Среда 3 февраля, Бейтензорг. — Д-р Трейб пришел утром в назначенный час, и мы, позавтракав, отправились вместе в ботанический сад. По дороге директор нам объяснил, что сад устроен по особой системе кварталов, в которых деревья и растения сгруппированы вместе по семействам и подразделениям этих семейств. Благодаря этой системе все экземпляры одного рода и сродственных им видов можно легко изучать и сравнивать между собою, не теряя времени на розыски по всему саду. Принцип, которого придерживаются при посадке, строго научный, а эстетика оставлена в стороне; если же сажать деревья или растения, имея в виду только красоту их и производимый ими эффект, то потребовалось бы вдвое больше места, а в научном отношении оно было бы крайне неудобно.
Сад занимает пространство в сорок шесть десятин и в данную минуту вмещает девять тысяч разновидностей растительного царства, по два экземпляра каждого. Управление состоит из директора, заведующего всеми тремя садами — ботаническим, практическим и горным, имеющими каждый свой отдельный состав служащих. В Бейтензорге кроме директора, есть адъюнкт-директор, три помощника и несколько рисовальщиков, умеющих фотографировать и литографировать, — все европейцы. Под руководством последних находятся туземцы: три малайца с специальными ботаническими знаниями, старший садовник, девять помощников и около ста рабочих.
Мы вошли в сад через главный вход, от которого тянется знаменитая аллея des Kanaries (Canarium commune). Ветви этих гигантов образуют густой свод зелени, возвышающийся на сто футов над дорогой, причем нижние ветви и стволы покрыты различными паразитами, папоротниками и вьющимися растениями, свешивающимися гирляндами. Трудно себе представить что-либо величественнее этого ряда могучих деревьев, фотография которых не передает и сотой части их красоты. Направо и налево от центральной аллеи идут другие — меньшие, а также дорожки и тропинки, ведущие к различным кварталам. Д-р Трейб обратил наше внимание на огромное дерево Albizzia moluccana в 40–50 футов вышины, которому было всего пять лет. Сама по себе Albizzia со своей светлой корой и акациеобразной листвой не представляет ничего особенного и единственное ее преимущество состоит в необычайном росте, быстротой которого она превосходит все известные древесные породы. На Яве она разводится в больших количествах для посадки между молодыми кофейными насаждениями, которым она служит защитой. Другое дерево, оказавшееся хвойным, по своему наружному виду ничем не разнилось от лиственных.
Далее мы завернули к кварталам, на надписях которых значилось Pandanaceae, Cycadeae, Palmae, описанным мною уже раньше. Рядом с последними находился небольшой отдел с орхидеями, довольно немногочисленными, так как здешний климат оказывается для них слишком жарким и их разведением занимаются более специально в Чибодасе. Потом мы спустились к Чиливунгу, по ту сторону которого недавно было отчуждено в пользу сада еще десять десятин, стоивших правительству двенадцать тысяч гульденов и предназначавшихся почти исключительно вьющимся растениям. Пройдя от реки вверх, мы достигли участка, отведенного под виды Ficus sycomoms и пр., отличавшиеся роскошным ростом, раскидистыми кронами и богатырскими стволами. Мы отдохнули немного в беседке, построенной на небольшой возвышенности, откуда открывался вид на местность, окружающую сад: внизу у ног наших весело струилась река, а за ней начинались террасы савахов, окаймленные темными массами джунгла, простиравшегося до подножья двойной горы Панггеранг и Геде.
В конце сада, где помещался квартал хвойных пород, мы любовались красивыми Casuarina, имевшими длинные пониклые ветви и светлую перистую зелень, по сходству которой с перьями птиц кассуари эта разновидность и получила свое название. На обратном пути д-р Трейб повел нас мимо среднего пруда, одна часть которого была покрыта различными Nympheae[146] с большими широкими листьями и великолепными красными, розовыми и желтыми цветами, а другая — известной Victoria regia (семейство Nympheae), этой царицей водяных растений.
Листья ее в семь футов в поперечнике, приподнятые с краев, похожи на огромные зеленые подносы; между ними почти на одном уровне с водою выступают цветы, в первое время воскового белого колера, переходящего затем в бледно-розовый или пурпуровый. Нам посчастливилось видеть все фазисы цветения этого замечательного цветка, достигающего одного фута в диаметре и бывшего действительно замечательно красивым.
Перейдя аллею канари, мы пошли по другой, параллельной ей, состоящей из бразильских пальм со стволами, снизу шарообразными, а сверху круглыми, совершенно гладкими, которые своей белизной сильно выделялись от темной зелени кроны. В конце этой аллеи начинался настоящий джунгл вьющихся растений, между которыми особенно выдавались раттаны (Calamus) с большими колючками и разновидность вьющейся пальмы в шестьсот футов длины, громадные змеинообразные ветви ее то ползли по земле, то обвивались вокруг стволов, то свешивались на воздухе, перекидываясь с дерева на дерево.
Этим завершился наш интересный, продолжительный обход Бейтензоргского сада, который, хотя и уступал по красоте посадки саду в Перадении, но был в ботаническом отношении гораздо богаче и поучительнее. Прежде чем проститься с нашим любезным проводником, мы посетили с ним различные здания, находившиеся в его ведении. То были музей с обширным гербариумом, ботаническая лаборатория с пятью тысячами с лишком томов, несколько лабораторий, темная фотографическая комната и помещения для фотографирования и литографирования растений, которыми занимаются специалисты по этим делам. Кроме того, для ученых посетителей, приезжавших на Яву с целью изучения ее флоры, устроена особенная лаборатория. Директор указал нам на законченность всех деталей последней, состоявшей из обширной залы в семьдесят пять футов длины, освещавшейся с двух сторон десятью окнами. У каждого окна был поставлен мраморный стол, снабженный всеми оптическими инструментами и другими приспособлениями, требующимися при ботанических исследованиях. При лаборатории имеется небольшой гербариум, библиотека и фотографическая комната. По словам д-ра Трейба, многие европейские ученые посещают Бейтензорг, в особенности немецкие и французские.
Напротив вышеописанных зданий тянется ряд навесов с соломенными плетеными стенами, где помещаются лесные растения, требующие более прохладного, защищенного от солнца положения.
Из ботанического сада я вернулась домой, а С. поехал к барону Суертсу де Ландас-Уиборгу, снабдившему его письмами к Суракартскому резиденту и к главному инженеру строящейся железной дороги из Гарута в Чилачап и посоветовавшему при этом избегать встреч в Джокьякарте с резидентом, отличавшимся неприятным характером. Кроме этих писем, мы получили от генерал-губернатора официальную бумагу, обращенную ко всем голландским служащим на Яве и предписывающую им оказывать нам во всем содействие. После чая мы поехали в практический ботанический сад, заведываемый д-ром Ромбургом, которого д-р Трейб предупредил о нашем посещении, и лично нас всюду водившего. Цель этого сада строго практическая, следовательно, в нем все направлено к тому, чтобы извлечь наибольшую пользу из пространства, находившегося в распоряжении управления. Все дорожки проложены под прямыми углами или параллельными линиями; между ними на опрятно содержимых грядках посажены деревья и растения, имеющие практическое значение и применение; так, мы видели здесь растения, из которых извлекается кокаин (Erythroxylon coca), перувианский[147] бальзам, пачули, какао, ваниль, арарут, кубеба, а также деревья арабского и либерийского кофе, стрихниновое дерево, из плодов которого получается nuxvomica, каучуковые и гуттаперчевые деревья. Из последних разновидность Pelagium (isonandra) gutta, дающая наибольший процент гуттаперчи, не растет в диком виде на Яве, но семена ее были приобретены д-ром Трейбом и теперь дерево это разведено в большом количестве ботаническим садом. Далее следовали сахарный тростник, табак, перец, чайные кусты, деревья, дающие таннин[148], разные масла, пряности, орехи мускатные, грецкие и пр. Кроме торговых и лекарственных растений, много есть и таких, которые служат полезным кормом для скота.
Здешний же сад не только делает наблюдения над культурой растений, но занимается также химическими их исследованиями, изучением присущих им болезней и производит опыты над улучшением различных полезных продуктов, как-то: чая, кофе, риса, сахарного тростника, индиго, хинного дерева и других.
Значительной долей своего успеха как правительственное учреждение Бейтензоргский ботанический сад обязан именно этому практическому отделу, благодаря которому правительство издавна уже имеет возможность раздавать даром семена и растения, потребные для многочисленных колониальных предприятий. Яванские ботанические сады не продают растений, а с известными условиями раздают их даром. Управление практического сада состоит из европейского директора и главного садовника, нескольких туземных помощников и семидесяти рабочих.
Бывшую у нас вечером жену Бауда я за нездоровьем не могла принять, но с нею виделся С., которому она передала, что муж ее нашел нам яванского слугу по имени Кромози, знающего немного немецкий язык и долженствовавшего служить нам курьером. Так как завтра мы предпринимаем путешествие внутрь страны, нам необходимо иметь человека, говорящего по-малайски и с которым мы сами могли бы изъясняться, так как Джон ничего не понимает из здешних наречий, а мой запас малайских слов пока еще весьма невелик.
Четверг 4 февраля, Синданглая (3500 футов). — В шесть часов утра мы отправили людей и багаж по железной дороге в Чианджур, откуда до Синдаглаи им следовало ехать шестнадцать верст на лошадях; сами же мы поехали туда же в экипаже (тридцать три версты) по прямой дороге, идущей через горный проход Мегамендунг в 4,586 футов вышины.
Со времени открытия железной дороги из Бейтензорга в Бандунг и Чианджур шоссе, по которому прежде поддерживалось сообщение с этими городами, запущено и на нем не содержатся более почтовые лошади. Нам пришлось устроиться с одним китайцем, взявшимся нас доставить в Синданглаю на своих лошадях без перекладки. Экипаж наш имел вид деревянного ящика, поставленного на четырех колесах, натянутого сверху парусинным тентом и имевшего внутри узкое низкое сиденье и маленькую дощечку спереди для кучера. В этот ящик были запряжены в ряд три маленькие тощие лошадки, которыми управлял китаец с босыми ногами и непокрытой головой, одетый в туго обтянутые панталоны, доходившие только до колен, и в полотняную белую кофточку. Толстую свою косу, заплетенную красным шелковым шнурком, он для большего удобства запрятал себе в карман. Экипаж был настолько узок и низок, что даже я не без труда в нем уселась; С. же со своими длинными ногами только после больших усилий кое-как поместился.
Выехав в семь с половиною часов утра, в чудную, не слишком жаркую погоду, мы тотчас за Бейтензоргом стали подыматься в гору, сначала мимо деревень и садов и затем через рисовые поля. Дорога, окаймленная живыми изгородями вьющихся и цветущих растений, затенялась высокими деревьями, растущими по ее сторонам; туземные опрятные плетеные домики с широкими верандами, где копошились полунагие ребятишки, перемежались иногда с красивыми виллами голландцев, сады которых нередко скрывались под громадными раскидистыми ветвями варингинов (Ficus sycomorus), этих столь типичных деревьев Явы. Стволы последних достигают неимоверных размеров, а кроны их настолько широки, что четыре или пять подобных гигантов затеняют целые большие площади. Между домами встречались также туземные лавки и рестораны, состоявшие из большого навеса с подмостком, на котором были расставлены блюда с различными яствами и неизменный чай; туземцы-посетители помещались тут же на полу, рядом с блюдечками, и предавались чаепитию или еде. Лавочники по большей части были китайцы, которые, подобно евреям у нас, забрали на Яве всю мелкую торговлю в свои руки.
Масса туземцев направлялась в город, неся самые разнообразные деревенские продукты на базар; они были очень живописны с перекинутыми через плечо длинными бамбуковыми коромыслами, к обоим концам которых на тонких бечевках были подвешены плоские плетеные подносы. На этих подносах у одних громоздились картофель, лук и всякая зелень, у других — ананасы, у третьих — птицы и т. д., даже дрова в виде маленьких, аккуратно сложенных друг над другом, поленцев, переносились этим способом. У продавцов травы большие ворохи ее скрывали и подносы с коромыслом, и даже человека, несшего ее; свежесжатый, несмолотый рис был связан маленькими пучками, висевшими поперек коромысла. Тут же находились и разносчики, у которых в больших круглых корзинах, покрытых сверху плетеными подносами, с деревянными подставками снизу, помещались нитки, иголки, бумага, шляпы и прочий дешевый товар; такие же корзины служили переносными кухнями для приготовления и продажи прохожим туземцам всяких лакомых блюд. Особенно красиво и искусно сделаны были мешки из плетеного раттана, употреблявшиеся для переноски сыпучих веществ.
Вообще, столько переносилось разных предметов, что невозможно все перечислить, и по ним одним составлялось понятие о занятиях туземцев и производимых ими сельских продуктах. Мужчины, кроме поясного куска полотна, не имели никакой другой одежды, если не считать неизменной большой шляпы, которую они при виде европейцев снимали, низко кланяясь. Во всякое время оживленные дороги сегодня были ими более обыкновенного, так как китайцы праздновали свой Новый год.
Вскоре рисовые поля сменились лесами, пересеченными оврагами и реками; в одном месте деревянный крытый мост высился над бурным многоводным потоком, протекавшим далеко внизу меж зеленых берегов, с которых высокие перистые бамбуки грациозно склонялись над водой. Вообще вся местность была крайне волнистая и разнообразная. Изредка виднелся вулкан Геде, коего скаты казались совсем черными от густого джунгла, росшего по ним, а вершина отчетливо обрисовывалась на безоблачном небе.
Дорога, по которой мы следовали, шла все время в гору, иногда только спускаясь, так что наши лошадки даже шагом с трудом втаскивали экипаж, несмотря на то, что С. и кучер на всех более тяжелых подъемах выходили и шли пешком. У подножья хребта Мегамендунг нам припрягли еще пару лошадей цугом, которых двое саисов[149] повели под уздцы, двое других стали подгонять бичами, а пятый пошел сзади. От этого места шоссе, в инженерном отношении очень дурно проложенное, поднималось почти прямо вверх без всяких поворотов, вследствие чего подъем в несколько верст длины был крайне крут, а от плохого ремонта покрылся большими каменьями, обсыпавшимися под ногами лошадей. Окрестности становились все диче, жилища исчезли и великолепный девственный лес показывался во всем своем величии. Громадные деревья, пальмы, массы папоротников, древесных и других, множество вьющихся растений, раттаны, различные паразиты — таков был состав этого роскошного джунгла. Я несколько раз выходила из экипажа, чтобы снимать фотографию, чередуясь с С., так как невозможно было идти долго пешком: ветер сюда не проникал, а полуденное солнце сильно припекало.
Добравшись, наконец, до вершины Пунчак, мы остановились, чтобы дать отдохнуть лошадям и полюбоваться видом, открывавшимся сверху на одно из самых больших резидентств Явы — Преангер[150], расстилавшееся перед нами широкой панорамой. Рисовые поля, равнины, между которыми виднелись реки, местами озера, к югу дома санаториума Синданглая, деревни, окруженные деревьями, разбросанные всюду, а вдали и кругом горы с оголенными от лесов скатами — все это отчетливо виднелось с нашего возвышенного места, давая ясное понятие о местности, куда нам предстояло ехать.
Отстегнув уносную пару лошадей, мы стали круто спускаться с двумя саисами, задерживавшими экипаж за колеса и изображавшими собою живой тормоз. Погода вдруг изменилась: нависшие тучи заволокли солнце, накрапывал небольшой дождь и температура воздуха заметно понизилась.
Приехав в Синданглаю в двенадцать часов дня, во время общего отдыха, мы долго никого не могли найти, чтобы показать нам помещение и внести ручной багаж. Гостиница — большой двухэтажный деревянный дом с широким крытым балконом вокруг, куда выходили все комнаты, оказалась довольно посредственной и даже не особенно чистой. Зато неудобства ее окупались имевшейся при ней просторной купальней с чистой проточной водой, где мы после пыльной, душной пятичасовой езды с наслаждением освежились. Люди наши с вещами прибыли только в третьем часу.
Перед обедом мы ходили пешком в Чипанас, отстоящий на четверть версты от гостиницы и где находится небольшой дворец генерал-губернатора, окруженный маленьким, но очень красиво разбитым садом. На обратном пути, проходя через туземную деревню, я сняла несколько фотографий жилищ и типичных групп жителей, весело и охотно слушавшихся моих указаний относительно позировки.
Синданглая — санаториум, куда приезжают европейцы, больные и другие, нуждающиеся в перемене воздуха и более прохладном климате; сюда же присылаются на казенный счет больные и выздоравливающие голландские офицеры и солдаты, для которых правительством построены особые здания. При санаториуме имеется врач, аптека и небольшая больница. Средняя годовая температура здесь колеблется между 13° и 19° R.
Пятница 5 февраля, Синданглая. — Встав рано, мы в семь с половиною часов уже отправились верхом в ботанический сад Чибодас, находящийся в шести или семи верстах отсюда на высоте пять тысяч футов, на скатах Геде, а оттуда к водопаду Чибурум. До сада мы ехали почти все время открытой местностью, сначала мимо рисовых полей и огородов, а затем по высокой, доходящей почти до седла траве, называемой по-явански аланг (Imperata arundinacea). Всюду виднелись во множестве цветущие растения и кустарники: вербена, хибискус лилифлорус и спектабилис с громадными колокольчикообразными цветами, прекрасные датуры и др.
Ботанический сад Чибодас особенно богат цветущими растениями и такими, как, например, австралийскими и японскими, требующими умеренного климата. Между цветущими более всех выдавалась Datura knightii, образующая куст в 4–5 аршин вышины, сплошь усеянный восково-белыми цветами, не менее пяти вершков длины, имеющими форму удлиненного узкого колокольчика; затем очень красива была Russelia juncea с длинными гибкими, тонкими, безлиственными ветками, густо усаженными красными цветами. На другом небольшом кусту medinella peysmanni из среды блестящих, темно-зеленых листьев, выступали розовато-лилово-красные, звездообразные цветочные колосья. Далее росли Aeschynanthus javanicus, эпифит с красными цветами, Strelitzia reginaec желтыми и голубыми, в 2–3 вершка длины, Zephiranthes candidum, Heterocentium roseum, Callistemon linearifolia и проч. Одно дерево, Xanthorhoca hastilis, из семейства пальм и родом с Новой Голландии[151], было чрезвычайно любопытно: ствол его неимоверной в сравнении с вышиной толщины состоял из крупных чешуй, напоминавших спину дикобраза, беловато-зеленые же листья, в два или три аршина длины и четверть вершка ширины, образовывали громадную крону, имеющую форму совершенно правильного шара.
Осмотрев сад, мы снова сели верхом и поехали дальше по еле заметной узкой, каменистой тропинке, поднимающейся очень круто в гору. Тропинка шла по девственному лесу, вероятно, много десятков веков не тревожимому рукой человеческой, в котором, под сенью громадных деревьев, царил какой-то таинственный полумрак. Подрост состоял из уже отцветавших магнолий и рододендронов, различных травянистых и кустарных растений, муз, панданусов и в особенности большого числа папоротников. Последних на скатах Геде найдено ботаниками до трехсот разновидностей. Наполняя промежутки между деревьями и высокими растениями, на всех стволах, пнях и ветвях, большими массами росли орхидеи, ликоподии[152], паразиты и раттаны, свешивавшиеся и переплетавшиеся самым невероятным способом. Но в особенности выдавались своей красотой и обилием древесные папоротники, иногда в пятьдесят футов вышины, образующие тут и там отдельные рощи посреди окружающего леса.
На полдороге мы переехали поляну, покрытую столь высокой травой, что в ней скрывались и лошади, и седоки. Через дорогу беспрестанно перебегали ручейки, неожиданно появлявшиеся из-за зелени и, пробежав немного, также внезапно исчезавшие под ней; последнюю же часть нашего пути эти ручейки избрали своим руслом самую тропинку, которая стала так скользка и крута, что, несмотря на грязь и воду, нам пришлось идти пешком.
Водопады, до которых мы добрались только после довольно продолжительной езды, находятся в широком ущелье, имеющем форму полукруга и окруженном с трех сторон высокими, отвесно поднимающимися скалами. В двух местах большие массы воды свергаются с вершины горы в пенящийся бассейн, наполовину скрытый наклонившимися над его поверхностью столетними деревьями, древесными и другими папоротниками, растущими здесь роскошнее даже, чем в остальных частях джунгла. Валявшиеся стволы сгнивших гигантов леса, обросшие мхом и покрытые лианами, увеличивают еще более общее впечатление дикости, производимое этой лощиной, грандиозной своею пустынностью и безмолвием, которое нарушается лишь шумом падающей воды.
Сняв фотографию местности и отдохнув немного на берегу бассейна, мы пустились в обратный путь; немного ниже водопадов наш проводник показал нам интересную пещеру, наполненную водою. Под скалистыми сводами ее было слишком темно, чтобы определить, на какое расстояние она простиралась вглубь земли, но видимое пространство было настолько обширно, что походило на небольшое озеро. Выходя из пещеры, мы встретились с директором ботанического сада, извинившимся, что он не поспел вовремя, чтобы показать нам свои владения.
Обратно мы ехали другой дорогой, по более открытой и пересеченной оврагами местности; многие глубокие ложбины, очищенные от больших деревьев, заросли сверху донизу древесными папоротниками, перистые кроны которых грациозно колыхались на воздухе. Под конец нашей поездки погода, бывшая до того довольно жаркой, посвежела: тучи заволокли все горы, грозя нам дождем, во избежание которого мы ускорили шаг, так как в здешних краях ливень, продолжавшийся лишь несколько секунд, может вымочить насквозь.
Вернувшись домой в двенадцать часов дня, мы до вечера отдыхали и читали; во время чая нам принесли от директора ботанического сада корзинку с великолепными цветами бегоний, лилий, фиалок и др. Перед обедом мы ходили пешком по туземной деревне и по саду гостиницы, очень красивому, со множеством аралий[153], датур, пальм арека и разных деревьев, росших полудико среди скал, где протекала прозрачная ключевая вода.