ХОДАТАЙСТВО

Прошу Уважаемый суд, чтобы при исследовании материалов Уголовного дела № 171, суд принял во внимание факты, касающиеся отношений между ФСБ и мной лично, а так же ФСБ и Национал-Большевистской Партией. Отношения существовали за много лет до возбуждения уголовного дела № 171, это чрезвычайно важно знать. Следователи делают вид, что ФСБ обратила на меня внимание с января 2001 года, когда генерал-лейтенант Пронин В.В. обратился в Мособлсуд за разрешением на ОРМ – по адресу: Москва, Калошин пер, д.6/8, кв.66, где я проживал. Однако, ФАКТЫ ТАКОВЫ:

1. В октябре 1973 года (да-да, 1973 года!) в квартиру на улице Марии Ульяновой, которую я снимал вместе с женой Еленой Щаповой (Козловой) в г. Москве, явились представители КГБ в сопровождении сотрудников милиции и увели меня. Впоследствии я был неоднократно допрошен и подвергнут давлению. Под окном моей квартиры на ул. Марии Ульяновой стоял фургон, из которого мои разговоры прослушивали. (Официальный предлог для запугивания: отсутствие московской прописки, запугивали статьёй 198 тогдашнего УК). Меня пытались заставить стать осведомителем, вызывая ежедневно на допросы на ул. Дзержинского, 2; и когда я отказался, припугнули тюрьмой («Мы дадим Вам год, а у Вас молодая жена…») и в конце концов заставили выехать за границу по израильской визе. Впоследствии, через десять лет, в Париже, от сестры моей жены – Ларисы Сергеевны Козловой (в замужестве Файяд) я узнал, что мои злоключения 1973-74 годов явились следствием закулисной борьбы внутри КГБ, что я, как таковой, и моя судьба, были этим людям безразличны. Внутриведомственная интрига была направлена своим острием против начальника Ларисы Сергеевны Козловой (Файяд). Она была агентом советской внешней разведки в Бейруте. Пытаясь свалить начальника, его соперники в КГБ «разработали» личные и business-связи Ларисы Козловой. (Для прикрытия Козлова-Файяд держала антикварный магазин в г. Бейруте, Ливан). КГБ добыло на неё компромат. В результате госпожа Козлова-Файяд не пострадала, вернулась в Бейрут. Начальник отдела разведки, курировавший её, однако вынужден был уйти в отставку. Но больше всех пострадали случайные люди: я оказался вместе с Еленой Козловой за границей, хорошо отделался ещё. А некто Давид (фамилию не помню), поставлявший Козловой иконы и антиквариат для её магазина в Бейруте, получил 9 лет лишения свободы.

2. По приглашению Комитета Госбезопасности (24 июня 1993 года.), в частности генералов Карнаухова и Иванова, я посетил оба здания на Лубянке. В том числе и кабинет председателя КГБ, где фотографами Комитета были сделаны фотоснимки меня возле бюста Дзержинского и за столом. Я также встречался с оперативниками ведомства, пришли человек 50. Встреча происходила в зале и снималась на видео. Во время встречи мы посетовали на то, что 20 лет назад не поняли друг друга. (Кто мог знать, что через восемь лет они опять меня не поймут). Когда я выразил желание увидеть моё «дело» 1973 года, мне сказали, что «дела» уничтожают каждые 15 лет, и, возможно, я проходил по чьему-то делу. То есть я получил лёгкий отказ или отговорку.

3. Наблюдение ФСБ за Национал-Большевистской Партией было установлено чуть ли не с первого года её возникновения. Если поднять материалы газеты «Лимонка», её подшивку, то становится ясно, что уже с 1995 и 1996 годов ФСБ в регионах активно репрессировала НБП – задерживала и допрашивала членов партии, запугивала, угрожала сообщить о партийной принадлежности и факте того, что данным человеком по этому поводу занимается ФСБ, по месту работы или учёбы. Поводом для репрессивных мер служила, всякий раз, всего-навсего легальная, закреплённая Конституцией (глава 2, статьи от 17 до 64, «Права и свободы человека и гражданина») политическая деятельность национал-большевиков, и лишь в редчайших случаях – административные правонарушения. Обыкновенно, когда накапливалось достаточное количество нарушений Конституции со стороны ФСБ, я, как председатель партии, обращался с письмом к генеральному прокурору РФ или директору ФСБ с перечислением фактов нарушений Конституции и Законов, допущенных его сотрудниками. Так, 2 июня 1999 года, я отправил письмо Путину В.В., тогдашнему директору ФСБ, письмо следующего содержания: "Уважаемый господин Путин! Пример насилия НАТО над Югославией очевидно заразителен. Довожу до Вашего сведения, что Ваше ведомство грубо нарушает права членов Национал-Большевистской Партии. ФСБ развернула широкомасштабные репрессии против НБП в регионах. Совершается это путём обманов, подлогов, предложений стучать на партию и запугиванием. Несколько фактов:

Так в г. Вологде, все члены организации НБП были допрошены сотрудниками ФСБ, руководителю организации А.Смирнову было сказано, что против него и организации возбуждено дело по статье 205 (терроризм!) на основании факта производства и распространения листовки!!! Для того, чтобы проходить по статье 205-ой, господин Директор, необходимо совершить взрывы, поджоги, вооружённые нападения, а тут листовка! К тому же министерство Юстиции (региональное управление) уже вынесло Вологодской организации НБП предупреждение по поводу этой же листовки. То есть Ваши подчинённые лгут и запугивают.

Многие месяцы задерживают, допрашивают, приезжают на дом сотрудники ФСБ к руководителю НБП в г. Железногорске, Красноярского края, Д. Куликову. Предлог: листовки, графитти в городе. В самом городе Красноярске были подвергнуты допросам, было оказано давление на членов НБП: С. Марченко, К. Гордеева и других. В г. Новосибирске сотрудник ФСБ предложил члену НБП Д. Михайлову стучать на партию. Выяснилось (также как и в городе Вологде), что ФСБ известны все члены Новосибирской организации поимённо!..

В г. Астрахани все члены НБП во главе с региональным секретарём В. Нелюбовым, подверглись допросам, и у них были произведены обыски. Пострадал также местный журналист, не член НБП. Причина: листовка. Авторство этой листовки астраханское отделение отрицает.

За сим, за недостатком места перечисление незаконных действий Вашей организации останавливаю.

Владимир Владимирович, все действия Ваших подчинённых напоминают действия идеологического отдела КГБ. Мною они квалифицируются как яркие признаки полицейского государства.

Прошу Вас, господин Директор ФСБ, приказать прекратить политический сыск и репрессии против НБП, прекратить попирать законы и Конституцию Российской Федерации. Эдуард Лимонов."

Текст письма опубликован в № 119 газеты «Лимонка», а этот номер газеты приобщен в качестве вещественного доказательства к уголовному делу № 171, и его можно обнаружить в томе № 4 уголовного дела.

Очевидно, какие-то меры тогда были приняты руководством ФСБ, потому что в Вологодской, Новосибирской, Астраханской областях и в Красноярском крае ФСБ прекратила репрессии и преследования наших активистов. Однако репрессии и преследования совершались в других регионах России. По газете «Лимонка» можно проследить эти репрессии. И по номерам до №119, и по номерам после.

4. В апреле 1997 года, в штабе на 2-ой Фрунзенской улице, у нас выступил председатель семиреченских казаков и сообщил, что в г. Кокчетаве (Казахстан) 2 мая намечается проведение казачьего круга. На круге будет решено либо создать русскую автономию на территории Кокчетавской области в составе республики Казахстан, либо будет принято решение о полном отделении области от Казахстана с последующим присоединением её к России. Представитель казачества сказал, что у казаков есть реальные шансы законодательно оформить отделение от Казахстана, так как в составе «маслихата» (областного совета) Кокчетавской области из 24 его членов – 22 русские. Вполне возможно, что власть Казахстана попытается подавить казаков. Потому казаки Кокчетавской области приглашают русские патриотические организации помочь в проведении круга: прислать людей, либо помочь деньгами. Взяв с собой восемь человек, я отправился в конце апреля в Казахстан. Уже недалеко от Пензы, у станции Белинская, нас впервые обыскали сотрудники ФСБ. Искали только оружие, и более всех обыскивали меня и моего охранника. Через сутки, в районе г. Уфы, обыскали ещё раз. Однако, времена были другие. Нас, членов патриотической организации, обыскивали поверхностно и с явным сочувствием. Хотя продолжали следить – «вести» до самой границы с Казахстаном и сдали с рук на руки КНБ – Казахской Национальной Безопасности. Ночью, при переезде границы в направлении Петропавловска, люди в кожаных куртках долго и нервно искали меня среди спящих пассажиров плацкартного вагона. Найдя, указали таким же своим коллегам, казахским лицам в кожанках, и все успокоились. В Кокчетаве нас арестовали, взяли с меня под взглядами телекамер подписку о невмешательстве во внутренние дела Казахстана. Упрямый, я остался с ребятами в Кокчетаве. Казачий круг запретили. 4 мая в Кокчетав прилетел тогдашний премьер-министр Казахстана Акежан Кажегельдин (ныне крупнейший лидер оппозиции) и привёз Указ о расформировании Кокчетавской области и объединения её с другой областью Казахстана, дабы уничтожить русское казачье большинство в «маслихате». Все эти события кое-как описаны в одной из глав «Анатомии Героя» и ждут своего часа, дабы быть описанными хорошо. Здесь упомяну лишь, что в Кокчетаве мы находились под домашним арестом, под усиленным наблюдением КНБ, и каждое утро начиналось с прибытия майора Карибаева, оперуполномоченного Комитета Казахской Национальной Безопасности по Кокчетавской области. Впоследствии мы переместились в г. Алма-Ату, где нас ежедневно пасли сотрудники КНБ во главе с подполковником Бектасовым. Тогда кооперация между спецслужбами Российской Федерации и Республики Казахстан в борьбе с НБП сводилась лишь к пристальному наблюдению за нами. Через неделю мы покинули Республику Казахстан и двинулись в экзотическое путешествие через страшный Узбекистан в Таджикистан, в расположение российской 201-й дивизии, его я тоже в общих чертах описал в книге «Анатомия Героя». Вернулись мы тогда в Москву в начале июня 1997 года. 14 июня наше помещение взорвали, вероятнее всего спецслужбы Казахстана.

Какие основания были у ФСБ для подозрения нас в перевозке оружия, что послужило причиной обысков у станции Белинской – вблизи Пензы и второго обыска – вблизи Уфы? Возможно сам факт, что отряд НБП отправлялся на помощь казакам, где ожидалась акция отделения? Казахские власти восприняли казачий круг серьёзно. Все железнодорожные подъезды к Кокчетаву, аэропорт и шоссейные дороги контролировались. Когда мы сошли с поезда на ж/д вокзале Кокчетава, там находилась на перроне может быть рота милиционеров. Вероятнее всего, о нашей поездке предупредил ФСБ Сергей Свойкин. Этот человек лет 35, якобы казак и якобы вожак какой-то так и не реализовавшейся московской казачьей организации, появился у нас в штабе за несколько месяцев до поездки в г. Кокчетав. Он знал, что НБП отправляется в Казахстан и умолял взять его людей с собой. Позднее, в октябре 1999 года Свойкин дал интервью газете «Новая Сибирь», где раскрыл планы готовившегося, якобы, в г. Усть-Каменогорске «восстания» Казимирчука (Пугачёва). В результате ФСБ передала информацию КНБ и Казимирчук и его товарищи были арестованы в ноябре 1999 года. Но об этом дальше. (Безусловно, мы ездили в г. Кокчетав, чтобы поддержать казаков с мирными целями. Привезти им поддержку с матери Родины.)

5. 20 февраля 1999 года около 14 часов, неизвестные подбросили на лестницу, ведущую в помещение 4, дома 7 по 2-ой Фрунзенской улице картонный ящик с бутылками (разной ёмкости, очевидно, наспех собирали), содержащими горючую смесь «Коктейль Молотова». Наши дежурные, находящиеся в помещении, догадались тотчас отнести ящик в 107-е отделение милиции, благо оно находилось в том же доме № 7, над нами. Через двадцать минут в помещение наше ворвались вооружённые люди, якобы сотрудники МУРа. Якобы в МУР по «02» поступило сообщение, что в помещении увидели вооружённых людей. Обыск (крайне поверхностный) не обнаружил чего-либо запрещённого законом. Раздосадованные «муровцы» вызвали пожарного, и он, по их приказу, опечатал помещение, ссылаясь на некие нарушения правил безопасности, которые всегда в запасе у пожарных. Провокация не удалась. Хотя организаторы провокации хорошо подготовились, вызвали на место ожидавшегося преступления основные СМИ: несколько телеканалов, информагентства и даже передачу «Дежурная часть». Подъехав в штаб, я имел возможность дать интервью средствам массовой информации, стоя рядом с дверью, ведущей в помещение 4, дома 7 по 2-й Фрунзенской улице. Я высказал мнение, что налёт на наше помещение «заказал» Никита Михалков, а осуществила его или ФСБ, или люди Степашина. И назвал фамилию Кондратьева. Я сказал, что накануне 19 февраля, у меня здесь в кабинете побывал капитан ФСБ Д.Кондратьев. (Михалков здесь при том, что около 12 часов этого же дня, 20 февраля, члены НБП разбросали на презентации (для журналистов) фильма Михалкова, в гостинице «Рэдисон-Славянская», листовки под названием: «Друг палача!», в которых изобличалось участие Михалкова в перевыборах в президенты Нурсултана Назарбаева – русофоба и гонителя русских в Казахстане.) В свою очередь поинтересовался у СМИ, кто их вызвал сюда. «Правоохранительные органы», – ответили мне журналисты.

6. Вечером 29 января 2000 года (совпадение дат с 29 января 1999 г. – встреча с Зотовым) около 19.30 моя подруга Анастасия Лысогор, возвращаясь домой в неурочное время из института, обнаружила, что в окнах моей (нашей) квартиры 66 в доме 6/8 по Калошину переулку горит свет. Внезапно свет потух. В одной комнате, затем в другой. Окна квартиры видны издалека, спутать их невозможно, поскольку квартира помещается на последнем, девятом этаже и она угловая. У подъезда стояла группа необычных для нашего дома мужчин. Поднявшись на лифте, Лысогор заметила двух мужчин с рюкзаками и сумками этажом ниже нашего (лифт останавливается между этажами восьмым и девятым). Я вернулся домой через полчаса, или чуть более того, и мы, проанализировав детали, пришли к выводу, что у нас в квартире побывали неизвестные. (Опять-таки, в материалах уголовного дела № 171 имеется в 4-ом томе распечатка прослушки на листе 207-ом, где оперуполномоченный Волков комментирует запись от 26 января так: «Далее, Э.В. говорит, что год назад к нему в квартиру был заход, предполагает, что ему были поставлены „жучки“. О факте захода он сообщил в Генпрокуратуру».) К тому же, накануне на чердаке допоздна трудились некие люди, отрекомендовавшиеся соседям как установщики кабельной антенны (в доме уже существовала одна, я был к ней подключен). Я разумно заключил, что целью всех этих групп работников является моя квартира. Только ФСБ может так профессионально наладить слежку за мной, что магнитный билет метро показал мне в тот вечер, что я вошёл в метро на станции Фрунзенская в 19.31, а Лысогор сообщила мне, что свет в окне моей квартиры потух в 19.34.

Хочу добавить (позднее я ещё буду говорить об этом), что в уголовном деле № 171 в 4-ом томе на листе 124 представлена ксерокопия постановления судьи Московского Городского Суда Куличковой И.В. за № ОРМ-14, от 4 января 2001 года, где в частности сказано, что в Московский Городской Суд обратился с просьбой о проведении оперативно-розыскных мероприятий начальник Управления по борьбе с терроризмом и политическим экстремизмом ФСБ РФ Пронин В.В., и что, выслушав объяснения Волкова А.Г. (фамилия этого оперуполномоченного стоит под всеми распечатками прослушек моей квартиры), судья Куличкова И.В. разрешила проведение ОРМ в отношении неустановленных лиц по адресу: г. Москва, Калошин пер., д. 6/8, кв. 66. Проблема, однако, в том, что печатный текст постановления два раза несёт на себе 2000 год, но поверх последнего нуля начертана единица. Подделка даты?

7. ФСБ не должна была нами заниматься, но занималась. Утром 22 февраля мы обнаружили в актовом зале пансионата «Зорька», где должен был пройти III съезд НБП, – подслушивающее устройство. Массивное, в виде металлической груши, оно было прикреплено к стене и закрыто экраном. Член партии, – майор запаса Александр Бурыгин дезактивировал его, и мы начали съезд. Через пару часов в зал ввалился странный отряд якобы милиционеров, одетых в разную форму и сообщил, что в зале заложена бомба. Нам предложили очистить помещение. Однако через пару часов или менее того, нас пригласили продолжить заседание. Именно пригласили. Сейчас следствие утверждает, что будто бы на съезде оглашались какие-то проекты, в частности и проект «Вторая Россия». Но представить связные доказательства оно не может. На самом деле целью съезда было принятие новой программы партии, соответствующей требованиям министерства юстиции, и утверждение её. С тем чтобы эту новую Программу и новый Устав внести на рассмотрение Министерства Юстиции для регистрации Партии как общероссийской политической организации. Что мы и сделали в начале марта 2000 года. Программа существует, как и решение съезда о её принятии, и может быть представлена в суд.

8. Тут следует остановиться, чтобы сделать некоторые пояснения по поводу города Новосибирска, газеты «Новая Сибирь» и провокатора Сергея Свойкина. Новосибирск стоит на Транссибе, Барнаул же находится на 250 километров южнее, на перпендикулярном отростке ветки, ведущей на юг, это уже начало Туркестано-Сибирской дороги – Турксиба. В Москву удобнее выезжать из Новосибирска, количество поездов, идущих на Запад из Новосибирска, очень велико, в то время как из Барнаула в Москву идут только два поезда в неделю. Потому удобнее передвигаться из Барнаула в Новосибирск (равно как и в обратном направлении) маршрутным автобусом. Я запамятовал дату, но не то в середине апреля, не то на обратном пути, уже из Горного Алтая, я дал в г. Новосибирске пресс-конференцию местным газетам. Среди прочих присутствовали и представители газеты «Новая Сибирь» – развязной молодой газеты, издающейся тиражом всего в три тысячи экземпляров. «Новая Сибирь» напоминает «Московский Комсомолец» в его лучшие времена, и успела к тому времени (апрель-май 2000 года) прогреметь на всю Россию (и Казахстан). Именно «Новая Сибирь» опубликовала в октябре 1999 года интервью с неким «казаком Сергеем», который поведал (как сейчас Акопян А.Б. в газете «Стрингер») о готовящемся в г. Усть-Каменогорске восстании казаков во главе с г-ном Казимирчуком (кличка «Пугачёв»). В ноябре того же года в г. Усть-Каменогорске (Казахстан) были арестованы около 20 человек, предполагаемые участники восстания во главе с Казимирчуком. Как тогда же пресс-служба ФСБ в СМИ, ФСБ поделилась информацией, основанной на публикации в газете «Новая Сибирь» со своими казахскими коллегами из Казахстанской Национальной Безопасности. Газету использовали в качестве предателя-стукача и провокатора или газета лишь выступила в роли нормального, прожорливого и бесчеловечного охотника за сенсационными событиями? Это вопрос. Но вот что интересно. Человек, дававший интервью газете «Новая Сибирь», мне известен лично, известен он и партии. (В газете имелась его фотография). Чуть ранее я его уже упоминал в связи с поездкой в г. Кокчетав в 1997 году. Это некто Сергей Свойкин, фамилия его всплывала впоследствии не раз в связи с процессом Казимирчука. Участники «восстания» были приговорены к тяжким срокам тюремного заключения – от 18 до 4 лет. Сергей Свойкин, молодой «казак» лет 35, но уже лысый, появился в штабе НБП или в конце 1996, или в самом начале 1997 года. Он поведал о себе, что представляет и возглавляет целое казачье отделение. От него всякий раз крепко пахло водкой, поэтому я ему не очень-то доверял с самого начала. В апреле 1997 года, узнав, что делегация НБП из 9 человек во главе со мной, едет в Казахстан, он явился ко мне и стал буквально умолять взять его и его товарищей с собой. Я сказал, что не могу его взять, и если ему так хочется, пускай он едет сам. После этого эпизода Свойкин исчез и появился вновь вначале среди национал-большевиков г. Санкт-Петербурга, где жил у руководителя А. Гребнева, выдавая себя за мою правую руку и моего посланца. Узнав об этом, я распорядился его изгнать как самозванца. Впоследствии он жил в г. Нижнем Новгороде, где также выдавал себя за моего представителя, а потом в г. Уфе, у Андрея Степанова (проходящего сейчас свидетелем обвинения по у/д № 171). Он якобы взялся даже помочь Степанову зарегистрировать отделение партии в г. Уфе. (Узнать координаты наших представителей в регионах несложно, достаточно поглядеть на 4-ю полосу газеты «Лимонка»). Я дал знать нашим национал-большевикам, и Свойкина вроде бы изгнали. В ту пору мы просто посчитали Свойкина мошенником, который использовал партию для того, чтобы безбедно паразитировать в Питере, Нижнем (там он остался должен две тысячи рублей, а в Питере он жил и ел, и пил бесплатно). Однако когда по его интервью – фактически доносу, были арестованы люди в Казахстане – двадцать человек, я понял, что он – провокатор спецслужб. Я понял, что его подлинное отчаяние по поводу того, что я отказываюсь брать его с собой в Кокчетав, тогда в 1997 году в апреле, было отчаянием служебным: дело сорвалось, и начальство оторвёт голову.

В апреле-мае 2000 года (легко уточнить дату) газета «Новая Сибирь» опубликовала статью, основанную на моей пресс-конференции в г. Новосибирске. А рядом была помещена статья, основанная на бюллетене НБП-ИНФО № 3 о «Второй России». Случилось это, я уже говорил, либо в апреле, либо в начале мая. Во всяком случае, я эту статью лично видел, проезжая через г. Новосибирск в Москву, мне её показывал наш руководитель отделения партии в г. Новосибирске Дмитрий Казначеев. Как попал бюллетень «НБП-ИНФО» в «Новую Сибирь»? Ответ можно дать безошибочно. Только что изгнанный тогда с поста руководителя НБП в г. Новосибирске Дмитрий Виноградов либо сам написал этот материал об НБП и теории «Вторая Россия» в «Новой Сибири», либо дал в газету бюллетень. В том же номере газеты «Новая Сибирь» была опубликована и информационная статья Виноградова на другую тему. Кстати, Д. Виноградов был изгнан из руководителей в результате своей сепаратистской деятельности, когда выяснилось, что он хотел увести из НБП сибирские организации, я лично приказал отстранить его от руководства, поддержав просьбу об этом новосибирских национал-большевиков. Так что этой публикацией Виноградов мстил лично мне и партии. Но вот что думала о том, что делает, сама газета «Новая Сибирь»? Лишь полгода назад, в результате подобной публикации, двадцать человек были осуждены и находятся в страшных казахских лагерях, якобы за попытку создать в г. Усть-Каменогорске Русскую республику.

Занимательно также, что после этой публикации об НБП (или летом, или позже) во время встречи президента Путина с тридцатью главными редакторами газет и руководителями телеканалов в Кремле, я с удивлением обнаружил рядом с руководителями ОРТ, РТР, агентства «Интерфакс», «Коммерсант», «НГ»… главного редактора газеты «Новая Сибирь»! С каких это пор и за какие услуги, провинциальная газета с крошечным тиражом в 3 тысячи экземпляров (для сравнения, тираж «Лимонки» – 10 тысяч) вхожа в Кремль, к Президенту? Разве что за заслуги перед Отечеством, выразившиеся в том, что двадцать русских патриотов были арестованы и отбывают огромные срока в Казахстане? Как газета спецслужб? Вряд ли «Новую Сибирь» приглашал президент. Но пресс-служба ФСБ пригласила.

Достоин также интереса и маршрут провокатора Сергея Свойкина по отделениям НБП. Он долго проживал в г. Нижнем Новгороде у тогдашнего руководителя нижегородской организации добродушного филолога Владислава Аксёнова, тогда уже в организации назревал бунт против В. Аксёнова, и бунт возглавлял никто иной как Лалетин Олег, первым арестованный за покупку оружия по делу № 171. А затем Свойкин из Нижнего Новгорода перебрался в г. Уфу, где жил у Степанова и Кузлева.

Кузлев вскоре погиб, был убит в непонятной ссоре в 2000 году, при которой присутствовал Степанов. Теперь Степанов является свидетелем обвинения; он якобы отбирал по приказу руководителей НБП добровольцев для участия в Национал-Большевистской Армии.

И ещё деталь. В одном из номеров «НБП-ИНФО», я не помню только в каком из трёх номеров, была помещена информация о Сергее Свойкине и Дмитрии Виноградове.

9. В Москве я предложил идею книги воспоминаний издательству «Лимбус-Пресс», и, заключив с ними договор, уселся за работу. У меня появилась идея купить себе кусок земли и дом на Алтае и жить в основном там, лишь наведываясь в Москву. Весь июнь я писал книгу. Именно тогда произошёл эпизод, который я вспомнил лишь недавно, в связи с тем, что Акопян А.Б. выступил в роли свидетеля обвинения по у/д № 171. В то время Акопян ещё был членом исполкома, до этого он был звеньевым. Сообразительный, практичный, он выделялся, хотя я лично его не жаловал. Свои обязанности он исполнял плохо, был высокомерен, тщеславен, хвастлив. Неприятно презирал своих товарищей по партии, а предо мною заискивал. По воскресеньям всякий раз в 17 часов в моей квартире (для моего удобства) собирался исполком. Помню, что однажды Акопян явился поздно, все присутствовавшие уже расходились с Исполкома. Был он необычайно раздосадованный. «Что-нибудь случилось?» – спросил я его после того, как изругал его за опоздание и сказал, что он мог бы и вовсе не приходить. «Я не виноват, Эдуард Вениаминович, – взмолился он. – Меня задержали менты, документы проверяли, зачем-то заставили пройти в отделение с ними, хотя прописка у меня в порядке, обыскали, изъяли мои бумаги, у меня с собой были записи». «Что-нибудь важное?» – осведомился я. «Да ерунда, мои записи», – ответил он. Однако его внешний вид как раз говорил об обратном. Обыкновенно нервно весёлый (он известный кривляка и юродивый в партии), он явно был подавлен. Я очень запомнил ещё тогда эту сцену. Теперь же она предстаёт в другом свете. Именно после этого он стал усиленно просить меня взять его с собой на Алтай. Рекламируя себя как отличного ходока по горам, дескать, он научился ходить в Крыму, что он почти альпинист. Он даже использовал для этого свою в некотором роде дружбу с Аксёновым. Чуть раньше, 15 мая 2000 года в г. Волгограде, ОМОН арестовал Максима Анохина.

10. В июне месяце я направил хозяину турбазы Овсиенко В. А. письмо с просьбой подыскать мне возможное место жительства. Когда я, уже арестованный попросил следователя Шишкина О. А. изъять это письмо и приобщить его к материалам дела №171, также как и моё письмо к охотоведу Чайке Александру Николаевичу с просьбой о том, чтобы он назначил мне возможную цену за его пасеку, расположенную в пункте, называемом Меновная, как доказательства моих намерений купить дом, поселиться на Алтае, мне было в этом отказано. На том основании, что я хотел купить себе дом для конспирации! (Может быть, я и всю свою жизнь прожил, стал писателем, написал 33 книги исключительно в целях конспирации?). Получалось так, что я вынужденно задерживался в Москве дольше, из-за того, что должен был дописать «Книгу Мёртвых». Поэтому я решил ускорить процесс, я решил послать вперёд человека, которому я доверял деньги партии с 1999 года, Сергея Аксёнова. С целью изыскания и покупки автомобиля «УАЗ», так как я уже понял, что без автомобиля на Алтае делать нечего. С Аксёновым и увязался Артём Акопян. Подумав и взвесив все за и против, я решил, что тип проходимистый и нахальный – Акопян – может пригодиться деловому, но скромному Сергею Аксёнову. Я направил Сергея в Барнаул, снабдив адресом и телефоном руководителя нашей организации Евгения Берсенёва, а так же ещё нескольких партийцев. Они отбыли кажется в середине июля. Я дал Сергею с собой денег. Однако я задержался ещё дольше, чем думал, из-за корректуры напечатанного текста, по вине «Лимбус-Пресс», и в результате доехал до Барнаула с опозданием, только 15 августа. 16 августа мы оформили сделку на уже найденную Аксёновым и Акопяном автомашину. Накануне, 15 августа, мне удалось уговорить поехать с нами Виктора Золотарёва, инструктора по туризму, в то время он нигде не работал. С Виктором я коротко познакомился ещё в апреле 2000 года через Берсенёва. 17 августа утром мы выехали в составе: я, Виктор Золоторёв, Михаил Шилин – мой охранник, Олег Шаргунов – водитель, Артём Акопян и Сергей Аксёнов. Всего шестеро. Ещё при выезде из г. Барнаула Михаил Шилин заметил, что за нами следует автомобиль слежения. Остановившись в деревне Сростки, на родине Шукшина, пообедать на холме, на свежем воздухе, мы обнаружили, что нас «потеряли» два автомобиля слежения. Эти же автомобили были нами замечены в населённом пункте Монжерок, на перевале Сенинский, где у нас заглох мотор, и у селения Боочи, куда мы заехали с целью проведать находившихся там на каникулах знакомых Золотарёва – жительниц Барнаула, двух женщин с детьми. Представить, что за нами может следить кто-либо кроме ФСБ после вышеперечисленных случаев установки подслушивающих устройств в моей квартире и на III-ем съезде НБП, мы не могли. Однако мы не испугались слежения, поскольку у нас не было ничего инкриминирующего, даже ножей, и планы у нас были самые, что ни на есть мирные. В каждом автомобиле слежения сидели по трое мужчин. Обычно один автомобиль следовал впереди нас, другой – сзади. Если нам случалось затормозить, нас ждали спереди. Если мы проезжали мимо, оперативники отворачивались.

11. В селении Усть-Кокса мы переночевали на турбазе у Овсиенко. По моей просьбе он поговорил с несколькими местными «баронами» – руководителями хозяйств, с охотоведом Чайкой А.Н., с бригадиром мараловодов в селении Соузар, дабы найти нам временное пристанище. На следующий же день мы уже были у одного из «баронов» – у Кетрарь Дмитрия Алексеевича в селе Банное. Он отвёз нас немедленно в место, называемое Сухой Лог, рядом с маральником, где мы стали жить в недостроенной избе для пастухов. Кетрарь обещал, что на следующий же день пришлёт человека, который поставит в избу окна и дверь (окна в недостроенной избе были затянуты пластиком, а дверь в дом отсутствовала, когда мы вселились). Но никто в назначенный день не появился. Когда мы, выждав несколько дней, приехали к дому Кетраря в селе Банное, нам сказали, что он уехал в Барнаул. (Впоследствии мы так никогда и не смогли его застать). Буквально через несколько дней от местных я узнал, что нами интересуются приезжие люди из ФСБ. То есть поведение Кетраря объяснилось, он боялся с нами общаться. При этом в селе Банном нет даже милиционера, участковый живёт в 50-ти километрах, в селе Карагай. Становилось всё холоднее. Надо было покупать дом или уезжать до следующей весны. В первых числах сентября Виктор Золотарёв познакомился с хозяином соседней пасеки Пироговым Семёном Александровичем. Акопян и Золотарёв поселились у Пирогова, а четверо остальных, во главе со мной, отправились в село Усть-Коксу, где меня ждали В.А. Овсиенко и А.Н. Чайка, чтобы поехать осмотреть пасеку Чайки, находившуюся в месте, называемом Меновная, на 60 с лишним километрах от села Усть-Кокса. Добравшись туда с Чайкой и Овсиенко, мы остались там и провели на Меновной более двух недель. Там нас проверили: один раз приехал парень в тельняшке, якобы в поисках лошадей, другой раз приехал на лошади милиционер с автоматом, якобы разыскивая украденные у пастухов аккумуляторы, походил, посмотрел и уехал. Проверки были исполнены по просьбе ФСБ. Причина, почему нас не обвиняют в организации партизанской базы на Меновной (а пасека г-на Чайки куда более глухое место, и она ближе к границе с Казахстаном) в том, что на Меновной не побывал г-н Акопян. Вот в чём дело. Потому ФСБ не обвиняет нас в создании базы Национал-Большевистской Армии" на пасеке в Меновной.

Нужно сказать, что климатические условия горных районов республики Алтай очень суровые. Средняя температура для зимы минус 48 градусов, снег достигает 6-8 метров, передвигаться свободно можно лишь с конца мая (в отдельных районах даже с июня) до середины октября. Потому воспалённая идея партизанской базы в горах Республики Алтай могла родиться только в воспалённых мозгах изголодавшихся без работы московских генералов ФСБ. В теории «Вторая Россия», авторство которого я отрицаю (хотя это безобидный анализ, а не руководство к действию), нет упоминания о Горном Алтае. Ни в трёх подлинных бюллетенях НБП-ИНФО в 1, 2 и 3-ем, ни в фальшивых (№4 и №5) – нет упоминания о Горном Алтае. Говорится лишь о пограничных с Казахстаном районах. А граница России с Казахстаном протянулась на почти 7 тысяч километров, она не охраняется, переходи, переезжай, где хочешь.

К концу сентября я начал понимать, что моя мечта купить дом в горах Алтая настолько отдалённый, чтобы избавиться от визитов местных алкоголиков и присмотра ФСБ, натолкнулась на проблему климата. Я решил посмотреть, какова зима на Алтае, постараться прожить здесь зиму. Для этой цели мы заключили договор об охране имущества Пирогова и решили пожить на Алтае, меняясь по сменам. Посмотреть, можно ли жить здесь зимой. Пирогов обещал пригнать нам из Усть-Коксы грузовик и оставить гусеничный трактор. Впоследствии он своего обещания не выполнил, грузовик не пригнал (хотя мы купили для него аккумулятор), а трактор зимою угнал в Банное.

12. 23 сентября я выехал в г. Барнаул. Со мной уехали туда: В. Золотарёв (он соскучился по своей девушке), водитель О. Шаргунов, А. Акопян, который в своей ипостаси пробивного и нахального должен был помочь получить новые документы на УАЗик, взамен сгоревших у костра на Меновной (Шаргунов недоглядел, документы были у него в куртке, куртка лежала у костра). Ещё с нами поехала Г.И. Беликова, повезла дочери в Барнаул мешки с картошкой. На пасеке Пирогова остались Аксёнов и М. Шилин, охранять строения в соответствии с договором, заключённым с Пироговым. 23 сентября вечером я в последний раз видел Виктора Золотарёва живым, мы высадили его у дома, где он проживал, в центре города, недалеко от гостиницы «Алтай». Уже 24 сентября я уехал из Барнаула в г. Красноярск. 26 сентября я познакомился в Красноярске с предпринимателем Анатолием Быковым и получил его согласие на написание книги о нём. Меня интересовала его жизнь, а кроме того, я пишу книги разумеется для денег, я надеялся хорошо заработать на этой книге, получив аванс у издателя, надеялся на хорошую продажу, а также, если книга Быкову понравится, надеялся попросить у него финансовой поддержки для конференции «Горячие точки: опыт предотвращения военных конфликтов» – проект конференции имеется в материалах уголовного дела №171. Через несколько дней я вернулся в Барнаул из Красноярска. Первоначально в мои планы входило возвращение на пасеку Пирогова. Но оформление новых документов на машину затягивалось, потому пришлось сменить планы: я оставил Шаргунова и Акопяна в Барнауле, оставил им деньги на покупку аккумулятора для грузовика Пирогова, так и не доставленного на пасеку, (аккумулятор был куплен и привезён на пасеку), оставил деньги на жизнь в Барнауле и на жизнь на пасеке, на четверых, до тех пор, когда я должен был приехать сменить ребят со свежими людьми. Кроме этого я передал Акопяну письмо для Аксёнова и Шилина. Акопян показывал письмо в Барнаульском Управлении ФСБ. Вероятнее всего капитану Жданову, – оперуполномоченному Краевого Управления ФСБ.

Сам я выехал в Москву. В Москве я убедил издателей «Лимбус-Пресс» заключить со мной договор на книгу «Охота на Быкова», получил аванс в размере 5 тысяч долларов, и собрался ехать в г. Красноярск, дабы собрать там материалы и начать писать книгу. В конце концов я выехал туда в конце октября вместе с моей подругой Анастасией Лысогор.

Последнее, что я узнал перед отъездом, что в октябре в штаб партии зачастили провокаторы. Одного из них, некоего «Валентина» привёл бывший член НБП Михаил Сарбучев. «Валентин» отрекомендовался бизнесменом из Эстонии и просил редколлегию газеты «Лимонка» напечатать за деньги его статьи. Статьи, как объяснил он ребятам, посвящены проблемам угнетения русскоязычного населения в Эстонии эстонскими властями. Я лично этого человека не видел. Наивные же партийцы успели проговориться ему, что готовится мирная акция протеста в г. Риге, и что участники акции попадут в Латвию, высадившись нелегально с поезда «Санкт-Петербург – Калининград». Именно информацией «Валентина» воспользовался подполковник Кузнецов, ссаживая национал-большевиков именно с этого поезда, и передав вторую группу национал-большевиков в руки латвийских спецслужб (об этом писали в своё время русские и латвийские газеты и в передаче информации признались представители МИДа и ФСБ, в частности г-н Авдеев и г-н Шульц). Подполковник Кузнецов всё в ту же ночь с 8-го на 9-е апреля 2001 года похвалялся заботой о заблудших душах национал-большевиков. Однако «Валентин» в свой последний визит на 2-ю Фрунзенскую, д.7, предложил профинансировать «какой-нибудь взрыв в Прибалтике», чем наконец-то насторожил ребят. Больше его никто никогда не встречал. Приходили и другие провокаторы. Некто «Кашемировый», якобы только что освободившийся из заключения, в кашемировом пальто, невысокий и плотный, лет сорока пытался обнаружить источники финансирования партии. Он возжелал познакомиться с человеком, который действительно несколько раз оплатил типографские расходы по изданию газеты «Лимонка». Я описал эти провокации и в «Лимонке» (№161, №162) и в книге «Охота на Быкова», которую сдал в издательство за два месяца до моего ареста (стр. 331 – 332). «Кашемировый» уже добывал тогда материалы для уголовного дела №171, но мы ещё этого не понимали.

13. Вскоре оказалось, что в г. Красноярске ФСБ немедленно создала вокруг меня такую же нездоровую атмосферу, как и в Москве. По необходимости, для своей документальной книги о Быкове, я стал усиленно интервьюировать местных, как друзей, так и недругов Быкова, среди них были и сотрудники правоохранительных органов. Первый автомобиль слежения я заметил, когда посещал коттедж (или «дворец») Быкова, близ города Назарово, недалеко от речки Чулымка. Это было начало ноября. Возвратившись в Красноярск, всего лишь через несколько дней, я обнаружил, что в городе распространяются слухи, имеющие цель опорочить меня. От людей, с которыми я имел дело по поводу Быкова, начали поступать сведения о том, что ФСБ распространяет слухи, что я приехал в Красноярск с тайными целями. Так бывший следователь по нескольким делам Быкова, майор Алексей Щипанов, сказал мне:

«Да, меня информировали, что вы приехали в Г. Красноярск с целью провокации, что готовится провокация». Я: «ФСБ, конечно?» Щипанов улыбается…

Это я процитировал стр. 238 книги «Охота на Быкова». Тогда же Георгий Рогаченко, помощник Быкова, вдруг перестал оказывать мне содействие в организации встреч и интервью с друзьями и родственниками Быкова, не отвечал мне на мои телефонные звонки. Когда я, наконец, приехал к нему и потребовал объяснить, что происходит. Цитирую страницы 305-306 книги «Охота на Быкова»:

«Ну и что, что Вам известно?» (спрашиваю я Рогаченко). «Что Вы приехали в Красноярск с целью достать денег для покупки оружия», – отвечает мне Рогаченко.

Последние 50-60 страниц книги «Охота на Быкова» повествуют уже наряду с историей Быкова, ещё одну историю – слежки и провокации против меня со стороны ФСБ в г. Красноярске в ноябре и декабре 2000 года.

Я сдал рукопись издательству 18 января 2001 года. Лалетин был арестован с оружием 11 марта 2001 года. Стоит задаться вопросом: каким образом ФСБ было известно уже в ноябре-декабре 2000 года, что члены НБП купят оружие в марте 2001 года? Только один ответ может быть приемлем на этот вопрос: ФСБ страстно хотела, чтобы это случилось и сделала всё, чтобы это случилось, чтобы оружие было куплено. Старший следователь О.А. Шишкин и вся следовательская бригада прочли книгу «Охота на Быкова». Понимая, что в будущем у суда могут возникнуть вопросы по поводу эпизодов в моей книге, относящихся к слежке ФСБ за мной в г. Красноярске в ноябре-декабре 2000 года, и в частности к этой фразе: «Приехал достать денег на покупку оружия», Шишкин отправил запрос в УФСБ по Красноярскому краю. С просьбой (не очень настойчивой, это не специальное поручение) – допросить Рогаченко по поводу того, что ему известно. Шишкину отвечает из Красноярска майор ФСБ Моружко А.Я. тоже ненастойчиво: «Возможно, представляет интерес для следствия Рогаченко Георгий Георгиевич /…/ он неоднократно встречался с Э. Лимоновым под предлогом оказания помощи в сборе материала для книги в отношении А.Быкова, организовывал необходимые встречи, обеспечивал лидера НБП автотранспортом и жильём. В конце декабря 2000 года отношения между Лимоновым и Рогаченко Г.Г. осложнились. Последний высказал мнение (предположение), что лидер НБП планирует приобрести оружие на денежные средства, полученные в качестве гонорара за книгу, и тем самым опорочить Быкова перед правоохранительными органами. В феврале 2001 года Рогаченко выехал в Москву». Это я процитировал листы 204-205, 3-го тома у/д № 171. А ещё на листе 202 того же тома, полковник Страшников оповещает, что: «Свидетелей Рогаченко и Больших допросить не представилось возможным, в связи с отсутствием их в Красноярске».

Допросить Рогаченко не составляло никакого труда: в феврале и марте 2001 года он неоднократно приходил ко мне на квартиру в Калошин переулок в Москве, и без сомнения мои многочасовые беседы с ним были записаны оперуполномоченным ФСБ Волковым, осуществлявшим ОРМ, а попросту говоря, записывавшим все шумы в моей квартире. Но Рогаченко сказал бы господам из ФСБ, что он услышал о том, что Лимонов собирается купить оружие в Красноярске из источников ФСБ, назвал бы, возможно, от кого конкретно услышал, а следствию как раз это и хочется скрыть, не допустить, чтобы признание, что ФСБ знала в ноябре-декабре 2000 года, что лимоновцы купят оружие в марте, не допустить, чтобы это свидетельство содержалось в у/д № 171. Прошу суд обратить особое внимание на те страницы, моей книги «Охота на Быкова», где имеются сведения о якобы готовящейся покупке оружия, распространявшиеся ФСБ в ноябре-декабре 2000 года в Красноярске. Это страницы 103-109, стр.238-239, стр. 269, стр.305-307, стр. 328-335.

14. Шаргунов и Акопян смогли оформить новые документы на автомашину только к середине октября. Чем они занимались с 23 сентября по 15 или 16 октября (когда выехали на пасеку Пирогова) я могу только догадываться. Без сомнения Артём Акопян, запутанный с руками и ногами в паутину ФСБ, показал моё письмо адресованное Аксёнову оперативным сотрудникам Барнаульского УФСБ. Письмо содержится в материалах уголовного дела № 171. Акопян звонил мне в Москву в начале октября, интересовался планами и попросил денег. Я посылал ему по его просьбе деньги на адрес: Главпочтамт, Барнаул, до востребования. Часть денег, оставленных мною, он растратил. Потому вынужден был ночевать у членов НБП г. Барнаула. Мне известно, что он ночевал у Виктора Золотарёва, а так же несколько раз у Олега Михеева, оба погибли. Об обстоятельствах их смерти – далее.

Я интервьюировал свидетелей жизни Быкова и писал книгу в Красноярске, но на пасеке Пирогова сидели ребята: Шилин, Аксёнов, а после 16 октября к ним присоединились Шаргунов и Акопян. К середине ноября туда должна была подъехать смена: Д.Бахур и С.Гребнев. Припасов у ребят на пасеке было в обрез. Не говоря уже о том, что не было денег на бензин, и тем более средств на то, чтобы разъехаться по домам. Хотел я этого или нет, но мне необходимо было ехать на Алтай, на пасеку Пирогова, привезти денег, поддержать ребят морально, и забрать 1-ю смену. Я позвонил из Красноярска в Барнаул – хозяину пасеки Пирогову, сказал, что приеду в Барнаул числа 15 ноября. С Пироговым у меня была договорённость, что когда я соберусь ехать на пасеку, я предупрежу его, и мы отправимся вместе. Затем я позвонил руководителю нашей организации Евгению Берсенёву, уведомив его о том же, и спросив, возможно ли будет остановиться, если понадобится, на ночлег в его квартире на ул. Попова. Он сказал, что без проблем, конечно. Я был абсолютно уверен, что мой телефон в г. Красноярске прослушивается (как обнаружилось в декабре, прослушивались даже помещения кабинетов моих друзей Фёдора Сидоренко и Олега Тихомирова в офисе «Авто – Радио» на ул. Кирова, 19). Но, в конце концов, что я мог поделать? Да и что мне было скрывать, ко мне приходили на квартиру офицеры милиции, я их опрашивал для книги о Быкове. Так что дата моего визита в Барнаул была известна ФСБ, в Барнауле меня ожидали, начиная с 15 ноября, сотрудники местного УФСБ.

Однако к 15 ноября выехать из Красноярска мне не удалось. Поскольку у меня были договорённости об интервью со множеством людей и я зависел от их расписания. 14 ноября мне позвонили в Красноярск из Москвы и сообщили, что четверо национал-большевиков арестованы на территории Латвии, они выпрыгнули с поезда, но их оказывается уже ждали на месте. 17 ноября меня оповестили о том, что трое национал-большевиков всё же просочились на территорию Латвии и осуществили акцию мирной оккупации башни Собора Святого Петра в г. Риге (в знак протеста против судов над красными партизанами и чекистами). Выехал я в направлении Барнаула с опозданием на неделю. У меня был билет до Новосибирска. Провожала меня на вокзале Анастасия Лысогор и как минимум один топтун. В Новосибирске ко мне присоединился Николай Балуев. Он должен был заменить Шаргунова за рулём УАЗика. Впоследствии оказалось, что несмотря на наличие водительских прав, водить УАЗик Балуев не умеет. Из Новосибирска, как всегда, я выехал на попутной автомашине в сопровождении Балуева.

Не дозвонившись Берсенёву днём, я решил, что следует позаботиться о ночлеге. Ибо Пирогов, судя по голосу по телефону, был пьян, и готов к путешествию явно не был. В гостинице «Алтай» мест не оказалось, потому я заехал к недалеко живущему Золотарёву. Дверь открыла скорбная девушка и сообщила, что Виктора только что похоронили. Что его убили, выбросив из окна, неизвестные люди с неделю назад.

К вечеру я всё же дозвонился до Берсенёва и поехал к нему в автомобиле с Балуевым. «Это за мной слежка или за Вами?» – спросил водитель машины, на которой мы приехали во двор дома Берсенёва на ул. Попова, глядя в зеркало. «Две машины ехали за нами через весь город». «За мной», – ответил я, вздохнув.

15. Берсенёв рассказал мне те обстоятельства гибели Золотарёва, которые он знал. В ту последнюю для него ночь, около 23.30 Золотарёв вышел из квартиры Берсенёва в магазин, чтобы купить сигарет и «чего-нибудь к чаю». До этого они долго сидели на кухне втроём: Золотарёв, Берсенёв и сестра Берсенёва, разговаривали. Золотарёв не пил, Берсенёв выпил несколько рюмок. (Сестра Берсенёва делит с ним двухкомнатную квартиру. Этажом выше живут родители Берсенёва.)

Что произошло с Золотарёвым? Тогда же ночью, Берсенёв, не дождавшись Виктора Золотарёва, оделся и пошёл его искать. В магазине, работающем всю ночь (а таковой единственный в районе), куда и направился Виктор, Берсенёв описал внешность Виктора продавцам и поинтересовался, приходил ли такой? Ему сообщили, что да, такой, с бородкой, был. К нему подошли двое или трое мужчин, и, переговорив с ним, ушли вместе. В последующие дни одноклассник Берсенёва, член НБП Олег Михеев занялся поисками пропавшего Золотарёва и обнаружил его в первом же морге. Несмотря на то, что в отделении милиции Ленинского района была якобы известна даже квартира, откуда выпал Золотарёв, уголовное дело возбуждено не было. (Берсенёв сообщил, что в отделении милиции им сказали, что квартира расположена на втором этаже, но когда Берсенёв и Михеев сходили туда, оказалось, что квартира под указанным номером находится на четвёртом этаже.) С самых первых дней своего ареста я размышлял о насильственной смерти Виктора Золотарёва. Виктор был одним из пригоршни людей, побывавших со мной на Алтае. То, что он погиб и погиб так дико, тревожило меня, тем более, что 31 марта 2001 года скоропостижно, в результате странных побоев, скончался ещё один человек из этой пригоршни – Александр Бурыгин. Слишком уж высокий процент гибели получился. Двое из одиннадцати. Ещё более мои подозрения усилились, когда я узнал, что в своих показаниях свидетель обвинения Акопян утверждает, что я направлял его на разведку, на территорию Республики Казахстан, и что ряд походов туда он, якобы, совершил вместе с Золотарёвым. Ещё я вспомнил, что уже в Москве, в январе или феврале 2001 года, Акопян упомянул, что на теле Золотарёва были обнаружены следы пыток. Причём он сказал это с абсолютной уверенностью.

За время следствия я направил несколько ходатайств в Генеральную Прокуратуру РФ на имя Устинова В.В. с просьбой расследовать обстоятельства гибели Золотарёва в рамках уголовного дела №171. Рассматривать обстоятельства гибели Золотарёва в рамках у/д №171 Генпрокуратура отказалась. Так же, как и следователь Шишкин О.А. Однако я был настойчив и добился того, что в конце концов Генпрокуратура передала моё ходатайство в Прокуратуру Алтайского края. А последняя возбудила 13 ноября 2001 года (то есть, спустя год) уголовное дело по составу преступления, предусмотренного ч.1 статьи 105-й (умышленное убийство) по факту смерти Золотарёва В.М. О чём меня и уведомил прокурор Алтайского края Параскун в своём письме от 13.11.2001 г.

Вот то, о чём он меня не уведомил, об этом я узнал сам. Параскун написал мне, что получил моё ходатайство из Генпрокуратуры 15.10, т. е. 15 октября, а 27 октября 2001 года в городе Барнауле был найден мёртвым у железнодорожных путей национал-большевик Олег Михеев, тот самый, который самостоятельно взялся расследовать обстоятельства гибели Золотарёва. Чего-то до этого почти целый год он не погибал, а теперь вот, когда в прокуратуру Алтайского края пришло ходатайство, и стали подымать дело Золотарёва, он вдруг срочно погиб. И это ещё не всё в цепи странных происшествий, связанных с национал-большевиками в Барнауле. В ночь с 1-го на 2-е ноября в г. Барнауле произошла вот такая история с ещё одним национал-большевиком – Дмитрием Колесниковым. Вместо перепуганного насмерть происходящим Берсенёва он стал исполнять обязанности регионального лидера. Цитирую по газете «Лимонка» №185, где было напечатано письмо Дмитрия Колесникова.

"В ночь с 1 на 2 ноября 2001 года меня разбудил звонок. Голос в телефонной трубке поведал мне, что «их» двое, и что «они» из московского отделения НБП, и что надо срочно встретиться. А также передали привет от «Лесовика» (т.е. Лимонова). Я, ничего не подозревая, как последний идиот, оделся и вышел из дома в 2 часа ночи. К условленному месту встречи должны были подъехать «Жигули». Когда подъехала машина, я сел в неё. «Партийцами» оказались старший оперуполномоченный ФСБ капитан Жданов А.В. и какой-то старый хуй, лет 50-ти. Когда я просёк ситуацию, машина уже ехала на полной скорости. Проделав длинный путь, мы оказались за городом на Власихинском кладбище. Начался разговор. Старец, который сидел на заднем сидении, двинул мутную философскую телегу, а в конце сказал, что он давний друг Лимонова и прибыл на Алтай с «великой миссией». Товарищ Жданов (он допрашивал меня летом по делу Лимонова) стал объясняться в любви к НБП и сказал, что ФСБ не такие говнюки, какими их представляют в «Лимонке». Под конец он предложил помощь и «крышу» в лице ФСБ для отделения НБП в Барнауле. Взамен он потребовал ничтожную малость, а именно подписать бумаги о сотрудничестве со спецслужбами. Я отказался. Тогда он вытащил меня из машины и повёл вглубь кладбища. Пройдя метров 20-30, он вытащил «ПМ» и, подставив ствол к моей голове, спросил, не передумал ли я. Я сказал, что не передумал. Тогда он для убедительности выстрелил в сторону. Ещё минут 15 он вертел пистолетом перед моим носом, но, поняв, что всё напрасно, сел в машину и уехал. А я остался ночью на кладбище… Вот такое странное происшествие, и то вкратце. Врать не буду, было страшно. Я реально поверил, что мне конец. Зато в следующий раз не буду таким доверчивым идиотом.

Прокуратура неохотно взялась за дело. Жданова вызывали для дачи показаний. Он всё описывает по-другому. Мол, дружеский разговор со мной был, не планируем ли мы на 7-е ноября какой-нибудь «теракт». А я вроде как всё это выдумал для саморекламы и опорочил в глазах общественности бедного ФСБэшника. Чего доброго, обвинят меня в клевете. Ну, ладно, поживём – увидим. Дмитрий Колесников".

Есть о чём задуматься. События конца октября – начала ноября (точнее убийство О. Михеева 27 октября и угроза убийства Дмитрию Колесникову) выглядят как заметание за собой следов, из боязни, что прокуратура, возбудив дело, найдёт ответственных за убийство Золотарёва. В заметании следов засветился капитан УФСБ Жданов А.В., второго своего подельника – «старика», капитан может указать. Стоит лишь потянуть за нитку. Капитан Жданов А.В. допрашивал нескольких свидетелей по у/д № 171, не только Колесникова.

Допрашивал, как на кладбище?

16. Почему убили Золотарёва, почему выбросили его из окна?.. Середина ноября 2000 года. Барнаульское ФСБ, среди них и капитан Жданов из управления по борьбе с терроризмом, с нетерпением ждёт приезда Лимонова. Он задерживается. Артём Акопян сидит на пасеке Пирогова, доложить ему нечего, да и докладывать трудно. Выпало много снега, УАЗик не может добраться в Банное. Барнаульские эфэсбэшники нервничают. За домом Берсенёва установлено наружное наблюдение, так как ожидают меня со дня на день. 17 ноября. С утра национал-большевики в г. Риге захватывают башню Святого Петра. Этот успех вызывает злость у оперативников, выслеживающих НБП, ими командует подполковник Кузнецов. Ведь они ссаживали национал-большевиков с поездов, сдавали латвийским спецслужбам, однако НБП перехитрило ФСБ. Подполковник Кузнецов возможно уже в Барнауле, ждёт Лимонова, возможно, действуют только местные эфэсбэшники. И вот наружное наблюдение замечает ночью вышедшего из квартиры Берсенёва худощавого человека с бородкой. Спрашивают по мобильному телефону: «Что делать?» «Возьмите его, пощупаем». Человека прослеживают до магазина (это рядом). Подходят. «Пойдёмте с нами!» Он очень похож на Лимонова.

Ведут. Сажают в машину. У Золотарёва нет паспорта, вообще нет, уже лет десять он живёт без паспорта, потому, если среди присутствующих нет никого, кто знает Лимонова в лицо, недоразумение может длиться долго. Попавшего к ним в руки где-то долго допрашивают. Возможно в отделении милиции, а возможно на Власихинском кладбище. Бьют. Узнав, может быть, что это не Лимонов, бьют уже не сдерживаясь. Раздосадованные офицеры провинциального управления ФСБ. Вряд ли они намеренно хотели убить Золотарёва. Скорее всего, перестарались. Нанесли побои несовместимые с жизнью. Тогда инсценировали падение со второго (или четвёртого) этажа. (Наивный Берсенёв не понимает, что это всё равно). В Алтайском крае подозреваемые часто падают из окон. Один из подозреваемых по делу об убийстве абитуриенток Алтайского университета выпал из окна. Другой – повесился в камере. (Газета «Коммерсант» за 29 сентября 2001 года). Оба оказались впоследствии невиновными. Выбрасывание из окон – Барнаульская speciality, как в Пекине – «утка по-пекински». А, кроме того, согласно криминальным романам, выбрасывание из окон трупов – фирменный знак КГБ. Да-да.

17. Мне пришлось ждать Пирогова в Барнауле двое суток. Он был в запое и не мог, якобы, достать машину для поездки. Я и сопровождающий меня Балуев жили у Берсенёва. Наконец, на пересечение улицы Попова с какой-то поперечной улицей, подъехал УАЗик (типа «джипа») и подобрал нас, меня и Балуева. Берсенёв проводил нас до машины. В машине на передних сидениях находились некий бизнесмен-охотник и его шофёр. Охотник, возможно, был на самом деле охотником (у него имелись с собой два отличных зарегистрированных ружья), а может, был откомандирован посмотреть, что я везу с собой, и что я буду делать на пасеке. Пирогов был здорово пьян. На выезде из Барнаула нашу машину остановили. Якобы для проверки в ходе проведения операции «Вихрь – Антитеррор». Однако и УАЗик был с местными номерами, и у сидевших впереди морды были самые благонадёжные из существующих в природе, впрочем, как и у сидевших сзади. И знаменательно, что на месте уже (дорога идёт вдоль ж/д насыпи, никаких строений, движение редкое) находились понятые, что фальшиво неумело «узнал» меня парень в кожанке и с бегающими глазами, руководивший обыском. При обыске присутствовал бледный и злой юноша в светлом пуховике с физиономией лейтенанта или капитана ФСБ. И хмурыми были рабочие тяжёлые менты с автоматами на животах. Ясно, что они осуществляют обыск не для себя и очень недовольны этим. Это была явная реакция ФСБ на моё письмо Аксёнову, предоставленное им Акопяном ещё в начале октября.

Ответственные ребята из ФСБ, выставили ещё один дополнительный милицейский пост у поворота дороги на Талду. На тот случай, если Лимонову вдруг удастся выехать из Барнаула необысканным. Само по себе присутствие поста на месте, где его не должно быть ни в коем случае в данное время года, в конце ноября, среди сугробов – выдавало слежку с головой. Обычно пост у Талды выставляют только в сезон копания алтайских лекарственных корней. Я спросил у женщины, сидевшей в будке АЗС напротив: «Что, теперь тут и зимой пост стоит?» «Сама удивляюсь, – сказала женщина, – сегодня приехали, ждут, верно, кого-то. У них там и печки нет».

Я приехал на пасеку вблизи села Банное, и забрав смену: Шилина, Аксёнова, Шаргунова и Акопяна, уехал через несколько дней, уже в первые дни декабря, обратно в Барнаул, чтобы оттуда вернуться в Красноярск. Меня ожидала работа над книгой. На пасеке оставались Бахур, Гребнев и Балуев. Припасов у них было до марта месяца. В марте я обещал ребятам приехать. УАЗик, мы, посовещавшись, решили оставить на зиму в Барнауле, так как передвигаться в снегу он уже не мог, приходилось откапывать его часами, а на пасеке был гусеничный трактор Пирогова и запас солярки. Если периодически расчищать дорогу в Банное, за продуктами можно было добраться пешком.

На вокзале в Барнауле между Акопяном и мной произошла ссора. Мы зашли в соседний автовокзал, где уселись поесть в кафе. При ссоре присутствовали Шилин, Аксёнов и Шаргунов. Акопян сообщил, что в октябре здесь в Барнауле помимо тех денег, которые я ему высылал, он растратил ещё деньги, и теперь я должен выплатить эти деньги Абрамкину, у которого он эти деньги занял. Я накричал на Акопяна, назвал его «курортником», «говнюком», «нахлебником» и дал ему по лицу. Пощёчину. Он давно меня раздражал, этот случайный в партии человек. Наглец.

Вернувшись в Красноярск, я закончил книгу. Достать новые материалы я уже не смог. ФСБ добилась своего. Те, кто встретился со мной один раз, не встретился второй, их напугали слухами. Отказались от встречи бывший начальник РУБОП Школьный, журналист Тарасов, другие, так необходимые мне свидетели. В начале января 2001 года я выехал в Москву. Книга была уже на ? готова. 18 января я сдал её издателю В. Тублину в «Лимбус-Пресс».

18. В Москве у меня накопилось множество дел, как у председателя партии. По какому-то поводу, помню, позвонил я в январе Алексею Невскому (псевдоним, под которым этот человек печатался в 1997-98 годах в «Лимонке») – бывшему сотруднику ФСБ. В октябре 2000 года перед моим отъездом в г. Красноярск он дважды заходил ко мне как старый знакомый, выпить и побеседовать. Во время раскола с Дугиным, Невский принял его сторону, а теперь порвал с ним. Так вот, в январе 2001 года я позвонил Невскому. Вот как я написал об этом эпизоде в книге «Охота на Быкова», заметьте до ареста, страница 328:

«Меня вовсю разрабатывает ФСБ. Сразу по возвращении в Москву я узнал от человека, писавшего у нас в „Лимонке“ под псевдонимом Алексей Невский (до 1994 года он был сотрудником ФСБ), что его искал и нашёл, и встретился с ним заместитель начальника Управления по борьбе с терроризмом и политическим экстремизмом. Замначальника управления попробовал завербовать Невского, с тем, чтобы он поставлял информацию обо мне. „Плетётся ужасный заговор, вовлечены большие люди“, – сообщил зам. Как ФСБ вышло на Невского? Просто слушая мой телефон. Они узнали, что я два раза встречался с Невским у меня дома в октябре, перед поездкой в Красноярск. Они его быстренько нашли через номер телефона и побеседовали. „Замначальника Управления, – сказал мне Невский, – должен быть в чине генерал-майора“. Большие люди, упоминаемые генерал-майором, это, по всей видимости, Быков Анатолий Петрович».

Помню, что, слушая Невского (Александр Евгеньевич Потапов), я смеялся, настолько мне вся эта активность ФСБ казалась нереальной.

По делам партии и своим писательским делам мне необходимо было совершить несколько поездок в регионы. В феврале и марте я успел съездить в город Брянск, в город Ростов-на-Дону, где я встречался с командующим Северо-Кавказским военным округом генералом Трошевым, в город Нижний Новгород в самом конце марта. Слежка за мной в городе Ростове-на-Дону (в книге «Охота на Быкова» есть об этом на стр. 332) достигла небывалых доселе масштабов. Были задействованы многие автомобили и целые отряды агентов наружного наблюдения. Многих мы с Михаилом Шилиным узнавали в лицо. Нашим «топтунам» мы давали клички: «Борман», «Лысый», «Пацан» и так далее. Ко времени поездки в Ростов-на-Дону, никто из наших ещё не был арестован за оружие или за что-либо, что касалось бы НБП. (На самом деле, 1 марта был арестован Олег Юшков, первый по будущему делу №171, хотя следователи не числят его среди обвиняемых. Но об аресте Юшкова мы узнали лишь ближе к концу марта, а о смысле этого ареста я догадался только в СИЗО Лефортово). Но провокация уже была давным-давно в работе и ФСБ не хотела, чтобы какая-нибудь случайность помешала им исполнить задуманное. Я уже вернулся из Ростова-на-Дону и был в Москве, когда был арестован Лалетин, якобы случайно. Зачем тогда нужна была такая чудовищная слежка, взятие под колпак? Когда не был ещё арестован Лалетин, не говоря уже о Карягине, давшем на меня показания, нужные ФСБ лишь 29 марта? Самое вероятное объяснение: старомодная организация ФСБ повелась, купилась на революционную риторику НБП.

Надо сказать, что хотя я и был задержан слежкой, прослушиваниями и провокациями, я не чувствовал, что меня загоняют в ловушку. Я не понимал серьёзности моего положения. Приехав из Ростова-на-Дону в Москву, я по просьбе моего издателя в одно утро дописал «Эпилог» к «Охоте на Быкова», где вместе с перипетиями истории Быков – Струганов, поведал читателю и некоторые подробности моего путешествия в Ростов. Они имеются на последних страницах книги. Во время моего пребывания в Москве случились несколько эпизодов, имевших отношение к будущему уголовному делу №171.

19. В конце января или в начале февраля, после одного из собраний в штабе, меня отвёл в сторону Александр Бурыгин и сообщил, что его источник – друг из Управления по кадрам Федеральной Пограничной Службы (ФПС) сообщил ему, что его личное дело затребовано в ФСБ. Бурыгин также сказал, что с ним уже несколько раз беседовали сотрудники ФСБ. Они требовали от него дать показания на меня. Они интересуются нашей поездкой на Алтай в апреле 2000 года. Я поблагодарил его за сообщение. Дело в том, что наши отношения с мая 2000 года были прохладными. Связано это было с поездкой на Алтай. Я и Николай Гаврилов покинули село Усть-Коксу 2 мая, а Бурыгин и Глеб (фамилии не помню) оставались ещё там, так как попутная машина, отправлявшаяся в Горно-Алтайск, могла взять лишь двоих пассажиров (в праздники было довольно трудно уехать). Часть своих денег в долларах я оставил Бурыгину. Он приехал в Москву лишь в середине мая, израсходовав все деньги, довольно крупную для партии сумму. Именно поэтому я не взял его с собой на Алтай в августе. Плюс я обвинил его в недисциплинированности.

Другой эпизод случился примерно в тоже время – в январе. Мне вдруг позвонил и попросил о срочной встрече Артём Акопян. Он пришёл подавленный и молчаливый (что для него нехарактерно, обыкновенно он выглядит наглым и весёлым) и сказал, что не сможет поехать со мной в марте на Алтай, как было договорено. Когда я спросил его: «Почему?», он сообщил, что не хочет объяснять, что это связано с личной жизнью, с семьёй. Я его довольно сурово отчитал, сказав, что он знает, что я от него не в восторге, считаю высокомерным чистоплюем. Однако он знает местных жителей и русских, и алтайцев, ориентируется в регионе и для нас это потеря. Что таким образом он обманул меня, поскольку ещё в июле я объяснил ему, что хочу переселиться на Алтай, и мне нужны для этого люди. Что он приобрёл нужный нам опыт, а теперь с этим опытом сбегал как курортник. Отдохнул летом в горах и сбежал. Мы холодно распрощались. Теперь я думаю, что у него тогда случился припадок совестливости. Скорее всего, он отказался тогда, нашёл в себе временно силы, от сотрудничества с ФСБ. Увы, его хватило ненадолго.

И, наконец, третий, и очень важный эпизод. 8 февраля 2001 года, на основании данных прослушки, был задержан в аэропорту Шереметьево французский писатель Тьерри Мариньяк. У него были изъяты литературные тексты и моё письмо к французскому гражданину Бобу Денару. Даже если собрать кассеты, на которых записаны мои разговоры только начиная с января 2001 года, то, учитывая, что порой я принимал в квартире по адресу: Калошин пер., д. 6/8, кв. 66 до 10 – 15-ти посетителей в день, то за три месяца (а на самом деле ведь за 15 месяцев), 40 аудиокассет – это лишь капля в том море, в океане звуков, которые были записаны ФСБ у меня в квартире. (А ФСБ предоставляет для прослушивания по уголовному делу №171 именно 40 аудиокассет). Первая по времени запись, представленная в качестве доказательства в уголовном деле № 171 датирована 26 января 2001 года.

Поскольку, опять-таки, я не чувствовал, что я совершаю противозаконные действия, я отреагировал довольно спокойно, хотя и с досадой, на звонок Тьерри Мариньяка, сообщившего мне уже из аэропорта Орли в Париже о том, что его задержали и отобрали бумаги (литературные тексты) и моё письмо. «Как во времена диссидентов!» – помню, только и сказал я. А что я мог сделать? Жаловаться? Кому… Я переговорил об этом с моим адвокатом Сергеем Беляком. «Ты смотри, осторожнее», – посоветовал он. «Напиши Генеральному Прокурору». Я написал. Осторожнее в чём? Я вёл себя как свободный человек, как я вёл себя до этого 27 лет, с сентября 1974 года, когда покинул Россию. Я не изменился. Это Россия опять изменилась к прежнему. К прежней несвободе.

16 февраля (возможно, что дата верна, а может быть и нет, я не помню), как утверждает следствие, ко мне на Калошин переулок явился Карягин Д.В., приехавший из Саратова. Материалы прослушки аудиокассеты ничего путного не дают. Версия следствия, подтверждаемая (но одновременно не подтверждаемая Карягиным Д.В., он даёт противоречивые, изменяющиеся с каждым допросом, показания) утверждает, что я дал Карягину во время этой встречи задание купить оружие в Саратове (аудиозапись скорее свидетельствует о том, что Карягин уже что-то привёз мне). Якобы по версии следствия я и Карягин обменивались записями, которые были потом сожжены. Я же утверждаю, что встречался со всеми без исключения региональными лидерами, когда они приезжали в Москву, а мой разговор с Карягиным касался съёма квартиры в Саратове, куда он только что перебрался из г. Балашова. Квартира должна была служить одновременно и штабом партии, поэтому мы хотели оказать Карягину денежную помощь. Партия была заинтересована в возникновении организации в Саратове. Надо сказать, что это незначительное происшествие превратилось в СОБЫТИЕ, уже когда я был арестован. В своё время я его не заметил. Но сейчас на нём настаивают следователи.

Ещё одно событие, о котором я не подозревал, случилось 2 марта 2001 г. на ж/д вокзале г. Уфы. Старший лейтенант уголовного розыска милиционер Титлин Р.Г. при обходе поезда №14 «Москва – Челябинск» был остановлен (так Титлин Р.Г. показал, во всяком случае, как свидетель) у вагона №7 проводницей, фамилию которой он не помнит, может лишь описать только её внешность. Проводница, якобы передала ему пакет, заклеенный в жёлтую бумагу, переданный из Москвы. Пакет должны были получить в г. Уфе, но никто его, якобы не востребовал. Милиционер Титлин отнёс пакет диспетчеру вокзала. По радио, если верить Титлину, долго вызывали неизвестного, взывая к нему, чтобы он забрал пакет. (Согласно показаниям свидетеля Анатолия Тишина, Андрей Степанов, глава организации НБП в г. Уфе, которому адресован был пакет, в тот момент был задержан для проверки документов у входа в вокзал. Такая вот случайная случайность приключилась). Не дождавшись владельца, пакет вскрыли, нашли в нём газеты «Лимонка», письмо Степанову от Тишина и бюллетень НБП-ИНФО №5. И передали всё уполномоченному ФСБ. Так выглядит вся эта история на листах 112-113, 3 тома у/д №171.

Однако только 24 апреля А. Степанова вызывают на допрос (если верить следствию, а верить ему не стоит). На допросе, почему-то никак не упоминается эпизод с конфискацией адресованной ему корреспонденции. Почему же следователь обошёл этот эпизод 2 марта молчанием, хотя в показаниях свидетеля Тишина А.С. история эта есть? Более того, Тишин излагает предысторию: «В марте месяце 2001 года между мною и лидером уфимского отделения НБП Степановым А. состоялся телефонный разговор /…/ Степанов неожиданно для меня инициативно заявил, что для осуществления проекта „Вторая Россия“ готовы выехать два человека…» И Степанов попросил Тишина выслать ему повторно бюллетень НБП-ИНФО взамен не то утерянного, не то сожжённого, не то высланного покойному Кузлеву бюллетеня. Тогда именно Тишин и выслал захваченный Титлиным Р.Ф. пакет.

По показаниям Степанова, данным 24 апреля, зато выясняется, что в начале апреля он ездил в Москву и не один, и рекомендовал Тишину несколько членов НБП, в частности Гатаулина М.М., Данилова и Турчина, якобы для участия в Национал-Большевистской Армии (чего сами они не подтверждают). Степанов – бедный безработный, для него поездка в Москву – проблема. Поэтому напрашивается предположение, перерастающее в уверенность. Вторичную высылку бюллетеня в Уфу Степанову спровоцировала ФСБ (потому Степанов, «неожиданно» для Тишина «инициативно заявил») и, не удовлетворившись получением письма от Тишина и бюллетеня №5 (вполне невинного на самом деле содержания, если Вы не следователь по делу №171), ФСБ оплатила поездку Степанова в Москву. Возможно, они рассчитывали застать в Москве меня и записать на аудиокассету «приём» мною добровольцев, но я выехал из Москвы 28 марта. Степанова ФСБ могла запугать тем, что повесит на него убийство его друга Кузлева летом 2000 года. Допрос Степанова имеется на листах 128-132, том 10. На допросе он обвиняет Турчина чуть ли не во взрывах мостов. У Турчина был проведён обыск, но результатов он не дал.

20. Где-то в середине марта мне сообщили об аресте Олега Лалетина. В штаб звонил его адвокат. Подробности мы не узнали, знали лишь то, что он был задержан с оружием. Большого беспокойства это задержание во мне не вызвало. В истории партии уже были и аресты и задержания и массовые аресты, как в г. Севастополе, когда 15 человек были арестованы. Приехав в конце марта в Нижний Новгород на пресс-конференцию я спросил у лидера нижегородских национал-большевиков Дмитрия Елькина, что он знает об аресте Лалетина. Он знал не более моего. Только его источником была мать Лалетина. Он знал ещё от матери чуть больше, что Лалетина переводят в следственный изолятор ФСБ в Москве. Это был первый случай, когда член НБП попал в Лефортово. Было неприятно, но опасности для организации и для себя я не чувствовал.

Замечу, что два эпизода произошли почему-то в Башкортостане. Примерно в то же время в редакцию «Лимонки» пришло письмо от национал-большевика Юшкова Олега Ивановича, из-за решётки. Он писал, что у него «нашли» 0,5 грамма опия на территории Татарстана по дороге в Нижний Новгород, и что он только что переведён в Казанский централ. «Эдуард Вениаминович, это подстава! Помогите!» – молил Олег из-за решётки. Руководитель нашей Региональной организации в г. Чайковский, Пермской области Олег Юшков был способный, чёткий, крепкий парень. Хороший организатор. Наркотиков он не употреблял. Я ему верил. Одновременно было непонятно, зачем ему подбросили наркотики. С какой целью?

Отгадка, ответ на вопрос пришёл внезапно уже в СИЗО, летом, когда во время одного из допросов следователь предложил мне ознакомиться с содержанием бюллетеней «НБП-ИНФО». Внимательно просмотрев их, я обнаружил, что только три материала в бюллетенях подписаны (есть ещё интервью адвоката Беляка, но Беляк и адвокат, и не член партии). Есть лишь три автора назвавших себя: это я (автор как бы введения или предисловия в №1), Аксёнов (он делился опытом распространения газеты «Лимонка») и …Юшков. Олег подписал в 2-ом номере НБП-ИНФО небольшую статью на тему «Как законтачить с рабочими». То есть, несмотря на то, что уголовное дело №171 было открыто официально только в конце марта, ФСБ уже 1 марта произвела первый арест по делу. Вероятнее всего хотела прощупать наугад, вдруг расколется.

Не добившись от Юшкова нужных показаний, его осудили на три года условно и выпустили. Местонахождение его в настоящее время не известно.

21. Я уже опаздывал на Алтай вовсю. Заметённые снегом там сидели без денег и без продовольствия мои ребята. Дозвониться в село Банное, где есть только один телефон, я не мог, линия по зимам бывает всегда разрушена тяжестью снега. Вот-вот должно было начаться таяние снегов на Алтае. И тогда уже на пасеку не проберёшься ни на каком транспорте. Но уехать из Москвы я всё ещё не мог. Оставались какие-то мелкие дела. (Даже 26 марта мне пришлось ехать в Нижний Новгород). Потому я попросил Сергея Аксёнова поехать вперёд на Алтай и дал ему денег. Он должен был купить продовольствия и привезти его на пасеку. Аксёнову я всегда доверял, он был нашим главным бухгалтером именно по причине честности и принципиальности, и по тем же причинам он был учредителем газеты. (Кстати говоря, в конце апреля кончался договор об аренде пасеки Пирогова).

В последние дни марта, уже после отъезда Аксёнова, Акопян неожиданно изменил своё решение, и объявил, что едет со мной. Поэтому из Москвы мы выехали в плацкартном вагоне втроём: я, Шилин и Акопян, присоединившийся к нам на вокзале. Изменение в настроении Акопяна было вызвано дополнительным давлением на него ФСБ. Какие-то средства давления очевидно существовали. Вероятнее всего бумаги, конфискованные у него летом.

30 марта 2001 года, поздно вечером в г. Новосибирске на перроне ж/д вокзала нас встречал целый взвод милиционеров и оперативников. В поезде с нами также приехали по меньшей мере двое. Нам сообщили, что нас хотят обыскать в рамках операции «Вихрь-Антитеррор» и провели в помещение линейной милиции в подземной части вокзала, где и тщательно обыскали в присутствии видеокамер. Ничего инкриминирующего не нашли. Почему-то сфотографировали, как преступников, держащими некие четырёхзначные номера на уровне груди. Я был уже уверен, что нас арестовали. Вёл обыск человек, представившийся офицером ФСБ.

22. В тот же день, 30 марта, когда нас обыскивали в г. Новосибирске, в Москве в помещении партии уже шёл обыск. Машина ФСБ работала на полную мощность. Если последние годы нами занимались офицеры генерал-лейтенанта В.В. Пронина, то теперь нами занимались ещё и люди генерал-лейтенанта Балашова – следственный отдел ФСБ. Впрочем, они уже некоторое время работали вместе с Управлением по борьбе с терроризмом и политическим экстремизмом 2-го департамента ФСБ. Иначе как объяснить удивительную скорость, с которой заурядное для нашей дикой страны дело, о задержании в поезде пацана с двумя автоматами Калашникова и двумя рожками к ним, перешло вдруг 15 марта в четыре дня(!) в ведение следователей ФСБ по особо важным делам? Обычно такими ничтожными делами занимается милиция. А уже 20 марта (замечу, что последующая партия оружия, а с нею Карягин, Пентелюк и Силина задержаны только 24 марта) создана целая бригада следователей ФСБ. Это по поводу двух автоматов, изъятых у выпускника театрального училища г. Нижний Новгород. Бригада: двенадцать человек на одного пацана! 12 офицеров! Зачем? Что можно выжать из этой истории, даже если он признал, что он член НБП? Он ведь не показал ни тогда, ни потом, что его послал Председатель партии Э. Лимонов. И как следователям по особо важным делам ФСБ стало известно об аресте линейной милицией пацана, театрального художника, где-то на территории Башкирии? Что, у линейной милиции в обычае рапортовать следователям по особо важным делам в Москву, каждый раз, когда они ловят пацанов? Да тонны оружия конфискуются ежедневно в России! И задерживаются владельцы оружия. Все эти вопросы, однако, снимаются немедленно, и я для себя их снял, после ознакомления с 4-ым томом уголовного дела №171. Там на листе 124 есть документ: разрешение судьи Московского Городского суда от 4 января 2001 года (представлена копия документа и поверх печатного ноля, в дате 2000 год, стоит вписанная на место ноля единица. Так что следует ещё ознакомиться с оригиналом. По моему мнению, год подделан. Это же не квитанция о сдаче белья в стирку). Разрешение о том, что по просьбе Пронина В.В., начальника управления по борьбе с терроризмом и политическим экстремизмом, она (судья) Куличкова, разрешает «Проведение оперативно розыскных мероприятий по адресу: Калошин пер, д.6/8, кв. 66, сроком на 180 суток». Судья выдала своё разрешение, основываясь на просьбе Пронина и на пояснениях офицера ФСБ Волкова, в разрешении упоминается, что Волков пояснил судье Куличковой. Прошу вызвать в суд судью Московского Городского Суда Куличкову, дабы выяснить, имелись ли, были ли предоставлены ФСБ достаточные основания для выдачи разрешения на оперативно-розыскную деятельность по месту моего проживания, и когда это было сделано.

Изучив аудиозаписи, пройдя через очную ставку с дающим против меня показания, Дмитрием Карягиным, я знаю, что следствие располагает многочасовой записью моих разговоров за весь день 16 февраля 2001 года, в том числе и записью разговора с Карягиным. (Которая, впрочем, ничего не доказывает, кроме того, что беседующие Карягин и Лимонов/Савенко всё время обращаются к каким-то бумагам, лежащим на столе). Из всего этого, из совокупности даже только тех многочисленных (40 аудиокассет) записей, которые следствие предоставило по уголовному делу №171 (все они сделаны до ареста Лалетина и тем более Карягина) возможно, придти только к одному выводу: ФСБ ожидала этих арестов. Следственная бригада в нетерпении была создана до факта преступления. Лалетин был арестован не случайно, за ним уже следили. Более того, следили уже за Карягиным, приехавшим в Москву. Карягину дали бесплатную взрывчатку неустановленные лица с военной выправкой неслучайно. Налицо по крайней мере подстрекательство к преступлению, создание благоприятных условий для этого со стороны ФСБ, короче говоря, провокация ФСБ.

23. 30 марта в Москве ФСБ провела обыск в штабе партии. Вечером того же дня в городе Новосибирске обыскивают троих: Савенко, Шилина и Акопяна. 30-го же марта в Москве происходят и первые допросы национал-большевиков. Допрашивают А. Тишина и некоторых других. 31 марта при невыясненных обстоятельствах в городе Электросталь, Московской области погибает майор Александр Бурыгин. Почему судьба распорядилась, чтобы он погиб в разгар обысков и допросов, он, имеющий самое непосредственное отношение к уголовному делу, которое возникает на глазах? Бурыгин был единственным военным среди нас, более того, майор запаса пограничных войск! Сверх того, человек, служивший некогда в Казахстане начальником погранзаставы. Человек, у которого мать до сих пор живёт в г. Талды-Кургане в Республике Казахстан. Человек, ездивший со мной на Алтай и именно в село Амур и село Усть-Кокса. Именно он и должен был заинтересовать ФСБ в первую очередь. Он и заинтересовал ФСБ, о чём он рассказал мне. (И не только мне. Есть ещё лица.)

Во время похорон родственники и друзья обратили внимание на деформированный нос Бурыгина и травмы в височной области. На лице следы не одного, но множества ударов. Тело было выдано родственникам на похороны без документов. Есть информация также, но она требует проверки, что вскрытия не было. Санитары, было, отказались перед родственниками одевать тело. Выяснилось, что кто-то приезжал в морг до родственников, осматривал тело и повздорил с санитарами. На похоронах присутствовали оперативники, не идентифицировавшие себя.

К этому следует добавить, что жена на похоронах была не в себе до степени, намного превышающей горе при потере мужа и кормильца, а подросток сын слишком долго, стоя у гроба, просил за что-то прощения у отца.

Основываясь на всех этих имеющихся у меня данных, я не мог поверить в присланное мне администрацией СИЗО письмо прокурора московской области Семченкова В.А. от 13.11.2001 года, в версию смерти Бурыгина, выраженную прокурором: «Согласно заключению судебно-медицинского исследования трупа гражданина Бурыгина его смерть наступила от острой сердечной недостаточности». 29.11.2001 года я обратился с письмом в генеральную Прокуратуру к Генпрокурору Устинову В.В. и попросил возбудить уголовное дело по факту смерти Бурыгина по признакам, предусмотренным ч.1 ст.105 УК РФ. Как меня уведомил 28 января 2002 года открыткой из Генпрокуратуры, прокурор И.М. Расулов, моё обращение направлено в прокуратуру Московской области.

Добавлю, что жена и сын Бурыгина запуганы донельзя и сейчас, год спустя после его смерти.

Почему погиб Бурыгин, в дни обысков и допросов, учинённых ФСБ? Бурыгина, не сдержавшись, избили во время допроса сотрудники ФСБ, и он скончался вследствие полученных травм, – таково моё мнение. Ведь 29 марта, вечером, обвиняемый Карягин Д.В. на дополнительном допросе дал, наконец, нужные следствию показания против Савенко /Лимонова/ Э.В. – руководителя партии. Нужно было быстро подкрепить эти показания, чтобы арестовать меня. (Ведь засылка А. Степанова из Уфы в штаб с «добровольцами» и обыск, произведённый 30 марта, накануне в г. Новосибирске не принесли следствию результатов). В этих условиях Бурыгин, офицер-пограничник, ездивший со мной на Алтай, возможный военный руководитель «заговора», который ФСБ хотела раскрыть, представлялся самым интересным объектом для следствия. Особенно, если учесть, что на одной из аудиокассет, имеющихся в распоряжении следствия имелся следующий короткий, но крайне «подозрительный» разговор между мною и Еленой Боровской. Привожу его текст по 4 тому у/д №171 (листы со 186 по 200).

Пишет слушающий Волков: «Елена сообщает, что партия „Русское Возрождение“ пригласила их к участию в совместном проведении шествия на Пасху, 4 апреля, уточняет, что „Русское Возрождение“ вышло на них через Бурыгина».

Э.В. И всё тот храм караулит?

Е. Да, всё там же.

Э.В. И что он?

Е. Сидит в сторожке.

Э.В. Как у него настроение?

Е. Тихое достаточно, но кроме своих полезные дела он делает.

Э.В. А ты его не увидишь?

Е. Я надеюсь, я его завтра увижу.

Э.В. Тогда спроси его по возможности это самое достать. Он когда-то кое-что нам приносил. Скажи, что я просил.

Е. Хорошо.

Э.В. Только имеется ввиду, не вот эти фиговины, а …

Е. Ну да, вот эти вещи. Ладно".

Покойный Александр Бурыгин был крайне гордым и упрямым человеком. Помню, как в поезде «Душанбе – Москва» в июне 1997 года узбекские пограничники хотели снять с него принадлежащие ему камуфляжные брюки, дабы конфисковать их. Майор наотрез отказался отдавать брюки или даже расстегнуть их, хотя ему и всем нам (нас было несколько человек) пригрозили, что высадят и задержат. От узбекских правоохранительных органов ничего хорошего ожидать не приходилось, это мы знали. Можно было всем оказаться в арыке в качестве неопознанных трупов. Такие случаи бывали даже с солдатами 201-й дивизии, потому с давних пор они никогда не пользуются поездом. Летают. Мне стоило большого труда заставить майора тогда снять брюки. (По-моему он их так и не отдал.) Я могу себе представить, что он с большой лёгкостью послал подальше следователей ФСБ. И поплатился. Как бы там ни было, у него было здоровое сердце.

24. Из Новосибирска в Барнаул мы доехали на автобусе. В Барнауле подобрали шофёра Алексея Голубовича. Откопали прозимовавший здесь «УАЗик». Пришлось его основательно ремонтировать. Я и Голубович жили в гостинице «Центральная», Акопян у приятелей, а затем в гостинице «Сибирь». Он всё время отлучался по каким-то делам под предлогом дружбы с Ю. Абрамкиным.

Наконец, 5 апреля мы выехали рано утором. Свет в гостинице был отключен. Выехали из города. Снега здесь уже таяли. В дороге, где-то на полпути, мы наткнулись на одном из перевалов на С.А. Пирогова, направляющегося в село Банное. Очевидно, его вызывала туда ФСБ, поскольку вероятность такой встречи: день, час и та же дорога, крайне незначительна. Город Барнаул и село Банное разделяют 600 км опасной дороги, проходимой далеко не всегда. Пирогов остался в селе Банное, мы поехали на пасеку. Отъехав с километр от маральника, мы застряли в снегу. Откопать машину было невозможно, так как внизу, под снегом стояла вода. «УАЗик» сел брюхом. Это означало, что с погодой мы опоздали. В ночь с 5-го на 6-е апреля нас вытащил трактор из села Банное.

7 апреля рано утром сводный отряд ФСБ и милиции ворвался на пасеку. Обыск с собакой и миноискателями продолжался весь день. Не было найдено никакого оружия, даже ржавого ножа. (Впоследствии, 20 июля 2001 года, бригада следователей вторично перелопатила с собакой и миноискателями целый гектар пасеки. И опять безрезультатно).

«Что будешь делать, Эдуард, если мы тебя отпустим сегодня?» – вдруг поинтересовался подполковник Кузнецов, когда мы оказались в избе, где мы с ребятами провели ночь, и где среди разгромленных кроватей и одежды майор Юсуфов составлял протокол обыска. «Решу, когда отпустите», – сказал я. Я знал, что меня не за что задерживать, но также сомневался, что отпустят. На самом деле именно в этот момент действия ФСБ перешли границы всякой законности и стали правовым беспределом. Сам Кузнецов не мог решить эту проблему, но в этот момент он предполагал, что меня не арестуют, а отпустят. Явившись силою двух взводов, они предполагали найти здесь партизанскую базу, но не нашли.

Но я забежал вперёд. Тогда, ранним утром 7-го апреля, выгнав нас полуголыми на мороз (выволокли, избивая, если быть точным, офицеры ФСБ), затем содержали меня и ребят в старой бане и по очереди выводили на допрос, сопровождая вывод обыкновенными побоями. Меня лично не били, но мне пришлось в частности вступиться за Д. Бахура, которого стали избивать у меня на глазах, несмотря на то, что у него, после травмы и операции на мозге, отсутствовала часть кости черепа. Акопяна тотчас увели, и всё время содержали где-то отдельно. Он присоединился к нам только тогда, когда нас стали выводить с пасеки. (Кстати, протоколы тех первых допросов на пасеке не приобщены к делу).

К ночи 7 апреля нас доставили в село Усть-Коксу и поместили в ИВС. Меня и, насколько я знаю, Аксёнова не допрашивали. А ребят, вопреки закону, допрашивали целую ночь, с применением непозволительных методов: приставляли дуло пистолета к голове, угрожали засунуть в карман патроны. Не знаю, сидел ли Акопян в камере, вероятно, содержался отдельно. Утром шестерых: Шилина, Балуева, Голубовича, Бахура, Гребнева и Акопяна отпустили. На меня и Сергея Аксёнова надели наручники и повезли в Горно-Алтайск. Там, предъявив нам предварительные обвинения (протоколы составлял майор Юсуфов А.М.), нас повезли ночью в Барнаул. Откровения подполковника Кузнецова в автомобиле «Волга» я частично приводил. Подполковник уже не говорил, что меня отпустят. Напротив, подполковник говорил обо мне, как о конченом человеке, живом трупе, обещал, что мне дадут лет 10-15 срока, потому не стеснялся в выражениях. Что произошло за эти сутки? Как я узнал позднее, никаких новых доказательств по статье 222-й, по которой меня задержали, следствию в ту ночь добыть не удалось. Причина моего задержания: из Москвы сказали не опускать меня и доставить меня в Лефортово. Однако всё, что у следствия имелось в тот момент по обвинению по статье 222-й, показания обвиняемого Карягина (добытые на пятый день прессинга), о том, что я якобы дал ему указания приискать оружие в г. Саратове.

Впоследствии, 26 июня 2001 года у владельца пасеки Семёна Александровича Пирогова были взяты свидетельские показания. Они содержатся на листах 76-78, 10-го тома у/д №171. Пирогов свидетельствовал о полной невинности моих намерений и поведения моих товарищей на пасеке, которое он наблюдал. Впрочем, уже 7 апреля, к вечеру, когда на пасеке были «обнаружены» пакет гречки и две пачки макарон, и не было даже ржавого ножа, даже турника не было, уже было ясно, что пасека не служила «базой». Однако Следственное Управление ФСБ решило во что бы то ни стало доказать, что там была база, «место дислокации» – так она должна была называться, потому что этого хотела ФСБ. Им нужно было отстоять свой престиж. Не зря же они посылали два взвода. А мне была уготовлена участь арестованного, пока они будут ткать свою паутину.

Интересная деталь. После того, как ребята были выпущены, они заехали на пасеку. Откуда на «УАЗе» уехали в Барнаул, а оттуда в Новосибирск. Из Новосибирска, заняв денег, отправились по домам. Вот что написал мне в тюрьму Николай Балуев: «Акопян остался в Барнауле продавать „буханку“ (УАЗ)… Акопян, продав машину, положил деньги в карман со словами: „Разве это деньги?.. На хуй везти их Тишину, он их всё равно потратит на какую-нибудь хуйню: листовки и газеты“. Пропил он с Юрой 10 штук в Барнауле, потом уехал». Эта деталь дополняет картину морального облика Артёма Акопяна.

25. 23 апреля 2001 года Начальник Следственного Управления ФСБ России генерал-лейтенант Балашов С.Д. разослал по региональным следственным управлениям ФСБ России «Поручение в порядке статьи 132 УПК РСФСР по уголовному делу № 171». В некотором сокращении (в начале) текст выглядит так:

"В ходе расследования уголовного дела №171, получены данные о том, что руководителями ООО НБП в 2000-2001 году предпринимались попытки создания незаконного вооружённого формирования – Национал-Большевистской Армии (НБА), с целью осуществления разработанного ими проекта «Вторая Россия», предусматривавшего вооружённое вторжение на территорию Республики Казахстан и совершения там ряда акций террористического характера.

Для реализации указанных замыслов в региональные отделения НБП рассылались закрытые бюллетени «НБП-ИНФО» №3, 4 и 5, в которых содержалась информация об указанном выше проекте – а также указания и конкретные инструкции о подготовке добровольцев для участия в нём. Бюллетени из Москвы рассылались вместе с экземплярами газеты «Лимонка» через проводников вагонов пассажирских поездов и получались на местах активистами НБП.

В ходе обыска в московской штаб-квартире НБП были обнаружены и изъяты списки лиц, на адреса которых рассылалась газета «Лимонка» и, возможно, вышеперечисленные бюллетени «НБП-ИНФО», а при обыске в квартире одного из активистов НБП изъят список делегатов III-го съезда этой организации.

Кроме того, установлено, что ряд членов региональных отделений получали от руководителей НБП прямые указания о незаконном приобретении огнестрельного оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ.

В связи с изложенным, руководствуясь требованиями ст. 132 УПК РСФСР, прошу Вашего указания произвести необходимые оперативно-розыскные действия по устранению возможных противоправных действий членов и активистов НБП по приобретению огнестрельного оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и подготовке к участию в проекте «Вторая Россия», а также допросить их в качестве свидетелей, выяснив следующие вопросы:

– с какого времени свидетель является членом НБП, кто ещё в данном регионе является членом этой партии;

– кого из руководителей в г. Москве свидетель знает, знаком ли с ним лично. Как осуществляется связь с Москвой.

– каким образом получаются указания и приказы, в том числе письменные, от руководителей НБП;

– получают ли они из Москвы газету «Лимонка», в положительном случае, каким образом, кто именно и от кого;

– получали ли они в 2000-2001 годах вместе с номерами газеты «Лимонка» закрытые бюллетени НБП-ИНФО №3, 4, 5;

– кто конкретно знакомился с указанными бюллетенями и принимал участие в обсуждении содержащихся положений о проекте «Вторая Россия» и указания для подбора добровольцев для участия в данном проекте;

– какие конкретные шаги были предприняты свидетелем или другими лицами во исполнение указаний НБП о подборе добровольцев для участия в проекте «Вторая Россия»;

– являлся ли свидетель или его знакомые делегатами 3-го съезда НБП, проходившего 22-23 февраля 2000 года, если да, то кого из делегатов может назвать;

– принимал ли свидетель в ходе работы съезда участие в обсуждение вопросов о проекте «Вторая Россия» и создании «Национал-Большевистской Армии»;

– известно ли свидетелю о том, кто является автором проекта «Вторая Россия» и создания «Национал-Большевистской Армии»;

– как свидетель и его знакомые активисты НБП понимают сущность проекта «Вторая Россия»;

– известно ли свидетелю, для каких целей создаётся НБА;

– для совершения каких действий региональными структурами НБП осуществлялся подбор добровольцев для совершения акций в странах СНГ, и в частности, на территории Казахстана;

– каким образом руководителями НБП (и кем именно) координировалась деятельность региональных структур по выполнению положений проекта «Вторая Россия»; подбору и отправке добровольцев для работы в странах СНГ;

– производились ли отчёты, в том числе письменные, о степени готовности к реализации положений, заложенных в проекте «Вторая Россия»; в положительном случае, кем и по чьему указанию;

– известно ли свидетелю о конкретных лицах, подобранных активистами НБП в их регионе и давших согласие на выезд для участия в осуществлении проекта «Вторая Россия»;

– что свидетелю известно о целях сбора добровольцев НБП в приграничных с Казахстаном районах Республики Алтай и подобранных там мест дислокации;

– получал ли свидетель, либо другие известные ему активисты НБП, указания о приискании способов либо приобретении огнестрельного оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и воинского снаряжения; в положительном случае – когда, где, от кого именно и в какой форме;

– что свидетелю известно о деятельности руководителей и активистов НБП по приобретению огнестрельного оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ".

Вот такое творчество было разослано в 44 региона. В конце каждого «Поручения» начальник Следственного Управления ФСБ России генерал-лейтенант добавлял фамилии активистов НБП в каждом данном регионе: …В материалах уголовного дела имеются данные о следующих активистах НБП – и следовали фамилии". Фамилии отбирались из нескольких списков:

1) Из изъятого у меня списка руководителей региональных организаций НБП – этот список мы сдавали в своё время в Министерство Юстиции для регистрации в качестве общероссийской организации;

2) Из списка (устаревшего) распространителей газеты «Лимонка», также изъятого у меня;

3) Из тетради, озаглавленной «телефоны», изъятой у меня.

Конечно, можно считать материалами уголовного дела всё, что касается меня, включая 33 книги написанные мною. Однако, в строгом смысле, люди, упомянутые в перечисленных списках не являются фигурантами у/д №171. Протоколы допросов свидетелей (тома 10, 11, 12 и 13 у/д №171) свидетельствуют о том, что это случайные люди (есть две старухи – 78-летняя Шарко Е.С. из Кисловодска и 70-летняя Мелихова Л.П. из СПб.), а также, – что генерал-лейтенант Балашов говорил неправду: списками делегатов III-го съезда ФСБ не обладает. Также перед отправкой своих поручений Балашов не решил основной вопрос, а является ли проект «Вторая Россия» изложенный в НБП-ИНФО №3 документом преступным, или это документ аналитический. Я утверждаю, что аналитический. К тому же в нём ни разу не говорится об НБП, но всего лишь о «политической организации», которой даже нет ещё в России. «Если бы такая организация существовала» – начинается раздел «Теория Второй России».

Налицо злая воля Балашова – слепить вместе покупку оружия в Саратове, сделав «Теорию Второй России» проектом-планом заговора, прилепить его к покупке оружия, и, добавив ко всему этому мои поездки на Алтай и желание поселиться там и приобрести дом – создать уголовное дело. А НБП превратить в преступную организацию. На вопрос: кто является авторами проекта «Вторая Россия», ответ может быть только один: генерал-лейтенанты Пронин В.В. и Балашов С.Д.

Тот же Балашов С.Д., генерал-лейтенант ФСБ вбросивший своими поручениями (всего их 44, по числу региональных организаций НБП, минус Москва и почему-то Московская область) несколько сотен членов НБП в уголовное дело №171, ровно через три месяца, а именно 23.07.2001 года обращается к заместителю Генерального прокурора РФ Бирюкову Ю.С. со знаменательным письмом. Копию он направляет министру Юстиции Чайке Ю.А. Письмо имеется в 1-ом томе у/д №171 на листах 76-78. Номер документа №6/3 – 2770 от 23.07.2001 года.

Начинается письмо так:

"Следственным Управлением ФСБ расследуется уголовное дело №171 в отношении председателя МОО НБП Савенко (Лимонова), члена Исполнительного комитета названной партии Аксёнова, а также активистов партии… /…/ " Далее излагается версия у/д №171 и затем генерал-лейтенант переходит к цели своего письма, а именно инициировать запрет политической партии:

"Таким образом, – пишет он, – следствием установлено, что причинами и условиями, способствовавшими совершению обвиняемыми по уголовному делу №171 (следуют фамилии) преступлений, предусмотренными ст. ст. 205, 208 и 222 УК РФ является то, что все указанные незаконные действия были осуществлены ими в рамках исполнения принятых и утверждённых програмных документов МОО «НБП».

При этом программные документы и деятельность МОО «НБП» противоречат конституции РФ и положениям ст.16, Федерального Закона от 19 мая 1995 года №82-ФЗ «Об общественных объединениях», которые запрещают создание и деятельность общественных объединений, цели и действия которых направлены на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности РФ, подрыв безопасности государства, создание вооружённых формирований, разжигание социальной, расовой, национальной или религиозной розни.

На основании изложенного, руководствуясь статьями 21 УПК РСФСР и ст.44 Федерального закона «Об общественных объединениях», о том, что межрегиональное общественное объединение может быть ликвидировано по решению суда в связи с заявлением прокурора соответствующего субъекта РФ, прошу Вашего указания рассмотреть вопрос о дальнейшей деятельности МОО НБП.

Начальник Управления генерал-лейтенант юстиции С.Д. Балашов."


На следующем листе у/д №171, тома 1-го содержится ответ Балашову из Генеральной прокуратуры от 03.09.2001 № 7/2 – 2053-01.

"Ваше обращение о неправомерной деятельности межрегиональной организации МОО НБП рассмотрено.

Управлением МинЮста РФ по Московской области 11.07.2001 г. предъявлен иск о признании данного объединения прекратившем свою деятельность в качестве юридического лица и об исключении его из государственного реестра (ч.2 ст.29, ФЗ «Об общественных объединениях»).

Гражданское дело находится в производстве Московского областного суда и назначено к слушанию на 18.09.2001 года.

Прокурору Московской области поручено в срок до 11.09.2001 направить заявление в суд о ликвидации МОО НБП в порядке ст.44 Федерального закона «Об общественных организациях». Исполнение взято под контроль.

Зам. начальника Управления по надзору за исполнением законов и законностью правовых актов В.Я. Болышев".

Как сказали, так и сделали. Но результаты оказались не в пользу генерал-лейтенанта Балашова. Иск Управления МинЮста по московской области был областным судом отклонён, а Верховный Суд подтвердил решение Московского Областного Суда.

Не уложившись в срок, московская областная прокуратура послала в Мособлсуд "заявление в порядке ст. 44 Федерального Закона «Об общественных объединениях», закончившееся словами:

«Прошу: 1) Межрегиональную общественную организацию Национал-Большевистскую Партию ликвидировать; 2) Рассмотреть данное заявление в закрытом судебном заседании, с учётом того, что указанное выше уголовное дело имеет гриф „секретно“».

Подписано 1-м заместителем прокурора Московской области Митусовым А.А.

На своих заседаниях 9 и 10 января 2002 года суд не выполнил ни первого, ни второго требования Московской прокуратуры, действовавшей под руководством генерала ФСБ Балашова С.Д. Заседания были открытыми, а решения суда вынесено не было. Отложено до получения результатов уголовного процесса по делу №171. ФСБ хотел хитро сделать обвиняемых по делу №171 заранее членами уже запрещённой организации. Но случился прокол.

26. Резюме.

У неустановленных лиц в г. Саратове 10 и 24 марта некоторыми членами НБП было закуплено оружие. ФСБ с 16 февраля (если судить по подслушке разговора в Москве) следило за Карягиным Д.В., но вот незадача! Десяток офицеров ФСБ, специалистов, профессионалов слежки, выпустили его из виду именно на момент, когда он покупал 24 марта именно оружие. Потому у кого оружие было куплено, остаётся неизвестным. (Причём неустановленные лица «с военной выправкой» всучили Карягину бесплатно ещё 900 граммов взрывчатки от доброты душевной.) Кроме «лиц», неустановленными оказались и купленные автоматы. Подполковник Шатохин И.В. из Главного Информационного Центра МВД сообщил 08.06.2001 г., что автоматы купленные Карягиным Д.В. «на учёте утраченного и выявленного оружия и другого вооружения в ГИЦ МВД России как утраченные не состоят».

Моё мнение, что эти автоматы состоят на учёте в одной из в/ч ФСБ и выдаются на руки оперативникам для проведения «контрольных закупок» (т.е. осуществления провокаций). Дело о неустановленных лицах, продавших членам НБП оружие, выделено в отдельное уголовное дело и мирно пылится на саратовских полках в ФСБ. Навсегда останется «висяком». Несмотря на то, что в письме следователю Шишкину О.А. полковник Смирнов А.Г., зам. Начальника 2 отдела УБТПЭ 2 департамента ФСБ России заверил его, что «работа по поиску и установлению неизвестных лиц, продавших оружие перечисленным активистам НБП продолжается. При получении значимой информации будем информировать дополнительно». Письмо датировано 23. 07. 2001 г. (у/д №171, том 4, лист 87). С тех пор дополнительно не информировали.

Что касается проекта «Вторая Россия», то генерал-лейтенанты Пронин В.В. и Балашов С.Д. просто превратили в проект один из анализов возможного развития оппозиционного движения. Возможно, честно вначале купившись на яркую революционную риторику НБП и в частности газеты «Лимонка». Эти два генерала – авторы «Проекта Вторая Россия».

Что касается Савенко (Лимонова) Э.В., то он собирался приобрести достаточно удалённый от людского жилья дом на Алтае, чтобы ко мне ежедневно не приезжали десятками местные жители с требованием напоить их или дать денег на водку; устроившись поближе к старообрядческому «Беловодью» и рериховским местам.

Что касается «добровольцев» по проекту «Вторая Россия», то их не существует в природе. Ни один доброволец не обнаружен и не арестован. Теперь генералы пытаются сделать «добровольцами» уже арестованных за покупку оружия членов НБП.

Так же, как не существует «мест дислокации». И в бюллетене №3 нигде не упоминается Алтай. На пасеке Пирогова, которую пытаются выдать за «базу», были обнаружены скудные съестные припасы, недостаточные даже для трёх человек. Не найдено было даже ножей, кроме столовых, даже турника, чтобы подтягиваться. К тому же пасека изолирована от внешнего мира глубокими снегами с начала октября по конец мая.

Что касается республики Казахстан, то с ней граничат не менее пятнадцати российских областей, и никем не охраняемая её граница с Россией протянулась на семь тысяч километров.

Пытаясь соединить эти трудносоединяемые элементы (после огромной неудачи ФСБ, просто крушения иллюзий двух генерал-лейтенантов 7 апреля 2001 года, когда два взвода атаковали пустую пасеку, где нашли сонных пацанов и писателя), – пытаясь отстоять репутацию ФСБ генерал-лейтенанты Пронин и Балашов провели оперативно-розыскные мероприятия, результатами которых явились: насильственная смерть трёх членов Национал-Большевистской Партии: Золотарёва В., Михеева О., Бурыгина А., незаконный арест и незаконное осуждение Юшкова О., попытка запугивания убийством Колесникова Д., арест Савенко Э.В. (уже годичное моё тюремное заключение), допросы более чем 350 человек, запугивания и в некоторых случаях избиения.

Особое значение имеет и то, что «разработка» и преследования осуществлены против патриотической, прогосударственной пророссийской партии, защищавшей интересы России и российских граждан, и русских за рубежами РФ. В моральном плане уголовное дело № 171 – беспрецедентно по своей подлости. Ведь двумя основными акциями НБП являются мирный захват башни Клуба Моряков в Севастополе 24 августа 1999 года под лозунгом «Севастополь – русский город!» и «Кучма – подавишься Севастополем!», а также мирная оккупация башни Собора Святого Петра в Риге 17 ноября 2000 года, – в протест против бесправия русскоговорящих неграждан в Латвии, и требование освобождения стариков-партизан и чекистов из латвийских тюрем.

Загрузка...