В ночи

Глава 13

Серое утро входило в комнату так же неотвратимо, как незваный гость. Мойра встретила его воспаленными от бессонницы глазами. С каждой минутой свет наступающего дня уводил ее все дальше и дальше от событий ночи. Сон ускользал. Разум отказывался дать ей отдых. В голове с завидным постоянством прокручивалась прошедшая ночь – самые сладкие и самые тяжелые ее моменты. Она будет вспоминать прикосновения Уинтропа тысячу раз. И миллионы раз – его предательство.

Даже сейчас, когда память заставляла ее восстанавливать картины минувшей ночи, в глубине души она отказывалась признать, что он – настоящее чудовище. В такое невозможно поверить.

В конце концов, не в силах больше лежать и думать о нем, она откинула одеяло и выскользнула из постели. Воздух холодом окутал обнаженную плоть, и она схватила капот, брошенный в изножье кровати.

Утренний свет резал глаза, и она, завязывая тесемки, повернулась к кровати. Простыня была покрыта пятнами – итог времени, проведенного в объятиях Уинтропа. Изгаженная простыня, вот и все, к чему свелась их связь. Его вероломство отозвалось больнее, чем потеря девственности. Если бы сердце могло кровоточить, ее постель сейчас вся стала бы алой.

Скрыть все от глаз слуг, которые всегда все видят и знают правду, не стоило большого труда. Она сделала несколько осторожных шагов к туалетному столику, не обращая внимания на легкую боль между бедрами. Она скоро пройдет, как и боль в душе. Причем телесная, – вне сомнения, гораздо быстрее.

Графин с вином стоял на том же месте, где она оставила его вчера. Она принесла его к кровати, вытащила пробку, осторожно наклонила, и из горлышка полилось густое бургундское. Вино выливалось на простыню, полностью скрывая свидетельства ее вчерашнего безрассудства.

Затем, пока вино не протекло на матрас, она сдернула простыни с кровати, скомкала и свернула их вместе, чтобы не было видно следов вина и всего остального, и так и оставила их лежать белым матерчатым комом. Теперь никто ничего не узнает. И можно сделать вид, что ничего не случилось.

Она осмотрела ковер, подняла глаза на сейф в стене. Картина, которая обычно его прикрывала, была все еще открыта, словно дверца. Она подскочила к ней и с размаху захлопнула ее. Никаких напоминаний. Ни сегодня, ни завтра, никогда.

Оставшаяся в ее ванне вода стала совершенно ледяной, но она все равно вымылась. Ей было просто необходимо избавиться от его запаха. Трясясь и выбивая зубами дробь от холода, она насухо вытерлась и накинула на себя свежую рубашку. Она натягивала чулки, когда вошла горничная, удивленная, что ее хозяйка уже на ногах в такой час.

– Не могла заснуть, – объяснила Мойра, зная, что девушка неразговорчива, но все подмечает своим острым взглядом.

– Вы же заледенели! – укорила ее горничная и заспешила к камину.

Через несколько минут огонь пылал, и Мойра, стоя перед очагом, грела руки, пока девушка приводила в порядок потрескивающие от тепла волны ее волос. Она согрелась. Но только снаружи. Внутренний холод остался. Ничто не могло избавить ее от этого льда.

Закончив одевание, она вышла из комнаты, приказав лакею опорожнить ванну, а горничной позаботиться о постельном белье, случайно испачканном. «Я думала, немного вина поможет заснуть, но вместо этого умудрилась разлить его». Конечно, горничная не задавала вопросов, даже если ей и хотелось. Она знала свое место.

Внизу, в гостиной, она направилась к маленькому столику, за которым любила завтракать. Еда всегда была скудной.

Но только не сегодня.

– Принеси ветчины, – велела она экономке. – А также яиц и сосисок. К сосискам нажарь картошки. Еще я хочу хлеба, много хлеба. И принеси полный кофейник.

Бедная экономка таращилась на нее как на сумасшедшую, но не стала спорить.

Мойра глядела в окно на свежевыпавший снег. Следы, оставленные его лошадью, были едва заметны. Они почти полностью скрылись под снегом. Но увидеть их было словно получить удар шпаги в сердце.

– Ваш кофе, миледи.

Уже? Как долго она смотрит в это проклятое окно?

– Спасибо, миссис Райт.

Пальцы задрожали, когда Мойра взялась за серебряный кофейник, наполненный горячим, ароматным кофе. Обычно она пила черный, чтобы не набирать вес. И терпеть его не могла. Спасибо миссис Райт, сегодня она догадалась подать к нему сливки и сахар. Мойра от души добавила в чашку и того и другого. Кофе получился божественным.

Немного погодя, когда Мойра поглощала свой восхитительный завтрак, в комнате появилась Минерва. Ей было достаточно одного взгляда на уставленный стол и набитый рот сестры, чтобы приветливое выражение на ее лице сменилось гримаской недовольства.

– Что происходит?

– Завтракаю, – ответила Мойра, пережевывая яйца с ветчиной. – Потрясающе вкусно.

Немного нерешительно Минерва присела на стул напротив, с настороженностью посмотрев на банкетную сервировку между ними.

– Может, поделишься?

Мойра послала взгляд, обещающий прикончить всякого, кто осмелится притронуться к ее еде.

– Уверена, что миссис Райт принесет тебе твой завтрак.

Эта пища была ее, и только ее. Она слишком долго заставляла себя голодать, годами отказывая себе во всем. Она всегда старалась соответствовать чьим-то желаниям, но только не своим. Все, с этим покончено. Сейчас ей хочется наесться до отвала. Чтобы никогда больше в животе не урчало от голода, пусть это кому-нибудь и нравится.

Однако голод – ничто по сравнению с этой болью.

– Пожалуй, тебе пора передохнуть, – предложила Минни.

Проглотив, что у нее было во рту, Мойра согласно кивнула:

– Наверное, ты права. Прости мою невежливость, Минни, Приступай сама.

Ее сестра взяла из корзинки булочку с изюмом и разломила ее пальчиками.

– Что-нибудь случилось с тобой и мистером Райлендом?

Если сейчас начать говорить о нем, она точно забрлеет.

– Нет…

Минни пронзила ее взглядом. Девушка оказалась намного умнее, чем она думала.

– Ну-с, ты так глупо набиваешь желудок, потому что?..

– Потому что мне надоело морить себя голодом.

– Ты в самом деле голодаешь?

Мойра отпила кофе.

– Разве ты не помнишь, какой толстушкой я была?

Минни покачала головой.

– Слышала, как об этом говорили. Не забывай, я моложе тебя на пятнадцать лет. Ведь мне было шесть, когда ты вышла замуж и уехала.

Да, правильно. За это время Мойра стала более стройной версией самой себя.

– Тогда поверь мне на слово. Я была толстой. – Минни пожала плечами:

– В детстве я тоже была такой, потом переросла. И никогда не морила себя голодом.

– Мама, должно быть, не думала о толстых детях, когда носила тебя.

Минни широко открыла глаза:

– Ты в самом деле презираешь ее, да?

Еще вчера Мойра сказала бы «нет», но сейчас…

– Да. Я вышла замуж за человека, которого не любила, только чтобы уехать подальше от этой женщины и ее мужа. Я отказывала себе в еде, чтобы похудеть, потому что она безостановочно пилила меня по этому поводу! – Мойра треснула ладонью по столу, а потом ухватила еще один кусок ветчины и отправила в рот.

Минни глядела на нее озабоченно и в то же время почти с ужасом.

– Мойра, ты не в себе. – Мойра проглотила кусок.

– Вот тут ты ошибаешься, Мин. Я становлюсь сама собой. До тебя доходит смысл?

Сестренка покачала Головой.

– Я прекращаю заботиться о том, что другие подумают обо мне, как оценят мои действия или мой внешний вид. Отныне я делаю только то, что сама хочу, говорю только то, что желаю сказать, ем только то, что нахожу аппетитным. – В доказательство своей мысли она взяла еще кусок масленого рулета.

На лице Минни промелькнуло удовлетворение.

– Удачи тебе! А теперь расскажи, откуда вдруг возникла такая идея?

– После сегодняшней бессонной ночи.

– То-то, я вижу, ты устало выглядишь. Так что не дало тебе заснуть?

Ее сестра, Бог ей в помощь, не отстала от Мойры, пока та кое-что ей не рассказала. Несмотря на ахи и восклицания, Минни по-настоящему переживала за нее. Но так как Мойра старалась скрыть смущение, ей не хотелось давать повода сестре беспокоиться.

– Обсуждать это мне не хочется, но скажу, что рада, что мистера Райленда больше никогда не пущу к нам на порог.

Удивительно, но ей удалось сдержаться, голос не дрогнул, правда, глаза начало жечь при одном упоминании его имени.

– О, Мойра. – Между бровей Минни залегла складка, она потянулась к ней через стол и ласково положила теплую ладонь на руку Мойры. – Мне так жаль тебя.

Мойра пожала плечами. Нужно было прикинуться безразличной, а не то она зальется слезами. Она уже достаточно рыдала об Уинтропе, после его ухода, и больше не прольет ни слезинки. Она была готова поспорить на самое дорогое, что сегодня утром он даже не вспомнил о ней. Почему она должна вести себя по-другому?

– Мужчины – свиньи, Минни. Теперь я уверена в этом. – Лицо сестры чуть-чуть вытянулось.

– Мне так жаль это слышать, потому что я нашла, с кем хотела бы прожить всю оставшуюся жизнь.

Такое заявление встряхнуло Мойру, и ее меланхолии как небывало.

– Прости, не поняла?

Минни поерзала на стуле, нежные щечки порозовели.

– Лукас Скотт попросил меня выйти за него замуж. – Мойра открыла рот.

– О Боже!

Она отодвинула стул и вскочила на ноги. Минни последовалаза ней, и вскоре они обе смеялись, обнимаясь.

– Он хочет все сделать так, как полагается, – продолжала Минни, отступив назад, чтобы видеть глаза сестры. – Мойра, могу ли я рассчитывать на тебя, чтобы ты как моя защитница здесь, в Лондоне, дала ему официальное согласие?

– Ну разумеется! – Все, что она слышала об этом молодом человеке, говорило, что он отличная пара для ее своевольной сестры. И главное – возраст! Она так переживала, что Минни выберет кого-нибудь много старше себя.

Слава Богу, Уинтроп не обратил на нее внимания. Мойра убила бы его, если бы он прикоснулся к ее сестре.

– О, я так благодарна тебе! – Счастливая, Минни снова кинулась к ней с объятиями.

– А как мама и папа? Разве ему не нужно их разрешение?

Минни закатила глаза.

– Мама и папа ни в чем мне никогда не отказывали. Разумеется, не будут против и в этот раз, когда я хочу мужа с такими связями и с прекрасными перспективами.

Она попала в самую точку. В свое время они практически кинули Мойру в объятия Тони, как только узнали, что он намерен на ней жениться. Их не интересовало ничего, кроме положения, которое он занимает.

– И кроме того, – продолжала Минни, – твое благословение значит для меня гораздо больше, чем их.

Слезы вновь подступили к глазам, но на этот раз Мойра не стала сдерживаться, потому что это были слезы любви и радости, а не отчаяния. Она крепко прижала к себе сестру, смеясь и плача одновременно. Когда эта избалованная девчонка, которая появилась у нее всего лишь месяц назад, превратилась в прелестную юную женщину?

– Моим счастьем я обязана тебе, дорогая сестра. Если бы ты не удерживала меня за руку, я никогда бы не встретила Лукаса и не стала для него желанной.

– Мне? – отозвалась Мойра, слегка отстраняя сестру от себя. – Что я такого сделала?

– Ты не шла у меня на поводу, – с нежностью улыбнулась Минни. – Ты заставила меня понять, насколько разными бывают люди. Я видела, как многие обожают тебя, и поняла, что хочу стать как ты.

– О… – Мойра проглотила комок в горле.

Засмеявшись, Минни снова прижалась к ней.

– Ты возмущала меня, особенно вначале, но сейчас я так благодарна тебе!

Улыбаясь друг другу, сестры так и стояли обнявшись.

– Господи Боже, что здесь происходит? – Отодвинувшись друг от друга, они обменялись улыбками, прежде чем открыть объятия дотошному Натаниэлю.

– Минни выходит замуж, Нат.

Его ангелоподобное лицо засветилось, и, вскинув руки, он присоединился к их объятиям, разделив общую радость.

– Минерва, дорогая, какая чудесная новость! Ты должна рассказать мне все. А сразу после завтрака займемся покупками к твоему торжеству. Господи, для кого такое угощение?

Мойра проследила за его взглядом, окинувшим стол, и усмехнулась:

– Для меня. Вы с Минни не поможете мне покончить с завтраком?

– Деточка моя, за миллион лет твой желудок не переварит всю эту еду. Конечно, я помогу.

Втроем они уселись за стол, каждый нагрузив свою тарелку солидной порцией еды, которая начала остывать, и принялись обсуждать предстоящую свадьбу. Натаниэль обладал отменным чувством стиля, лучшим, чем сама Мойра, поэтому она была согласна с большей частью его предложений, правда, за исключением того, что подружка невесты должна быть одета в серое.

– Мне нет дела до того, что этот цвет самый популярный. Он напоминает мне сумерки, и я его не надену. – Скрестив руки на груди, Мойра откинулась на спинку стула. – Прошу извинить, но мне нечего добавить.

Минни и Натаниэль обменялись взглядами.

– Ее ничто не переубедит, Натаниэль. Отныне она будет делать только то, что нравится ей.

В ответ взметнулась светлая бровь.

– Прямо вот с этого момента? – Он повернулся к Мойре. – Что подвигло тебя?

– Разве не понятно? – Взяв чашку Мойры, Минни отпила из нее кофе. – Этот мерзавец Райленд разбил ей сердце.

– Минни. – В голосе Мойры прозвучало предостережение. Конечно, она собиралась обсудить эту тему с Натаниэлем, но не прямо сейчас, когда рана была слишком свежей. Натаниэль забеспокоился и взял ее за руку. Без слов Мойра поняла, о чем он думает. Его интересовало, занималась ли она любовью с Уинтропом.

Появление мисс Райт избавило ее от необходимости сказать или сделать что-либо.

– Прошу извинить меня, миледи, вас спрашивает мистер Райленд. Впустить его?

Сердце оборвалось.

– Который из Райлендов, мисс Райт?

Экономка выглядела так, словно ее ответ был очевиден:

– Мистер Уинтроп Райленд, миледи.

Собравшись с силами, Мойра заставила руки перестать трястись и попыталась подняться из-за стола. Ее не интересовало, что он хочет ей сказать. Хотя таким острым было желание увидеть его прекрасное лицо! Она намерена заявить ему, что его присутствие в ее доме больше неприемлемо и чтобы он забыл сюда дорогу.

Натаниэль дотронулся до ее руки, пытаясь остановить.

– Позволь мне. – Гнев вспыхнул в ее груди.

– Не надо оберегать меня, Натаниэль. Он возразил:

– Дорогая, я это понимаю. Но может, мистеру Райленду потребуется защита от тебя. – Выражение его лица и тон голоса от поддразнивания изменились до настоящей заботы. И тихо, так что слышала она одна, он произнес: – Мойра, если он увидит тебя сейчас, ему станет понятно, что из-за него ты провела бессонную ночь. Ты хочешь сделать ему такой подарок?

Об этом она и не подумала. Хорошо, что Натаниэлю пришло это в голову.

– Ни в коем случае, – Она сжала его руку, – Спасибо, друг мой.

Он улыбнулся в ответ и выскочил из комнаты встретить ее обидчика, Мойра опустилась на стул и через стол посмотрела на сестру.

– Может, он раскаивается, – предположила Минни. Мойра рассмеялась бы, если бы могла.

– Возможно, – согласилась она. Но сомневалась в этом.

– Чем могу помочь вам, мистер Райленд?

Уинтроп бросил изучать одну из картин покойного виконта и повернулся на голос. Это не Мойра. Конечно, он понял это, едва услышал в холле приближающиеся шаги. Сердце забилось бы, заслышав ее походку. Сейчас оно оставалось холодным.

Итак, она выслала к нему Натаниэля Кейлана – своего общеизвестного друга и защитника. Он предполагал, что не может рассчитывать на большее, однако все же надеялся, что она провела такую же кошмарную ночь, как и он, и, может быть, ей не хватает его так же, как и ему Мойры.

Спрашивать явно не имело смысла.

Приходилось прилагать все силы, чтобы выглядеть любезным.

– Она отказывается увидеться со мной. – Натаниэль утвердительно кивнул, хотя он не задал вопроса:

– Боюсь, что так.

И никакого сожаления в голосе. Наверное, она не посылала его сюда. Это он сам вызвался встретиться с ним.

– Что она рассказала вам?

Улыбка этого красавца была холодна и недружелюбна.

– Ничего.

Что бы это значило?

– С ней все в порядке?

– Сейчас нет, мистер Райленд, но все образуется. Пусть вас это не беспокоит.

Уинтроп кивнул в ответ. Этот мужчина говорит так, словно он против того, чтобы у Уинтропа осталась хоть какая-то надежда. Но он не прав. Единственное, чего он хочет, – это чтобы Мойра оправилась от его предательства. И как можно быстрее.

Он не мог предполагать, что прием будет другим. Разве он рассчитывал, что она выскочит к нему с распростертыми объятиями и простит его? Конечно, нет. Но где-то в глубине души, вероятно, таилась робкая надежда.

– Не смею задерживать вас долее, – проговорил он, надевая шляпу. – Просто передайте ей, что приношу свои извинения, хорошо? А также скажите, что белый король ее, если ей это угодно.

Натаниэль нахмурился:

– Договорились.

– Благодарю вас. – Уинтроп выдавил подобие улыбки и повернулся было, чтобы уйти.

– Мистер Райленд? – Он замер.

– Да?

В выражении лица Натаниэля не осталось ни капельки тепла.

– Вне зависимости оттого, что вы сделали, надеюсь, вам удастся прожить достаточно долго, чтобы кто-нибудь проделал то же самое с вами.

Еще одна улыбка.

– Я тоже надеюсь.

Он оставил красавца в недоумении и поспешил к выходу. Снаружи было серое и холодное утро, и Уинтроп, не тратя времени, по припорошенным свежим снегом ступеням спустился к лошади.

Он бросил короткий взгляд на дом, когда Кинг пустился вскачь по заснеженной дороге. Сердце резко подскочило, когда он встретил взгляд женщины, стоявшей у окна гостиной. В нечетком образе по зеленому цвету платья, по прямой линии узких плеч он узнал Мойру. Затем она повернулась к нему спиной и скрылась.

В этом жесте было столько отчужденности, что можно было обезоружить и более сильного человека. Но только не Уинтропа.

Он был счастлив увидеть ее еще раз.

– Что тебе нужно?

Тяжело опираясь на ротанговую трость с золотым набалдашником, Брам криво усмехнулся:

– Доброе утро, братик. К тебе можно присесть?

Он ответил согласием, и это было знаком, как низко он пал. Ему больше не хотелось оставаться наедине со своими мыслями, и если Брам – единственная возможность отвлечься, пусть будет брат. Они сидели в кофейне «У Блэкни», тепло интерьера, которой было приправлено острыми ароматами только что сваренного кофе и изысканных сигар. Из серебряного портсигара Брам сначала вытащил одну для себя, а потом, протянул его Уинтропу. Обычно Уинтроп не курил, но сигары были дорогими, и ему доставило удовольствие хоть что-то принять от брата. Он взял одну и пробормотал слова благодарности.

– Тебя это, должно быть, уязвляет, – заметил Брам, страдальчески улыбнувшись, – поблагодарить меня.

Уинтроп бросил на него хмурый взгляд и зажег сигару от лампы на столе. Был поздний вечер, и ночь уже опускалась на город.

Он сам не мог понять, почему Брам так возмущает его. Конечно, сказывались неуклонное соперничество между ними и скандалы, которые старший брат постоянно обрушивал на семью, но сам Брам никогда не относился к Уинтропу свысока. Может, именно это и возмущало. Если бы Брам был большим бретером и мерзавцем, Уинтроп, вероятно, охотнее мирился бы с его присутствием.

Брам заказал кофейник на двоих и зажег свою сигару. Когда кофе принесли, он наполнил две чашки и одну пододвинул Уинтропу через стол.

– Тут нет виски? – спросил Уинтроп. Брат остро взглянул на него:

– А ты как думаешь?

Когда-то Брам мог достать фляжку с виски из кармана и долить им чашку до краев. Теперь он пил кофе только черный и без какой-либо добавки в виде спиртного. Уинтроп это знал, но ему не терпелось сказать что-нибудь неприятное.

– Мне нравится быть грубым с тобой. – Почему его потянуло на признания? Он искал, к чему бы прицепиться, и надеялся, что брат даст такой повод. Он был зол на себя за то, что оказался в такой грязи. Чтобы не сорваться, нужно было обвинить в этом кого-нибудь еще. Брам поднял брови и глубоко затянулся.

– И не говори.

– Не понимаю почему.

Брат вытянулся на стуле, его карие с красными прожилками глаза снисходительно улыбались.

– Это как у детей, которые мучат тех, кого больше любят.

Это, конечно, была шутка.

– Полагаешь, я тебя люблю?

Брам выпустил тонкую струйку дыма, выражение его лица не изменилось. Без сомнения, любой другой был бы задет такой резкостью, но только не его брат.

– Так же, как я тебя.

Потрясающая реакция. Он на все находил ответ. Это было единственное, что возмущало его в брате, и чему он завидовал. Уинтроп мог бы стать самым едким острословом в семье, но Брам был из тех, кому удавалось обидеть, но при этом оскорбление выглядело лестью, или наоборот.

– Ты любишь меня? – Черт возьми, почти невозможно скрыть недоверие в собственном голосе. – Ты, который, в детстве лупил меня, когда подворачивался любой удобный случай? Который считал себя лучшим во всем? Видит Бог, я всегда брал над тобой верх. Помнишь, как ты бросил мне грязь в глаза, когда я обгонял тебя наперегонки?

Брам пожал плечами:

– Я никогда не говорил, что ты постоянно нравился мне. Это абсолютно разные вещи.

Уинтроп стряхнул пепел в стеклянное блюдце на столе.

– Поверить не могу.

Брам улыбнулся в ответ на его сарказм.

– Ты вечно был маленьким и всем недовольным засранцем.

Он не мог перестать насмехаться.

– Зато ты всегда был само совершенство. – Брам с недоверием поглядел на него.

– Кто так говорил?

Не может же он быть таким тупым?

– Отец.

Брам мрачно затянулся.

– Он был не прав.

– Я знаю. – Казалось, он не может остановиться и продолжает говорить колкости брату, даже понимая их несправедливость. Что ему нужно от Брама? Чтобы тот признался, что он совсем не лучший? Но Брам не в силах этого сделать. Тот, кто мог сказать подобное, и кому можно было поверить, давно мертв.

От Брама через столик плыл ароматный дым.

– Ты до сих пор обижаешься на меня. Он принудил тебя испытать унижение, а ты обвиняешь в этом меня.

Уинтроп повертел сигару в руках.

– Увы, да.

– Меня он заставил прочувствовать, что, если я не буду самым лучшим во всем, я ничего не буду стоить. Именно поэтому я забросал тебя грязью в тот день. Я знал, что позднее он похвалит меня за это. Временами я ненавидел тебя и других ребят за то, что на вас не давил груз его ожиданий.

Уинтроп изумленно глядел на него, подпирая рукой подбородок. Он даже не догадывался, что отец толкал Брама на то, чтобы стать самым лучшим. И уж тем более не мог себе представить, что это вызывало у Брама негодование.

– Это было несправедливо для нас обоих. Или ты так не думаешь?

Когда он объяснил все таким образом, да, это выглядело несправедливым. Но лучше промолчать в ответ. Брам засмеялся.

– А я думаю именно так. Наверное, нужно было бы извиниться, но я не сделал ничего плохого, поэтому прощать мне нечего.

Уинтроп нахмурился, глядя на него. Он не мог себе позволить возложить всю вину только на покойника и забыть все плохое.

– Спустись на землю, Брам. Ты был гаденышем в детстве, а сейчас стал умиротворенным гадом.

Его брат осклабился. Это оказалось так заразительно, что губы Уинтропа поневоле скривились в улыбке, несмотря на все старания удержать их. Это было их самое длительное свидание с Брамом за несколько лет, и, похоже, самое ободряющее. Все из-за того, что Уинтроп не мог оставаться наедине с самим собой, и, наверное, благодаря влиянию Мойры. Она настолько добросердечна, что всегда старается понять человека, а потом судить. Он никогда не задумывался, как он относился к Браму, когда они были детьми. Он только знал, что Брам – любимчик. Его другом и наперсником был Норт, а иногда – Девлин. А кто был у Брама? Над ним всегда возвышался их отец, который давил, заставляя быть самым лучшим во всем, который учил, как стать следующим виконтом. А вот в дополнение ко всему, наверное, старик и приучил его пить, по крайней мере, подтолкнул его в этом направлении. Уинтроп должен постараться стать другом своему брату. Он должен стать хорошим братом.

– Все равно ты мне не нравишься, – пробормотал он, сдерживая улыбку.

Брам рассмеялся.

– Мерзавец.

– Гаденыш.

Ему вдруг стало так легко и свободно, что на мгновение Уинтроп подумал, не довериться ли старшему брату, тем более что он не мог быть откровенным с двумя другими. Брам не знал его так хорошо, как Норт и Девлин, и уж точно ему ничего не было известно о его прошлом, как Норту.

Сцепив руки на исцарапанной поверхности стола, Уинтроп наклонился вперед, забыв о сигаре на блюдце.

– Ты когда-нибудь совершал такое, что постоянно возвращается и настигает тебя, хотя ты и постарался стать другим?

Взгляд Брама был полон иронии.

– Ну, не так много людей знают, что одно время я был чудовищным пьяницей.

Уинтроп посмеялся бы его сарказму, если бы Брам когда-то действительно не был таким. Конечно, его брат мог понять, как невозможно избежать своего прошлого, тем более что он имел несчастье сделать свои ошибки достоянием общества.

Брам затянулся сигарой.

– Тебя тоже что-то настигает? – Уинтроп кивнул, его губы задрожали.

– Увы. Я думал, что похоронил это достаточно глубоко, но все вернулось. Как ты думаешь, стоит послать за священником?

Его попытка пошутить осталась без ответа.

– Я не спрашиваю о подробностях. Если нужно, ты сам выговоришься. Но вот что я тебе скажу. Твое прошлое уже позади. И если ты позволишь, чтобы оно нанесло ущерб настоящему и, более того, будущему, тогда это станет твоим несчастьем.

Брам в корне изменил свою жизнь, и, может, он знает что-то, еще неведомое Уннтропу.

– Что нужно сделать, чтобы оградить себя?

– Прежде всего, сопротивляться и не позволять диктовать тебе.

– Но могут пострадать другие люди.

– Всегда существуют те, кто может пострадать, – такова жизнь. Учитывай их интересы, принимая свои решения, тогда не будешь жить своей жизнью, а они будут.

Его брат слишком близко подобрался к истине.

– Господи, да ты просто просветитель какой-то! – Брам состроил гримасу и потушил сигару.

– Твоя ирония свидетельствует лишь о том, что я прав. – Уинтроп уперся взглядом в стол. Внезапно овладевшее им чувство раскаяния не желало уходить.

– Ты прав. Хотя лучше бы это было не так. Всегда хотелось принимать как раз такие решения, о которых ты говорил, но я не такой.

– Никогда бы не подумал, – искренне удивился Брам. – Мне казалось, что ты поступаешь, как тебе выгодно, без оглядки на кого бы то ни было.

Уинтроп искоса посмотрел на него.

– Потому что мне хотелось, чтобы ты так воспринимал меня.

Повисло молчание. Уинтроп покончил с сигарой и остатками кофе.

Брам наполнил ему еще одну чашку.

– Имеет ли это неожиданное стремление к совершенству какое-либо отношение к леди Осборн?

Есть ли смысл уйти от ответа?

– Самое прямое.

– Тогда откуда столько горечи?

Он провел рукой по лицу. Как он, однако, устал.

– Я принял решение, а она страдает из-за него. – В темных глазах Брама загорелся огонек понимания.

– А теперь ты мучаешься из-за нее.

Его брат проницателен, надо отдать ему должное.

– Что-то в этом роде.

– Разве ты не можешь просто объяснить ей? – Неужели трудно понять, что он уже думал об этом?

– Пытался. Но она не хочет видеть меня. – Брам выпрямился на стуле.

– Пытайся еще и еще раз.

– Легко сказать.

Повернув руку на столе ладонью вверх, Брам пожал плечами:

– Так же, как тебе сделать это.

– Она снова откажет, и что тогда? – Мойра – добросердечный человек и всегда с готовностью может дать шанс, но он нанес ей чудовищную рану, кроме того, у нее, как и у любой женщины; есть гордость, которая только добавит упрямства.

Брат придвинулся к нему. Между ними остался какой-нибудь фут.

– Ты по-настоящему хочешь все дела с ней привести в порядок?

Голос Уйнтропа упал до шепота.

– Да.

До того как он потерял ее, он и не предполагал, как много она стала значить для него. Но сейчас мысль о том, чтобы продолжать жить без нее, проводить бесконечные дни, не видя ее лица, доставляла ему адские муки.

Брам заговорил, постукивая по столу пальцем подчеркивая слова, которые он произносил:

– Тогда пытайся еще и еще, и она в конце концов с тобой увидится.

О да, какая превосходная идея! Уинтроп усмехнулся:

– Потому что я умучаю ее?

Брам посмотрел так, словно хотел прибить его.

– Потому что она поймет, что ты искренен.

Поймет ли? Если он будет настойчив, если не даст ей уйти так легко, согласится ли Мойра дать ему еще шанс? Выслушает ли она полностью его постыдное повествование? Поверит ли ему после такого жестокого обмана? На это можно было только надеяться.

Надежда – только она и осталась у него.