В трущобах Самары

X. След показался.

Ранним утром в канцелярии сыскного отделения сидели три знакомых писца за чаем. Шел обычный разговор на одни и те же уголовные темы.

— А ловок этот Мишка Истомин! — хрипло восхищался письмоводитель. — Дело обработает и улизнет, как налим, поминай, как звали.

— Не дай Бог попасть ему под руку, — в котлетку превратит! — трусливо картавил другой.

— А за что он был сослан на каторгу?

— Аль не слыхал? А еще служака в сыскном! Чай помнишь — Ильинскую церковь ограбили и сторожа убили? Вот он самый и действовал. И ведь как, бестия, отличился! Мало того, что убил человека, а надругался над ним, анафема: распорол железным ломом брюхо и вместо кишек извести натолкал. Собака — не человек!

— Ну, псы смердящие, жрите! —весело проговорил вбежавший Удочка, подавая собеседникам бутылку водки.

— Петя, голубчик, дай обнять тебя! — радостно забормотал письмоводитель.

Началась похмелка.

— Эх, я лягашей я добыл!—торжествовал Удочка, потирая руки. — Посмотрим теперь — уйдет ли от меня г. Истоминъ?

Появился репортер.

— А, почтеннейший литератор! Водки принес?

— Имеется, ваше-ство.

— Садись, хозяином будешь. Бери записную и зарисовывай; «найденный в соборном садике убитым оказался мелкий вор Подосек. Убийцы найдены. Подробности завтра». Что, каков материалец? Четверть с тебя нынче следовало. Ну, да, ладно, сочтемся,

— Погоди, брат, сам мне четверть выставит, коли я тебе свой материалец выложу, — таинственно подмигнул репортер, приглашая Удочку в соседнюю комнату.

Спустя некоторое время Удочка с особенной торжественностью вошел в кабинет непосредственного начальника и, плотно притворив за собою дверь, делал обстоятельный доклад по поводу последних событий.

— Удалось таки наконец мне двух дюже хороших лягашей зацепить. Один из них, Афонька, сам с услугами навязался и для начала стукнул очень недурно. Найденный в соборном садике убитым оказался воришкой Подосеком. Убит он ни кем иным, как господином Худицким и его уважаемой сожительницей Наськой в их собственном логове, откуда и был вывезен.

Начальник подпрыгнул от восторга и крепко пожал руку торжествующего Удочки.

— Ну, а второй?

— Второй еще почище будет! Этот знает всю подноготную действий Истомина и будет отличнейшим агентом.

— Тоже вор?

— Лучше — прямой разбойник, место которому давно на виселице.

— Молодец, Удочка! Теперь утрем мы нос «Сахалинцу»!

— А народе они надежный?

— Первейшие помощники будут!

— Уф, утомился! — грузно опустился в кресло вбежавший надзиратель, носивший кличку «полковника Паструлина» Наконец-то «вышиб» от цыгана сведения о лошади. Пять дней подряд бил — с... с.., и хоть бы что! Наконец сознался...

— Ты, брат, кажется слишком уж усердствуешь— бьешь всех подряд — и виноватых, и свидетелей. Этак дойдешь до того, что никто и о кражах заявлять не решится.

— И чорт с ними!

Удочка с начальником отправились из отделения.

Днем всполошился весь воровской мир: Худицкий и Настя были арестованы и заключены в тюрьму.