В скрипучем ключе

ГЕНИАЛЬНЫЙ ЛЕНТЯЙ

У кого-то из старых писателей (у кого именно, я вспомнить не могу) я вычитал такой афоризм:

«Человек рожден быть гениальным лентяем».

Афоризм этот мне очень понравился. В самом деле, разве это не заманчиво — стать гениальным лентяем?! Всю жизнь ничего не делать, не ходить по редакциям и издательствам, не звонить самому по телефону и не отвечать на деловые звонки, не заседать в разных там комиссиях, а жить себе позевывая и поплевывая да изредка ронять гениальные афоризмы — для потомства.

Обронил гениальный афоризм — глядишь, благодарные современники уже спешат к тебе со знаменитым блюдечком с золотой каемочкой — тащат соответствующее твоему гению вознаграждение. Какая прелесть!

В один прекрасный, но будний день я решил попробовать стать гениальным лентяем. Отбросил все свои дела, пошел с утра на бульвар, сел на скамейку. Сижу, слушаю вкрадчиво-непристойное воркование аморальных столичных голубей, настраиваюсь на волну ленивой истомы. Кто-то, думаю, обязательно сядет рядом со мной на скамейку, я затею с ним (или с ней) разговор. О чем? О том, о сем — о жизни. И незаметно для себя оброню в процессе разговора гениальный афоризм.

Важно ведь лишь начать ронять, остальное уже, как говорится, дело техники. Сижу. Мимо меня бегут и бегут прохожие. Все они очень разные, но тем не менее чем-то похожи один на другого. Чем у них у всех (или почти у всех) лица выражают крайнюю деловую озабоченность. И потом — этот бешеный ритм движения. Они все не идут и не бегут, а мчатся. Бабушки и мамы с детскими колясками, и те катят свои агрегаты вприпрыжку, вскачь. Мне даже показалось, что младенцы понукают бабушек и мам ревом и криками, чтобы их колясочки катились еще быстрее!

Но вот на дорожке появляется медленно, вразвалку идущий молодой человек в клетчатой рубашке и голубых джинсах. Идет и на ходу читает книжку.

Сел ко мне на скамейку, продолжает читать.

Я говорю:

— Извините, у меня к вам есть одно предложение.

Он опускает книжку на колени, удивленно смотрит на меня.

— Такое дивное утро! — бойко продолжаю я. — Бросьте читать, успеете начитаться. Давайте лучше поболтаем. Это так приятно — поболтать с незнакомым человеком на бульваре.

Он настораживается.

— О чем… поболтаем?

— Ни о чем! И обо всем. Помните, у Маяковского: «Будто бы вода — давайте мчать болтая…»

Теперь он смотрит на меня с опаской, в лучшем случае как на сумасшедшего. Потом говорит сухо:

— Мне некогда болтать, у меня завтра экзамен. Извините!

Сказал, поднялся, пройдя немного по дорожке, сел на свободную скамейку и демонстративно снова уткнулся в книгу.

На мою скамейку вдруг плюхается пробегавшая мимо молодая хорошенькая брюнеточка в брючном костюме. Тонкие бровки сдвинуты, сумка через плечо — вся комок целеустремленной энергии. Законченный тип современной деловой женщины. Сидит и поглядывает на ручные часики.

На дорожке появляется другая молодая женщина — блондинка, тоже хорошенькая, тоже в брючном костюме, тоже целеустремленная и тоже с сумкой через плечо.

Следует каскад восклицательных междометий и взрывов милого смеха. Не обращая на меня ни малейшего внимания, деловые женщины начинают щебетать о деле, ради которого они здесь встретились. В переводе с их странного полуптичьего языка на человеческий выясняется следующее. Брюнетка работает в одном учреждении, которое связано с институтом, в котором работает блондинка. Они — конспиративно, разумеется. — договорились встретиться здесь, на бульваре. Для этого брюнетка с разрешения своего начальства отправилась в институт к блондинке для «уточнения» каких-то «цифровых данных». А блондинка, в свою очередь, с разрешения своего начальства поехала в учреждение к брюнетке снять копию с какой-то важной циркулярной директивы. Ну и разъехались — бывает! Теперь в их распоряжении легально оказалось два, а то и три часа рабочего времени. А где-то — где, я не разобрал, — «дают» французский трикотаж.

— Поехали?

— Поехали!

Гениальные бездельницы мигом вскочили, лица их приняли стереотипное выражение крайней деловой озабоченности, и они умчались, потряхивая своими гривками — черной и белокурой, как молодые кобылицы — «честь кавказского тавра».

…На скамейку садится симпатичный дед — явно из породы мудрых стариканов». Бородатый, с лицом одного из диснеевских гномов. Вот с ним-то я и начну стартовый разговор о жизни! Но дед сам его начинает:

— Вы не знаете, что лучше: шкипидар или штукатиф?

Он произносит эти слова шепелявя, так, как они тут написаны.

Я теряюсь: «шкипидар» — похоже на «скипидар», но что такое «штукатиф»? Мне приходит в голову, что дед имеет в виду марки слуховых аппаратов, тем более, что он говорит очень громко, как все глуховатые люди.

— Не знаю, право, вам надо посоветоваться со своим врачом.

Он оттопыривает рукой большое малиновое пушистое ухо, кричит:

— Чего такое?

— С врачом, — кричу я в ответ. — Вам! Надо! Посоветоваться! Он скажет, какой аппарат лучше!

— Я не про аппараты, я про препараты!

— Извините, а я подумал, что вам нужен слуховой аппарат!

Дед взрывается и орет на весь бульвар:

— Сам глухой! (Бросил взгляд на мои очки.) Да еще и слепой!

Отвернулся, обиженно сопит… На нашу скамейку садится еще один прохожий, деловито достает газету из кармана плаща. Дед обращается к нему:

— Вы не знаете, что лучше — шкипидар или штукатиф?

— А вы что, дедушка, квартирку ремонтируете?

— Нет, наш жилищный кооператив строит детскую спортплощадку, разные там качели, столбы для гимнастики, грибочки. Мне общественность поручила присмотреть за малярами. Они меня спрашивают, чем краску подсушить — шкипидаром или штукатифом, а я ни в жуб ногой!..

Я поднимаюсь и ухожу домой — писать этот рассказ. Гениального лентяя из меня не получилось и никогда не получится!