Вадимка

Глава вторая НЕПРЕДВИДЕННЫЙ ПАССАЖИР

На аэродроме встречают меня Степан Степаныч, известный в наших краях писатель, и Темник. Его старенький кургузый «Запорожец» приткнулся к самому подъезду, дремлет в одиночестве.

Вадимки на аэродроме нет.

— Не видел! — удивляется Темник. — Случилось что-нибудь?

— Ушёл ночыо и не вернулся.

— Странно. Стал быть, собачонку ищет.

— Найдётся, — ободряет Степан Степаныч. — У меня такие же сорванцы. За кошку головы на плаху положат.

Из вестибюля выходит зять Ивана Гурьяныча, тощий, мрачноватый паренёк лет двадцати, скучно здоровается со мной, нехотя поигрывает ключиком от зажигания. Он явно не выспался.

— Так я поеду? — зевает он, поглядывая на Степана Степаныча. Его он видит впервые и потому проявляет некоторый интерес. — Без меня улетите.

— Езжай, езжай! — соглашается Темник. — Чего тебе нас караулить? Только не гони, осторожненько, ямки, знаешь, объезжай.

Я смотрю в сторону города, ловлю глазами каждую машину: не появится ли Вадимка. А что, если в самом деле беда стряслась?

— Да не тоскуй ты! — уговаривает Степан Степаныч. — Явится твой Вадимка, вот увидишь. Шутка, на такое дело опоздать!

Степан Степаныч — давний мой друг. Он частенько приезжает в город, заказывает редкие книги. Мне порядком приходится покрутиться, чтоб разыскать то, что ему нужно.

С полгода не видел я Степана Степаныча. Он живёт в трёхстах километрах от областного центра, на большой железнодорожной станции. У него свой дом, огромный огород и кой-какая живность. Живность эта — коза или корова.

Когда Степан Степаныч беднеет, он продаёт корову и покупает козу. Если приваливает счастье, заводятся «лишние» деньги, — коза сгоняется со двора и покупается корова. На радость многочисленной ребятне.

Так и повелось: когда знакомые встречаются с ним, то вместо «здравствуй» обычно спрашивают:

— А что, Степан Степаныч, коза иль корова?

— Корова, ребята! — улыбается тот. — Приезжайте в гости, молока — хоть за шиворот лей.

Мы с Темником пригласили Степана Степаныча путешествовать с нами.

Он такой же худощавый, как Гурьяныч, только ростом выше, костистее. Скоро пятьдесят стукнет Степану Степанычу. Для писателя — возраст самый зрелый.

В обиходе мы говорим друг другу: «Степа», «Федя». Как в давние, молодые годы.

Между тем радио сонно объявляет: «Внимание! Внимание! Пассажиров, отлетающих на Тымбу, просят пройти на посадку!»

Тымба — село, откуда начинается паше таёжное путешествие.

— Торопиться надо! — вскакивает Иван Гурьяныч. — Мы ж ещё билеты не регистрировали.

На глазах меняется Темник: то спал-дремал, то вдруг засуетился. Пальцы сноровисто перебирают незастёгнутые пуговицы штормовки.

Степан Степаныч суёт мне свои деньги:

— Возьми, Федя. Ты у нас в этом деле человек надёжный. Будь казначеем.

Я выбегаю на стоянку такси, заглядываю в зал ожидания, в отдел перевозок, в камеру хранения… Вадимки нет — значит, не приехал.

Мы стоим у самолёта, не зная, что предпринять. Трудную задачу приходится решать. Раз в неделю летит самолёт на Тымбу: очень тяжёлая трасса — частые дожди, туманы, грозы. Половина пути лежит над могучей сибирской рекой. Полмесяца ждали мы хоть мало-мальского просветления.

— Эх, Вадимка, Вадимка!..

Лётчик возле кабины выжидающе смотрит на нас: дескать, чего мешкаете, каждая минута дорога.

Я решаю остаться на аэродроме. Без Вадимки мне лететь нельзя.

— А вы трогайте. Счастливого пути!

— Я тоже остаюсь. — Степан Степаныч вытаскивает из пачки папиросу. — Недельку потерпим.

Темник хватается за вещи, не зная, куда их девать — то ли в самолёт нести, то ли на вокзал.

— Ты полетишь, Стёпа!

Я решительно беру лодку, рюкзак, толкаю их в самолёт. Иван Гурьяныч суетливо помогает мне — видно, очень хочется ему лететь на Тымбу.

Так мы ломаем нестойкое сопротивление Степана Степаныча.

— Ладно, уговорили, — сдаётся он. — Жду тебя на Тымбе, Федя. Хоть до нового потопа.

Лётчик запускает мотор, пробует на всех режимах. Я машинально ловлю чистоту звука и, как бывший механик, определяю: «Мотор трудится отлично».

Лётчик прибавляет газ, самолёт срывается с места. От винта летят на меня колкие пыльные вихри.

— Счастливо, друзья!..

Степан Степаныч машет мне из окошка. Темника не видно — он сидит сзади.

«ЯК-12» медленно отрывается от земли. И в тот же миг я слышу Вадимкин голос:

— Батя!..

Я поворачиваюсь, вижу бегущего сына. За плечами его подскакивает увесистый рюкзак, в одной руке качаются спиннинг и вёсла, в другой… Ну конечно, щенок! Тот самый, с дымчатой шерстью и белыми лапками, с довольной мордашкой.

— Батя, я опоздал? — Вадимка стоит передо мной жалкий, растерянный, с растрёпанным чубом. Вот-вот заплачет.

— Опоздал, Вадимка. — Я киваю на взлетевший самолёт.

— А когда следующий?

— Через неделю, две… месяц. Кто знает?

— Я из-за щенка, понимаешь?

— Понимаю.

— Нет, ты послушай!

— Слушаю.

Я сажусь на пустой ящик из-под свиной тушонки. Вадимка стряхивает с плеч рюкзак, опускает щенка на траву. Щенок обнюхивает мои ноги, дружелюбно приветствует хвостиком.

«Что ж теперь?» — эта мысль гнетёт меня.

А Вадимке надо оправдаться:

— Понимаешь, почему я ночью ушёл? Мне Серьга Пушин сказал, а ему ребята сказали, что такие щепки у Лёньки Корешкова водятся. Они очень породистые. А Лёнька, я знаю, где живёт, недалеко от нас. Я бы, конечно, раньше приехал, если б не Серьга. Ему тоже такой щенок нужен…

Мне сейчас не до Вадимкиных рассказов. Надо как-то выкручиваться. Может, к начальнику аэропорта сходить? Должен он что-нибудь посоветовать…

— …Ну, рассветать стало. Мы пошли к Корешковым. Стучимся. Открывает мать. «Вы к кому?» — спрашивает. «К Лёньке Корешкову». — «Зачем?» — «Военная тайна». — «Спит ваша военная тайна». Всё-таки выманили мы его. Смотрит Лёнька на нас, морщится и говорит: «Ни за что! У меня один убежал, так я его кой-как нашёл. Теперь обоих на цепи держу».

— Стой, Вадимка, не жужжи, дай подумать!

— Я сейчас, я два слова… Пришлось мне сказать, куда лечу. Лёнька аж глаза выпучил. Ну, рюкзак, вёсла, спиннинг… Серьга подтверждает. Тут Лёнька и растаял. «Хорошо, говорит, по рукам. Когда вернёшься — отдашь. А тебе, Серьга, никакого щенка нету, у меня один остался».

Я понимаю нехитрую Вадимкину уловку — заговорить меня, чтоб я остыл, не ругался. Он рассказывает, как они с Серьгой из-за щенка чуть не подрались, как он такси искал, как шофёр с него деньги требовал…

— Идём к начальнику аэропорта. — Я беру рюкзак и вёсла. — Да не забудь свою драгоценность. Из-за неё мы сели в лужу.

Если бы я знал, сколько ещё у нас будет луж!

Начальник аэропорта, оказывается, мой сослуживец по авиационному полку. Сначала я не узнал его. Неужто это Сашка Синев — щеголеватый лётчик-сержант, который классно летал и дрался в воздушном бою? Я никак не могу соединить в своём представлении двух разных людей; того мальчишку-сержанта в пилотке набок, в блескучих сапогах гармошкой и этого полного мужчину с глубокими пролысинами, с орденскими ленточками на груди.

— Здравствуй, Фёдор Петрович! Садись, рассказывай. Я тебя сразу узнал. Учебный полк помнишь?

— Как не помнить! Армейская жизнь не забывается.

— Верно, верно. Ах как верно, дорогой! — Александр Сергеевич придвигается к моему стулу. — Сколько воды утекло. А? Время-то как летит! А?

С места в карьер пускается он в воспоминания о тех далёких днях.

— Да, было, было времечко! Сосунками в самолёты садились, цыплятками. А летали как? Я ведь до майора дошёл, заместителем командира полка был. А потом, друг ты мой, чуть не гробанулся. И вот, как видишь… А ты как? Знаю, что Книготоргом ворочаешь. Хоть бы книжечки оставлял какие там редкие. Да, по совести скажу, читать некогда. Ну, так что же?

Он стал говоруном, Сашка Синёв.

Я рассказываю о себе, о спутниках, о наших бедах. Кой-что, понятно, приукрашиваю. Вадимка сидит, улыбается: «Так, так, всё так!»

Александр Сергеевич ёрзает в кресле, сочувственно чмокает пухлыми губами.

— Нет ли у вас рейса, Александр Сергеевич, — спрашиваю, — такого, который к Тымбе поближе?

Александр Сергеевич разводит руками:

— Ничего! Рад бы, но…

Ну что ж, на нет, как говорится, суда нет!

Александр Сергеевич провожает нас в зал ожидания, обещает иметь в виду. Записывает адрес, телефон.

— Что-нибудь подвернётся — позвоню, а то и машинешку подброшу.

Вадимка мой пасмурен, обидчиво кусает губы, гладит скулящего щенка.

— Батя, он есть хочет.

Есть не только щенок хочет. И я хочу. И Вадимка. Из-за всех этих треволнений забыли поесть. Надо ехать домой. То-то жена обрадуется. Засуетится: «Садитесь скорее завтракать. Тебе яйцо всмятку или вкрутую?»

Надо ещё такси найти, это в нашем городе не так-то просто. Вадимка тем временем прогуливает щенка. Он прогуливает его меж цветочных клумб. Щенок всё время лезет то в георгины, то в ромашки. Вадимка кричит на него, гоняет и мнёт цветы ещё больше. Кончается тем, что щенка и Вадимку сторож выгоняет из скверика.

Машина появляется довольно скоро. В ней сидит наш знакомый геолог Андрей Гринталь, известный открыватель золота на Севере. Сперва из машины выпрыгивает мохнатая овчарка, за ней выходит сам геолог. Он хорошо понимает наше намерение завладеть машиной.

— Приветствую и уступаю, — раскланивается Андрей, пожимая мне руку. — А это, насколько помню, Вадимка, а на руках у него великолепный щенок из породы северных лаек. Угадал?

— Угадали, дядя Андрей, — ликует Вадимка. — А ваша какой породы?

— Кавказская овчарка, рост шестьдесят сантиметров, вес сорок килограммов. Попадёт волк на зубы, ам — и нет волка. А теперь позвольте спросить, как поётся в одной детской песенке: «Вы откуда и куда?»

Приходится повторить Гринталю печальный наш рассказ.

Какая ж печаль, Фёдор Петрович?! — восклицает Гринталь. — Вы полетите со мной в Солнечное, а там я посажу вас на вертолёт, и здравствуй Тымба с вашими друзьями! Согласны?

— Да, но…

— Пока ничего не дано, — каламбурит Андрей. — Да или нет? Вы посмотрите на этих таёжных рыцарей! Они ещё раздумывают! Предлагаю царские условия, почти бескорыстные, если не считать будущей подписки на Есенина по личному знакомству. Так для вас это сущий пустяк, проще, чем до Тымбы долететь.

Он стоит передо мной высокий, не очень складный, в меховой куртке, в эвенкийских унтах, разрисованных, как ирокез на празднике, в рыжей тарбаганьей шапке, мохнатой, ушастой. Именно в куртке, в унтах и шапке, несмотря на июль, потому что там, куда он летит, очень прохладно. И потом, — я понимаю — надо ж показать, что он летит на север, в края гор и ледников.

Я давно знаю Андрея. Он латыш по национальности, дед его был ссыльным, отек — известным геологом.

И Гринталь-сын пошёл но этой тропке.

— Так что же, Фёдор Петрович?

— Мы согласны, дядя Андрей, — опережает меня Вадимка. — Только маме позвоним, хорошо?

Нет, подумайте, они сами всё решили!

— Вот это мужской разговор, — одобряет Андрей. — Давайте ваше снаряжение. Пёсик, надеюсь, с вами?

Пёсик? Какой пёсик? Ах да, Вадимкин щенок! В самом деле, куда мы его денем?

В дорожных тревогах я как-то не подумал о щенячьей судьбе.

— Мы его никуда не денем, — заявляет Вадимка. — Мы его с собой возьмём.

— То есть это зачем? — удивляюсь я. — У нас без него мороки выше макушки!

— Понимаешь, я обещал Лёньке Корешкову сделать из щенка охотничью собаку. По-другому он никак не соглашался.

— Брось дурачиться, Вадимка! — говорю я. — Представь, что мы с ним будем делать в тайге? Сопки, реки, топи, болота… Нам бы самим выкарабкаться!

Андрей мигает мне, дёргает за полу штормовки. Это он даёт понять, что непедагогично рассказывать ребёнку такие страхи.

— Я обещал, я дал честное пионерское, — упрямится Вадимка.

— Нет, послушайте, люди добрые! Он дал честное пионерское! О, знаменитый дрессировщик, Вадим Фёдорович! Оставайся в таком случае дома и дрессируй щенка в квартире!

Андрей находит, что ему пора вмешаться в наш семейный разговор.

— А по-моему, Вадимка прав. — Он ласково поглаживает красавицу овчарку. — Именно со щенячьего возраста я стал воспитывать свою Динку. И теперь она идёт на любого зверя. Так что в случае нужды можем поменяться.

— Я нс могу, — не соглашается сын. — Я взял щенка на время.

— Тогда дрессируй сам, ещё интереснее.

Что мне делать — ума не приложу. Чувствую, не удастся уговорить Вадимку. «Ладно, — решаю я, — в крайнем случае отдадим щенка тымбинским охотникам».

Идём звонить Тосе.

Говорит Вадимка. Я стою рядом, слушаю негодующий голос Тоси. Она отчитывает сына за ночной побег, за скандал со щенком, за многие грехи его.

— Я больше не буду, — бубнит Вадимка. — Ну честно, мама!

К нам подбегает Гринталь:

— Готовы?

Я выхватываю у Вадимки трубку.

— Мы всё-таки летим! — кричу я. — С Андреем Гринталем. А потом на вертолёте до Тымбы.

— На вертолёте? Это же опасно! — волнуется Тося.

— Не опасней, чем на самолёте.

Я выслушиваю горячее наставление, как вести себя в воздухе, в тайге, на реках. Главное, клещей надо бояться, они бывают энцефалитные. И Вадимке надо наказать. А то в прошлом году…

Наконец-то я отрываюсь от трубки. Вещи наши уже в самолёте, их перетащил Гринталь. Андрей берёт за плечи Вадимку, подталкивает к выходу.

— Шагай, шагай! Не забудь щенка мне дать от будущей знаменитости.

— Обязательно дам, дядя Андрей, — обещает Вадимка. — Самое, самое честное!