В поисках копей царя Соломона

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Старые мулы

В углу бара грудой тряпья лежал Бахру. Он был пьян в стельку. Местные проститутки сказали, что он выпил целую бутылку араки и что у него нет денег, чтобы заплатить за нее. Они спрашивали, чем он так расстроен.

— Удача оставила его, — холодно ответил Самсон.

Женщины заахали и с сочувствием посмотрели на Бахру, а мы с Самсоном помогли ему подняться, оплатили счет и сняли на ночь комнату. Затем мы отправились за покупками.

Для поисков пещеры Хейтера, нам требовалось специальное снаряжение. Больше всего меня беспокоило, как осветить большую пещеру, — фонарь мог дать лишь узкий луч света. Я хотел купить осветительную лампу высокого давления, которая заправлялась бы керосином. Кроме того, нам были нужны одеяла, непромокаемый плащ для Самсона, нейлоновые веревки, переносная печь, немного полиэтиленовой пленки, маркерные колышки, деревянный молоток и мешок поношенной одежды, которую по пути можно обменять на продукты. К счастью, большинство этих товаров можно найти в любом уголке Эфиопии. Ассортимент товаров в магазинах достаточно велик — ни у кого нет денег, чтобы купить хоть что-нибудь. Товары могли годами лежать на полках, дожидаясь покупателя с наличными.

После довольно продолжительных поисков мы купили почти все — за исключением плаща для Самсона. Мы наткнулись на первоклассную брезентовую куртку, висевшую в полиэтиленовой упаковке в глубине магазина, и лицо Самсона засияло. Он стал намекать, что это его размер и что эта вещь прекрасно защитит его от дождя, но куртка была очень дорогой. Вместо куртки ему пришлось довольствоваться черным мешком для мусора с отверстиями для рук и головы.

Большую часть одежды, продающейся в эфиопских магазинчиках «секонд-хенд», доставляется из Европы и Америки, но она абсолютно не подходит для суровых африканских условий. Непрочные вещи годятся для Запада, где мы привыкли часто менять гардероб, но в таких странах, как Эфиопия, они быстро изнашиваются. Мне пришло в голову, что на этот рынок нужно поставлять излишки прочного армейского обмундирования. Оно практически вечное и очень дешевое. Правда, моя идея не была оригинальной. В 20-х годах двадцатого века геолог и золотоискатель Л. М. Несбитт сообщал, что один европеец намеревался импортировать излишки армейского обмундирования из Марселя, но эта затея окончилась ничем.

Я спросил у торговца, продававшего брезентовую куртку, нет ли у него лампы высокого давления. Он сунул палец в ухо и сделал несколько вибрирующих движений. Когда-то у него была одна такая лампа. Она пролежала на полке двадцать лет, и когда он, наконец, продал ее, то не стал заказывать новую. За остаток дня мы обошли все магазинчики, киоски и лавочки Нехо в поисках нужной нам лампы. К вечеру мы забрели в обувной магазин на окраине города. Я не хотел заходить, но Самсон надеялся уговорить меня купить ему пару ботинок. Среди куч поношенной обуви сидел хрупкого вида мужчина в розовой бейсболке. Я сказал, что мы ищем лампу высокого давления. Продавец порылся под прилавком и вытащил покрытую сажей коробку. Открыв коробку, мы обнаружили в ней почти новую лампу.

— Двести быр, — назвал цену продавец.

Это была огромная сумма, почти двадцать фунтов, но я понимал, как важно иметь все необходимое снаряжение. Поэтому я вытащил из кошелька купюры и бросил их на прилавок. Деньги, потраченные на качественное снаряжение, всегда окупаются.

Мы вернулись в бар и обнаружили, что Бахру забился в угол кровати и сидит, прижав подбородок к коленям. У него закончился кат, и он страдал от абстинентного синдрома. Я продемонстрировал ему покупки.

— Нам понадобится все это, чтобы добраться до Туллу-Валлель, — объяснил я.

Бахру не отрывал взгляда от своих ног.

— Я не поеду в Туллу-Валлель, — пробормотал он.

— Тебе не обязательно подниматься на гору — припаркуешься где-нибудь поблизости.

— Я никуда не поеду.

Я не мог понять, что с ним произошло. Раньше у Бахру не проявлялось никаких признаков депрессии. Я предлагал оплатить его питание и купить кучу этих проклятых зеленых листьев.

Я даже предлагал ему деньги. Он не пошевельнулся.

На следующее утро мы с Самсоном нехотя выгрузили вещи из «императорского джипа» и стали на обочине дороги. Мы прождали восемь часов, до самого вечера, но мимо нас так и не проехала ни одна машина.

Накануне вечером я угощал Бахру араки и даже преподнес ему подарок — плитку греческого шоколада. Он немного приободрился и предложил сидевшему в баре пьянице сыграть в карты. Я подмигнул Самсону:

— Это наш прежний Бахру.

Бахру бросил крапленую колоду на стол и предложил партнеру снять карты. Они сыграли несколько раз, и наш водитель все время выигрывал. Но затем пьяница выхватил нож и обвинил Бахру в жульничестве. Он сгреб со стола деньги и заявил, что прирежет Бахру, если тот попробует отнять их. Проститутки вмешались в ссору и разняли игроков. Бахру поплелся в свою комнату; голова его была опущена, руки безвольно висели.

— Боже мой, — пробормотал Самсон, когда Бахру ушел. — Может быть, удача действительно покинула его.

На следующий день мы снова выставили вещи на обочину дороги. Часа через три рядом с нами затормозил кирпично-красный «Лэндкрузер». Это была единственная машина на дороге с самого утра. Водитель согласился подбросить нас до Беджи, который находился в семидесяти пяти милях к западу от Нехо. Я заглянул внутрь «Лэндкрузера» и увидел на заднем сиденье сплетение рук, ног и лиц. Мы с Самсоном по очереди обняли Бахру. Это был грустный момент, но у нас не оставалось выбора. Мы должны были продолжить путешествие без него. Через минуту наши вещи были заброшены наверх, а мы втиснулись в машину.

Тот, кто путешествовал по Восточной Африке, знаком с удовольствием от езды в магнату, вездесущих семейных фургонах, которые служат здесь основным видом транспорта. После них даже самый плохой автобус кажется роскошью. Пассажиры набиваются в микроавтобус так плотно, что превращаются в какое-то единое многорукое, многоногое и многоголовое существо. Если вы чихаете, сотрясается весь организм. Вы начинаете считать минуты и думать, что следующая секунда будет для вас последней. Но время идет, а машина продолжает ехать, останавливаясь лишь при проколе шины или для того, чтобы выпустить пассажиров в туалет. Теперь мне кажется это невероятным, но в «Лэндкрузер» набилось двадцать четыре человека, не считая трех мужчин, прицепившихся к крыше.

Часы шли за часами, и я начал привыкать к чьему-то локтю, упиравшемуся мне в спину, и к локонам волос на моем лице. Самсон углубился в беседу о Ветхом Завете с человеком, тесно прижатым к нему. Я сидел рядом, но у меня не было желания включиться в разговор. Меня беспокоило, что мы оставили Бахру в такой глуши, вдали от дома. Первое правило любой экспедиции — держаться вместе. Если бы экспедицией руководил Стэнли, он заковал бы его в цепи и высек плетьми. Но времена изменились.

Город Беджи расположен на плоской, поросшей травой равнине с холмами в южной и восточной части. В обычных обстоятельствах мы никогда не остановились бы в таком месте, но у нас не было возможности свериться с картой, когда мы садились в «Лэндкрузер». Похоже, водитель был убежден, что этот небольшой городок находится неподалеку от Туллу-Валлель, и мы поверили ему на слово. Несколько местных жителей, которые видели, как мы вылезали из машины, выглядели встревоженными, и я стал подозревать, что они бросятся к нам и скажут, что мы совершили ужасную ошибку.

Затем на обочину дороги с багажника были сброшены наши вещи, и матату двинулась по направлению к границе с Суданом.

Собираясь в новую страну, я всегда стараюсь купить самые лучшие карты, потому что, как правило, — за исключением Индии, где национальная картографическая служба выпускает необыкновенно подробные карты, — труднее всего найти хорошую карту именно в самой этой стране. Фирма «Мишлен» выпускает серию самых подробных гражданских карт Африканского континента с масштабом 1: 4000000. Кроме того, у меня были американские штурманские карты Эфиопии. Одна из них, с масштабом 1: 500000, охватывала восточную часть страны. Несмотря на то что на карте было немного названий, она служила источником надежной информации.

Одного взгляда на карты оказалось достаточно, чтобы понять: мы находимся в двадцати пяти милях к северу от Туллу-Валлель. Лучше бы мы подъезжали с юга, поскольку дорога там проходит ближе к горе, но поворачивать назад было поздно.

В Беджи имелся единственный бар, в котором подавали теплое пиво «Pilsen» и который одновременно служил борделем. Проститутки сидели в тени на веранде, ковыряя в зубах и заплетая друг другу косы. Они посмотрели на нас, а затем отвели взгляды. Иностранец и эфиоп с Библией под мышкой — это явно не те люди, которые нуждаются в их услугах. Мы свалили свои пожитки в тени и спросили девушек, где можно нанять мулов. Они скривились, а затем одна молча ткнула пальцем в сторону покосившегося деревянного ларька на противоположной стороне улицы.

Внутри в кресле спал мужчина; на его груди клубочком свернулся котенок. Вокруг были разбросаны пустые бутылки из-под джина. Звук открывающейся двери, задевшей за валявшийся на полу мусор, разбудил его. Щеки мужчины покрывала густая серая щетина, под глазами были мешки, а большая часть носа отсутствовала. Мы обменялись приветствиями.

— Мулы, — сказал Самсон. — Мы ищем мулов.

— Сколько вам нужно?

— Много, — ответил я. — Нам нужно много мулов.

Мужчина явно обрадовался. Он смахнул котенка, встал, выглянул за дверь и что-то прокричал. В ларек вбежал маленький мальчик. Мужчина прорычал какие-то распоряжения, и мальчик так же быстро исчез.

— Достать хороших мулов нелегко, — сказал мужчина. — Зачем они вам?

— Чтобы доехать до Туллу-Валлель.

Лицо мужчины застыло.

— До горы?

— Да.

Наступило неловкое молчание. Мужчина во все глаза смотрел на меня. Не знаю почему, но я боялся моргнуть, как будто это движение могло выдать секретную информацию.

— На горе живет дьявол.

— О…

— Он убьет вас и сожрет ваши мозги.

— А…

Все вновь умолкли.

— Вы миссионеры? — наконец спросил мужчина.

Я посмотрел на Самсона, который по-прежнему прижимал к себе Библию.

— Да… да, мы миссионеры, — решительно заявил я, хватаясь за соломинку. — Мы приехали сюда, чтобы изгнать дьявола с Туллу-Валлель. Мы намерены сбросить его обратно в ад.

Мужчина восхищенно кивал безносой головой.

— Это хорошо, — заявил он. — Тогда вам понадобятся лучшие мулы.

— Самые лучшие, — ответил я. — Мы собираемся сделать благое дело.

Любитель джина сказал нам прийти немного позже. Его агенту нужно время, чтобы добраться сюда. Мы вернулись в бар, ища укрытия от хлынувшего после обеда дождя. Девушки расселись у стойки, дожидаясь вечерних клиентов. Днем в африканских питейных заведениях есть что-то странное. Они похожи на дискотеки с выключенным освещением зала. Возникает смутное ощущение, что здесь что-то не так.

Самсон наугад раскрыл Библию и принялся читать. Я думал, что, назвавшись миссионером, сильно разозлю его. Но Самсон, похоже, обрадовался и со всей серьезностью отнесся к такой маскировке.

Одна из девушек подавала напитки. Я заказал чашку кофе. Ничто не может сравниться с деревенским эфиопским кофе. Единственная проблема — его можно ждать несколько часов, потому что он готовится буквально с нуля. Примерно через час я вышел на задний двор бара, чтобы посмотреть, как идут дела. Девушка попросила немного потерпеть. Подача воды ограничена, объяснила она, и ей пришлось идти целую милю до ближайшего источника. Затем нужно было собрать хворост. И только после этого она приступила к медленному процессу обжаривания кофе.

Когда зерна из светло-зеленых стали темно-коричневыми, она поднесла горсть к моему лицу, чтобы я ощутил их аромат. Затем девушка высыпала зерна в мельницу и смолола их в порошок. Теперь можно было варить кофе. Через два часа мой заказ наконец был готов. Более свежего и вкусного кофе я не припомню.

Поздно вечером любитель джина прислал за нами своего сына. Мы перешли через улицу в ларек, где нас познакомили с Тадессе. Людей с такой зловещей внешностью я еще не встречал. Если бы мне сказали, что он зарезал своих детей и танцевал на их могилах, я бы нисколько не удивился. У него были злые, бегающие глаза, высокие скулы и длинный гибкий язык, который высовывался изо рта при разговоре, как у древесной лягушки, которая ловит мух. Любитель джина хвалил погонщика мулов, утверждая, что это единственный человек, который знает гору.

Я спросил Самсона, что он обо всем этом думает.

— Нам не обязательно карабкаться на Туллу-Валлель, чтобы найти дьявола, — ответил он. — Вот он, прямо перед нами.

Глаза погонщика мулов бегали. Он ждал нашего ответа.

— Где мулы?

Он сказал, что покажет нам животных после того, как их соберут вместе. Я спросил, сколько времени на это потребуется.

— Один или два дня.

— Это очень долго.

Тадессе мрачно посмотрел на меня.

— Эфиопские мулы слишком дикие, — сказал он.

Мы условились, что с первыми лучами солнца отправимся смотреть мулов. Если их к тому времени еще не удастся поймать, я воспользуюсь биноклем. Затем мы стали обсуждать саму гору.

Когда я спросил, боится ли Тадессе Туллу-Валлель, он в ответ лишь рассмеялся безумным смехом.

— Он хороший человек, — сказал любитель джина. — Вы его полюбите.

— А у него сильные мулы?

Любитель джина потер то место, где у него должен был находиться нос.

— Они сильные, как гора.

Мы поблагодарили его и собрались уходить.

Но я не мог уйти просто так — мне очень хотелось узнать еще кое-что. Не в силах сдержать свое любопытство, я заставил Самсона спросить, как наш новый знакомый лишился носа. Он уперся взглядом в стол, и я почувствовал, что вопрос ему неприятен.

— Давным-давно я поссорился с женой, — ответил он. — Она откусила мне нос и убежала.

По пути к мулам я хвастался своим искусством наездника. Я рассказал Тадессе и Самсону, что мои предки пуштуны гордились победами в афганской национальной забаве, когда всадники перебрасывают друг другу обезглавленную тушу козла. Именно эта игра стала прототипом поло. Лошади приходят в такое возбуждение, что при первой же возможности начинают кусать друг друга. Я рассказывал, что сам вырос среди лошадей. Я буквально сроднился с ними. Разумеется, все это была ложь. В детстве у меня было два норовистых ослика, Бонни и Клайд, но однажды они пролезли под оградой, и больше мы их никогда не видели. Безумец, который попытался бы оседлать их, был бы немедленно разорван на куски.

Все знания о лошадях я почерпнул от старого друга нашей семьи. Упрямый швейцарец задумал совершить путешествие верхом от Улан-Батора во Внутренней Монголии до самой Вены.

В пригороде монгольской столицы он купил у торговца лошадьми пару коней. Это были дикие животные с болячками на спинах. Местные жители посоветовали ему помочиться на болячки. Исполнить совет оказалось непросто. Но когда ему это удалось, лошади взвились на дыбы, вырвались и убежали, оставив его одного в промерзших степях Монголии. После того как он, пережив множество приключений, вернулся домой, я обратился к нему за советом.

— Нужно очень тщательно выбирать лошадей, — ответил он.

Эти слова все время звучали у меня в голове, пока мы преодолевали три мили, разделявшие город и луг, где паслись мулы. Животных было восемь, и Тадессе еще не удалось поймать их. Как бы то ни было, на их спинах виднелись потертости от седельных ремней, и это означало, что когда-то на них ездили верхом.

Я поинтересовался ценой.

Тадессе принялся расхваливать качество седел и упряжи.

— На сто миль вокруг вы не найдете лучших мулов, — сказал он. — Я прошу всего по десять быр в день за каждого.

Получалось примерно восемь фунтов в день за всех восьмерых. Сделка казалась выгодной, и мы ударили по рукам.

Самсон не мог понять, зачем нам столько животных, но я обосновал свое решение вероятностью травм. Путешествие обещает быть долгим и трудным. Часть животных обязательно падет. На самом деле причины были совсем другими.

Только караван мулов способен создать ощущение настоящего путешествия.

Накануне отъезда из Беджи я перечитал записки Фрэнка Хейтера, где он рассказывал о находке шахт в Туллу-Валлель. Один из местных князьков, дежазмаш, рассказал ему старинную легенду. Согласно легенде, древние цари Эфиопии получали золото из двух мест на западе страны.

Первое место — это Бени-Шангул, а второе — подножие Туллу-Валлель. И там, и там, предупреждал он, копи охраняются душами древних правителей. Эта информация привела Хейтера в крайнее возбуждение. Он отправился в путь утром следующего дня и вскоре достиг окрестностей двойной вершины Туллу-Валлель, которую он назвал «грудью царицы Савской».

Экспедиция продолжала двигаться вперед, прорубаясь сквозь густой бамбуковый лес, и в конце концов добралась до восточного склона горы. Хейтер утверждал, что здесь он нашел четырнадцать каменных ворот, скрытых густой растительностью. «Это были входы в подземные пещеры, — писал он, — причем входы эти не были естественными, потому что каменные стойки и перемычки, обрамлявшие проходы, явно вырублены человеческой рукой».

Две книги Хейтера об Эфиопии содержат большое число черно-белых фотографий. Это снимки золотоискателей и верениц мулов, больных проказой, поселков, ритуалов различных племен, а также множество портретов самого Хейтера в пробковом шлеме и костюме в стиле «сафари». Единственное, чего нет в книгах — это фотографии входов в шахты. Тем не менее приятель Хейтера капитан Бартлетт, пересказывая в своей книге «Земля царицы Савской» эту историю, иллюстрирует рассказ удивительным снимком. Поначалу в нем не заметно ничего особенного, но, присмотревшись повнимательнее, начинаешь понимать его значение. В правом верхнем углу снимка виден естественный вход в пещеру. Но в нескольких ярдах от него, в нижней части фотографии можно заметить верх проема, который выглядит как рукотворно высеченный вход.

Вечером, перед тем как отправиться на мулах к Туллу-Валлель, я сидел на своей кровати в деревенском борделе и лучом фонарика освещал фотографию из книги Бартлетта. В соседней комнате вскрикивал мужчина. Поначалу я думал, что это звуки страсти, но затем вспомнил, что эту комнату занимает Самсон и что он верен своей терпеливой подружке. Поэтому я встал с кровати и негромко постучал в дверь — звуки, доносившиеся из комнаты Самсона, беспокоили меня. Крики сменились тихим протяжным стоном.

Я толкнул дверь. Самсон лежал на полу, обливаясь потом и держась руками за живот. Насколько мне удалось разобрать, он жаловался на сильную боль. Хорошо бы не аппендицит, подумал я. Мне припомнилась книга, в которой рассказывалось о восхождении на Эверест. Там говорилось, что перед началом восхождения всем альпинистам удаляют аппендицит. Я стал упрекать себя, что не позаботился об этом раньше. У нас больной, а подъем на Туллу-Валлель еще не начался.

Не зная, что делать, я обратился к проституткам. Они не говорили по-английски, и тогда я схватился за живот, высунул язык и показал на комнату Самсона. Девушки недоуменно переглянулись, и одна из них тоже высунула язык. Затем они удалились в соседнюю комнату, откуда послышался приглушенный шум. Я вернулся к Самсону. Через минуту в дверь постучали. На пороге стоял высокий атлетически сложенный мужчина в одном нижнем белье. Он сказал по-английски, что он врач. Я указал на своего спутника. Врач ткнул пальцем в живот Самсона.

— Наверное, аппендицит, — глубокомысленно произнес я.

— Нет, — ответил врач, — это глисты.

Я спросил, сколько мы ему должны за постановку диагноза.

— Пятьдесят быр.

Затем врач сказал, что пошлет одну из проституток за лекарством, и вернулся к себе в комнату. У него явно остались там неоконченные дела.

После этого происшествия я вернулся к книге Бартлетта и перебрал в уме имеющиеся у меня факты. Похоже, все совпадало. Американская штурманская карта сообщала, что высота горы Туллу-Валлель составляет 10738 футов и что у нее действительно две вершины. Расстояния от Гамбелы и Горе, которые приводил Хейтер, тоже совпадали. И самое главное — этот район, как и Бени-Шангул на севере, с древности был известен как источник золота. Тем не менее мне не давал покоя вопрос, почему Хейтер не опубликовал фотографию входа в пещеру в своей книге. Бартлетт опередил его, сообщив о находке в 1934 году, за год до выхода книги Хейтера. Бартлетт объяснял, что должен был присоединиться к Хейтеру, но заболел и остался в Аддис-Абебе. Поэтому Хейтер отправился в путешествие один, и Бартлетт собственными глазами не видел четырнадцать рукотворных входов в пещеры. Я предположил, что Хейтер сфотографировал находку, но решил не публиковать снимок. Возможно, он боялся, что другие найдут это место.

Я настоял, чтобы мы выехали из Беджи на рассвете. Ранний старт в первый день путешествия заставляет непроверенных людей и животных быть начеку. Кроме того, я не хотел, чтобы Тадессе считал меня легкой добычей потому, что я сразу же согласился на запрошенную им цену.

Тадессе взял с собой двух сыновей, которые, как он заявил, будут работать бесплатно. Мальчишки хитро улыбались — сказывались отцовские гены. У младшего в руках был заостренный бамбуковый шест, которым он безжалостно тыкал в зады бедных мулов. Когда он не подгонял животных, он заострял шест. Другой мальчик не проявлял никакого интереса к ремеслу погонщика мулов — к великому разочарованию отца. Он сказал, что слышал о месте, которое называется Америка и в котором просто так раздают деньги.

Самсон проглотил два пакетика желтого порошка, прописанного врачом, и заявил, что все симптомы недомогания исчезли. Я чувствовал себя виноватым, что не отложил отъезд, но он с жаром возразил, что абсолютно здоров. Мне показалось, Самсон стеснялся, что у него глисты.

Тадессе подогнал мулов к входу в бар. Они сгрудились в кучу, сверкая глазами и топая копытами. Несмотря на этот притворный страх, я почувствовал, что они жаждут убежать. Это были дикие животные, и они не любили работать на людей. Такое же беспокойное выражение я видел в глазах наших осликов за день до их побега.

Вещевые мешки закрепили кожаными ремнями, младший мальчик заточил конец своей бамбуковой палки и вонзил ее в зад одному из мулов, как будто хотел продемонстрировать животным, кто здесь хозяин. Я поднял голову, чтобы посмотреть, не проснулся ли любитель джина, но он, как и все жители маленького городка, по всей видимости, крепко спал.

В путешествии с мулами есть что-то такое, что возбуждает меня. Я ездил на верблюдах, яках и даже ламах, но мулы — это совсем другое. Меня кусала лама, и я был оплеван несколькими разозленными верблюдами. У ослов не такой дикий нрав, но вас ни на минуту не покидает чувство, что вы несправедливы к этим животным.

Мулы же созданы для тяжелой работы, и трудности идут им лишь на пользу.

Самсон был рад, что мы направляемся к горе.

Он то и дело намекал на свою роль миссионера.

Я отозвал его в сторону и напомнил, что мы никакие не миссионеры. Чтобы у него не осталось никаких сомнений, я объявил, что я даже не христианин.

Дорога из Беджи поворачивала на восток и огибала холм, который назывался Джими. Мы были совсем близко от границы с Суданом, проходившей с противоположной стороны холма.

Я волновался, что нас могут арестовать, приняв за шпионов, потому что пограничные области в Африке патрулируются силами тайной полиции.

Если нас схватят, проинструктировал я Самсона, он должен высоко поднять Библию и заявить, что мы слуги господа. Сам я решил, что в случае допроса заявлю, что недавно принял христианство. Известно, что самые фанатичные приверженцы любого вероучения — это неофиты.

Мы шли почти до самого вечера. Седла мулов пребывали в плачевном состоянии, но они хотя бы защищали раны на спинах животных от мух.

При первой же возможности мулы останавливались, чтобы поесть, и я знал, что все они ищут способа сбежать. Влажность постепенно повышалась, и после обеда начался дождь. Мы укрылись под деревьями и стали ждать, пока закончится дождь.

Тадессе спросил, действительно ли я миссионер.

— Конечно, — уверенно ответил я.

— Тогда почему вы так много говорите о сокровищах?

— Сокровище, о котором мы говорим, — это Библия.

Погонщик мулов прищурился и дал команду трогаться в путь.

— Дьявол будет ждать нас, — заявил он.

На ночлег мы остановились в Джидами. У меня болели ноги, а у Самсона не разгибалась рука, весь день сжимавшая Библию. Мы прошли почти двадцать миль. Тем не менее мулы находились в прекрасном расположении духа. Самсон взял Тадессе и его сыновей и отправился на поиски съестного. Он предложил мне составить им компанию, но я отказался. Старый английский путешественник, которого я повстречал в районе Ханза у хребта Каракорум, дал мне ценный совет. Он сказал, что в самом начале путешествия нужно превратить себя в мифическую фигуру: это единственный способ утвердить свое превосходство.

Способ моего знакомого был прост. Он посоветовал мне не есть, по крайней мере на людях.

— Я никогда не сажусь за стол с туземцами, — объяснял он. — И не потому, что считаю себя выше их или мне не нравится их пища. Они видят, как на протяжении многих дней я ничего не ем, и считают меня суперменом. Попробуйте как-нибудь этот трюк, старина.

Подходящего момента пришлось ждать много лет. Я распаковал свои вещи. Среди них было несколько банок консервов, которые я купил в Аксуме. Самсон не мог понять, почему у меня такой тяжелый багаж, и я не стал разубеждать его, когда он предположил, что это книги. Этим вечером я с жадностью проглотил банку тушенки. Это основная пища путешественников. Граф Берон де Пророк и другие исследователи Африки буквально молились на свои запасы мясных консервов.

Ночью паук сплел над моим лицом огромную липкую паутину. Я с детства боялся пауков и был крайне огорчен этим событием. Остальные не могли понять, почему я так встревожился.

Я не смог убедить их, что до смерти боюсь пауков, и решил укрепить свой дух еще одной банкой солонины.

Часа через два Самсон и погонщики мулов проголодались, и мы сделали остановку, чтобы позавтракать. Они подкрепились засохшим хлебом и помятыми фруктами. Тадессе не мог поверить, что я не голоден.

— Господь наполняет мой желудок, — смиренно ответил я, глядя ему прямо в глаза.

Днем мы сменили курс, повернув на восток, и Тадессе ткнул своим сломанным ногтем в далекую линию горизонта.

— Это Туллу-Валлель.

Я остановился, набрал полную грудь воздуха и посмотрел на Самсона. Он прикусил нижнюю губу. Зрение Тадессе было либо необыкновенно острым, либо необыкновенно плохим. Как я ни всматривался вдаль, мне удалось разглядеть лишь траву и верхушки деревьев. Мы еще целый час брели под проливным дождем, прежде чем я увидел Туллу-Валлель. Мне показалось символичным, что обитель дьявола впервые предстала перед нами в такую жуткую погоду. Мы с Самсоном отпустили мулов. Нам обоим требовалось остановиться и взглянуть на гору. Вершина терялась в облаках, но она, вне всякого сомнения, имела два пика — «груди царицы Савской», как называл их Хейтер. Прежде чем мы снова тронулись в путь, Самсон прочитал молитву. Он поднял глаза к небу и молился, чтобы господь не оставил нас и защитил от горы.

Я спросил, сколько времени займет путь до Туллу-Валлель.

— Может, день, а может, четыре, — последовал ответ.

Вполне уместный ответ на глупый вопрос.

Время не имело значения. Мы приближались к горе, и только это было важно. Вверху с ветки на ветку прыгали бабуины и дразнили нас. Тадессе поднял несколько камней и бросил в обезьян.

— Это ученики дьявола, — сказал он. — Берегитесь бабуинов.

Я не стал говорить ему о проклятии Фрэнка Хейтера, но все время, пока мы не миновали бабуинов, думал о нем. Хейтер искренне верил в проклятие, которое наложил на него абиссинский монах, когда он поймал сотню священных бабуинов и отправил их в Лондонский зоопарк.

Это случилось в 1924 году. Впоследствии Он писал: «Позвольте вкратце изложить суть. Десять лет назад я был крепким человеком, достаточно крепким, чтобы выйти на ринг и защищать свой титул чемпиона Херефордшира по боксу. Теперь же мне выйти на ринг так же невозможно, как летать без крыльев. А мне всего тридцать три года».

Во время подготовки к путешествию я пытался отыскать родственников Фрэнка Хейтера. Он писал, что женился на своей кузине, которая родила ему сына. Я даже умудрился получить копии свидетельства о рождении и о регистрации брака Хейтера, но мне не удалось узнать, когда он умер. Его последняя книга «Эдемский сад» вышла в свет в 1940 году. Дальше его след теряется.

Я разослал сотни писем по всему миру людям с фамилией Хейтер, но никто из них не состоял в родстве с замечательным путешественником. Но я все равно убежден, что где-нибудь на чердаке все еще хранятся его заметки и дневники.

Тадессе сказал, что мулам нужно подкрепиться. Мы сняли с них поклажу и отпустили щипать высокую траву. Сыновья погонщика мулов решили развлечься швырянием камней в бабуинов. Я сказал, что, наверное, неразумно злить их, если они и так уже прокляты.

— Конечно, прокляты! — воскликнул Тадессе. — Поэтому мы и кидаем в них камни.

Я попросил Самсона сходить к группе низких хижин с соломенными крышами, видневшимися неподалеку, и расспросить о Туллу-Валлель.

— И что я должен узнать?

— Спроси их, боятся ли они горы.

Он отсутствовал около часа, а когда наконец вернулся, то выглядел очень расстроенным.

— Думаю, вам лучше самому поговорить с этими людьми, — сказал он.

— Почему?

— Сами увидите.

Семь хижин были расположены полукругом, а в центре площадки горел костер. Рядом росло какое-то дерево с колючками, а под деревом сидели мужчина, женщина и шестеро детей. Мужчина поприветствовал Самсона, а увидев меня, встал.

— Вы должны сесть, — объяснил мне Самсон.

Я опустился на землю. Дети захихикали, их мать улыбнулась, а мужчина одобрительно кивнул.

Родителям было лет тридцать, но выглядели они на все шестьдесят. После трех десятилетий деревенской жизни в Эфиопии кожа грубеет, и ее прорезывают морщины, а ладони и ступни покрываются такими толстыми мозолями, что становятся практически нечувствительными. Мужчина сказал, что его зовут Джамбо, а жену Сара.

Мы пожали друг другу руки, и Джамбо угостил меня ягодами. Они напоминали сливу, а внутри у них были семечки. Я похвалил ягоды. Дети снова захихикали. Сара улыбнулась. Джамбо кивнул.

Я сказал, что рад быть их гостем. Некоторое время мы сидели молча. Я ждал, что Самсон что-нибудь скажет, но он не открывал рта.

— Туллу-Валлель, — произнес я после продолжительного молчания.

Я ожидал новой порции смеха, улыбок и кивков, но Джамбо и его семья, похоже, встревожились.

— Плохая гора, — мрачно произнес Джамбо.

— Дьявол…

— Он живет там! — выкрикнул мужчина, указывая в направлении горы.

— Ты когда-нибудь там был?

Сара была явно встревожена.

— Конечно, нет!

— Они приносят в жертву горе животных, — тихо сказал Самсон. Я спросил, правда ли это.

— Да, иногда мы убиваем животных, — кивнул Джамбо.

— И это удовлетворяет дьявола?

— Да, когда мы убиваем животных, дьявол доволен.

— А что бывает, когда он недоволен?

Джамбо надолго умолк.

— Плохо, когда дьявол сердится, — наконец произнес он.

Я спросил Джамбо, когда планируется следующее жертвоприношение. Он протянул мне еще ягод.

— Нет денег, чтобы купить кур.

— А если бы у тебя были деньги, ты принес бы жертву?

Джамбо вскочил. Да, жертвоприношение было бы совершено немедленно, сказал он. Он вспомнил, что гора требовала дани.

— А что случится, если жертвоприношения не будет?

— Беда, — покачал головой Джамбо.

Я вытащил из кармана пачку мелких купюр.

Затем я объяснил Джамбо, что мы миссионеры и пришли сюда для того, чтобы низвергнуть дьявола в самые глубины ада, из которого он вышел.

Но прежде чем сокрушить его, нужно последний раз дать ему угощение.

Джамбо схватил деньги, отдал половину жене и зарычал на нее, стараясь выглядеть грозным. Она вернулась через несколько минут с двумя довольно дохлыми на вид курами. В мгновение ока Джамбо свернул птицам шеи, отрезал головы и ощипал. Дети окружили нас. Я послал Самсона привести Тадессе с сыновьями. Мы проведем ночь на открытом воздухе рядом с Джамбо.

Вскоре жидкая похлебка была готова. В пиршестве приняли участие Тадессе, его сыновья, Самсон и вся семья Джамбо.

— Разве не нужно нести мясо в гору и читать молитвы?

— Мы уже сделали это, — ответил Джамбо, обсасывая кость.

— Ешьте, ешьте, — уговаривала меня Сара.

— Я дал клятву ничего не есть, пока дьявол не будет изгнан с Туллу-Валлель.

С этими словами я встал и удалился в темноту. Меня ждала встреча с банкой тушенки.

После того как похлебка была съедена, я попросил Джамбо взглянуть на фотографию входа в шахту из книги Бартлетта. Он поднес красный переплет к самому носу, а вся семья сгрудилась вокруг него.

— Это вход в шахту, — пояснил я. — Видишь эту каменную дверь?

— Шахта, — сказал Джамбо. — Это место, где живет дьявол. Вы не должны туда ходить.

— Но я же говорил тебе, что мы миссионеры. Наша работа — избавить это место от дьявола, чтобы вы могли спокойно жить.

Крестьянин бросил куриную косточку одной из собак.

— Дьявол откусит вам головы, — предупредил он.

— Мы знаем, где таится опасность, — ответил я. — Но бог защитит нас.

Джамбо встал и пошел к одной из хижин. Через несколько минут он вернулся, держа в ладонях какой-то предмет, и сел рядом со мной. Неизвестный предмет был сделан из кожи; размерами и формой он напоминал кассету с фотопленкой.

— Повесьте этот амулет на шею, — сказал Джамбо. — Внутри находится заклинание, написанное на бумаге. Оно написано на языке геэз и будет вам защитой.

Джамбо вытер лицо ладонью, а затем устремил взгляд на огонь, как будто заглядывал в будущее.

— Помните одну вещь, — сказал он. — Дьявол очень умен. Миссионеры были на Туллу-Валлель и раньше. Они, как и вы, хвастались своей силой, но…

— Что?

— Ни один не вернулся с горы.