В ночи

Глава 7

Наступивший рождественский сочельник принес с собой свежесть и ожидание радости. Бархатная ночь повисла над Лондоном. Дома уютно засветились золотом окон. Небо усыпали звезды. Снега нападало не много. Но воздух был холодным, и дыхание редкого прохожего мгновенно превращалось в облачко пара. Что-то есть такое в Рождестве, что открывает в эту ночь сердца людей, наполняя их покоем и ожиданием счастья.

– Минни, перестань суетиться. Ты смотришься отлично.

Молодая девушка строила гримасы всякий раз, когда карета качалась из стороны в сторону, двигаясь по голому булыжнику мостовой.

– Для тебя этого, может быть, достаточно, а я хочу выглядеть намного лучше, чем просто отлично.

Мойра высоко подняла брови, но сестра не обратила внимания на выражение ее лица. Минни сейчас было не до нее, она погрузилась в свои переживания. Барышня направлялась на рождественский бал, где должен был присутствовать новый молодой человек, на которого она имела виды.

Мойра тоже направлялась на бал, куда собирался приехать мужчина, далеко не безразличный ей. И точно так же была бы возмущена, если бы ей сказали, что она выглядит всего лишь отлично. Два часа потратила ее горничная только на то, чтобы подготовить, уложить и заколоть ей волосы в прическу. И сейчас она боялась лишний раз наклонить голову, чтобы это сложное сооружение не развалилось от толчка. Брови подведены, губы слегка подкрашены. Из драгоценностей она надела лишь чокер с желтыми алмазами и серьги-подвески, которые Энтони купил ей к пятой годовщине их свадьбы. Тяжелый шелк ее нового платья переливался на свету, меняясь от зеленого до золотого. Цвет перчаток и туфель совпадал, хоть и не полностью, с основным тоном одежды, так как мадам Вилленёв была против того, чтобы платье бросалось в глаза.

Мойру все это мало занимало. Ее беспокоило лишь, как оценит ее наряд Уинтроп Райленд.

За прошедшие полторы недели он стал чем-то вроде неотъемлемой принадлежности ее дома. Из десяти прошедших вечеров его не было только четыре раза. Когда он приходил, они обедали, потом играли в шахматы. Выигрывал всегда он, даже если Мойра прилагала все усилия, чтобы осложнить ему победу. В качестве награды он иногда настаивал на поцелуе или расспрашивал о ее жизни и доме, что казалось ей не совсем обычным. Например, надежно ли хранит она ценные вещи, учитывая, что они с Минервой одни во всем доме.

Его вопросы вызывали в ней беспокойство. Не потому, что она считала их назойливыми. Нет, только из-за того, что они часто были очень личными. Это напомнило ей ее собственную мысль, что человек может любого приручить, если он даст ему достаточно времени узнать себя. Уинтроп Райленд, несомненно, пытается докопаться, что она собой представляет. Станет ли он любить ее? Богу известно, как настойчиво она пыталась оградить свое сердце. Пока их отношения потихоньку развивались, не только он изучал ее, но и она многое о нем выведала.

Такой, скажем, факт, что он и Норт – лучшие друзья, помимо того, что они братья, и хотя он заявляет, что терпеть не может старшего брата Брама, отчаянно жаждет его одобрения. Самое главное из того, что ей удалось понять, – за остроумием и словесным ядом скрывается очень ранимый человек, неохотно подпускающий людей к себе из-за боязни быть непонятым, отверженным. Именно ранимость – эта сторона его личности – так привлекала ее к нему. Она ставила превыше всего искренность его улыбки, отметая практицизм ухмылки. Она предпочитала слушать, как он подтрунивает, и смеяться его шуткам, полным ехидства и сарказма. Впервые представ передней как денди, он вдруг оказался более сложным и интересным, чем обыкновенный щеголь. А его интеллигентность, умение обсуждать вопросы, за которые большинство подняло бы ее на смех: есть ли Бог, религии в других культурах, мифологию и много другого, – волновали Мойру. И ни разу он не попытался высмеять ее. У него была куча собственных вопросов и ответов, поэтому много времени они проводили в беседах, порой в спорах о мире, окружавшем их.

И чем больше они разговаривали, тем чаще ей хотелось, чтобы он поцеловал ее. Все менее она беспокоилась о том, куда заведут ее эти поцелуи. Чем дальше, тем сильнее она желала, чтобы их отношения стали более реальными, но Уинтроп соблюдал осторожность и не делал решительного шага. Она чувствовала, что он тоже хочет ее. Однако создавалось впечатление, что он отступил, и она знала почему. Он ждал, когда она сама даст ему понять, что готова. Он хотел, чтобы в решающий момент она полностью сознавала, что это ее личный выбор. Только в этом случае его обольщение ее было бы завершенным.

Мурашки от предчувствия событий побежали по спине.

Мойра по-прежнему сомневалась, можно ли доверить ему свою тайну. Но невзирая ни на что, она начала предпринимать осторожные шаги в этом направлении. Конечно, Уинтроп – человек непредсказуемый, однако она с трудом могла вообразить, что он обманет и предаст ее. Он не был похож на людей, которые используют других в собственных интересах.

– Ты выходишь?

Голос сестры вывел Мойру из задумчивости, и она огляделась. Минни стояла рядом с дверцей кареты и вместе с лакеем испытующе смотрела на старшую сестру.

Боже мой, они уже приехали, а она даже не заметила. Пробурчав извинения, Мойра последовала за сестрой и ступила на землю, опершись на руку бесстрастного лакея.

Сегодняшний вечер маркиз Уинтер и его жена княгиня Варя давали в Уинтер-Лейн – своем лондонском доме, выстроенном в арабском стиле. Всего год назад Блайт, сестра маркиза, вышла замуж за младшего из Райлендов – Девлина. Мойра не сомневалась, что приглашением на праздник она обязана Уинтропу или Октавии. Скорее ей, мужчина вряд ли будет придавать большое значение таким мелочам.

Однако получить приглашение на фактически семейное торжество было большой честью. Помимо Райлендов, Майлс и Варя Кристиан пригласили несколько близких знакомых и Мойру. Она была признательна за любезность: иначе им с Минни пришлось бы просидеть весь вечер дома в одиночестве.

Войдя в дом, они разделись с помощью дворецкого. Передав одежду лакею, он, улыбаясь, пожелал приятно провести вечер и проводил их к гостям.

Пока они шли через великолепный холл, Минни в восхищении вертела головой по сторонам. Мойра с трудом заставила себя не сделать то же самое. Она была привычна к богатству и элегантности, но великолепие убранства поразило и ее воображение. Мойра не сомневалась, что эта пышность в сочетании с отменным вкусом – заслуга Вари, которая, будучи русской, понимала толк в роскоши.

Их провели в музыкальный салон. Стены между салоном и соседним залом были раздвинуты, чтобы гостям хватило места для танцев и, если нужно, для отдыха. Перед ними предстала чудная картина. Лампы, горевшие повсюду, заливали все вокруг мягким теплым светом. Мужчины были одеты, как обычно для вечера – в черное и белое, зато женские туалеты составляли настоящую радугу цветов.

Темно-зеленое платье княгини Вари увеличивало ее и без того впечатляющую грудь. Густые темные волосы были высоко собраны и искусно уложены на голове. По мнению Мойры, такая прическа потребовала не меньше целого дня работы. В волосах, в ушах, на шее сияли бриллианты. Все свидетельствовало о том, что она царского рода, и Мойра была поражена ее обликом.

Ослепительно улыбаясь, княгиня подошла к ним. Ее голубые глаза сияли.

– Леди Осборн, мисс Баннинг, как мило, что вы смогли присоединиться к нам.

Она говорила с акцентом, не сильным, но заметным, что звучало непривычно для английских ушей Мойры.

Улыбаясь в ответ, чтобы не выглядеть излишне церемонной, Мойра присела в реверансе:

– Благодарю за приглашение, ваше высочество.

– Да будет вам – Княгиня протянула ей руку в перчатке. – Вы подруга Октавии, а значит, и моя тоже. Я предпочла бы называть вас Мойра, а вы можете звать меня Варя. Не станем следовать глупым правилам, которыми общество опутало нас.

Мойра замерла на мгновение. Господи, как она легко справилась со всеми условностями, обязательными при знакомстве! Поступи так какая-нибудь другая женщина, она испытала бы чудовищное неудобство, но с Варей она почувствовала облегчение и свободу. Такую женщину Мойра смогла бы полюбить.

Так же тепло и по-дружески Варя поздоровалась с Минервой, а потом, взяв Мойру под руку, повела ее к группе людей в центре салона. Минерва в это время отошла побеседовать с кем-то из своих сверстников, большинство из которых она уже знала. Среди них оказался тот самый молодой человек, о котором она так много говорила в последнее время. Мойра успокоилась: он был примерно одного возраста с Минни и одного с ней круга, не то, что Уинтроп.

Как говорится, вспомни черта, и он тут как тут, – Уинтроп стоял с теми людьми, к которым подошла Мойра. Он увлеченно разговаривал с очень крупным мужчиной и вроде бы не замечал ее, хотя Мойре показалось, что он следит за ней уголком глаза.

Он был одет, как и остальные джентльмены, в черное и белое, но все равно смотрелся как-то по-другому. Его сухощавое тело чувствовало себя более свободно и раскованно в костюме, в отличие от большинства других, выглядевших зажатыми и затянутыми. Узел галстука был замысловатым, а кружева на рубашке пышными, но в меру.

К мужчинам, среди которых находился Уинтроп, приблизилась рыжеволосая женщина с внешностью амазонки. Боже праведный, она была почти такого же роста, как и Уинтроп! Может, всего на два или три дюйма ниже. Значит, это его невестка Блайт – сестра лорда Уинтера. Тогда великан – младший брат Девлин. Она должна бы это сразу понять. Из всех присутствующих только Райленды, ну, может, еще один или двое, носили брюки вместо обычных для приемов бриджей с чулками. Братья явно не относились к людям, подчиняющимся требованиям моды и светским условностям.

Варя представила ее множеству гостей, включая Блайт, которая сначала показалась Мойре несколько пугающей. Но совсем скоро она прониклась к ней искренней симпатией. Невозможно было не полюбить такого открытого и дружелюбного человека. Блайт представила ее своему мужу Девлину. Мойра старалась не слишком разглядывать его, когда протягивала ему руку. Она и сама была высокой, но этот мужчина возвышался над ней на целый фут! Они прекрасно подходили друг другу с кариатидой по имени Блайт. А вот Мойре никогда не хотелось огромного мужчину. Она предпочитала Уинтропа. Он хоть и был высоким, но в его росте не было пугающей чрезмерности.

Она не опасалась Уинтропа в физическом смысле. Он был возбуждающим – да, вызывающим страх в эмоциональном отношении – возможно. Но его стать и телосложение никогда не рождали в ней чувства беспокойства. Если угодно, его внешний вид вызывал в ней интерес скорее к тому, как он выглядит под этой аккуратной, отлично пригнанной упаковкой. При этом его нагота наверняка взволновала бы ее.

Он наблюдал за ней, усмехаясь, что всегда выводило ее из себя. Это означало, что он прекрасно понимает, о чем она думает.

– Добрый вечер, Мойра.

Может быть, кто-то удивленно и поднял брови, услышав, как он называет ее по имени, но Мойра не обратила на это внимания. Главное, она услышала вызов в его голосе. Он явно хотел сообщить всем, что их связывают личные отношения, чтобы, без сомнения, выбить ее из колеи. Или заявить на нее права.

– Добрый вечер, Уинтроп.

– Ты невообразимо хороша сегодня.

Он хочет сказать, что обычно она выглядит несколько блекло? Нет, он понял, что она прошла через все эти хлопоты, только чтобы понравиться ему. И он, конечно, прав. Ну и наплевать. Но соглашаться не хотелось.

– Ты тоже, – ответила она притворно наивно. – Интересно, у кого из нас одевание отняло больше времени?

Блайт и Девлин рассмеялись громко и весело, под стать их внешнему виду. Даже Уинтроп усмехнулся, обнажив сверкающую полоску белых зубов. Он улыбался ей, его глаза светились пониманием и юмором.

– У меня, конечно, – ответил он. – При вашей естественной красоте вам не требуется больших усилий, чтобы выглядеть еще прелестнее.

Ах, какой очаровательный ответ! Злодей знал, что ей нечем будет крыть.

– Ваши слова звучат как музыка, сэр. Спасибо.

– Мой брат очень хорош на словах, – несколько суховато заметил Девлин. – Но его язык может ранить гораздо тяжелее, чем штык.

– Да, конечно, – тут же отреагировал Уинтроп. – Но мне больше нравится доставлять им удовольствие, чем причинять боль.

Мойра вспыхнула до корней волос. Даже Блайт казалась шокированной его дерзостью. Девлин же лишь покачал головой.

– Если бы ты придерживался этого принципа, ты бы уже давно был женат.

Уинтроп криво усмехнулся.

– Штык, принцип, брак… Как услышу это, так и тянет опять сразиться с тобой.

Указав на них взглядом, Блайт взяла Мойру за локоть.

– Это может долго продолжаться, Мойра. Почему бы нам не побеседовать с Октавией и Варей?

Мойра никогда бы не призналась, что ей жаль оставлять Уинтропа. С ним она чувствовала себя защищенной и в безопасности. Со всеми остальными людьми она не знала, о чем говорить, и потому боялась наделать глупостей. Однако она позволила увести себя и вскоре смеялась и вела себя так, словно знала этих женщин много лет.

Чуть позже чувство голода отправило ее к столу с закусками. Не в силах больше сопротивляться зову желудка, она положила себе целую тарелку тоненьких сандвичей с огурцом – ее любимых. Повернувшись спиной к гостям – в соседней комнате продолжалась вечеринка, – она принялась засовывать сандвичи в рот.

О, как это было вкусно!

– Поделишься или съешь все сама?

Повернувшись, чтобы посмотреть на него, Мойра неожиданно смутилась. Она как раз пыталась проглотить солидный кусок. Тарелка опустела лишь наполовину.

– Я не ела с самого утра.

Уинтроп едва улыбнулся, скрестив руки на груди.

– Зачем ты оправдываешься, Мойра, мне нравятся женщины со здоровым аппетитом.

«О, дорогой!» Самые потаенные мысли и вопросы всколыхнулись в ней.

– У кого еще в твоей компании такие же вкусы?

Либо он не обратил внимания на колкость, либо просто пропустил ее мимо ушей.

– Делай все, что считаешь нужным, и чувствуй себя свободно. У меня и в мыслях не было завоевать тебя, а потом удерживать при себе.

Она смутилась еще больше.

– Ты говоришь дьявольские вещи.

– Что ты имеешь в виду? – неподдельно изумился он. – Мое первое побуждение – сказать тебе, что чем мягче женщина, тем слаще общение.

Теперь у нее уже горели кончики ушей. Он ухватил сандвич с ее тарелки и откусил солидный кусок.

– Так что, если пожелаешь опустошить эту тарелку и захочешь добавки, я полностью на твоей стороне.

Она подняла на него глаза, хотя была уверена, что, когда встретится с ним взглядом, под ложечкой засосет еще больше.

– Почему ты так со мной разговариваешь? – Он покончил с сандвичем.

– Потому что тебе так нравится.

– Неправда.

Как возмущенно она это сказала! Что она пытается доказать?

Он пожал плечами и взял еще один сандвич.

– Ты так посмотрела на меня, что не оставила сомнений – это правда.

Она не сдавалась, хотя знала, что он прав отчасти.

– Я просто не привыкла к таким разговорам.

– Конечно, нет. – Он снова скрестил руки на груди. – Ты иногда такая чистенькая, Мойра, просто очаровательно.

Она прищурилась.

– А ты временами ведешь себя просто возмутительно, Уинтроп.

– Это часть моего обаяния.

О, как надоела ей эта его кривая ухмылка!

– Абсолютно верно. – Она поднесла ко рту следующий сандвич. Он наблюдал за ней. Мойра нахально облизнула губы кончиком языка, прежде чем отправить в рот еще кусочек. Она жевала и глотала, уверенная, что он не отрываясь смотрит на ее рот.

– и что ты сделаешь для меня? – вдруг спросила она. Он сморгнул.

– Повтори, пожалуйста, не понял.

Она ласково улыбнулась. Знала, что играет с огнем, но ничего не могла с собой поделать. Ей понравилось дразнить его.

– Если я стану мягче и слаще для тебя, что ты сделаешь для меня?

Адамово яблоко подпрыгнуло, когда он глотнул.

– Все, что хочешь. Я буду полностью в твоей власти. Лишь скажи слово.

Внутри все задрожало. Он был серьезен. Их разговор выходил из-под контроля. Кокетливо улыбаясь, она постаралась сохранить легкомысленный тон.

– И какое это будет слово?

Уинтроп придвинулся к ней так близко, что его губы оказались возле ее уха. Она чувствовала, как его дыхание касается ее кожи, как от него исходит тепло. Разве есть еще на земле мужчина, от которого бы так чудесно пахло?

– Да.

Его голос был тих, как дуновение ветерка, но он пронесся через нее, как тайфун.

Вздрогнув, она встретила его взгляд. Его глаза были темные, цвета индиго, и казались бездонными.

Она не в силах была сказать ни слова, не могла вспомнить, как пошевелить языком и губами. Онемев, она смотрела на тарелку в своих руках. О чем она думала, когда накладывала все эти сандвичи? Она никогда не сможет съесть их все, особенно сейчас, когда желудок свела спазма.

– Ты позволишь мне помочь тебе доесть их? – В его голосе не было и намека на насмешку.

Мойра кивнула и подняла голову. Она ощутила всем своим существом опасность влюбиться в этого человека. Пугало ли ее это? Ужасало? Заставляло лить слезы?

– Да, – тихо прошептала она и взяла следующий сандвич.

На Рождество после обеда с Октавией и Нортом Уинтроп отправился к Мойре. Надо было наконец определить, где она прячет тиару. Он, правда, не собирался нынче этим заниматься. Такой вечер он посвятит удовольствию от встречи с Мойрой.

Посещение ее дома по вечерам стало превращаться в привычку. Он не обманывал себя: поиски тиары во многом были лишь поводом, чтобы увидеться с ней. Эта чертова тиара была нужна ему, чтобы защитить Норта и Дейва. Чтобы обыскать дом, он должен был бы дождаться, когда она отправится куда-нибудь или ляжет спать. И этого достаточно. Но нет, он проводил здесь много времени, ему необходимо было общество Мойры.

Она ждала его в гостиной, одетая в простое лиловое платье из муслина. Сердце оборвалось, когда он увидел ее. Они не встречались всего один день, а казалось, что разлука длилась многие месяцы.

Он ужаснулся такому перевороту в своей душе и не мог заставить себя поверить в это.

– Будем играть или сначала выпьешь? – спросила она. Улыбнувшись ее готовности исполнить его желание.

Уинтроп протянул ей шкатулку из эбенового дерева, которую принес с собой.

– Сначала посмотри, у меня кое-что есть для тебя. – Мойра заволновалась:

– О, не надо. Я ничего не приготовила тебе. – Ему ничего и не было нужно.

– Пожалуйста, прими, это тебя ни к чему не обязывает. – Неохотно она подчинилась – любопытство взяло верх.

– Спасибо.

– Не благодари, пока не увидишь, что внутри.

Как глупый мальчишка, он затаил дыхание, пока она открывала шкатулку, и облегченно вздохнул, только когда ее лицо, словно свеча, засветилось от удовольствия.

– Какая прелесть! – Благоговейно она взяла с бархатной подкладки ангелочка, искусно вырезанного из слоновой кости.

Уинтроп глубоко дышал, испытывая неожиданную радость за самого себя.

– Я подумал, он понравится тебе.

Пряча лицо, она подошла и поцеловала его.

– Я его уже люблю, спасибо.

Мойра поставила фигурку и шкатулку на столик рядом с креслом, в которое она садилась чаще всего, ласково погладила ее, а потом повернулась к нему. Какой счастливой она была! Чем он должен пожертвовать, чтобы она всегда оставалась такой?

И как бы изменилось ее лицо, узнай она всю правду о нем.

Но сегодняшним вечером он не собирался забивать себе голову такими мыслями. Сейчас он не станет тем хладнокровным мерзавцем, который хочет обобрать её. Он будет возвышенным почитателем, трепещущим в ее обществе. Счастливчиком, которому повезло находиться рядом с ней.

Они заняли привычные места: он играл белыми, а она – черными. Ему нравилось, когда она играла черными. Он всегда представлял ее в образе черной королевы. Уинтроп сделал первый ход.

В итоге Мойра закончила эту партию, съев его короля.

– Твоя взяла. – Он был поражен больше, чем она. Потом до него дошло. – Ты тренируешься!

Она слегка покраснела, но при этом совсем не испытывала раскаяния.

– Ну и что?

– Неплохо, неплохо – Он рассмеялся. – Тогда определи награду, раз уж ты победила. Что потребуешь?

Не дай Бог, она предложит ему прочитать какую-нибудь из этих чудовищных баллад или еще хуже – стихи.

Мойра вся зарделась. Она по-девичьи скромна для вдовы с десятилетним стажем замужества.

– Я хочу, чтобы ты поцеловал меня, – заявила она чуть дрогнувшим голосом.

Что-что? Очень интересный поворот событий. Неужели его терпение, наконец, будет вознаграждено? Сердце заколотилось от предвкушения. Она желает его. Но вперед нужно продвигаться медленно. Ему не хотелось выдавать своего нетерпения.

Он потянулся через стол и поцеловал ее в щеку.

– Этого достаточно?

Мойра стала совсем красной от смущения. Интересно, насколько еще она сможет покраснеть, прежде чем превратится в пламя?

– Нет, в губы.

Рассмеявшись про себя, Уинтроп снова потянулся через стол и легко коснулся ее губ. Ему захотелось впиться в ее губы, но он сдержался и уселся на место.

– Теперь так? – Она вдруг разозлилась:

– Я не это имела в виду, и ты прекрасно знаешь. – Прикидываясь непонимающим, он простодушно смотрел на нее.

– Боюсь, я не в силах сообразить, что ты желаешь. Может, продемонстрируешь мне сама?

Она пристально поглядела на него. Мойра понимала, что он развлекается таким образом. И если он, потеряв чувство меры, перегнет палку, она просто возьмет и перевернет на него стол, как это было позапрошлым вечером у Уинтеров. Чтобы подстегнуть его к действию. Лучше бы он не осторожничал.

Отодвинув стул, Мойра встала и пошла к нему.

– Встань, – приказала она. Он лениво усмехнулся:

– Мне не нравится так. Почему бы тебе не сесть ко мне на колени?

В первый момент ему показалось, что она выкинет его за дверь. Но вдруг странный огонек зажегся в ее глазах, и он понял, что причиняет ей боль. Не торопясь, она опустилась к нему на колени, легонько поерзала, словно устраиваясь поудобнее. Он точно знал, в чем дело. Этими деликатными движениями интимной частью тела она намеревалась довести его до умопомрачительного возбуждения. Женщина, которая временами была совершенно не уверена в себе, обладала естественным знанием, как совращать мужчин.

– Тебе удобно? – проворчал он, когда она наконец устроилась.

Ласковая улыбка в ответ.

– Да, благодарю.

Взяв его лицо в свои руки, она приподняла ему подбородок, погладив легкими прикосновениями. А когда она осторожно начала массировать его голову, единственное, что он смог сделать, – это не закрыть глаза от наслаждения.

– Тебе нравится, правда? – Пальцами, как гребешком, она расчесывала ему волосы. – Видно, что тебе приятно.

– Да, – согласился он, закрывая глаза. – Моя бабка часами могла расчесывать мне волосы, когда я был маленьким.

– Ты любил ее?

– Обожал. Я никогда не пытался ей угодить, стать любимчиком. Это было не нужно. Она одинаково любила нас всех четверых, и такими, какие мы были.

Ее пальцы замерли.

– Это большое счастье – иметь такую бабушку. – Сказано было с глубоким чувством. Уинтроп открыл глаза.

– Я и был счастлив.

Посмотрев на нее, он вдруг сообразил, что у Мойры никогда не было человека, который сумел бы защитить ее от родительских глупостей и своей любовью смог восполнить их эгоизм. У него такой человек был. Ничего удивительного, что она так насторожена. Что до сих пор иногда ощущает себя неполноценной. Что кинулась в замужество по необходимости, хотя заслуживала гораздо большего.

Понимал ли ее муж, каким сокровищем он владел – женщиной, от взгляда которой мужчина чувствует себя выше на десять футов?

– Ты поражаешь меня, Мойра Тиндейл.

Он тоже удивил ее. Это было понятно по широко распахнутым глазам и приоткрытому рту.

– В самом деле?

– Я не могу взять в толк, как тебе удалось вырасти в таких условиях и стать прекрасным человеком. Мне даже совестно за себя.

– Но тебе нечего стыдиться. – Ее вера в него словно полоснула по живому.

– Ты не представляешь, что я творил, полагая, что могу себе это позволить. Большую часть жизни я испытывал горечь, оттого что тащил на своих плечах кучу пустых хлопот. Я не имел права жалеть себя. У меня были мои братья и бабушка. А кто был у тебя?

– У меня была я сама. – Она ласково улыбнулась. – И моя тетка. Мы не часто виделись, но ее визиты и письма помогли мне продержаться. Не жалей меня, Уинтроп, я этого не вынесу.

Что-то стало происходить в его сердце, когда он заглянул ей в глаза. Как будто раковина, которая скрывала его, лопнула, рассыпалась на куски, и осколки впились в его тело.

– Мне так хочется поцеловать тебя, – зашептал он. – Ты позволишь?

– Да. – Ее лицо приблизилось. – Помнишь, ты говорил, что я могу сказать одно только это слово и ты будешь подчиняться мне?

– Помню, – жарким шепотом ответил он. Она коснулась его губами.

– Тогда целуй меня. Я приказываю.

Он схватил ее голову и удерживал, пока их губы не соединились. Она была теплой, податливой и сладкой. Ему нужно было бы протянуть время, принудить ее сдаться, но трезвость покинула его. Он трепетал от желания обладать ею, мышцы напряглись. Его язык проникал в нее, а она отдавалась ему и не могла утолить свою жажду.

Затем она потянулась к его сюртуку, расстегивая пуговицы и пытаясь проникнуть внутрь. Чувствует ли она, как останавливается его сердце под ее руками? Ощущает ли она его мощь своими бедрами? Понимает ли она, что он почти вне себя от желания?

Он должен что-нибудь сделать, чтобы ослабить напряжение, давившее на них обоих. Освободив ее голову, Уинтроп опустил руки вниз и, схватившись за юбку, потянул тонкую материю вверх. Отбросив в сторону слои ткани, его рука двинулась вверх по шелковому чулку, миновала подвязку, и пальцы коснулись атласной плоти внутренней стороны её бедра. Мойра подскочила.

– Что ты делаешь? – задыхаясь, вскричала она.

– Ты обещала сделать мне подарок, – напомнил он ей, пытаясь совладать с дыханием. – Я хочу именно этого, Мойра. Я хочу трогать тебя. Открой мне себя.

Ее глаза потемнели и стали огромными, взгляд застыл на нем, бедра раздвинулись навстречу его руке. Он глядел ей в лицо, когда его пальцы коснулись упругих завитков. Она глубоко вздохнула, ее тело резко вздрогнуло от прикосновения. Веки затрепетали, щеки порозовели. Он осторожно погладил мягкие, чуть влажные волосы.

Господи, как он хочет ее! Под собой, на себе, любым способом. Но главное, он жаждет видеть ее лицо в момент, когда он делает ее счастливой. Невозможно выразить, как много для него значит, что он пробуждает в ней такие чувства.

Его пальцы двинулись по этим влажным завиткам, пока средний не оказался между двумя продольными складками. Он видел, как морщинка залегла у нее между бровями, как приоткрылись губы. Под пальцем она была жаркой, влажной и скользкой. Ее плоть хваталась за него, словно жадная рука. Она, должно быть, восхитительно тугая и тесная, инстинктивно понял он.

Бедра раздвинулись, насколько им позволяла ширина юбки. Для него этого было достаточно, вся рука оказалась между ее ног. Медленно и осторожно он скользнул всей длиной пальца внутрь ее. Его тело напряглось, когда он увидел, как стало меняться выражение её лица. Вцепившись в лацканы его сюртука, она начала двигать бедрам и, задавая ритм его влажным пытливым пальцам. Возмущенный теснотой одежды, придавленный сидящей сверху Мойрой, его член пульсировал, грозно требуя выпустить его на свободу. Стиснув зубы, Уинтроп сосредоточился на том, чтобы доставить удовольствие Мойре, забыв о своих неудобствах.

Большой палец уверенно нашел главную вершину ее плоти, а средний скользил внутри, раздвигая и поглаживая складки. Напряжение и пульсация возросли еще больше, когда Мойра вскрикнула, приподнявшись над его рукой. Наслаждаясь вскриками, ощущением спазмов вокруг своего пальца, Уинтроп дразнил, заставляя ритмично двигаться ее тело.

Держась одной рукой за его сюртук, Мойра опустила другую между ними вниз, нащупывая вздувшуюся гряду, которую с трудом удерживали брюки. Он застонал, лишь только она начала ласкать его через ткань, а когда ее пальцы прорвались сквозь застежки, не стал останавливать ее.

Ее пальцы сомкнулись вокруг его мощной наготы, бесстыдно желавшей удовлетворения. Они гладили, сжимали, тискали его с неподдельным трепетным жаром. Приподняв бедра, она переместилась ближе к коленям, обеспечив себе лучший доступ к его члену. Рука за ее головой соскользнула вниз, на спину, поддерживая, пока она ласкала его.

– Вверх и вниз, – проворчал он. Если она хочет довести дело до конца, он не будет возражать, но надо быть уверенным, что она сделает все как нужно. Сначала робко, потом все увереннее она начала двигать сжатую руку вдоль всей длины вверх и вниз в том же ритме, в каком двигалась его рука между ее бедер.

– Вот так. – Дыхание стало прерывистым, напряжение в паху возросло. Он сильнее прижал большой палец, вызывая у нее глухие стоны.

Пот выступил у Уинтропа на верхней губе. Желание, чтобы она наконец достигла пика, было таким же острым, как стремление освободиться и самому. Его большой палец действовал в одном ритме с ее бедрами. Когда ее крики стали все более требовательными, а рука все крепче сжимала его ствол, он прижал палец еще сильнее.

Ее шепот поощрял, ее стоны звучали все чаще. Когда она откинула голову назад, открыв рот в безмолвном крике наслаждения, зажав его руку, с дрожью, сотрясавшей все тело, Уинтроп перестал сознавать себя. Голова склонилась, он уперся лбом в ее грудь. И кульминация наступила.

Он подождал, пока в глазах не исчезли вспышки звезд, и только тогда открыл их. Мойра без сил опиралась на него, глядя на него с выражением, которое он назвал бы сконфуженным удовлетворением.

Улыбаясь, Уинтроп знал, что сейчас он похож на кота, слопавшего канарейку. Ну да ладно. Он был пресыщен, ленив и самодоволен. Вынув носовой платок из кармана, он протянул его Мойре. Нет сомнения, ей нужно вытереть руку. Она осторожно улыбнулась в ответ, принимая сложенную ткань.

– Пожалуй, это намного приятнее, чем расческа, которую мне подарила Минни.

Не в силах удержаться от смеха, Уинтроп заключил ее в объятия.

– И в самом деле, Мойра. С Рождеством!

Она чмокнула его в щеку и удобно устроилась у него на груди.

– С Рождеством, Уинтроп!