В чужой голове

Глава 4

После разговора с Алисой все стало выглядеть очень странно: если смерть классифицировали как самоубийство, то меня вызывать не должны были вообще. Но вызвали и даже обозначили М. как подозреваемого. А потом еще и стали искать пробелы в моем заключении.

М., увидев тело брата, не подумал о самоубийстве. Олег не говорил, что жертва может быть самоубийцей, что противоречило договору с Ассоциацией. А теперь еще и будущий телепат на цепи нарисовался.

Бедная девочка. Если из нее действительно будут лепить наше подобие, то она вполне может с ума сойти: ограничения и защита Ассоциации ей не положены, поэтому будут эксплуатировать своего «телепата» как только возможно. А ведь это тоже почти нарушение соглашения.

Я купил открытку с воронами на проводах и, подписав, отправил сестре в Ванкувер: в Ассоциации всегда были хорошо налажены разные способы связи, так что там совсем скоро узнают обо всех этих странностях. И смогут прикрыть меня в случае чего, так как «подозрительные действия со стороны следственных и руководящих органов исполнительной власти дают основание консультантам со сверхспособностями начать расследование».

***

Я раздраженно ударяю кулаком по двери, она неожиданно поддается. Чувствую удушливый запах лилий и хмурюсь: мы с братом терпеть не можем эти цветы — мерзкие и белые, как наша тетя, взявшая нас под свое крыло после смерти родителей. Коридор будто в тумане, я машу рукой, чтобы разогнать дым, тру глаза, но ничего не меняется. Голова слегка кружится — стоит меньше пить, чтобы всего это не было.

Наклоняюсь, чтобы разуться, и вижу грязь на полу. Неужели этот чистюля кому-то позволил пройти дальше прихожей в уличной обуви? В лесу бигфута нашли, а нам сообщить забыли?

Следы ведут в спальню. Мужские и, скорее всего, не брата. Неужели этот святоша обзавелся любовником? Вот интересно будет посмотреть на реакцию тети Лилечки, когда она узнает такой забавный факт о своем любимом племяннике.

Стараюсь очень тихо ступать по полу, чтобы не шуметь: если голубки настолько устали, что не проснулись ни от звонка, ни от стука в дверь, то не стоит еще больше искушать Фортуну.

Брат лежит один, спиной ко мне. Не заботясь о шуме, подхожу к нему, резко поворачиваю и проваливаюсь в пустые мутно-серые глаза.

Знаешь, если бы я мог, то умер бы за тебя еще сотню, тысячу раз.

***

Резкий толчок в спину привел меня в чувства: задумавшись, я снова оказался в воспоминаниях М.

— Кажется, сегодня в участке было что-то интересное. — Мальчишеский голос звучал насмешливо. — Не расскажешь?

— Зачем? Ты же и так все видел, — я повернулся лицом к гостю и посмотрел на серебристые волосы.

— Но мне интересно узнать, к каким выводам ты пришел, что отправил в Ассоциацию, что собираешься делать с Олежей, — мальчик чуть выпятил и поджал нижнюю губ, нахмурился.

— То есть мне надо с кем-то обсудить это, поэтому я снова галлюцинирую мальчишкой?

— И очень интенсивно, к слову: раньше я не мог тебя толкать. Стоит рассказать об этом кому-нибудь, не думаешь? — я собирался начать долгую речь о том, что свихнувшихся телепатов никто никогда не видел, а узнавать причины на собственном опыте желания пока что нет, но не смог открыть рот. — Чайник скипел. Выпей ромашковый отвар, а мне горячего шоколаду налей.

— Если ты мое подсознание, то почему такой неграмотный, а? — руки сами выполняли приказ галлюцинации, мне оставалось только подчиниться. Как всегда.

— Потому что тебе хочется быть выше меня хотя бы в чем-то. Помимо возраста и роста. Маленький закомплексованный телепатик.

— Видимо, мне еще и оскорбления в свой адрес хочется слушать, раз ты все это говоришь.

— А вот тут желание не важно. Тебе надо это слушать, надо говорить хотя бы с кем-то. Всем нужны друзья, Саша. Особенно тем, кто смотрит на грязь этого мира.

— Алекс, с кем и о чем мне говорить, если детали дела можно разглашать только вовлеченным, члены Ассоциации должны быть изолированы от влияния друг друга, а нормальные люди просто не могут понять наши проблемы?

— Никто не может до конца понять проблемы другого человека, но это не мешает людям делиться ими друг с другом. Так они снимают груз с плеч. И не обязательно говорить о деле. Когда ты последний раз с кем-то в кино ходил? В кафе?

— Чтобы читать мысли других людей?

— В гости?

— А там, что, людей нет?

— Так не обязательно читать чертовы мысли! Ты меня вообще не слышишь!

— К несчастью, слышу, поэтому и начинает голова болеть. Пей свой шоколад и вали, — я поставил перед ним кружку и сел напротив. Признавать вслух, конечно, не стал, но ромашковый отвар всегда помогал мне расслабиться, что было очень кстати.

— Пей давай и говори: зачем полез в воспоминания того мужика сейчас?

— Я не понимаю, зачем меня позвали его допрашивать: дискредитировать работу телепата можно только во время официального расследования, но самоубийство расследовать не будут.

— Но это же не самоубийство.

— Так считает М. Вернее, он не подумал о том, что его брат мог покончить с собой. К тому же, если это самоубийство, то я не понимаю, как именно он умер: от снотворного? От яда? Может, из-за болезни? Почему сначала меня позвали допрашивать подозреваемого, а потом сказали, что жертва — самоубийца?

— Хочешь узнать? Уверен: хочешь — будет весело. Да и тому пухлику высокомерному насолить сможем.

— Хочу, конечно: подпорченная репутация мне не нужна в самом начале карьеры. А причем здесь этот Игоревич?

— Бесячий больно и высокомерный. До девчонки домогался, но она его отшила.

— С чего ты взял?

— Он подумал, что она — ничего не стоящая молоденькая девчонка, получившая свои хорошие оценки через постель или еще как. Подкатил к ней, она отшила, ясное дело, но не донесла куда следовало. Теперь …

— А факты будут или у нас тут собрание сказочников?

— А ты с ней кофе выпей и узнай. Заодно и про дело что-нибудь спроси.

— Я думал, что она не любит кофе…

— Не тем местом думал, видимо, — мальчишка продолжал смотреть на меня чуть свысока, кривил губы в ехидной усмешке и причмокивал от удовольствия. Его черные глаза всегда пугали: они казались бездной, в которую я мог провалиться в любой момент. Если бы я мог, то умер бы за тебя еще сотню, тысячу раз.

— Если бы я мог, то умер бы за тебя еще сотню, тысячу раз. — я понял, что сказал, только когда Алекс закашлялся.

— Это ты так в любви признаешься?

— М. услышал эти слова, когда посмотрел в глаза брата. — под враз посерьезневшим взглядом, пришлось пояснить — М. посмотрел в открытые глаза своего мертвого брата и услышал эти слова.

— Как интересно, — улыбка напротив будто разрезала лицо пополам. — А самое интересное здесь то, что я об этом не знал.

— Ч-ч-т-как?

— Вот и мне интересно.