В поисках заклятия

Глава четвертая, в которой коронер Джон посещает бойню

Помня о реакции Матильды на красавца-тамплиера, Джон несколько опасался, как бы и у Несты не появились подобные симптомы. Но та, хотя слегка и подняла брови, когда он вошел с де Ридфором, все же никак не проявила своей заинтересованности незнакомцем. После того как де Вулф объяснил цель их визита, Неста отправила приезжего с одной из своих служанок на верхний этаж осмотреть жилье и оставить свои пожитки. Огромное пространство под крутой соломенной крышей «Ветки плюща» было разделено на несколько спален. У Несты был личный угол, с такой роскошью, как собственная дверь, тогда как остальное, предназначенное для сдачи постояльцам, пространство являло собой общее спальное место. Повсюду валялись набитые соломой матрацы. Для особо важных постояльцев отводились открытые клетушки.

Пользуясь отсутствием де Ридфора, Неста спросила:

– Кто он, Джон? Красивый мужчина, но плохо говорит по-английски. Француз?

Де Вулф вкратце описал ситуацию, но не стал говорить, что его протеже в бегах.

– Это бывший тамплиер, но хранит ли он до сих пор обет безбрачия, не знаю – так что будь с ним осторожнее, деточка!

Шутка не удалась – Неста знала Джона достаточно хорошо, чтобы почувствовать, что дело гораздо серьезнее, чем просто предоставление на несколько ночей приюта проезжему путнику.

– Это он тебя выслеживал! Ну же, сэр коронер, мне бы ты мог рассказать и побольше.

– Я сам мало что знаю, за исключением того, что он хочет оставаться в Эксетере инкогнито. Де Ридфор ожидает приезда друга, затем они отправятся в Ирландию. Я немного знавал его в дни былых сражений, и он увидел меня в толпе, проезжая по городу.

Неста капризно фыркнула:

– Ты знаешь больше, чем говоришь, Джон. Что это еще за тайны?

От ответа Джона спас де Ридфор, спускавшийся по шатким ступеням. Вскоре они уже пили эль и ели вареную птицу, по мановению руки Несты материализовавшуюся из кухонного навеса за постоялым двором. Прибыли другие постояльцы, и хозяйка занялась ими, так что у мужчин появилась возможность для беседы. К досаде Эдвина, неисправимого любителя подслушивать, говорили они очень тихо.

– Меня нет в Париже уже шесть недель, – прошептал Жильбер. – Магистр уже наверняка послал обо мне срочное донесение в Лондон.

– Как они узнали, что ты в Англии?

Де Ридфор печально улыбнулся.

– Джон, с твоим опытом тебе следовало бы знать, что у бедных рыцарей Христа лучшая в мире разведка. В каждом городке и каждом порту есть тамплиеры или их агенты. Ничего не происходит без их ведома – им нужна информация для ведения своих обширных деловых операций. Они финансируют большинство европейских королей и ссужают деньги любому, кто готов платить достаточные проценты. Они догадаются, что я сел на корабль из Арфле в Саутгемптон, и скоро пойдут по моему следу, а об их способностях к сыску слагают легенды. Мне ли этого не знать – ведь я был одним из них последние пятнадцать лет.

И он оглядел комнату, вглядываясь в лица купцов, ремесленников и проституток – завсегдатаев «Ветки плюща», словно среди них уже мог скрываться тамплиер.

– Рано или поздно они настигнут меня, если мы с Бернаром не успеем уехать за границу до их прибытия.

Джону уже начинали надоедать повторяющиеся де Ридфором предсказания своей гибели.

– Если ты не раскрыл этой своей великой тайны, в чем бы она ни заключалась, тогда чего тебе бояться?

– Хотя бы того, что мы ушли из ордена и нарушили фактически все правила, заложенные св. Бернаром. Уже этого достаточно. Это смертный грех, и нас, скорее всего, приговорили к смерти. И самое лучшее, на что можно надеяться, когда нас найдут, так это пожизненное заточение и покаяние.

Де Ридфор принялся разрывать цыпленка, а де Вулф начал размышлять вслух:

– Ни в самом Эксетере, ни в округе тамплиеров нет, это мне известно. Есть небольшая община за Тавистоком, почти в пятнадцати милях отсюда.

– Я знаю, как они действуют, Джон. Главное командорство в Лондоне вышлет людей на мои поиски. Им вполне может потребоваться помощь каких-нибудь местных тамплиеров, но розыск будет направляться из нашего Нового Храма на Темзе. Серьезность тайны такова, что они ни за что не возложат ответственность на деревенских рыцарей или сержантов. За нами придут братья высокого ранга.

Де Вулф раздраженно фыркнул:

– Ты все твердишь об этой чертовой тайне, Жильбер! А откуда орден знает, что ты ею владеешь и можешь ее разгласить? Да и зачем тебе вообще это делать? Разве пятнадцать лет преданности ордену ничего для тебя не значат?

Де Ридфор отбросил обглоданную кость и отодвинул от себя толстую доску с пропитанным подливкой хлебом.

– Это все время терзает меня. Мы с Бернаром были слишком откровенны и вели споры о многих вещах в Париже. Мы полагали, что участвуем в академических дискуссиях с нашими собратьями, но когда нам стала открываться истина, после знакомства с определенными вопросами, в которые нам не следовало вникать, нас предостерегли, а затем гневно осудили. А я уже достаточно слышал оскорбительных перешептываний в адрес моего дяди, которого более молодые тамплиеры обвиняли в лучшем случае в некомпетентности, а в худшем – в предательстве, имея в виду его действия в Святой Земле.

– Племянника наказывают за грехи дяди, да? – цинично переиначил Джон.

– Не только братья из ордена стали презирать и подозревать меня, но и священники вне его стен начали шепотом вести еретические речи. Во Франции назревают крупные неприятности, Джон, особенно на юго-западе, откуда родом де Бланшфор. Хотя тамплиеры, в общем, симпатизируют тамошним катарам в их опасно нетрадиционных верованиях, у власти Рима и его армии священников это вызывает одновременно беспокойство и мстительность – и это определенным образом задевает Бернара и меня.

– Значит, эта великая тайна – вопрос христианской веры? – спросил де Вулф, пытаясь поймать на слове своего уклончивого собеседника.

– Да, можно так сказать, – осторожно согласился Жильбер. – Когда придет время, ты узнаешь эту тайну, как и все остальное общество, если до этого нас не заставят замолчать.

Больше он ничего не сказал, как Джон ни выведывал, и когда к ним снова присоединилась Неста, разговор повернул на другие темы. Де Ридфора особенно заинтересовали обязанности де Вулфа как коронера, ибо такой должности за пределами Англии не существовало. Когда они завершили трапезу и выпили еще эля и вина, де Вулф пояснил свои функции внимательному слушателю, у которого нашлось много дотошных вопросов. Рыжеволосая валлийка сидела и слушала мужчин, и Джон заметил, что ее взгляд часто останавливался на профиле красивого француза. В конце концов Несту позвали улаживать крикливый спор между служанками на кухне.

Как только они оказались одни, де Ридфор вернулся к своим тревогам.

– Я буду сидеть в этом трактире большую часть дня, Джон, в город выходить я опасаюсь.

– Здесь тебя никто не узнает, будь уверен, – попытался успокоить собеседника де Вулф, – но я буду смотреть в оба. Мой оруженосец Гвин и мой пронырливый писаришка знают все, что происходит в городе. Как, впрочем, и Неста – у нее осведомители по всей округе!

Де Ридфор протянул руку через стол и крепко сжал локоть Джона.

– Давай мне знать обо всех чужаках, которые здесь появятся. Они не обязательно могут быть в одеянии тамплиеров – когда этого требует необходимость, мы можем отказаться от него.

– Мне известно, что вы не носите кольчугу, но, конечно же, на вас всегда ваш белый плащ с красным крестом на плече?

– Так того требуют правила, Джон, но не всегда выезжающие из командорств и общин этого придерживаются. И только рыцари и капелланы носят белый плащ – капелланы застегивают его спереди, но на нас он должен висеть свободно. Рядовые, такие, как сержанты, носят коричневые или черные, но всегда с красным крестом.

Де Вулф вздохнул.

– Белые, черные или коричневые, с крестом или без… Гвин и Томас будут начеку. А теперь мне пора домой, а то жена заест.

С некоторым беспокойством он оставил де Ридфора в обществе своей любовницы и направился к переулку Св. Мартина. Близился вечер, и ему нечем было развлечься по части трупов, изнасилований или хотя бы серьезных нападений.

Проходя по кафедральной площади, Джон заметил шедшую навстречу знакомую фигуру, закутанную в длинный черный плащ. Вьющиеся седые волосы венчали худое, аскетическое лицо, с которого на мир безмятежно взирала пара голубых глаз. Это был Джон де Алансон, архидьякон Эксетера, один из любимых священнослужителей де Вулфа, проживавший в одном из домов в ряду Каноников с северной стороны площади. После того как они поприветствовали друг друга и поздоровались, де Вулф подумал, что мог бы почерпнуть из знаний этого высокого церковного чина кое-что о том, на что намекал Жильбер де Ридфор.

– Я недавно встретил старого приятеля-тамплиера, знакомого по крестовым походам, – начал он, слегка искажая действительность. – И он вызвал мое любопытство своими верованиями и странной таинственностью, которая, похоже, окружает их орден.

Архидьякон взял его под руку, и они направились к ряду домов пребендариев.

– Пойдем поговорим, Джон. Мы так редко виделись, с тех пор как ты позволил своему боевому коню упасть тебе на ногу.

Аскетизм священника не доходил до отказа от хорошего вина, и вскоре они уже сидели за шероховатым столом в пустой комнате, единственным украшением которой было простое деревянное распятие на стене. Между ними стояла бутыль лучшего вина из Пуату, и каждый сам себе наполнил тяжелую стеклянную чашу.

– Откуда этот внезапный интерес к теологии, коронер Джон? – с легкой иронией поинтересовался хозяин. – Я никогда не считал тебя человеком, находящим время для Всевышнего, как это ни прискорбно!

Де Вулф глуповато ухмыльнулся. Сущая правда, отправлял религиозные обряды он неохотно и небрежно – изредка ходил на мессы, но только по большим праздникам, или когда вконец доставала Матильда. Только тогда он плелся сопровождать жену на какую-нибудь ужасную службу в церкви св. Олафа.

– На меня повлияла встреча со старым товарищем-крестоносцем, который теперь принадлежит к верхушке тамплиеров в Париже. Кое-что из того, что он упомянул во время нашей беседы, меня заинтриговало, вот и все. Некоторые говорят, что у ордена довольно отличающийся от нашего взгляд на христианство – это правда?

Де Вулф выуживал информацию, не желая раскрывать свои карты, что было трудной задачей с таким проницательным человеком, как Джон де Алансон. Тем не менее, священнослужитель был рад побеседовать о вопросах веры.

– Я согласен с тобой, что организация у них несколько своеобразна, – начал архидьякон. – И хотя они находятся под прямым покровительством Святейшего Отца в Риме, у многих в церкви уже давно вызывает беспокойство привилегированный статус тамплиеров.

– Это почему? – подзадоривал де Вулф.

– Они не подчиняются приказам даже епископов высшего ранга, преклоняя колено только перед Папой. Набирают в свои ряды не только набожных, особенно состоятельных, с богатствами и землями, которые те могли бы передать в дар ордену, но и отлученных рыцарей и лиц с неортодоксальными взглядами на религию, – неодобрительно произнес архидьякон.

Густые брови коронера приподнялись.

– Я слыхал, что некоторые обвиняют тамплиеров в ереси – но как такое возможно, среди таких набожных людей, к которым так благоволит Рим и которым покровительствует святой Бернар?

Седовласый священник проницательно взглянул поверх очков на Джона.

– Странно слышать это от тебя, Джон. Обычно ты рассказываешь об убитых и изувеченных трупах. Откуда этот неожиданный интерес к тамплиерам?

Де Вулф вздохнул – похоже, старый друг видел его насквозь.

– Этот человек, судя по всему, рассорился со своим орденом. Не могу сказать больше, но мне стало интересно, насколько реален его конфликт с ними, или это какое-то помрачение ума убеждает его в том, что его преследуют.

Архидьякон был явно озадачен.

– Рассориться с тамплиерами – это что-то необычное. Братья ордена связаны пожизненно. И отойти – значит навлечь на себя серьезные неприятности, так как тамплиеры не славятся терпимостью и снисходительностью к инакомыслящим.

– Есть ли у них какие-нибудь темные тайны, которые они скрывают?

– Слухов масса, Джон, но большинство, вероятно, досужие сплетни. За последние годы тамплиеров обвиняли во многих вещах.

– Например? – настаивал коронер.

– В идолопоклонничестве, в том числе поклонении отрезанной голове по имени Бахмет – и даже в том, что они отрицают распятие Господа нашего и плюют на Истинный Крест, – де Алансон вздрогнул и перекрестился, напомнив де Вулфу его писаря. – Но мне кажется, что это наверняка грязная клевета на орден, к которому так благоволит Рим.

Джон почувствовал, что ступает на почву, которая могла бы оказаться пагубной для де Ридфора. Судя по всему, официальная церковь питала антипатию к ордену Храма. И он перевел разговор на менее опасные темы, хотя и понимал, что священник весьма заинтригован.

Де Вулф провел час с де Алансоном, и когда бутыль с вином опустела, архидьякон проводил его до двери своего тесного жилища. Когда они расставались, последнее замечание священнослужителя доказало, что тот ничего не упустил в их разговоре.

– Посоветуй своему другу, Джон, чтобы почаще смотрел, кто у него за спиной, если уж он имел неосторожность пойти наперекор бедным рыцарям Христа. У них воистину длинные руки!

Подойдя к своему дому, де Вулф увидел в переулке Св. Мартина Гвина, беседовавшего с кузнецом Эндрю, подковывавшим чалого мерина. Корнуоллец выглядел неряшливее обычного: совершенно обтрепанная рваная куртка-безрукавка из толстой кожи, мятые штаны из саржи, сползшие на грязные ботинки. Единственной приличной частью наряда были огромные ножны для палаша, висевшего на перекинутой через левое плечо перевязи.

– Ты что, был на войне в мое отсутствие? – спросил коронер своего оруженосца, чьи огненно-рыжие волосы и борода были настолько растрепаны и всклокочены, словно ему пришлось продираться сквозь десяток изгородей из терновника.

Гвин приветливо улыбнулся и похлопал по рукояти палаша.

– Только что на бойне были беспорядки – да вы бы их не пропустили, если бы пошли туда прямо из «Ветки плюща».

– Для нас есть работа? В чем весь сыр-бор? – поинтересовался коронер.

– Один убит, два тяжело ранены, – ответил Гвин. – Одного я сам ранил, после того как он убил своего соперника.

Но де Вулф уже размашисто зашагал в направлении мясного рынка, находившегося на другой стороне соборной площади.

– Пойдем, приятель, расскажешь по пути.

– В город пришли какие-то люди и пригнали десятка два свиней. Они поставили палатку на Колокольном холме, на полпути к улице Южных ворот, и, забив несколько свиней, начали продавать мясо дешевле, чем эксетерские торговцы.

– Дураки. Или отчаянные! – воскликнул де Вулф, ускоряя шаг. – Сегодня даже не рыночный день! Местные мясники этого не потерпели бы.

– Потерпели – но не более нескольких минут. Они начали орать, затем бросились переворачивать их столы.

Свиньи разбежались, торговцы затеяли драку, а покупатели стали вопить в панике.

– А как же выборные и граждане? Где были они со своими старшинами?

– Они вскоре появились, и тогда образовалась свалка. Затем в ход пошли дубины и ножи, даже пара старых мечей. Началось просто кровавое месиво!

Торопливо миновав Медвежий переулок, коронер и его телохранитель вышли на улицу Южных ворот, где, в небольшой ложбине перед началом подъема к городским воротам, располагался невдалеке от боен Суконный рынок. Там толклась масса народу, но не видно было никакой драки.

– Уже улеглось, – разочарованно воскликнул Гвин. – А всего полчаса назад – словно разверзлись врата ада.

Джон де Вулф окунулся в толпу зевак, собравшихся возле перевернутого лотка. Меча у него с собой не было, но рука, на всякий случай, лежала на рукояти кинжала. В возбужденном рокоте толпы коронер разобрал знакомый голос.

– Габриэль! Что происходит? – крикнул он, протискиваясь сквозь толпу, чтобы добраться до сержанта замковой стражи, который, вместе с четырьмя другими солдатами, оттеснял зевак, расчищая пространство вокруг нескольких тел на грязной земле.

Когда Джон, а за ним и Гвин наконец пробились к месту происшествия, коронеру показалось вначале, что здесь забивали скот, так как грязь вокруг буквально пропиталась кровью.

– Это не только твоего клиента, Джон! – заверил его сержант, старое морщинистое лицо которого скривилось в ухмылке. – Большей частью это свиная кровь – хотя эти свиньи в человечьем обличье добавили несколько пинт!

Де Вулф чертыхнулся, когда две перепуганные черные свиньи врезались ему в ноги и, отскочив, сиганули в толпу. Ступив в чавкающую розовую грязь, коронер посмотрел на неподвижный труп, затем на двух стонущих на земле. У одного из огромной зияющей раны на черепе лилась кровь, другой сложился вдвое от боли, схватившись за живот. Сквозь пальцы зловещими сгустками сочилась темно-красная кровь.

– Мертвый – это торговец мясом с Молочной улицы, – объявил Габриэль. – Эти двое – из той деревенской шайки.

Гвин наклонился над раненным в живот.

– Это я заделал этого ублюдка, – прохрипел корнуоллец. – Он зарезал эксетерца.

Габриэль и его люди постепенно восстанавливали порядок, оттеснив толпу зевак и заставив водрузить на место упавшие палатки. Вокруг в беспорядке смешались рулоны саржи и камвольной ткани. Куски молодой баранины и свинины валялись на земле, и уличные мальчишки и собаки играли с мясом. Несколько мародеров тайком поднимали отрубы и потроха, стирая с них грязь, и поспешно исчезали с добычей.

– Где остальные? – резко спросил де Вулф.

– Двоих из них я связал, они вон там, коронер, – ответил Габриэль, показывая на ближайший дом. – Другие удрали. Сейчас они уже далеко за воротами.

Джон посмотрел на убитого и раненых.

– Лучше отнесите труп домой, если он местный.

Гвин кивнул.

– А что с этими двумя?

Де Вулф посмотрел на рану в голове у первого. Волосы слиплись от сукровицы, но кровотечение из раны, похоже, прекратилось. Раненый сидел и стонал, но был в сознании.

– Этот выживет, если только рана потом не загноится. Габриэль, отведи его в темницу у Южных ворот. Незаконная торговля – это проблема города, короля она не касается.

– Рад слышать, что ты это наконец признаешь, Джон.

Обернувшись, де Вулф увидел стоявшего у него за спиной шерифа, элегантно выглядевшего в короткой коричневой мантии поверх длинной зеленой туники. На нем красовался обтягивающий чепец из коричневого фетра, завязанный под подбородком, а туфли были по последней моде, с длинными загнутыми носками.

Де Вулф указал на труп, затем ткнул пальцем в раненого.

– Эти в моей юрисдикции, Ричард.

– Но только один мертв, коронер, – саркастично заметил де Ревелль.

– У другого смертельная рана, – упрямо заявил де Вулф, после двух десятков лет на многих полях брани считавший себя непререкаемым авторитетом по части полученных насильственным путем телесных повреждений. – У него из живота уже пошли сгустки крови, так что он долго не протянет. Мой оруженосец проткнул мечом его жизненно важные органы, когда тот убивал этого эксетерца.

Раненый, о котором они говорили, грузно завалился набок, лицо его приобрело пепельный оттенок. Протиснувшийся через толпу священник, молодой хоровой викарий, подошел и присел рядом с ним, положив голову умирающего к себе на колени. Затем он прижал ко лбу жертвы небольшой крестик, висевший на цепочке у него шее, и забормотал в уже оглохшие уши молитву об отпущении грехов.

– Нет смысла нести этого в тюрьму, коронер, – сказал Габриэль, – но я распоряжусь, чтобы перенесли труп, и запру остальных над городскими воротами.

– Приведи-ка лучше аптекаря посмотреть на рану. Он не должен умереть до того, как мы его повесим, – раздался чей-то бас.

Обладателем сурового голоса был рослый воин с раздвоенной седой бородой, в кольчуге и круглом железном шлеме. Ральф Морин, комендант замка, пришел с шерифом и дюжиной солдат на подавление беспорядков. Он принял командование у сержанта и приказал солдатам разогнать толпу. Ворча и потея, те постепенно рассеяли зевак, а лотки установили на свои места, чтобы можно было возобновить торговлю.

После этого труп унесли на решетке из прутьев, а де Вулф и шериф в сопровождении Ральфа Морина и Гвина направились к главной улице.

– Не понимаю, зачем им было рисковать и въезжать в город, – раздраженно бросил шериф. – Они могли поставить свои лотки в нескольких сотнях шагов от городских стен, и никто бы не смог им запретить.

– Выборные и горожане по праву строго следят за монополией торговли в городе для свободных граждан. Они платят налоги и вправе ожидать максимальной выгоды, – заметил Ральф Морин. – Если каждый крестьянин или беглый крепостной мог бы приходить в город и продавать по более низкой цене, потому что они не платят налогов, город бы скоро разорился.

– Я должен утром допросить тех двоих, – проворчал де Вулф. – Потому что третий до допроса явно не дотянет.

– Я повешу этих троих мерзавцев, Джон, – предложил де Ревелль. – Завтра заседает суд графства, и я отложу его до окончания твоего следствия.

Де Вулф упрямо покачал головой.

– Спасибо, но не стоит, Ричард. Если бы убийца выжил, я бы продержал его под арестом до следующего приезда королевских судей, но поскольку он уже безнадежен, в этом нет необходимости. Остальные преступления, если только в ходе следствия не обнаружится иное, касаются торговли, а не убийства, с этим может разобраться и суд городских граждан. Это ни твое, ни мое дело.

Ричард де Ревелль щелкнул языком, выказывая таким образом свое раздражение, вызванное толкованием правовой системы де Вулфом, но, будучи сам в шатком положении из-за соучастия в бунте, не мог проявить прежнюю деспотичность.

Когда они прибавили шагу, подгоняемые холодным мартовским ветром, Ральф Морин перевел разговор в менее провокационное русло.

– А как с этой проблемой на северном побережье? Что с ней делать?

– Я пошлю туда сержанта Габриэля с несколькими людьми разобраться на месте, действительно ли там существует организованное пиратство, – важно молвил де Ревелль.

Джон почувствовал невольное раздражение. Шериф явно присвоил его идею, и преподнес ее, словно свою собственную.

– Я намерен отправиться прямо после завтрашнего суда, – едва сдерживаясь, сказал коронер. – Так у нас еще останется большая часть дня до темноты, а утром мы продолжим путь до Илфракума.

– Я думал, тебя интересует Эпплдор, – возразил шериф.

– Интересует. А еще Бидефорд и, возможно, Комб Мартин. Но я должен еще раз увидеть уцелевшего. Он мог бы вспомнить что-нибудь такое, что помогло бы установить, кто совершил разбой. В тот раз он был слишком слаб, и от него было мало пользы.

На некоторое время воцарилось молчание, и вскоре они вышли на узкую главную улицу города. Когда они проходили мимо ратуши, из арочных дверей нового каменного здания вышли два выборных Эксетера, Хью де Релага и Генрих Риффорд. Они были избраны другими свободными гражданами руководить жизнью города, особенно коммерческой ее сферой, так как рынки и ярмарки, торговля шерстью и сукном делали Эксетер одним из самых процветающих английских городов. Хью де Релага, партнер де Вулфа в торговле шерстью, коротконогий и толстый, был веселым щеголем, любившим хорошую жизнь и яркую одежду. В этом он был полной противоположностью преуспевающему торговцу кожей, серьезному, даже угрюмому Генриху Риффорду, человеку, уже вышедшему из среднего возраста. Несколько месяцев назад над его дочерью-красавицей Кристиной грубо надругались, что отнюдь не поспособствовало смягчению его сурового нрава.

– Закончилось? Какой урон нанесен? – начал сыпать вопросами взволнованный Риффорд. Оба засиделись допоздна над городскими учетными книгами в каморке в задней части ратуши, и о беспорядках на улице Южных ворот им сообщили совсем недавно.

– Наш писарь говорит, что убили человека. Он член гильдии? – поинтересовался де Релага.

Ричард де Ревелль принялся объяснять, что произошло, ибо никогда не упускал случая приписать себе осведомленности обо всем и выступить в роли инструмента восстановления порядка. Выслушав заверения, выборные успокоились, но решили пойти со своими писарями на бойню и Суконный рынок, чтобы продемонстрировать гражданам свое участие.

– Мы должны посетить жилище убитого и позаботиться об уведомлении мастера его гильдии, чтобы его семье могла быть оказана поддержка, – промолвил де Релага. Забота о менее удачливых согражданах была типичной для него.

При расставании де Вулф напомнил им о других обязанностях перед законом.

– Поскольку убийца мертв, нет необходимости выставлять кого-либо перед королевскими судьями. Но те трое в тюрьме – это ваша забота.

Шериф не мог допустить, чтобы последнее слово оказалось не за ним:

– Я мог бы завтра судить их в суде графства за то, что они учинили драку в общественном месте. Но если вы хотите судить их за незаконную торговлю – пожалуйста.

После этого завершающего заявления они прошли еще несколько ярдов, затем де Вулф повернул в переулок Св. Мартина, а остальные продолжили путь к Ружмону. Тяжело вздохнув, коронер толкнул дверь и приготовился к очередному скандалу с женой. Иной встречи быть не могло, ведь он собирался сообщить ей о еще одной экспедиции на северное побережье.