колонны. Двинулись и стали. Преградой им оказалась низменная долина реки Реут. Вскоре на КП дошла эта тревожная весть.

Командир дивизии генерал-майор Н. Н. Белов вызывает нас с дивизионным инженером.

— Забирайте саперов и немедленно на Реут. Наведите там порядок. До темноты тылы перебросить. Ночью дорога потребуется частям.

Подъезжаем к долине. Перед нами широкая, местами залитая водой, низменность. Посредине ее петляет узкая речка Реут. Долина и река оказались серьезными преградами.

— Что будем делать? — спрашивает меня Булкин.

— Ничего не придумаешь, кроме фашинной выстилки, — отвечаю ему.

— Что ж, приступайте, — соглашается майор.

Решение приняли. А как же его выполнять? В долине, кроме мелкого кустарника, воспользоваться нечем.

Заготовить хворост берется рота лейтенанта Сахно. К оборудованию гати приступают саперы старшего лейтенанта Равкина. Им охотно помогают бойцы тыловых подразделений и шоферы.

Под вечер, когда через долину прошли последние машины, над переправой появились немецкие самолеты. Сбросив несколько бомб, они ушли к станции Дрокия. Позднее, проезжая через эту станцию, мы видели развалины.

В эту же ночь долиной прошли и части нашей дивизии. Вслед за ними саперы старшего лейтенанта Равкина разрушили фугасами гать и взорвали мост через Реут. Также были взорваны мосты на Куболте, в Кайнарах, Кетросах и Попештах.

Мы отходили. К этому вынуждало то обстоятельство, что севернее, на Могилев-Подольском направлении, немцы успешно продвигались на восток. Более активно стали действовать и части 30-го и 54-го армейских корпусов немцев и 3-го корпуса румын, которые стремительно приближались к Днестру. Он был уже недалеко.

Уровень Днестра часто менялся. Стоило в Карпатах пройти дождям, как многочисленными ручьями и речками потоки с шумом устремлялись в узкое русло реки. Извиваясь между скал, Днестр был не в силах быстро пропустить такую массу воды. Он разбухал, раздувался, выходил из берегов и затоплял низменные долины. И там, где обычно для наведения моста достаточно бывает одного комплекта переправочного парка, после дождей не помогут и два.

Командира дивизии генерал-майора Белова это очень волновало. Когда отошли на линию Попешты — Больбашей, он вызвал к себе Булкина и меня.

— Товарищ Булкин! Вы знаете особенности Днестра?

— Так точно, товарищ генерал.

— На что же можем рассчитывать?

И тут-то выяснилось, что майор достоверных данных не имел. В Сороки и Трифауцы для уточнения обстановки направили меня.

Возвратившись в Скиняны, где находился батальон, отдаю распоряжение старшему лейтенанту И. А. Педь с частью переехать в Цепилово под Сороки. Сам же с командиром роты старшим лейтенантом Равкиным выезжаю на Днестр.

Разбитое щебеночное шоссе вывело нас к Сорокам. Петляющими улицами втягиваемся в город, все ближе подъезжая к реке. На берегу толпы народа. На чем попало: на паромах, плотах и рыбачьих лодках они переправлялись на противоположный берег Днестра. В глаза бросается отсутствие какого-либо порядка и организованности.

Пробираясь вдоль берега, мы повстречались с командиром понтонного полка. Майор С. С. Тюлев поведал нам о переправах на реке. Его полк расформировался, а батальоны, получив самостоятельность, содержали переправы от Могилев-Подольска до Григориополя. По карте помечаем места переправ и их возможности.

Побывав еще в нескольких пунктах реки, едем в Цепиловский лес. Здесь уже сосредоточились специальные и тыловые части дивизии. Дивизионный инженер майор Булкин уточняет обстановку.

— Переправы в районе Сорок отпадают. Отходим на Рыбницу и Криуляны. Вам же из этого леса нужно немедленно выбираться. Утром здесь будут немцы.

Таким известием я был ошарашен. Как же так? Сегодня бои идут далеко от реки, а завтра немец в Сороках? Куда же нам ехать?

Ткнув карандашом в карту, Булкин указал населенный пункт Пояна.

— Там будет и наш штаб дивизии, — добавил он.

К исходу 10 июля части дивизии занимали оборону по восточному берегу Реута на участке от станций Цыра до Ордашей. В Котюжанах находился штаб дивизии. Сюда-то из Цепиловского леса в полночь и прибыл наш,75-й инженерный батальон.

От Котюжан до Днестра рукой подать. Генерал-майор Н. Н. Белов приказывает на рассвете выехать в Рыбницу и там держать в готовности переправу.


Переправа в Рыбнице. От Ямполя до Бендер она была единственной постоянно действующей и способной пропустить любые грузы. Здесь через Днестр имелся железнодорожный мост. Первоначально по нему пропускали эшелоны. Когда же в этом отпала необходимость, между рельсами по шпалам уложили дощатые щиты и по мосту пошел колесный и гусеничный транспорт.

Движение по мосту с каждым днем нарастало, особенно когда фронт стал подкатываться к Днестру. Сначала отводились тылы, эвакуировалась подлежащая ремонту боевая техника. Затем двинулись войска и потянулись вереницы беженцев.

Над переправой постоянно висели вражеские самолеты. Они сбрасывали на мост десятки бомб. Пулеметным огнем поливали потоки войск и гражданского населения.

Так было и 13 июля, когда к мосту подъехала наша колонна. Над переправой только что побывали немецкие самолеты. На улицах Черны совсем свежие воронки. Тянет запахам едкой гари. Повсюду разбитые повозки и машины. Валяются еще не убранные трупы лошадей.

— Картина не из блестящих, — горько шутит старший политрук Ноздрачев.

— Работенки хватит, Николай Иванович, — отвечаю ему.

Вызываю из колонны к мосту командиров подразделений. Ставлю им задачи. Рота лейтенанта Сахно остается в Черной и приступает к ремонту подъездов и расчистке улиц от разбитой техники. Саперы старшего лейтенанта Равкина заменяют разбитые участки колеи на мосту и засыпают воронки на дамбе и восточном берегу реки.

Здесь же на переправе мне стало известно, что в ближайшем саду находятся какие-то саперы. Направляю туда своего заместителя старшего лейтенанта И. А. Педь выяснить, кто они.

Через несколько минут он возвращается с незнакомым лейтенантам. Оказывается, этот лейтенант с командой саперов более ста человек следовал к нам на пополнение. Но в Рыбнице 7 июля был задержан корпусным инженером подполковником Лариошкиным и оставлен на обслуживание переправы. Дощатая колея, что легла на железнодорожном мосту, — дело рук его саперов.

Крепко пожимая его руку, я в то время не знал, что об этом на вид скромном и застенчивом лейтенанте Б. Б. Сильверстове вскоре заговорят в дивизии как о храбром и мужественном командире.

Пока мы с ним знакомились, над переправой вновь появились «юнкерсы». Сброшенные ими бомбы причинили новые разрушения. Теперь приходилось заменять многие участки колеи и ремонтировать разрушенную дамбу.

Под вечер на переправу вызываю весь батальон. Здесь и кадровые саперы, шагающие по дорогам Молдавии с первого дня войны, и только что влившиеся в наш состав бойцы из запаса. Всем им предстоят серьезные испытания, и первым таким испытанием была рыбницкая переправа.

В течение трех дней и ночей мы не покидали переправы. Чем ближе подкатывался фронт, тем интенсивнее бомбили мост и тем больше становилось работы.

Особенно напряженным было 13 июля. В этот день по мосту отходили последние подразделения нашей дивизии: артиллеристы, танкисты и мотострелковые части.

Вражеские самолеты постоянно висели над нами. Опасаясь за сохранность моста, мы стали готовиться к наведению запасного моста в районе Ержово. Но навести переправу нам не удалось.

В полночь прибыло распоряжение передать переправу N-ской инженерной части и срочно отбыть в Дубоссары.

Рассвет застает нас в пути. Справа переливается серебристая лента Днестра. Слева бескрайние поля золотистой пшеницы. При въезде в Дубоссары мы были встречены минометным огнем с противоположного берега. В колонне появились раненые. Разбито две машины и один понтон.

Расположив батальон на восточной окраине города, еду в рощу, где размещалось управление дивизии. Прошу майора Булкина дать батальону участок переправы. Но он почему-то медлит.

— Сейчас в этом нет необходимости. Сегодня все отойдут за реку, — заключает Булкин.

Едем на Днестр без батальона.

Вскоре мы оказались на южной окраине Дубоссар, против Криулян, где переправу содержали понтонеры. Командир батальона капитан Андреев подходит к Булкину с докладом.

— Почему у вас моста нет? — интересуется майор.

— Днем мостовую переправу содержать невозможно. Очень часто налетают самолеты, — отвечает Андреев.

Словно в подтверждение его слов из-за Криулян послышался шум, и вслед за ним на реке поднялись фонтаны воды. Над нами с воем пронеслись самолеты.

После бомбежки я вышел из щели. Паром, что по канату тащили понтонеры, исчез. Взбушевавшаяся река выбрасывала на берег валы мути, а на поверхности, поблескивая чешуйками, билась оглушенная рыба.

С понтонной переправы едем в излучину Днестра к деревне Кошница. Здесь из собранных на паточном заводе бочек понтонерами капитана Андреева наведена мостовая переправа. По ней отходили на восточный берег конники генерал-майора П. А. Белова. Вместе с ними шли и наши подразделения. На броневиках проследовал разведывательный взвод младшего лейтенанта Бродского.

Майор Булкин рассказал мне, что на днях этот взвод в районе Пересечино разгромил штаб румынской дивизии. Разогнав. охрану и уничтожив многих офицеров, разведчики в качестве трофеев прихватили мундиры двух убиты ими генералов. На одном мундире было восемь орденов и медалей, на другом — двенадцать.

За смелый подвиг Бродского наградили орденом Ленина.

Снаряды и мины рвались вокруг нас. По холмам от Оницкан и Бокшан к реке ползли вражеские танки, спускалась пехота.

К плотам моста саперы поспешно подвязывали заряды взрывчатки. Когда мы отъехали от переправы, позади послышались сильные взрывы. Мост в районе Кошницы взлетел на воздух.

Части 15-й Сивашской дивизии отошли на левобережье Днестра и стали готовиться к маршу в район Умани.

М. И. Кирдянов, гвардии полковник запаса Бои в Молдавии

Перед войной жизнь в пограничном районе была очень напряженной.

В начале апреля 1941 года из Германии в Кишинев прибыли представители по репатриации немцев, живших в Молдавии и Одесской области. Они вели себя нагло: заглядывали в район расположения частей, даже пытались попасть на площадь, где готовились к первомайскому параду. Дом, в котором жили немцы, во время землетрясения сильно пострадал, и на другой день ретивые репатрианты сами поспешно эвакуировались из города.

Гитлеровские войска безнаказанно маршировали по Европе, захватывая государство за государством. Летчики-патриоты, особенно из Чехословакии и Югославии, со своими семьями покидали на самолетах оккупированные фашистами страны и часто садились на полях Молдавии. Немецкие самолеты преследовали их. Недели за две до начала войны во время одного такого преследования немцы сбросили несколько бомб в районе расположения наших войск.

С каждым днем немецкие летчики наглели все больше. Они производили разведывательные полеты и фотографирование на нашей границе по реке Прут.

В середине июня 1941 года гаубичный артиллерийский полк, в котором я был начальником штаба, снялся с лагеря и перешел на зимние квартиры в Кишинев. 21 июня, вечером после трудового дня люди отдыхали.

Когда вечерние сумерки спустились над городом, на улицах было оживленно и многолюдно. В саду играла музыка, из открытых окон ресторанов доносились звуки оркестров. На верандах и в садах сидели целыми семьями. Соседи угощались чаем, вином. До поздней ночи были слышны говор и смех. Мы тогда еще не знали, что это был последний радостный вечер нашей мирной жизни, что к нашим границам подбирался враг.

В 4 часа утра мы проснулись от страшного гула и взрывов в разных местах города. Мы схватили своих детей и побежали в овраг, в котором недавно укрывались во время двух землетрясений. Но на этот раз мы ошиблись. Это было не землетрясение. Это была война! Немецкие самолеты, сбросив несколько бомб на город, направлялись в глубь нашей страны.

По боевой тревоге наш полк сосредоточился в указанном районе.

На станцию Кишинев подали первый эшелон для отправки населения. Вокзал горел. По пыльным дорогам на восток двигались вереницы местных жителей.

Фашистские стервятники беспощадно бомбили колонны беженцев. Эшелон, поданный для отправки семей, находился под непрерывной бомбежкой. Несколько вагонов было разбито. Железнодорожники быстро переформировали эшелон, пополнив его исправными вагонами.

Начали погрузку женщин и детей в эшелон. Тяжелые минуты расставания с родными и близкими. Последние рукопожатия и поцелуи. Плач женщин и детей тонет в реве паровозных гудков и самолетов, грохоте зениток. Эшелон двинулся.

В дверях вагонов мелькают в прощальном взмахе женские руки, за ними тянутся детские ручонки.

Им предстоял нелегкий путь. Мы уже знали, что дорогу до Запорожья непрерывно бомбили, были раненые и убитые. Многие семьи из пограничных районов вообще не смогли эвакуироваться и попали в фашистский плен.

Во время налетов вражеской авиации эшелон останавливался, женщины с детьми выбегали из вагонов, укрывались в канавах, оврагах. Иногда теряли своих детей.

Во время налета на эшелон в районе Днепропетровска моя жена была контужена. После налета детей подобрали в канаве и посадили в вагон. Перед отправлением эшелона подобрали жену и в суматохе посадили в другой вагон. До следующей крупной станции дети не знали о судьбе своей матери, а мать о них.

Сколько кругом было горя и слез! Вот эшелон на путях Московско-Казанской железной дороги. В нем семьи, эвакуированные с западных границ. Жена офицера из Бреста едет с маленьким узелочком в руках. В первый день войны она потеряла мужа и двух детей. Муж погиб в первом бою, один ребенок был сражен немецкой пулей у нее на руках, а второй потерян в страшной суматохе войны.

Рядом стоял санитарный эшелон, отправлявшийся на Западный фронт. Полная решимости отомстить за мужа и детей, эта мужественная женщина добровольно вступает в медсанбат и едет на передовую.

Более трех месяцев мы не знали о судьбе наших родных. Письма и телеграммы до нас не доходили, так как мы были постоянно в походах и непрерывных боях, сначала в Молдавии, затем на Украине. Только в августе мы стали получать долгожданные весточки.

В ночь на 23 июня полк в составе 11-й дивизии и 2-го мехкорпуса направился к границе по реке Прут. Двигались на Страшены, Быковец, Корнешты, Пырлицу.

Первая военная ночь была темной и дождливой. Местность пересеченная, много подъемов и спусков, дороги плохие. Мокрые и грязные, батарейцы подталкивали на ухабах орудия и машины. «Раз-два взяли, еще взяли!» — слышалось в ночной тишине. Немецкие самолеты охотились за каждой машиной, но темная ночь иногда выручала нас.

В одном молдавском селе вражеские самолеты совершили налет на колонну 2-го дивизиона капитана Чейшвили. Мы потеряли 17 человек (8 убитых и 9 раненых), 5 орудий, 5 тракторов. Раненых отправили в госпиталь, а погибших боевые товарищи похоронили со всеми почестями у окраины села.

Бомбардировка вражеской авиации была малоэффективной, поэтому мы несли сравнительно небольшие потери. Наш 2-й мехкорпус как подвижное соединение часто бросали с одного участка на другой. Приходилось совершать марши по сотне километров в сутки.

Вышестоящие штабы требовали письменных донесений, которые в условиях подвижных форм боя не всегда возможно было представить.

Радиостанции работали с большими перебоями. Шоферы еще не имели опыта вождения машин в колоннах и ночью. Целые автоколонны застревали в оврагах, в грязи, создавались фронтовые «пробки». При выполнении боевых заданий нередко приходилось рисковать и головной машине ночью пользоваться светом, чтобы не сбиваться с маршрута, хотя регулировщики на дорогах стреляли по светящимся фарам.

Некоторые руководители колонн, получая задание, не разъясняли водителям маршрут и отставшие машины сбивались с пути, иногда даже попадали к немцам.

Мы перед маршем собирали водителей и старших машин, доводили до них боевую задачу, обстановку, знакомили с маршрутом. За неимением карт чертили кроки маршрута с указанием населенных пунктов и расстояний между ними. Эти кроки прикрепляли на стекла каждой машины. Колонны нашего полка всегда в срок и почти в полном составе сосредоточивались в заданном районе. А отставшие машины, зная маршрут, всегда прибывали в указанное место.

Мосты часто ломались под нашими танками, поэтому артиллерия и колесные машины отставали от своих соединений. Командир дивизии Кузьминов отдал приказ через мосты в первую очередь пропускать артиллерию и автомашины, а для танков искать броды.

Полк занял оборону на государственной границе по реке Прут в районе высоты 129,0 для поддержки мотострелкового полка. Орудия замаскировали по берегу реки. Каждое из них имело свой сектор обстрела. День и ночь гремела артиллерийская кононада. Немецкая артиллерия и минометы непрерывно обстреливали наш берег. Мы отвечали тем же. Это была настоящая артиллерийская дуэль.

Особенно губительны для живой силы были немецкие шрапнель и бризантные гранаты. Непрерывно гудели вражеские самолеты, десятки раз в день пехота и танки пытались форсировать реку.

Советские воины стояли насмерть на рубежах своей Родины. Отважно и дерзко действовали артиллерийские разведчики во главе с комсомольцем лейтенантом Мироновым. Они проникали к самому берегу реки, обнаруживали огневые точки, группы пехоты и танков, готовящихся к переправе. Орудийные снаряды ложились прямо в цель, уничтожая врага.

В этих боях был ранен лейтенант Миронов. Многие боевые друзья пали смертью храбрых и были похоронены на высоком берегу Прута. Хоронили ночью, так как днем противник непрерывно обстреливал берег. Молча, без надгробных речей и прощальных залпов опускали в братскую могилу дорогих друзей. Сняв пилотки и склонив головы, мы клялись отомстить врагу за смерть товарищей.

Когда немцы прорвались к Минску, Киеву и Белой Церкви, наши войска в Молдавии все еще удерживали границу. Немецкая и румынская армии севернее и южнее нашего участка форсировали Прут и, обходя Кишинев, прорвались к Оргееву. Наши части оказались в тяжелом положении. Стрелковый корпус генерала Дашичева дрался у Оргеева, сдерживая наступление противника на Кишинев. Наш 2-й мехкорпус продвигался к Бельцам.

Командующий юго-западным направлением С. М. Буденный прибыл в Молдавию и передал приказ ставки нашим войскам отходить за Днестр. Но на ряде участков велись тяжелые бои, и отход возможен был только с сильными арьергардами. Мы двигались на Фалешты, Бельцы, Рыбницу, где была единственная переправа через Днестр. Переправы в Дубоссарах, Григориополе и Бендерах уже были захвачены немцами.

Некоторые населенные пункты по нашему маршруту были также захвачены подвижными частями и парашютными десантами противника. Двигались с боями, сбивая еще слабые гарнизоны немцев.

Часто не только наши пехотинцы, но и артиллеристы сталкивались с разведчиками противника и вели рукопашные бои.

Первые бои нас многому научили. И прежде всего — боевому содружеству с другими родами войск.

Наша 15-я Сивашская мотострелковая дивизия под командованием Н. Н. Белова вела тяжелые бои на Кишиневском направлении, отходя на Григориополь к Днестру. В составе этой дивизии действовал 1-й дивизион капитана Терегулова. Батарея старшего лейтенанта Шаповалова прикрывала отход стрелкового полка.

На западную окраину близлежащего большого села была послана пехотная и артиллерийская разведка. Со слов местных жителей разведчики установили, что в селе немцев нет. 1-й батальон с батареей вошли в село, но в центре были встречены ураганом ружейного и пулеметного огня. Это была ночная засада. Стрелки рассредоточились по огородам и открыли ответный огонь.

Батарея Шаповалова проскочила село, развернулась на восточной окраине и с высоты прямой наводкой начала уничтожать действующие огневые точки противника.

Получили новый урок. Не всегда нужно верить случайным сведениям. Надо убедиться в их достоверности.

Переправа у Григориополя была занята немцами, и 1-й дивизион пошел вдоль Днестра к Рыбнице, где 12 июля переправлялся корпус. Здесь уместно опровергнуть измышления автора книги «История второй мировой войны» битого гитлеровского генерала К. Типпельскирха, который одним росчерком пера еще до 3 июля 1941 года «ликвидировал советские войска в Бессарабии». Мы 10 июля дрались на реке Прут. 12 и 15 июля наш корпус переправлялся через Днестр у Рыбницы, а другие части Юго-западного фронта все еще продолжали вести упорные оборонительные бои на, восточном берегу Днестра. На ряде участков они продолжались до конца июля 1941 года.

Через мост войска непрерывным потоком шли на Рыбницу. Движением на мосту руководили комиссар корпуса Семенов и комкор генерал-лейтенант Ю. В. Новосельский. Целый день вражеские самолеты отчаянно бомбили мост, но ни одного прямого попадания не было. Вся окрестность сотрясалась от грохота наших зениток, но сбитых немецких самолетов не видели. На этом участке наших самолетов было очень мало.

Остались позади Прут, Молдавия, Днестр. С болью в сердце оставляли советские воины родную землю. Жители со слезами на глазах провожали войска, но мы верили, что вернемся и молдавская земля вновь станет советской.

Загрузка...