В поисках нежности

2

– Что, задумалась? – усмехнулась Джини. – Задели тебя мои слова?

Бетти кивнула.

– Конечно.

– Видишь теперь, что я права?

Прерывисто вздохнув, Бетти с некоторым сомнением в голосе произнесла:

– На первый взгляд да. С точки зрения житейской логики твоя теория, наверное, безупречна…

– Но? – подхватила Джини хоть и с улыбкой, но пристально глядя на нее.

– Но у меня возникают вопросы, – вновь вздохнула Бетти.

Джини усмехнулась.

– Кажется, я догадываюсь, что ты сейчас скажешь.

После этого Бетти расхотелось продолжать разговор, но все же она сделала над собой усилие и сказала:

– Пусть так, однако я все равно не понимаю, как можно лечь в постель с мужчиной без любви.

– Ну вот, пожалуйста! – качнула Джини головой. – Так я и знала, снова любовь! А между тем пять минут назад мы это уже обсуждали.

– Значит, ты продолжаешь настаивать, что…

– Разумеется! Лечь с мужчиной в постель без любви очень даже можно. Скажу больше: я сама проделывала это множество раз. И, как видишь, жива-здорова.

Бетти опустила взгляд. С одной стороны, ей нравилось то, что говорила Джини, а с другой…

Может, все дело в возрасте? – подумала она. Все-таки Джини старше меня. И опытнее.

Словно прочтя ее мысли, та спросила:

– Тебе сколько лет? Двадцать?

Бетти кивнула, но сочла необходимым уточнить:

– Через два месяца будет двадцать один.

– Понятно… – протянула Джини. – Что ж, это многое объясняет. – В ее глазах промелькнуло мечтательное выражение, но лишь на миг. – Было время, я тоже рассуждала примерно как ты сейчас. К счастью, у меня прозрение наступило быстрее. Я вовремя сообразила, какую опасность таит в себе любовь, и отказалась от этих глупостей раз и навсегда. С тех пор чувствую себя гораздо лучше. А главное, свободнее!

Личная свобода была темой, которую Джини готова была обсуждать в любое время. Поэтому, чувствуя, что та сейчас усядется на любимый конек, Бетти поспешила под благовидным предлогом закончить беседу.

Вздохнув, она вновь посмотрела вниз в подсознательном стремлении разглядеть сквозь туман деревеньку Форт-Вейл и определить место расположения коттеджа своей сестры Уны и ее мужа Ральфа. Из этого ничего не вышло, потому что, пока Бетти предавалась воспоминаниям о некоторых беседах с Джини, дымка сгустилась, скрыв под собой не только деревню, но и даже ее очертания.

Однако Бетти знала, что деревня там – куда же ей деться, в самом деле?! И коттедж Уны и Ральфа тоже стоит на прежнем месте, сразу за полем, на котором этим летом росла кукуруза. Отсюда, с высоты, все земельные наделы выглядели просто зелеными прямоугольниками, и все же Бетти умела отличить поле Уны и Ральфа от остальных: листья кукурузы имели совсем другой оттенок, чем, скажем, ботва свеклы. Вообще же она знала Форт-Вейл так хорошо, что, даже закрыв глаза, могла с легкостью сказать, где что находится.

Например, если выйти за ворота коттеджа Уны и Ральфа и двинуться по улице в сторону речки, потом еще раз свернуть направо и вверх, то попадешь прямехонько к магазинчику, в котором Пит Салливан с супругой Лиз торгуют всякого рода туристическим снаряжением. Рядом находится нижняя станция фуникулера, а перед ней устроена обширная парковочная площадка, на которой паркуются прибывающие из Такомы транзитом через деревню Хаммерли автобусы с туристами, а также частный транспорт.

Чуть правее и ниже станции фуникулера через речку Снейки перекинут мостик. Пройдя по нему, попадаешь на тропинку, ныряющую в лесок, пересекающую его и мили через три выбегающую на земли хутора, который носит название Моулфилд (Кротовое поле). Собственно, это даже не хутор – хотя деревенские привыкли называть его именно так, – а скорее фермерское хозяйство. Построек там много, но принадлежат они все, как и близлежащие поля и луга, одному человеку – Заку Фрейзеру…

Тут Бетти снова споткнулась. Ведь она же запретила себе думать о Заке – и вот снова! Что за наваждение сегодня, давненько такого не бывало!

Пора бы уж забыть, подумала она, поспешно отодвигаясь от окна, словно от соблазна еще разок посмотреть вниз, на деревню. Столько времени прошло… Или это будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь?

В следующее мгновение Бетти вздрогнула, потому что зазвонил ее сотовый телефон. В первую минуту, сбитая с толку нынешним всплеском воспоминаний о Заке, она так растерялась, что не могла ни вспомнить, где находится мобильник, ни определить, откуда идет звук. Потом ей удалось сосредоточиться, и она шагнула к кровати, вернее к стоявшему возле нее стулу, на который бросила свой передник с находившимся в кармане телефоном.

– Да! – произнесла она, даже не проверив, кто звонит. Впрочем, опасаться ей особо было нечего, потому что Зак не знал этого номера.

Оказалось, что ее вызывает Джини.

– Прости, если от чего-нибудь оторвала, – затараторила та, – но я просто не могла не позвонить. Тут Макс испек такой пирог… мм… объедение! Приходи, мы оставили тебе кусочек.

При упоминании о пироге Бетти вспомнила, что со времени завтрака ничего не ела. А между тем скоро придется вновь приступить к работе, потому что период затишья завершается. И тогда ей будет некогда перекусить.

– Разве ты не возвращаешься на базу? – спросила она, думая о том, что ей вовсе незачем идти в отель, где находится сейчас Джини, потому что той все равно придется отправиться обратно.

– Да, конечно, но не сейчас, ведь времени еще полно. К тому же пока донесу тебе пирог, он остынет на холоде. Ну же, Бетти, поторапливайся! Потом вместе вернемся на базу.

– Да? – Бетти все еще пребывала в заторможенном состоянии. – А с чем он?

– Верно, снега за ночь навалило предостаточно, – прозвучало в трубке.

– Что-что? – сморщила Бетти лоб.

– Э-э… прости, это я не тебе, – со смешком обронила Джини. – Так что ты решила?

– Я спросила, с чем он.

– Пирог? – Джини добавила еще что-то, неразборчивое и явно предназначавшееся не для Бетти. Это было абсолютно в ее стиле – болтать сразу с несколькими собеседниками.

– Разумеется. Какая у него начинка?

– Э-э… начинка? А вот не скажу!

Брови Бетти озадаченно поползли вверх.

– Не скажешь? – переспросила она на всякий случай, подумав, что, может, и эти слова обращены не к ней.

Но оказалось, что на сей раз Джини имеет в виду именно ее.

– Нет, – решительно произнесла она. – Приходи, сама узнаешь. И попробуешь, как вкусно. А потом скажешь мне спасибо, что позаботилась о тебе. Конечно, если к тому времени язык не проглотишь, ха-ха-ха!

Бетти чуть отодвинула трубку от уха: смех у Джини был заразительный и очень громкий.

– Хорошо, скажу. И не только тебе, но и Максу. Ведь именно он трудился над пирогом, верно?

– Бесспорно, – хихикнула Джини. – Однако приглашаю-то тебя я!

– Не примазывайся к чужим успехам, – сказала Бетти. У нее вдруг как-то стало легче на душе, словно тяжесть свалилась. Так часто бывало после бесед с хохотушкой Джини.

– Ладно, ладно. Так ты идешь?

– Да.

– Ждем. Смотри не увязни в сугробах.

– Постараюсь, – ответила Бетти, после чего прервала связь.

Отель находился ярдах в четырехстах от туристической базы, стоял возле отвесной скалы, словно прижимаясь к ней, ища укрытия от дождей, ветров и прочих погодных явлений, которые здесь, в горах, порой сменяли друг друга очень часто. От базы к отелю вела широкая, мощенная плиткой дорожка, которая в настоящий момент была скрыта под снегом и угадывалась лишь по протоптанной многими парами ног тропинке.

Бетти работала в туристическом комплексе «Фолкен рок» уже целый год и по прошлому сезону знала, что здешние дорожки расчищают специально нанятые работники. Однако в этом году снег выпал на несколько дней раньше обычного – во всяком случае, так говорила Джини, местный старожил, стаж которой на базе насчитывал больше шести лет, – поэтому расчищать его пока было некому: сезонные рабочие еще не поднялись сюда из низин.

Гораздо выше, в горах, где находилась третья станция фуникулера и куда туристов возили кататься на лыжах, снег лежал почти круглый год. Но условия местности не позволяли построить там здание наподобие отеля или хотя бы базы, в которой можно устроить достаточно комфортабельный ночлег для прибывших на отдых людей. Поэтому, когда создавался туристический комплекс «Фолкен рок», решено было строить отель там, где удобно и безопасно. Так и вышло, что проживали туристы в отеле «Маунт лодж», кататься ездили на фуникулере, а по возвращении первым делом попадали на базу, где Бетти и Джини встречали их с горячими напитками и легкой закуской. И только после этого, немного отдохнув в просторном зале с большим камином и удобной мягкой мебелью, туристы отправлялись в отель по той самой дорожке, по которой шла сейчас Бетти.

Однако, осторожно ступая по мягкому, но одновременно скользкому снегу – ртутный столбик термометра едва ли опустился ниже нуля – и кутаясь в наскоро наброшенную куртку, Бетти думала вовсе не о том, что минут через сорок им с Джини нужно начинать подготовку к приему группы туристов, с утра поднявшихся по канатной дороге на лыжную трассу. Нет, ее мысли устремились в том же направлении, которое притягивало их почти всю первую половину дня.

Она вдруг живо представила себе дом, в котором выросла и который в позапрошлом году пошел с молотка за долги по больничным счетам. Собственно, о том, как он продавался, Бетти думать не хотелось, но как из песни не выбросишь слов, так и факт продажи невозможно было выкинуть из головы.

И все же она попыталась это сделать, насильно переключившись на воспоминания об окрестностях дома, где прошло ее детство. Как уже упоминалось, тот находился в деревне Хаммерли, на северной ее окраине, стоял на пригорке, с которого хорошо было видно место впадения речушки Снейки в залив.

Сколько Бетти себя помнила, она слышала шум прибоя и журчание. Первый звук производили соленые морские волны, второй – бегущая по узкому каменистому ложу пресноводная речка.

Когда Бетти пришлось переехать к сестре Уне в Форт-Вейл, там ее приветствовало знакомое журчание: речушка Снейки была тут как тут. Правда, текла довольно далеко от принадлежащего Ральфу и Уне коттеджа. Однако само ее присутствие пролило бальзам на душевные раны Бетти, которые в то время были еще свежи.

До девятнадцати лет она жила с матерью, Кэтлин Кендалл. Сначала с ними находилась также Уна, старшая сестра Бетти, но потом она влюбилась в Ральфа Гармена, вышла за него замуж и переехала к нему в Форт-Вейл. Там супруги проживали и по сей день, увеличив семью вдвое – обзаведясь малышами Тедди и Джонни.

Отца Бетти почти не помнила. В ее памяти остался лишь образ высокого, темноволосого, сильного человека. Последнее запечатлелось в мозгу Бетти особенно, потому что отец, Дэвид Кендалл, частенько подбрасывал ее, свою любимую младшую дочурку, в воздух. Бетти визжала от страха и восторга и всегда боялась, что отец не успеет ее поймать, но этого ни разу не произошло. Она взмывала под потолок гостиной, на мгновение у нее захватывало дух, но в следующую секунду ее подхватывали сильные руки.

Мать частенько рассказывала Бетти о том, каким хорошим человеком был ее отец, по специальности учитель биологии. По мнению Бетти, в этих рассказах отсутствовало обычное в подобных случаях преувеличение, потому что Бетти и сама помнила, каким счастьем сияли глаза матери, когда она смотрела на своего обожаемого супруга.

К сожалению, семейная идиллия продолжалась недолго: Дэвид погиб, трагически и нелепо. У него была страсть к плаванию под парусом. И парусная лодка тоже была. В один далеко не прекрасный день Дэвид вышел в море, не зная, что надвигается шторм. Домой он больше не вернулся. Спустя несколько дней его тело обнаружили на берегу, милях в пяти от деревни.

Так в возрасте четырех с половиной лет Бетти осталась без отца, с одной только матерью. Правда, была еще бабушка, мать Кэтлин, родом из этой же деревни, но проживающая в Портленде, куда ее увез в свое время второй муж.

Старушка была в годах, однако время от времени приезжала в гости. Потом случилось неизбежное: она умерла от старости.

Затем Уна вышла замуж за Ральфа Гармена и уехала в Форт-Вейл. Бетти тогда лишь недавно исполнилось пятнадцать.

Кэтлин уже тогда болела, и врачи никак не могли прийти к единому мнению, как ее следует лечить, потому что у нее был целый букет болезней. Через три года состояние Кэтлин настолько ухудшилось, что она практически не покидала больницы – центрального госпиталя Такомы.

Тем временем счета за лечение накапливались.

Бетти до сих пор вспоминала то время с содроганием. Она заканчивала школу и, как могла, ухаживала за матерью. Почти все деньги, получаемые Кэтлин в качестве пособия по состоянию здоровья, уходили на ее же лечение. Бетти порой впадала в отчаяние, но ей удавалось скрывать от матери свое состояние. В больницу она всегда приезжала в хорошем настроении. Чего ей это стоило – другой вопрос.

Впрочем, Кэтлин прекрасно все понимала. Физические силы ее почти иссякли, однако рассудок оставался ясным.

– Бедная моя девочка, – тихо говорила она, невесомо поглаживая руку сидевшей у больничной койки Бетти. – Досталось тебе со мной…

– Что ты, мама! – горячо возражала та. – За меня не беспокойся, со мной все в порядке. А скоро и с тобой будет так же. Вот выздоровеешь, и заживем мы на славу! Я устроюсь на работу, и все пойдет как по маслу…

Она сама не верила в то, что говорила, но другое не шло ей на ум. Впрочем, Кэтлин и не воспринимала ее слова всерьез. Горестно вздыхая, она шептала:

– Нет, девочка моя, со мной все кончено. Чует мое сердце, не выйду я больше отсюда. Но ты не печалься. Ничего тут, видно, не поделаешь. Не судьба. Лучше послушай, что я тебе скажу: ты должна позаботиться о себе. Понимаешь? Кроме тебя самой, этого некому сделать. Уна тебя любит, конечно, но у нее теперь своя семья и все такое… Дети опять же. Муж. Словом, ты сама теперь в ответе за себя. Уж прости, что так получилось, девочка… Ты у меня умница и заслуживаешь лучшей участи, но что я могу поделать? От меня больше ничего не зависит. Поэтому и говорю: думай о себе. Это главное.

Бетти кусала губы, боясь разрыдаться перед матерью, а та даже не замечала этого: от усталости ее глаза закрывались сами собой. Даже такая короткая беседа утомляла Кэтлин. Однако она все же сделала над собой усилие, чтобы добавить:

– А лучше всего тебе, солнышко, найти хорошего человека, который взял бы тебя в жены. Такого, знаешь, чтобы за ним как за каменной стеной. Если бы отыскался такой, я была бы за тебя спокойна. – Кэтлин подняла на Бетти измученный взгляд. – Понимаешь меня?

– Да, мама. Не волнуйся, я найду подходящего парня и выйду за него замуж. Вообще, не переживай за меня. Лучше выздоравливай.

Кэтлин ничего на это не сказала, просто вздохнула и закрыла глаза.

Это был их последний серьезный разговор. Через неделю состояние Кэтлин резко ухудшилось, и ее перевели в реанимацию. Однако все принимаемые врачами меры не принесли положительных результатов. Через три дня, не приходя в сознание, Кэтлин умерла.