В поисках ковчега Завета: По следам скрижалей Моисея

ГЛАВА 6 МАРИЯ СИОНСКАЯ: МЕСТО КОВЧЕГА

КН рассказывает нам о роскоши небесного Сиона, земным отображением которого является ковчег. Текст дает нам понять, что священный объект — всего лишь копия, но он наполнен святостью, как и его оригинал. Ковчег (Seyon tabota hegg — Сион ковчега закона) был создан в "самом начале, когда Бог установил небеса". Ему "было предназначено стать вместилищем божественной славы на земле", и именно поэтому он был принесен вниз, чтобы Моисей смог сделать "его подобие":

И небесный, духовный [оригинал] внутри него разных цветов, и труд этот прекрасен, и напоминает он яшму, и камень сверкающий, и топаз, и камень гиацинт, и кристалл, и свет, и невозможно оторваться, увидев его, и поражает он разум, и удивляет чудесами; сделан он был духом Господним, а не руками ремесленника, человека, но Он сам создал его для вместилища славы своей. Это вещь духа, и полна она сострадания: это вещь небес, и полна она света; это вещь свободы и жизни божественного разума, дом которого небо, но сила которого на земле, и обитает он среди людей и среди ангелов, город спасения человеческого, и пространство Духа Святого.

КН 17

Истинный ковчег, с точки зрения составителей КН, это не ковчег Моисея, Соломона или Давида, но невыразимое божественное присутствие с начала времен. В Аксуме, как говорит эфиопская церковь, "лежит копия этого небесной невыразимости", сделанная Моисеем под божественным руководством. Перенос этого объекта из Иерусалима в Аксум, переход царства из Израиля в Эфиопию дает знать всем, что именно эфиопские правители выше всех остальных царей земли.

Современная церковь Марии Сионской — это последний потомок многих зданий, построенных на этом самом месте. Несмотря на тенденцию называть ее не иначе как "великим собором", современное строение представляет собой довольно скромную каменную постройку, по размерам слегка превышающую обычную приходскую церковь. Хотя традиция возводит ее историю чуть ли не к античности, она относится к середине XVII века, причем в позднее время это здание было радикально перестроено. Церковь была восстановлена из руин гораздо большего здания на деньги императора Фасилада и его матери, Валд Саалы, и освящена в 1655 году в присутствии принцессы Йодит, дочери Фасилада. Позже она была перестроена по приказу Иясу II, посетившего Аксум в 1750 году.

У церкви были предшественники. Некоторые из них действительно были большими и роскошными для своего времени. Обозначение "собор" использовалось, чтобы подчеркнуть их значимость, со времен Фрументия высший церковный титул в данной местности звучал как "епископ аксумитов", преемники же первого епископа называли себя "митрополитами Аксума", так что можно утверждать, что их церковь была главной в этой области. Церковь Марии Сионской также известна как первая христианская церковь Эфиопии. Со временем она потеряла свою епископальную значимость, так как верховные священники были далеко от Аксума, в Адефе/Лалибеле, или сопровождали императоров в их непрестанных разъездах по стране в походных церквях. Даже с подъемом Гондара с его знаменитыми 44 церквями, когда церковные сановники жили в собственном квартале, или в собственных землях, и после постройки Аддис-Абебы с ее храмом Святой Троицы для большинства эфиопов церковь Аксума оставалась самой почитаемой.

Внутреннее убранство прославленного прямоугольного строения "старой" церкви, названного так, чтобы отличать его от новой круглой постройки, сооруженной при последнем императоре, разочаровывает. Оно не поражает нас изысканностью архитектуры, должным содержанием или декором. Нищета и равнодушие свели на "нет" всю возможную роскошь, которая здесь была. Доктор Понсе, что достаточно странно для француза времен Людовика XIV и Версаля, описывал ее как "великолепную церковь, самую прекрасную и большую, что я видел в Эфиопии"[126]. Семьдесят лет спустя Джеймс Брюс, после реставрации Иясу II, смотрел на церковь Марии Сионской с пренебрежением: "маленькое, жалкое строение, очень плохо содержащееся и переполненное птичьим пометом"[127]. Генри Солт, постоянно критиковавший Брюса, решил реабилитировать это место, которое он видел в 1805 году, заявив, что Брюс "совершенно несправедливо недооценил ее, так как… ей нет равных в Тигре (если не считать Челикута) по размерам, богатству и святости"[128]. Комб и Тамисье также видели церковь в 1835 году, и хотя и признали ее самой выдающейся в Абиссинии, но заметили, что Солт был несколько неумерен в своих похвалах, а Брюс был ближе к истине — это было здание "больше похожее на обычный сарай". Тем не менее из-за своего легендарного прошлого и предполагаемого обладания ковчегом Завета и скрижалями Моисея, она становится самой святой церковью в Эфиопии, этой стране, переполненной церквями.

К сожалению, подобная слава не пробудила в духовенстве Аксума желания узнать побольше о церковной истории. Скорее, как и в случае с Храмовой горой в Иерусалиме, хотя там проблемы возникают из-за взаимного пересечения различных религий, они культивируют исключительность, не давая проводить археологические раскопки в окрестностях церкви. В обоих случаях в этих местах, где только археология может реально прояснить ситуацию, религиозная активность ставит палки в колеса прогрессу исторического знания. В Аксуме запреты на короткое время были отменены при сооружении новой часовни скрижалей Моисея. Анри де Контенсону и Франсису Анфраю было выдано разрешение на проведение раскопок, которые до сих пор видны и открыты для всех желающих, но только к северу от церкви. Эта работа была воистину вдохновляющей и дала немало материалов по истории данного места. Как и ожидалось, они полностью противоречили тому, что говорилось в "Книге Аксума". В ней мы читаем:

В третий раз она была построена Абрехой и Асбехой [на месте], где [сейчас] расположено святилище собора Аксума. Ее основание было ознаменовано чудесами, так как там было озеро, и святые цари Абреха и Асбеха взобрались на гору Мекиада Эгзнэна, и взмолились Господу, чтобы он указал им место, на котором надо строить собор, И спустился Господь с небес и встал перед ними, и взял землю, и бросил ее туда, где она теперь, и на вершине того места стояла колонна света. Здесь они выстроили святилище, стоит оно и по сей день[129].

Хотя последняя фраза напоминает нам отрывок из Третьей книги Царств, где автор использует те же самые выражения, описывая помещение ковчега в святилище, составитель эфиопского текста здесь о ковчеге не упоминает.

Церковь Марии Сионской сегодня, несмотря на изначальную привлекательность древних камней, зрелище достаточно обескураживающее. Здесь превалирует совершенно недружелюбное отношение к посетителям, хотя церкви очень нужны деньги, которые могут ей дать туристы. Популяризация Грэмом Хэнкоком Аксума и его церкви привлекла много интересующихся, большинство которых крайне неуклюже пытаются разузнать что-либо о ковчеге. Иностранцев сейчас держат подальше от часовни скрижалей Моисея и охрана здесь усилена. Женщин внутрь не допускают в любом случае. Это половое разделение превалирует, так как старая церковь до сих пор считается монастырем, и женщинам туда вход воспрещен, хотя они могут пройти в круглую новую церковь по соседству. Если верить Альваресу, то в 1520-х годах проход был еще более строгим: "ни женщины, ни паства не могут пройти в церковь или получить причастие". Она была только раз открыта для женщин, как утверждает Мануэль де Алмейда, во время португальского католицизма.

В прошлом церковь Марии Сионской обладала важной привилегией убежища. Например, в "Книге Аксума" есть документ, написанный "священниками Аксума", восхваляющий правителя Тигре,

…повелителя из повелителей, сильнейшего из сильнейших генерала Валда Селасси, что попирает мир ногами силы своей. Если кто не преклонится перед ним, то дом его будет разрушен, а посевы разграблены. Аминь!

В тексте описывается военная кампания и при упоминании области Валдебба говорится, что она подобна "первому городу безопасности" (то есть церкви Марии Сионской). Также уточняется, что тот, кто пришел искать здесь укрытия, может не уходить, ибо "место это подобно Сиону". В дальнейшем проясняются и причины столь неумеренного восхваления Валда Селасси. Он приехал в Аксум, провел здесь ночь, молясь в святилище, а наутро объявил: "Я оставляю все земельные владения, которые предыдущие цари дали вам, а я отобрал"[130].

Сколько же лет этой церкви? Ее древнее происхождение не оспаривается как в старых эфиопских источниках, так и в современных работах. Этого можно ожидать от эфиопских документов, которые всегда рады подчеркнуть традицию, но ведь данный аспект не самый весомый повод для истины. Далее я покажу неточности в истории знаменитой церкви, которые стали общим местом как в древних сочинениях, так и в современных работах.

Никаких надежных свидетельств существования церкви в аксумскую эпоху не сохранилось. Но множество современных ученых без колебаний принимают данную версию и пишут, что "самое знаменитое прямоугольное святилище — это церковь Марии Сионской в Аксуме, известная с VI века"[131]. На самом деле эта дата дается ей только в легендах гораздо более позднего периода. Подобное единодушие, в реальности в значительной степени иллюзорное, позволило Грэму Хэнкоку утверждать, что

…начало сооружения церкви Святой Марии относится к 372 году н. э., то есть перед нами самая древняя христианская церковь в этой области. Великолепная базилика с самого основания была самым сакральным местом Эфиопии, так как была построена как место хранения ковчега Завета"[132].

Эта цитата отображает стандартное мнение, но нет ни единого свидетельства, подтверждающего хоть одну деталь данного утверждения.

Церковь Марии Сионской ассоциировалась с церковью апостолов горы Сион VI века:

В "Книге Аксума" записано: "…царь Калеб Элла Асбе-ха построил большой собор в Аксуме, алтарь которого был освящен в честь "Нашей матери, Сиона". По планировке собор походил на церковь Сиона в Иерусалиме, выстроенную на горе Сион в 340 году, традиционном месте Тайной Вечери. В 518 году пилигрим, побывавший в Иерусалиме, описывал ее как "священный Сион, мать всех церквей", и собор в Аксуме был построен по ее образу и подобию. Элла Асбеха также известен как Калеб, а это имя говорит нам об израильском лидере, почитающем Господа "всем своим сердцем" (Числ. 14:24,25), и хотя другая эфиопская традиция говорит, что Эзана построил собор, навряд ли Эзана или Фрументий могли задумать здание церкви, столь сильно преднамеренно напоминавшее копию церкви Сиона. Их современник, Сирил Иерусалимский (351–386), первым учил, что земной город Иерусалим был священным городом, и таким образом положил основание паломничеству в Иерусалим и культу святых мест.

Согласно эфиопской традиции, Калеб около 540 года ушел в монастырь Аббы Панталеона, одного из Девяти святых, близ Аксума. Когда он приобщился к монастырской жизни, то послал экспедицию в Иерусалим, чтобы повесить свою корону у дверей могилы храма Гроба Господня. Этот дар доказывал преемственность его любви к священному городу, которую он уже показал освящением собора в Аксуме в честь Марии Сионской"[133].

Может ли это дать нам надежное свидетельство освящения церкви Марии Сионской? Скорее всего, нет. Приведенная здесь эфиопская информация происходит из поздних источников. Можно поставить под сомнение даже столь раннее посвящение Сиону, ведь оно следует традиции, зафиксированной уже после широкого распространения и принятия истории КН, с ее сильным акцентом на все, касающееся Сиона.

Ссылаясь на "Книгу Аксума", мы должны помнить, что данный документ — это компиляция, написанная спустя тысячелетие после приведенной в ней даты основания и освящения церкви. Археологический анализ показал, что она абсолютно неверна в деталях, касающихся основания церкви, и к остальному тексту надо подходить с таким же отношением. "Книга Аксума" дошла до нас в очень поздних списках, в составе манускриптов КН. Перо Паис цитирует очень маленький кусочек из более ранней версии, которую он видел. К счастью, его достаточно, чтобы быть уверенным, что описание церкви существовало уже в начале XVII века, до сооружения здания императора Фасилада, но спустя несколько десятилетий после того, как Сарса Денгель выстроил новую церковь на месте руин старой, разрушенной Гранем. Это событие отмечено в хронологическом списке "Книги Аксума" 236 годом Милосердия (1584–1585 год н. э.).

Рассматривая подробно текст "Книги Аксума", мы выясняем, что Калеб Элла Асбеха не описывается как основатель церкви. В этом качестве данный источник называет легендарных царей Абреху и Асбеху, обращенных Фрументием в христианство еще в IV веке. Ученые обычно отождествляют их не с Калебом Элла Асбехой, а с его предшественниками, жившими за два века до того, царем Эзаной и его братом Сазаной. Существуют убедительные доказательства, надписи, монеты и запись патриарха Афанасия Александрийского, упоминающего Эзану, Сазану и Фрументия вместе, где говорится, что Эзана крестился примерно в 340 году н. э.

Скорее всего, церковь была построена вскоре после обращения царя Эзаны. Церковный летописец Руфин предполагает, что в результате стараний епископа Фрументия "христианские народы и церкви появились в разных концах Индии [Эфиопии], и священство началось". Неприятие Мэрилин Хельдман идеи строительства Эзаной первой церкви обосновывается на странном предположении, что христианство не стало официальной религией Аксума до правления Калеба. Данное утверждение разбивается наголо доказательством, которое она не приняла во внимание в своем исследовании. Христианская символика встречается на монетах всех царей Аксума, начиная с Эзаны. Оказывается, Хельдман поддерживает мнение, что под именами "Абрехи и Асбехи" в "Книге Аксума" на самом деле подразумевается Калеб Элла Асбеха, тогда как Эзана относится к "другой эфиопской традиции". Но это одна и та же традиция, только по-разному интерпретируемая. На самом деле источники вообще не упоминают Эзану. Великое событие его правления, христианизация, во всех эфиопских манускриптах приписывается Абрехе и Асбехе, имена которых появляются в перечне царей, и их отделяет от Калеба несколько поколений. Имя Эзаны было полностью забыто до XIX века, когда англичанин Генри Солт впервые увидел его на греческой надписи в Аксуме.

Сравнение между уничтоженной церковью Сиона в Иерусалиме и разрушенной церковью Марии Сионской мало что дает. Касательно первой, у нас есть отчет археологической экспедиции XIX века с довольно скудными результатами и "армянская путеводная книга, основа которой датируется седьмым веком"[134]. По второй версии, у нас есть измерения современной платформы или террасы, без раскопок, и пара двусмысленных замечаний в "Книге Аксума", Разумеется, этого недостаточно. Нужно полноценное археологическое исследование размеров различных церквей, стоявших на месте нынешней.

Хотя нам недостает образцов текста "Книги Аксума", датирующихся раньше XVII века, но можно предположить, что, когда она описывает церковь, имеется в виду большое, старое здание, разрушенное Ахмадом Гранем в 1535 году. С первого взгляда, такая атрибутация кажется логичной. Множество колонн, и особенно "головы обезьян", выступающие закругленные концы балок, столь характерные для эфиопской архитектуры, вызывают в памяти весомые постройки из дерева и камня аксумской эпохи, очень сильно отличающиеся от гораздо меньших по размеру гондарских церквей, что стоят на руинах прежнего здания (и частично включают их в себя). Если данный раздел "Книги Аксума" действительно описывает эту раннюю церковь, то его первоисточник вполне может датироваться ранее 1535 года.

Но в этой части книги также перечисляются праздники и заслуги царей, что сразу изменяет нашу датировку на более позднюю. Одна из глав вообще датируется 1824 годом. К тому же некоторые детали описания церкви выглядят, прямо скажем, странно. Да, перед нами предстает здание старого аксумского стиля, но что это за здание… 461 кедровая дверь, 168 окон, 780 mankuraeker ("колес", скорее всего арок, хотя есть и 10 "радуг"), не говоря уже о 3815 "обезьяньих головах"? Это, по крайней мере, преувеличение. Бакстон и Мэтью пытались включить все эти детали в планировку здания, но получилось у них не слишком убедительно[135]. Взглянув на Бета Эммануэль или Бета Медхан Алеем в Лалибеле, самые впечатляющие церковные постройки аксумской традиции, мы сразу можем понять, что церковь в Аксуме превосходила их в десятки раз. А приведенное количество дверей просто невозможно в церкви любой эпохи. В большинстве эфиопских церквей их всего лишь три.

Как же нам объяснить эти цифры? Разумеется, мы не можем говорить здесь о каком-либо реально существовавшем здании. В этом описании присутствует сильный мифический элемент, и текст, скорее всего, представляет собой совмещение образа восстановленной, достаточно скромной церкви Сарса Денгеля, с воспоминаниями о старом здании. Этим объясняются различные моменты стиля ("головы обезьян", арки и так далее), так как, согласно португальским источникам, стены разрушенной церкви стояли еще долго после пожара. Таким образом, строение Сарса Денгеля было возведено внутри каркаса гораздо большей по размерам старой церкви. Десятилетиями эти руины были символом былой славы, и естественно, что в памяти людей знание об ушедшей роскоши священного Сиона обросла огромным количеством совершенно фантастических подробностей.

Иными словами, данное описание ничего не говорит нам о реальных размерах рассматриваемого здания, а только о времени постройки. Интересно, что в тексте нам встречаются два разных указания ширины, 92 элла с севера на юг (1 элл = 113 см) и 53 элла в ширину. Можно ли предположить, что эти две цифры говорят нам не об одном здании, а о двух, стоявших во времена Сарса Денгеля? Одна цифра говорит об императорской маленькой церкви, другая — о разрушенных стенах старой постройки. Эта ситуация совершенно ясно указана у Алмейды.

В некотором роде попытки Бакстона и Мэтью восстановить церковь на бумаге не пропали даром. В своих планах и предположениях, основанных на известных аксумских архитектурных формах, современном, но некомпетентном описании Альвареса, гиперболизированной мечте о прошлом "Книги Аксума" и шатком теоретическом сравнении с церковью Искупителя в Лалибеле, они создали чудесное строение, реально никогда не существовавшее. Действительность похоронена в Аксуме и может быть открыта только археологическими методами.

Хотя Мэрилин Хельдман и не принимает версию о том, что церковь Марии Сионской могла быть построена Эзаной и Фрументием по образу церкви Сиона, она предполагает в той же самой книге, что "первоначальная церковь, с ее пятью проходами, могла повторять храм Гроба Господня или один из великих соборов Константинополя"[136]. Все они были построены раньше церкви Сиона. Но необходимость поиска образца с пятью проходами базируется на допущении, что такая церковь, описанная в 1520 году, была первой, построенной царем Эзаной или царем Калебом, Сами эфиопы, в Аксуме, рассказывают, как в X веке царица Гудит уничтожила древнее здание и царь Анбаса Вудем восстановил его. Они показывают раскопанные останки строения под фундаментом современной церкви. Эти руины действительно принадлежат к более ранним аксумским постройкам, но интересно, что местные легенды творят о разрушении старой церкви за полтысячелетия до прихода Ахмада Граня в 1535 году.

Даже если первоначальная конструкция имела пять проходов и была построена Эзаной, это еще не повод сбрасывать со счетов местную архитектуру. Недалеко в Йехе до сих пор стоит великолепный храм Ильмука. Как показали современные раскопки, портик шести колонн вел в главную прямоугольную залу, где более широкий неф обрамлялся двумя приделами, все пространство делилось на четыре ряда по три колонны в каждом со святилищем в конце зала. Таким образом, в данном строении было пять проходов. Позже в храме была построена крестильная, и он стал насчитывать пять приделов. Еще позднее, внутри него была построена маленькая церковь одного из Девяти святых, Абба Афсе. Мы не знаем, когда были убраны колонны, а сам храм стал нелюбим верой. Может быть, это было при Эзане, первом христианском царе Эфиопии? Уже тогда это здание имело тысячелетнюю историю, и мы не знаем, было ли оно культовым центром поздних богов Аксума, или его просто забросили ради других целей. В любом случае мы не можем исключать того варианта, что колонны еще стояли во времена Эзаны, и когда он решил построить дом для нового божества, то взял пример в своей собственной стране. Еще более близки времени Эзаны, хотя мы и не имеем точной даты, 28 колонных залов дворца Аксума, прозванных "Enda Se’mon", открытых немецкой экспедицией. В них тоже было пять проходов, четыре ряда колонн по семь в каждом.

Уникальная местная аксумская архитектура была хорошо развита уже во времена Эзаны. Ни один монарх Аксума не искал каких-либо внешних примеров для архитектурного вдохновения. Некоторые, разумеется, делали это, как мы можем видеть из апсидально-базиликальной формы других церквей, но это не должно приводить нас к выводу, что подобные действия были традицией с самых давних времен. Исходя из археологических данных, мы можем видеть, что внешние формы церквей были аксумскими, и даже внутреннее убранство было сделано по образцу "дворцовых" зданий. Только в конструкции апсид были сделаны инновации, так как со временем они стали крайне важны для религиозных ритуалов. То, что дошло до нас от ранних строений церкви Марии Сионской, включая сохранившийся фундамент, несомненно, несет на себе следы аксумской архитектуры. Почему же внутренняя отделка должна была быть другой?

Истина заключается в том, что нам недостает информации о церкви Марии Сионской во время всего ее существования до 1520 года, когда появилось описание Альвареса, если не считать случайных и кратких упоминаний в эфиопских и зарубежных источниках, которые не слишком меняют ситуацию. С 1400-х годов есть указания на то, что она была богато украшена и очень значима. Естественно, что-то можно узнать из материалов археологических раскопок и из останков аксумских стен. Что же они говорят нам? Только то, что это здание, скорее всего, было локального использования, стояло на месте нынешней церкви еще в дохристианские времена, на этом же месте соорудили еще одну постройку уже во времена Аксума, но задолго до истории царицы Гудит и Анбаса Вудема. Мы даже не можем сказать с уверенностью, что оно использовалось для религиозных целей. На вершине этих останков стоит современное сооружение, воплощая по крайней мере две строительные фазы, одну аксумской эпохи, другую — церкви Сарса Денгеля, перестроенную Фасиладом, Иясу II и так далее. То есть у нас есть свидетельства по меньшей мере о шести постройках, не считая реставраций. Археологический потенциал этого места огромен, но какую-либо информацию можно получить только с разрешением на раскопки. Подобная возможность представляется мне весьма слабой, если учитывать отношение духовенства Аксума к современным исследованиям.

Главной темой исследования Хельдман является вопрос освящения рассматриваемой церкви. Если она была названа в честь церкви Сиона в Иерусалиме во время правления Калеба, это, разумеется, не подразумевает, что уже тогда существовала легенда об эфиопском ковчеге. Но если мы найдем свидетельства того, что церковь была освящена в честь Марии Сионской в начале своей истории, то это даст нам возможность говорить о достаточно раннем появлении вышеозначенной легенды.

В выдержках, приводимых мною из монографии Хельдман, скачок от возможного освящения в честь "Сиона" к совершенно отличающемуся от него освящению в честь "Марии Сионской" практически не объяснен. Это просто принято как данность. Церковь Сиона имела славу первой в мире и потому носила имя "матери всех церквей", распространенное вплоть до IV века. Она была связана с Тайной Вечерей, Троицей и Марией, и многие верили, что Дева жила и умерла здесь, в доме святого Иоанна. Церковь не была освящена в честь Сиона. Она всего лишь была построена на горе Сион "в честь Господа и его святой Матери", как говорит нам источник примерно 1100 года. В другом документе той же эпохи мы находим упоминание, что Мать Бога умерла здесь "и отсюда происходит имя церкви", а в третьем просто утверждается, что церковь была названа "Святой Марией горы Сион, где Благословенная Дева физически умерла"[137]. Но эти тексты относятся к более позднему времени. Была ли церковь горы Сион освящена в честь Девы Марии с самых ранних пор? И что более важно для нас, если это было так, есть ли какие-нибудь свидетельства того, что эта символика перешла в Эфиопию во времена Эзаны или Калеба?

Так получилось, что мы не знаем посвящений церквей аксумского периода. Запись царя Калеба в летописях VI века отмечает сооружение святого места (maqdas) в Химьяре и продолжается фразой: "Я построил его gabaz и освятил его силой Господа нашего". Церковь Марии очень часто зовется gabaza Aksum, "собором", буквально, хранителем Аксума. Очень хочется предположить, что Калеб мог построить церковь своей столицы, используя трофеи своей победы в Химьяре. Но частично уничтоженная надпись вполне может иметь в виду и другой собор, даже тот, что был уничтожен Юсуфом в Химьяре. В любом случае этот источник не дает нам никакого свидетельства о двух важных компонентах освящения, Марии или Сионе.

Как и везде, эфиопские теологи в свое время отождествляли ковчег Завета, содержащий Закон, с Марией, символическим "ковчегом", что хранил новый закон, Христа. В Эфиопии сам ковчег обозначался именем Сион. Но так и не было установлено, что эта связь между ковчегом и Марией была частью эфиопской веры.

Странно то, что самое раннее упоминание имени Марии в связи с Аксумом можно найти в мусульманском хадисе, датированном IX веком. Это была одна из бесконечных историй, рассказывающая о жизни пророка Мухаммеда, некоторые из которых принимались благодаря силе иснада, то есть цепи передачи: А услышал от Б, который услышал от С, и так до человека, предположительно бывшего свидетелем описанных событий. Хадисы известны своей ненадежностью, часто они не более чем легенда или даже слух. Тысячи из них отвергаются мусульманскими учеными, когда замечается погрешность в иснаде, аль-Бухари (около 810–870) сократил их число с 600 000 до 7000, которые он считал приемлемыми. В этом хадисе Мухаммед слушает рассказ своей жены об Абиссинии, где он когда-то жил в изгнании.

Хадис был записан Ахмедом ибн Хаджаром аль-Асклани (ум. в 1448–1449 году) в своем рассуждении, посвященном хадисам, приписываемым аль-Бухари. В нем рассказывается, как жена пророка Айша говорила, что другая его жена видела в стране Хабаша, в церкви Марии, картины и статуи. Пророк ответил ей: "Эти люди, когда умирает их праведник, строят дом молитв на месте его могилы и вешают там картины. Они плохие люди среди рабов Божьих". В другом хадисе приводится следующая сентенция Мухаммеда: "Аллах проклял евреев и христиан, которые превращают могилы своих праведников в мечети".

О чем же говорит данное свидетельство? Европейские авторы предлагали различные варианты толкования данного хадиса, превратив его в нечто гораздо более определенное, чем он на самом деле является. Это не доказывает, что имя Марии действительно использовалось при упоминании главной церкви Аксума при жизни Мухаммеда (он умер, согласно официальной истории, в 632 году). Этот документ вообще не упоминает Аксум. Он говорит нам только о том, что записавший этот хадис в IX веке, через два столетия после описанных событий, приписывал подобное освящение какой-то абиссинской церкви. Если эта история верна, то это может быть Аксум, а может и не быть. Страна полна церквями, и у нас нет доказательств, что одна из жен Мухаммеда жила в Аксуме, так же как и того, что Аксум был столицей во время изгнания первых мусульман в Эфиопию. Беглецы могли жить в Адулисе или в каком-либо другом месте, выбранном царем или его чиновниками. Аксумские церкви существовали в этот период в Адулисе, в Матаре, и есть свидетельства о еще большем количестве нераскопанных церквей как в Эритрее, так и аксумской области Эфиопии. Даже в Аксуме существовало совершенно точно несколько церквей, и мы не можем быть уверены, что только самая большая из них была освящена в честь Марии. Земельные пожалования "Книги Аксума", которые именуют церковь "наша мать Сион, хранительница Аксума", бесценны с точки зрения датировки и приписываются легендарному царю Анбасу Вудему. "Табот Сиона" и церковь Дабра Сион, постройка которых относится к временам Загве житием Наакуто-Лааба XV века, дают нам еще более интересные свидетельства. Слово "Сион" появляется, хотя и редко, в документах эпохи Загве, которые могут считаться подлинными. Титул "qaysa gabaz Seyon", встречающийся в копиях земельных пожалований Лалибелы, подтверждает использование данного термина в летописях, по крайней мере со времен Загве. Но до сих пор у нас нет никаких указаний на существование некоей церкви "Сиона" в Аксуме.

В одно время с царствованием Загве, в Святой земле имя святой Марии Сионской было присвоено ряду латинских общинных владений, расположенных на горе Сион. Так была названа часовня Восхождения Марии, а уже от этого пошло название и всей остальной территории. Иоанн Фока в XII веке говорит о церкви на горе Сион как о "святом Сионе, матери всех церквей". Предполагается, что именно эта формула была принята на вооружение в Эфиопии для обозначения церкви Марии Сионской в Аксуме.

Самые ранние свидетельства посвящения "Сиону" церкви, которая могла быть в Аксуме, относятся ко времени династии Соломонидов, особенно к правлению Амда Сиона. В этот период "Сион" мог быть термином, обозначавшим царство Хабаш, а фраза "церковь Сиона" была включена египетскими мамелюкскими чиновниками в титулатуру царя. Данный термин достаточно двойственен. Он действительно может обозначать церковь Аксума, которую летописи Амда Сиона упоминают не раз, недвусмысленно называя ее gabaza Aksum, "собором" Аксума, но, к сожалению, не давая нам какой-либо дополнительной информации касательно ее освящения. Или он может обозначать царство Хабаш. Предполагается, что именно в это время хранитель Йисхак перевел КН, но здесь она не может нам помочь, так как не говорит об Аксуме, его церкви, а только о мифическом городе царицы Македы, Дабра Македа.

Может ли часть имени царя Йигба Сиона, правившего в Эфиопии с 1285 года, подсказать нам, что освящение церкви состоялось в начале власти Соломонидов? Это имя встречается в копии пожалования XVI века, которую можно найти в "Золотом Евангелии" Дабра Либаноса, предположительно датирующемся временем правления Йекуно Амлака. Йигба Сион презентуется как ma’ekala bahr, чиновник высочайшего положения, следующий сразу за королем. Скорее всего, это был сын Йекуно Амлака, который, по восшествии на престол, принял имя Соломона. Возможно, церковь Марии Сионской в Аксуме, древней имперской столице и первом христианском центре Эфиопии, вызывала определенный интерес среди правителей новой династии. Подобные чувства могли повлечь за собой реинститулизацию церкви как сакрального центра, а Йигба Сион мог принять это имя в качестве выражения уважения к наследию предков. С другой стороны, имя Сион могло отражать всего лишь хорошо известные монархические интересы к Иерусалиму. Письмо Йигба Сиона к эфиопским монахам в Иерусалиме сохранилось в арабских летописях.

Земельное пожалование царя Сайфа Арада упоминает имя gabaza Aksum вместе с хвалой Марии. Есть и еще одно, в "Книге Аксума", датирующееся примерно 1352 годом, передающее земли монастырю Маданина Эгзиэ. В нем можно встретить запись о даровании места по имени Бета Сион, "дом Сиона", в Сараве. Если только это не позднейшая вставка, то тогда мы можем предполагать, что уже в середине XIV века недалеко к северу от Аксума существовала церковь, носившая имя Сиона. Текст XIX века, перечисляющий монашеские генеалогии, среди преемников святого Такла Хай-манота называет некоего Йемселанне Эгзиэ из Сараве Бета Сиона.

Внук Сайфа Арада, Зара Якоб, установил около тридцати новых религиозных праздников, посвященных Марии, и всемерно способствовал укреплению ее культа. Он также даровал земельные владения "нашей матери Сиону, собору Аксума", "дабы почтить память моей Девы Марии". Копия этого земельного пожалования, пожалуй, является первым достоверным источником, упоминающим вместе имена Марии и Сиона Аксума, спустя 1100 лет после ее предполагаемого основания, хотя и она дошла до нас только в позднем списке.

Упоминания Сиона в правление Зара Якоба были достаточно часты. "Для величия Сиона" разбрасывал царь золото в день своей коронации. Он способствовал установлению обычая носить нагрудные иконки Девы Марии, и на одной из дошедших до нас можно видеть слова: "Силой Сиона". Именно в правление Зара Якоба, говорится в "Чудесах Марии", царь получил письмо от коптского патриарха Иоанна XI (1428–1452), где рассказывалось о сожжении монастыря Дабра Метмака в Египте султаном Барсбеем: "Плачьте по нам, о правоверный народ Эфиопии, по нашей погубленной славе! Плачь за нас, за нашу матерь Сион, что вскормила нас на своей груди, и напоила нас своим ароматом"[138]. Здесь явно имеется в виду Мария.

Подводя итоги, мы не находим ни одного серьезного источника, подтверждающего освящение церкви Аксума в честь Марии Сионской с самых ранних пор. У нас нет каких-либо поводов сомневаться в том, что царь Эзана или Фрументий могли освятить церковь именем Марии, но, к сожалению, свидетельство мусульманского хадиса IX века не может быть с полной уверенностью отнесено именно к церкви в Аксуме. Этот факт подтверждается только во время правления Сайфа Арада, но окончательную надежность нам внушают лишь свидетельства эпохи Зара Якоба.

Первое европейское упоминание освящения в честь Марии встречается после 1450 года. Доминиканец Пьетро Ранцано, скорее всего получивший эту информацию от Пьетро Рамбуло, посланника эфиопского императора в Италии, которого он встретил в 1450 году, добавляет к описанию церкви в Аксуме освящение ее в честь Девы Марии[139].

Какие еще мы можем сделать выводы из того значения, что придавалось Марии в Эфиопии со времен Сайфа Арада? КН, кроме того, что несколько раз называет ее "нашей Девой Марией, подобием небесного Сиона" (КН 95,11,17), постоянно упоминает о ней. Было ли это результатом работы группы клириков Аксума, проведенной под руководством хранителя Йисхака, во времена Амда Сиона?

Подобные же изъявления почтения пронизывают такие труды, как "Машафа Берхам", авторство которого приписывается самому Зара Якобу. Здесь нам говорят, что "ковчег — это отображение чрева Марии… каменные скрижали — подобия ее грудей, ковчег Закона — это отражение ее чрева, скиния — всего тела". В другом месте говорится, что "скрижали, на которых написаны Десять заповедей, — это символ Марии, девственницы разумом и телом, чистою душой". Дальнейший текст, приписываемый императору, цитирует девятую главу Послания к евреям:

И получил он [Моисей] из рук Господа скрижали Закона (sellata hegg), на которых были написаны Десять заповедей. И приказал Господь ему сделать золотой Табот, дабы мог положить он их в него. И был тот Табот как Мария, а скрижали как чрево ее, а Десять заповедей как Сын ее, кто есть Слово Отца Его. Павел видел Марию в реальности своими собственными глазами. Он уподобил ее скинии Моисеевой. И сказал о ней: "За второю же завесой была скиния, называемая "святое святых", имевшая золотую кадильницу и обложенный со всех сторон золотом ковчег Завета (tabot)"[140].

Если отнести датировку этих текстов ко времени правления Зара Якоба, а также вспомнить о том, что к этому же периоду относится одновременное упоминание имен Марии и Сиона, "возрожденная" процедура коронации в Аксуме, установленная Зара Якобом, его трехлетнее пребывание здесь и сохранившееся законодательство, то вырисовывается крайне интересная картина. Могли ли те части КН, что повествуют о Марии, быть созданы и добавлены к основному тексту во время реформ Зара Якоба или даже при правлении Давида I, который также укреплял достаточно новый для Эфиопии культ? Он "был ответственен за тот гигантский шаг, что проделала Эфиопия в своем почитании Девы Марии"[141]. Процитированные мной выдержки из "Славы Царей" вполне соответствуют этому религиозно-политическому тренду, не существовавшему во время ее потенциального создания. Таким образом, добавление всех подробностей, связанных с Марией, становится частью тех постоянных перемен, которым подвергался текст КН.

КН просто вопиюще уклончива, когда в ней ведется речь о приходе ковчега в Эфиопию с Эбна Лахакимом. Правда, рассказы о путешествиях торговца Тамрина и царицы Савской в Иерусалим немногим отличаются. Более подробное описание появляется в других источниках, например в житии Маркоревоса[142]. Путь из Эфиопии в Иерусалим был известен паломникам и в более позднее время.

Тамрин просто "отправился" в путешествие, и более никаких подробностей об этом не сказано, хотя говорится, что у него были верблюды и корабли. Он должен был привезти "все, что только пожелает, из аравийской страны" (КН 17), то есть, по крайней мере, пересечь Красное море. Затем, вдохновленная необыкновенными отзывами Тамрина о царе Соломоне, царица сама решила совершить путешествие, нагрузила верблюдов, мулов и ослов, "отправилась в путь, нигде не останавливаясь…" (КН 24). На обратной дороге царская процессия включала все возможные в то время виды транспорта, и даже некоторые невозможные: "верблюды и повозки, числом шесть тысяч… и повозки, что могли ехать по пустыне, и корабли, которые могли плавать по морю и летать в воздухе…" (КН 30). По пути на юг царице пришлось остановиться и родить в стране Бала Задисарайя (КН 32), которую сейчас принято считать городом Азит-Бела, на реке Май-Бела. После рождения Байна Лехкема (Эбна Лахакима) царица продолжила свой путь домой.

Когда Эбна Лахаким отправился в Иерусалим увидеть своего отца, то единственная подробность, которую мы знаем о его путешествии, — это остановка в Газе, "стране его матери" (КН 33–34). По возвращении со всей своей свитой и украденным ковчегом, он был окружен повозками, лошадьми и мулами. При помощи архангела Михаила все это летело над землей. Они передвигались "подобно кораблю в море при попутном ветре, подобно летучей мыши в воздухе, когда снедаемая голодом, она готова пожрать своих сородичей, подобно орлу, парящему высоко над небом" (КН 54). Эбна Лахаким, не знавший, что ковчег с ними, не заметил ничего сверхъестественного в таком способе передвижения. Процессия достигла Газы, а на следующий день уже вошла в Месрин в Египте (в реальности этот путь занимает 13 дней). Затем они дошли "до вод Эфиопии… текущих из Эфиопии в долину Египта", то есть до Нила. Здесь израильские заговорщики рассказали Эбна Лахакиму, что ковчег, Сион, с ними, и возрадовались они, да так, что "возмутились воды египетские". Повозки затем снова поднялись в воздух прямо на глазах у изумленных местных жителей и летели перед ними, "подобно теням", до тех пор, пока не достигли Красного моря, которое — вспомним о Моисее — расступилось перед ними, преклоняясь Сиону. Примечательно, что этот переход ковчега из Иерусалима в Эфиопию подан КН как "новый исход", только в обратную сторону. Процессия прибыла в место, лежащее против горы Синай, и остановилась в Гадесе. Это был Кадес, рядом с границей Едома (Числ. 13:25; 20:1,14–16), место (Числ. 20:8-10 и КН 98), где Моисей ударил скалу и извлек из нее воду и где евреи получили отказ от царя Едомского на просьбу о пересечении ими его территории.

Согласно рассказу, изложенному в КН, повозки были загружены для путешествия в Медьям (Мидиан, Северный Хиджас, на востоке Арабского залива) и "Белонтос, что в стране эфиопской" (КН 55). Конти Россини предположил, что это может быть Птолемей. Согласно источникам, такой город располагался на западном побережье Красного моря, но навряд ли составитель КН знал это древнее название.

В отличие от Грэма Хэнкока, предполагавшего, что ковчег должен был провести некоторое время в иудейском храме на Слоновьем острове в Египте, Конти Россини думал, что авторы КН представляли это путешествие преимущественно как морское. В "Славе Царей" определенно находятся подтверждения данному предположению, хотя и не совсем точные. Уже было замечено, касательно возможных путей, которыми иудеи проникали в Эфиопию, что "гипотеза путешествия по Нилу не учитывает его полной непроходимости на территории между Эфиопией и Египтом"[143]. Это действительно верно в том случае, если мы говорим только о речном способе передвижения, но эфиопские гости использовали как морские, так и наземные виды транспорта. Например, египетский епископ Михаил, в 1648 году, а позже Шарль-Жак Понсе и его спутник отец де Бреведен, приехали в Эфиопию именно этим путем. Они оставили Нил, пересекли Ливийскую пустыню, снова подошли к нему и затем поплыли в Донголу, Корти, Герри и Сеннар, а потом повернули на восток к Гондару. Армии Сеннара и Эфиопии грабили земли друг друга, используя южную часть этого маршрута. Брюс воспользовался на обратном пути дорогой Сеннара. Она была неприятной, но практичной.

Пока ковчег шел на юг, царь Соломон отчаянно искал следы эфиопов, забравших Сион. Он послал людей в Египет, некоторые из них поплыли по Эритрейскому (Красному) морю. Сам он отправился в Газу, затем в место, где встретил посланника фараона, который видел проезжающих путешественников. Египетский представитель знати путешествовал из Александрии в Каир и повстречал эфиопов. Он подтвердил, что беглецы с ковчегом достигли Каира. После этого текст КН отвлекается на другие темы, и история возобновляется только в 84 главе, не учитывая все рассказанное до этого. Повозки в один день доехали из Иерусалима в город Уакером. По версии Конти Россини, его можно отождествить с современным городом Уикро, находящимся за 30 км от Массауа по берегу. Отсюда отправились послы морем, чтобы предупредить царицу о прибытии ковчега. Она приехала в "город Правления, главный город эфиопского царства":

…сейчас он стал главным христианским городом в Эфиопии… и ее сын пришел в Масас, а затем в Бур, и прибыл в город Правления, столицу Эфиопии, который был построен царицей и назван Дабра-Македа, в честь ее имени… Все шатры были разбиты при въезде в Дабра-Македу на гладкой равнине, рядом с водой… и они перенесли Сион в крепость Дабра-Македа.

Трудно сказать, что же подразумевали здесь Йисхак и его помощники. Масас — это, по-видимому, порт Массауа, от которого путь прошел в Бур, согласно источникам времен Зара Якоба, город наместника прибрежной территории и Северного Тигре, сейчас часть Акель-Гузея в Эритрее.

Сложно представить, что "главный город христиан Эфиопии" может быть не Аксумом. Если это так, то Аксум просто можно отождествить с Дабра-Македой. Но может эта фраза означает Йеху? Здесь, предположительно, как говорит Альварес, был город царицы Савской и царицы Кандакии. Легко предположить, что постройка самого старого, большого и лучше всех сохранившегося здания храма Йеху приписывалась царице Македе "переводчиком"-компилятором КН. Генри Солт записал со слов священников и местного населения легенду о ковчеге, хранившемся в Йехе до того, как он был перенесен в Аксум[144].

В это время Македа и царица Юга стойко ассоциировалась с Аксумом. Говорилось, что именно она его основала. Один из манускриптов Брюса, Бодлейский манускрипт № 93, даже отождествляет царицу Савскую с Аксумом: "родина царицы, так как она произошла отсюда"[145]. Но поразительно то, что в самом тексте КН нет упоминания этого города, хотя Йисхак был его настоятелем.

Подразумевает ли это, что Дабра-Македа не была Аксумом? Как в Йехе, так и в Аксуме есть "крепость" или укрепленный холм и долина с хорошим источником поблизости, оба города были столицами древних эфиопских государств. Жан Доресс думал, что КН была написана в Дабра-Либаносе в Эритрее и под Дабра-Македой имелся в виду город Македа этой области. Здесь до сих пор можно видеть руины. Это название было известно с XIV века и впервые появилось в житии Михаила. Конти Россини размышлял о возможных связях между этим названием и именем, данным царице Юга в КН, и считал, что Дабра-Македа не имеет никакого отношения к Аксуму. Он думал, что Дабра-Македу надо искать в Восточной Эфиопии, куда, согласно "Книге Аксума", Македа переместила столицу и построила ее в Азебе (скорее всего, имеется в виду Хасебо, долина к востоку от Аксума).

Авторы записей различных эфиопских легенд обычно сами путали различные названия, отождествляя города из разных легенд с этим мифическим городом. Сегодня история Дабра-Македа приобрела новый поворот, и современная устная традиция идентифицирует холм Бета-Гиоргис в Аксуме с Дабра-Македа. Конти Россини этого не знал. У Литтманна также нет ничего такого, и ни один из жителей Аксума, которых я спрашивал, не знал о данной теории. Тем не менее подобное утверждение можно найти в книге Джирма Элиаса об Аксуме, а в некоторых работах оно уже считается "традиционной" версией, еще один пример того, как старые легенды легко приспосабливаются к истории Аксума[146].

В рассказе о многочисленных войнах Менелика I есть интересные подробности, тем не менее не сильно помогающие нам в выяснении истинного места "города Правления". Во время кампаний в провинциях Зава и Хадейя, армия, после того как вышла из города, остановилась в Майя Абайю и на следующий день уже достигла Завы и Хадейи. Если Хадейя действительно находилась в области Хадья, то этот поход подобен чудесному путешествию ковчега из Египта в Эфиопию. Затем они вернулись в "город Сиона" и спустя три месяца отправились в "город Правления" (КН 94). Таким образом, этот отрывок предполагает, в отличие от вышеупомянутого текста, что "город Сиона" и "город Правления" — это два разных места. Но "город Сиона" (скорее всего, место пребывания Сиона) нельзя представить не чем иным, как Аксумом, местом хранения ковчега Завета, который, согласно ранним источникам, был водворен "в крепость Дабра-Македа" — город Правления!

"Старый морщинистый священник" Габра Вахед, со слов которого Литтманн записал часть "истории Аксума", утверждал, что когда ковчег достиг Аксума, то сорок лет он оставался вне города, под открытым небом. Позже, во времена Абрехи и Асбехи, в городе было выстроено святилище, куда его перенесли, "где он находится по сей день"[147].

"Слава Царей" привязывает ковчег к Дабра-Македе своим упоминанием "города Сиона". В ней не говорится, что он когда-либо уходил отсюда. Позже эфиопская традиция всегда ассоциировала его с Аксумом и церковью Марии Сионской, даже если ей, как мы уже видели, несколько недостает доказательств.

Путешествовал ли ковчег по Эфиопии? Похоже, что да, причем несколько раз. Есть ряд мест, ставших местом хранения ковчега, когда пребывание в Аксуме становилось чересчур опасным. Некоторые из них были кратко упомянуты выше. Во-первых, это легендарный уход ковчега в Дабра Сион на остров озера Звай от царицы Гудит. Затем ему пришлось спасаться бегством дважды: в Табр при Лебна Денгеле и потом из Дигса в Бур, когда священники боялись угрозы католицизма. Вдобавок британский очевидец Генри Солт в 1810 году в Йехе писал, что священники и местное население рассказывали различные небылицы о местном святом Абба Афсе и о различных зданиях в Йехе. Одна из них говорила о том, что ковчег первоначально хранился здесь, до того как его перевезли в Аксум.

Побег в Звай упоминается в достаточно поздней хронике, собранной Такла Хайманотом. Если ей верить, когда царица Гудит пришла в Аксум, то разрушила дворец и церковь, запретила христианское богослужение и изгнала левитов:

И Сион, скиния Закона, был изгнан вместе с ними, и пришел в восточную область Звай, и хранился здесь со всем должным уважением в течение сорока лет. Затем Гудит умерла, и Анбеса Вудем занял престол, восстановив мир и порядок. Левиты вернулись на свою родину, в Аксум, с Сионом, скинией Закона, в год Милосердия 910-й[148].

Сергеу Хабле Селасси добавляет, что "согласно традиции, скиния была привезена на самый большой остров озера Дебре Сене (то есть Дабра Сионе). Из-за этой легенды церковь Аксума получила обширное земельное владение рядом с озером", сейчас конфискованное.

Другая история повествует о том, как ковчег был увезен на остров озера Тана на неопределенный период. Грэм Хэнкок, не принимая во внимание свидетельства современников, утверждает, что это произошло во время атаки Ахмада Граня в 1535 году, а позже он был водворен на место "с надлежащими почестями" императором Фасиладом (1632–1667)[149]. На самом деле, хотя естественно предположить, что ковчег вернулся из Табра, у нас нет никаких свидетельств церемонии его водворения, и навряд ли она была проведена Фасиладом. Он, согласно докладу Баррадаса, привез ковчег не из Табра, а из Бура в 1633 году. Когда в 1655 году восстановленная церковь была освящена, его дочь Йодит, "несомая на облаках любви церкви нашей Девы Марии Сионской", присутствовала на этой церемонии.

Император более раннего исторического периода привез святую реликвию до правления Суснейоса. Наиболее вероятным кандидатом на эту роль представляется Сарса Денгель, коронованный в Аксуме в 1579 году "в присутствии Сиона табота Господа Израиля".

История, связанная с озером Тана, версия, иногда противопоставляющаяся версии Табра "Футух аль-Хабаша" или варианта Бура/Дигса Баррадаса. Телля и "Книги Аксума", похоже, появилась со слов священника Соломона Габра Селасси, эфиопского клирика, проживающего в Лондоне. Он рассказал Хэнкоку, что ковчег был увезен в Дага Эстифанос, один из островных монастырей на озере. Это утверждение основано на факте: действительно существовал табот Сиона в Дага Эстифаносе. В одном из манускриптов этого монастыря говорится, что во времена Абрехи и Асбехи табот Марии Сионской оставался здесь на протяжении двадцати лет. Еще два манускрипта подтверждают присутствие здесь табота Сиона[150].

В контексте легенды о ковчеге и озере Тана, возможно, что одна из "карт", найденная недавно в эфиопских манускриптах, может сообщить нам о предполагаемом месте хранения ковчега в области Тана. Алула Панкхерст опубликовала некоторые из этих любопытных "карт"[151]. Например, одна из них находится в манускрипте, содержащем КН и "Книгу Аксума", который был возвращен Британским музеем императору Йоханнесу IV, а затем отдан церкви Рагель в Аддис-Абебе. Она была вплетена между двумя книгами, после КН и перед "Книгой Аксума".

Эти карты сделаны в виде кругов, Аксум расположен в центре окружности, в которую вписаны другие районы Тигре и Эритреи. Самая старая из них найдена в монастыре святого Гавриила на острове Кебран на озере Тана и датируется концом XVIII века. В отличие от других вариантов, которые находят до сих пор, в этом внутри круга Аксума вписана загадочная надпись: "В седьмой месяц исхода ее из Эфиопии она пришла на озеро Тана из-за ссоры семи людей в Тигре". Так как она расположена в центре, то недвусмысленно ассоциируется с Аксумом, а сам манускрипт найден на озере Тана, вполне возможно, что он говорит о ковчеге Завета и о легенде его сокрытия на одном из островов Тана.

Загадкой остается упоминание "семи человек из Тигре", если только этот эпизод не относится ко времени падения Загве, когда "шесть сильных мужчин" и негус Деланда, по-видимому, правили северо-восточной областью Тигре в 1268 году. Существует предположение, что Деланда был последним претендентом на власть, хотя, возможно, он хотел только сделать независимой северную область. Могла ли эта версия родиться в смуте, произошедшей в стране, когда династии Загве пришел конец, а местные правители, подобные Деланде на севере и Йекуно Амлаку на юге, боролись за власть? Или история Тана — чистой воды миф, созданный, чтобы передать часть славы ковчега местным монастырям? Может быть, но надо помнить, что острова озера Тана всегда использовались как убежища в трудные времена, и множество манускриптов и других сокровищ нашли здесь свое пристанище.

В ходе экспедиции на это озеро Грэм Хэнкок и Ричард Панкхерст слышали еще одну версию данной легенды. В этот раз ковчег хранился здесь в течение 800 лет, пока в конце концов не был увезен Эзаной[152]. Он был привезен Менеликом I за 800 лет до царя Эзаны по Нилу и реке Такказе, кстати, являющейся совершенно несудоходной. Этот вариант кажется слиянием версии КН с современными знаниями (древние эфиопские источники никогда не говорили о царе Эзане), и его хронология несколько запутанна. Именно это предание убедило Хэнкока отвергнуть историю "Славы Царей", так как он считал его, что действительно странно, "самым убедительным и правдоподобным" из тех, о которых слышал в Эфиопии. Он предположил, как Гвиди до него, что здесь должны быть замешаны евреи Слонового острова в Египте. Гипотеза Гви-ди заключалась в том, что именно евреи стали родоначальниками иудейских традиций Эфиопии. Хэнкок расширил эту, уже отвергнутую, теорию, предполагая, что бежавшие на Слоновый остров евреи принесли с собой ковчег, который хранился в храме на их острове, а затем перевезли его, примерно в 470 году до н. э., в Тана Квиркос. Хэнкок даже показывал камни, на которых приносились кровавые жертвы перед скинией, где был установлен ковчег.