4. «И-хо-туан»

«Которая земля переставляет обычаи свои и та земля не долго стоит», – вот историческая фраза, объясняющая весь смысл противления реформам, встреченного со стороны народа сперва патриархом Никоном, а потом Петром Великим.

На точно такой же почве зародились и совершились все ужасные события прошлого года, в которых главнейшую роль играло сообщество «И-хо-туан», или, как их все в Европе называют, «Большие Кулаки».

Западные европейцы своим презрением к укоренившимся в течение многих веков обычаям страны возбудили против себя главную массу населения… И так как правительство Поднебесной империи не отстаивало установившегося строя быта, не сумело дать надлежащего отпора тем жадным пиявкам Запада, которые под видом распространения веры Христовой явились в Китай, дабы подготовить его полное покорение Европе, то народ стал думать, что помощь к нему должна явиться с неба.

Именно только с помощью небесных сил, как думала масса китайцев, страна Неба могла освободиться от чужеземных захватов и от осквернения её различными совершенно противными духу народа новшествами. Чтобы достигнуть этого, с неба послано было бесчисленное множество бесплотных воителей. Но так как эти бесплотные воители, защитники Китая от грубого вторжения белых дьяволов, невидимы и могут действовать только при посредстве людей, то им необходимо овладеть обыкновенными смертными и вселиться в них. Некоторые из смертных, более избранные, путём особых упражнений получают способность вмещать в себя бесплотных воителей и через то становятся неуязвимыми для всякого оружия и вместе с этим – непобедимыми.

Но чтобы получить подобную способность, нужны огромные труды, нужно с детства готовиться к принятию в себя духа, и вот из таких готовящихся и приготовившихся людей и составилось общество И-хо-туан, или И-хо-ч’юэнь.

«И» значит добровольный, «хо» – соединённый, «туан» – ополчение, «ч’юэнь» – кулак или горсть. Таким образом, перевод названия сообщества будет: «добровольно соединённое ополчение» или «добровольно соединённая горсть». Путь к достижению способности принять в себя духа называется «та ч’ьюэнь т’су», то есть «биться на кулачки», но значение вышеприведённых слов совсем другое, чем их буквальный смысл. Оно в применении к «Большим Кулакам» означает упражнения, решительно ничего общего с кулачным боем не имеющие. Повторению известных слов приписывается магическое действие. Оно при сильных движениях всем телом помогает человеку впадать в транс и затем в нормальном состоянии забывать всё, что было совершено во время экстаза.

Таким образом, в основе и-хо-туане имеют много общего с русскими хлыстами, прыгунами и вообще сектантами, которые посредством различных телодвижений добиваются того, что на них «накатывает дух».

В Китае эта секта как религиозное сообщество существует уже не одно столетие. Одно время из её приверженцев составлялась стража императоров, причём единственным оружием их был их собственный кулак, с помощью которого они успешно побеждали врагов. Затем, с воцарением династии Цин, они подверглись гонению как бесполезные и даже вредные люди, и только в последнее время вновь выступили на сцену, явившись правильно организованным сообществом. Они восставали, главным образом, против католических миссионеров, и все неистовства совершены именно этими людьми, которые считали себя существами, во многом отличными от обыкновенных смертных.

Итак, и-хо-туане, боксёры, кулачники в глазах простого народа являлись людьми не от мира сего, а через поселение в них чистого духа одарёнными высшей способностью быть неуязвимыми и застрахованными от всякого рода смерти. Помимо этого, они являлись в глазах народа борцами за попранные права, защитниками Отечества от покушений внешних врагов и, что главнее всего, – ближайшими к народу людьми, так как ряды боксёров пополнялись исключительно выходцами из народа, так сказать – детьми народа…

Везде, где они ни появлялись, они прежде всего вербовали в свои ряды хсиао-хай-тсю малых детей, начиная с 10-летнего возраста. В них главари из боксёров развивали прежде всего физическую силу всевозможными гимнастическими упражнениями, приучали переносить всякие лишения, муки и развивали беспрекословную дисциплину и точное повиновение младших старшим. Таким образом, наряду с правительственной армией создавалась другая армия – народная, фанатически преданная своему делу – «всё вымести начисто в стране Неба».

Может быть, потому только, что все свои усилия главари-боксёры направляли, главным образом, на подростков, это движение и ускользнуло от внимания европейцев. Последние видели, что ораву мальчишек какие-то оборванцы учат «кулачному бою», и вовсе не думали, что под видом невинной забавы создаётся орудие неистового кровопролития… Прошлый год доказал, что боксёрские упражнения были далеко не игры «в кулачные бои».

Синь-Хо важно сидел на кане и заговорил, не глядя даже на почтительно склонявшегося перед ним Юнь-Ань-О.

– Да, настало время, великое время! Иностранные дьяволы развратили вконец всех наших правителей – всех, от императора до последнего писца у судебного мандарина. Они сделали всех их дурными людьми, переставшими заботиться о народе, корыстолюбцами, взяточниками, жадными до всего, чего у них нет. Они посредством подкупа распространяют среди нас свою веру и свои обычаи, чуждые нам. Они строят у нас железные дороги, в которых мы не нуждаемся, заводят машины, телеграфы, электрическое освещение. Точно без всего этого Китай не жил счастливо! Но этим путём они только хотят развратить народ наш, уничтожить родственные связи и покорить нас под свою власть. И они думают, что им это удастся без борьбы, без нашего сопротивления! Как глупы иностранцы! Разве не видят они, что во всём между ними и сынами Неба лежит громадная пропасть. У них всё не так, как у нас. У нас белый цвет означает печаль, а у них печаль означает чёрный. У китайских женщин широкий стан и маленькие ноги, у европейских женщин большие ноги и узкая талия. Мы омываем наши руки перед началом еды, они – после, всё по-иному, всё не так, как у нас.

– Прости меня, – осмелился заговорить Юнь-Ань-О. – Я теперь часто вижу русских, они мне кажутся вовсе не плохими людьми.

– Я ничего не сказал о русских. Русские – исконные друзья китайцев, и никто в нашей стране не имеет на них «дурного сердца». С незапамятных времён Дракон и Медведь жили в полном мире и тесной дружбе…

– Зачем же здесь ты, посланник Дракона?

Синь-Хо нахмурил брови.

– Я пришёл призвать всех верных к освобождению Родины нашей от белых дьяволов.

– Но ведь и русские белы!

Эти последние слова Юнь-Ань-О произнёс с заметным колебанием.

– Да, и они белы! – согласился посланник Дракона. – Но русские мало того что наши друзья, они – родные нам по крови. Было время, когда они породнились с нами при посредстве великого Тимурая, который, покорив Китай, послал своих воинов завоёвывать и русские земли. Это было давно, но кровь всегда остаётся кровью, и как бы ни разбавляли её, несколько капель прежней всегда останется…

Синь-Хо говорил всё это с видимым убеждением. Без сомнения, он свято верил своим словам так же, как и своей «неуязвимости» в качестве принадлежащего к сообществу «И-хо-туан».

– Никогда европейским людям не сравниться с нами… Никогда! Пусть они говорят, что обряды, внешние знаки почтения – ничтожная мелочь, но на них-то основан и внутренний быт нашей страны, в них основы нашего народного счастья, которое все они стремятся дерзко подорвать. Ты стар, Юнь-Ань-О, у тебя есть свои дети, двое сыновей, Юнь-Ань-О, я знаю это. Что бы ты сказал, если бы их у тебя не было? Разве не был бы ты самым несчастным человеком в мире, беднейшим из бедных? Вспомни, если у нас, в стране Неба, человек не имеет потомства, это считается для него самым ужасным несчастьем, омрачающим все дни его существования. А у белых варваров наоборот. Многие из них считают себя счастливыми, если не имеют детей. Они говорят сами, что отец и мать с небольшим трудом могут прокормить десять человек детей, но эти дети находят невозможным помешать своим родителям умереть с голода. Недавно в Пекине я видел двух варваров, вступивших в брачный союз. Это были мужчина и женщина, молодые, здоровые люди. Знаешь, старый Юнь-Ань-О, что они говорили? Они говорили, что родители обязаны кормить детей, потому что произвели их на свет, не спрашивая об их желании жить, а дети не обязаны заботиться о родителях, так как они не ответственны за их существование[13]… Где в стране Неба можно услыхать что-либо подобное? Разве не общее негодование вызвали бы подобные слова, если бы они были сказаны китайцем? Разве не разорвал бы в своей справедливой ярости народ того сына, который осмелился бы позабыть свой долг по отношению к родителям или даже к посмертной памяти их? Ведь на этом почтении держится семья, а семья – это в малом виде государство. Не будет семьи – погибнет государство. Христиане же, варвары, заботятся о том, чтобы научить своих детей всевозможным наукам, развить их ум, тело, но они никогда не стараются привить им сознание долга гражданина, они забывают научить их вежливости, и их дети отказывают не только в уважении своим родителям, но и в помощи им.

Синь-Хо смолк. Юнь-Ань-О слушал его с почтительным вниманием. Всё, что говорил посланник Дракона, было дорого и близко его китайскому сердцу. Дети ведь – слабая струнка каждого китайца, они – его полная неотъемлемая собственность, распоряжаться которой каждый родитель может как ему угодно.

Увлечённые своей беседой, они и не заметили, как Уинг-Ти, хорошенькая дочка Юнь-Ань-О, тихо вошла в фанзу и внимательно слушала их разговор. Её жёлтое личико побурело всё, когда она услыхала, что гость её отца – посланник Дракона и явился с целью поднять народное восстание против белых варваров, которые всегда так добры были к ней… Сердечко девушки сильно билось, когда Синь-Хо с особенной силой в голосе воскликнул:

– Пусть все они погибнут, пусть прольются целые океаны крови белых иноземных варваров и в ней утонет всё нечестие, которое поселилось от них в великой стране Неба!

Пылкому воображению Уинг-Ти живо представилась ужасная кровавая картина. Их тихий маленький городок весь пылает. Фанзы лижут огненные языки. Багровое зарево кровавой короной стоит над несчастным городом. Слышны вопли, крики, стоны раненых; грохочут с крепости пушки, трещит ружейная перестрелка. Все защитники крепости изнемогают. Их мало, а этих ужасных боксёров что волн на поверхности бушующего моря. Громче и громче раздаётся их крик: «Ша, ша, ша!»[14]

Добрые, милые русские, которых неизвестно за что называют эти ужасные люди «дьяволами», «варварами», падают под ударами нападающих. Немного их осталось. Ясно видит Уинг-Ти, как толпа боксёров напала на рослого Зинченко, который всегда был так добр к ней, бедной китайской девочке. Он отбивается, но всё напрасно. Слишком уже много врагов. Выстрел – и бравый казак падает с предсмертным стоном. Крича и беснуясь, кидаются на него победители; минутная возня, и вот голова казака поднимается на пике над беснующейся толпой…

Притаившаяся девушка ясно видела перед собой оскаленный рот, широко раскрытые глаза, в которых так и застыло выражение ужаса, смоченные кровью повисшие прядями волосы… Уинг-Ти ведь пережила все эти ужасы… Не на её ли глазах брали японцы этот же самый Порт-Артур? Ведь она совсем ещё ребёнком была свидетельницей всего, что тогда здесь происходило, и ужасное впечатление до сих пор ещё не изгладилось из её памяти.

Сердце маленькой Уинг-Ти сжималось до боли. Как быть? Этот ужасный посланник Дракона здесь; по его следам явятся сюда ужасы кровопролития, и никто, решительно никто – Уинг-Ти прекрасно знала своих земляков – не посягнёт предупредить русских о близкой и грозной опасности.

Бедняжка не слыхала, что Синь-Хо явился только собрать под знамёна Дракона верных. Она слышала, что смерть грозит всем иностранцам, а ведь и добрые русские не были своими людьми в этой так ещё недавно приобретённой ими земле.

Тяжёлая борьба происходила в душе девушки. С одной стороны, она всем своим сердцем жалела русских, которых уже считала обречёнными на смерть, с другой страшилась сего ужасного человека, перед которым и отец её стоял дрожащий и перепуганный.

Наконец, какое-то решение появилось в её маленькой голове. Уинг-Ти неслышно выскользнула за порог фанзы и поспешно, насколько только можно было при её крохотных ножках, пустилась по узкому переулку к базарной улице городка.

Ни отец, ни Синь-Хо не заметили её. Они по-прежнему были увлечены своей беседой на дорогую для них тему.

– Всё, что ни завели в нашей стране европейские варвары, – продолжал Синь-Хо, – всё должно быть уничтожено. Нам ничего не нужно из того, что они завели у нас. Мы жили без их железных дорог, без их машин, без их телеграфов, электричества и были счастливы. Что нужно человеку для жизни? В день горсть-две риса и немного воды. Только и всего. Получив их, человек доволен и счастлив. Он живёт беспечно, беззаботно, и никакая тягота не ведома ему. Так жил наш народ, и так он будет жить, когда мы, «добровольное ополчение», прогоним белых варваров. Это же случится скоро, очень скоро. Это изгнание начнётся, как только будет собрана в нынешнем году жатва. Нельзя сомневаться в сопротивлении варваров. О, я знаю, им не хочется уходить от нас. Им у себя на родине нечего делать, нечего есть. Они будут бороться с нами, но мы их всё-таки прогоним. Мы оставим около себя только русских, с которыми заключим союз[15]. И борьба будет кончена очень скоро. Пройдёт год-два, много три, и по всему Китаю воцарятся мир, правда и благополучие.

– Но ведь многие из наших людей, – перебил гостя Юнь-Ань-О, – уже заражены духом европейских варваров… Разве можно поручиться за то, что они по изгнании их возвратятся к старине?

– Если только люди будут продолжать нечестие, то для всей земли настанет невыносимо-ужасное время «десяти бедствий». Знаешь ли ты, старик, что будет тогда? Я скажу тебе, дабы ты возвещал всем верным. Повсюду прекратится дым жертвоприношений; кровью наполнятся все реки и потоки; зерно не даст плода; все живущие будут удручены неправдою; дороги останутся без путников; вдовы и сироты будут бродить далеко от родины; никто не будет защищён от грабежа; все живущие низойдут к «жёлтым потокам»[16], народ станет жертвой голода и нищеты; и не будет на земле мирных годов[17]!

Посланник Дракона перечислял бедствия, угрожающие Китаю, необыкновенно торжественным тоном, произведшим впечатление на старого Юнь-Ань-О.

– Много крови прольётся, – всё-таки пробормотал он. – Много людей погибнет!

– Нет и не может быть жатвы без посева! – наставительно ответил на это Синь-Хо. – Пусть погибнут тысячи и десятки тысяч – многие миллионы будут счастливы!

Снова они немного помолчали.

– Скажи мне, чего ты потребуешь от меня? – прервал наконец молчание Юнь-Ань-О.

– Твои сыновья должны присоединиться к верным, это первое…

– Хорошо, пусть будет так.

– Затем ты должен дать мне пристанище, пока я останусь здесь.

– Я рад исполнить это, но не находишь ли ты своё пребывание опасным для себя, опять спрашиваю я тебя, не лучше ли будет тебе укрыться дальше от города, где столько русских? В Кин-Джоу, в Быцзыво[18] ты был бы в большей безопасности, чем здесь.

Синь-Хо с мгновение подумал.

– Я должен непременно остаться здесь и останусь, хотя и не надолго. Я не боюсь за себя, меня охраняет Дракон. Кроме того, я понимаю русский язык, а никто из русских не знает этого… Благодаря знанию языка я уже избежал опасности, когда держал свой путь сюда…

Юнь-Ань-О вспомнил рассказ Зинченко, и рука его невольно потянулась за пазуху рубахи, где у него было спрятано послание Дракона. Одно мгновение он хотел отдать его обратно Синь-Хо, но сейчас же раздумал.

«Русские сделали мне столько добра, – промелькнула в голове мысль. – Они мне хорошо платили за хлеб и рис моих полей. Они были ласковы к моей семье. Неужели я должен остаться неблагодарным и не предупредить их о замыслах «добровольных ополченцев»? Об этом нужно ещё подумать».

Загрузка...