Маркс выехал из своего гаража утром, в десять минут девятого. Я прятался у дома напротив, за старой смоковницей. Эту позицию я занял, когда серые пальцы рассвета стали разгонять ночь. Пайк сидел в машине в двух кварталах от меня, рядом с ремонтируемым домом. Направляясь к автостраде, Маркс должен был проехать мимо. Я тут же позвонил Джо.
— Садится в «лексус». Он в форме, один. Жена пока дома.
Сообщив это, я стал ждать. Пайк перезвонил через две минуты.
— Я в трех машинах от него. Направляемся на юг. Похоже, он едет к автостраде.
— Понял.
Пайк должен был проводить его до автострады и вернуться. Возможно, Маркс положил папки обратно в машину, но это я мог понять, только осмотрев дом. Поэтому я продолжал ждать под смоковницей. Маркс почти наверняка уехал на весь день, меня главным образом беспокоила жена. При ней я в дом войти не мог, а она могла оказаться из тех женщин, что предпочитают сидеть дома. Через несколько минут мой мобильный снова завибрировал. Я думал, что это Пайк, но звонил Леви. Он был взволнован.
— Полагаю, Элвис, вы правы насчет Маркса. Всю неделю его практически не было на работе. Все рутинные дела он переложил на помощников.
— Он был занят. Бастилла и Мансон отбирали материалы из архива и передавали их Марксу. А Маркс отвозил домой.
Леви притих и, откашлявшись, спросил:
— Какие материалы?
— Это я пойму, когда их увижу. Я сейчас у его дома.
Леви снова откашлялся.
— Не стоило вам мне это говорить. Я же в суде работаю.
— Вы с Айви Казик разговаривали?
— Не смог ее найти. Дважды ездил вчера к ней домой, но там никого. Вы не знаете, Маркс и его люди с ней общались?
— Пока не знаю. Может быть, пойму это, посмотрев их материалы.
— Понятно. Ну что ж, удачи.
Я закончил разговор и сосредоточился на наблюдении.
День тянулся бесконечно. Доставили почту. Я уж начал думать, что мне нужно было угнать машину Маркса, но в два часа дня ворота гаража распахнулись и выехал внедорожник жены Маркса.
Я тут же позвонил Пайку:
— Она выезжает.
Я посмотрел на номер, внедорожник отправился в ту же сторону, в которую поехал Маркс.
— Она едет к тебе.
Я подождал, пока проедут хотя бы три машины, вышел из-за дерева и перешел улицу. Я не спешил. К дому я шел походкой старого друга семьи. Обошел дом и направился прямиком к задней двери. Замки у меня много времени не отняли, я справился с ними за шесть минут.
— Все в порядке, вхожу, — сообщил я по телефону Пайку.
Я натянул резиновые перчатки и открыл дверь. Прислушался и вошел. В доме было прохладно, пахло душистым мылом, но мне совершенно не хотелось там задерживаться. Посмотреть бы то, что нужно, и свалить отсюда к чертовой матери. Я прошел через кухню, снова прислушался и нашел комнату, больше всего похожую на кабинет Маркса. В углу стол красного дерева, стеллаж, шкаф, маленький телевизор. Синяя папка на трех кольцах лежала на столе.
Я подошел к шкафу и увидел на полу коробку, которую Мансон дал Марксу. Сверху несколько толстых папок, внизу еще два дела — Репко и Фростокович.
— Привет, Дебра, — с грустью сказал я.
Я сфотографировал коробку, вытащил ее на середину, сделал еще несколько снимков с разных ракурсов, чтобы были видны вещи Маркса. Хотел, чтобы были доказательства того, что это сфотографировано у Маркса дома.
Затем я открыл дело Фростокович. Не успел я прочитать первую страницу, как завибрировал мой телефон.
— Только что проехали Маркс и Мансон, — сообщил Пайк. — У тебя тридцать секунд.
Времени на лишние слова он не тратил. Я пробыл в доме восемь минут, и теперь надо было сматываться. Мне хотелось почитать материалы, кое-что сфотографировать и оставить все на месте, но теперь у меня этой возможности нее было. Бумаг было полно, и я их забрал. Коробка была заполнена только наполовину, поэтому я запихал все папки в нее и оттащил в ванную рядом с кабинетом Маркса.
Дверь в гараж хлопнула в тот момент, когда я поставил коробку на унитаз и полез в окно. Входная дверь открылась, когда я вылезал. Когда я потянулся за коробкой, Маркс сказал что-то, чего я не разобрал.
Я закрыл окно и спрятался в кустах между домом Маркса и соседним домом и позвонил Пайку.
— Я тут, — ответил он.
— Кто бы сомневался.
Я продрался через кустарник в соседний двор и увидел на улице джип Пайка. Надо было просто идти, но я помчался со всех ног, не оборачиваясь — мне было плевать, видят меня или нет. Плюхнулся в джип, поставил коробку на сиденье.
— Успел, — сказал Пайк.
Я хохотал до рези в глазах и никак не мог успокоиться. Пайку даже пришлось потрясти меня за плечо.
Каньон за моим домом в середине дня дарил приятную прохладу, и сюда слетались ястребы поохотиться на мышей и кроликов. За деревьями визжала пила. Кто-то что-то строил, и эти звуки действовали успокаивающе. Значит, жизнь продолжается.
Мы поставили коробку на стол и поделили материалы.
Я сначала взялся за дело Фростокович и тут же увидел, что некоторых страниц не хватает. В каждом деле сначала идет протокол с описанием трупа и места преступления. Этот протокол подписали Маркс и Мансон. Затем шла беседа с родителями Сондры. Возможно, они опрашивали и подруг Сондры, с которыми она ужинала, но этого протокола не было. После беседы с родителями не хватало, судя по нумерации, двенадцати страниц. Отчет судмедэксперта был на месте, но дальше не хватало еще трех страниц.
— Здесь везде не хватает страниц, — сказал Пайк. И достал из пластикового пакета серебристый диск с надписью «Репко». — А вот и твой пропавший диск.
К пакету была прикреплена записка. Пайк прочитал ее, передал мне.
— Это посылали в ФБР. Там тоже ничего не смогли из него извлечь.
— Зачем было посылать? Если Маркс считал, что эта информация оправдает Берда и укажет на Уилтса, можно было просто уничтожить.
Пайк только хмыкнул. Мы продолжили работу. Из дела Репко тоже изъяли много материалов. Документы, части протоколов.
Я отложил дела в сторону и взял папку с надписью «Репко. Телефонные переговоры». На первой странице было письмо президента компании-провайдера мобильной связи.
Уважаемый Маркс!
По Вашему сегодняшнему запросу, а также понимая, что эта переписка не подлежит разглашению, высылаю Вам список телефонных вызовов, полученных и отправленных за последние 60 дней с указанного номера, который входит в число номеров компании «Левередж». Надеюсь, я могу положиться на Ваше слово и Вы также не будете распространяться о нашем сотрудничестве. Если Вам и в дальнейшем понадобится моя помощь, можете звонить на мой личный номер.
С уважением, Полетт Бреннерт, президент
Судя по дате, Маркс запросил список звонков примерно за неделю до того, как нашли тело Берда.
— Смотри-ка, Маркс знал про КПК Дебры Репко. Дарси и Мэддакс о нем и не подозревали, а Маркс знал и затребовал список звонков.
Пайк подошел поближе и перевернул страницу.
На следующих пяти страницах был список входящих и исходящих звонков с КПК Дебры. Около каждой строчки имелись сделанные вручную пометки, и в основном это были разговоры с сотрудниками «Левередж». Было несколько разговоров с родственниками, а еще шесть были помечены желтым маркером. Все они происходили в десятидневный период перед ее смертью и были на один номер — или с него. Кому он принадлежал, определить не смогли. Я продолжал читать. На следующей странице была фотография простенького мобильного телефона производства «Киото электроникс». К фотографии прилагалось письмо.
Детектив Бастилла!
Номер мобильного телефона, который Вас интересует, это оплаченный вперед номер телефона, произведенного «Киото электроникс». (См. фото.) Согласно нашим записям, плата за сам аппарат и трафик была сделана наличными. Поэтому никакой информации о покупателе мы предоставить не можем.
Согласно закону мы не имеем права предоставлять список разговоров с этого номера без соответствующего судебного постановления.
С уважением, Майкл Томан, управляющий
— Джо, — сказал я, — Бастилла пыталась узнать, чей это номер.
— Похоже. Они, кажется, еще кое-кого пытались взять в оборот.
Пайк вытащил толстую папку, в которой было полно материалов об Уилтсе, но это было совсем не то, что я ожидал.
На папке стояла пометка «ФБР», и там было письмо Маркса директору ФБР в Вашингтоне с пометкой «лично, конфиденциально». К письму был приложен список телефонных номеров, в том числе и номер, помеченный желтым маркером.
Считайте это письмо моим официальным запросом к Вашей службе: необходимо начать прослушивание и вести запись всех телефонных разговоров по указанным номерам, но делать это следует, не ставя в известность полицию Лос-Анджелеса и местные власти. Поскольку есть подозрение, что член городского совета Нобель Уилтс мог знать о нескольких убийствах, произошедших за последние семь лет, или даже совершить их, я еще раз подчеркиваю, насколько необходима конфиденциальность в этом деле.
Я смотрел на письмо, но слова расплывались перед глазами. Я взял себя в руки и посмотрел на дату. Маркс послал этот запрос в ФБР всего восемь дней назад — за два дня до того, как он объявил, что эти убийства совершил Лайонел Берд.
— Джо, они не защищают Уилтса, — сказал я. — Они подозревают его. И ведут расследование.
Когда приехала первая машина, мы читали остальные материалы. Они не включили сирены, над нами не кружили вертолеты спецназа. Зашуршал гравий под колесами, скрипнули тормоза. Пайк подошел к окну.
— Это Маркс.
Из «лексуса» Маркса вышли Маркс и Мансон. Бастилла подъехала с противоположной стороны, а за ней — черно-белая полицейская машина. Они увидели меня одновременно, но не кричали, не пытались сбить меня с ног.
Маркс был спокоен и почему-то казался больше — словно разбух от напряжения.
— Бессердечная вы сволочь, — сказал я. — Вы объявили этим людям, что все закончено.
Мансон махнул рукой — мол, отойди от двери.
— Давайте войдем внутрь, Коул. Нам надо поговорить.
Полицейские в форме остались в машине, а остальные вошли. Маркс взглянул на Пайка, нахмурился, увидев разложенные по столу материалы. Велел Бастилле все собрать и уставился на меня:
— Вы это прочитали?
— Прочитал достаточно, чтобы понять, что вы делаете. Я влез в это дело, так как решил, что вы его защищаете.
— Теперь вы знаете, что ошибались. Вам бы не лезть в чужие дела, но нет, вы полезли.
— Из-за Ивонн Беннет эти дела стали моими, Маркс. А также дела Репко и других семей, которым вы лгали. Вы сказали им, что все закончено. Они похоронили своих детей, а теперь им придется откапывать гробы. О чем вы только думали?
Маркс посмотрел на меня:
— Слушайте, Коул, я не могу заставить вас сотрудничать, но мы должны держать это в тайне. Если Уилтс узнает, мы, возможно, никогда не сможем закончить это дело.
— Вы считаете, что женщин убивал Уилтс?
— Да.
— Тогда почему вы закрыли дело Берда?
— Потому что Уилтс хочет, чтобы мы думали так.
Мансон взял стул и уселся на него верхом:
— Мы полагаем, что он срежиссировал смерть Берда, чтобы мы могли закрыть дело Репко. Возможно, потому, что боялся, что мы узнаем что-нибудь из диска камеры слежения. Он вынудил нас на это из-за этого чертова альбома со снимками. Когда мы поняли, что он хочет именно этого, мы отдали ему Берда, чтобы выиграть немного времени.
— Почему это был именно Берд? — спросил Пайк.
Мансон пожал плечами:
— Потому что Берд уже имел отношение к одной жертве — Ивонн Беннет. Он, наверное, решил, что мы найдем у Берда снимки и решим, что все убийства связаны между собой. А как связаны Уилтс и Берд, мы пока не знаем.
— Он безумно рисковал, предполагая, что вы закроете дело обнаружив альбом.
— Коул, он считал, что стоит рискнуть. Репко была не какой-нибудь шлюхой — он допустил ошибку, прикончив девушку, которая была так близко к нему. Подобных ошибок после Фростокович он не совершал.
Меня душил гнев.
— Вы знали, что он семь лет убивал людей?
— Разумеется, нет. Узнали, только обнаружив альбом, — с трудом сдержал возмущение Маркс.
— Вы должны были все понять, когда умерла Фростокович.
— Я ему кое в чем помогал, но не в таких делах. Он — грязный тип, это так, но я вел расследование, в котором фигурировал мой знакомый. Никогда не подумаешь, что тот, кого ты знаешь, способен на такое.
— И вы все спустили на тормозах? Дали ему уйти?
— Нет, Коул. Подружки этой девочки, Фростокович, рассказали нам, что в тот вечер за ужином столкнулись с ним, и мы его допросили. Он сказал, что после ужина поехал в квартирку, которую снимал в Чайнатауне, поехал один. И мы не могли найти никаких улик. Случайная встреча — это не основание для обвинения. Через некоторое время я сказал себе: глупо было его подозревать. Он, черт возьми, был моим другом, а против него была только случайная встреча.
— А потом Репко, — сказал Пайк.
— После Репко мы стали его подозревать, но главным был альбом. Когда мы увидели Фростокович, я все вспомнил. Уилтс знал некоторых из этих девушек. Он был общим знаменателем.
Дальше говорил Мансон. Он рассказал, как они выявили связь между Уилтсом и четвертой жертвой — двадцатипятилетней проституткой Маршей Тринх. Когда они изучали ее приводы в полицию, оказалось, что она была одной из пяти проституток, которых Уилтс заказал для частной вечеринки. Он устраивал ее, чтобы задобрить могущественных спонсоров. Это было за месяц до убийства Тринх. Значит, Уилтс точно знал трех из семи жертв. А это уже цифра.
— Нам еще многое нужно сделать, Коул, — сказал Мансон. — Мы не можем допустить, чтобы вы привлекали к этому делу внимание. Уилтс должен быть уверен, что он в безопасности.
— Насколько близко вы к нему подобрались?
— Мы бы арестовали его, будь у нас что-нибудь конкретное. Но пока ничего нет.
— Думаете, он может сбежать?
— Вряд ли. Такие люди, как он, убеждены, что могут всех переиграть. Считают себя умнее всех. Он хотел, чтобы мы сочли Берда виновным, и теперь верит, что мы на это купились.
Мансон пристально посмотрел на меня:
— Мы из кожи вон лезем, чтобы распутать это дело, но наша главная проблема — вы. Вы таскаетесь в «Левередж», спугнули Казик, впутали Алана Леви.
Я прервал его:
— Минутку! Как это я спугнул Айви Казик?
Маркс фыркнул. Я посмотрел на Бастиллу:
— Бастилла, в чем дело? Вы нашли ее?
— Мне и не надо было ее искать. Она сама позвонила. Хотела подать на вас жалобу. Говорила, что вы обвинили ее в незаконном распространении наркотических препаратов.
— Я спросил, не приносила ли она Берду оксикодон.
— Она восприняла это как угрозу.
— А что она сказала про репортера?
— Не было никакого репортера. Она его придумала, чтобы избавиться от вас.
Интересно, подумал я, нашел ли ее Леви? Возможно, ему она сказала то же самое. Бастилла собрала все материалы в коробку.
— Все готово, босс.
Маркс кивнул и снова уставился на меня:
— Так что вы собираетесь делать? Мы можем рассчитывать на вашу поддержку?
Я покосился на Пайка, тот кивнул.
— Мне это не нравится, но я понимаю, что́ вы пытаетесь сделать. Я не согласен быть безучастным зрителем, но и игру вам портить не буду. Я на многое способен.
— Это мы посмотрим.
Маркс протянул мне руку. Это меня удивило, и я, наверное, слишком долго колебался, но все-таки ее пожал. Он ушел, больше ничего не сказав. За ним вышли Бастилла и Мансон с документами.
Мы слышали, как они уехали. Затем я подошел к телефону и позвонил Алану Леви. Ответил его помощник Джейкоб.
— Извините, мистер Коул, его нет. Что-нибудь ему передать?
— Будет проще, если вы дадите мне его мобильный.
Джейкоб мне мобильного не дал, но пообещал послать сообщение Леви.
Я повесил трубку и повернулся к Пайку:
— Поедем встретимся с Айви. Если я ее напугал, посмотрим, что будет, когда она увидит тебя.
— Ты не думаешь, что она лжет?
— Кому-то лжет. Вопрос только кому.
Когда мы были уже у двери, позвонил Алан Леви.
Разговор с Леви дался мне нелегко. Алан пытался помочь, но я дал Марксу слово, поэтому не сказал Леви, что подозревают Уилтса. Зато рассказал про Айви Казик.
— Я снова говорил с Бастиллой. Она сказала, что историю с репортером Айви выдумала.
Алан помолчал и сказал:
— Надо бы поговорить с этой девушкой. Я сегодня ездил к ней, но ее так и нет дома.
— Когда вы позвонили, мы с Пайком как раз собирались к ней.
— Вот и отлично. Если найдете ее, дайте мне знать. Мне кажется, она знает больше, чем говорит.
— Мне тоже, Алан.
— Я вам дам номер своего мобильного. Вам больше не нужно будет звонить через Джейкоба.
Мы с Пайком заперли дом, сели каждый в свою машину — на случай, если придется разделиться, — и поехали через каньон на восток, к Айви Казик.
Дом, в котором жила Айви, был окутан настороженной тишиной — так же как и в мои предыдущие приезды. Во дворе пахло гардениями, и этот запах напоминал о похоронах.
Мы с Пайком постучались к Айви, но она не открыла.
— Может, на работе, — сказал Пайк.
— Она говорила, что она веб-дизайнер. Работает дома.
Пайк снова постучал. Громко.
— Опять шумите.
Мы обернулись и увидели Лангера, управляющего.
Он моргнул, глядя на меня, перевел взгляд на Пайка, снова моргнул.
Между его ног проскочил маленький мопс и, тяжело дыша, остановился посреди двора.
— Извините, — сказал я. — Эхо, да?
— Вы опять насчет полицейских дел?
На нем была все та же рубаха, те же мешковатые шорты, в руке тот же стакан с коктейлем.
— Да. Нам очень надо с ней повидаться.
— И вам, и всем остальным. Тут до вас еще один приходил, в дверь колошматил.
Это, видно, был Леви.
— Она была дома?
— Она, знаете ли, много разъезжает.
Пайк спросил, показывая на соседние двери:
— А она с этими людьми общается? Может, кто знает, где она.
Он покачал головой:
— Вряд ли. Она не самая общительная девушка, да и мы все ценим свое личное пространство.
Он развернулся и ушел к себе.
Я оставил Пайка у двери Айви, а сам обошел здание, попытался заглянуть внутрь. Я как извращенец смотрел в окна Айви, и у меня было странное ощущение, что я могу увидеть то, чего видеть не хочу, например Айви с перерезанным горлом.
Первое окно было наглухо занавешено, а на втором окне шторы были слегка раздвинуты. Внутри был полумрак, но я разглядел двуспальную кровать и дверь в коридор, который вел в гостиную. Никакой мебели кроме кровати в комнате не было, на стенах ничего не висело, никаких тел нигде не валялось.
Следующим помещением была ванная с высоким окном — чтобы соседям не было видно, как ты совершаешь свой туалет. Я встал на выступ и подтянулся. Поскольку окно было высоко, занавеска не требовалась. На полу в ванной Айви тоже не лежала. Ванная была такая же старая, как и все здание, с древним унитазом и потрескавшимся кафелем на стенах. На полу — пожелтевший линолеум тридцатилетней давности. Что-то в ванной меня насторожило, и я не сразу понял, что именно.
Я спрыгнул на землю и вернулся во двор.
— Все чисто? — спросил Пайк.
— Она мне говорила, что снимала комнату на Ансон, потому что в ее ванной нашли грибок, но эту ванную тыщу лет не ремонтировали.
Мы снова отправились к Лангеру. Он распахнул дверь. По-прежнему со стаканом в руке.
— О! Так скоро вернулись?
— В квартире Айви нашли грибок?
Он прищурился — словно подозревал, что мы его дурачим.
— Грибок?
— Айви мне сказала, что пару месяцев назад в ее ванной нашли грибок. И ей пришлось на несколько недель съехать, пока тут все ремонтировали.
— Никакого грибка тут отродясь не было. Не понимаю, о чем вы.
— Она съезжала?
— Она уезжала на некоторое время, по работе.
— Я думал, она работает дома.
— Нет, она работает в кино. То ли гример, то ли парикмахер. Поэтому так много разъезжает. На съемки.
— Вот тебе и веб-сайты, — хмыкнул Пайк.
Я обернулся на запертую дверь ее квартиры. Во дворе становилось все жарче, гардении воняли нестерпимо.
— Мистер Лангер, а Айви давно здесь живет?
Он смотрел то на меня, то на Пайка. И уже начинал нервничать.
— Месяца четыре. А почему вас это интересует?
— Мы бы хотели осмотреть ее квартиру, — сказал Пайк.
Лангер переминался с ноги на ногу.
— Я не могу вот так взять и пустить вас. — Он нервно крутил в руке стакан.
— Полиция и я были здесь, чтобы расспросить Айви о человеке, виновном в нескольких убийствах…
— В убийствах?
— Поэтому все эти люди сюда и ездят. Похоже, Айви нам лгала. Мы не можем дожидаться ее возвращения.
Я посмотрел на ее дверь:
— А может, она уже вернулась. Может, она уже там…
Лангер поспешил за ключом.