Молниеносно одна провокационная мысль сменилась другой еще более провокационной, настолько провокационной, что первая мысль по сравнению со второй казалась совершенно безвредной. Также молниеносно предательская мысль нашла свое выражение в предательском поступке.
Это был вечер одиннадцатого дня его ссылки, она накрывала длинный стол в большой гостиной для ужина, именно тогда и началось грехопадение Посланника Мести.
Он напряженно работал весь день, несколько раз тяжелые камни выскальзывали из его рук. Маленькие дети из деревни после полудня играли на лужайке перед замком, еще больше увеличивая его тревогу. Звук их звонких голосов и веселый смех, когда они гонялись за мячом на берегу или играли с котенком, эхом и гулом отдавались в его голове.
Сейчас он сидел в углу далеко от камина и удрученно жевал черствый хлеб. В последнее время он ел его буханка за буханкой, но все равно испытывал голод, так как его тело истощала ежедневная физическая работа. Но сколько бы хлеба он не ел, он продолжал терять вес и чувствовал себя вялым и слабым. Он знал, что в этом скрывалась причина того, что камни выскальзывали из его рук сегодня.
В последнее время, когда она выставляла на стол обильные и аппетитные блюда, его живот начинал возмущенно урчать. В предыдущие вечера он выходил из замка и шел на улицу, чтобы избежать искушения.
Но недавно, точнее только сегодня утром, он долго напряженно обдумывал замечание короля относительно его питания и тщательно исследовал слова приказа короля.
«Ты должен есть, но я советую тебе быть умеренным в еде».
Я советую тебе.
Это была самая неясная фраза из всего, что когда-либо говорил король. Я советую тебе. Это было совсем не похоже на то, как обычно король разговаривал со своим Посланником Мести. Можно было подумать, что король был … неуверен в себе, сомневался в чем-то и по какой-то непонятной причине не решался отдать конкретный приказ. И «умеренный». Насколько неоднозначно слово «умеренный»? Это слово было прямо приглашением к многочисленным разносторонним интерпретациям.
После долгого обдумывания, Посланник пришел к выводу – принимать решения с каждым днем становилось намного легче – что очевидно его король смутно себе представлял как много и усердно придется работать Посланнику, поэтому ему сложно было предположить какая пища может ему потребоваться. Следовательно, он просто «советовал», тем самым позволяя Посланнику определиться в этом вопросе самому. Если король оказал ему такое доверие, Посланник решил, что ни в коем случае не должен позволить себе вернуться к королю с ослабленным телом, рискуя навлечь на себя гнев короля.
Когда он поднялся и присоединился к ней за столом, ее глаза недоверчиво округлились.
– Я поужинаю с тобой сегодня вечером, - сообщил он, глядя на нее. Нет, обнимая ее глазами. Мучительно соблазнительный аромат сочного запеченного поросенка дразнил его обоняние; великолепие радужных оттенков огненных волос Джейн, одетой в изумрудное платье дразнил что-то, что он не мог определить, внутри него.
– А как же хлеб? – спросила она, наконец, после скептической паузы.
– Его недостаточно, чтобы насытить меня и восполнить силы, потраченные на ежедневный физический труд.
– Понятно, – осторожно ответила она, быстро поставив на стол еще один прибор.
Посланник рассматривал еду с большим интересом. Она положила ему щедрые порции жареной сочной свинины, заправленной густым соусом, картофель запеченный в сливках с луком, несколько видов овощей в еще одном соусе, и тонкие отбивные из лосося. В довершение она поставила на стол маслянистый сочный пудинг.
Когда она поставила все это перед ним, он продолжал смотреть на еду, зная, что пока еще не зашел слишком далеко. Он все еще мог подняться и вернуться в угол к своему хлебу.
Я советую тебе.
Он посмотрел на нее. У нее во рту была ложка, с которой она слизывала запеченные сливки. Это было последней каплей. Он набросился на еду как дикое голодное животное, он ел голыми руками, запихивая сочную вкусную свинину в рот, зубами срывал куски мяса с костей.
Боже, это было божественно! Обильная, сочная и теплая.
Джейн наблюдала за ним с удивлением. Ему понадобилось меньше трех минут, чтобы до малейшего кусочка с жадностью проглотить все, что она положила на его тарелку. Его аквамариновые глаза дико блестели, чувственный рот блестел от сока жаренного мяса, его руки – о, Боже, он начал облизывать пальцы, его розовые упругие губы тщательно обсасывали пальцы, от этого зрелища у нее подскочила температура градусов на десять.
Джейн ликовала. Хотя он так и не признался в том, что ему приказали есть только хлеб, она сама об этом догадалась. Каждый вечер когда она ужинала, он украдкой смотрел на нее, наблюдал как она ест, смотрел на еду с очевидным томлением, раз или два она даже слышала голодное урчание в его животе.
– Еще.
Он пододвинул ей свою тарелку.
С радостью она исполнила его просьбу. И в третий раз тоже, пока он не откинулся на спинку стула, вздыхая.
Посмотрев на него, она заметила, что его глаза стали другими. В его взгляде было что-то новое – долгожданное неповиновение. Она решила проверить это.
– Я думаю, в будущем тебе не следует есть что-то кроме черствого хлеба, – провокационно сказала Джейн.
– Я буду есть то, что посчитаю нужным. И это явно будет не хлеб.
У нее начали болеть губы от неимоверных усилий, которые она прилагала, чтобы сдержать восторженную улыбку.
– Я думаю, что это неразумно, – настаивала она.
– Я буду есть то, что захочу, – отрезал он.
О Эйдан, - с любовью думала Джейн, борясь с мокрым туманом слез радости, - молодец. Одна маленькая трещинка в фасаде его защитного панциря, теперь она не сомневалась, что человек, обладающий такой силой и независимостью как Эйдан, заставит этот панцирь разлететься на мелкие кусочки с невероятной скоростью.
– Ну если ты настаиваешь, – сказала она мягко.
– Я настаиваю, – буркнул он. – Подай мне вино. И достань еще один графин. Я чувствую, что скоро буду испытывать сильную жажду.
Столетия жажды. Жажды чего-то намного большего, чем вино.
Эйдан не мог справиться с удовольствием, которое он получил от еды. Помидоры, вызревшие на солнце, сладкая молодая кукуруза в свежевзбитом масле, жаркое с чесноком, яблоки, запеченные в тесте, смазанные корицей и медом. Было так много новых, интригующих ощущений! Аромат вереска в легком осеннем ветре, каждый вечер соленые ритмичные языки океана на его коже, когда он плавал, прикосновение мягкого белья к его коже. Однажды, когда в замке никого не было он снял всю одежду и улегся голый на бархатное покрывало. Позволил своему телу погрузиться в мягкость перин. Представлял как лежит здесь с ней, от этого и от прикосновения к покрывалу он внезапно ощутил жаркую вспышку и почувствовал как набухает часть его тела, находящаяся между ног. Он быстро оделся и больше не проявлял такого потворства своим желаниям. К сожалению, эта жаркая вспышка никуда не исчезла, она появлялась снова и снова с завидным постоянством, но без четко определенных интервалов.
Также были и неприятные ощущения: спать на твердом, холодном полу, в то время как она и ее зверек нежатся на уютной мягкой кровати. Напряжение от вида стройных лодыжек и изящных икр девушки, когда она расхаживала по замку. Тянущая боль внизу живота, которую он ощущал каждый раз при виде манящих округлостей ее груди под платьем.
И он увидел намного больше всего этого вчера вечером, когда эта дерзкая девчонка вытянула к камину тяжелую ванну, потом наполнила ее горячей водой при помощи ведер и бросила в воду ароматные травы.
Он не понял, что она делает, пока она не предстала перед ним совершенно обнаженной как в тот день, когда она пришла в замок две недели назад, но теперь он был слишком потрясен, чтобы пошевелиться.
Почувствовав странное головокружение, он, наконец, собрался с мыслями и выскочил из гостиной, за спиной он услышал как девочка с иронией фыркнула. На недавно вымощенной террасе он упорно боролся с самим с собой, но как выяснилось лишь для того, чтобы четверть часа спустя вернуться и наблюдать за ней, спрятавшись в тени дверного проема, где она не могла его видеть. С трудом сглатывая, пытаясь замедлить бешеный ритм своего дыхания и потушить пожар, разбушевавшийся в его крови, он наблюдал как она сначала намыливала каждый миллиметр своего тела, а потом тщательно смывала.
Когда его руки начали дрожать, а тело болеть в самых неожиданных местах, он закрыл глаза, но увиденные образы врезались намертво в его мозг. Еще тринадцать дней, сказал он самому себе. Осталась меньше двух недель до того момента, когда он сможет вернуться к своему королю.
Но с каждым проходящим днем его любопытство относительно нее все возрастало. О чем она думала, когда сидела у камина и наблюдала за языками пламени? Почему у нее не было мужчины, а у остальных женщин из деревни были? Почему она наблюдала за ним с таким выражением на лице? Почему она так трудилась над своим письмом? Почему она хотела, чтобы он прикасался к ней? Что из всего этого получится, должен ли он будет подчиниться?
Но самым обременительным в последнее время, когда его мысли все меньше были о короле и все больше о загадочной тянущей боли внизу живота и между его ног или о болезненной пустоте в груди, был вопрос:
Как долго он сможет сопротивляться искушению всё выяснить?