Уж много дней подряд портила нам настроение нелетная погода. На самолете Михаила Родных установили новые моторы, произвели тщательную проверку приборов, оборудования. Урывками вылетали в зону для того, чтобы моторы наработали тот минимум, после которого они могут считаться надежно облетанными. Причем минимум надо было налетать не сразу, а за несколько полетов. Осталось сделать еще один вылет с отстрелом оружия, после чего самолет можно было считать полностью готовым для выполнения специального задания.
На днях мой командир Александр Додонов первым в дивизии выполнил свой сотый боевой вылет. Поскольку я был из экипажа временно откомандирован, вместо меня штурманом в юбилейном полете летал Константин Иконников. К их возвращению при входе в общежитие и в столовую висели транспаранты с цифрой «100». В честь юбиляров состоялся скромный торжественный ужин с тостами и поздравлениями.
И вот полк готовится к очередному вылету. После обеда все ушли на подготовку к боевому заданию. В комнате летного состава эскадрильи остался один я, так как в этот день был свободен от занятий и от полетов. Я взял книгу и, расположившись на кровати, принялся за чтение.
Вдруг в комнату влетел чем-то очень обеспокоенный Александр Додонов.
— Ты знаешь, Кости Иконникова нет. Утром его отпустили в Москву встретиться с родственником, едущим на фронт. Я с трудом выпросил разрешение у командира полка. И вот — пожалуйста, срыв боевого задания…
— Вот что, Саша, Костя не такой человек, чтобы позволить себе опоздать к боевому вылету, — возразил я. — С ним что-то случилось. Что касается срыва боевого вылета, то об этом не может быть и речи. Я же свободен и по всем инструкциям и положениям имею право с тобой лететь!
— Ты согласен лететь? — радостно воскликнул Александр — Вот хорошо! Откровенно говоря, я на это и рассчитывал. Давай собирайся побыстрее. До начала постановки задачи осталось десять минут. Я забегу в штаб и внесу изменения в плановую таблицу. Кстати, летим на Смоленск. И еще: из штаба АДД прибыл офицер, будет контролировать подготовку к вылету.
Сборы мои были коротки. Выбрал карту, сложенную по направлению Смоленск — Орша — Минск, вложил ее в сумку, в которой всегда находились в готовности все необходимые справочные данные и штурманские принадлежности, натянул сапоги, взял шлемофон с летной сумкой и через три минуты был на месте.
Каково же было мое удивление, когда в комнату вместе с командиром и штурманом полка вошел мой старый товарищ по Полтавским курсам усовершенствования штурманов — Герой Советского Союза майор Сергей Иванович Куликов, штурман прославленного экипажа Молодчего. Теперь Сергей, как его представил нам командир полка, старший штурман-инспектор АДД. Не виделись мы с ним с июня 1941 года. И, радуясь в душе этой встрече, я все же был настороже. Вдруг он спросит, чем вызван мой полет, в то время как от полетов на сегодня я был освобожден.
Увидев меня, Сергей подошел, и мы по-приятельски обнялись. Лицо командира полка сразу посветлело. Видимо, и он был взволнован сложившейся предполетной ситуацией.
Боевая задача поставлена, все указания даны, и подготовка к вылету началась как обычно.
Выше уже отмечалось, что важнейшие для противника железнодорожные узлы Смоленск и Брянск сильно прикрывались артиллерией, ночными истребителями, и все же их противодействие чаще всего заканчивалось нанесением пробоин самолетам, которые к следующему вылету техники успевали залатать. К этому экипажи привыкли, но полеты на эти объекты все-таки относили к наиболее опасным.
До цели наш полет протекал нормально, встреч с истребителями противника на маршруте не было. Но Додонов на всякий случай предупредил:
— Стрелкам быть внимательнее!
От них последовали в соответствии с установленной очередностью доклады: «Есть, быть внимательным».
Мы шли в середине боевого порядка полка и находились еще довольно далеко от цели, когда идущие впереди самолеты «разбудили» вражеские средства ПВО, чем облегчили нам выход на цель.
Если смотреть со стороны, то зрелище нашей боевой работы выглядит довольно красиво. Около двух десятков прожекторов своими лучами прощупывают пространство. На высоте полета бомбардировщиков — то выше, то ниже — рвутся снаряды крупной и средней зенитной артиллерии, создавая самолетам заградительный огонь. Этот «красочный» эффект, как правило, всегда дополняла малокалиберная зенитная артиллерия, прочерчивая пространство сериями разноцветных шаров-снарядов.
Но сегодня зенитки не стреляли. Мы шли на высоте 5500 метров, а для этой высоты их стрельба малоэффективна. Из собственного опыта мы хорошо знали: если прожекторы схватывают самолет лучами, то тут же начинается прицельная стрельба зениток, из «объятий» которых надо быстрее вырываться.
Развернулись напрямую. Цель знакомая, и я по расположению прожекторов определяю, куда нужно довернуть самолет. Впереди рвутся бомбы, их вспышки короткие, но и они указывают идущим сзади, где цель. Вышли на начало боевого пути — последний ориентир перед целью. Проходит минута, вторая, делаю небольшой доворот. Наконец увидел цель визуально и тут же прилипаю к прицелу. Кто-то хорошо положил серию бомб по узлу, но ничего не загорелось. Не отрываясь от прицела, командую: «Запомнить время». Это для того, чтобы подтвердить хорошее бомбометание товарища. Продолжаю наблюдать за целью в прицел. Что делается вокруг самолета, мне неизвестно. Цель сползла чуть-чуть с курсовой черты прицела. Довернул. Последняя команда: «Так держать!»
Остались секунды до сбрасывания. Луч прожектора сзади справа пробежал по самолету и тут же схватил его. Пора! Нажимаю на кнопку. Полетела первая бомба, вторая! В самолет вцепилось еще несколько лучей. Сразу запахло гарью. Додонов продолжает прямолинейный полет. Он чувствует, как падают с интервалом бомбы (их десять: 4 ФАБ-250 и 6 ФАБ-500), и ждет моего сигнала.
— Сбросил! — прокричал я.
Летчики сразу ввели самолет в разворот и со снижением начали уходить от цели. Прожекторы нас не отпускают. Но самолет летит по сложной кривой линии, и прицельная стрельба вражеской артиллерии не эффективна. А сзади бомбардировщики на подходе, они летят строго по прямой, их сбить — у врагов возможностей больше. Стрелки докладывают, что разрывы снарядов сзади и выше нас. Стрелять в удаляющиеся самолеты нет смысла, и прожекторы и зенитки оставляют нас в покое.
Записав в бортжурнал все необходимое, передал радисту донесение на КП о выполнении задания и немного успокоился, хотя до линии фронта еще далеко. И так в каждом полете.
Мысли вернулись к Косте. Я был уверен, что он не успел к вылету по причине, от него не зависящей. Идет война. И случиться может всякое. Но мне очень хотелось, чтобы все обошлось по-хорошему. Командир полка подполковник Абрамов разрешил увольнение Косте, и очень не хотелось, чтобы это стало причиной какого-то происшествия.
…На стоянке нас ожидал сильно взволнованный Константин. Прибыл он на аэродром, когда мы были на старте и ожидали сигнала руководителя полетами для взлета.
Как и предполагали, случилось непредвиденное. Рассчитывая прибыть в полк к обеду и по расписанию имея еще две электрички в резерве, Костя вовремя прибыл на вокзал, сел в поезд и спокойно ожидал его отправления. Только через полчаса поезд тронулся, а еще через двадцать минут остановился между станциями.
Ни телефона, ни шоссе с попутной автомашиной не было. Ни позвонить, ни добраться до аэродрома. И самое досадное — невозможно выяснить, сколько еще простоит поезд. Не знал этого и машинист электрички, который видел перед собой лишь красный свет семафора.
Так был израсходован весь резерв времени. С опозданием прибыв на аэродром, Костя увидел, что самолета на стоянке нет. На душе стало немного легче. Значит, на боевое задание экипаж ушел.