В боях за Молдавию. Книга 1

В. Коваленко, старший лейтенант запаса По лесным тропам

Июнь 1944 года. Стоят теплые солнечные дни четвертого военного лета. Узловая станция Окница. Днем и ночью непрерывным потоком следуют к фронту воинские эшелоны. Четко и организованно работают железнодорожники.

Короткие остановки воинских поездов для технического осмотра и смены поездных бригад… И снова слышится протяжный, подхваченный эхом свист паровоза да вначале нарастающий и постепенно удаляющийся стук колес уходящего на запад эшелона. Мелькают силуэты накрытых брезентом танков, пушек и грозных «катюш». У открытых дверей теплушек дорогие лица наших славных солдат и офицеров. Еще долго звенит в ушах протяжная, полюбившаяся всем песня:

Временное затишье на участке 2-го Украинского фронта обманчиво. По напряженной, все возрастающей работе фронта и тыла можно было и нам, железнодорожникам прифронтовой полосы, определить, что готовится что-то большое, значительное. Прямо у обочин пыльных дорог — многочисленные военные склады — штабелями уложены ящики с патронами и артиллерийскими снарядами разного калибра.

Мы завидовали бойцам, следующим к линии фронта. Хотелось вместе с ними бить и гнать прочь с нашей советской земли ненавистного врага!

Сколько я ни обращался в военкомат с просьбой о посылке меня на фронт, всегда получал один и тот же ответ:. «Даже не думай, железнодорожный транспорт — тот же фронт». Но для меня, 18-летнего паренька-комсомольца, этот довод казался неубедительным.

Я совсем уже потерял надежду, но вот однажды во время осмотра воинского эшелона меня срочно вызвали к начальнику дороги. «Что случилось? Может, «ЧП» с каким-нибудь поездом?..»

В приемной начальника дороги было уже человек пять. Молодые, здоровые ребята — все железнодорожники. И среди них только один знакомый — слесарь-вагонник нашего участка Петя Образцов. Все о чем-то негромко переговариваются. Знакомимся.

— Федоров, — представляется всем, чуть наклоняясь, красивый высокий шатен со строгим лицом.

— Овчаренко, — широко протягивая обе руки, говорит мужчина лет 28.

— Георгий Леонович или просто называйте меня Жора, — проговорил, улыбнувшись и подавая руку миловидный юноша.

Открылась дверь, и нас пригласили зайти в кабинет начальника дороги. Из-за стола поднимается худощавый высокий мужчина в железнодорожной форме и громко приветствует:

— Зравствуйте, товарищи! — Повернувшись к двум сидящим за столом военным, начальник дороги Константин Харлампиевич Голик спросил: — Ну как, подойдут ребята?

Те только улыбнулись, одобрительно кивнув. Разговор начался издалека: «Как здоровье? Довольны ли работой?» И вдруг новый неожиданный вопрос: «Прыгали когда-нибудь с парашютом?»

— Вот, товарищи, какой вопрос, — поднимаясь, сказал подполковник, — нужны люди для работы в тылу врага. Командование 2-го Украинского фронта и ЦК КП Молдавии проводят отбор добровольцев в партизанские группы. Прямо скажу — дело важное, серьезное и требует большого напряжения сил и выдержки. Там вам придется быть в постоянном окружении жестокого, опасного и коварного врага, испытать много непредвиденного, и вы должны быть каждую минуту ко всему готовы. Вот в какой обстановке вам придется действовать…

Сделав небольшую паузу, подполковник продолжал:

— Ну как, согласны?

— Да, — дружным хором ответили мы.

— Вы идете на тяжелое, опасное дело, поэтому не горячитесь, хорошенько додумайте. Кто не сможет, скажите лучше сразу.

Каждый из нас снова твердо подтвердил:

— Да, лететь в тыл противника согласны. Доверие Родины оправдаем.

— Кто уже воевал? — спросили нас.

Таких не оказалось. Все мы, не нюхали пороху.

«Будут ли тренировки с парашютом? Где дадут нам оружие? Когда и где будут выбрасывать?» — наперебой спрашивали ребята.

На все эти вопросы теперь отвечал капитан:

— Тренировки не будет. Прыжок предстоит только один— боевой. Когда и где произойдет выброска, узнаете позже. Завтра поедете в город Сороки.

Начальник дороги и оба военных на прощанье крепко жмут нам руки и наказывают строго хранить военную тайну.

Получив документы, мы выехали к месту назначения. На часок заехали к Жоре Леоновичу, жившему в городе Бельцы. Нас тепло встретила его мать Надежда Федоровна, полная, среднего роста женщина. Наскоро накрыла стол и налила по стаканчику хорошего вина.

— Ну, мама, — с улыбкой сказал Жора, — пора в путь-дорогу.

Она понимающе кивнула и по-матерински всех нас расцеловала. Лицо ее сделалось грустным-грустным. Долгим, пристальным взглядом посмотрела на сына и сказала:

— Иди, сынок. Значит так надо. Счастливого вам пути, дети! Служите честно, а мы будем работать здесь за вас и за себя.

«Вот и моя такая же», — подумал каждый из нас, прощаясь с Надеждой Федоровной как с родной матерью.

— До скорого свидания, мамаша, — сказали мы и тронулись в путь. Когда подходили к вокзалу, откуда-то из-за туч вынырнули два немецких самолета и сбросили несколько бомб на станцию. А ночью здесь был массированный налет вражеской авиации. На разрушенных путях стояли исковерканные и сожженные вагоны. От здания вокзала остались одни развалины. Но жизнь шла своим чередом. Рабочие команды и железнодорожники уже наводили порядок.

Кто-то из нас предложил:

— Перекурим, хлопцы!

Мы остановились и примостились кто на чем.

— Вот гады, что наделали, — с гневом произнес Петя Образцов.

— Да! Жестокая и кровопролитная идет война, — включается в разговор Вася Федоров.

— Сколько еще наших людей не увидит долгожданной победы… — задумчиво произносит Жора Леонович.

В этот же день на попутных машинах мы добрались до г. Сороки.

В то время этот город представлял собой боевой кипучий центр молодой Молдавской республики. Здесь располагался Центральный Комитет Компартии и правительство Молдавии. Отсюда шло руководство по восстановлению хозяйства республики. В центре города, недалеко от парка, находился партизанский штаб. Во дворе штаба мы увидели сотни две молодых людей, одетых в какую-то иностранную военную форму цвета хаки. Среди них были и гражданские. Те, что постарше возрастом, имели при себе маузеры, парабеллумы. Несмотря на летнее время большинство из них в папахах с красными ленточками.

Спросили, как найти полковника Мухина. Нас проводил к нему вынырнувший словно из-под земли юркий черноглазый паренек, видно, молдаванин. Стучим. Услышав утвердительное «да-да», входим. В штабе двое. Один лет 25 — стройный, с энергичным волевым лицом блондин в военной форме, но без погон. Другой — плотный, среднего роста мужчина лет 45 в гражданском темно-синем костюме. На груди у него орден Ленина, три ордена Красного Знамени и целый ряд медалей.

— Смелее, смелее входите, ребята, — говорит он нам, — будьте как дома.

Завязался непринужденный разговор. Узнаем, что старший по возрасту — полковник Яков Афанасьевич Мухин, а тот, что помоложе — заведующий военным отделом ЦК комсомола Молдавии Александр Сергеевич Петров. Саша Петров, как он представился нам, уже воевал в Белоруссии и командовал партизанской бригадой.

Нас определяют в отряд им. С. Лазо, командиром которого был назначен Матвей Червонный.

— А теперь, — предложил Мухин, — давайте выйдем на свежий воздух, — и повел нас в городской парк. Полковник сел на скамейку, а мы — прямо на траву.

Яков Афанасьевич рассказал несколько ярких случаев из жизни партизан и дал практические советы, которые впоследствии нам очень пригодились.

— Что бы вам еще хотелось узнать? — обратился к нам в конце беседы полковник. Тогда нам все казалось ясным. Волновало только одно: когда полетим и куда?

— Полетите тогда, когда будете к этому готовы, а куда?.. — Мухин, улыбнувшись и немного помолчав, добавил — Вероятнее всего, не за пределы Молдавии.

Мы узнали, что готовятся к выброске 6 партизанских отрядов.

Почти одну треть их составляют молдаване. Помимо молодежи в них входят также и опытные, уже побывавшие в боях, партизаны.

Каждый отряд будет иметь на вооружении один-два ручных пулемета, бесшумную винтовку, автоматы, две радиостанции, запас взрывчатки, боеприпасов, продуктов.

Беседа окончена, а расходиться не хочется.

Мы просим Якова Афанасьевича рассказать о себе, о том, за что он получил свои ордера. Он коротко перечисляет этапы своего боевого пути.

Будучи красноармейцем Червонной кавалерийской дивизии, он сражался еще в гражданскую войну. Долгое время служил в пограничных войсках. Полковник Мухин имел опыт боевой работы и в тылу врага: на Северном Кавказе руководил боевыми операциями парашютно-десантного дивизиона разведотдела Закавказского фронта.

В декабре 1943 года был создан партизанский отряд «Советская Молдавия», которым командовал товарищ Мухин. До февраля 1944 года во взаимодействии со 2-м Молдавским соединением командира Я. П. Шкрябача отряд совершил рейд по многим областям Украины. Затем отряд «Советская Молдавия» с тяжелыми боями пробился в Молдавию, освободил Каменку, совместно с советскими войсками участвовал в освобождении города Оргеева. Я. А. Мухин был начальником молдавского отдела при Украинском штабе партизанского движения.

— Довольно на сегодня, заморил вас, — подкупающе просто сказал полковник. — А теперь пошли обедать.

Плотно закусив, мы направились к штабу. Солнце уже клонилось к западу.

— Вот и ваше начальство, — сказал полковник, представляя нам командира отряда Матвея Червонного, начальника штаба Павла Рослика и заместителя командира по разведке Михаила Шалыгина.

— Пока вы были в ЦК партии, — обращается к ним Мухин, — в ваш отряд пришло пополнение. Принимайте ребят.

Впоследствии, пока готовились к вылету, все мы узнали их ближе. Командир Матвей Арсентьевич Червонный — фронтовик, коммунист, работал до войны в органах МВД в г. Донецке, воевал в Финляндии, командовал партизанским отрядом на Украине. Спокойный, рассудительный, отзывчивый, но и требовательный. Постоянное общение с людьми, простота и предупредительность снискали глубокое уважение к нему партизан.

Заместитель командира по разведке Михаил Шалыгин — прямая ему противоположность; резкий, порывистый. Опытный партизан и разведчик, он вместе с Червонным сражался в «Черных лесах» Украины.

Начальник штаба Павел Исидорович Рослик также участник партизанского движения на Украине. Его природная наблюдательность и юмор всегда привлекали ребят. Это был хладнокровный, выдержанный человек.

Такие разные по характеру люди были большими друзьями. Жили все на одной квартире.

Комиссар отряда капитан Михаил Васильевич Кузнецов был в отряде старше всех по возрасту. Небольшого роста, беспокойный, заботливый. Старался вникнуть во все детали подготовки.

Недели через две отряд сформировали полностью — 22 человека. Ждем 23-го — командира подрывной группы. Интересно, кто он?

И каково было наше удивление, когда в отряде появилась девушка и представилась:

— Инструктор по подрывному делу.

Это была Елена Полянская. В помощь ей выделили группу партизан (Вася Федоров, Семен Таран, Вася Калараш, Женя Сахарный, Петр Образцов). Обязанности разведчиков исполняли Жора Леонович, Тарас Ноур и Василий Полухин. Остальные, возглавляемые командиром взвода Андреем Романовичем Самоний, составляли группу стрелков. В нее входили Гриша Бабуч, братья Ефим и Михаил Ясские, Федя Тофан, Емельян Лазареску, Петр Овчаренко, я и другие. В отряде были радист Коля Шестаков и фельдшер Александр Ваймушкин.

Быстро летело время подготовки. Мы учились владеть пулеметом, автоматом, пистолетом, финкой, компасом, картой. Командир отряда требовал от нас отличного знания оружия.

Сформированные в Сороках первые отряды имени Котовского и имени Ворошилова, получив вооружение и пройдя военную подготовку, были переправлены в тыл противника. Настала и наша очередь.

Все шло благополучно. Но перед самым вылетом на очередных занятиях у одного партизана разорвался капсюль гранаты. Неосторожное обращение с оружием привело к тому, что Леночка Полянская была ранена в грудь. Лететь ей запретили. Как она плакала, провожая нас на аэродром! Очень просила командира, комиссара отряда и полковника Мухина оставить ее в отраде, доказывая всем, что она легко ранена и чувствует себя хорошо.

И долго еще стояла она посреди дороги, махая нам своей маленькой рукой, пока колесная пыль машин, уходящих к аэродрому, не скрыла ее одинокую фигуру.

Командование подрывной группой принял на себя Вася Федоров.

Наконец назначен вылет. В полном боевом порядке ночью выезжаем на Ямпольский аэродром. У самолета «Дуглас» нас встретили секретарь ЦК КП(б)М. Н. Л. Салагор, полковник Мухин, работник ЦК Комсомола Молдавии Саша Петров.

Только здесь, у самолета, развернув карту, командир отряда назвал нам район приземления — Ниспоренский лес — и предупредил, что встречать нас никто не будет, прыгать придется без сигнальных огней на неосвоенную местность. Положение осложнялось.

Нас разбили на три группы. Первую ведет командир отряда и его заместитель по разведке, вторую — комиссар и третью — начальник штаба. Провожающие горячо пожимают нам руки, желают успеха. Трап подан, и мне, прыгающему последним, нужно идти и садиться в самолет первым. Не сцеша входят все. Дверь самолета закрывается. Для 22 вооруженных, солидно экипированных людей в самолете довольно тесно. Ведь кроме оружия и боеприпасов нам дали пачки листовок и газет. Мы тесно прижаты друг к другу, каждый старается принять наиболее удобное в таких условиях положение.

Всматриваюсь в лица своих боевых товарищей. Они оживленно беседуют. Вошли летчики. Их трое. Веселые молодые ребята. У каждого на труди партизанские медали.

— Выбросим вас, хлопцы, точно в заданный район, — говорит, улыбаясь, командир корабля лейтенант Покровский.

Еще раньше нам сказали: «Вас будет выбрасывать бывалый, опытный экипаж». Вскоре два летчика вошли в кабину пилота. Один, видимо, штурман, остался с нами.

Взревели моторы, и самолет с разбегу уносит нас в ночную темноту.

Жора Леонович и Вася Федоров, улыбаясь, смотрят на сидящего напротив Федю Тофана, безуспешно пытающегося в этой тесноте усесться поудобней.

— Подходим к линии фронта, — сказал штурман и пошел в кабину к летчикам. Сноп желто-белого ослепительного огня прожекторов ударил в окна нашего самолета. Зенитные батареи противника, нащупав нас, дали несколько выстрелов.

— Поспать не дадут, — подняв голову, нарочно обиженно произнес Павел Рослик. — Только задремал, братцы, и вижу: входит в мой домик сам фюрер. Ну, говорю Адольфу, зачем пожаловал? Рад видеть ваше ничтожество. А он, хлопцы, клянусь, принял наполеоновскую позу и задвигал, как крыса, своими усиками, — и Павел под общий смех выразительно продемонстрировал, как Гитлер двигал усиками. — Для первого знакомства, «любезный», прежде дай посчитать финкой недобитые ребра. Подхожу к нему, а его и след простыл…

Сидевшие рядом рассмеялись. Те, что были подальше, видимо, не дослышав, настойчиво переспрашивали у соседей. Павел повторил с новыми добавлениями. Взрывы хохота порой заглушали полос рассказчика.

Только Матвей Арсентьевич Червонный сидел молчаливый. Он о чем-то сосредоточенно думал. Лицо озабоченное.

Мне хотелось вывести командира из этого состояния, услышать его полос.

— Матвей Арсентьевич, — крикнул я ему, — почему молчишь? Расскажи что-нибудь!

Он чуть приподнялся, выразительно глянул на меня и улыбнулся. Громко, ободряюще произнес:

— Скоро, Вася, поговорим на земле.

Командир и комиссар почти одновременно посмотрели на свои часы и переглянулись. «Наверно, скоро», — тревожно подумал я.

Наши размышления прервал появившийся у дверей штурман.

— Первая группа, приготовиться! — скомандовал он.

Вся группа, во главе с командиром, дружно поднялась. Переставляя затекшие ноги, ребята приготовились к прыжку. Самолет, накренившись влево, делает круг. Затем выравнивается.

Штурман открыл дверь самолета. Быстро окинув всех взглядом, командир еще раз предупредил:

— Прыгать кучно, плотно держаться друг друга. Ну, ребята, до скорой встречи на земле.

Это были его последние слова. Мы тогда не знали еще, что больше не увидим командира в живых.

Самолет делает второй заход. Прыгает группа комиссара Кузнецова. Быстро промелькнули спины ребят, и в «Дугласе» стало совсем свободно. Как там идет приземление? Скорее бы собраться всем вместе.

Наша семерка без команды встала. Каждый поправил снаряжение, проверил правильность прицепленных к железному тросу самолета парашютов.

Вместе с начальником штаба Росликом подходим к двери. Впереди Петя Овчаренко, за ним Тарас Ноур. Самолет накренился вправо. Наша семерка крепко прижалась друг к другу. Команда штурмана: «Пошел». Ухватившись обеими руками за дверь, изо всех сил нажимаю грудью на ребят и вслед за ними ныряю вниз. Ветер с большой силой ударил в лицо.

Секунды свободного, захватывающего падения, потом меня резко дернуло, будто подкинуло вверх. Над головой раздался звонкий хлопок раскрывающегося парашюта… Наступила тишина. Первое, что я увидел, — это освещенный луной удаляющийся на восток силуэт нашего самолета. Смотрю вниз, подтягивая и поправляя стропы парашюта, стараюсь направить его к лесу.

Парашют бросает из стороны в сторону, и на меня летит, поворачиваясь то влево, то вправо, что-то огромное, темно-зеленое. Внизу белеет несколько раскрытых парашютов. Все быстрее тянет к земле. Я приготовился падать на правый бок, как учили, но все обернулось иначе. Парашют зацепился за ветки и повис на высокой молодой акации. До земли 3–4 метра. Быстро вынимаю финку и пистолет, режу несколько строп парашюта и плавно опускаюсь на землю. Немного размявшись и вдохнув чистого лесного воздуха, я с большим удовольствием прошелся по лесному ковру из опавших листьев. Как непередаваемо приятно шуршат они под ногами!

Быстро собрал парашют и тщательно спрятал в густом кустарнике. Прислушался. Несколько левее раздался треск. Я пошел в том направлении. Незаметно лес кончился. Рядом — виноградники и кукурузное поле… Вправо от меня виднеется небольшое село. Тишина… Из деревни доносится ленивый лай собак. Неужели это и есть тыл врага?

Недалеко от себя слышу тихий, дважды повторяющийся свист. Он раздается не там, где слышался треск, а где-то правее… Отвечаю тем же. Нашим паролем при встрече должны быть два любых числа, сумма которых составляет пятнадцать. За кустами кто-то шепчет: «девять». После моего ответного «шесть» невысокий, коренастый Тарас Ноур выходит из укрытия. От неудачного приземления он сильно ушиб ногу. Теперь нас двое, уже легче на душе. Продвигаемся дальше. В настороженной тишине ясно слышим негромкий голос старшины Петра Овчаренко. Он ругается, не может снять зацепившийся за дерево парашют. Даем о себе знать.

— Что у тебя? — спрашиваю.

— Смотрите! — Он пытается снять с дерева парашют. — Его, черта, и трактором не оторвешь!

Помогаем освободить парашют и надежно прячем его в густом терновнике. Выходит на первых порах неплохая тройка: пулемет, автомат и бесшумная винтовка.

— Теперь порядок, — сказал старшина. — Пошли искать остальных.

Двинулись в глубь леса. Примерно через час встретились С комиссаром Кузнецовым, начальником штаба Рослином и командиром взвода Андреем Самоний.

Наступал рассвет. Уже чувствовалась приятная свежесть летней утренней зари. Несмело перекликались первые птицы. Где-то недалеко от нас проскрипела телега, «хейс-хейс», — звонким эхом прокатилось по лесу.

— С кем это он разговаривает? — спросил я Тараса.

— Чудак-человек. Это же на молдавском языке волов так погоняют.

Наш штаб расположился в густом терновнике. Меня и Овчаренко отправили на поиски приземлившихся в северо-западной части леса, Самоний и Ноур пошли навстречу первой группе. Мы с Петром идем вначале тропинками, а затем прямо по лесу, осматриваем густые кусты и осторожно подаем условные сигналы.

Прошли много километров, а результатов никаких. От быстрой ходьбы становится жарко, хочется пить. На обратном пути встретили почти всю вторую группу: Васю Калараша, Мишу Ясского, Женю Сахарного, Сашу Ваймушкина, Емельяна Лазареску. Ноур и Самоний возвратились в лагерь, никого не встретив. Собралось только две группы. О судьбе первой ничего не известно… Что с Червонным? Где заместитель по разведке Шалыгин?

Продолжаем изучать обстановку, ведем поиски остальных.

На третий день рано утром мы услышали приглушенный разговор нескольких человек — это были Тарас Ноур и Андрей Самоний. На этот раз с ними пришли Вася Федоров и Петя Образцов, Семен Таран, Коля Шестаков и Федя Тофан. Какая радость! Крепко жмем руки. Но ребята мрачные, неразговорчивые. Комиссар и начальник штаба взволнованно перешептываются. Что-то случилось…

Нас собрали всех вместе и сообщили, что трагически погиб командир нашего отряда.

Командование отрядом пришлось принять на себя комиссару. Он задумчив и встревожен, но не подает виду. А думать было о чем, ведь еще не известно, что случилось с остальными партизанами. Рядом с комиссаром склонился над картой начальник штаба Павел Рослик.

— Думаю, — говорит он, — что Шалыгина, Полухина и остальных надо искать юго-западнее Афумац…

— Хорошо, — машинально отвечает комиссар, — организуем 4–5 человек… — а сам думает совсем о другом… — Похоронить надо… — дрогнувшим голосом произносит он.

Услышав это, я обратился к Михаилу Васильевичу:

— Товарищ комиссар, разрешите мне похоронить командира.

Он поднял голову, посмотрел на меня и, зная мою привязанность к командиру, утвердительно кивнул головой.

— Еще пойдут Образцов и Ясский, старшим назначаю Вас.

— Слушаюсь…

Свой пулемет отдаю старшине Петру Овчаренко, беру взамен его автомат, и мы быстро скрываемся в густой чаще леса.

Кто думал, что первым заданием в тылу врага будет такое не боевое, но очень тяжелое…

Несчастье случилось километрах в двух от лагеря. Командир лежал, широко раскинув руки, а за ним ткнулся, весь в листьях, изорванный парашют. Метрах в трех от него — разбитая радиостанция, автомат… На дне ящика радиостанции нахожу его гвардейский значок. Все другие награды он сдал в Сороках, а с гвардейским значком решил не расставаться и в тылу врага… Взяли портупею, документы. Часы на его руке остановились в 22 часа 29 минут. Первая группа была выброшена с самолета в 22 часа 27 минут. Значит, за 2 минуты трагически решилась судьба командира. Ясский закапывает радиостанцию и автомат, а мы с Петей финками роем мопилу. Земля мягкая, рыхлая, мешают только корни.

Вдруг недалеко от нас послышался лай собак.

Кто это? Жандармерия с овчарками?

Все трое напряжены до предела. Что бы ни случилось, мы должны похоронить командира или унести его тело с собой. Врезаясь в землю, сверкают финки. Землю выгребаем прямо руками. С наших лиц ручейками стекает пот. Слышно только тяжелое дыхание.

Наконец все готово. Бережно опустили в могилу тело командира и накрыли его парашютом. Могилу сравняли с землей и замаскировали листьями.

Молча, склонив головы, стоим с минуту над могилой. Спи, наш дорогой друг. Ты всегда будешь с нами. Пройдет время, и мы еще вернемся за тобою и похороним на самом видном месте, и будут о тебе знать и чтить твою память старики, дети, все поколение нашей страны.

Возвращаемся в лагерь. Докладываю комиссару о том, что командир отряда Червонный нами похоронен.

Все, кто был в лагере в это время, молча встали.

— Запомним это место, ребята, — сказал, обращаясь ко всем комиссар. — Мы еще придем за ним на эту высоту под Афумацами и отдадим по настоящему последнюю воинскую почесть. Но прежде отомстим за его гибель.

Район нашей выброски находился в прифронтовой полосе немецко-фашистских войск. В населенных пунктах — немецко-румынские гарнизоны. В Ниспоренах и Шишканах жандармерия и каратели. Здесь располагались приезжающие на отдых немецкие воинские части.

Имелось много секретных засад с крупнокалиберными пулеметами.

По приказу немецкого командования в целях вылавливания партизан два раза в неделю проводилась проческа виноградников и кукурузных полей, прилегающих к лесу. Чтобы лишить партизан связи с населением, оккупанты установили строгий режим: работать в поле крестьянам разрешалось только днем, от восхода до захода солнца. Колодцы строго охраняли, а расположенные вблизи леса отравляли. Карательные экспедиции и облавы проводились с применением боевых средств. Обстановка осложнялась еще и тем, что леса в Молдавии редкие и небольшие.

Оккупанты объявили большую награду тем, кто будет принимать участие в поимке партизан. За живого партизана-парашютиста или разведчика — давали 50 тысяч лей, за убитого партизана из числа местных жителей — 30 тысяч лей.

За трое суток пребывания в тылу противника мы ничего не успели сделать. Все разыскивали товарищей Мишу Шалыгина, Жору Леоновича, Гришу Бабуча, Ефима Ясского, Василия Полухина. Где они? Неужели попались в лапы врага? Или так же вот ищут нас по лесу? Нас уже собралось шестнадцать. Коля Шестаков злой, сосредоточенный часами сидел у рации, но установить связь с Большой землей ему не удавалось. Как видно, во время приземления повредилась аппаратура.

Этой ночью группа подрывников в составе секретаря комсомольской организации Васи Федорова, Васи Калараша и Жени Сахарного пошла минировать дорогу Ниспорены — Болцун, по которой непрерывным потоком двигались машины с военными грузами. Недалеко от дороги для их прикрытия в густом кустарнике расположились Павлик Рослик, Петр Образцов и я. Долго ждали подходящего момента.

Когда дорога опустела, подрывники с большим трудом вырыли финками углубления и стали закладывать мины. Послышался шум подходивших машин. Вдали сверкнули фары.

Нервы у нас напряжены до предела: как там на дороге?.. Шум машин быстро нарастает. Вот и ребята. Тяжело дыша, они подбегают к нам.

— Как-будто все в порядке, — говорит Вася Калараш.

— Да, я проверил, должны сработать… — начал было Федоров, но мощный взрыв заглушил его слова. За ним второй, третий… Дружно застрочили автоматы и пулемет. В лицо ударил газ отработанных гильз. «Это вам, гады, за командира, за нашего Матвея!» Три вражеские машины были разбиты. Более двадцати вражеских солдат и офицеров нашли здесь свою могилу.

Возвратились только к утру, уставшие, но довольные первой удачей. Сколько было разговоров о первом боевом крещении! Несколько раньше пришел невозмутимый Тарас Ноур и доложил, что из «бесшумки» убил немецкого мотоциклиста, видимо, связного.

Отряд начал действовать. Но связи по-прежнему не было. Рация упорно молчала. Тогда комиссар решил послать группы по три-четыре человека, чтобы попытаться установить связь с другими отрядами.

Меня и Тараса Ноур послали в дозор. Когда мы проходили по лесу, на поляне словно из-под земли выросла женщина и легкой походкой направилась в нашу сторону. Среднего роста, тонкая как тростинка, с красивыми голубыми глазами. На ней — ситцевое платье, фартук. Платок повязан клином. Увидя нас, она чуть приостановилась, потом смело пошла навстречу. Улыбнувшись, проговорила на чистом русском языке: «Здравствуйте». Держится прямо, уверенно. Мы с Тарасом переглянулись и начали расспрашивать. Смотрит на нас и загадочно улыбается, говорит мало:

— Живу недалеко отсюда, в лесу. Местная. Русская я.

— А зовут как?

— Валя. Знаю, кто вы. Вы оттуда! — и выразительно делает круг рукой, показывая на восток и небо. — Мой муж тоже недавно пошел в партизаны с такими же, как вы, парашютистами. Мне нужен ваш командир.

Тарас отвел ее в расположение штаба и тут же возвратился. Она была там недолго. Вернулась той же тропинкой в сопровождении комиссара и начальника штаба.

Комиссар дал знак пропустить и, подойдя ближе, объяснил:

— Это Валя Варламова. Она скрывает у себя партизана Георгия. Похоже, что наш Жора Леонович.

— Валя, нам нужна вода, — сказал начальник штаба.

— Вода будет, не беспокойтесь. В лесу есть источник, известный немногим. Я вам покажу его. Ждите меня вечером. — И она быстро скрылась в зарослях.

Очень медленно тянулось время. Но мы ждали и надеялись, что при помощи Вали нам удастся наладить связь с отрядом, где находится ее муж Василий. Если у них есть рация, то мы сможем связаться с Большой землей…

Вечером Валя вернулась. Она принесла большой кувшин воды, и объяснила, как пройти к роднику. Кувшин воды бережно разделили по нескольку глотков на каждого.

Валя рассказала, как наш десантник оказался у них в доме. Леонович долго скитался по лесу и, потеряв всякую надежду найти отряд, измученный жарой и жаждой, решил подойти к колодцу напиться. Никто не обратил внимания на человека в форме румынского солдата, возившегося у колодца, где не было ведра. Он пытался привязать флягу, чтобы наполнить ее. В это время и подошла Валя с ведром. Набрав воды, она дала ему напиться. Пока он с жадностью пил студеную воду, Валя внимательно рассматривала неизвестного, его форму, вооружение: «Хоть и говорит он по-молдавски и форма на нем румынская, но… автомат русский. На румынское «мулцумеск» («спасибо») она ответила по-русски: «На здоровье». Он очень удивился и внимательно посмотрел на собеседницу. Валя улыбнулась, и он, не скрывая радости, заговорил с ней по-русски.

— Вам надо сейчас же уйти отсюда, пока не пришли патрули, — она быстро показала, где спрятаться. А солдата волновало другое: как похоронить в безопасном месте тело погибшего товарища и найти отряд.

— Хорошо, я помогу Вам! Вы идите, сейчас подойдет мой свекор, возьмет подводу, лопаты и поедете хоронить.

Скоро в условленном месте появился Михаил Борисович Варламов. Показывая на подводу, сказал:

— Следуй, сынок, за мной на расстоянии. Потом там, в лесу, скажешь, куда ехать.

Вместе со стариком Жора перенес тело Шалыгина и похоронил в глубине леса.

Поздно ночью Павел Рослик, Тарас Ноур и еще двое пошли к Вале и вернулись с Леоновичем. Теперь нас было семнадцать. Он рассказал, что заместитель командира по разведке Михаил Иванович Шалыгин упал с нераскрытым парашютом прямо на дорогу.

Передавая командиру его документы — записную книжку, планшетку, Жора сказал:

— Я приметил место, где его похоронили.

На следующий день, проводя очередной прочес леса, каратели схватили раненого Ефима Ясского (во время приземления он сломал ногу).

Зайдя с обыском в дом Варламовых, жандармы обнаружили спрятанный парашют, больше десятка свежеиспеченных хлебов и стопку стираного белья. Забрав все имущество и скот, жандармы избили женщину и старика — отца Васи Варламова. Валю арестовали, но она уже успела предупредить своего мужа и других партизан, что в лес заброшена наша группа.

В этот же день каратели жестоко избили Горпину Мунтян, Аксентия Григорьевича Смирнова, его жену, Лукерью Прокофьевну и других.

Воинские части окружили весь лес. Своевременно предупрежденные об этом местными жителями, мы за несколько часов до начала облавы ушли из леса.

До нас доходят одна за другой тревожные вести. Отряды им. Алешина, им. Ворошилова, им. Котовского (командир Андрей Обушинский), попав в окружение, ведут тяжелые бои. Особенно большие потери понес отряд им. Фрунзе, потерявший почти половину своего состава. Ранен командир отряда Иван Анисимов. Сражаясь до последнего патрона и прикрывая отход своих боевых товарищей, он израсходовал все диски автомата и гранаты. Последнюю пулю пустил в себя.

Основная тяжесть боев в тылу врага на территории Молдавии выпала на долю крупного партизанского отряда им. Дзержинского (командир Евгений Иванович Петров, комиссар Степан Сергеевич Гуров).

На шестой день, направляясь к роднику, мы с Емельяном Лазареску заметили приближавшихся по тропинке четырех незнакомцев. Впереди шел стройный голубоглазый блондин, видимо, русский. С ним два парня в молдавских кушмах и юноша лет 20 в кубанке с красной ленточкой. У юноши смуглое, сильно обветренное волевое лицо. Его глаза радостно блестят, он улыбается, показывая ряд сверкающих белизной зубов.

— Стой! Кто идет? — крикнул Лазареску.

Все молчат. Наконец тот, что с красной ленточкой на кубанке, вышел вперед и по-дружески обратился к нам.

— Что, своих не узнаете?

— Да это же наши, партизаны! — воскликнул Лазареску.

И нас неудержимо потянуло к ним. Бежим навстречу друг другу, обнимаемся, целуемся. Прошло всего несколько минут, а кажется, что мы знакомы уже много лет.

— Закурить бы, ребята, — потирая от удовольствия руки, сказал юноша. Как мы здесь соскучились по нашей махорке!

Он с большим удовольствием глубоко затянулся табачком с Большой земли.

Это был командир разведки отряда им. Котовского Николай Иванченко. С ним Иван Грушкин и двое партизан из местных жителей — Корней Кадыков и муж Вали Василий Варламов.

— Пошли к нам, — приглашает Иванченко.

— Сейчас мы доложим начальству, вот обрадуются, — сказал я и поспешил к лагерю.

Комиссар и начальник штаба сразу же пошли вместе со мной. За ними гурьбой подошли остальные ребята. Котовцы пригласили всех нас к себе.

В партизанском лагере, куда нас привели разведчики, находилось человек 25. Среди них три женщины. В шалаше, склонившись у рации, работала девушка в военной гимнастерке. Это была Вера Гулинкова — радистка отряда.

Николай Иванченко представил Кузнецова, Рослика и всех нас командиру отряда им. Котовского лейтенанту Илье Титовичу Тюканько. Знакомимся. Командир отряда, широкоплечий мужчина среднего роста в гимнастерке без погон, крепко жмет руку. Рядом с ним исполняющий обязанности начальника штаба бывший летчик Павел Старовойтов — высокий блондин с перевязанной рукой. Подходят все новые и новые люди. Только парикмахер да повар Мария Ивановна Екимук остались «при исполнении своих служебных обязанностей». Маленькая, полная, очень подвижная, Мария Ивановна с готовностью бралась за любое дело: шла в разведку, готовила обед, лечила больных и раненых. В отряде ее очень любили за веселый, добродушный характер и ласково звали Марицей. Мария Екимук была жительницей села Ниспорены, она часто снабжала партизан продовольствием, выполняла роль связного.

После большой июльской облавы на партизан, во время которой был зверски убит ее муж Касьян Екимук, расстреляны ее односельчане Григорий Круду, Георгий Лозан и другие, она пришла в лагерь.

Тепло, по-братски встретили нас котовцы. Организовали ужин. Потом состоялся большой, задушевный разговор, нас засыпали вопросами, жадно читали доставленные нами газеты и листовки.

За два дня до нашей встречи отряд им. Котовского провел очередную операцию.

Немецко-фашистское командование установило жестокий режим, беспощадно расправляясь с теми, кто не повиновался его приказам. Оно мобилизовало все мужское население на работу для своей армии. Гитлеровские наймиты рыскали по крестьянским дворам, забирая все (скот, птицу, одежду). От зари до зари мужчины и женщины косили сено для фашистской армии. Для работы на своих участках у крестьян совсем не оставалось времени. Только в лесу, недалеко от партизанского лагеря, на хуторе Верди-Шоя в принудительном порядке крестьяне скосили около 60 гектаров травы.

Особенно рьяно выслуживался перед немецким командованием майор Григореску, ответственный за снабжение расположившихся в этом районе немецких частей. Его давно собирались убрать партизаны, но не представлялось случая. Но вот Иван Леонтьевич Попа, отец Марицы, передал через связного в отряд, что сам Григореску решил лично проверить, как крестьяне заготавливают сено. Партизаны направились к хутору Верди-Шоя. Подошли к группе обедавших косарей.

— Добрый день! — приветствует крестьян Корней Кадыков.

— Добрый день! — недружно ответили крестьяне. Александр Бодяну жестом приглашает садиться.

— Ну, как ваши дела? — спрашивает Иванченко.

— Какие сейчас могут быть дела? — тяжело вздыхая, отвечает Константин Карандеев. — Дела наши плохи: косим, косим, а для кого?.. Для своего врага… свое поле стоит. А зимовать чем? — и он беспомощно разводит руками.

— Свою землю, — говорит Адам Иван, — приходится обрабатывать украдкой, иначе пуля в лоб. Вот и сейчас, — с возмущением продолжает он, — приехал сюда хозяин этого сена — майор Григореску. Мы уже много накосили для армии, а он все свое: «Давай, давай, еще надо».

— И когда это все кончится?.. — уныло протянул Александр Бодяну.

— Кончится, скоро кончится, — с жаром заверил разведчик Миша Пивняк.

— А где сейчас Григореску? — спросил Иванченко.

— Только что здесь был, нас подгонял. А сейчас пошел к другим косарям, — наперебой заговорили крестьяне. — Домой поедет этой же дорогой.

Была организована засада. Вскоре по дороге загрохотали подводы. Майор Григореску, сопровождаемый группой вооруженных солдат, возвращался в село.

На повороте из-за кустов застрочили автоматы. Те схватились за оружие, но было поздно. Майора Григореску и его группу обезоружили и после допроса расстреляли. Рванувшиеся от выстрелов кони унесли лишь одного раненого солдата.

— Ну и черт с ним! — крикнул Миша. — Пусть расскажет о возмездии партизан.

У этого отряда уже был опыт борьбы с немецкими захватчиками и предателями Родины. Они имели радиостанцию, регулярную связь с Большой землей, чего нам так недоставало.

При создавшейся ситуации командиры обоих отрядов Тюканько и Кузнецов договорились о совместных боевых действиях. Основная база — Ниспоренский лес. Главная задача — оседлать шоссейные и грунтовые дороги на участке Лозово — Ниспорены — Немцены, ведущие к Пруту, а также, действуя мелкими группами на территории Ниспоренского, Страшенского, Каларашского и Карпиненского районов, делать налеты на вражеские обозы, колонны машин, подрывать мосты, вражеские склады, следить за движением противника и своевременно сообщать в штаб фронта.

Вера Гулинкова передала в штаб фронта радиограмму на имя полковника Мухина о состоянии нашего отряда. Скоро получили ответ, одобряющий наши совместные действия с отрядом Котовского и назначение комиссара Кузнецова командиром нашего отряда имени С. Лазо.

Итак, началась наша совместная боевая деятельность.

После большой облавы сложилась тяжелая обстановка. Оккупанты объявили, что с партизанами покончено. Надо было убедить местное население в том, что враг еще почувствует силу партизанских ударов, что не за горами то время, когда придет Красная Армия и освободит молдавский народ от чужеземного ига.

В Шишканы, где находились жандармерия и воинские части, первой пошла группа партизан, возглавляемая Николаем Иванченко. С ними Вася Волков, Корней Кадыков, Леонид Зотов и другие.

В Шишканах находилось поместье пана Кучужного, владевшего 500 гектарами пашни, 100 гектарами леса и 100 гектарами виноградника. У него часто отдыхали немецкие офицеры, устраивали совещания, кутежи. Партизаны давно уже держали этого холуя фашистов «на примете», и случай расправиться с ним представился.

Наш связной Иван Митител, работавший у пана, сообщил, что Кучужный готовится дать ужин в честь немецких офицеров. Известие это он передал с Екатериной Кадыковой, приехавшей из села Ниспорены, якобы, за покупками в магазин.

Катя побывала в Шишканах и подробно узнала расположение дома, подходы к нему.

Дом пана Кучужного находился на краю села Шишканы в юго-западной части (сейчас там располагается отделение Лопушнянского совхоза). Одноэтажный дом с пятью окнами на восток, два входа — парадный и черный.

Бесшумно подойдя со стороны виноградника, партизаны, связав сторожа и уничтожив часового, заняли оба входа.

Сквозь наглухо закрытые ставни слышались смех, песни. Звучала музыка. У черного входа первым стоял Николай Иванченко. За ним Лукашов, Вася Волков. Остальные засели в кустах. Проходит несколько томительных минут. Наконец скрипнула дверь. Ни о чем не подозревая, один за другим выходят подвыпившие немецкие офицеры, они не замечают тесно прижавшихся к стене партизан. Николай нажал на спусковой крючок автомата, но выстрела не последовало… Офицеры, почуяв неладное, схватились за оружие. Николай опередил их на какое-то мгновение. Прозвучали два пистолетных выстрела. Оба офицера были убиты наповал. Одновременно раздались автоматные очереди ребят.

Партизаны ворвались в дом. Там суетились пан Кучужный и растерявшиеся немецкие офицеры. Миша Пивняк бросился к пану Кучужному, но в это время кто-то ударил по лампе, и все окутала темнота. В диком вопле метались гости и хозяева. Началась перестрелка. Услышав шум приближавшихся машин, партизаны поняли, что пора уходить. Выскочив на улицу, они бросили в дом гранату и под покровом темноты отступили в лес.

На следующий день партизаны узнали, что были убиты командир немецкой воинской части, три офицера и несколько солдат. Ранен начальник жандармерии. Только пану Кучужному удалось избежать возмездия. На второй день он уехал в Румынию.

На участке шоссе Шендрены-Миклаушены действовала группа, возглавляемая начальником штаба нашего отряда Павлом Росляком.

Три дня группа внимательно изучала подходы к шоссе, по которому непрерывным потоком шли машины. Как опытный подрывник Павел видел, что удобнее всего мины заложить у крутого поворота.

— Вот тут и будем закладывать мины, — сказал Рослик Василию Каларашу, указывая на куст, у которого дорога круто сворачивала влево.

Днем наша авиация не давала покоя вражескому транспорту, двигавшемуся к фронту. Ночью эту работу выполняли партизаны. Однажды ночью над участком, где подрывники закладывали мины, чьи-то самолеты сбросили осветительные ракеты. Пока они висели в воздухе, приходилось прятаться в сточные канавы, а шум приближающихся машин все нарастал. Вражеская колонна машин шла с потушенными фарами. Пять подрывников (Павел Рослик, Тарас Ноур, Женя Сахарный, Вася Калараш и Анатолий Рунов) едва успели заложить мины в шахматном порядке.

Когда они отбежали за пригорок, послышались взрывы, крики и беспорядочные выстрелы. Партизаны дали несколько автоматных очередей по убегающим фашистам.

— Ну, хлопцы, теперь пора и домой! — дал команду Павел Рослик.

Утром высланная на место взрыва разведка обнаружила восемь исковерканных машин. Убитых и раненых немцы увезли той же ночью.

Через несколько дней партизанская разведка во главе с Пашей Старовойтовым решила покончить с другим холуем фашистов агрономом Ермураки.

Агроном жил на опушке Ниспоренского леса. Работая в питомнике, он имел возможность наблюдать за действиями партизан и как агент жандармерии докладывал обо всем. Его жена часто заходила к Екатерине Александровне Кадыковой, проживавшей на хуторе Верди-Шое. Как-то она предложила Кате 28 тысяч лей за то, чтобы Катя указала местонахождение отряда.

— Неужели, Катя, — говорила она, — для тебя эти деньги лишние? Если твой муж будет с партизанами, его не тронут.

— Ничего не знаю, — отвечала Катя, — никаких денег мне не нужно. А муж мой служит в румынской армии.

Корней Кадыков и Вася Варламов — друзья детства — были призваны в румынскую армию. Они дезертировали и вступили в партизанский отряд.

Продавшаяся фашистам жена Ермураки не знала, что Катя активно содействовала партизанам отряда Тюканько. При выброске десанта она помогла им разыскать нескольких парашютистов.

Партизаны решили наказать предателя за его связь с жандармерией. В дом его бросили гранату. Только чистая случайность спасла предателя от смерти. Тогда он перебрался в поселок Афумацы, но продолжал служить агентом.

Видно, немало ему платили.

Темной ночью партизаны подошли к дому Ермураки. Постучали, долго никто не отзывался. Наконец вышла жена предателя. Приоткрыв дверь, простонала: «Мы погибли». Вошли Паша Старовойтов, Корней Кадыков, Миша Пивняк, Вася Волков, Петр Табор, Леня Зотов и Дмитрий Лукашев. Предателя быстро разоружили. Взглянув на Корнея, он злобно прошипел:

— И ты, Кадыков, здесь?

— Да! — ответил Корней. — А ты кому продался, гадина!

Миша стоял у двери, Вася и Леня прошли в соседнюю комнату взять батарею от приемника для партизанской рации. И вдруг, когда партизаны оглянулись на прыгнувшую в окно жену агронома, Ермураки рванулся к кровати, выхватил из-под подушки обрез и разрядил его в партизан. Убит наповал Миша Пивняк, тяжело ранен Павел Старовойтов.

Лукашев дал очередь из автомата, и предатель, словно подкошенный, грохнулся на пол.

— Подыхай, скотина, — проговорил Лукашев.

Партизаны положили на подводу раненого Павла и тело Михаила и направились к лесу…

В селе поднялась тревога. Солдаты и жандармерия, преследуя партизан, пытались окружить и уничтожить их. Отчаянно отстреливаясь, ребята вырвались из окружения и отступили в глубь леса.

После того как наши отряды начали координировать свои действия, удары по врагу стали более эффективными.

Командиры отрядов создали три подрывные группы, они успешно минировали дороги, производили дерзкие налеты на вражеские обозы, уничтожали живую силу и технику противника.

Группа партизан нашего отряда взорвала одиннадцатиметровый мост на шоссе между Лозово и Ниспоренами, имеющий важное стратегическое значение. Другой мост на участке Шендрены — Варзарешты взорвали котовцы. Враг был вынужден направлять транспорт по грунтовым дорогам, окружным путем.

В Ниспоренах находилось два склада боеприпасов противника, расположенных примерно в километре друг от друга. Один из складов было приказано взорвать. Выполнение этого боевого задания было поручено группе Павла Рослика. В нее входили: Вася Калараш, Тарас Ноур, Женя Сахарный и Анатолий Рунов.

Ребята ходят взволнованные, готовятся основательно, не упускают ни одной мелочи. Несколько дней тщательно изучают систему охраны и порядок смены часовых, ночью Тарас Ноур и Вася Калараш пробирались в самые Ниспорены, разговаривали с жителями. Выяснить обстановку помогли подростки.

Подойти к складу лучше всего с южной стороны. Здесь, в ста метрах от склада, стоит небольшой домик, вокруг которого растет несколько орехов и виноградник. Боеприпасы сложены в большом сарае. Тут же рядом вырыты специальные погреба для снарядов и мин.

В разведке с партизанами бывало всякое. Однажды в поисках пищи они решили зайти в один из крестьянских домов. Постучали. Вышла средних лет женщина и безмолвно пропустила в дом двух человек, одетых в румынскую военную форму. Войдя, ребята тепло приветствовали: «Добрый вечер».

— Товарэшь, — зашептала женщина, схватившись за голову. — Что вы делаете… там немцы…, — она указала на плотно закрытую дверь в соседнюю комнату. Теперь уже и сами ребята ясно слышали громкую немецкую речь. Немедленно надо уходить. Схватив со стола еще теплый, завернутый, в полотенце кусок мамалыги, женщина, боязливо оглядываясь на дверь, сует его партизанам.

Настал день операции. На трудное и опасное дело уходили наши боевые друзья… Начальник штаба Павел Рослик, как всегда, внешне спокоен, только лицо чуть побледнело. Вася и Женя докуривают папиросы, шутят с ребятами. Молчаливый Тарас Ноур, аккуратно перетирая для своей «бесшумки» патроны, вкладывает их в подсумок, мурлыкая себе под нос какую-то песенку…

Группа незаметно подошла к винограднику, залегла и ведет наблюдение. Один за другим сменяются часовые. Уже далеко за полночь, а часовой все ходит, ходит… Но вот он присел около дверей, у самого входа, видно, устал. Устали лежать в напряжении и подрывники. Начальник штаба сделал Ноуру знак, и тот бесшумно снимает часового. Рослик, Сахарный и Калараш подбегают к складу. Каждый занят своим делом. Ноур прикрывает группу. Калараш обливает двери и окна склада горючей смесью. Сахарный и Рослик устанавливают заряды из толовых шашек в самый крайний погреб, чтобы от детонации взорвались остальные. Все делается быстро, точно. Наконец все готово. Вася бросает в окно склада горящий факел. Женя и Павел поджигают бикфордов шнур… А теперь скорее к своим, в лес.

…Как томительно долго тянется время, когда ждешь товарищей с боевого задания. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как они ушли.

В эту ночь никто из нас не сомкнул глаз. Скоро будет светать, а ребята еще не вернулись. И вдруг… В районе Ниспорен воздух потряс глухой, большой силы взрыв. Через некоторое время последовали еще взрывы. Вспыхнуло огромное зарево пожара. В селе поднялся переполох, послышалась беспорядочная стрельба. Значит, ребята выполнили задание. Но где же они сами?.. Проходит еще час в напряженном ожидании. Наконец они появляются. Усталые, но очень довольные, о чем-то оживленно переговариваются. Вопросов никто не задает. И так все ясно. Мы горячо поздравляем ребят. С удовлетворением прислушиваемся к взрывам. Доложив о выполнении боевого задания и напившись воды, ребята после сильного нервного напряжения крепко уснули.

После боевых операций мы часто меняли свои базы, делая за ночь переходы по 20–25 километров. Вот и сейчас возглавляемую секретарем комсомольской организации Васей Федоровым пятерку, куда входили Жора Леонович, Гриша Бабуч, Петр Образцов и я, вызвали к командиру. Мы получили приказ выяснить обстановку в районе сел Афумац и Шишканы, подобрать место для новой базы. Вася Федоров и Жора Леонович владели молдавским языком и могли свободно разговаривать с местными жителями.

Идем гуськом друг за другом. Впереди показалась лощина. Решили, не огибая ее, идти напрямик — так ближе к населенным пунктам. Солнце уже поднялось, но роса еще не высохла. Ничего не подозревая, спускаемся вниз. Вдруг недалеко от нас застрочил крупнокалиберный пулемет.

— Засада, назад! — кричит Вася Федоров. Все бросились врассыпную. Цепляясь за кустарники, карабкаемся по склону.

— Быстрее наверх, — подгоняет Федоров. На берегу оглядываюсь и вижу, как враг ведет прицельный огонь. Скорее бы наверх, в лес, там спасение. Та-та-та… пули глухо и зло врезаются в землю, пролетают над головой. Рикошетом скользнули по сумке для пулеметных дисков…

Впереди бежит Вася Федоров. Вскинув на ходу автомат, он резким движением повернул влево и плюхнулся на землю. За ним — все ребята. Они открывают дружный огонь. Враг продолжает неистово стрелять, переносит огонь влево. По-пластунски подползаю к своим, торопливо готовлю пулемет. Волнуюсь, руки не слушаются. Но как только дал первую короткую очередь, все стало на свое место. Враг прекратил стрельбу. Нам вначале не верится, что настала тишина. Какой еще подвох готовит коварный враг?.. Мы осторожно выбираемся на тропинку и уходим в лагерь.

Услышав стрельбу, в лагере забеспокоились. Другие разведчики также натолкнулись на скрытые засады. Значит, враг готовится к облаве.

В лесу Кобак сосредоточивались крупные силы немцев. В Ниспорены нa помощь гарнизону прибыл батальон карателей «черная смерть». Оккупанты рыли окопы и траншеи у дорог и населенных пунктов.

В лесных массивах четырехугольника Кишинев — Калараш — Ниспорены — Котовск действовали партизанские отряды общей численностью свыше тысячи человек. Пользуясь временным затишьем на фронте, враг сосредоточил здесь большое количество войск, артиллерии, минометы и бронетранспортеры с целью уничтожения партизан.

В один из таких тревожных дней в лагерь прибежал взволнованный Вася Калараш и сообщил, что со стороны Ниспорен — каратели. Уже можно было наблюдать, как по всему лесу стали растекаться цепи немецкой части. Каратели осматривают каждый куст. Отступать можно только в Каприяновский лес. Но разведка во главе с Иванченко принесла еще более тревожную весть: к Болцун-Крестештам враг подтянул большие силы, лишив нас последней возможности прорваться в Каприяновский лес.

Наступление противника началось одновременно со всех сторон. Волна за волной, конные и пешие шли на прочесывание отведенных им участков леса, отсекая один квадрат за другим, блокируя дороги, села, колодцы. Вначале шли каратели из числа буржуазных националистов. Затем — румынские части, а замыкающими — подразделения гитлеровских войск.

Развернутым строем, на расстоянии нескольких метров друг от друга, враги двинулись к центру леса. В целях психологического воздействия они одновременно с помощью громкоговорящих установок, укрепленных на танкетках и бронетранспортерах, на молдавском и русском языках вели передачу: «Сдавайтесь, вам будет сохранена жизнь». За добровольную сдачу даже предлагали вознаграждение.

Мы залегли в низине, приготовили гранаты, оружие. Против восьмидесяти партизан брошены крупные силы карателей. Враг бьет из минометов беглым огнем по всему лесу. В нас летят, точно срубленные саблями, верхушки деревьев, комья земли, развороченные корни. Воздух наполнился пороховой гарью, в ушах глухой шум. Отходим в глубь леса.

Кольцо окружения неотвратимо сжималось. Выход один — прорваться в Болдурештский лес.

Но по мере того как солнце все ниже и ниже опускалось к горизонту, оккупанты продвигались все медленнее. Когда стемнело, лейтенант Тюканько сказал:

— Все, дальше они не пойдут.

— Приготовиться к прорыву в Болдурештский лес, — распорядился Рослик.

Молча прилаживаем оружие, чтобы не гремело. Идем быстро, петляя по известным только проводникам тропам. Впереди разведчики Иванченко, Кадыков, Дулепа, Варламов, Леонович, Иван Волк, Федоров, замыкающими — Петр Овчаренко, Андрей Самоний, Тихомиров и я. Миновали Юрчены, Бурсук, Долны (ныне Пушкино). У шоссе близ Долны залегли, приготовили гранаты. Впереди изредка вспыхивают огоньки, видимо, папиросы вражеских солдат. Где-то между ними мы должны прорваться. Разведчики указали место прорыва. Шепотом подана команда: «Вперед», и вся колонна, не открывая огня, молча ринулась через шоссе.

От напряжения и усталости люди совсем выбились из сил. Шагающий рядом со мной Женя Сахарный еле передвигает ноги. Капельки пота градом катятся по изможденному лицу. На ходу беру его вещевой мешок и хочу взять автомат, но он решительно отстраняет руку и просит меня перевязать открывшуюся рану. Только сейчас узнал, что его ранило, когда он был десантником еще под Шполой, на Киевщине. Мы отстали от своих товарищей, но к утру были уже среди своих.

За два с половиной месяца до Ясско-Кишиневской операции в районе юго-западнее Кишинева командование 6-й немецкой армии провело более 20 облав и карательных экспедиций. Но при подведении итогов борьбы с партизанами оккупанты вынуждены были признать, что «партизаны продолжали оставаться господами положения». Так и записано в журнале боевых действий 6-й немецкой армии[12].

Благодаря энергичным действиям партизанских отрядов, население воспрянуло духом и стало еще активнее помогать нам. В наши ряды вливались новые силы: шли крестьяне и бежавшие из плена советские солдаты.

Командиры отрядов Тюканько, Кузнецов, начальник штаба Рослик и командир разведки Иванченко внимательно присматриваются к новичкам, распределяют их по группам.

Вася Федоров взялся подготовить новую группу подрывников. В нее вошли Иван Кожин, Федор Евстигнеев, Владимир Олейник. Они впоследствии стали хорошими бойцами. Ко мне вторым номером определили Николая Тихомирова.

Это был высокий, широкоплечий здоровяк, лет двадцати семи. Он оказался смекалистым, в несколько приемов освоил ручной пулемет. В боевых операциях был спокойным и решительным.

Разбившись на небольшие группы, партизаны готовились к боевым операциям: чистили оружие, проверяли снаряжение. Новички поочередно брали из рук опытных людей мины и под их наблюдением учились обращаться с опасным оружием. С наступлением ночи каждая группа уходила на задание. И так изо дня в день.

Однажды перед рассветом восток запылал бесконечными сплошными молниями. Земля затряслась от мощного гула орудий. Сердце подсказывало: это свои. Видимо, началось крупное наступление Красной армии.

Как мы его ждали! Наши лица озарены яркими вспышками орудийных залпов. Огненные песни прославленных «Катюш», стремительный полет наших отважных соколов, грохот танков возвестили о том, что час возмездия настал и победа близка.

А пока… немцев полно, своих еще нет. Следует и нам усилить свои удары по врагу с тыла.

На пятый день боев после оглушительных разрывов бомб и снарядов воцарилась напряженная тишина. Наши разведчики сообщили, что в селе Ниспорены вражеских войск нет.

Но что это? Вдали по шоссейной дороге, со стороны Кишинева, на окраине Ниспорен появляются какие-то военные части, артиллерия, пехота, машины и колоннами быстро растекаются по селу. Жители на всякий случай попрятались в дома и украдкой подсматривали в окна.

Большой поток войск пугал их. Если это отступают немецкие части, то они могут еще натворить бед.

Наша связная Ирина Ильинична Тулбури — мать Кати Кадыковой — тоже прильнула к окну.

— Странно, — говорит она своему семнадцатилетнему сыну Степану, — колонна дошла до половины села, а кругом так тихо.

Когда солдаты подошли к дому настолько, что можно было различить погоны, Ирина Ильинична крикнула:

— Степа, да ведь это наши! Беги скорей, встречай!

Ирина Ильинична торопливо вышла за ворота и начала звать соседей:

— Выходите, выходите, не бойтесь. Наши пришли!

Улица быстро заполнялась народом. Ирина Ильинична обратилась к молодой, невысокого роста женщине:

— Помнишь, Мария, как мой брат Савва уходил на войну? Он еще тогда сказал, что русские сейчас отступают, но они непременно одолеют врага и обязательно вернутся с победой.

Село мгновенно преобразилось. Вдоль улицы с криком бежали вездесущие мальчишки, оповещая жителей о прибытии советских войск. Крестьяне приглашали долгожданных гостей в дом, выносили прямо на улицу хлеб, брынзу, вино и угощали всех подряд.

Трудно передать чувство, охватившее нас, партизан, входивших в это время в село. Каждый из нас побывал в крепких объятиях наших солдат.

Когда праздник был в самом разгаре, раздались отдельные звуки еще не полностью собранного оркестра. Отчетливо выделялись удары барабана. Вскоре одиночные звуки слились в мощный слаженный ансамбль. И закружились в вихре темпераментной «Молдовеняски» стар и млад, солдат и партизан. Скажешь два слова по-молдавски — и ты уже свой.

Народ ликовал…

В селе мы оставались еще две недели. Помогали нашей армии вылавливать и разоружать разбежавшиеся после Ясско-Кишиневской операции разрозненные группы немцев.

Партизаны вынесли из леса своих погибших боевых товарищей и похоронили их в братской могиле в центре села Ниспорены со всеми почестями.

Жизнь стала налаживаться. В Ниспоренах, Кристештах и других селах истосковавшиеся по мирному труду крестьяне с энтузиазмом взялись за восстановление народного хозяйства. Справили партизанскую свадьбу. Молодоженов Пашу Старовойтова и Веру Гулинкову пришло поздравить все село. Наши пути с партизанами отряда имени Котовского расходятся. Многие из них остаются в селе Ниспорены, некоторые идут в армию, а мы (лазовцы) держим путь на Кишинев. В селе Дурлешты встречаемся с другими партизанскими отрядами, подводим итоги боевой деятельности и направляемся на мирную работу.

Минуло двадцать лет. Как все изменилось! В селе Ниспорены выросли новые улицы. Построены винзавод, маслосырзавод, консервный завод, мельница, комбинат бытового обслуживания, кинотеатр.

До Советской власти здесь было только две трехклассных школы. Сейчас имеется две десятилетки — русская и молдавская, музыкальная школа, три восьмилетних школы.

Бывшие партизаны трудятся в различных областях народного хозяйства. Николай Николаевич Иванченко — главный редактор областной газеты «Черноморская коммуна», Петр Николаевич Образцов — майор Советской Армии, Тарас Платонович Ноур — заведующий конефермой колхоза «Ленинский путь» в селе Кучиеры Дубоссарского района, Василий Сергеевич Калараш — заведующий животноводческой фермой в колхозе села Стецканы Оргеевского района, Григорий Иванович Бабуч работает юристом в Чадыр-Лунге, Валентина Варламова — связистом на почте села Шишканы. Андрей Романович Самоний живет и работает в родном селе Каменка.

Мария Ивановна Екимук выращивает табак в колхозе «Маяк». В том же колхозе работают ее отец Иван Иванович Попа, ему в этом году исполняется 80 лет, и Александр Гуйдя. Корней Евдокимович Кадыков — шофер Ниспоренской АТБ, Ирина Ильинична Тулбури — колхозная пенсионерка. Я работаю в Кишиневском сельскохозяйственном институте.

Более тысячи километров прошли молдавские партизаны от Пинских болот Белоруссии до берегов седого Днестра.

Благодарный молдавский народ никогда не забудет тех, кто отдал самое дорогое, что у них было, — жизнь во имя освобождения Родины от фашистских оккупантов.

Народ свободной солнечной Молдавии свято хранит память о погибших героях Иване Анисимове, Матвее Червонном, Михаиле Шалыгине и местных жителях Григории Круду, Георгии Лозан, Касьяне Екимук и других.

В память о павших в боях в центре села Ниспорены воздвигнут монумент «Родина-мать».

Часто сюда приносят цветы старики, женщины, дети. За братской могилой ухаживают пионеры вместе со своей старшей пионервожатой Ниной Кадыковой — дочерью партизана. Ей сейчас 19 лет, столько, сколько нам было тогда.

Давно отгремели бои. Уже не война, а ее последствия — болезни — унесли во цвете лет лучших наших боевых товарищей Жору Леоновича, Васю Федорова, Пашу Рослика, умерли наши первые связные Георгий Васильевич Круду, Аксентий Григорьевич Смирнов, Матрена Потаповна Дьякова.

В 1963 году со всех концов Советского Союза: из Ленинграда, Москвы, Ростова, Украины, из сел Молдавии приехали в Кишинев отметить двадцатилетие создания молдавских партизанских отрядов генерал-майор запаса Андреев — командир Первого Молдавского соединения, Шкрябач — командир Второго Молдавского соединения, Мухин — начальник молдавского отдела при Украинском штабе партизанского движения, Герой Советского Союза В. И. Тимощук и Н. М. Фролов, М. А. Кожухарь, Л. С. Дьяченко, Е. А. Старченко, П. И. Мясников и другие.

На встречу пришли воины гарнизона, участники Ясско-Кишиневской операции, ударники коммунистического труда, комсомольцы, пионеры и школьники столицы республики. С докладом «О славном пути молдавских партизан» выступил бывший комиссар Первого Молдавского соединения Г. Я. Рудь. Все слушают, затаив дыхание. Партизаны передают лучшей пионерской дружине города как святую реликвию — памятный вымпел с написанными на нем словами: «…Будьте достойными ваших отцов, матерей, братьев и сестер, отстоявших в битве с врагом честь, свободу и независимость нашей Родины! Свято храните их боевые традиции. Высоко держите Великое знамя Ленина…»

В крепкие, надежные руки берет его смена юных. Молодежь дает торжественную клятву вместе со старшим поколением бороться за мир, за укрепление могущества любимой Родины, принимать активное участие в строительстве светлого будущего — коммунизма.

В. Л. Шапорда, старший лейтенант запаса В тылу врага

Во время подготовки советских войск к проведению Ясско-Кишиневской операции я находился в г. Сороки. Там в мае 1944 года вместе с другими товарищами был вызван в штаб молдавских партизан, который работал на правах отдела при Украинском штабе партизанского движения.

В штабе нас встретили приветливо, познакомили с товарищем Бовиным:

— Это ваш командир. Он будет формировать новый отряд, — сказал полковник Мухин.

Каждый старался узнать поближе человека, которому вверялась наша судьба. Он был среднего роста, энергичный, подтянутый. Когда Яков Абрамович Бовин беседовал с нами, мы отметили его хладнокровие и волевой характер.

— Мы должны сформировать партизанский отряд имени Алешина, — говорил наш командир. — Потом перелетим линию фронта и на парашютах высадимся в лесу, в районе действий партизанского отряда имени Котовского. На подготовку отводится две недели. Будем изучать оружие, учиться стрелять и пользоваться взрывчаткой.

Вскоре нас познакомили с начальником штаба В. И. Свечильским и комиссаром Г. Н. Сутягиным.

Настроение у всех приподнятое. Мы горели желанием поскорее встретиться с врагом и отомстить ему за кровь, муки и страдание нашего народа.

Отряд был организован сравнительно быстро. В него входило 25 человек. Прошли необходимую подготовку. Когда нас провожали, представитель Центрального Комитета Комсомола Молдавии А. С. Петров произнес напутственную речь.

— Не забывайте, товарищи, главного в нашей работе, — говорил он. — Крепите связь с народом.

Распрощавшись, мы погрузились в самолет. К счастью, ночь выдалась темная. Это благоприятствовало высадке отряда.

Самолет оторвался от земли. Слышу звонкий голос лейтенанта медицинской службы Макарова. Он хочет еще раз проверить, все ли знают, как нужно оказать в случае необходимости первую помощь. Сидевший рядом со мной Руссу спрашивает:

— Как самочувствие?

— Хорошее, — говорю.

Усилившийся ветер бросает самолет то вверх, то вниз. Сидим словно в телеге, которая идет по выбитой проселочной дороге.

Перелетаем линию фронта. Из окна самолета видны в облаках кудрявые дымки от снарядов вражеской зенитной артиллерии.

Через несколько минут приближаемся к цели. Радист поправляет навьюченную рацию, готовится к прыжку. Самолет делает первый круг. Штурман дает команду приготовиться. Все насторожились. После звонка открыли дверь. Врывается ветер. Внизу видим огоньки ручных фонарей. Это партизаны отряда имени Котовского указывают нам место приземления.

Штурман командует:

— Пошел!

Первым оторвался от самолета командир отряда Бовин. За ним радист, а потом все остальные.

Приземлился. Орудуя финкой, освобождаюсь от парашюта. Вдруг слышу топот, ко мне кто-то приближается. В ночной темноте ничего не видно. Спрашиваю пароль. Ответил Саша Камышный. Он подбежал ко мне и с радостью крикнул:

— Вася, это ты…

Хватаю его в объятия. Саша помог мне освободиться от парашюта. Пошли искать остальных товарищей.

Ветер разбросал партизан на большое расстояние друг от друга. Трое зацепились парашютами за деревья. А в основном высадка прошла благополучно. К утру все собрались в условленном месте. Завязался дружеский разговор с котовцами.

Мы рассказывали о положении на фронтах и на Большой земле. Котовцы ознакомили нас с состоянием дел в отряде, поведали о вражеских гарнизонах, о связях с населением, показали по карте район наших действий. Расположились в Злобинском лесу, недалеко от Яргоры. На следующий день в пять часов утра наблюдатели доложили, что из села Скиносы по направлению к нашему лагерю движется колонна фашистов. Бовин приказал занять позицию у опушки леса, ближе к дороге, и приготовиться к ведению огня.

Фашистов подпускаем на расстояние 50–60 метров. По команде открываем дружный огонь. Растерявшиеся оккупанты пустились в беспорядочное бегство. Настигая убегающих гитлеровцев, партизаны вступили в рукопашный бой.

В схватке, продолжавшейся около часа, мы вместе с котовцами уничтожили полсотни фашистов. В планшете убитого офицера обнаружили документы. Среди них планы облав карателей на молдавских партизан.

Наши потери: трое раненых из отряда Бовина и двое из отряда имени Котовского.

Партизаны пополнили боевые запасы трофеями. Теперь наш отряд располагал большим количеством автоматов и патронов. После боя командиры двух отрядов договорились о дальнейших совместных действиях и способах повседневной связи между собой.

В отряде жизнь пошла своим чередом. Ночь стала для партизан их боевой спутницей. Быстро, буквально в течение недели, нам удалось установить связь с населением ближайших сел. Через связных из этих сел мы стали получать важные сведения о численности и расположении противника.

Неся слово Коммунистической партии в массы, мы разъясняли трудящимся, что недалек день, когда враг будет разбит. Трудящиеся Молдавии делали все для быстрейшего изгнания ненавистных захватчиков с родной земли. Где бы партизаны ни появлялись, их везде встречали по-братски, постоянно оказывали содействие в борьбе с врагом.

В населенных пунктах Скиносы, Сарата-Мерешены, Бозиены и Сагайдак мы организовали с помощью связных распространение листовок и брошюр. В них рассказывалось о победах Красной Армии на фронтах, о трудовых успехах в тылу. В листовках партия призывала население бить захватчиков любыми средствами.

В партизанском отряде я работал в составе группы минеров, которую возглавлял Василий Горбатенко. В конце июня 1944 года мы получили задание командования отряда пустить под откос эшелон с военной техникой и живой силой противника на участке железной дороги Кишинев — Злоти. При выполнении этой операции неоценимую помощь оказал нам житель села Карбуна Иван Прокофьевич Лупашко. Тайными тропами, в обход вражеских постов провел он нас к железнодорожному полотну.

Когда группа достигла железнодорожной линии, Горбатенко распределил между нами обязанности. Он сам взялся заложить под рельсы мину нажимного действия. Остальные вели наблюдение и охрану. Все готово. Мы насторожились. Слышим стук колес поезда, идущего со стороны станции Злоти. Уходим в укрытие. Паровоз идет на всех парах. Вот он проскакивает мину передними колесами. Мгновение — и вспыхивает ослепительное зарево. Эшелон подорван, вагоны пошли под откос. Через некоторое время уточнили, что в результате взрыва уничтожены: паровоз, двадцать семь вагонов, 10 автомашин, 15 танков, 10 пушек, 16 мотоциклов, до 400 солдат и офицеров противника.

Распрощавшись с нашим боевым другом И. П. Лупашко, мы направились обратно в наш лагерь. Примерно в шесть часов вечера увидели в лесу костер. Вокруг него сидели восемь незнакомцев. Все они были обросшие щетиной, оборванные.

Горбатенко спрашивает:

— Кто вы такие? Что здесь делаете?

Коренастый, среднего роста человек отвечает:

— Бежали из плена, из лагеря смерти вырвались. К партизанам желаем присоединиться.

— Вот мы и есть партизаны, — сказал Горбатенко, — с нами пойдете?

Пленные изъявили единодушное желание идти вместе с нами. Мы познакомились. Я задал вопрос:

— Оружие имеете?

Длинный, худощавый, назвавший себя Ивановым, махнув рукой в сторону кустов, ответил:

— Вот наше оружие.

Мы увидели лежавшие в куче дубинки. А Иванов продолжал:

— Какое там оружие, товарищи партизаны… Еле ноги унесли.

— Возьмите нас с собой, будет и оружие. Сами отнимем у фашистов в первой же операции, — твердо заявил один из них.

— Хорошо, — заключил Горбатенко. — Пошли.

Усталые, измученные в плену люди разобрали свои дубинки и, опираясь на них, тронулись в путь. По дороге продолжался разговор. Мы спрашивали товарищей, кто в какой части служил, при каких обстоятельствах попал в плен, как обращаются гитлеровцы с нашим населением и пленными, как удалось вырваться из лап фашистского зверя.

К утру мы достигли расположения отряда. В нем оказалось много новых людей. Выяснилось, что во время нашего отсутствия отряд вырос за счет добровольцев и бежавших военнопленных до 65 человек.

В этот же день получили указание о передислокации лагеря в Котовский лес. С наступлением темноты начали перебазироваться. Наш путь проходил недалеко от села Мерешены, где располагался крупный гарнизон немцев и румын. Натолкнувшись на ночной патруль, завязали перестрелку. В этом бою был тяжело ранен заместитель командира отряда Иван Барыбин. Мы отправили на тот свет 15 гитлеровцев.

Отряд повернул на северо-запад. Миновали село Сарата-Мерешены и к 5 часам утра прибыли в Котовский лес.

От местных жителей мы узнали, что оккупанты намереваются провести облаву.

На следующий день в 7 часов утра разведка доложила, что по направлению к Сарата-Мерешены движется колонна гитлеровцев. Мы пошли на хитрость. Подойдя вплотную к колонне со стороны расположения румынского гарнизона, дали по нему несколько залпов. Румыны открыли ответный огонь, который пришелся как раз по немецкой колонне. Партизаны вышли на опушку леса и засели в порослях молодой акации.

Перестрелка румын с немцами длилась примерно полтора часа. В результате с обеих сторон были большие потери. На следующий день мы наблюдали, как гитлеровцы с утра до вечера на подводах вывозили из леса убитых.

У местечка Ганчешты находились немецко-фашистские и румынские подразделения, предназначенные для уничтожения партизанских групп. Ранним июльским утром 1944 года у села Мерешены мы завязали перестрелку с фашистскими патрулями. Из пулеметов и автоматов скосили 24 гитлеровца. У нас потерь не было.

Однажды группа из 5 человек во главе с командиром отделения Василием Овчаренко получила задание достать «языка». Необходимо было уточнить данные о сосредоточении большого количества противника в районе Ганчешт.

В эту группу входил и я. Мы выдвинулись в указанный район и устроили засаду в кустарнике, метрах в пяти от шоссейной дороги Кишинев — Ганчешты. Сидим. Время идет медленно. На шоссе появилась легковая автомашина. Подпускаем поближе. По команде Овчаренко открыли огонь. Машина свалилась в кювет и перевернулась вверх колесами. Тут же вспыхнуло пламя от взрыва гранаты, метко брошенной партизаном Богомоловым.

Из машины мы извлекли двух раненых: немецкого офицера и начальника жандармерии местечка Ганчешты. Шофер был невредим. Достались и трофеи: два пистолета, два автомата, винтовка, бинокль и десять ручных гранат.

Пленных и трофеи доставили в отряд. Немецкий офицер и начальник жандармерии дали некоторые показания, но полностью обстановку выяснить не удалось. Тогда мы посоветовались и наметили интересный и довольно рискованный план. Василий Овчаренко в совершенстве владел румынским языком. Было решено отправить его в местечко Ганчешты, где располагался гарнизон гитлеровских и румынских войск.

Овчаренко надел на себя обмундирование жандармского офицера и в сопровождении партизан Джумбея и Рожко, которые были одеты в форму румынских солдат, отправился выполнять задание. Командование отряда преследовало цель: уточнить расположение гарнизона, количество войск, огневых средств, разведать планы действий. При возможности захватить «языков», желательно из офицерского состава.

Прибыв в Ганчешты, Овчаренко выдал себя за представителя Кишиневской жандармерии. Он приказал собрать всех румынских жандармов для того, чтобы сообщить им важные сведения. Когда жандармы прибыли, Овчаренко заявил:

— Русская армия завтра будет здесь. Вчера две румынские бригады перешли на сторону русских. Остальные румынские части также сдаются в плен и переходят на сторону русских. Поэтому расположенным здесь частям румынской армии вместе с жандармскими силами необходимо следующей ночью окружить расположенный в Ганчештах гарнизон немцев, обезоружить их и передать командованию Красной Армии.

В это время советская авиация массированным налетом бомбила Ганчештские леса. Во вражеском гарнизоне началась паника. Воспользовавшись ею, Овчаренко, Джумбей, Рожко погрузили ценные трофеи, документы и нескольких жандармов на две подводы и благополучно прибыли в партизанский лагерь.

По захваченным документам и сведениям, полученным от «языков», командованию отряда удалось установить состав, вооружение и планы вражеского гарнизона, расположенного в Ганчештах. Эти данные были необходимы для всех партизанских отрядов, с которыми мы имели связь. Василий Овчаренко и его товарищи прекрасно справились с возложенной на них задачей.

В отряд вливались все новые и новые люди. Они получали оружие и делом доказывали пламенную любовь к Родине, жгучую ненависть к врагам.

В селе Бозиены наш отряд обнаружил большие продовольственные склады противника. Ночью у всех складов были сняты посты. Продовольствие вывезли в лес. Потом передали его подошедшим частям Красной Армии.

Однажды через связных нам удалось узнать, что из Сарата-Галбены на Мерешены движется большой обоз. На 36 подводах находились ящики со снарядами, которые противник подвозил к линии фронта. Из засады обстреливаем обоз. Фрицы побросали телеги и в панике рассыпались во все стороны. Снаряды мы вывезли в глубокий овраг и небольшими партиями подорвали.

Захваченные в этой операции 12 фашистских солдат рассказали, что за ними через день будет следовать в этом же направлении колонна машин. Повезут солдат и продовольствие. Командование решило устроить засаду всем отрядом. Расположились в трех местах, чтобы одновременно ударить по голове колонны, хвосту и середине.

Долго ждать не пришлось. Услышали шум моторов. Когда вся колонна оказалась в зоне обстрела, мы одновременно открыли огонь из всех видов имевшегося у нас оружия. Гитлеровцы в замешательстве стали разбегаться. Настигаем их и уничтожаем огнем, штыком, прикладом. Машины подрывали гранатами. Колонну, состоявшую из 29 машин, уничтожили полностью. На дороге осталось 80 трупов фашистских солдат и офицеров.

Пополнили запасы продовольствия и боеприпасов.

В партизанском отряде мне много раз приходилось вместе со своими товарищами выполнять самые различные задания, участвовать в больших и малых операциях. Мы совершали диверсии, минировали железные дороги и мосты, нарушали связь, подрывали склады с горючим, продовольствием, боеприпасами, уничтожали живую силу и технику противника.

Партизаны действовали смело, решительно. Мы жили единой боевой семьей. Дружба, товарищество, помощь и взаимная выручка были незыблемыми нормами нашего поведения. В моей памяти запечатлелись светлые образы товарищей по оружию, вместе с которыми не раз приходилось выполнять сложные и рискованные операции и, как говорится, смотреть смерти в лицо. Это Василий Стаценко, Георгий Руссу, Василий Горбатенко и многие другие.

В. А. Денисов, сержант запаса Героическая быль

В жизни человека случаются такие моменты, когда время как бы замедляет свой бег, и тогда даже одна-единственная минута кажется вечностью. Вот такие мучительные минуты испытал лейтенант Евгений Федорович Ярлыков, когда его самолет лишился управления.

От сильного удара Ярлыков потерял сознание. Оно вернулось к нему тогда, когда фашистские автоматчики, окружив самолет, в зловещей тишине сжимали кольцо. Стонал раненый штурман. Сопротивляться было невозможно.

Летчикам связали руки и на автомобиле отправили в Кишинев. Допрашивать их вызвался сам комендант и начальник гарнизона генерал-майор фон Девиц-Кребс. Однако к назначенному часу он не явился, и летчиков допрашивал высокий худой человек в форме майора СС. Майор был молод, носил пенсне в золотой оправе. Он спокойно выслушал все, что ему доложили конвоиры.

Затем подошел к Ярлыкову, небрежно толкнул его в плечо и, сильно коверкая русские слова, сказал:

— Ну, давай будем немного побеседовать…

Неожиданно завыла сирена воздушной тревоги. Майор велел увести пленных.

Их заперли в каменном сарае. Где-то рвались бомбы, в небе гудели самолеты, зло и растерянно отвечали им немецкие зенитки.

Наконец был дан отбой, но за летчиками никто не приходил. Темнело. Теплый воздух доносил в сарай пряные запахи весны. Накануне прошел первый, по-настоящему весенний теплый дождь. Клены распускали почки, выбросила первый лист сирень…

Еще несколько часов назад у себя на аэродроме они радовались приходу весны и, конечно, были далеки от мыслей, которые сейчас упорно лезли в голову: «Неужели это все, что было суждено сделать в жизни?», «Неужели конец?», «Ну нет, рано еще…» Ярлыков осмотрел сарай. Стены каменные, потолок добротный. Вершковые доски приколочены прочно — голыми руками не возьмешь. Сел в угол, судорожно обхватил голову: «Думай, Ярлыков, думай!» Встал, зашагал вдоль стены.

Из земли торчит обломок железного обруча. Ярлыков вынул его. Пригодится. Летчик попробовал долбить стену. Штукатурка поддавалась. К полуночи удалось вынуть первый камень. Дальше долбить стало легче.

К рассвету пролом был готов. Оказалось, что стена выходила прямо на улицу. Уличные фонари были погашены, и летчикам удалось уйти незамеченными. Когда взошло солнце, они успели добраться до леса. Шли вдоль дороги Кишинев — Оргеев. В одном месте их обстреляли. Друг Ярлыкова скоро выбился из сил. К вечеру они с трудом добрались до села Грушево. Здесь были немцы. Приземистая хатенка с двумя крошечными оконцами во двор стала их укрытием. Хозяйка — неразговорчивая, убитая горем и нуждой пожилая женщина, мужа которой немцы угнали в Германию, согласилась присмотреть за раненым.

Оставив товарища в Грушеве, Ярлыков вернулся в лес, решил пробираться к своим. Ночью два раза он слышал, как над лесом пролетали советские самолеты. «Может быть, это наша гвардейская, — думал летчик. — Где-то недалеко линия фронта. Одного дня хватило бы, чтобы дойти до своих…»

Весь следующий день Ярлыков провел в воронке от взрыва бомбы. Два сухаря, раздобытые в Грушево, были давно съедены. От голода темнело в глазах, слабели ноги.

Как только стемнело, Ярлыков снова попытался выйти к какому-нибудь жилью. Но сделать этого не удалось. В одном месте он увидел огонь костра и подошел к нему совсем близко, как вдруг услышал немецкую речь. Он отбежал назад и, сделав крюк километра в два, оказался на просеке. Дальше идти не решился. Он снова отыскал воронку, лег в нее и впервые за трое суток заснул.

Земля была сырой и холодной. Проснулся он от озноба, тело одеревенело. Едва держась на ногах, Ярлыков побрел опять к дороге, надеясь встретить крестьян. Спрятавшись в камышах, он стал следить за дорогой. Скоро из-за холма показалась подвода. На телеге сидел человек в шинели без погон. Ярлыков пристально всматривался в его лицо: «Кто он? Молдаванин, русский или немец?.. Нет, на немца вроде не похож…» И Ярлыков вышел ему навстречу. Они с минуту молча смотрели друг другу в глаза. Один с удивлением, другой с мольбой и тревогой. Наконец Ярлыков протянул руку:

— Здравствуй, товарищ!

Опять минута показалась Ярлыкову вечностью.

Наконец человек на подводе протянул руку:

— Ты пленный?

— Нет, — сказал Ярлыков, — какой же я пленный, я голодный да вот прозяб малость. Не найдется ли, браток, у тебя хлеба? Деревня далеко ли?

— Хлеба я тебе дам, и деревня тут близко, вот сразу за бугром. Но не вздумай туда показаться: немцы в каждом доме. И здесь стоять нам опасно. Приходи в лес, я тебя там подожду.

Скоро в лесу, сидя на телеге, Ярлыков ел хлеб с салом и отвечал на вопросы своего нового знакомого. Это был Иван Варфоломеевич Платонов — объездчик местного лесничества, житель села Иванча.

Уезжая, Платонов договорился с лейтенантом встретиться вечером на том же месте, обещал привезти ему одежду и пищу. Ярлыков сначала обрадовался этому, а потом его охватило сомнение: не устраивают ли ему ловушку? На всякий случай он перебрался в другое место, откуда и наблюдал за дорогой. Однако опасения его были напрасны. Платонов вечером пришел один. Предложил перебраться в село, к нему в дом. Ярлыков согласился.

Семь дней прожил он на чердаке. Кроме Ивана Варфоломеевича и его сына Валентина, никто больше не знал об этом. А между тем жандармы уже искали советских летчиков по всем окрестным селам. Начались обыски. Узнав об этом, Платонов спрятал лейтенанта в земляном птичнике. В тот же день полицаи пришли и к Платонову, перерыли все в доме, но найти Ярлыкова не смогли.

После обыска поздно вечером, когда в избах погасли огни, Платонов пошел к односельчанину Ивану Ивановичу Атаманюку посоветоваться, как быть дальше. Атаманюка он знал давно, был уверен в его добропорядочности.

Дверь отворил хозяин:

— Заходи, Иван Варфоломеевич. Что так поздно?

— Дело есть. Слыхал, обыск у меня был?..

— Слыхал. Летчика какого-то ищут…

— Ищут…

Помолчали. Каждый ждал. Наконец Атаманюк сказал:

— Давай-ка я с ним побеседую…

Следующей ночью Ярлыков был уже у партизан. В лесу их оказалось много — бежавшие из плена советские бойцы и командиры, крестьяне, румынские солдаты, не хотевшие воевать против страны Советов. Это были мелкие разрозненные группы. В короткое время он сколотил отряд из 80 человек. Атаманюк и Платонов помогали партизанам обмундированием и продовольствием. Во дворе, где жил Атаманюк, стояла немецкая походная кухня и интендантские повозки. К тому времени советские войска уже освободили город Оргеев, и линия фронта была совсем рядом с Иванчей. Каждый день немцы привозили с передовой оружие, шинели, сапоги. Учета всему этому не было. Атаманюк несколько раз подводой переправлял в лес для людей Ярлыкова немецкие трофеи. Обычно в повозку с оружием клали мешок картошки и борону, а сзади привязывали плуг. Всем, кто встречался по дороге, Атаманюк говорил, что едет сажать картошку.

За селом, возле самого леса, он впрягал лошадь в плуг и принимался за пахоту. В борозды прятал все, что привозил. Как только темнело, сюда приходили люди из отряда.

Вскоре в округе уже многие знали, что вдоль шоссейной дороги Оргеев — Кишинев в лесах действуют партизаны. Из уст в уста передавались рассказы о том, как они забросали гранатами немецкий обоз и взорвали склад боеприпасов.

Оккупанты неистовствовали. В деревнях арестовывали всякого, кто внушал подозрение. Чуть стемнеет — на улицах патрули. И все-таки Ярлыков приходил в Иванчу. Дважды его останавливали на улицах полицаи, но он ловко обманывал их.

Однажды Атаманюк доставил партизанам три мешка картошки. А когда собрался уезжать, Ярлыков велел обождать. Он ушел в лес и скоро вернулся совершенно неузнаваемым: грим и костюм сделали из него старика.

— Отвезешь меня, Иван Иванович, в село? Что-то немцы стали вести себя подозрительно. Еще вчера послал трех мужчин и двух женщин в разведку — никто не вернулся…

Ехали молча. И о чем было говорить, если каждый знал думы другого.

В Иванче все было спокойно. Но как только Ярлыков вошел в дом Атаманюка, дверь соседней комнаты распахнулась и его ослепил яркий свет фонаря.

Ярлыков отпрянул к стене: перед ним стоял офицер СС и требовал документы.

Документов не было. Ярлыков сказал, что он эвакуировался из оставленного немцами Оргеева, очень болен, жена и дети умерли, и теперь он вынужден просить по деревням милостыню. Немец неодобрительно покачал головой, подошел к Атаманюку и попросил подтвердить. Атаманюку он верил, потому что жил в его доме. Иван Иванович успокоил немца.

Когда офицер ушел, заторопился и Ярлыков:

— Ну, спасибо, Иван Иванович. За все… — сказал он, пожав хозяину руку, и скрылся за дверью.

Через полчаса где-то в центре села раздались выстрелы. Всю ночь было неспокойно. А утром прошел слух: немцы ищут партизан. В полдень оккупанты стали сгонять всех мужчин во двор школы. Под усиленным конвоем в тот же день их вывели за село и погнали в сторону Кишинева. Третьего июня 1944 года той же дорогой из Иванчи погнали женщин, детей и стариков.

Давно зарубцевались солдатские раны, распаханы противотанковые рвы, и все-таки прошлое не уходит из памяти. Нет-нет, да и дает оно о себе знать. Вот и теперь в редакцию газеты «Советская Молдавия» пришло короткое письмецо.

В тот же день, когда было получено это письмо, я выехал в Иванчу.

К великому сожалению, Ивана Варфоломеевича Платонова в селе не оказалось. Он давно уже переехал на Украину.

Ивана Ивановича Атаманюка разыскал без труда. Он работает на государственной мельнице. Передо мной стоял высокий, широкоплечий мужчина с большими, чуть-чуть грустными глазами. Я показал ему фотографию, на которой были изображены Ярлыков, его жена, дети — мальчик и девочка. Он долго всматривался в нее и вдруг воскликнул:

— Женя!.. Евгений Федорович!

Атаманюк провел меня в свою контору. Не торопясь, обстоятельно, как бы разговаривая с самим собой, он бережно вспоминал былое, сам себя поправлял и дополнял. Чувствовалось, что воспоминания о встречах с Ярлыковым ему дороги. Мы засиделись дотемна. От Атаманюка я и узнал то, о чем здесь рассказано.

Прощаясь, Иван Иванович спросил:

— Вы что же, уходите? А адрес Евгения Федоровича не оставили? Я ему обязательно напишу.

Как много времени прошло с тех пор. Когда его отряд перешел линию фронта, он опять стал летать. Берлин брал. Тремя орденами боевого Красного Знамени награжден. После войны приезжал в Иванчу. На площади митинг был…

Атаманюк помолчал, потом добавил, улыбаясь:

— Мне и Платонову тогда председатель уездного комитета товарищ Герасименко по отрезу шерсти на костюмы подарил…

Позже я узнал, что Евгений Федорович после демобилизации из Советской Армии шесть лет работал в гражданском воздушном флоте вторым пилотом и командиром корабля. Сейчас летать по состоянию здоровья не может и работает в отделе технического снабжения Магаданского аэродрома. Там же работает его жена.

Я переписал обратный адрес Ярлыковой и отдал Атаманюку.

Он бережно завернул его вместе с фотографией в белую бумагу и спрятал в нагрудный карман пиджака.

— Хорошо бы еще разыскать Платонова, — сказал он мечтательно. — Пусть бы тоже порадовался старик…

Провожая меня, он вышел во двор мельницы и долго смотрел мне вслед, пока я не свернул на соседнюю улицу.

Совсем недавно после долгих поисков удалось отыскать и Ивана Варфоломеевича Платонова. Он живет в селе Русская Ивановка Старо-Казацкого района Одесской области. Это человек довольно интересной судьбы. Ему довелось лично знать Котовского в то время, когда Григорий Иванович был царским правительством заключен в Одесскую тюрьму. И. В. Платонов воевал против гайдамаков, в 1920 году у села Раскайцы потопил в Днестре лодку с белыми офицерами, позже вел подпольную работу в Бессарабии, за что подвергался арестам. Весточке о летчике Ярлыкове Иван Варфоломеевич обрадовался несказанно.

Немного позже он прислал в редакцию письмо. В нем приводит многие другие факты героических дел партизан, которые стойко боролись за власть Советов. Многие боевые друзья пали смертью храбрых… Торопливо бегут строчки письма, будто говорят: «Не забудьте!».

В рассказах Атаманюка и Платонова говорилось, что посланные однажды в разведку партизаны — две женщины и трое мужчин, ради которых Ярлыков ездил в Иванчу, так и не вернулись больше в отряд. Какова их судьба, выяснить не удалось. Но, изучая архивные материалы переписки бывшего административного директората департамента гражданского губернатора Бессарабии и Транснистрии и акты Чрезвычайной комиссии по учету ущерба и расследования злодеяний, причиненных гражданам СССР, я нашел такие сведения:

В двадцатых числах июля 1944 года в подвале шеф де поста жандармерии села Скорены (Новые Драгушены) Страшенского района содержались под стражей пятеро красных партизан: трое мужчин и две женщины. Издевательствами и пытками оккупанты пытались заставить своих пленников показать место нахождения отряда, но они молчали. Палачам не удалось сломить морального духа советских людей.

23 июля в пятистах метрах от села, у дороги, идущей в Кожушну, специальный карательный взвод в присутствии скоренского шеф де поста плутонера Василия Шушни расстрелял партизан. Трупы были захоронены через семь дней.

Позже, когда село было освобождено Красной Армией, могилу вскрыли. Житель села Скорены Владимир Дмитриевич Бобель опознал свою жену Софью, а Елена Профир — своего мужа Николая Григорьевича Профира. Имена остальных трех партизан остались неизвестны.

Очень может быть, что расстрелянные в Скоренах пятеро партизан и есть те самые люди, которых посылал Ярлыков на задание, — время и место события совпадают.

Вот и вся история, которую хотелось поведать и старым окопным бойцам, и подросшим солдатским детям, да и всем остальным читателям.