В поисках копей царя Соломона

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Туллу-Валлелъ

ФРЭНК ХЕЙТЕР УТВЕРЖДАЛ, что шахты расположены у основания восточного склона Туллу-Валлель. Поэтому я предположил, что он имел в виду восточную вершину горы. Весь следующий день мы пробирались через поля с блестевшими на солнце спелыми колосьями. Людей мы почти не встречали. Самсон предположил, что местное население предпочитает обрабатывать другие земли.

— Многие из них даже не станут есть эту пшеницу, — сказал он. — Они считают ее отравленной и продают жителям Гамбелы.

Мы регулярно останавливались, чтобы дать мулам отдых. Я был уверен, что во времена Хейтера подъем в гору мало чем отличался от нашего. Животным скоро понадобится вся их сила и выносливость. Тадессе не одобрял моего желания поберечь животных. Он сказал, что, если мы будем слишком добры к ним, они станут еще более ленивыми и дикими. У них и так слишком легкий груз.

— Если люди увидят, что я иду с полупустыми мулами, они будут смеяться надо мной.

— Почему?

— Они скажут, что у меня слабые мулы.

До полудня никто из нас не ехал верхом. Несмотря на неровную почву, идти было нетрудно.

Только на последнем переходе перед деревней я решил, что моим ногам нужен отдых. Когда я взбирался на самое послушное из животных, спутники, не отрываясь, наблюдали за мной.

Я выбрал самку, потому что в ее глазах отсутствовал свирепый блеск, заметный у самцов. Когда я спросил, как зовут мула, Тадессе покачал головой.

— Это животные, — ответил он, — а не люди. У них нет имен.

Тогда я назвал мула Клариссой.

Тадессе с сыновьями и Самсон внимательно слушали мои разглагольствования о том, какими прекрасными наездниками были мои предки.

Однако склонность к преувеличению на этот раз завела меня слишком далеко. Увлекшись, я чуть было не заявил, что родился на спине коня. Теперь все жаждали увидеть великого наездника в деле. Однако езда на муле в диких степях Эфиопии требует особого навыка, который у меня, естественно, отсутствовал. Поначалу я никак не мог удержать равновесие, обвиняя в этом неудобное седло, стремена разной высоты, дорогу и даже Клариссу. Через некоторое время я немного попривык и понял, что Кларисса поможет мне, если просто стараться держаться на ней изо всех сил.

В следующей деревне мы показали фотографию входа в шахту. Древний старик, слепой, почти глухой и сгорбленный, навострил уши, услышав, что мы говорим о Туллу-Валлель.

— Он говорит, что знает эту гору, — перевел мне Самсон.

— Он поднимался на нее?

Самсон перевел вопрос. Старик кивнул.

— Да, поднимался.

— Когда это было?

— Давно.

— Когда?

— Когда здесь были итальянцы.

— Он видел шахты?

— Он говорит, что видел пещеру, — сказал Самсон. — Большую пещеру.

— А что там внутри?

Я ждал, что он ответит «дьявол», но ошибся.

— Летучие мыши. Много летучих мышей.

— А что еще?

— Да, — сказал старик, — еще там было…

— Что? Что еще?

— Там было золото.

Я хлопнул в ладоши и толкнул локтем Самсона. Тадессе бросил на нас подозрительный взгляд.

— Я думал, вы миссионеры, — сказал он.

— Да, но дьявол заманивает людей золотом.

Если мы найдем золото, мы найдем дьявола.

— Попроси его подняться с нами на гору и показать пещеру, — сказал я Самсону.

— Он говорит, что слишком стар и слаб, — перевел ответ старика Самсон.

— Но мы можем привязать его к мулу. У нас их много.

Сгорбленный старик что-то прокаркал в ответ.

— Он говорит, что не вернется туда даже за все золото Эфиопии.

— Почему?

— Из-за проклятия.

Вообще-то я с уважением отношусь к проклятиям и разным суевериям, но иногда они начинают мешать. Теперь такой момент наступил.

Я объяснил, что мы миссионеры и что мы служим господу. Старик не отреагировал. Тогда я пошелестел купюрами. Никакого эффекта. Затем старик что-то прокричал Самсону.

— Он сказал, что каждого, кто поднимется на Туллу-Валлель, ждут несчастья. Когда он спустился с горы, его отец умер от малярии. Затем внезапно скончался брат. Никто не знает, отчего.

— Но в этом нет ничего сверхъестественного. Здесь многие болеют.

На это у старика тоже был ответ.

— Да, но жены двух мужчин, которые поднимались на гору, умерли при родах, — перевел Самсон.

Я развернул карту и попросил показать нам это место. Если старик не может сопровождать нас, пусть посоветует, как найти шахту. Серьезным препятствием для нас стала слепота старика и его неумение обращаться с картами. Он не желал говорить о маршруте — только о проклятии.

Но именно об этом не хотел слушать я, потому что знал, что проклятие начинает беспокоить Тадессе и его сыновей. Без Тадессе у нас не будет мулов. А без мулов не будет нужного антуража.

Я отдал распоряжение двигаться дальше. Это не понравилось Самсону, который жаловался на натертые ноги. Мальчики тоже не хотели идти, но они хотя бы признались, что боятся.

Мы снова выехали на тропу. Кларисса послушно погружала свои копыта в грязь. Я скоро проникся к ней уважением за то, что она компенсировала мое неумение ездить верхом. Тропа вела вверх. Мы понимали, что в середине дня пойдет дождь, и решили идти без остановок как можно дольше. Я увидел деревушку, где можно было бы переночевать, но она не подавала никаких признаков жизни.

Самсон спросил меня, как я думаю, не уехал ли Бахру в Аддис-Абебу. Мы расстались совсем недавно, но мне казалось, что с того момента прошла целая вечность. Мы поговорили о Бахру, вспомнив, как он несколько раз чудом избегал аварий, о его пристрастии к кату и крапленым игральным картам. Затем мои мысли переключились на загадку Офира. Запад Эфиопии — это самое удаленное из всех наиболее вероятных мест расположения Офира. Вероятно, слуги царя Соломона получали золото из районов, расположенных ближе к побережью, но я знал о существовании торговых путей, соединявших Центральную Африку с побережьем и использовавшихся на протяжении многих веков. Кроме того, Западная Эфиопия соседствует с Нубией, откуда египтяне привозили золото задолго до царя Соломона.

Послеобеденный ливень оказался сильнее, чем в предыдущие дни. Однако мулов это, похоже, не очень беспокоило. Вода охлаждала их, и они получали возможность пить из луж, которые собирались на тропе. Но сильный дождь является серьезной помехой для людей. В отличие от Индии или лесов Амазонки, африканский ливень значительно понижает температуру воздуха, и совсем скоро вы начинаете дрожать от холода.

Я накрылся пятнистой армейской плащ-палаткой и подоткнул под себя края, чтобы смягчить костистый зад Клариссы. Самсон пролез в свой черный мешок для мусора. Он завидовал моей экипировке. Что касается Тадессе с сыновьями, то у них не было непромокаемой одежды, и они просто мокли.

Самое неприятное последствие дождя состояло в том, что он превращал землю в настоящее болото. В некоторых местах мы брели по стремительному потоку темно-коричневой грязи, и я боялся, что мулы могут оступиться. Животные все время спотыкались, а затем один из мулов вдруг упал. В моей памяти были еще свежи воспоминания о сломавшей ногу верблюдице из Афара, и я спрыгнул на землю, чтобы помочь Тадессе осмотреть бедное животное. Мул был в ужасном состоянии. Тадессе схватился за упряжь, пытаясь осмотреть его ноги. К счастью, все они были целы, но мул сильно испугался, а его падение заставило нервничать остальных животных.

Ближе к вечеру мы укрылись в роще эвкалиптов метрах в ста от тропы. Я беспокоился, что поблизости нет никакой деревни, но Самсон указал на высокие ветви деревьев.

— Посмотрите сюда, — сказал он. — Это означает, что где-то здесь есть люди.

На самых верхних ветках висели штук двадцать больших плетеных корзин. Самсон, объяснил, что они предназначены для сбора меда. Местные жители подвешивают их к деревьям и оставляют на несколько месяцев. В конце концов в некоторых корзинах поселяются пчелы. Затем самые храбрые мужчины деревни влезают на дерево и собирают мед. Тадессе похвастался, что он вырос в семье потомственных собирателей меда, но поднялся по общественной лестнице, став погонщиком мулов.

Самсон оказался прав. В сумерках мы добрались до поселка. Он был гораздо больше всех деревень, мимо которых мы проходили после того, как покинули Бенджи. В поселке имелось несколько маленьких магазинчиков, рынок, кузница и даже представитель властей. Через несколько минут весть о нашем прибытии распространилась по всему поселку, и местный чиновник ради нас покинул свой уютный навес. Он хотел знать, зачем мы приехали, и потребовал наши удостоверения личности. Когда дождь прекратился, он вытащил стол и стул на середину площади и официально допросил нас — в присутствии любопытных жителей деревни. Я объяснил, что мы миссионеры и пришли с миром. Чиновник заявил, что должен осмотреть наши вещи.

Этого мне хотелось меньше всего. После проверки сумок из них всякий раз исчезали ценные вещи. И самое главное, я не хотел показывать металлодетектор.

Чиновник прозрачно намекнул, что скудное жалованье не позволяет ему купить такое количество араки, которое может свалить человека с ног. Мне стало интересно, сколько же ему нужно выпить. Мы повели чиновника в бар и стали угощать напитком местного производства. Он смог выпить пятнадцать стаканов, а затем отключился.

Вечером один из жителей деревни пригласил нас к себе в дом. Самсон и погонщики мулов предложили мне поесть, но я, как и прежде, отказался. Дьявол еще не побежден, и я не могу принимать пищу. Они промолчали, но мне показалось, что моя стойкость произвела на них впечатление. Проглотив гигантское количество инжеры и каи вот, приправленного специями жаркого из козлятины, Самсон принялся расспрашивать местных жителей о Туллу-Валлель.

Первый мужчина сообщил, что на вершине горы когда-то жил фаранжи, белый человек. Когда именно это было, он не знает, но еще в те времена, когда страной правил император. Может, это Хейтер, подумал я.

— А он сам видел белого человека?

Мужчина ответил, что это было задолго до его рождения.

Все остальные рассказывали нам одну и ту же легенду о проклятии. Некоторые в молодости поднимались на гору в поисках золота. В результате на каждого из смельчаков обрушивались ужасные несчастья. Одного покусали сотни пчел, другой отравился и чуть не умер, а третий рассказал, что его жена сошла с ума после того, как собирала в этих местах хворост.

Послушав все это, я понял, что мне вряд ли удастся уговорить кого-нибудь из жителей деревни присоединиться к нашей экспедиции. Для подъема на гору требовался один человек на одного мула. Я не знал, как долго мы пробудем на горе, но не сомневался, что нужно захватить с собой дополнительный запас продовольствия.

Самсон поднял этот вопрос. Он спросил, нет ли среди жителей деревни добровольцев, и пообещал щедрую оплату. Все отрицательно качали головами, а одна женщина схватила двоих своих сыновей за уши и оттащила домой. Я сказал, что мы миссионеры, и сравнил нас со святым Георгием, который уничтожил дракона.

— Разница лишь в том, что наш дракон гораздо больше, — добавил я. — Это дьявол.

На слушателей мои слова не произвели никакого впечатления. Проклятие есть проклятие, и никакие посулы не заставят их рисковать и навлечь на себя гнев дьявола.

В ту ночь русская тушенка камнем давила мне на желудок. Меня мучили мрачные предчувствия. Что мы найдем на Туллу-Валлель? Долгое время гора занимала все мои мысли, и вот теперь мы готовы начать восхождение. Я снова и снова вспоминал о Фрэнке Хейтере и перечитывал его описание этого места.

На заре мы встали и стали седлать мулов.

Шел дождь. Я нырнул под свою плащ-палатку, а Самсон втиснулся в мешок для мусора. Мы уже собирались тронуться в путь, когда к нам подошли четверо молодых мужчин. Они сказали, что хотят присоединиться к экспедиции.

— А они не боятся?

Мужчины, которым было чуть за двадцать, смутились, но затем один ответил за всех:

— Пора положить страху конец.

Каждый из них взял поводья мула, и они направились к горе. Мы двинулись следом. Еще не рассвело, и я шагал рядом с Клариссой. Примерно через час трудного подъема в гору в подлесок проникли первые лучи солнца. Низкий туман висел над Туллу-Валлель, как облако смерти, но я почувствовал, как у меня прибавилось сил. Наконец-то разношерстное сборище из мулов и людей превратилось в полноценную экспедицию.

Мы шли прямо на гору, которая как бы манила к себе. Дождь не прекращался ни на минуту, замедляя движение. Я замыкал процессию. Наверное, мне следовало бы вести людей за собой, но ремесло погонщика мулов было для меня внове. Мы пересекали поля и вброд переправлялись через реки, но, казалось, ни на шаг не приблизились к горе. Я стал сомневаться, не мираж ли это, манящий, но недостижимый.

В то утро Тадессе останавливался три раза, чтобы поправить ремни, которыми седла и поклажа были привязаны к мулам. В дождь кожа растягивается, и упряжь все время нужно подтягивать. Поводья Клариссы были намотаны на мою руку, и она бодро топала рядом. Самсон не особенно радовался. Он еще сильнее натер ноги и отчаянно скучал по своей подруге из Аддис-Абебы.

На протяжении почти всей истории человечества рядом с людьми всегда были животные.

Это совершенно естественно, но последнее столетие почти стерло память о прошлом. Теперь мы надеемся на колеса и шины, а не на ноги и копыта; нас заботит количество галлонов топлива на милю и перегрев двигателя, а не сено или усталость животных. Возможно, двигатель внутреннего сгорания и является одним из величайших достижений человечества, но он издает ужасный шум и загрязняет природу. Достаточно провести несколько дней в обществе мулов, пробираясь через леса Западной Эфиопии, и вы поймете разницу.

Лес начался неожиданно. Мы перешли вброд ручей и поднялись на крутой берег, для чего сыновьям Тадессе пришлось яростно тыкать своими острыми палками в мулов. Перед нами вздымался лес, похожий на гигантский занавес на краю театральной сцены. Я сразу же понял, что выйду из леса совсем другим человеком.

Мы углубились в чащу, и утреннее солнце исчезло. Мне приходилось бывать в густых джунглях, но с этими зарослями не могли сравниться даже леса в верховьях Амазонки. Я поднял голову и посмотрел на верхушки деревьев. Они сплетались над нашими головами в непроницаемый полог; опутанные лианами стволы поднимались из клубков корней и грязи и упирались в океан зелени.

Запахи тоже изменились. Пахло диким чесноком, плесенью и мхом. Ощущался также аромат дикой мяты, которая росла здесь в изобилии.

Я пожевал листок и обнаружил, что он помогает уменьшить жажду. Мы двигались плотной группой, спотыкаясь о корни и скользя по грязи. Тропа петляла между деревьями и спускалась в глубокие лощины. Четверо местных жителей признались, что раньше никогда не бывали в лесу.

Только самые смелые собиратели меда отваживались проникнуть сюда. На самых высоких деревьях мы видели привязанные к веткам корзины. У нас не было времени думать о дьяволе, который поджидал впереди. Нашей главной заботой были мулы.

Тадессе все время уговаривал меня сесть в седло, но я почти сразу же спешился — после того как одна из свисавших с дерева лиан чуть не удушила меня. Однако Самсону удавалось почти не слезать с мула. У него открылся талант наездника. Хорошо еще, что плотный навес из листьев защищал нас от проливного дождя, но грязь была просто ужасающей. Мулы всегда служили объектом для шуток, но за несколько часов ходьбы по глубокой грязи я понял всю ценность этих животных и проникся уважением к запискам Дервлы Мерфи. Она имела большой опыт общения с мулами и с помощью этих животных пересекала горные хребты и леса, но чтение ее записок не дает представления, какое трудное это дело.

Часа два нам пришлось пробираться по грязи, доходившей выше колен, но мы упорно двигались вперед. Я заметил, что мулы обладают сверхъестественной способностью выбирать лучшую дорогу, и сын Тадессе посоветовал мне позволить Клариссе самой прокладывать путь. Однако к полудню Клариссе стало тяжело преодолевать глубокую грязь.

Я предложил разгрузить мулов и нести часть вещей самим. Тадессе воспротивился. Похоже, он наслаждался страданиями животных.

— Люди не должны говорить, что мои животные недостаточно сильны! — выкрикнул он.

Нам приходилось вести мулов через доходящую до колен грязь, и мы двигались очень медленно. Я предложил поискать другой путь, но местные жители сказали, что к Туллу-Валлелъ ведет только одна дорога. Их уверенность удивила меня — особенно с учетом того, что ни один из них раньше не поднимался на гору. Кроме того, я боялся клещей. Де Пророк писал, что они впиваются под кожу мулов и откладывают там личинки. Если их не извлечь, возникает сильное воспаление.

В середине дня мы сделали привал у ручья.

Самсон распаковал один из мешков с продуктами и предложил всем поесть. Я выпил немного воды, но есть не стал. Тадессе и его сыновья восхищенно посмотрели на меня. Они шепотом спросили у Самсона, как мне удается выдержать столько дней без пищи. Самсон ответил, что бог наполняет мой желудок и дает мне силы и поэтому мне не нужна еда.

Через несколько миль мы попали в болото.

Впереди процессии шел Тадессе, ведя под уздцы крупного мула. Внезапно животное начало тонуть, отчаянно брыкаясь и пытаясь удержать морду над водой. Местные жители знали, что нужно делать. Они потащили животное в сторону, ухватившись за узду и ремни подпруги, и мул повалился на бок на твердую почву; его ноги молотили по воздуху. Один из сыновей Тадессе ткнул мула палкой, заставляя его встать. Я шлепнул мальчишку по спине и сказал, чтобы он дал животному отдохнуть и восстановить силы.

Затем лес неожиданно закончился. Мы приободрились — даже несмотря на то, что лишились защиты от дождя и промокли еще больше.

После обеда впереди показалась деревня. Она выглядела необитаемой, но вскоре мы обнаружили, что в ней живет несколько собирателей меда со своим стадом коз.

Глава деревни вышел к нам навстречу. Это был мужчина с прямой спиной, завернутый в накидку изумрудного цвета. Он пригласил нас переночевать в деревне. Мы разгрузили и покормили мулов, а сами, насквозь промокшие и голодные, опустились на землю возле хижин.

По моей просьбе Самсон принялся расспрашивать вождя о горе.

— Мы не поднимаемся туда, — ответил он. — Даже за медом.

— Почему?

— Опасность.

— Вы имеете в виду дьявола?

Вождь не ответил.

— Мы миссионеры, — хвастливо заявил я. — И мы пришли, чтобы низвергнуть дьявола обратно в ад.

Вождь хранил молчание. Я чувствовал, что он жалеет, что пригласил нас к себе в дом, но гостеприимству в Эфиопии придается огромное значение. Не отвечая на вопросы Самсона, он приказал жене приготовить еду для гостей, а затем повел нас в дом, где мы разместились вместе с козами. Сгрудившись у огня, мы пытались высушить одежду. Недостаток армейских вещмешков заключается в том, что они сделаны из брезента, и в дождь все их содержимое намокает. Я вывалил все вещи из одного вещмешка и стал искать чистое белье. Местные жители и сыновья Тадессе с изумлением смотрели, как я перебираю свои пожитки. Они ничего не взяли с собой в дорогу, даже зубной щетки. Я почувствовал себя виноватым, а затем вспомнил о лампе высокого давления, которой мы еще ни разу не пользовались.

Я вручил Тадессе лампу вместе с керосином и попросил зажечь ее. Глаза погонщика мулов повеселели.

Пока готовилась еда, я сунул в брюки банку консервов без этикетки и сказал, что мне нужно в туалет. Затем я вышел на дождь, нашел укромное местечко и открыл банку перочинным ножом. В ней оказался сладкий компот из слив.

Когда я вернулся в хижину, там бились над инструкцией к лампе. Не знаю, кто придумал эти лампы высокого давления, но чтобы зажечь их, нужно быть лауреатом Нобелевской премии по физике. Тадессе разобрал лампу и разложил детали на моем мокром спальном мешке. Когда погонщику в конце концов удалось собрать «головоломку», у него осталось много лишних деталей. Заявив, что это запасные части, Тадессе бросил их в угол. Затем он доверху наполнил бачок керосином и начал нагнетать давление, нажимая на рукоятку. Он качал и качал, пока у него не заболело плечо. Затем он чиркнул спичкой и поднес ее к фитилю.

То, что случилось потом, явилось для нас полной неожиданностью. Лампа выбросила сноп пламени к самой крыше хижины, а затем взорвалась. Вождь закричал, увидев, что его дом горит.

Момент был не из приятных. Мы учинили пожар в доме хозяина — в такой ситуации не хотел бы оказаться ни один гость.

К счастью, дождь просачивался внутрь сквозь соломенную крышу, не давая распространяться огню, и сыновья Тадессе быстро потушили его. Еще одна проблема — ожоги Тадессе. Он всхлипывал, прижав ладони к лицу. Я подошел к нему и силой заставил опустить руки. К моему облегчению, ожоги оказались несерьезными. Меня больше беспокоил тот факт, что теперь мы будем вынуждены сидеть почти в полной темноте.

После ужина Самсон зажег свечу, достал Библию и прочитал нам отрывок из Книги Паралипоменон. Мы сгрудились вокруг дымящего костра рядом с пушистой массой сбившихся в кучу коз. Я слышал плач младенца и шорох непрекращающегося дождя. Самсон выбрал отрывок, в котором рассказывается, как царь Соломон приглашал к себе царицу Савскую. Я свернулся калачиком во влажном спальном мешке и думал о том, как мне повезло, что я повстречал Самсона. У него был дар находить в себе новые таланты. Он был золотоискателем, водителем такси, гидом и посредником. Теперь он стал миссионером, хотя и ненастоящим. Я поблагодарил бога за то, что он послал мне Самсона, и, убаюканный его голосом, уснул.

Проведенное в Англии детство приучило меня к сильным дождям, но они не идут ни в какое сравнение с муссонами на востоке Африки.

В пять утра, поблагодарив вождя, мы тронулись в путь. Я оставил ему немного денег в качестве компенсации за ущерб, нанесенный огнем его хижине. Мулы были навьючены, люди готовы, но ранний подъем и непрекращавшийся дождь не способствовали хорошему настроению. Особенно мрачен был Самсон. Ему пришлось спать под одним тонким нейлоновым одеялом, которое быстро промокло насквозь. Кроме того, из-за боли в животе он вообще не сомкнул глаз. Я подозревал, что это опять глисты. В довершение всех бед его мешок для мусора, переделанный в плащ, расплавился во время пожара, и теперь он лишился защиты от дождя.

Мы покинули деревню еще до рассвета. Я попытался приободрить людей, предположив, что цель уже близка. Тадессе сказал, что ему с сыновьями нужно скорее возвращаться в Беджи — дома ждут неотложные дела. Даже местные жители не высказывали желания продолжить путь. Вскоре Самсон стал хвататься за живот и жаловаться на дождь. Тадессе сердито рявкал на сыновей, а местные жители тащились в конце процессии, низко опустив головы. Пришло время явить небольшое чудо.

Я остановил караван и распаковал один из своих вещмешков. С самого дна я достал стеклянный кувшин средних размеров с прикрепленным к горлышку дозатором. Мои спутники молчали, но явно заинтересовались, что будет дальше. Я попросил их стать в ряд и высунуть языки. Это не вызвало энтузиазма — особенно в сильный дождь. Я сказал, чтобы они доверились мне. Первым подчинился Самсон. Я высыпал на его язык несколько граммов белого порошка и приказал проглотить.

Как только язык Самсона исчез во рту, лицо его просветлело. Он улыбнулся, затем рассмеялся и попросил добавки. Остальным стало завидно, и они выстроились в очередь. Я высыпал немного волшебного порошка на языки Тадессе и его сыновей, а потом и местных жителей. Всем понравилось.

— На вкус как мясо, — сказал Тадессе.

— Очень вкусно! — воскликнул Самсон. — Что это?

Я не стал ничего объяснять, только сообщил, что это волшебный порошок из Перу. Отчасти это было правдой. Я купил порошок в небольшой деревушке Наска в перуанской пустыне. Это был глутамат натрия.

После этого настроение у всех быстро улучшилось. Я ублажал своих спутников, предложив им еще одну порцию порошка. Но им было мало.

Самсон сказал, что его вкус напоминает каи вот, которую готовит его мать в Кебра-Менгисте.

Примерно через час мы добрались до восточного склона Туллу-Валлель. Во время следующей остановки я вновь раздал волшебный порошок и сделал объявление. Я призвал своих спутников быть мужественными и пообещал, что мы победим дьявола и прогоним его из пещеры. Но это уже были другие люди. От страха не осталось и следа. Волшебный глутамат натрия укрепил их дух.

Мы начали восхождение. Хейтер утверждал, что пещера находится у подножия восточного склона. Поэтому, когда мы немного поднялись по склону, я приказал разбиться на пары и искать шахты. Утром никто и не помышлял, чтобы заняться самостоятельными поисками. Но теперь все были бодры и полны энтузиазма. Мы оставили мулов на попечение одного из местных жителей и принялись прочесывать местность.

Поиски длились шесть часов. Приободрив погонщиков мулов, я чувствовал, что нахожусь буквально в двух шагах от шахт Фрэнка Хейтера.

Я пообещал целый мешок волшебного порошка тому, кто найдет пещеру. Но со временем энтузиазм моих спутников стал ослабевать и наконец совсем иссяк. Никакое количество глутамата натрия не могло компенсировать эти жуткие условия. Дождь лил как из ведра, не ослабевая ни на минуту. Вместе с колючими кустами и полчищами клещей он значительно затруднял поиски.

Мои спутники с удовольствием бы сбежали, но бежать было некуда. Поэтому они использовали любую возможность, чтобы пожаловаться на дискомфорт.

В 5. 14 пополудни раздался вопль Тадессе. Такого громкого крика мне еще не приходилось слышать. Мы с Самсоном побежали на голос, спотыкаясь о камни и корни.

— Пещера! Пещера! — кричал погонщик мулов.

— Где?

— Вон там! Вход в пещеру!

Я поблагодарил погонщика и вознаградил дополнительной порцией глутамата натрия. Он облизнул губы и сказал, что это общая заслуга. Пока сыновья Тадессе кормили мулов, мы рассматривали вход в пещеру. Его размеры намного превзошли мои самые смелые ожидания. Я издал радостный возглас и хлопнул Самсона по руке.

Мы нашли его. Мы нашли вход в копи царя Соломона.

Я лихорадочно размышлял. Нам понадобятся веревки, фонарики и металлодетектор. Когда к нам привели мулов, я распаковал один из мешков и достал оттуда нейлоновую веревку. Обвязав себя и Самсона, я заявил, что дальше мы пойдем одни, а остальные будут постепенно разматывать веревку. Такое распределение обязанностей было воспринято с энтузиазмом, поскольку ни у кого не возникло желания поменяться с нами ролями. Тадессе спросил, для чего нам металлодетектор. Я ответил, что это специальный прибор, который помогает определить местонахождение дьявола. Самсон сказал, что в фонариках сели батарейки, а пользоваться керосиновой лампой рискованно. Я задумался и задал себе вопрос, как поступил бы на моем месте Генри Мортон Стэнли.

— Нарубите бамбуковых шестов, — приказал я. — Разорвите одеяла и сделайте факелы.

Все принялись за работу. Самсону не понравилось, что рвут его одеяло, но он пожертвовал своим имуществом ради благого дела. Мы намотали ткань на шесты, окунули в керосин и подожгли. Затем я дал Самсону последнюю порцию волшебного порошка, и мы вошли в пещеру.

Дым от факелов потревожил летучих мышей, которые буквально наводнили пещеру. Здесь их были тысячи — совсем как в Диредаве. Наши факелы больше дымили, чем светили, и в нескольких футах впереди уже ничего не было видно.

Я прокладывал путь, а Самсон шел следом, положив мне руку на плечо. Наконец-то, подумал я, мы проникнем в древние шахты. Но футов через двадцать мы уперлись в каменную стену. Пещера внезапно закончилась. Окруженные летучими мышами, мы тщетно пытались найти проход или каменную кладку. Дальше пути не было.