6

Я поехал вверх по Хиллкрест в старый район с извилистыми улочками и высокими пальмами. Здесь было легко оторваться от пикапа и «мустанга». Они, наверное, покружат и вернутся домой, даже не заметив, что за ними следует Пайк. Когда я разберусь с Айви Казик, я присоединюсь к нему, но об этом они тоже не узнают. И тогда мы побеседуем.

Я поставил машину у дерева напротив дома Айви и отправился к ней. Она жила в квартире номер 4, в дальнем конце двора. Я позвонил в дверь, но дома никого не было. Это, конечно, была не бог весть какая, но все-таки зацепка, и я вернулся к машине. Через двадцать две минуты пыльный белый «форд» встал на противоположной стороне улицы. Оттуда вышла высокая молодая женщина с серьезными глазами, прямыми волосами. У нее были широкие плечи и стройные атлетические ноги. На ней были шорты, футболка и синие беговые туфли — словно она вернулась с пробежки. На руке у нее была татуировка — красное, как клубничина, сердце. Я пошел за ней и нагнал во дворе.

— Айви Казик!

Она вздрогнула и, похоже, готова была убежать.

— Извините, я не хотел вас напугать.

— И все-таки напугали.

— Прошу прощения. — Я показал свои документы. — Элвис Коул. Хотел бы задать вам несколько вопросов о Лайонеле Берде, человеке, которого вы знали как Лонни Джонса.

Она смотрела на мое удостоверение так, будто с трудом разбирала слова.

— Вы ведь Айви Казик?

— Зачем вы приехали?

— Люди из Лорел-Кэньон сказали, что вы его знали. Человек по имени Чарльз, из магазина. Вы читали сегодняшние газеты?

Она задумчиво заправила прядь волос за ухо.

— Все это так странно. Этот человек — это действительно Лонни?

— Отлично вас понимаю. Мурашки по коже, да?

— Да. Хотите зайти? Все лучше, чем здесь стоять.

Квартирка у нее была небольшая, чистая. В гостиной диван и журнальный столик, еще один стол в кухоньке. На столе газета со статьей о Берде. Она предложила мне бутылку воды, взяла такую же себе и присела на край дивана. Я пододвинул стул к ней поближе.

— С вами кто-нибудь уже говорил об этом? — спросил я.

— Нет. Я ничего не знала. Увидела газету и подумала, господи, это же Лонни. Только снимок плохой. Мне все это показалось дурным сном.

— Вы хорошо его знали?

— Я пару раз привозила ему продукты из магазина. Мы не то чтобы тесно общались. — Она словно бы старательно оправдывалась — будто я обвинил ее в дружбе с серийным убийцей.

— Айви, не волнуйтесь. Вы же ничего не знали.

— Хромой, с палочкой, просил помочь. Разве я могла отказать? — Она наклонила голову. Волосы волной накрыли лицо.

— А он просил вас забирать лекарство?

— Нет. Я только в магазин заезжала. Там нет аптеки.

— Я не про аптеку. Он принимал оксикодон, который производят в Мексике. Должно быть, доставал его нелегально.

Она расправила плечи, поджала губы. Я, конечно, спросил слишком напрямик, но мне важно было увидеть ее реакцию.

— Я никаких наркотиков ему не приносила.

— Понятно. Извините, я должен был спросить.

— Вы решили, что я занимаюсь наркоторговлей?

— Вы могли и не знать, что покупаете. Он мог попросить вас забрать сверток, а вы бы и понятия не имели, что там.

— Нет, я только в магазин ездила.

Завибрировал мой мобильный, и я, извинившись, посмотрел на экран. Звонил Пайк, надо было ответить.

— Ты с той девушкой? — спросил Пайк.

— Совершенно верно. Куда они поехали?

— Никуда. «Мустанг» встал, как только ты оторвался. Мы сейчас на Франклин, у подножия Хиллкреста.

— А его помощник?

— Пикап уехал. Возможно, занял другую позицию.

— Понятно.

— Если «мустанг» уедет, мне его сопровождать?

— Непременно.

Я закончил разговор.

— Извините. Мы почти закончили.

— Как вам будет угодно.

— Не говорил ли он чего-нибудь такого, что выдавало бы в нем склонность к самоубийству?

Она на миг задумалась.

— Не то чтобы так: вышибу себе мозги, но он был чем-то подавлен. И очень боялся полиции. Считал, что его хотят посадить.

— Правда?

— Его однажды задержали по обвинению в убийстве. Он много об этом говорил.

— Он рассказывал вам об Ивонн Беннет? — насторожился я.

— О том, как его подставили. Он ненавидел полицейских. Говорил, что они мечтают его посадить. Очень походило на манию преследования, все звучало так надуманно.

— Он ничего не придумал.

— О нем действительно пишут книгу?

Я непонимающе покачал головой, и Айви Казик продолжила:

— К нему кто-то приходил, расспрашивал, как его подставили в полиции. Тот тип сказал, что из этого, возможно, получится книга или фильм, и Лонни все хвастался, что разбогатеет. Все это походило на полный бред.

У меня пересохло во рту. Я облизнул губы, но это не помогло.

— И кто же это был?

— Не знаю. Он сказал, что репортер. Который писал статью про то, как полиция выбивает признания из подозреваемых.

Айви Казик была привлекательная девушка. Я мог легко представить, как Берд сочиняет истории про репортеров, фильмы и книги просто для того, чтобы произвести на нее впечатление.

— А вы его видели?

— Нет. Лонни только рассказал, что этот парень притащил магнитофон, задавал кучу вопросов.

— Тот самый, который приходил к нему домой?

— Да. Думаете, он врал?

— Не знаю.

— Я думала, что он сочиняет, пока не увидела газету. Оказывается, его действительно обвиняли в убийстве, потом обвинение было снято. Это так?

— Да, — кивнул я.

В деле появился новый персонаж. Неизвестный, который мог прийти к Лайонелу Берду побеседовать об убийствах и который мог быть как реальным человеком, так и вымышленной личностью.

Я прикидывал, как бы понять, правда эта история с репортером или нет. Полиция наверняка выяснила, с кем Берд говорил по телефону, так что Бастилла, вероятно, это знает и, скорее всего, мне ничего не скажет. А что, если это знает парень из «мустанга»?

Выйдя от Айви Казик, я позвонил Пайку, все ему рассказал и спросил:

— Что поделывает наш друг из «мустанга»?

— Как стоял на месте, так и стоит.

— Пикап не появлялся?

— Нет.

— Еду.

Я проехал всего три квартала, и тут из переулка прямо перед моим носом выехала «тойота». Я не был уверен, та ли это машина. Она рванула вперед. Видимо, она объезжала окрестности, пока «мустанг» ждал, и встреча со мной была для «тойоты» таким же сюрпризом, как и для меня.

Полицейские остановили бы меня, а «тойота» бросилась наутек. Я решил, что водитель направляется к «мустангу», но он попер вверх, в гору. Наверное, рассчитывал, что наверху будет легче от меня оторваться. Но я ехал за ним, и расстояние между нами сокращалось.

Поворот шел за поворотом, дороги переплетались, как змеи. Я хотел позвонить Пайку, но не мог отпустить руль. Мы кружили по одним и тем же улицам, потом поехали вниз, и все закончилось. Он уперся в тупик. Попал в западню.

Стекло со стороны водителя было опущено, и он смотрел на меня. Глаза его после гонки горели, он ждал, что́ я буду делать. Крупный, с мощными руками, широкоплечий. Из-за жиденьких усиков и клочка бороды на подбородке он казался еще моложе того, из «мустанга». Лет семнадцать-восемнадцать. Совсем ребенок.

Я однажды видел, как одиннадцатилетний мальчуган расстрелял из автомата Калашникова троих мужиков. Я взял пистолет, но целиться не стал. До него было всего ярдов десять.

— Вылезай из машины. Руки держи так, чтобы я их видел.

Он открыл дверцу, поднял руки и вылез. Выглядел он теперь еще моложе — ну, просто старшеклассник. Я думал, он побежит — мальчишки всегда бегут, — но он не побежал.

— Дверцу закрой, — велел я.

Он захлопнул дверцу.

Я вышел с пистолетом из машины.

— На колени. Руки за голову.

Он сделал, как я велел. Я сунул пистолет в кобуру.

— Что ты тут устраиваешь?

— Вот это, — раздался голос у меня за спиной.

Я получил удар по затылку и повалился на землю. И тут только сообразил, что парнишка не пытался сбежать. Это не я заманил «тойоту» в западню, а она меня.


Этот новый персонаж был накачанный юноша, сероглазый, с короткой стрижкой, загорелый. Он схватил меня сзади за рубашку, потянул, чтобы сбить с ног, а когда я попытался увернуться, ударил. Этот парень знал, что делать. Я лежал на нем спиной, а он бил меня по голове. Я даже не пытался вытащить пистолет. Если в такой ситуации пистолет у тебя, надо его беречь, иначе твой противник отберет его и пристрелит тебя. А когда пытаешься подняться, обороняться не можешь, поэтому я остался на земле и оборонялся как мог. Представьте себе детектива, валяющегося, как краб, на спинке.

Парень из пикапа крикнул что-то, но слов я не разобрал. Он тоже принялся меня избивать, но он был не так искусен, как его приятель. Он стоял над нами фонарным столбом и даже не пытался двигаться. Я ударил его по голени, и он упал. Он повалился на нас, и тут показался «мустанг». Когда мальчишка упал, я притянул его к себе, попытался прикрыться им от первого. Парень в футболке «Фу Файтер» бежал к нам — тоже хотел поучаствовать драке. Я навалился на первого нападавшего, он дернулся назад, пытаясь увернуться. Я отпустил его, он как ванька-встанька снова подался вперед, и тогда я врезал ему по горлу, а молодому локтем по скуле.

Первый пытался подняться, когда в него с разбегу врезался «Фу Файтер». Первый повалился мордой вниз, а «Фу Файтер» продолжал движение. Пайк придал ему ускорение, и тот, описав дугу, стукнулся о бок моей машины. Хрустнула ключица.

Тогда Пайк достал свой пистолет, а я свой, и все прекратилось.

— Думаю, эти ребята не из полиции, — сказал Пайк.

Я ловил ртом воздух, пытаясь восстановить дыхание. Голова раскалывалась. Болели плечо, спина, правое колено. «Фу Файтер» держался за плечо и скрежетал зубами. Мальчишка был на коленях, глаза налились кровью и набухли. Первый нападавший встал на одно колено и смотрел на Пайка так, словно мечтал продолжить. Первый был самый старший.

— Ты в порядке? — спросил Пайк.

— Ага.

Пайк стал разбираться с ними так, как делал сотни раз в свою бытность полицейским.

— На колени! Руки за голову!

Они послушались. Мы прощупали мальчишку и «Фу Файтера», но старший отвел мою руку.

— Не прикасайтесь ко мне!

Мне пришлось надавить коленом ему на загривок и все-таки прикоснуться к нему.

Оружия ни у кого не было. Я забрал их бумажники, проверил водительские удостоверения. Мальчишка оказался Гордоном Репко восемнадцати лет. «Фу Файтера» звали Деннис Репко, двадцать лет. Старший был Майклом Репко двадцати четырех лет. Все проживали по одному и тому же адресу в Пасадене. У Майкла Репко было удостоверение военнослужащего запаса. Это объясняло и стрижку, и яростный взгляд.

Я доковылял до своей машины, облокотился на крыло. Я чувствовал усталость, которая не имела никакого отношения к драке в тупике.

— Дебра Репко была их сестрой.

Пайк опустил пистолет, но убирать его не стал.

— Это из-за тебя ее убили. По твоей вине, — заявил Деннис Репко.

— Мда… — протянул Пайк.

Я переводил взгляд с одного брата на другого, на их лицах читались ненависть и страх, и мне становилось еще тяжелее. Три оскорбленных мальчика хотят избыть свое горе, напав на человека, который, по их мнению, во всем виноват.

— Вы следили за мной, чтобы отомстить, так?

— И что, вы нас теперь пристрелите? — спросил Майкл. — Да пошли вы! Я готов драться тут же! Один на один.

— Ты уже подрался, — заметил Пайк. — И сидишь на собственной заднице.

Я подошел к Майклу, наклонился к нему:

— Я мог застрелить тебя. Тебя или твоих братьев. Я могу сдать вас в полицию. Вы едва не наделали глупостей.

— Она была нашей сестрой, — сказал младший, Гордон. Он плакал.

Я вздохнул и вернулся к машине. Ни в новостях, ни в газетах мое имя в связи с делом Лайонела Берда не упоминалось, поэтому легко было догадаться, откуда они узнали про меня.

— Вам полицейские сказали, что я работал по делу Берда?

— Он бы сидел за решеткой, если бы не ты и этот адвокатишко, — сказал Деннис.

Я посмотрел на Майкла:

— Гордону швов накладывать не надо, достаточно приложить лед. А вот Деннису нужен врач.

— Плевать на твои советы, Коул, — сказал Майкл.

Я кинул им их бумажники.

— Мне очень жаль вашу сестру. Я понимаю, что́ пришлось пережить вам и вашим родителям, но я по-прежнему не верю, что вашу сестру убил Берд.

Они встали. Деннис и Гордон все время посматривали на старшего брата, делали как он.

— Чушь! — сказал Майкл. — Полиция считает, это сделал он.

— Маркс торопился с расследованием, чтобы поскорее выступить по телевизору. В спешке многое осталось невыясненным.

Я рассказал им, чем убийство Дебры отличается от остальных. Рассказал, что Берд хромал и едва мог ходить. Как Маркс закрыл дело, даже не дождавшись результатов всех экспертиз, что никто до сих пор не поговорил с самым важным свидетелем по делу Ивонн Беннет — Анхелем Томасо. Рассказал почти про все, кроме анализов вслепую. Они вполне могли обсуждать то, что я им сообщу, могли и полиции рассказать. Я не хотел, чтобы там знали, что мне известно про анализы вслепую. Я закончил, и младший, Гордон, фыркнул:

— А почему это ты умнее полицейских?

— Может, просто мне везет?

— Полицейские нам ничего такого не рассказывали, — сказал Деннис.

— Ну ладно, может, я еще и умнее.

Майкл нахмурился:

— А может, ты просто хочешь перевести стрелки?

— Берд не умер ни после первого убийства, ни после четвертого, ни после шестого. Он умер после смерти Дебры, так что, возможно, что-то в ее деле есть такого, что запустило весь этот механизм.

Майкл взглянул на братьев, облизнул губы:

— Что, например?

— Не знаю. Но я разбираюсь с этим в одиночку, и мне нужна ваша помощь.

— Хочешь, чтобы мы тебе помогали? — удивленно спросил Деннис.

— Я смогу все распутать, если начну с вашей сестры. Если бы я знал про Дебру побольше, я смог бы понять, почему ее убийство отличалось от остальных.

— Что, например? — спросил Гордон.

— В результатах вскрытия указано, что в вечер убийства она выпивала. Она встречалась после работы с другом?

Деннис покосился на Майкла:

— Мы не знаем.

— Я тоже не знаю, и мне нужна ваша помощь, чтобы это выяснить.

Теперь Деннис и Гордон оба смотрели на Майкла:

— Майки, наверное, надо…

Я пожал плечами, давая понять, что следующий ход его.

— Вот что мы имеем, Майкл. Вы можете принять то, что говорит полиция, и дело закрыто, или вы можете все проверить снова и решить, перевожу я стрелки или нет.

Майкл взглянул на братьев. Деннис кивнул. Здоровый глаз Гордона смотрел с надеждой.

— Наши родители слишком многое пережили.

— Они тоже считают, что в этом я виноват?

Майкл кивнул.

— Тогда нам будет непросто.

— Нам надо все обсудить.

Я дал ему свою карточку с домашним и мобильным телефонами.

— Вы даете мне свой домашний? — удивленно спросил он.

— Я верю в то, что сказал вам. Решайте, будете ли вы мне помогать, и дайте мне об этом знать, но я в любом случае не отступлюсь.

Майкл колебался — возможно, уже готов был пожать мне руку, но не стал. Разговор был закончен.

Майкл и Деннис пошли к «мустангу». Гордон сел в пикап. Они уехали, и мы остались в тупике вдвоем.

— Ее братья… — вздохнул Пайк.

— Да, — отозвался я.


Вернувшись домой, я нашел карточку Бастиллы. Оперативники наверняка выяснили, на какие номера звонил Берд перед смертью и с каких звонили ему. Репортер, будь он настоящим, объявился бы, и Бастилла об этом знала бы. Я не рассчитывал, что она скажет мне правду, но мне была важна ее реакция.

— Бастилла, это Коул…

— Привет! Спасибо, что передали материалы. Леви их прислал.

— Мне это не составило труда. Не могли бы вы сказать, не поступало ли на телефон Берда звонка от журналистов, репортеров, новостных агентств?

— А почему это вас интересует? — насторожилась Бастилла.

— Девушка по имени Айви Казик привозила ему продукты из магазина. Берд сказал ей, что какой-то репортер пишет книгу о том, как его чуть не засудили по делу Ивонн Беннет. И еще сказала, что этот человек приходил к Берду незадолго до его смерти.

— Кто такая Айви Казик? — спросила после короткой паузы Бастилла.

— Она снимала комнату на Ансон-лейн. Помогала Берду, когда тот не мог сесть за руль. Возможно, вы захотите с ней познакомиться.

— Как пишется ее имя?

Я назвал имя по буквам и дал адрес Айви Казик.

— Бастилла, и еще…

— Дело закрыто, приятель. Мы со всем разобрались.

— Да? А звонил ли Берд тем, кто мог поставлять ему болеутоляющее? Откуда он брал оксикодон?

— Откуда вам известно про это?

— Я полагаю, вашу группу слишком рано распустили.

— Не вашего ума дело! — Она повесила трубку.

Я принял душ, обработал ссадины. Переодевшись в чистое, я почувствовал себя лучше. Но меня все еще беспокоили некоторые туманные моменты. Я не мог понять, зачем Чену велели сопоставлять неизвестно с чем образчики с одежды Дебры, взятые через столько недель после ее смерти. Если бы результаты указали на Лайонела Берда, об этом бы раструбили в новостях, значит, это не Берд.

Майкл Репко позвонил в половине девятого. Он говорил тихо, словно не хотел, чтобы его подслушали.

— Если хотите поговорить о Дебре, можно. Только, боюсь, это будет нелегко. Все здесь считают вас виновным.

— Майкл, я это понимаю. Куда мне подъехать?

Он назвал адрес и просил приехать утром, в десять.

— Хорошо. Буду в десять.

— Хорошо бы из этого что-то вышло, иначе мы вернемся к тому, на чем остановились, — сказал он и повесил трубку. Жесткий парень.

Загрузка...