Главы о христианской любви, помещенные в шестом разделе «Кассианы»,[518] но по факту занимающие в повествовании центральное место, как представляется, по форме и глубине могут быть отнесены к числу величайших святоотеческих сотниц, а по их качеству епископа Жичского Николая (Велимировича), прославленного Сербской Церковью в лике святителей в мае 2003 года,[519] можно поставить в один ряд со святыми отцами Церкви (в частности, вспоминается преподобный Максим Исповедник и его «Главы о любви»).
Обозначенные главы были написаны не в хаотичном порядке, а в соответствии с продуманным планом, который является одновременно и логическим, и дидактическим. Святитель Николай в первую очередь показывает фундаментальную связь между истинной любовью и Богом Троицей. Затем он пишет о творении как проявлении Божественной любви и той роли, которую, по замыслу Творца, любовь должна играть в жизни человека, а именно – быть средством единения с Богом и обожения. Далее автор говорит, что человеку не удается любить Бога и достигнуть преображения ввиду греховности и привязанности к сему миру. Затем речь заходит о воплощении Слова и о спасении людей как выражении любви Отца и Сына и Святого Духа к падшему человечеству. Впоследствии святитель Николай Сербский высвечивает основополагающее значение любви в духовной жизни. Своей любовью человек отвечает на спасительную любовь Бога, что можно по-другому обозначить как синергию человеческой воли и Божественной благодати, посредством чего человек достигает единения с Создателем. Автор ясно показывает, что отличает истинную любовь, духовную, от неподлинной любви, плотской, целью которой является не Бог, а этот падший мир. Затем святитель Николай (Велимирович) отмечает ценность любви между супругами, живущими для Бога, и подчеркивает далее важность стяжания любви в монашестве. В завершение сотницы автор приводит несколько глав, в которых рассуждает об эсхатологическом аспекте любви. Мы подробно рассмотрим каждый из обозначенных этапов, которые, в сущности, оказываются этапами истории спасения и обожения человека.
Учение святителя Николая Сербского о любви основывается на этих важнейших словах евангелиста Иоанна Богослова: Бог есть любовь (1 Ин. 4, 8) (2, с. 56-57).[520]
Нельзя сказать, что любовь определяет сущность Бога, поскольку ничто не способно определить Божественную сущность, которая непознаваема и невыразима словами. Тем не менее любовь относится к Божественной сущности: она является нетварной энергией, которая от нее исходит (2, 14; с. 56-57, 66-67).
Однако нельзя сказать, что любовь безлична, ведь Божественная сущность не существует вне зависимости от Божественных Лиц. Истинная любовь может исходить только от личности и быть направлена к личности. «Сознательная любовь, – пишет святитель Николай, – соотносится с сознательной личностью, не с принципом, идеей или с каким-либо безличным существом, но с личностью» (16, с. 68).
Если любовь Бога совершенна, то это объясняется не только тем, что любовь есть энергия, исходящая от совершенной Божественной сущности, но также тем, что «только совершенная личность, с совершенным сознанием, с совершенным умом, обладающая совершенным могуществом, может иметь совершенную любовь» (17, с. 68-69).
Безличный Бог не может ни любить, ни быть любимым, ибо любить может лишь кто-то, быть любимым также может лишь кто-то. Иначе говоря, любовь может существовать исключительно между двумя или несколькими личностями (9, с. 62-63).
Утверждение «Бог есть любовь» имплицитно указывает на отличительное свойство Бога христиан, единого истинного Бога, потому что оно не только подразумевает, как мы увидим далее, что Бог не безличен, но, более того, что у Него Три Лица.
В исламе бог не безличен, но он един, и по этой причине его нельзя назвать богом любви, поскольку в вечности, до творения мира, он не способен любить никого, кроме себя, а любовь в одном лице – это не любовь, а самолюбие и эгоизм (15, с. 67). Предполагать, что любовь Божия появилась с сотворением мира, значит утверждать, что она, любовь, не принадлежит вечной сущности Бога и, следовательно, является Его случайным качеством или что сущность Бога изменчива, поскольку приобрела то (любовь), что ей изначально не принадлежало. Однако эти две возможности в равной степени неприемлемы. Представить Бога без Сына, как в исламе, значит представить Его без любви (9, с. 62-63). По этой причине в Коране ничего не говорится о любви в связи с богом-Аллахом, но только о праведности и милосердии (6, 15; с. 60-61, 67). Также Бога можно называть Отцом потому, что у Него есть Сын – без Сына Бог не мог бы быть Отцом (10, с. 63-64).
Однако любви между двумя Лицами было бы недостаточно, чтобы назвать ее полной и совершенной, как и подобает Богу. Аналогично на уровне человеческом: любовь между двумя людьми, которая не дает жизнь третьему, в Ветхом Завете считается проклятьем, потому что она бесплодна. Именно в третьем, в ребенке, любовь родителей обретает полноту. Так на земле, потому что так же на небе: «Любовь становится полной при появлении третьего» (15, с. 67). Эти размышления святителя Николая Сербского объединяют те мысли, которые в Слове 23 [521] высказывал святитель Григорий Богослов: Триединство Бога не означает несовершенства Божества, но, напротив, полноту совершенства Бога, Который в Своем Триединстве превосходит замкнутость единичности и разделение двоичности. Триединство означает полноту любви, потому что любовь двух Лиц получает завершенность в третьем.
Бог, Который есть любовь, если эта любовь совершенна, может быть исключительно в трех Лицах, и, наоборот, Единый Бог в трех Лицах может быть только Богом, Который есть любовь. Единый Бог Троица может быть Един, только если Он любовь. Святитель Николай Сербский отмечает, что в вере индусов был некий намек на троицу, но три бога, которых они почитали, не были едины. Третий из богов (Шива), был разрушителем того, что создавал первый (Брама) и что сохранял второй (Вишна) (5, с. 59-60). У древних египтян также было некое представление о троице, но они понимали ее как плотскую семью, объединенную не любовью, а ненавистью (5, с. 59-60).
«Следовательно, когда мы говорим: „Бог есть любовь“, то тем самым мы говорим: Святая Троица есть Любовь. И Отец есть Любовь, и Сын есть Любовь, и Святой Дух есть Любовь, Источник и прообраз любви между ангелами и людьми; источник, который, давая, не иссякает и, принимая в себя, не обогащается» (29, с. 78). «Вечный Отец любит Сына и Духа Святого. Вечный Сын любит Отца и Духа Святого. Вечный Дух любит Отца и Сына. Все это в непостижимом единстве, нераздельном и неслиянном» (8, с. 61-62) – в этом заключается, по словам святителя, фундаментальная истина христианской веры. Взаимная любовь трех Лиц Святой Троицы выражается в Их взаимообщении, что в богословии обозначают термином περιχώρησις. «Отец любит Сына так сильно, что Он весь в Сыне, и Сын любит Отца так сильно, что весь в Отце, и Дух Святой по любви весь в Отце и Сыне» (13, с. 65-66). Особенность любви состоит в том, что любящий желает раствориться в возлюбленном (14, с. 66-67). Любовь Отца к Сыну и Святому Духу так горяча, что Он хотел бы истощить Себя и раствориться в Них. Такова же любовь Сына к Отцу и Святому Духу, а также Святого Духа – к Отцу и Сыну. При этом не возникает никакого слияния Божественных Лиц. Три Лица и нераздельны, поскольку Они принадлежат единой сущности и единой энергии любви, неслитны – так как обладают Своими ипостасными особенностями. Любовь трех Божественных Лиц, таким образом, есть совершенно единая любовь, но при этом неслиянная. Сила любви каждого из Лиц по отношению к двум Другим – следствие того, что три Лица не сливаются и не разделяются, так как Каждое из них по любви стремится, чтобы возвеличились и прославились остальные два Лица Святой Троицы (14, с. 66-67).
Бог совершенен, поэтому самодостаточен. Он сотворил мир не из необходимости, как утверждают некоторые богословы – последователи эманатизма. Он также сотворил мир не ради Своей славы, ибо в Себе Он имеет всю полноту славы. Бог сотворил мир не ради удовольствия, потому что Его троичная любовь превыше всякой радости и веселья. Господь сотворил видимый и невидимый мир из чистой любви (20, 21, 22; с. 71-73).
Любовь, направляющая все творение, есть прежде всего взаимная любовь трех Божественных Лиц Святой Троицы. Эта любовь между тремя Божественными Лицами выражается в том, что Предвечный Совет «дал согласие» на сотворение видимого и невидимого мира. Любовь Отца и Святого Духа к Сыну осуществила замысел Святой Троицы о творении. В любви к Отцу Сын хотел сотворить для Него как можно больше сыновей, не только по природе и рождению, но и по благодати и усыновлению (21, с. 72).
Следовательно, любовь, по которой Бог сотворил видимый и невидимый мир, есть выражение Его любви к Своим созданиям, в частности к людям, сотворенным по Его образу и призванным в Духе Святом стать по усыновлению сыновьями Отца и братьями Сына (21, с. 72).
Первые люди – Адам и Ева, – представляющие человечество в его изначальном состоянии, таким, каким его задумал Бог при творении, любили Бога безраздельно, то есть всем сердцем, всей душой и всем умом. Первозданные люди любили и друг друга, но ради любви к Богу и в Боге. Так же они любили все прелести рая, видели их в свете своей любви к Творцу. Никакое желание, кроме стремления быть с Богом, не входило в их сердца, не тревожило их духа. Любовью к Богу они жили, дышали и радовались (33, с. 81-82). В таком состоянии они по благодати были подобны малым богам (34, 35, с. 82-83).
Адам и Ева лишились этого райского состояния, злоупотребив своей свободой. Как пишет святой Николай Сербский, первородный грех состоял в том, что люди добровольно утратили любовь к Богу. Вместе с любовью праотцы потеряли гармонию и свободу, обретя вместо них духовную слепоту (36, 37; с. 83-85).
Духовную любовь к Богу вытеснила плотская любовь к миру. Вместо любви к Богу существо людей наполнили три желания – желание телесного наслаждения, стремление к власти и жажда знания (38, с. 85-86). Утратив Бога, Адам и Ева стали искать опору в вещах (38, с. 85-86) и ощутили страх (39, с. 86). Они перестали видеть друг в друге творение, созданное Богом и ради Него; познали собственную наготу; обратили свой взор исключительно на свое тело и стали воспринимать друг друга только телесными очами (39, с. 86).
Праотцы утратили понимание того, что есть любовь. Лишившись любви к Богу – единственной истинной любви, – они начали отождествлять с любовью свои желания, пристрастие к миру и страсти. «Когда люди удалились от любви Божией, единой истинной любви, они начали называть свои похоти и желания любовью. Так они назвали любовью желание плотских, телесных наслаждений, земных благ, суетных пустых знаний, как и желание власти и почестей, игр и веселия, обладание вещами» (42, с. 88-89). Вследствие утраты человеком любви к Богу он обрел суррогаты любви: разные формы греховного псевдочувства человеку навязывает диавол, чтобы он не мог вспомнить небесную любовь (42, с. 88-89). Человек грешный, по наущению лукавого обманщика, верит, что сможет обрести счастье благодаря земным и плотским желаниям. На самом деле они не приносят ему удовлетворения, но лишь делают его все более несчастным: в основе этих желаний лежит несовершенство, они попросту неспособны даровать человеку чувство удовлетворения. Более того, их множество буквально разрывает сердце изнутри, становится причиной конфликтов – как внутренних, так и в отношениях с ближними (43, с. 89-90).
Ввиду того, что только в настоящей любви возможно приобрести верное понятие об истине, утрата любви к Богу означала утрату подлинного понятия об истине. Единственную истину – истинного Бога – вытеснили бесчисленные ложные идеи, ставшие для грешного человека своеобразными идолами. Таким образом, все желания и страсти человека проецируются им на множество ложных и иллюзорных богов, которые в обществе дают начало идолопоклонству и политеизму (44, с. 90-91).
Святитель Николай Сербский подчеркивает, что спасение рода человеческого Сыном Божиим есть проявление Божественной любви. В этой связи можно говорить об «искуплении» или о «восстановлении справедливости», но обозначенные понятия осмысляются через призму любви, которая есть основополагающий принцип и цель воплощения Сына Божия и Его Жертвы. Святой Николай в своем рассуждении следует Первому посланию апостола Иоанна: Любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир Единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь чрез Него. В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши (1 Ин. 4, 9-10) (24, с. 75).
Глубина любви Божией открылась нам через κένωσις, то есть через самоуничижение и самопожертвование Сына Божия, через Его служение, страдания и, наконец, величайшую Жертву, добровольную смерть на Кресте (25, с. 75-76). Любовь Божия несравненно выше любви рыцарей и героев, так как Господь пострадал не за невинную или верную девушку, не за людей праведных и честных, а за грешников, убийц, обманщиков, воров, алчных разбойников, клятвопреступников и безбожников, пострадал за пораженные грехом испорченные души людей, которые прежде смерти были уже мертвы (26, с. 76-77). Святитель Николай (Велимирович) руководствуется словами апостола Павла: Едва ли кто умрет за праведника <…> но Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками (Рим. 5, 7-8).
Особый характер любви Сына подчеркивает тот факт, что Он никогда ничего не делал ради Себя, Своих интересов, ради Собственного удовлетворения и славы, ради того, чтобы исполнить Свою волю, но, как Он Сам много раз говорил (см.: Ин. 6, 38; 14, 31), всегда стремился исполнить волю Отца и искал Его славы (27, с. 77).
Великая любовь Сына состоит и в Его смирении, ибо Он полностью посвятил Себя служению людям – учил их, заботился о них, питал, поил, направлял и исправлял, радовал, прощал, пошел ради них на мучения, страдания и, наконец, на смерть (30, с. 79-80).
Именно это отличает Христа от многочисленных героев, вождей и великих мира сего, которые готовы пожертвовать всем и всеми, но не собственной жизнью, которые боятся лишь одного: жертвы ради других, но готовы, напротив, пожертвовать другими ради собственной власти, богатства и славы (31, с. 80).
Первый человек, как мы уже сказали, отказался от стремления исключительно к Богу ради этих трех желаний – земных наслаждений, похоти очей и мирского знания. Это стало первым грехом и источником всякого зла. Поэтому Христос перед тем, как начать Свое служение, твердо отверг три обозначенных желания, когда диавол искушал Его ими в пустыне (см.: Мф. 4, 10): Иди от Меня, сатано! (45, с. 91-92). А в завершение Своей земной жизни Спаситель сказал ученикам: Идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего (Ин. 14, 30) (46, с. 92).
Исключительный характер Христовой любви объясняет, почему Он совершил дело нашего спасения, выходящее за грани человеческих сил и законов природы. «Чтобы древнее прошло и новое стало; чтобы ржавые гвозди превратились в сверкающую сталь; чтобы гора всяческих нечистот, в которых погряз человеческий род, канула в бездну, для этого требовалась сила выше человеческой <...>. На земле не существовало ни такой силы, ни такой любви, ни такого мужества. Она должна была прийти с небес» (59, с. 101).
Эта сила могла исходить только от истинного Бога, Которого мы почитаем, ибо «никакие народы, которые веровали в личного Бога или богов, никогда не имели в своих пантеонах Бога, имеющего такую любовь, которая была явлена миру в личности Иисуса Христа, Богочеловека» (63, с. 104).
Имея такую безграничную любовь, Христос внимает желанию всякого человека быть любимым, так как Его любовь поистине всеобъемлющая. Он простирает Свою любовь всем без исключения: ученым и неученым, богатым и нищим, искусным и неискусным, красивым и уродливым, здоровым и больным, молодым и старым. Своей любовью Господь окутывает даже мертвых, давно истлевших и позабытых людьми (52, с. 96).
Хотя Христова любовь выше законов природы и чрезвычайно сильна, она остается смиренной и кроткой и никого не принуждает. Господь хочет войти и поселиться в сердце каждого из нас. Войду к нему <...> и буду вечерять с ним, и он со Мною – так Он говорит о Своем желании в Откровении (Откр. 3, 20). «Однако хотя Он и хозяин, но, тем не менее, как смиренный гость Он стучится во всякое человеческое сердце. Ибо даровал свободу человеку и не навязывает ему Себя» (64, с. 104-105).
Сын Божий воплотился не потому, что сначала мы Его возлюбили, а потому, что Он возлюбил нас, пока мы еще были грешниками и недостойными Его любви. Его любовь явилась не в ответ на нашу любовь, а бескорыстно. Однако Бог, показавший нам Свою любовь, желает, чтобы мы отозвались на нее, ибо от нашей любви, выраженной в нашем свободном единении и союзе с Ним, зависит наше вечное спасение (24, с. 75). Господь терпеливо ждет нашего ответа и продлевает историю мира, чтобы у как можно большего числа людей была возможность ответить Ему. «Царство Христово все равно наполнится. <...> Церковь – это тело Его. И как же в нем необходимы все дела и все делающие до малейших, до мельчайших клеточек. Чтобы наполнить Царство, Господь многих раскаявшихся грешников и грешниц очистит и переродит так, чтобы они стали достойны называться Его невестами» (94, с. 128).
«Как любовь, Бог открылся роду человеческому в откровении о единстве Святой Троицы – Отца и Сына и Святого Духа, – Единого Бога и через воплощение Бога Слова. В Ветхом Завете, а это Завет Закона, Бог как Святая Троица еще только предугадывается; так же точно и Любовь еще неприметно и как бы мимоходом поставлена среди многих других заповедей Закона (см.: Втор. 6, 5; Лев. 19, 18). Мир еще не созрел для принятия учения о Святой Троице, следовательно, и о любви. А эти два понятия нераздельны. Заповедь о любви, последняя среди заповедей Ветхого Завета, стала первой в Новом Завете» (4, с. 58-59).
С тех пор все Божии заповеди содержатся в одной: «Любите». Все же остальные, заповеданные Им – молитва, милостыня, смирение, чистота, терпение, жертвенность, мужество, непопечительность, умение прощать, бдение, радость и другие, – есть различные стороны любви (69, с. 109-110).
Любовь есть не только первая из всех заповедей, но и мать всех добродетелей. А «кто добудет царицу добродетелей, добудет и всю свиту царицы» (69, с. 109-110). Любовь, как пишет апостол Павел в Послании к Колоссянам, есть совокупность совершенства (Кол. 3, 14). «Во всех книгах Нового Завета любовь поставлена над всеми другими добродетелями и заповедями как всеобъемлющая» (70, с. 110-111). Святитель Николай Сербский приводит хвалебные слова апостола Павла о любви из Первого послания к Коринфянам (см.: 1 Кор. 13, 1-7, 13) и добавляет: «Когда Божественная любовь приходит в сердце человека, с ней приходит всё, всё, дочь моя: и мудрость, и сила, и чистота, и милосердие, и праведность, и мужество, и воздержание, и ясновидение, и спокойствие, и веселость, и всякое добро» (71, с. 111-112).
Любовь – наиболее короткий путь к Царству Небесному, поскольку она уничтожает разделение между человеком и Богом (49, с. 94).
Любовь есть путь, пойдя по которому человек может найти Бога, соединиться с Ним и через Него достигнуть обожения и спасения. Господь сказал: Я есмь путь, истина и жизнь (Ин. 14, 6), подразумевая под путем путь любви. Он учит нас, что сии три неразрывны и что без любви мы не можем ни обрести истины, ни иметь в себе жизни, но, напротив, через любовь возможно приобрести и истину, и жизнь (50, с. 94-95).
Нам следует опасаться отождествления любви с желанием, которое в значительной степени присуще и людям, и животным (56, с. 98-99). Любовь и желание суть антагонисты, и называющий желание любовью согрешает против любви. Любовь духовна, чиста и свята, в то время как желание является плотским, нечистым и оскверняющим. Любовь неотделима от истины, а желание – от иллюзии и лжи. Если природе любви свойственно непрестанно возрастать в силе и рвении, вне зависимости от возраста человека, то желанию – стремительно исчезать и часто переходить к отвращению и в конце концов отчаянию (55, с. 98).
Следует также избегать смешения любви с естественным чувством, которое возникает спонтанно и является лишь эмоциональным состоянием, имеющим психологическую природу. Духовная любовь есть, по своему источнику и глубине, Божественная энергия, причастником которой человек делается по благодати, с которой он взаимодействует, открывая ей свое сердце (64, 86, с. 104-105, 121).
«То, что люди на земле именуют любовью, на самом деле лишь слабый символ истинной небесной любви» (1, с. 57). Поэтому Господь, когда заповедует нам любить, в качестве образца предлагает Божественную любовь, Его любовь к Отцу и любовь Отца к Нему: Если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей, как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви (Ин. 15, 10) (69, с. 109-110).
Поскольку Бог есть любовь, Он также есть ее прообраз и источник (29, с. 79). По этой причине духовная любовь принадлежит небесному, Божественному. Так как любовь есть Божественные энергии и благодать, она способна обновить и преобразить душу, соединить человека с Богом и сделать его причастным Божественной жизни.
Сказать, что любовь – это прямой путь к Богу, не означает, что этот путь быстрый и легкий. Приобретение истинной любви возможно только после изменения ума и сердца, обращения всего естества человека к Богу, отказа от всех мирских желаний и вместо них устремления к Богу. Стяжать любовь можно в том случае, если человек очистит сердце не просто от всех скверных желаний, но и от всех скоротечных мирских устремлений. Обрести любовь можно только через победу в борьбе, именуемой подвигом (62, 72, 94, с. 103, 112-113, 128).
Стяжание истинной любви возможно только с помощью Христовой, Который в ней является посредником. Раньше люди не могли любить невидимого Бога. Богочеловек явился нам как Бог любви и как Человек любви. Он, и как Человек, и как Бог, научил нас любить и дал нам возможность любить божественной, истинной и совершенной любовью (101, с. 133-134). Как сказано: Во свете Твоем узрим свет (Пс. 35, 10). И мы можем сказать: «Через Твою любовь и мы любим». Только через любовь Божию, воплощенную во Христе, мы можем истинно любить и Бога, и себя, и наших ближних, и даже врагов (75, с. 114).
«Невозможно иметь истинной и постоянной любви к Богу, пока у нас нет любви ко Христу; невозможно иметь любви к ближним, пока мы не будем любить Христа» (75, с. 114-115). Можно заключить, что в религиях, которые не исповедуют веры во Святую Троицу и воплотившегося Сына Божиего, нет истинной Божией любви: «В Новом Завете открыты миру два основных догмата: о Святой Троице и Воплощении Сына Божиего. Любовь зиждется на этих двух догматах» (75, с. 114-115; см.: 4, с. 58-59).
Человек также не может испытывать истинной любви к ближнему, не имея любви ко Христу. Святитель Николай Сербский ссылается на преподобного Максима Исповедника, который учил: «Кто любит Бога, тот неизбежно любит и ближнего». Это означает, что нельзя любить Бога, не любя ближнего, и невозможно любить ближнего, не имея любви ко Христу. Таким образом, можно заключить, что всякая форма любви к ближнему, которая не выражается через любовь к Богу, остается несовершенной, неподлинной, она принадлежит не к сфере духовного, а к области природы и эмоций.
Заповедь о любви к врагам также подразумевает любовь к ним, достигнуть которой без Бога невозможно. Объяснить это можно тем, что Христос умер и за наших врагов; благодаря той великой цене, которой Господь искупил наших врагов, дана нам сила любить их, благословлять их и молиться за них, и «это возможно только во Христе и никак иначе» (75, с. 115).
Итак, о всякой форме любви можно сказать: если она «не в Боге и не от Бога, то это только чувственная страсть, которую люди употребляют как наркотик, чтобы этой малой бессмыслицей услаждать лишенную всякого смысла жизнь» (18, с. 70).
Именно у Христа мы учимся тому, что́ есть любовь: что она не ищет своего (1 Кор. 13, 5) (27, с. 77); что она требует отречения от себя, самопожертвования и служения ближним (32, с. 80-81); что она желает раствориться в любимом и истощить себя в нем, но не слиться с ним, она уважает другого человека (14, с. 66-67); что она не ищет себе блага и славы, но стремится возвеличить любимого (14, с. 66-67).
Супружество есть благословенный Богом образ жизни, в котором каждый может научиться и поупражняться в истинной любви. «В браке два тела становятся в плоть едину, две души нераздельны и неслиянны» (76, с. 115).
Святитель Николай напоминает, что Бог благословил брак сначала в раю, потом в Кане Галилейской и что среди первых учеников Господа, апостолов и мироносиц, было много и брачных, и безбрачных (76, с. 116).
Бог благословил брак по нескольким причинам. Во-первых, потому что двоим на пути земной жизни легче, чем одному. Во-вторых, потому что благодаря браку обуздывается нечистая телесная похоть. В-третьих, потому что через умножение рода человеческого дается возможность многим спастись Христовой жертвой. В-четвертых – и это основная причина, – потому что телесный брак мужа и жены, связанный любовью и благословленный Церковью, есть невыразимый символ духовного брака Христа с Церковью и со всякой душой христианской (76, с. 116). В Новом Завете сказано, что супруги могут достигнуть духовой любви, взяв за образец союз Христа и Церкви. Жена должна повиноваться мужу так же, как Церковь подчиняется Христу. Любовь мужа к жене должна быть подобна любви Христа к Церкви, за которую Он принес Себя в жертву. Также говорится, что замужняя женщина спасается через чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием (1 Тим. 2, 15) (82, с. 119-120). Святой Николай Сербский обращает внимание на прекрасное сравнение семьи с «малой церковью», которое было дано святителем Иоанном Златоустом.
Любовь между супругами является благом, если они живут с Богом, однако любовь, к которой стремятся монашествующие, выше нее, поскольку она нераздельна, полностью посвящена Богу, ведь монах (или монахиня) обручен Христу (см.: 2 Кор. 11, 2) (77, 78, 88; с. 116-118, 123-124). Монашеский идеал воистину надприроден и ангелоподобен (77, с. 116-117), поэтому монашество есть не правило, а исключение из правила. Но, как пишет святитель Николай, «исключение, без которого Церковь Христова никогда не была бы тем, чем она является. Подобно неправильным глаголам (как глагол „быть“), без которых язык был бы несовершенен» (79, с. 118). Тем не менее безбрачие само по себе не служит гарантом спасения: важно и ценно то, что любовь к Богу у безбрачного вытесняет все телесные желания. Епископ Николай отмечает: «Сколько раз апостол хвалит безбрачие ради Господа, столько же он осуждает безбрачие ради желаний телесных» (78, с. 117-118). Святитель обращает внимание, что «всю строгость монашеской жизни в Православной Церкви могли вынести, выдержать только те, кто имел большую любовь к Господу. Благодаря этому они стали „светильниками света“, „земными ангелами и небесными человеками“, образцом поста и молитвы, правила веры и чистоты» (80, с. 118). Чтобы быть невестой Христовой, достойной Царства Небесного, душа должна быть чистой и святой, словно девической (88, с. 123-124).
Духовная любовь приносит каждому, кто ей обладает, прекрасные плоды. Именно она обновляет наше естество и превращает нас в новое творение, нового человека.
Благодаря добродетели духовной любви жизнь человека и он сам коренным образом меняются: «Простецы становятся мудрецами, трусливые мучениками, развратные святыми, жестокие добрыми, цари и богачи слугами Христовыми, волки агнцами, а агнцы львами» (71, с. 111).
Любовью кающемуся всё прощается. Любовью человек получает от Бога прощение своих грехов (90, с. 125).
Любовь уничтожает в душе все, связанное с грехом и страстями, водворяет на их месте мысли и чувства святые и благодатные – добродетельные, ибо она есть мать всех добродетелей.
Любовь к Богу изгоняет из души всякий страх. Любящие Бога не боялись ни людей, ни животных, ни нищеты, ни смерти. Напротив, они с радостью принимали те страдания, с которыми сталкивались в жизни, и были готовы пострадать за Того, Кто пострадал за них. Они стремились стать подобными Ему (68, с. 108-109). Истинной любовью – любовью духовной, которая подается нам как благодать, – мы способны справиться с любыми трудностями и преодолеть любые испытания мира сего, и более ничто не сможет отлучить нас от Бога, как наставляет апостол Павел в Послании к Римлянам (см.: Рим. 8, 35-39).
Где нет любви, там не может быть и покоя, все становится трудным и кажется невозможным. Напротив, стоит только обрести святую любовь, как все становится легко и исполнить, и претерпеть. Любовь – это радость. Любовь – это жизнь (31, с. 80).
Любовь к Богу у того, кто ей обладает, исторгает из сердца все мирские желания. Просвещенные любовью более не поддаются власти телесных желаний. Они равнодушны ко всем преходящим прелестям мира сего. Пользующиеся миром сим, как не пользующиеся; ибо проходит образ мира сего (1 Кор. 7, 31). Они непрестанно устремлены горе́, к Тому, Кто их любит и уготовил им то, что око не видело, ухо не слышало и не приходило то на сердце человеку (1 Кор. 2, 9) (74, с. 113-114).
Любовь разгоняет греховный смрад и распространяет Христово благоухание в мире (86, 87, 89, с. 122-125). Благоухание, которое источают мощи святых, есть благоухание любви (86). Сие благоухание любви также суть благоухание рая (87, с. 123), в котором пребывают все любящие Бога и где Бог ожидает любящих Его.
Итак, «все люди позваны, и Бог хочет, чтобы все отозвались. И многие, очень многие уже отозвались в течение минувших веков, и еще многие отзовутся. Это будет великий собор, людей будет столько, сколько песка морского» (97).
Такие праздник и радость на земле невозможно познать и ощутить. «Это праздник любви, которая воистину превосходит всякий ум и всякую фантазию. Это неизмеримое <...> царство Христово» (97, с. 130-131).
Наставления старца Иосифа Исихаста (1897-1959) о любви полностью согласуются с буквой Священного Писания и святоотеческой традицией, но им присущи некоторые отличительные особенности, которые связаны с опытом духовного окормления многих монашеских общин и иноков, а также с личным опытом старца.
Удивительно то, что бо́льшая часть тех наставлений старца Иосифа, что касаются любви, относятся к жизни монашеской общины. Однако следует подчеркнуть, что они также могут представлять ценность для тех, кто живет в миру, поскольку монашеская община по своему укладу является (или должна являться) примером и моделью для церковной общины и, в более широком смысле, для общества людей.
Важнейшее в жизни христианской общины – это союз любви, объединяющий братьев. Поэтому во многих советах старца в первую очередь говорится о том, как сохранить этот союз (см.: Рим. 12, 10), который диавол непрестанно стремится разорвать (см.: Письмо 15,[522] с. 80; Письмо 20, с. 93-95), его разрушение имеет чрезвычайно пагубные последствия как для всей общины, так и для каждого из ее членов.
Прежде чем говорить об основаниях, природе и плодах любви к ближнему, мы подойдем к анализу обозначенной темы косвенно – рассмотрим условия, которые необходимо выполнить для того, чтобы приобрести, укрепить и сохранить любовь к ближнему.
По мнению старца Иосифа, главный враг любви к ближнему, препятствующий ее стяжанию и способный разрушить «союз любви», есть осуждение ближнего. Смотря на чьи-то недостатки, человек делается пособником лукавого (см.: Письмо 3, с. 34), который желает столкнуть людей и уничтожить союз любви между братьями, чтобы завладеть их душами и сделать их игрушками своей злобы и лукавства (см.: Письмо 15, с. 80). Осуждающий брата тут же лишается благодати (см.: Письмо 3, с. 34) и не преуспевает во благом (см.: Письмо 3, с. 34).
Осуждение ближнего тесно связано с самооправданием, когда человек считает себя правым (и, следовательно, образцом, эталоном, нормой) и оправдывает свои недостатки и ошибки. По этой причине основным средством борьбы с осуждением является самопознание, осуждение себя, разумение собственных немощей, страстей, несовершенств, осознание собственной греховности и осуждение себя (см.: Письмо 3, с. 34).
Следует закрыть глаза и не видеть недостатков ближних (см.: Письмо 3, с. 33); нужно, наоборот, замечать только их индивидуальные черты, ибо Бог каждому даровал особые качества, признать их – значит быть справедливым по отношению к Самому Богу. «И это воистину недостаток, которым страдаем мы, люди восьмого века, не признающие дарований друг в друге. <...> Что есть у одного, того нет у другого. И если мы признаем это, то приобретается большое смирение. Ведь тогда чтится и прославляется Бог, Который разнообразно украсил людей и сотворил неравными все Свои творения» (Письмо 3, с. 33).
По той причине, что все получили от Бога различные дарования, нельзя осуждать другого человека потому, что он не такой, как мы, что у него какой-либо недостаток, нельзя возлагать на ближнего вину за это и укорять. Все дарования, которые есть у людей, от Бога, поэтому, если ближний не имеет какого-либо достоинства, то это потому, что его ему не дал Бог. Вместо того чтобы упрекать ближнего в том, что он лишен какого-то качества, следует пожалеть его и попросить Бога даровать ему то, чего у него нет (см.: Письмо 9, с. 53-54; Письмо 56, с. 223).
Поскольку Бог на всех обильно излил Свою благодать, следует думать, что если у ближнего нет того или иного дара, то он мог не получить его от Бога ввиду различных обстоятельств. Старец Иосиф отмечает, что войну с человеческим родом ведут три врага: бесы, наше собственное греховное естество и привычка. Когда ближний согрешает, винить в этом следует не его, а этих трех врагов: ближний лишь является их жертвой, нам нужно быть к нему милосердными и молиться о том, чтобы Бог избавил его от них (см.: Письмо 9, с. 58). «Удалишь беса, который мучает все человечество, тогда мы все будем хорошими. Вот кому ты должен приписать несправедливость. Его ты должен возненавидеть, его осуждать и до самого конца помнить, что он враг. Другой враг, как мы сказали, – это наше естество, которое, как только человек познает этот мир, сопротивляется закону духа и требует всего того, что на погибель душе. Вот и второй враг, который достоин ненависти до конца твоих дней. Его ты должен осуждать и обвинять. Есть у нас вдобавок и третий враг – привычка. Поскольку мы привыкаем делать всякого вида зло, это становится для нас навыком, который занимает место второй натуры и исполняет грех, как закон. И требуется, соответственно, равный подвиг, чтобы приняли мы божественное изменение и избавление. Итак, вот и третий враг, который достоин совершенной ненависти. <...> если хочешь, чтобы твой ближний во всем был хорошим, таким, как тебе нравится, отними от него этих трех врагов благодатью, которой обладаешь. Вот что такое справедливость, если хочешь ее найти: совершай молитву Богу, чтоб Он избавил твоего ближнего от этих врагов. И тогда будет у вас согласие» (Письмо 9, с. 58).
Старец во многих своих письмах отмечает, что во всех тех грехах, что совершает человек, следует в первую очередь винить диавола, потому что им зло вошло в мир, это он подстрекает к греху. Поэтому можно сказать, что «никто другой не виноват, только он» (Письмо 16, с. 83). Следовательно, «с ним мы и должны воевать до конца дней», «не с братьями, но с тем, кто их подстрекает помышлять и делать всякое зло, явное или тайное» (Письмо 16, с. 83).
Итак, с ближнего нам всегда до́лжно снимать всякую вину за его недостатки и грехи, а если будем его осуждать за них, то сами сделаемся виновными (см.: Письмо 9, с. 58).
Осуждение ближнего неизбежно оборачивается против нас самих: когда мы замечаем недостатки ближнего, то вместе с ними замечаем наши собственные несовершенства и даже более них, поскольку мы сами часто подвергаемся несправедливым обвинениям со стороны других людей (см.: Письмо 3, с. 34).
Еще одна преграда на пути к стяжанию любви к ближнему – это гнев. Вторя наставлениям святых отцов и церковных писателей, в частности аввы Евагрия и преподобного Максима Исповедника, старец Иосиф напоминает, что гнев есть «нерв души», им Бог наделил нас исключительно для того, чтобы мы боролись против греха, страстей, отражали им нападки диавола (см.: Письмо 6, с. 43). Обращая этот дар против ближних, мы злоупотребляем им (см.: Письмо 6, с. 43).
Если нас кто-то оскорбляет, бесчестит, упрекает, ранит, даже без причины и повода, следует хранить молчание. Когда змей гнева подбирается к горлу, но не находит выхода, он задыхается и умирает; если мы навыкаем действовать таким образом, то есть не давать ему выхода, то сможем в конечном итоге полностью победить его (см.: Письмо 6, с. 44).
Поэтому старец Иосиф именует исповедниками и мучениками тех, кто ежедневно понуждал себя кротко терпеть обиды, насмешки и упреки (см.: Письмо 31, с. 130), а также тех, кто пострадал ради того, чтобы не дать волю гневу и не ранить брата. «Держи в памяти имена претерпевших до смерти в час искушения, [столь крепившихся,] чтобы не заговорить, что слюна у них во рту становилась кровью. К ним относись с большим благоговением и почитай их как мучеников, как исповедников. <...> Ведь видишь, что такой, терпя, предпочтет тысячу раз умереть, чем выпустить из своих уст холодное слово» (Письмо 17, с. 86).
Упреки, оскорбления, насмешки и т. д., которым мы подвергаемся со стороны людей, на самом деле исходят не от них, а от диавола, который их провоцирует и подталкивает к этому (см.: Письмо 7, с. 46-47). Поэтому не нужно возлагать вину за это на ближних, злиться и обижаться на них.
Подобные нападки, исходящие от других людей (или скорее от диавола, который действует через них), следует рассматривать как искушения, которые нам необходимо претерпеть и с которыми следует бороться (см.: Письмо 6, с. 43-44; Письмо 42, с. 185). Стоит привести себе на ум, что Бог попустил нам столкнуться с этими испытаниями по нашим грехам, и если мы выстоим в них, то будем избавлены от наших пороков (см.: Письмо 6, с. 43; Письмо 7, с. 46).
Поэтому не терпеть таких искушений – значит противиться воле Божией и бороться против Него (см.: Письмо 6, с. 43).
Видя пороки ближнего, мы должны всегда быть терпеливыми (см.: Письмо 19, с. 92). «Чтобы не осуждал ты братьев, если они согрешают, а носил их немощи», – наставляет старец Иосиф (Письмо 19, с. 92).
Когда ближний каким-либо образом обижает нас, мы восстанавливаем справедливость, не требуя ее, а проявляя терпение. «Если кого-то обижают в этом мире и он захочет найти справедливость, то пусть знает, что она – в несении до последнего дыхания тягот брата, своего ближнего, и в терпении всех печалей нынешней жизни. Ведь каждая скорбь, которая приходит к нам – будь то от людей, или от бесов, или от нашего собственного естества, – всегда сокровенно несет в себе соответствующее приобретение. И кто ее преодолевает с терпением – получает плату: здесь – залог, а там – все в полноте» (Письмо 38, с. 168). «[Если] кто-то из вас захочет справедливости, пусть знает, что она такова: носить тяготу своего брата до последнего дыхания» (Письмо 56, с. 224).
Старец Иосиф особое внимание уделял, вслед за Антонием Великим, наставлению «Познай себя», которое было написано у входа в древнегреческий Дельфский храм Аполлона. Это наставление стало основным принципом философской концепции Сократа. Геронда наделял его христианским смыслом. Для старца Иосифа познание самого себя в первую очередь означает познание собственного греховного состояния и собственной немощи. Эта «практика» может иметь множество точек приложения. В частности, она помогает нам, не осуждая и не упрекая ближнего, приобрести и сохранить любовь к нему.
Позволяя демонам нас искушать, попуская, чтобы мы столкнулись с испытаниями, Господь помогает нам увидеть наши немощи и прочувствовать немощи ближних, чтобы мы сделались к ним милосердными и терпеливее относились к их ошибкам (см.: Письмо 19, с. 92). «Вот, – пишет старец Иосиф, – попустил Бог бесам тебя встряхнуть немного, чтобы ты увидел, где находишься. Чтобы стала явной гордость, чтобы смирилось твое сердце. Чтобы ты познал, что ты – человек, и усвоил заповедь „Познай самого себя“. Чтобы ты стал сострадательным к согрешающим и нисколько их не осуждал. Как ты узнаешь о немощи естества, если тебя не разбудят вороны? <...> Когда человек понимает человеческую боль? Когда сам почувствует боль. Когда пройдет через подобное. Тогда он познаёт, понимает боль другого» (Письмо 22, с. 97-99).
Познание самого себя позволяет понять, каково наше общее состояние, нашу общую немощь и слабость, состояние греховности, присущее другим людям. Благодаря познанию себя мы понимаем, что все «из праха рождены и все согрешили» (Письмо 39, с. 171). Соответственно, если «мы – глина», то все страсти, что видим в других людях, любое соперничество между нами является жалким и ничтожным: «Глина у глины крадет, глина глину бранит, глина на глину клевещет, глина над глиной превозносится, глина глину обогащает, глина над глиной начальствует, глина глину бьет, глина глину заключает в темницу. И вообще, глина перед глиной воображает себя мудрее, сильнее, богаче, благородней, почтенней, сама же богатеет безумием и неведением своего бытия: откуда взята и где оказалась, как родилась и каково ее предназначение, где оканчивается ее путь и что будет после этого» (Письмо 39, с. 171).
«Потому тот, – пишет старец Иосиф, – кто видит лучше и оказывается немного освободившимся от тьмы, должен прощать и сострадать наделенному такой же душой и обуреваемому такими же страстями ближнему, своему брату» (Письмо 39, с. 172).
Более того, благодаря познанию себя мы способны видеть в других людях не только недостатки, но и достоинства, дарования. «Боящийся познать себя пребывает далеко от знания и ничто другое не любит, как только видеть ошибки у других и их судить. Он не видит у других дарований, а видит только недостатки. Не видит в себе недостатков, а только дарования» (Письмо 3, с. 33). «Когда ты много о себе воображаешь, все тебе не такие, как надо, и плохие», и наоборот, «когда ты смиришься, все тебе будут казаться святыми» (Письмо 33, с. 139).
Благодаря познанию себя мы приобретаем смирение, поскольку начинаем замечать собственные несовершенства и немощи, а также видеть, что мы ничем не лучше других.
Следует найти все другие средства стяжания смирения, так как оно помогает сохранить любовь к ближним, для которой пагубны обозначенные ранее грехи и пороки. Именно из-за гордости – поскольку считаем себя примерными и идеальными – мы осуждаем и упрекаем других людей. Из-за той же гордости мы в штыки встречаем замечания и укоры. Из-за гордости мы не желаем их слышать.
Смирением мы изгоняем гордость и даже гнев, который является выражением тщеславия (см.: Письмо 6, с. 43).
Смиренный не только не ищет почестей и похвал, не старается себя оправдать, но даже принимает и терпит оскорбления и упреки, признаёт себя виновным и кается в тех проступках, которые ему вменили в вину и которые он не совершал (см.: Письмо 6, с. 43-44; Письмо 17, с. 85). Когда согрешает ближний, смиренный, прежде чем тот извинится, положит ему земной поклон и попросит прощения, словно он сам виноват в этом грехе (см.: Письмо 33, с. 139).
По слову старца Иосифа, «искусство из искусств и наука из наук» (Письмо 42, с. 185) состоит в том, чтобы привести себя в состояние понуждения, «пока не убедишь себя называть свет тьмой и тьму светом. Чтобы у тебя не осталось никакого права ни на что. И чтобы окончательно исчезло превозношение. Чтобы ты стал безумным при полном разуме» (Письмо 42, с. 185). Это означает, что мы приблизились к одной из основных целей подвижнической жизни – к отказу от своего мудрования и воли (см.: Письмо 39, с. 171; Письмо 56, с. 223). Последнее есть необходимое условие для того, чтобы Дух Святой просветил наш ум и на нас исполнилась воля Божия.
Старец Иосиф также пишет: «Если ты привыкнешь говорить каждому: „Прости!“, и во всём всегда ругать себя, и никогда не требовать каких бы то ни было прав и исполнения своей воли, то скоро вкусишь плод смирения» (Письмо 72, с. 256-257).
Важную роль в сохранении союза любви с ближним играет прощение. Мы должны постоянно прощать тех, кто совершает грехи против нас. Нельзя забывать, что без прощения в духовной жизни возрасти невозможно. «Мост, по которому мы все переходим, – [это] прощение виноватых, и если не прощаешь виноватого – разрушаешь мост, по которому ты должен был пройти» (Письмо 6, с. 42).
Только прощая наших братьев, мы можем просить у Бога прощения наших грехов и с дерзновением молиться словами молитвы «Отче наш»: Остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим (Письмо 39, с. 171). «Да покрывает один согрешения другого, дабы покрывал и Христос ваши собственные согрешения» (Письмо 56, с. 223), – наставляет старец Иосиф.
Чтобы донести мысль, что нельзя ни видеть пороков ближних, ни осуждать их, ни обижаться на их укоры и насмешки, что, наоборот, нужно все прощать, старец Иосиф приводит образ, который можно найти во многих его письмах: нужно быть как губка, которая вытирает, смывает и удаляет любой недостаток ближнего (см.: Письмо 6, с. 42; Письмо 38, с. 168). Поступающий так будет сам очищаться (от своих недостатков) и просветляться больше других и обретет истинное богатство (см.: Письмо 38, с. 168).
Старец Иосиф, руководствуясь Святым Евангелием (см.: Мф. 5, 38-40; Лк. 6, 27-35) и наставлениями апостола Павла (см.: Рим. 12, 14; 1 Кор. 4, 12), советует всегда отвечать на зло добром: ты не искушаешь, а тебя искушают; ты не крадешь, а у тебя крадут; ты благословляешь, а тебя проклинают; ты милуешь, а тебя обижают; ты хвалишь, а тебя осуждают (см.: Письмо 42, с. 185).
Когда возникает необходимость исправления ближних – в некоторых случаях этого от нас может требовать христианская любовь, – делать это нужно в состоянии мирного духа, без примеси гнева или какой-либо иной страсти для того, чтобы поступать в этом рассудительно (см.: Письмо 6, с. 43-44), ведь наставлять других следует с кротостью (см.: 2 Тим. 2, 25). Старец Иосиф считает, что человек по своей природе является разумным и кротким, поэтому он исправляется или успокаивается, если раздражен, больше любовью и кротким обращением, чем гневом и грубостью (см.: Письмо 6, с. 43). «Никогда, – пишет старец Иосиф, – не стремитесь исправлять друг друга гневом, ибо искушение искушения не устраняет. Но исправляйте друг друга смирением и искренней любовью. Если видишь, что ты во власти гнева, отложи на время исправление. И когда увидишь, что гнев прошел, и пришел мир, и бесстрастно действует рассудительность, тогда говори то, что полезно. Никогда не видел я, чтобы гневом достигалось исправление, но всегда – любовью. Тогда и вразумляемый жертвует собой. Поэтому так и делайте. Возьми пример с самого себя: когда ты становишься кротким? Когда тебя оскорбляют или когда проявляют любовь?» (Письмо 6, с. 43-44).
В целом нам не следует задаваться вопросами о том, что делают и как живут другие (см.: Письмо 28, с. 118). Это не означает, что нужно быть равнодушным или бесчувственным, но нужно отказаться от вмешательства в дела других людей, осуждения их поступков и их самих.
Наставления старца Иосифа соответствуют давней святоотеческой традиции, в рамках которой идиопрагия, то есть наблюдение исключительно за собой и своими делами, рассматривается как основополагающий принцип общежительной жизни.
Любовь к ближнему должна выражаться в любви ко всем без исключения (см.: Письмо 4, с. 36).
Уважать, жалеть и любить следует всех людей, не исключая и не забывая самых неприметных и презираемых среди них. «Смотри, не презирай ни одного из малых, уничиженных и больных мира сего. Ведь это презрение и обида с твоей стороны не останавливается на этих несчастных, а восходит чрез них к лицу Творца и Создателя, образ Которого они носят. И ты весьма удивишься в день оный, когда увидишь, что Святой Дух Божий почивает более на них, чем в твоем собственном сердце» (Письмо 7, с. 48).
Любовь к ближнему, равно как и любовь к Богу, не есть врожденное, природное чувство. В таком случае оно не представляло бы для нас духовной ценности, поскольку тогда бы мы его выбрали не самостоятельно, а воспользовались тем, что нам присуще по природе (см.: Письмо 22, с. 99). Духовная любовь к ближнему, как и духовная любовь к Богу, является Божиим даром, даром надприродным (см.: Письмо 10, с. 61; Послание пустыннику-исихасту, с. 458-459).
Любовь в своей высочайшей форме отличается от простой добродетели, которая принадлежит природному порядку и которая, таким образом, характеризуется нестабильностью: «...до того как получим благодать, мы постоянно изменяемся, [склоняясь то к одному, то к другому:] то к смирению или возношению, то к любви или ненависти <...> Однако, когда мы движимы Божественной благодатью, тогда эти постоянные изменения души прекращаются». Сказанное не означает, что душа становится совершенно стабильной, неподвижной, но ей становится трудно обращаться ко злу (см.: Письмо пустыннику-исихасту, с. 457).
Божественная энергия любви, присутствующая и действующая в человеке, несравнимо выше той любви, которая проявляется как простая добродетель или простое исполнение заповеди о любви к ближнему, ведь эта энергия есть Сам Бог. «Сегодня многие добродетельные и благочестиво живущие, делом и словом благоугождающие Богу и приносящие пользу ближнему полагают, да и другие так о них думают, что они достигли любви благодаря малому делу милости и сострадания, которое они оказывают ближнему. Однако истина не такова. Ведь они исполняют заповедь любви, согласно Господу, сказавшему: „Да любите друг друга“. И хранящий эту заповедь достоин похвал как исполнитель Божественных заповедей. Но сие отнюдь не значит, что это и есть действие Божественной Любви. Это путь к источнику, однако не сам источник. Это ступени ко дворцу, однако не сама дверь дворца. Это царское одеяние, но не Сам Царь. Это заповедь Божия, но не Сам Бог» (Послание пустыннику-исихасту, с. 458). Также «иное есть заповедь любви, исполняемая делами ради взаимного братолюбия, и иное – действие [ενέργεια. – Ж.-Кл. Л.] Божественной Любви. И первое все люди могут исполнить, если захотят и понудят себя. Второе же – нет, поскольку оно не зависит ни от наших дел, ни от нашего желания: то есть не зависит от того, захотим ли мы этого, когда захотим и как мы захотим. Но зависит это от Источника Любви, нашего сладчайшего Иисуса, Который дает нам это, если Сам хочет, как хочет и когда хочет» (Послание пустыннику-исихасту, с. 458-459).
Для достижения такой любви необходим сокровенный и очень высокий духовный опыт, связанный с видением Бога. То, как об этом говорит старец Иосиф, свидетельствует, что он испытал это на себе (см.: Послание пустыннику-исихасту, с. 459). Старец отмечает, что приобретению любви предшествуют многие подвиги: «Если мы ходим в простоте, и храним заповеди, и со слезами, терпеливо и неотступно, усердно молимся, и хорошо <...> стережем <...> благие и духовные движения ума и помышления, в зное дня и холоде ночи непрестанных браней и искушений, и чрез понуждение себя и смирение приходим в сокрушение, тогда мы удостоимся боговидения и увидим Купину, божественным огнем Любви в наших сердцах горящую и неопаляемую» (Послание пустыннику-исихасту, с. 459).
Задача любить ближнего – это задача, совершаемая для Бога, и жертвы, которыми сопровождается ее исполнение, суть наше самопожертвование ради Бога (см.: Письмо 43, с. 188).
Бог есть любовь, поэтому и от нас Он просит любви, а то, что Его любим, познаём тогда, когда мы любим и своего ближнего (см.: 1 Ин. 4, 20-21) (Письмо 77, с. 265). Итак, «насколько жаждет кто-нибудь спасения своего брата, настолько преисполняется душа его любовью Божией» (Письмо 78, с. 266).
В общем, любовь к Богу подразумевает любовь к ближнему. «Когда возлюбишь Бога, тогда и ближнего своего возлюби, как самого себя» (Письмо 80, с. 269).
Старец Иосиф поясняет, что зарождению в сердце человека любви к Богу и ее возрастанию в значительной мере способствует молитва. По мере увеличения любви она также распространяется на ближнего и на все творение, проявляясь в милосердии по отношению ко всем людям и к созданиям Божиим. Старец Иосиф пишет в духе преподобных Исаака Сирина и Силуана Афонского: «Когда благодать начнет действовать в душе молящегося, тогда умножается его любовь к Богу, так что он не в состоянии более выносить того, что чувствует. Затем обращается эта любовь к миру и к человеку, которого подвижник любит до такой степени, что хотел бы взять на себя всю человеческую боль и всё горе, лишь бы другие избавились от этого. И вообще, он сострадает всякой скорби и нужде, сострадает и бессловесным животным, так что даже плачет, видя их страдания! Таковы свойства любви, но приводит их в действие и вызывает их молитва. Потому и не перестают преуспевшие в молитве молиться о мире».[523]
Насколько мы любим Бога, настолько любим ближних, равно как и наоборот – насколько любим ближних, настолько любим Бога. «Если ты <…> помогаешь твоим младшим братьям, то тем самым зажигаешь огонь любви Божией в своей душе. И насколько ты жаждешь помочь другому и хлопочешь об этом, настолько и Бог изливает поток любви и напояет тебя» (Письмо 80, с. 270).
Благодаря любви к ближнему и любви к Богу мы делаемся восприимчивыми к Божией любви, открываемся для благодати, для присутствия и действия [ενέργεια] в нас Бога, Который есть любовь. Подтверждается истинность слов апостола Иоанна (1 Ин. 4, 16): Бог есть Любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем (см.: Послание пустыннику-исихасту, с. 458). Поскольку христианская любовь есть одновременно выражение нашей любви к Богу и к ближнему, а также выражение Божией любви к нам, можно сказать, что, когда мы любим, происходит некий взаимообмен, мы возвращаем Богу то, что Он нам даровал, по слову апостола Иоанна: Будем любить Его, потому что Он прежде возлюбил нас (1 Ин. 4, 19). «Когда ты встаешь ночью и молишься, когда видишь больного и ему сострадаешь, видишь вдову, сирот и стариков и их милуешь, тогда тебя любит Бог. И тогда и ты Его любишь. Он первый любит [см.: 1 Ин. 4, 19] и изливает Свою благодать. [Тогда] и мы то же самое от себя, „Твоя от Твоих“ отдаем [Богу]» (Письмо 1, с. 25).
В основании любви к ближнему лежит тот факт, что «все мы братья – Адамовы по естеству и Христовы по благодати», другими словами, она зиждется на двойном «родстве духа» (Письмо 30, с. 127). Такое родство духа выше родства плоти, оно упраздняет различия, которые могут существовать между людьми, будь то пол, возраст и т. д., учитывается только наше принципиальное равенство перед Богом (см.: Письмо 30, с. 127).
Тот факт, что все мы братья Адамовы по естеству, в действительности объясняется тем, что Бог – наш общий Создатель (см.: Письмо 30, с. 127), а то, что мы братья Христовы по благодати, объясняется тем, что Бог – наш Спаситель. Это означает, что любовь к ближнему всегда зиждется на Боге. Поэтому если мы любим Бога как Творца и Христа как Спасителя, то и ближнего любим как самого себя (см.: Письмо 30, с, 127).
Наша любовь к ближнему, с другой стороны, основывается на любви Христа к людям, ей мы должны подражать. Господь Иисус Христос претерпел не только укоры и насмешки, но и плевки, боль, пригвождение к кресту, смерть. Он простил всех Своих гонителей, вынес все страдания и ради любви к людям принес Себя в жертву (см.: Письмо 39, с. 171).
Мы также, памятуя, как из любви к нам страдал Господь, должны терпеливо переносить все страдания и жертвы, которых требует любовь к ближнему (см.: Письмо 8, с. 50).
Мы должны молиться такими словами: «Удостой меня, Господи, возлюбить Тебя, как возлюбил меня Ты!» (Письмо 80, с. 270).
Любовь – очень ценный помощник в духовной брани. Любовью побеждаешь легче, чем другими подвигами (см.: Письмо 8, с. 50), так как человеку, подкрепляемому и движимому любовью, требуется меньше усилий и скорби, с которыми он сталкивается, переживаются легче. Стяжавший любовь не чувствует тех тягот, которые сопровождают духовную брань (см.: Письмо 8, с. 51).
Любовь ко всем людям и послушание старцу – самая прочная защита против нападений диавола (см.: Письмо 10, с. 60; Письмо 20, с. 94). В результате диавол не способен «войти туда, где <...> союз любви» (Письмо 15, с. 80).
Ничто не позволяет унять гнев и бурю других страстей лучше, чем любовь (см.: Письмо 8, с. 51-52). Она быстрее ведет к бесстрастию (см.: Письмо 78, с. 266) и помогает скоро достигнуть больших духовных высот (см.: Письмо 78, с. 266).
Любовь позволяет нам получить прощение собственных грехов и очиститься от страстей. «Имейте любовь, – призывает старец Иосиф, – и все Вам будет прощено» (Письмо 65, с. 245-246).
Если, как мы говорили ранее, любовь подразумевает смирение, то она и ведет к смирению, поскольку любить – значит всегда жертвовать собой ради других и отказаться от своей воли ради воли Божией (см.: Письмо 72, с. 256).
В завершение я бы хотел подчеркнуть, что иллюстрацией учения старца Иосифа о любви служат не только советы, но и его собственный пример. Взирая на его жизнь, мы видим, что он непрестанно думал и хлопотал о духовном будущем своих чад во Христе. Этот человек, живший в аскетическом безмолвии, в своей молитве вмещал весь мир и постоянно заботился о спасении всех людей. «Мы здесь, – пишет старец Иосиф одной из духовных дочерей, – сестра моя, ночью совсем не спим. Каждый вечер совершаем бдение. Всю ночь молимся обо всем мире» (Письмо 43, с. 188). Он также признаётся: «Мое желание, горение моего сердца, божественная любовь, постоянно воспламеняющая мою утробу, состоят лишь в том, чтобы спаслись души, чтобы они принесли себя в словесную жертву нашему сладчайшему Иисусу. Единственное мое желание – это увидеть, что все мои родные: мать, братья и их чада – стали чадами Божиими. <...> Ах, если бы кто захотел оказаться близ меня, чтобы услышать мои молитвы, воздыхания моего сердца, и увидеть слезы, которые я проливаю за своих братьев... <...> Всю силу души и сердца мы изливаем, молясь ко Господу всяческих за весь мир» (Письмо 38, с. 166-167).
Эти письма свидетельствуют об особом участии старца в жизни своих духовных чад: он радуется успехам каждого и с каждым переживает его трудности, за всех молится, жертвует собой ради их спасения. «Если всю силу души и сердца мы изливаем, молясь ко Господу всяческих за весь мир, то сколь более за вас?» (Письмо 38, с. 166-167).
Старец признаётся, что, по слову апостола Павла, для всех сделался всем (1 Кор. 9, 22): «Да я и всех люблю. Ко всем я расположен. Настолько, что, хотя каждый мыслит по-своему, всякий, с кем доведется мне поговорить, считает, что я на его стороне. Я никого не лишаю надежды, даже если вижу, что он заблуждается» (Письмо 29, с. 123).
Взамен на такое попечение о духовных чадах и о людях, на желание им духовного совершенствования и спасения старец Иосиф не всегда получал благодарность и удовлетворение. «Вся моя жизнь была сплошным мученичеством. И больше всего я страдаю о других: хочешь их спасти, а тебя не слушают, и ты плачешь и молишься, а они насмехаются, и над ними властвует искушение» (Письмо 37, с. 164).
Старец Иосиф, как и другие духоносные старцы, настолько любил людей, что предпочитал самому лишиться рая ради того, чтобы в него вошел кто-то другой. «Всю ночь я молюсь и взываю: „Или спаси Твоих рабов, Господи, или и меня вычеркни – не хочу рая!“» (Письмо 38, стр. 167). Одному из духовных чад он пишет: «Вместе пойдем в рай. Если я не приведу туда тебя, то и сам там не поселюсь. Познай из этих слов преизобилие [моей] любви [к тебе] во Христе Иисусе, Господе нашем» (Письмо 20, с. 95).
Архимандрит Сергий (Шевич; 1903-1987)[524] в своих духовных наставлениях подчеркивает особую значимость любви к ближнему. Он напоминает, что, согласно Евангелию, весь Божественный закон сводится к двум заповедям – о любви к Богу и о любви к ближнему. Любовь к ближнему обусловливает ценность всей духовной жизни. Если любви нет, все остальное тщетно. Без любви, пишет старец, вторя слову апостола Павла, человек – всего-навсего кимвал звенящий (1 Кор. 13, 1).
Любовь к ближнему, также именуемая христианской любовью, по сути своей духовная любовь: она предполагает связь с Богом. Ближнего также следует любить не ради себя, а ради Бога (или из-за Бога). «Любовь без Бога, – говорил старец, – это эгоистическая любовь» (с. 76).
Любовь может стать неэгоистичной и быть такой, какой «задумано Богом» (с. 76) – в Боге, благодаря Богу и ради Бога – через молитву.
Любовь имеет множество измерений и выражается в различных поступках и способах поведения.
Прежде всего она исключает любое осуждение ближнего (которое, по мнению старца, является одним из наиболее тяжких грехов). Важно, чтобы в наших отношениях с людьми они чувствовали, что мы их не судим.
Любовь, таким образом, подразумевает терпение. Старец Сергий говорил, что нужно непреклонно соблюдать верность истине и добру, но проявлять крайнюю терпимость по отношению к людям, которые грешат или заблуждаются (см.: с. 118).
Любовь также подразумевает смирение. Она исключает чувство какого бы то ни было превосходства по отношению к другим. К примеру, по той причине, что мы христиане, тогда как те, кто находится вокруг нас, таковыми не являются. Будучи христианами, мы обладаем истиной, так как у нас есть Христос, Который произнес слова: Я есть истина (Ин. 14, 6). Однако не следует гордиться этим, напротив, это возлагает на нас ответственность. Мы должны не превозноситься над другими, а осознавать, насколько мы сами недостойны той истины, которой обладаем.
Итак, мы должны иметь кроме смирения и покаяние, помня не только о своих грехах, но и обо всем том, что мы могли сделать хорошего, но не сделали.
Видя грехи других, нам следует не обвинять их, и не только не обижаться на них и не осуждать, но и чувствовать, что мы сами в ответе за это. Старец Сергий говорил об этом в духе русской монашеской традиции, который в романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» выражен через слова старца Зосимы: «Всякий из нас пред всеми во всём виноват» (с. 119).
Но прежде всего любовь к ближнему, по мнению старца Сергия, подразумевает понимание, сострадание, милосердие и доброту.
Любовь – не обязательно какая-то обширная деятельность или крупные благотворительные акции: простое слово, простой знак внимания, краткая молитва – все это приносит нашему ближнему тепло.
Любовь в первую очередь есть внимание к ближнему. По отношению к другим нужно быть наготове, находиться в состоянии постоянного духовного внимания и решимости прийти на помощь.
Мы должны проявлять доброту по отношению ко всем людям. Всем, как пишет старец, трудно. Все пребывают в состоянии духовной нищеты. Все немощны: нет ни одного, кто находился бы в добром духовном здравии. Даже если люди не чувствуют в себе духовных недугов, они все же больны по сравнению с тем состоянием, к которому призваны в вечности. Ко всему этому присоединяются жизненные невзгоды: читая газеты (старец считал это немаловажным), мы каждый день видим, какой крест несет человечество. Исходя из всего этого, мы должны осознать, что все люди несчастны и им необходимы наши сострадание и доброта.
Все люди, которые нам встречаются, должны чувствовать, что мы имеем к ним расположение, желаем им добра, стремимся им помочь, – словом, что мы их любим.
Любовь подразумевает признание абсолютной ценности личности каждого человека. Старец Сергий, большой знаток творчества Ф. М. Достоевского, признавал, что писателю принадлежит великая заслуга в том, что ему удалось показать, как судьба самого незначительного человека становится важной и вместе с тем трагичной, всецело заслуживающей нашего внимания и сострадания. Отец Сергий напоминал, что Христос стал человеком, чтобы спасти последнего из последних.
Он подчеркивал, что люди всегда тем более значимы, чем менее существенными они кажутся, и что мы должны тем больше их уважать, чем меньше, как нам кажется, они заслуживают уважения.
Нам следует заботиться о каждом человеке, стремиться помочь ему и желать его спасения.
Однако нужно взять себе за правило никогда не навязываться. Не следует поучать других: это раздражает людей и всегда отталкивает их от нас. Нужно остерегаться давать даже самые незначительные советы, если нас об этом не просят. Когда человек действует во благо других, он всегда должен делать это с великим смирением. Примером для подражания нам может служить преподобный Серафим Саровский: он являл великое смирение по отношению к каждому из приходивших к нему посетителей.
К вопросу о том, что когда-то на Западе было принято называть «миссионерским духом», а сегодня чаще всего обозначают выражением «свидетельство о вере», старец подходил очень тонко. Известно, что «миссионерский» дух не свойствен православному образу мышления. Тем не менее старец считал: вполне естественно то, что мы хотим поделиться своей верой – нашим великим сокровищем – с теми, кто ее не имеет. При этом не стоит стремиться убедить других при помощи слов. Убеждать нужно примером. В патериках рассказывается, что когда преподобный Антоний пришел в Александрию, одно его появление произвело бо́льшее впечатление, нежели все споры всех александрийских богословов вместе взятых. Прежде чем обращать других, нужно обратиться самому, чтобы не пришлось слышать упреков вроде: Врачу, исцелися сам! (Лк. 4, 23) (с. 121). Людей больше убеждает то, чем являемся мы сами, а не то, что мы говорим. В Деяниях есть эпизод о том, как человек, который хотел изгонять бесов именем апостола Павла, услышал в свой адрес вопрос: «Павел мне известен, а вы кто?» (см.: Деян. 19, 15). Повторяя из раза в раз, что люди обращаются не под влиянием слов, а в силу увиденного примера, старец Сергий утверждал: «Порой людям нужно говорить о Боге, а порой нужно помолчать». Сам он говорил о духовных вещах, только если его об этом умоляли, но своим настроем и своими делами он являл собой яркий пример жизни во Христе. Старец учил, что Православная Церковь говорит людям не «обратитесь!», но «придите и видите!» (с. 122). Когда нам нужно сказать о Боге, следует помолиться Святому Духу, чтобы Он просветил нас и внушил то, что нам нужно говорить. Во всяком случае, нужно молиться за других, прежде чем сказать им что бы то ни было, и именно в молитве мы и обретем то, что нужно им говорить и чего не нужно.
Кроме того, молитва, как полагает старец Сергий, играет важнейшую роль в том, чтобы приобрести, удержать в себе и возрастить добродетель любви к ближнему, в том, чтобы правильно ее проявлять.
Именно молитва делает нас постоянно внимательными к другим и к их нуждам.
С одной стороны, сострадание побуждает нас к молитве, с другой – молитва питает наше сострадание и нашу доброту.
Молитва за ближнего – это помощь для нас самих, так как она взращивает в нас способность любить, но в первую очередь она приносит пользу тому, о ком мы молимся: он получает и ощущает пользу от нашей молитвы. Главная помощь, которую другие могут получить от нас, – это наша молитва. Мы должны молиться в первую очередь о тех людях, за которых несем ответственность, то есть о чьих трудностях нам известно. Но мы должны осознавать, что в нашей молитве нуждаются все люди, так же как они нуждаются в нашей доброте.
Именно молитва, открывая перед нами нужды других, вместе с тем учит нас тому, что следует делать: сказать или промолчать, действовать или нет, а если да – то что именно сказать и как именно действовать.
Молитва помогает нам общаться с людьми на более глубоком уровне. Она позволяет нам лучше понимать их и быть более чуткими к их потребностям. Если мы не молимся или если наша молитва слаба, мы воспринимаем мир поверхностно. Через молитву мы приобретаем такое знание о людях, которое находится за пределами естественного познания. Преподобный Серафим Саровский, который непрестанно молился о своих родных, мог, находясь далеко от них и не получая от них новостей, знать обо всем, что происходит в их жизни.
Именно в молитве мы способны стяжать любовь, лишенную всякого эгоизма, имеющую свое основание в Боге и действующую через Него и ради Него, а не в нас, ради нас и через нас.
Старец Сергий настолько высоко ценил молитву, что считал – этими словами можно подытожить его учение о любви: «Источник всего, что касается любви к ближнему, находится в молитве за ближнего» (с. 124).
Одной из центральных тем свидетельства и учения преподобного Силуана Афонского (1886-1938)[525] является любовь к врагам.
Заповедь любить врагов, которую дал Сам Христос (см.: Мф. 5, 38-45), находит отголосок в произведениях многих святых отцов.[526] Однако при более внимательном изучении источников оказывается, что никто из них не отводил столь важного места и не придавал столь большого значения любви к врагам, как святой Силуан Афонский. Эта заповедь, вместе с заповедью держать ум свой во аде и не отчаиваться, представляется одним из двух столпов духовной жизни и доктрины преподобного Силуана, возводящих две важнейшие христианские добродетели (любовь и смирение) до наивысшей степени их достижения, когда Божественная благодать превосходит законы самой природы.
К врагам старец Силуан относит людей, которые нас обидели (см.: с. 342, 386-387, 395, 435-436, 447, 450, 505) и из-за которых мы терпим скорби (см.: с. 342).
Враги также те, кто удалился от истины, кто не знает Бога, противится Ему и, как следствие, обрекает себя на гибель: «Душа жалеет врагов и молится за них, что они заблудились от истины и идут во ад. Это есть любовь к врагам» (с. 401-402). «Добрый человек думает: всякий, заблудившийся от истины, погибает, и потому его жалко. А кто не научен Духом Святым любви, тот, конечно, не будет молиться за врагов. Наученный любви от Духа Святого всю жизнь скорбит о людях, которые не спасаются, и много слез проливает о народе, и благодать Божия дает ему силы любить врагов» (с. 400). «Кто носит в себе Духа Святого хотя бы и немного, тот скорбит обо всем народе день и ночь, и сердце его жалеет всякое создание Божие, и особенно людей, которые не знают Бога или противятся Ему и потому идут в огонь мучения. За них он молится день и ночь, больше, чем за себя, чтобы все покаялись и познали Господа» (с. 376).
Иногда святой Силуан особенно отмечает тех, кто отвернулся от Христа, как в том эпизоде из патерика, который он вспоминает дважды: «Преподобный Паисий Великий молился за своего ученика, который отрекся от Христа и женился на еврейке, чтобы Господь простил его. И Господь до того был рад этой молитве, что Сам восхотел утешить раба Своего, и явился ему и говорит: „Паисие, что же ты молишься за того, кто отрекся от Меня?“ Но Паисий сказал: „Господи, Ты Милостивый, прости его“. Тогда Господь говорит: „О Паисие, ты Мне уподобился любовью“. Так приятна Господу молитва за врагов» (с. 399).
Преподобный Силуан отмечает, что врагами, которых нужно любить, следует считать и врагов и гонителей Церкви: «[О тех] кто <...> гонит Церковь, молитесь <...> Господу, говоря: „Господи, все мы – создание Твое; пожалей рабов Твоих и обрати их на покаяние“, и тогда ощутимо будешь носить в душе своей благодать. Сначала принудь сердце свое любить врагов» (с. 400). «Ты говоришь: „Враг гонит нашу Святую Церковь. Как же я буду его любить?“ А я тебе на это скажу: „Бедная твоя душа не познала Бога; не познала, как Он много нас любит и желанно ждет, чтобы все люди покаялись и спаслись. Господь <...> дал на землю Духа Святого, Который учит душу любить врагов и за них молиться, чтобы и они спаслись“» <...> (с. 401). «Господь дал нам заповедь: Любите врагов ваших (Мф. 5, 44). Но как же их любить, когда они делают зло? Или как любить тех, кто гонит Церковь Святую? Когда Господь шел в Иерусалим и самаряне не приняли Его, то Иоанн Богослов и Иаков готовы были свести огонь с неба и истребить их за это; но Господь им милостиво сказал: Я не пришел погубить, а спасти (Лк. 9, 54-56). Так и мы должны иметь одну мысль: чтобы все спаслись» (с. 401).
Эта вторая категория врагов, как правило, воспринимается людьми, живущими в миру, менее серьезно, чем первая категория (то есть личные враги), но она имеет особую значимость для тех, кто живет в монашеской среде. У них бывает мало личных врагов ввиду того, что в отношениях с братьями они обычно подчиняются аскетическим правилам, зато крайне остро реагируют на тех, кто покушается на целостность веры, понимаемую не только как догматическую истину, которой учит Церковь (противоположны ей неведение Бога и ересь), но и как «жизнь во Христе» (ей антагонистичен грех), которую представляет собой Церковь как «тело Христово», образ жизни.
Преподобный Силуан считает, что любовь к врагам никак (как в этом случае, так и в других) не подразумевает оправдания их мировоззрения и поступков («если судить их по делам, то они заслуживают наказания» (с. 401)), но совпадает с искренним желанием им спасения (см.: с. 401), которое, как мы увидим в дальнейшем, подразумевает любовь. По мнению старца, наши враги – это диавол и бесы, что неудивительно, поскольку диавол в Священном Писании и у святых отцов часто именуется «врагом», и вражда, которую он ведет, включает рассмотренные ранее формы вражды – против других людей, против Бога и Христа, а также против веры и Церкви. Святые отцы в общем наставляют, что следует возненавидеть диавола и бесов, и в таком смысле разумеют отрывки Священного Писания (в частности, псалмы), в которых говорится о ненависти к врагам. К примеру, святитель Григорий Нисский отмечает: «Одну вражду узаконил нам Законоположник нашей жизни, – разумею вражду ко змию <...>. Ибо Он говорит: возлюбиши искренняго твоего, и возненавидиши врага твоего (Мф. 5, 43), повелевая признавать врагом одного только противника нашей природы».[527] Напротив, крайне редко можно видеть, что диавола и бесов относят к числу тех врагов, которых нужно любить: святые отцы хорошо понимают, с какими серьезным рисками для большинства верующих может быть сопряжена рекомендация любить демонов: люди начнут сочувствовать им, через это подпадут под их влияние и в конце концов лукавый завладеет такими людьми. Преподобный Силуан Афонский вместе с преподобным Исааком Сирином принадлежат к тем немногим святым отцам, которые идеалом любви называют любовь к бесам.[528] Эти святые таким образом свидетельствуют о личном опыте духовной жизни (преподобный Силуан утверждает, что такой любви учит Сам Дух Святой), а также о великом даре рассуждения, которое позволяет им ненавидеть дела диавола, любя его как творение Божие (созданное не демоном, но ангелом и падшее по собственной вине), проявляя по отношению к нему жалость ввиду его плачевного и в высшей степени горестного состояния, в которое он сам впал после удаления от Бога и от всех Божественных благ. «Дух Святой, – пишет святой Силуан, – научает любви, и тогда будет жалко даже и бесов, что они отпали – от добра, потеряли смирение и любовь к Богу» (с. 400). «Дух Божий, – продолжает преподобный, – научает любви ко всем, и душа сострадает всякому существу, любит даже врагов и жалеет даже бесов, что они отпали от добра» (с. 400).
Старец Силуан по опыту знает, насколько трудно любить врагов, поэтому пишет, что если мы не способны полюбить их, то по меньшей мере следует воздерживаться от ненависти к ним (см.: с. 437), злословия или грубости (что уже является шагом на пути к любви) (см.: с. 400-402); также не следует допускать гневных помыслов о них (см.: с. 436-437).
Любовь к врагам состоит не только в том, чтобы переносить те обиды и оскорбления, которые недруги наносят нам, но и в том, чтобы переносить их с радостью ради Бога (см.: с. 342). Любящий врагов благодарит Бога за все эти скорби (см.: с. 345): они способствуют нашему духовному совершенствованию и поэтому должны восприниматься как промыслительный дар от Бога для нашего спасения.
Любящий врагов перед лицом оскорблений и поношений также сохраняет мир душевный и телесный (см.: с. 395) – другими словами, он не просто не раздражается в ответ, но и остается безмятежным (см.: с. 355).
Святой советует не только не обвинять наших врагов (см.: с. 395), но и не думать зло о них (см.: с. 375) и не осуждать их (см.: с. 375). Вместо того чтобы обвинять других, следует считать виноватым самого себя (см.: с. 395).
Любовь к врагам, по мнению преподобного Силуана, безусловно подразумевает прощение нанесенных нам обид (см.: с. 447, 450) и молитву за них. Тем не менее прощение еще не любовь, молитва может предшествовать любви, но она не является ее выражением: «Когда я был мирским, то любил от души прощать, и легко прощал, и молился с охотой за тех, кто обижал меня, а когда пришел в монастырь, то послушником получил большую благодать, и она научила меня любить врагов» (с. 450).
Одно из основных проявлений любви к врагам старец Силуан видит в сочувствии. Оно в первую очередь заключается в жалости к врагам. Жалость эта частично возникает от осознания того, что душа тех, кто желает нам зла или причиняет его, больна (в традиционных святоотеческих трудах страсти рассматриваются как духовные недуги) и они действуют по наущению бесов, следовательно, сами оказываются жертвами и страшно страдают. На вопрос, «как может сохранить мир душевный подчиненный, если у него начальник раздражительный и злой человек», святой отвечал: «Раздражительный человек сам несет большое страдание от злого духа. Мучение это он терпит за гордость. Подчиненный, кто бы он ни был, должен знать это и молиться за больного душою своего начальника» (с. 342). Такая жалость рождается, с одной стороны, от понимания, что творящий зло, противящийся истине или не знающий ее живет вдали от Бога, лишает себя Его благодеяний, отходит от пути спасения, обрекает себя на адские муки и зачатки их ощущает уже в этой жизни. «Душа жалеет врагов и молится за них, что они заблудились от истины и идут во ад. Это есть любовь к врагам» (с. 401-402). «Добрый человек думает: всякий, заблудившийся от истины, погибает, и потому его жалко. А кто не научен Духом Святым любви, тот, конечно, не будет молиться за врагов. Наученный любви от Духа Святого всю жизнь скорбит о людях, которые не спасаются, и много слез проливает о народе, и благодать Божия дает ему силы любить врагов. <...> Поймите. Это так просто. Жалко тех людей, которые не знают Бога или идут против Бога; сердце болит за них, и слезы льются из очей. Нам ясно видно и рай, и муку: мы познали это Духом Святым. Вот и Господь сказал: Царство Божие внутри вас есть (Лк. 17, 21). Так отсюда еще начинается вечная жизнь; и мука вечная отсюда начинается» (с. 400-401).
Мы можем видеть, что жалость сопровождается сочувствием, которое состоит в том, что человек страдает от того, от чего страдают другие люди, так, словно это происходит с ним самим, полностью разделяет их боль, ставит себя на их место, что свидетельствует о подлинной и безраздельной любви. Такое сочувствие, пример которого нам являет сам святой, переживается очень глубоко: из приведенного выше отрывка мы видим, что оно сопровождается скорбью и слезами, оно постоянно (см.: с. 375-376). Сочувствие к врагам подобно тому сочувствию, что мы имеем к ближним, когда они страдают или испытывают несчастья: «Дух Святой учит любить врагов так, что будет жалеть их душа, как родных детей» (с. 303).
По слову святого, следует жалеть наших врагов и противников истины, а также самих бесов, которые больше всех страдают от адских мук, потому что совершают то, что вводит в эти муки; они удалились и отвергли Бога, добровольно лишили себя Божественных благ, отказались от любви к Богу и от Его любви. Наученный Духом Святым, преподобный пишет: «Тогда будет жалко даже и бесов, что они отпали от добра, потеряли смирение и любовь к Богу» (с. 400).
Жалость к врагам, как полагает старец Силуан, связана с жалостью, которую должно иметь (и которую имел сам преподобный) ко всему творению. «Надо жалеть всякую душу, всю тварь и всё создание Божие» (с. 343). «Дух Божий научает любви ко всем, и душа сострадает всякому существу, любит даже врагов и жалеет даже бесов, что они отпали от добра» (с. 491; см.: с. 376). Жалости чужда предвзятость, она простирается ко всем без исключения. «Есть люди, которые желают своим врагам или врагам Церкви погибели и мук в адском огне. Так мыслят они потому, что не научились любви Божией от Духа Святого, ибо тот, кто научился, будет проливать слезы за весь мир. Ты говоришь, что он злодей и пусть горит в адском огне. Но спрошу тебя: если Бог даст тебе хорошее место в раю, но ты будешь видеть в огне того, кому ты желал огня мучений, неужели и тогда тебе не будет жалко его, кто бы он ни был, хотя бы враг Церкви? Или у тебя сердце железное?» (с. 303).
Старец Силуан тем более жалел тех, кому предстояло претерпевать адские муки, и особенно сочувствовал им – он ясно об этом говорит в длинном отрывке, приведенном выше, – поскольку сам ощутил блаженство рая и невыносимые муки ада, а также осознавал, какое страшное расстояние отделяет первое от последнего.
Любовь к врагам, по мнению преподобного, не исчерпывается жалостью и сочувствием, но подразумевает, что следует желать им блага и творить его (см.: с. 342, 399, 400), – такое отношение, как мы уже видели, к врагам святые отцы оценивают очень высоко. Любящий своих врагов желает им наилучшего: чтобы они покаялись, узнали Бога и получили благодать спасения (см.: с. 303, 400-402). «Мы должны иметь одну мысль: чтобы все спаслись» (с. 401).
Еще одна составляющая любви к врагам, которую особенно отмечает святой Силуан Афонский, – это молитва за них. «Великое дело пред Богом молиться за тех, кто обижает и оскорбляет нас» (с. 342). Молитва за врагов и любовь к ним, по мнению преподобного, очень тесно связаны – он часто говорит о них вместе: «Господь <...> дал на землю Духа Святого, Который учит душу любить врагов и за них молиться» (с. 401); «Милостивый Господи, Духом Твоим Святым научи нас любить врагов и слезно молиться за них»; «Господи, как Сам Ты молился за врагов, так и нас Духом Твоим Святым научи любить врагов» (с. 303); «Душа, наученная молиться от благодати Божией, любит и жалеет всякую тварь, и особенно человека» (с. 399).
Таким образом, молитва пробуждает любовь к врагам, берет от нее свое начало, ее выражает и о ней свидетельствует.
Молитва за врагов позволяет получить от Бога благодать, чтобы любить их: «Любить врагов возможно только по благодати Святого Духа, и поэтому, как только обидит тебя кто-нибудь, молись за него Богу» (с. 342). Старец Силуан признаётся: «Я всегда молю Господа, чтобы Он, Милостивый, дал мне любить врагов <...>. И прошу у Господа любви день и ночь» (с. 387).
Только благодаря молитве возможно сохранить мир в душе перед лицом врагов и перенести наносимые ими обиды (см.: с. 342): «Для мира душевного нужно душу свою приучить, чтобы она любила оскорбившего и сразу молилась за него. Не может душа иметь мира, если не будет всеми силами просить у Господа дара – любить всех людей» (с. 437; см.: с. 342).
Молитва также позволяет сохранить в душе благодать любви, некогда обретенную (см.: с. 342). Однако, если молитва дает начало любви к врагам, то и, наоборот, любовь к врагам порождает молитву. «Кто не научен Духом Святым любви, тот, конечно, не будет молиться за врагов» (с. 400). Жалость и сострадание, которые мы испытываем по отношению к врагам, осознавая, что они удалились от Бога, лишены Божественных благ, идут к гибели, побуждает молиться о том, чтобы они избежали тех скорбей, что переживают сейчас и что им предстоит пережить. Жалость и сострадание к врагам побуждают нас молить Бога о том, чтобы они покаялись и уклонились от зла, чтобы они узнали Его и спаслись. «Господь <...> дал на землю Духа Святого, Который учит душу любить врагов и за них молиться, чтобы и они спаслись» (с. 401). «Душа жалеет врагов и молится за них, что они заблудились от истины и идут во ад» (с. 401-402). «Кто носит в себе Духа Святого хотя бы и немного, тот скорбит обо всем народе день и ночь, и сердце его жалеет всякое создание Божие, и особенно людей, которые не знают Бога или противятся Ему и потому идут в огонь мучения. За них он молится день и ночь, больше, чем за себя, чтобы все покаялись и познали Господа» (с. 376). «Господи, все народы – создание рук Твоих, обрати их от вражды и злобы на покаяние, да познают все Твою любовь» (с. 303).
Поскольку от молитвы за врагов рождается сочувствие и раскаяние, человек считает себя грешником и самым худшим из всех (см.: с. 399-400), она сопровождается слезами (см.: с. 303, 387), и это свидетельствует о ее глубине, искренности, а также о том, что она сопряжена с истинной любовью.
Постоянно свидетельствуя в своих записях о любви Бога ко всем созданиям и считая ее основной темой своих духовных рассуждений, преподобный Силуан видит основную причину любить наших врагов в том, что Бог любит всех людей без различия, включая тех, кто пребывает в заблуждении, противится Ему и творит зло: «Господь – милостивый Создатель, и Ему всех жалко. Господь жалеет всех грешников, как мать жалеет своих детей даже тогда, когда они идут недоброй дорогой» (с. 115; см.: с. 303). «Господь есть любовь», поэтому Он «нам повелел любить друг друга и любить врагов» (с. 380). Желающий жить с Богом, уподобиться Ему и быть с Ним единым должен относиться к людям так же, как и Он: «Кто хочет быть с Господом, тот должен любить врагов» (с. 380).
Господь жалел заблудших и грешников, Он всем желал спасения, поэтому послал Сына Своего Единородного (см.: с. 340).
Христос в любых обстоятельствах земной жизни ко всем проявлял сочувствие (см.: с. 214). Желая, чтобы все спаслись, Господь Своими терпением, благостью и милостью по отношению к творящим Ему зло показал нам пример любви к врагам, к которой следует стремиться. «Когда Господь шел в Иерусалим и самаряне не приняли Его, то Иоанн Богослов и Иаков готовы были свести огонь с неба и истребить их за это; но Господь им милостиво сказал: Я не пришел погубить, а спасти (Лк. 9, 54-56). Так и мы должны иметь одну мысль: чтобы все спаслись» (с. 401). «Когда Иуда задумал предать Господа, то Господь милостиво вразумлял его; так и мы милостиво должны поступать с теми, кто заблуждается» (с. 402), Господь страдал на кресте за всякую тварь, за всех людей, и болел душою за всех нас (см.: с. 399). «Христос молился за распинавших Его: Отче, не поставь им греха сего; не ведают бо, что творят (Лк. 23, 34)» (с. 376). И мы должны молить Бога помочь нам последовать Его примеру: «Господи, как Сам Ты молился за врагов, так и нас Духом Твоим Святым научи любить врагов» (с. 303).
Такой же пример нам подают Господни ученики: «Архидиакон Стефан молился за тех, которые побивали его камнями, чтобы Господь не вменил им этого во грех. И мы, если хотим сохранить благодать, должны молиться за врагов» (с. 376).
Христос к врагам Церкви продолжает проявлять ту же любовь, что Он имел к Своим гонителям, потому что хочет, чтобы они тоже изменились и спаслись. Ты говоришь: «„Враг гонит нашу Святую Церковь. Как же я буду его любить?“ А я тебе на этом скажу: „Бедная твоя душа не познала Бога; не познала, как Он много нас любит и желанно ждет, чтобы все люди покаялись и спаслись“» <...> (с. 401). Проявляя к врагам такую любовь, мы уподобляемся Христу. Господь Сам сказал об этом авве Паисию, который молился за своего ученика, отрекшегося от Него: «Паисие, ты Мне уподобился любовью» (с. 340; см.: с. 399).
Примечательно, что святой Силуан Афонский неоднократно отмечает связь между знанием благости Божией и любовью к врагам: знающий любовь (благость, милосердие, жалость) Бога не может не любить своих врагов (см. с. 303-304, 375-376, 380, 400-401).
Такого знания, с одной стороны, можно достигнуть через чтение Священного Писания или размышление о нем. Однако преподобный всегда отмечает знание более высокого уровня, не теоретическое, но личное, полученное опытным путем, открытое Самим Духом Святым. Дух Святой не только во всей полноте дает нам узнать любовь Божию ко всем людям и в общем ко всякому творению, но и учит нас, как ее приобрести. В этом состоит особенность учения святого Силуана Афонского, отличающая его от трудов других святых отцов, которые высказывались на эту же тему: любовь к врагам в своей наиболее совершенной форме основывается на присутствии и действии Святого Духа в том, кто имеет и проявляет такую любовь (см.: с. 302-303, 339-340, 353, 376, 380, 400, 491, 516). Эта особенность преподобного Силуана вновь свидетельствует о высоте его духовной жизни и еще раз показывает, что его учение и наставления есть выражение личного внутреннего опыта. В качестве подтверждения, если необходимо, можно привести следующие слова святого: «Я не мог бы говорить об этом, если бы Дух Святой не научил меня любви» (с. 340).
Если любить тех, кто любит нас, и делать добро тем, кто делает добро нам, – естественно и поэтому общепринято (см.: Мф. 5, 46-47; Лк. 6, 32-33), то любить врагов нашей природе не свойственно, можно даже сказать, что это не в наших силах. Такая любовь по сути своей надприродна, другими словами – она плод благодати, даруемой Духом Святым. По этой причине преподобный пишет: «Душа, которая не познала Духа Святого, не разумеет, как можно любить врагов, и не принимает этого» (с. 380).
Старец Силуан неоднократно отмечает, что любовь к врагам без благодати невозможна: «Господи, Ты заповедал любить врагов, но трудно нам, грешным, если с нами нет Твоей благодати» (с. 304); «Без благодати Божией не можем мы любить врагов» (с. 400); «Кто не любит врагов, в том нет благодати Божией» (с. 303); «Кто не научен Духом Святым любви, тот, конечно, не будет молиться за врагов» (с. 400; см.: с. 339). Напротив, преподобный повторяет, что любовь к врагам есть дар Духа Святого: «Господь <...> нам повелел <...> любить врагов; и Дух Святой учит нас этой любви» (с. 380); «Любить врагов возможно только по благодати Святого Духа» (с. 342); «Когда будешь любить врагов, то знай, что благодать Божия живет в тебе большая» (с. 400).
Однако эта благодать не озаряет душу, а скорее выражается в Божественном учительстве, когда Дух Святой, учитывая всю немощь и все трудности человека, постепенно «учит» его любить, а также показывает пути и средства, помогающие ему любить (см.: с. 303). «Дух Святой научает нас и врагов любить» (с. 516). «Дух Святой учит душу неизглаголанной любви к народу и жалости ко всем заблудшим. Господь пожалел заблудших <...>; и Дух Святой учит такой же жалости к заблудшим, которые идут во ад» (с. 339). «Я не мог бы говорить об этом, если бы Дух Святой не научил меня любви» (с. 340). «Господь научил меня любить врагов. <...> Дух Святой научает любви» (с. 400).
Благодать Духа Святого указывает тому, кто ей обладает, как любить врагов, а также раскрывает, что лежит в основании этой любви – любовь Бога ко всем людям и желание, чтобы все спаслись: «Никто не может знать от себя, что есть любовь Божия, если Дух Святой не научит, но в Церкви нашей любовь Божия познана Духом Святым, и потому мы говорим о ней» (с. 387). Благодать также дает человеку возможность и силы любить врагов: «Господь и заповедал нам любить врагов, и Дух Божий дает силу любить их» (с. 491; см.: с. 516).
Ввиду того, что любовь к врагам есть плод Божественной благодати, стяжать ее возможно прежде всего через молитву – старец это особенно отмечает. Он неоднократно призывает нас «всеми силами просить у Господа любить всех людей» (с. 343; см.: с. 436, 449). Преподобный также советует молиться Матери Божией и святым: «Если мы немощны и нет в нас любви [к нашим врагам], то будем горячо просить Господа, и Его Пречистую Матерь, и всех святых, и во всем поможет нам Господь, Который так много нас любит» (с. 491). Старец признаётся, что сам всегда молится об этом: «Я всегда молю Господа, чтобы Он, Милостивый, дал мне любить врагов <...>, и прошу у Господа любви день и ночь, и Господь дает мне слезы плакать за весь мир» (с. 387). Святой, имея любовь ко всему миру, желал, чтобы дар такой же любви обрели все люди, и поэтому в своих молитвах просил Бога обо всех: «Милостивый Господи, Духом Твоим Святым научи нас любить врагов и слезно молиться за них. <...> Господи, как Сам Ты молился за врагов, так и нас Духом Твоим Святым научи любить врагов» (с. 303).
Стяжание благодати для того, чтобы любить врагов, таким образом, предусматривает следующие условия.
Любовь к врагам неразрывно связана с любовью к Богу: мы уже убедились, что важнейшим основанием любви к врагам служит та любовь, которую Бог в равной степени проявляет ко всему Своему творению, и Его воля, состоящая в том, чтобы все спаслись. Христос показал совершенный пример такой любви во время Своей земной жизни. Любовь к Богу ведет к исполнению Его воли и подражанию Ему, насколько это возможно, а также приобретению любви к врагам. Более того, старец Силуан отмечает, что тот, кто не любит своих врагов, показывает, что не научен Духом Святым любить и Бога (см.: с. 303).
Любовь к врагам тесно сопряжена со смирением. Преподобный часто связывает эти добродетели (см.: с. 304-305, 335-336, 386-388, 482). По сути, все трудности, с которыми мы сталкиваемся на пути к стяжанию любви к врагам, неотделимы от гордости: именно гордость, порождающая обиду, сопровождает оскорбление ближнего, ненависть, гнев, злобу к нему, желание ему отомстить, нежелание простить его и примириться с ним. Гордость исключает любовь к врагам, и наоборот, любовь к врагам исключает гордость: «Если будем любить врагов, то в душе не будет места для гордости, ибо в любви Христовой нет превозношения» (с. 335).
Тот факт, что смирение неотделимо от любви к врагам, несомненно, свидетельствует о том, что эта любовь благодатна: «Если ты <...> сам жалеешь всю тварь и любишь врагов своих, себя же считаешь хуже всех, это значит, что с тобою большая благодать Святого Духа» (с. 376). Таким образом, смирение становится необходимым условием стяжания и хранения благодати, научающей нас любить врагов и дающей на это силы. «Смирись под крепкую руку Божию, и тогда благодать научит тебя», – наставляет святой Силуан Афонский (с. 380-381). И наоборот: «Из-за гордости теряется благодать Божия <...>; и тогда душа мучается злыми мыслями и не понимает, что надо смириться и надо любить врагов, ибо иначе нельзя угодить Богу» (с. 401).
Преподобный иногда отмечает роль, которую в контексте смирения играет покаяние. «Считать себя худшим из всех» есть великое смирение, которое предусматривает покаяние. Считающий себя худшим из всех людей неизбежно находит других лучше себя самого. Наблюдающий за собой, осуждающий и укоряющий себя не судит и не критикует врагов, но, напротив, видит их лучше себя. Старец приводит нам в пример также иное проявление покаяния – испрашивать у Бога прощения всякий раз, когда нет любви к врагам: «Если я кого-либо осужу или недобро посмотрю, то слезы пропадают и душа тогда делается унылая; но я снова начинаю просить у Господа прощения, и Милостивый Господь прощает мне, грешному» (с. 387). Благодаря такому расположению, когда душа смиренно признаёт перед Богом свои ошибки и недостатки, а также получает от Него прощение, человек все больше и больше открывается для Божественной благодати и становится возможным непрерывное преуспеяние в любви. Если же в сердце совсем нет жалости к врагам, это признак того, что в нем живет и действует злой дух, – покаяние есть единственное средство избавления от него (см.: с. 375-376).
Преподобный Силуан отмечает определяющую роль благодати в стяжании любви к врагам, но подчеркивая при этом особую важность молитвы, смирения и покаяния и, таким образом, наводит на мысль, что не следует нивелировать значимость усилий самого человека для приобретения любви. Святой хорошо знает, насколько важно сделать первый шаг, поэтому советует: «Молю вас, испытайте» (с. 400); «Сначала принудь сердце свое любить врагов» (с. 400). Усилия должны в широком смысле выражаться в твердом намерении и постоянной готовности исполнять Божественные заповеди. Бог, видя такие старания, не может не проявить к человеку милосердия. Обращаясь к адресату, который рискует впасть в отчаяние из-за особой трудности стоящей перед ним задачи, преподобный Силуан пишет: «Господь, видя доброе желание твое, поможет тебе во всем» (с. 400). Святой, сам ощутивший всю немощь человеческой природы, как представляется, в уме непрестанно повторял эти слова апостола Павла: Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе (Флп. 4, 13) и собственным примером засвидетельствовал, насколько мощную поддержку люди могут получить от Бога.
По мнению преподобного Силуана Афонского, благодаря стяжанию любви к врагам в сердце умаляется гордость и возрастает смирение. «Если будем любить врагов, то в душе не будет места для гордости» (с. 335).
Святой обращает внимание на то, что тому, кто с терпением относится к своим врагам, прощает нанесенные ими оскорбления, молится за них, Бог прощает его собственные грехи (см.: с. 340-341, 447).
По утверждению преподобного, молящийся за своих врагов получает от Бога дар непрестанной молитвы (см.: с. 340-341). Этот тезис отличает наставления и учение святого, а также очевидно свидетельствует о его личном духовном опыте. «Чтобы удержать молитву, надо любить тех людей, которые тебя обижают, и молиться за них до тех пор, пока душа не примирится с ними, и тогда даст Господь непрестанную молитву, ибо Он дает молитву молящемуся за врагов» (с. 517). Любящему своих врагов «Господь дает радость непрестанно славословить Его день и ночь» (с. 518).
Преподобный Силуан подчеркивает, что любовью к врагам приобретается душевный мир и что «другого пути нет» (с. 340). «Душа не может иметь мира, если не будет молиться за врагов» (с. 399; см.: с. 340, 343). «Если кто много молится и постится, но любви к врагам не имеет, то не может иметь он мира душевного» (с. 340). «Господь знал, что если врагов не будем любить, то мира в душе не будет, и потому дал нам заповедь: „Любите врагов ваших“. Если не будем любить врагов, то лишь по временам душа будет как бы спокойна, но если мы любим врагов, то мир в душе пребывает день и ночь» (с. 343; см.: с. 341, 436, 449). «Если будешь молиться за врагов, то придет к тебе мир» (с. 400). В контексте любви к врагам преподобный Силуан Афонский понимает мир в широком смысле как состояние внутреннего покоя в душе, вызванное отсутствием тревожащих ее плохих мыслей. Иногда святой отмечает, что мир есть наша причастность к Божественной природе, которую мы обретаем как Христову благодать в Духе Святом. В таком осмыслении мира старец опирается на слова Спасителя: Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам (Ин. 14, 27). Святой часто говорит о внутреннем мире, и порой под ним понимает согласие и гармонию в отношениях с людьми, что в своей наиболее совершенной форме характерно для Божественного мира, гармонию, которая зависит от тех усилий, которые каждый предпринимает над собой, чтобы не осуждать ближнего, не раздражаться на него, но, напротив, чтобы его любить. «Благодать Божия в общежитии больше всего теряется за то, что мы не научились любить брата по заповеди Господней. Если брат твой нанесет тебе оскорбление и ты в эту минуту примешь на него гневный помысл, или осудишь его, или возненавидишь, то почувствуешь, что благодать ушла и мир пропал. Для мира душевного нужно душу свою приучить, чтобы она любила оскорбившего и сразу молилась за него» (с. 437).
Сердечный мир, по мнению преподобного, напрямую связан с кротостью. Мир берет начало от кротости, но и то, и другое суть плоды Духа Святого (см.: Рим. 14, 17; Кол. 3, 12), по ним главным образом можно распознать, что Он посетил душу и пребывает в ней (см.: с. 345). Даруя душе кротость, Дух Святой исполняет в сердце верующего Господню заповедь: Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим (Мф. 11, 29) (см.: с. 345). Кротость, которую святые отцы традиционно именуют одной из форм христианской любви, таким образом, представляется и как плод любви к врагам, и как средство ее стяжания.
Можно утверждать, что любовь к врагам, по мнению старца Силуана, есть плод благодати, но и благодать, в свою очередь, – это плод любви к врагам. Тот, кто силится молиться за обижающего его или гонящего Святую Церковь, будет «носить в душе своей благодать» (с. 400), пишет преподобный Силуан. Он также полагает, что любовь к врагам, вкупе со смирением, суть важнейшие условия того, чтобы в душе поселился Дух Святой, чтобы она сделалась Его обителью, чтобы ей открылись двери Небесного Царства (см.: с. 476).
Любовь к врагам также помогает сохранить полученную благодать и совершенно необходима для того, чтобы ее не потерять. «Чтобы сохранить благодать, мы должны любить врагов» (с. 345) и молиться за них (с. 376), «если не любим брата, то и благодать Божия не придет в душу» (с. 396).
Преподобный Силуан Афонский, как и святитель Иоанн Златоуст, отмечает, что любовь к врагам уподобляет нас Богу. «Кто любит врагов, тот уподобляется Господу» (с. 342). Старец дважды приводит слова Спасителя, сказанные авве Паисию, который молился за своего ученика, отрекшегося от Христа: «Паисие, ты Мне уподобился любовью» (с. 340, 399).
Уподобляясь Богу, подобно Ему любя всех людей без различия, душа познаёт любовь Божию (см. с. 350) и, таким образом, познаёт Бога, Который есть любовь (1 Ин. 4, 8) (см.: с. 380). «Знать Бога», по мнению старца Силуана, значит «знать, как Он нас любит» (с. 402). Это знание Бога не есть знание теоретическое, абстрактное, но знание внутреннее, опытное, получаемое вследствие единения с Богом через уподобление Ему. Это знание выше всякого естественного знания, оно дается Христом, а также действует через Дух Святой и в Нем. Если молишься за врагов, говорит старец, «Господь даст благодать, и ты Духом Святым познаешь Господа» (с. 342); «кто любит врагов, тот скоро познает Господа Духом Святым» (с. 321). Такое знание, напротив, соединяет с Богом того, кому оно дается. Упомянутый тезис относится к классическому учению святых отцов о познании/видении Бога, которое дается по благодати и делает человека подобным Богу: «Кто познал Господа Духом Святым, тот становится похож на Господа, как сказал Иоанн Богослов: и будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть (1 Ин. 3, 2), и будем видеть славу Его» (с. 380).
Такое знание Бога производит в душе великую радость (см.: с. 391), она ощущает начатки небесных блаженств.
Преподобный Силуан Афонский полагает, что любовь к врагам определяет меру любви к Богу: «Кто помышляет злое о врагах, в том нет любви Божией» (с. 400). Любовь Божия – это любовь Бога к человеку и любовь человека к Богу. На вопрос: «Как узнать, любит ли меня Господь, или нет?», старец отвечает – «Вот признаки. Если ты крепко борешься с грехом, то любит тебя Господь. Если ты любишь врагов, то еще больше ты любим Богом. А если душу свою полагаешь за людей, то много любезен Ты Господу, Который и Сам положил душу Свою за нас» (с. 520). Эти утверждения могут показаться парадоксальными, поскольку наводят на мысль, что Бог мог бы и не любить человека, хотя старец неоднократно подчеркивает, что Бог любит всех без исключения людей, в том числе грешников. Можно подумать, что любовь Бога может быть сильнее или слабее, что Он больше любит тех, кто исполняет Его волю, однако это едва ли соответствует словам старца, который непрестанно отмечает, что Бог любит всех одинаково.
В действительности представляется, что старец, выражаясь таким образом, говорит не об отношении Бога, Который в равной степени дарит Свою любовь всем, а об отношении человека, который в той или иной степени воспринимает и получает эту любовь в зависимости от меры своей чистоты и добродетельности. Здесь также следует вспомнить множество случаев, когда святой утверждает, что любовь к врагам позволяет нам знать, то есть чувственно воспринимать, насколько Бог нас любит (см.: с. 402), или даже иметь Господню любовь (см.: с. 376).
Преподобный Силуан полагает, что любовь к врагам – критерий истинного познания Бога. «Кто хочет любить Господа, тот должен любить врагов» (с. 518). И наоборот: «Кто помышляет злое о врагах, <...> не познал он Бога» (с. 400); «Кто не будет любить врагов, тот не может познать Господа и сладость Духа Святого» (с. 303). Любовь к врагам, следовательно, позволяет по опыту подражания и уподобления Богу, а также, безусловно, по «научению» Духа Святого познать, что Бог есть любовь (1 Ин. 4, 8). Ученик старца Силуана архимандрит Софроний вслед за своим учителем придает любви к врагам особое значение и считает, что она определяет меру истинного созерцания и знания Бога. Он пишет о преподобном Силуане Афонском: «Главное свидетельство всей его жизни в том, что любовь к врагам совершенно необходима для познания Божиих тайн». Отметим, что старец Силуан полностью придерживается учения апостола Иоанна о любви: Кто говорит, что он во свете, а ненавидит брата своего, тот еще во тьме. Кто любит брата своего, тот пребывает во свете (1 Ин. 2, 9-11). Таким образом, любовь к врагам является мерилом любви к Богу и познания Его, а также единения и общения с Ним, присутствия благодати и пребывания Святого Духа. Старец неоднократно повторяет: «Кто не будет любить врагов, тот не может познать Господа и сладость Духа Святого» (с. 303); «Кто не любит врагов, в том нет благодати Божией» (с. 303); кто «не хочет молиться за врагов», этим обнаруживает, что «не стяжал Духа Святого» (с. 339); «Если ты не жалеешь грешника, который будет мучиться в огне, то, значит, нет в тебе благодати Святого Духа» (с. 376). Напротив, «там, где Дух Господень, там непременно будет смиренная любовь к врагам и молитва за мир» (с. 174), и там, где есть любовь к врагам, будет и Дух Святой (см.: с. 342-343); «Когда будешь любить врагов, то знай, что благодать Божия живет в тебе большая» (с. 400).
Если любовь к врагам свидетельствует о присутствии и действии в душе Святого Духа, а также о стяжании благодати, то отсутствие любви к врагам, жалости к ним и молитвы за них говорит не только о том, что в душе нет Духа Святого, но и о том, что в ней живет и действует диавол: «Если ты зло думаешь о людях, то, значит, злой дух живет в тебе, и это он тебе внушает злые мысли на людей» (с. 375; см. с. 400-401). Кто в сердце имеет чувства, противоположные любви к врагам, фактически исполняет волю бесов, делается их подражателем, добивается их благосклонности, отверзает им двери своей души и предоставляет свободу для действий. «Не думай, душа, что любит тебя Господь, если ты на кого-нибудь косо смотришь. О нет. Скорее бесы тебя любят, ибо ты стал слугою их» (с. 449).
Как представляется, старец с большим пессимизмом относился к духовному состоянию и участи тех, кто не имеет любви к врагам. По его мнению, не любящий своих врагов обрекает себя на душевный мрак и скорбь. «Если брата возненавидим или осудим, то ум наш омрачится и мы потеряем мир» (с. 341; см.: с. 436-437); «Кто не любит, о том не хочу и писать. Но жалко его, ибо он мучает себя и других» (с. 321). Что хуже, не любящий врагов лишает себя рая (см.: с. 303), ввергает себя в душевный мрак и адские муки: «Кто не любит врагов, тот не может познать Господа» (с. 380): «Если кто не покается и умрет, не прощая брата, то душа его отойдет туда, где живет злой дух, который овладел душою» (с. 375).
Безусловно, такая беспрекословная позиция старца, по мнению которого любовь к врагам есть необходимое условие спасения, обусловлена его личным опытом (см.: с. 325-326). Святой считал, что его по грехам ожидают адские муки, и винил себя в том, что недостаточно возлюбил всех людей (см.: с. 375). Нам хорошо известно, что старец очень жалел грешников. Он стремится, таким образом, не осудить тех, кто не любит своих врагов, но указать, насколько серьезно и опасно их духовное состояние, и тем самым привести их к покаянию и внутреннему изменению. Старец заключает: «Если ты не жалеешь грешника, который будет мучиться в огне, то, значит, нет в тебе благодати Святого Духа, но живет в тебе злой дух» – и тут же советует: «Старайся покаянием освободиться от него» (с. 376). Сказав человеку, со злобой смотрящему на кого-либо, что он стал служителем диавола, старец призывает: «Не медли, покайся и проси у Господа силу любить брата, и увидишь тогда мир в душе» (с. 449). В другом месте он отмечает: «Если кто клянет и ругает, в том ясно живет злой дух, и если не покается, то по смерти пойдет туда, где пребывают злые духи» (с. 400). И добавляет: «Да избавит Господь всякую душу от такой беды».
Последнее пожелание преподобного Силуана Афонского, выраженное в форме молитвы, свидетельствует о том, что он хочет (об этом неоднократно говорится в книге), чтобы всякий погибающий спасся. Искреннее стремление старца – чтобы через любовь к врагам все люди получили такую же благодать Духа Святого, что стяжал и он, чтобы, как и он, почувствовали мир и сладость Святого Духа, ощутили в Нем благость, Божие милосердие и любовь – и через это познание Бога обрели совершенные мир и радость Царства Небесного.
Наставления святого Силуана отражают его личный опыт духовной жизни. В соответствии с этим опытом любовь к врагам, в которой можно упражняться в разной мере, изначально рассматривается старцем на самом высоком уровне. Следовательно, его наставления о любви к врагам, то, чего он требует от человека, можно также отнести к высочайшему уровню духовной жизни. Когда читаешь высказывания святого Силуана, почти неизбежно хочется задать тот же вопрос, что апостолы задали Христу: Так кто же может спастись? (Мф. 19, 25).
Ответ старца аналогичен сказанному Спасителем: Человекам это невозможно, Богу же все возможно (Мф. 19, 26). Старец глубоко осознавал свою беспомощность, немощь, греховность – настолько, что считал себя заслуживающим адских мук. Всю надежду он возлагал только на Бога. Заповедь любить врагов – что несвойственно, противно нашей падшей природе, – по мнению преподобного, возможно исполнить только силой благодати, которая дается Христом в Духе Святом. Итак, любовь к врагам в наставлениях святого Силуана представляется как дар исключительно богодухновенный.
Старец прекрасно понимал, каких усилий и жертв требует от человека получение этого дара. По собственному опыту зная все сложности духовной жизни, сожалея о немощи всех людей, святой не просто представляет высокий идеал, которого, хотя это можно назвать отчаянным призывом к совершенству, мощным стимулом к исполнению Божественной заповеди, чрезвычайно трудно достигнуть. Но святой предлагает программу духовной жизни, которую считает – это он подчеркивает неоднократно – доступной для каждого. В ней приветствуются даже самые малые усилия, с помощью Божией, а также благодаря покаянию и молитве они скоро принесут свои плоды. Кроме того, старец обозначает верный критерий, по которому каждый, не рискуя впасть в заблуждение, может оценить, насколько преуспел в любви к ближнему, а также в любви и в познании Бога. Этот критерий позволяет сохранить смирение и помнить о своей немощи. Но именно в немощи совершается сила Божия, и именно в смирении Он открывается человеку. Преподобный Силуан Афонский блестяще показал нам это на примере собственной жизни.
Старец Порфирий (Баирактарис; 1906-1991) – один из наиболее заметных православных духовников XX века.
Принявший монашеский постриг на Афоне, отец Порфирий из-за проблем со здоровьем был вынужден оставить Святую Гору. Прослужив тридцать лет священником в церкви при больнице в Афинах, он основал монастырь в тридцати километрах от столицы, куда и удалился. Именно здесь старец в течение двадцати лет принимал тысячи верующих, которые тянулись к его исключительной духоносности. Отец Порфирий, обладающий огромным опытом, великой мудростью, а также дарами рассуждения (διάκρισις), прозорливости (διόρασις) и предвидения (προοράσις), окормлял и поддерживал всех, приходящих к нему за самыми разными советами. Наставления и советы он давал, будучи просвещенным благодатью Святого Духа.
В книге «Цветослов советов»,[529] составленной из десятка книг и статей о жизни и учении отца Порфирия, важная часть посвящена воспитанию детей и отношениям между родителями, детьми и подростками. К старцу за советом приходили многие люди, сталкивающиеся с различными трудностями и не знающие, как их объяснить и как себя вести.
Когда читаешь советы старца, можно заключить, что он обладал весьма обширными и богатыми знаниями по указанной теме, что кажется удивительным, так как отец Порфирий был монахом, не имел опыта непосредственного воспитания детей и семейной жизни. Более того, его размышления и наставления можно назвать настолько актуальными и оригинальными, что нельзя остаться к ним равнодушным. Такой подход старца основывается исключительно на главных христианских ценностях, в частности на верховенстве христианской любви, которая занимает центральное место в духовных наставлениях отца Порфирия. Книга помогает ответить на вопросы: как воспитывать детей; как иметь/построить, сохранить, установить хорошие отношения с ними и, главное, как истинно любить своих детей.
Старец Порфирий в высшей мере обладал христианской добродетелью простоты, и это наложило отпечаток на его наставления. Его знание человеческой психологии основывалось на внутреннем духовном опыте. По этим двум причинам советы старца по воспитанию детей не имеют ничего общего с абстрактной и теоретической педагогикой. В них содержится не «теория», а ряд принципов, наставлений, могущих в различных ситуациях помочь родителям выработать правильную линию поведения.
В контексте любви к детям, равно как и любви между супругами и, в более общем смысле, любви к ближнему, преподобный отличает любовь христианскую от любви обычной, которые соответственно именует «любовью Христовой» и «любовью человеческой»: «Мы должны любить любовью Христовой, а не человеческой» (с. 361). Последняя, по мнению старца, может причинить вред любимому. Таким образом, матери, столкнувшейся с трудностями воспитания одного из четырех детей, которого, как ей кажется, она любила больше остальных, отец Порфирий сказал: «Ты не любишь его Христовой любовью и поэтому вредишь ему» (с. 361).
Человеческая любовь, естественным образом испытавшая последствия грехопадения, в той или иной степени неизбежно носит на себе отпечаток страстей, в частности самолюбия (эгоистичной любви к себе), которая часто приводит к стремлению доминировать над другим человеком, проецированию на него своих желаний и подчинению его собственной воле. Только Христова любовь непредвзята и чиста, стремится к истинному благу другого при полном уважении к его личности и, следовательно, его индивидуальности, воли и свободы и ради этого готова на самопожертвование.
Один из базовых принципов христианской любви – полное уважение свободы другого человека. И такое уважение, по мнению старца, нужно проявлять в отношении детей с самого раннего возраста.
Уважая свободу другого человека, мы должны брать за образец Бога, Который уважает свободу каждого, не принуждая ни признавать Его существования, ни исполнять Его волю.
Сам Господь, как пишет преподобный, подает нам пример, ибо не принуждает человека следовать Ему, но просто говорит: Кто хочет идти за Мною (Мк. 8, 34) (см.: с. 383).
Святой советует принимать других людей такими, какие они есть, и сам подает этому пример. Одно из его духовных чад рассказывает: «Старец с уважением относился к личности любого человека, со всеми ее индивидуальными проявлениями. Личность – это „образ неизреченной славы Божией, даже если на нем есть следы падений“. Отец Порфирий принимал человека таким, какой он есть, пусть тот даже был весь искажен грехом» (с. 157-158). Мы должны, говорил он, возлюбить каждого человека вместе с его недостатками: «Не старайся исправить или пресечь немощи ближнего. Возлюби его вместе с его недостатками» (с. 321).
Старец неоднократно советует родителям не оказывать на детей никакого давления (см.: с. 355, 356, 358).
Не только нельзя ни к чему детей принуждать, но и угрожать им или как-либо их запугивать (см.: с. 346).
Старец строго осуждает деспотичных родителей. Отцу, который пришел за советом, он решительно заявил: «Он бунтует и совершает ошибки. Но ведь и ты поступаешь как тиран!» (с. 358). Одной матери святой сказал: «Столько лет ты заставляла его делать то, что ты хочешь, ходить туда, куда ты хочешь. Сейчас он стремится к свободе» (с. 356). Супружеской паре старец заметил: «Вы их любили, однако <...> оказывали на них давление» (с. 356), и это означает, что любовь может быть деспотичной. В таком случае это не истинная любовь, которая уважает ближнего, его отличительные черты и свободу, но выражение эгоистичной любви, когда любящий стремится подчинить другого человека своему образу и подобию и собственной воле.
Действительно, старец наставляет: «Все должно происходить именно так. Мы должны уважать свободу ближнего» (с. 159). Своим отношением к духовным чадам старец сам подает нам пример. Один из них рассказывает: «Но больше всего меня поражала свобода выбора, которую старец всегда предоставлял своему собеседнику. <...> Старец никогда никого не принуждал что-то делать, никогда не предлагал человеку что-либо такое, что связывало бы его свободу. Поэтому он хотел, чтобы и мы, в свою очередь, не превозносились над ближними, но всегда относились к ним с уважением. <...> Благодаря свободе, которую старец предоставлял своему собеседнику, он как нельзя лучше помогал ему осознать, что тот идет по неправильному пути» (с. 155-156). Другой вспоминает: «Отец Порфирий <...> не стремился уничтожить нашу индивидуальность <...>. Он уважал нашу свободу, даже когда мы делали неправильный выбор. <...> Он мог свободно влиять на нас и легко направлять туда, куда хотел. Но он этого не делал, предпочитая, чтобы мы сами, свободно и сознательно, избрали свой путь» (с. 158).
Старец советует родителям избегать в отношениях с детьми замечаний, упреков, укоров, внушений, нотаций и обвинений (см.: с. 157, 158, 347-349, 357).
Стоит уклоняться не только от обличения, но и от осуждения – принцип, который также применим к нашим отношениям с людьми в общем. «Старец с восторгом воскликнул: „Чадо мое, да ты – психолог! Это совершенно правильная позиция: не осуждать никого за его ошибки и не напоминать ему о них. Тогда в человеке начинает говорить совесть, которая и обличает его. Только так исправляется зло. Если же ты начинаешь осуждать человека, он, естественно, начинает защищаться, оправдывать себя, перекладывать ответственность на тебя и на других людей, и в конце концов замыкается. Таким образом, зло не исправляется, но, наоборот, лишь возрастает“» (с. 157).
Родитель не должен быть ни в роли полицейского (см.: с. 343), ни в роли судьи.
Родители ни в коем случае не должны повышать голос (см.: с. 157) и выходить из себя. «Если же мы начнем раздражаться и негодовать, – наставляет старец, – то будем поступать по воле сатаны и все вместе попадем в его сети» (с. 350-351).
Родители должны запретить себе всякую жесткость по отношению к детям и, напротив, в любых обстоятельствах быть с ними добрыми и мягкими. Жесткое, требующее беспрекословного подчинения отношение может нанести непоправимый ущерб. «Отец Порфирий говорил, что хороший отец никогда не должен терять интереса к своему ребенку. Даже тогда, когда дети вступают в переходный возраст, становятся жестче, начинают бунтовать, не слушаться, их взгляды часто начинают расходиться с отцовскими. Именно здесь и должны проявляться искусство и любовь хорошего отца. Дети, пока они не повзрослеют, по своей неопытности совершают много неразумных поступков, вызывая тем самым раздражение и гнев родителей, особенно отцов. Иногда глава семейства ожесточается и, опрометчиво забывая о необходимости оставаться хорошим отцом, становится суровым полицейским. Вред, который он наносит в этом случае своему ребенку, очень часто бывает неисправим» (с. 343).
Отец Порфирий подчеркивает, что человека можно приобрести не грубостью, но исключительно добротой и любовью, и, чтобы это проиллюстрировать, он вспоминает известную басню: «Ветер и солнце поспорили, кто из них сильнее. Они условились: кому удастся снять тулуп с пастуха, который в это время поднимался в гору, тот и сильнее. Ветер начал дуть все сильнее и сильнее, надеясь сорвать тулуп. Но пастух лишь замерз и еще плотнее запахнул свой тулуп. Тогда из-за облаков вышло солнце, расточая вокруг приятное тепло и „благорастворение возду́хов“, пастух согрелся и снял свой тулуп. Тогда солнце сказало ветру: „Видел, кто из нас двоих сильнее?“» И старец Порфирий заключает: «Грубостью не приобретешь человека, но только добротой» (с. 41). Из этой басни также можно вынести урок, что из-за грубости другой человек отворачивается и закрывается, а благодаря любви, наоборот, открывается и становится все больше готовым воспринять то, что до него хотят донести.
Отец Порфирий советует родителям уклоняться не только от обвинений, но и от «нравоучений» (с. 248) и даже от простых советов (см.: с. 248, 383). Сам старец, общаясь со взрослыми людьми, часто избегал советов, которые те не способны были воспринять и исполнить (см.: с. 337).
В отношениях с подростками и в условиях, когда их поведение кажется крайне трудным, вызывающим и агрессивным, старец рекомендует молчать, чтобы не провоцировать детей (см.: с. 152). По мнению старца, агрессия ребенка и подростка сама по себе не является признаком чего-то негативного, но свидетельствует об их чувствительности и ей пропорциональна: «Чем энергичнее ребенок, тем он ранимее и чувствительнее» (с. 384). От осознания этого факта наша любовь должна возрастать, и нам не следует в ответ проявлять агрессию.
Одна из причин, по которой старец часто призывает уклоняться, во-первых, от любого принуждения, во-вторых, от критики, укоров, упреков, обличений, нравоучений и даже (в некоторых случаях) советов заключена в склонности детей, и в особенности подростков, встречать враждебно все, что противоречит их свободе, и поступать не так, как от них хотят, а наоборот (см.: с. 347). «Принуждение вызывает у людей сопротивление. Ты говоришь человеку: „Сделай это“, – а он не делает, потому что это ты ему сказал» (с. 347). Старец утверждает: «У людей нет послушания, они не привыкли делать то, что им советуют другие» (с. 470). Он также подчеркивает, что укоры и замечания вызывают у людей отторжение, из-за них они закрываются: «Когда ты отругаешь виновного, то что он станет делать? Он не только не станет тебя слушать, но еще и будет стараться защититься и доказать тебе, что ни в чем не виноват. Душа его закроется еще больше» (с. 157). По этой причине старец советует избегать противостояния и проявлять исключительно любовь, потому что, «когда мы начинаем спорить, люди начинают возражать и возникает противостояние. Когда же мы их любим, это их трогает и они переходят на нашу сторону» (с. 39). По этой же причине с другими следует разговаривать ласково. Одно из духовных чад отца Порфирия рассказывает: «Старец советовал, когда надо с кем-то серьезно поговорить, стараться выбирать мягкие слова, чтобы не вызвать враждебности. Он приводил такой пример: „Если вам надо кому-то сказать, что он обманывает, не говорите ему, что он говорит ложь, потому что, естественно, такие слова вызовут в нем чувство обиды и подтолкнут к возражениям. Скажите ему, что он говорит не совсем искренно“» (с. 37). Эти наставления, касающиеся взрослых, также применимы к детям и подросткам, так как они более ранимы и чувствительны.
Родителям необходимо помнить и о других факторах, касающихся психологии детей и подростков. Например, следует иметь в виду: то, что дети говорят, не всегда соответствует тому, что они думают и чувствуют на самом деле. Старец отмечает, что ребята иногда могут выражать и вести себя вопреки себе, то есть наперекор своей воле, движимые силой, не поддающейся их контролю. Они как будто связаны физически, вследствие чего они не в силах поступать и говорить в соответствии со своей природой, что побуждает их действовать и говорить иначе (см.: с. 346-347). Такая «связанность» может быть сопряжена с давними душевными ранами и травмами (см.: с. 350). Осознание этого должно вызывать в родителях снисхождение и жалость. Одной матери старец говорит: «Не обращай внимания на то, что сын иногда спорит с тобой и грубит. Мальчик и сам не хочет так себя вести, но в тот момент он не может говорить иначе. Однако спустя какое-то время он уже раскаивается в своих словах» (с. 350).
Родителям также следует иметь в виду, что дети могут завидовать друг другу (см.: с. 367). Если в семье несколько детей, то родители не должны как-то выделять одного или другого, нужно, наоборот, стремиться относиться ко всем одинаково (см.: с. 346-347).
Тем не менее относиться к детям как к равным не означает, что их следует считать одинаковыми: необходимо не забывать, что все дети разные, каждый является неповторимой личностью. Старец помнил об этом (см.: с. 346), всегда устанавливая с каждым своим собеседником и членами их семей личные, уникальные и настоящие отношения.
По причине того, что дети и подростки склонны многое воспринимать в штыки, следует помнить: важно, чтобы инициатива исправиться и изменить свое поведение исходила от них. «Это совершенно правильная позиция: не осуждать никого за его ошибки и не напоминать ему о них. Тогда в человеке начинает говорить совесть, которая и обличает его. Только так исправляется зло» (с. 157). Таким образом, в контексте воспитания нужно стремиться к тому, чтобы правильное отношение родителей способствовало формированию такой инициативы у детей.
Один эпизод из жизни старца подает нам пример того, как следует себя вести в аналогичной ситуации: «Как-то раз старец, направляясь на Святую Гору Афон, ехал из Фессалоник в Иериссо. Когда он подошел к кассе, то билетов на сидячие места уже не было, и он был вынужден ехать стоя. В автобусе, недалеко от отца Порфирия, сидели несколько молодых людей, которые шумно общались между собой. Один человек упрекнул ребят: как это они не обращают внимания на то, что возле них стоит пожилой иеромонах. Но молодые люди как ни в чем не бывало продолжали сидеть на своих местах. Тогда мужчина <...> велел одному из них уступить место священнику. Но никто из ребят так и не сдвинулся с места. Полный негодования, этот человек встал и уступил свое место старцу. Отец Порфирий поблагодарил его, но не стал садиться. До самого Иериссо он доехал стоя. В конце путешествия мужчина спросил старца, почему он не сел на его место, и тот ответил: „Я пожертвовал им ради детей“. Видя, что он не понял его ответа, отец Порфирий пояснил: „Ты неправильно поступил, сделав этим молодым людям выговор. Они поступили нехорошо – оставили стоять пожилого иеромонаха и сами, по собственному почину, не уступили ему место, как нужно было сделать. Если бы они встали после твоих упреков, а я сел бы на их место или если бы я сел на твое место, то ребята не осознали бы свой плохой поступок, но, напротив, почувствовали бы свою правоту. А теперь, когда я простоял столько времени перед ними, их совесть пробудилась и молчаливо осудила их за этот проступок. Только так человек и может спастись. Когда он раскаивается не потому, что его осуждает кто-то со стороны, но когда его обличает собственная совесть, изнутри“» (с. 374-375).
Чтобы исполнить все эти наставления старца, родителям следует проявить смирение и тем самым пожертвовать своей гордостью и волей ради ребенка (см.: с. 40-41).
Родители должны не колеблясь пожертвовать своими интересами, если это позволит не потерять или спасти детей (см.: с. 375-376).
«Истинная любовь – когда мы <...> приносим ее в жертву за своих ближних», только она «может спасти и нас, и их» (с. 342).
Иногда дети, видя, как родители терпят их «безрассудные выходки», начинают больше уважать их и в лучшую сторону меняют свое отношение и поведение. «Если молодой человек твердо уверится в том, что его отец – действительно хороший отец, если он осозна́ет, что тот именно по-отцовски терпит его безрассудные выходки, то будет до самой своей смерти вспоминать своего отца и говорить: „Мой отец был святой человек“» (с. 343).
По мнению отца Порфирия, существует две причины внутренних проблем, испытываемых детьми и подростками, которые приводят к их плохому поведению: негативное отношение родителей и трудности в общении (см.: с. 342-343). Старец обращает внимание на первую причину, которую считает основной. Он категорически утверждает: «В слабости детей виноваты их родители» (с. 362); «В трудностях детей виноваты родители. Все проблемы начинаются с родителей» (с. 382); «Если родители не живут в мире и согласии, то у детей будут трудности» (с. 382).
Старец полагает, что беспокойство детей может быть вызвано двумя основными факторами: во-первых, грехами, которые совершили их родители, и страстями, которые в них живут; во-вторых, плохими отношениями между детьми и родителям.
С одной стороны, если родители живут в духовном смятении, то есть в грехе, страстях, вне Церкви, и не совершая никаких усилий в духовной жизни, то это негативно отражается на ребенке, причем с самого момента его зачатия (см.: с. 344-345, 345). «Одна мать, у которой были серьезные трудности с детьми, спросила старца: „Геронда, мои дети такими родились или же это наши ошибки стали причиной их проблем?“» Отец Порфирий честно ответил ей: «Причина их проблем – ваши ошибки» (с. 344-345).
Часто причиной психологических проблем, от которых страдают дети, старец прямо называет гордость:
«Одна воспитанная и образованная женщина посетила старца, чтобы поделиться с ним своими мучениями из-за неврастении своего ребенка. Слова отца Порфирия прозвучали для нее как гром среди ясного неба. Старец сказал, что ребенок заболел из-за ее гордости» (с. 341).
«Родители одного мальчика, который заболел неврастенией, обратились за советом и помощью к отцу Порфирию. Старец сразу „увидел“ душу ребенка и сказал: „<...> Мальчик получил душевную травму и взбунтовался. Причина этого – ваша гордость“» (с. 342-343).
С другой стороны, старец утверждает, что, «когда родители не ладят между собой, у них вырастают трудные дети» (с. 382). Говоря о «запутавшихся» детях, старец подчеркивал, что это «дети, имеющие психологические проблемы в силу того, что их родители, постоянно конфликтуя между собой, создают в доме крайне негативную атмосферу», их самих можно назвать «запутанными» (с. 345).
Из предыдущих размышлений следует, что родители как сами по себе, так и в отношении друг с другом должны быть безупречными или даже святыми.
Касательно второго тезиса отец Порфирий настаивает: «Никогда ваши дети не должны слышать, как вы ссоритесь между собой <...> даже что вы повышаете голос друг на друга!» (с. 345).
Во многих случаях, когда старцу рассказывали о том, что дети страдают от психологических проблем, в качестве основного средства исцеления (см.: с. 344, 345) и спасения малышей (см.: с. 346-347) отец Порфирий предлагал родителям изменить поведение и стремиться к очищению и освящению.
В частности, для проблемного ребенка «необходимо, чтобы рядом с ним находился святой человек, человек любви, тот, кто бы не наставлял его, не запугивал, а просто жил в святости» (с. 346).
Тем не менее, в общем, «есть один путь, устраняющий все проблемы во взаимоотношениях детей и родителей. Это путь святости» (с. 351). Старец также наставляет родителей: «Становитесь святыми, и у вас не будет никаких сложностей с вашими детьми» (с. 351). И повторяет: «Родители должны стать святыми, тогда освятятся и их дети, а потом уже не будет проблем» (с. 382). Матери, которая спросила: «Моя дочь, геронда, ведет греховную жизнь. Как мне ее спасти?», старец ответил: «Своей собственной святостью. Только так. Святость родителей спасает их детей» (с. 359).
По мнению старца, личный пример родителей есть первый принцип воспитания. Своим примером они показывают, каким путем следует идти, при этом никого не принуждая и не заставляя. Пример побуждает того, кто его видит, поступать так же, взять инициативу на себя. Подавая пример, родители уважают чувства и свободу ребенка. Хорошее и порядочное поведение родителей часто вызывает у ребенка желание ему подражать: «Если ближний заметит, что и ты сам что-то делаешь, тогда, может быть, и он начнет что-то делать. Человек видит тебя и рассуждает так: „Если он это делает, и я буду это делать“» (с. 347).
Таким образом, старец советует: «Если мы хотим, чтобы дети что-то сделали», то вместо того, чтобы «делать детям замечания», мы должны «подавать им хороший пример» (с. 383).
Страсти, в частности гнев, который на языке аскетики объединяет все формы агрессивности, включая, к примеру, как отрицательное суждение о ближнем, так и злобу, заставляют человека вымещать на других то, что можно назвать «отрицательной энергией», которая негативно влияет на их внутреннее состояние. Отец Порфирий говорил: «Когда люди гневаются и негодуют, то даже если они сдерживаются и ничего не говорят, от них, то есть от того зла, которое находится у них внутри, исходит некая злая сила, которая пагубно воздействует на окружающих. Родители оказывают отрицательное влияние на своих детей, когда, видя, что те их не слушаются, раздражаются, но сдерживают себя и ничего не говорят. Они думают: „Чтобы не травмировать ребенка, я ничего не буду ему сейчас говорить“. Откуда им знать, что их сдерживаемое негодование на самом деле является мечом, наносящим смертельную рану! Ты слышишь, что я тебе говорю? Смертельную рану! Ты, даже не произнося ни слова, можешь насмерть сразить своего ближнего. Наша душа не материальна, поэтому на нее реально воздействуют различные духовные силы, как добро, так и зло» (с. 338). Как сказано в конце этого наставления старца, через благое расположение, добродетели эмоции человек, напротив, проецирует «положительную энергию», которая позитивно отражается на других. По этой причине отец Порфирий советует: «Думая плохо о людях, ты влияешь на них отрицательно» (с. 339), «Никогда не думай о других плохо» (с. 339).
Любовь, в частности, влияет на состояние и поведение других людей положительно. «Тот, кто любит, – констатирует старец, – посылает „добрую силу“. Она струится обильно, но мягко, кротко, подобно „шелесту листвы“, как об этом пишется в Ветхом Завете. Я очень рад, что нашел это слово. Ты можешь научиться посылать „добрую силу“ другому, и тот станет ближе к тебе, хотя сам не будет знать, почему» (с. 432-433).
Но старец отмечает и силу молитвы, а именно то, что она способна «оказывать благоприятное воздействие» на ближних (см.: с. 339), а также притягивать людей друг ко другу и объединять их (см.: с. 432-433).
Это применимо ко взрослым и даже в большей мере к детям ввиду их восприимчивости и податливости, которые тем больше, чем младше ребенок. Поэтому «отец Порфирий говорил, что родители должны всегда следить за своим поведением, даже в присутствии грудных детей. Не следует думать: „Он мал и ничего не понимает“. Посмотрите, с каким вниманием младенец, который еще даже не умеет ходить, разглядывает каждого нового человека, входящего к нему в детскую. За считаные секунды, когда вы не успеете даже еще ни о чем подумать, малыш сделает заключение о том, что вы за человек, и даст вам свою психологическую оценку» (с. 339).
Даже когда ребенок находится в утробе, на него влияют внутреннее состояние и настроение его родителей, а также то, какие между ними отношения. «Ребенок, <...> находящийся еще во чреве, чувствует недостаток материнской любви, нервозность матери, ее гнев, ненависть и получает травмы, последствия которых будет ощущать всю свою жизнь» (с. 341). Так, родителям, которые обратились к старцу из-за того, что их ребенок беспокойный и пугливый, он ответил: «В этом целиком и полностью виноваты вы сами. Еще когда он находился во чреве матери, вы своим плохим отношением друг к другу нанесли ему душевные травмы, следы которых он будет носить на себе всю жизнь» (с. 339). И наоборот, «святые чувства матери и ее святая жизнь» положительно отражаются на младенце и даже «освящают [его] с самого момента его зачатия» (с. 341).
Старец Порфирий считает, что воспитание должно начинаться с раннего младенческого возраста, поскольку чем меньше ребенок, тем легче он поддается воспитанию, и, как следствие, тем легче «формировать характер, учить и развивать» (с. 379). Чем взрослее ребенок, тем труднее его воспитывать. По мнению старца, возраст одиннадцати лет – это предел, после которого воспитывать ребенка становится труднее (см.: с. 382).
Тем не менее воспитание ребенка продолжается до его взросления, а приведенные выше размышления показывают, что начинаться оно должно с момента зачатия: «Ребенок получает правильное воспитание не так, как мы хотим, и тем более не тогда, когда мы хотим! Воспитание начинается с момента зачатия ребенка и продолжается весь период чревоношения. Со дня рождения ребенка и вплоть до его совершеннолетия заботы о его правильном воспитании лишь возрастают, а не уменьшаются. Я вам говорю самое главное и поэтому хочу, чтобы вы обратили на это особое внимание! Когда ребенок еще находится во чреве матери, родители уже тогда должны начать о нем заботиться! Да! Уже тогда!» (с. 381). Поэтому беременным женщинам отец Порфирий давал такие советы: «Пусть они разговаривают с младенцем, ласкают его, поглаживая свой живот», потому что «ребенок неким таинственным образом все это чувствует» (с. 341).
Старец Порфирий полагает, что если святость родителей и добрый пример, который они подают детям, являются первым условием гармоничного воспитания, то Божественная благодать, о даровании которой родители просят в молитве, играет основную роль в том, чтобы коснуться сердца ребенка или подростка, помочь ему разрешить внутренние проблемы и подтолкнуть его к положительному изменению собственного поведения. «Если мы хотим, чтобы дети что-то сделали, то в первую очередь сами должны подать им хороший пример, а затем – простереть свои руки к Богу и молиться» (с. 382).
Можно считать, что изложенные выше советы в рамках учения старца Порфирия связаны с его наставлением доверять детей Богу. Родители должны знать, что, когда доверяют ребенка Богу, «Господь Сам позаботится о нем» (с. 321).
Старец советует в любых обстоятельствах молиться о детях Богу. «Научитесь обращаться к Богу с молитвой о своих детях. Вместо того чтобы ругать их, поведайте Богу о своих проблемах с детьми» (с. 361).
Следует знать, что Бог силой Своей благодати будет наблюдать за ребенком, хранить его, а также Сам его наставлять и воспитывать. «Тот, Кто дал ему зачаться, – всё! Поистине, разве есть большее чудо, чем чудо зачатия? <...> Поэтому мы и должны обращаться к Нему и в наших горячих молитвах умолять Его позаботиться о совершенстве тела и души зачатого ребенка. И Он благодатью Святого Духа всё управит. Но наши молитвы на этом не прекращаются. Наоборот! После рождения младенца, по мере его возрастания, должны умножаться и наши о нем молитвы. Таким образом мы показываем, что действительно доверяем правильное воспитание нашего ребенка Самому Богу. А когда наш ребенок находится под непосредственным, постоянным наблюдением и защитой Бога, тогда мы можем быть уверены, что он никогда не собьется с правильного пути» (с. 381).
Еще одна причина, по которой следует обращаться к Богу в молитве о детях, заключается в том, что так мы говорим с ними при посредничестве Бога, но разговор наш более искренний, более честный, более действенный. Когда родители рассказывают Богу о детях, Он, в Свою очередь, потом Сам говорит с детьми посредством Своей благодати, которая дает детям услышать то, что им нужно, потому что «дети слушают не ушами. Только когда приходит просвещающая Божественная благодать, они начинают слушать то, что мы им говорим» (с. 351).
Поэтому старец советует «молиться о [детях] Богу». «Молись, – говорил отец Порфирий, – и Бог будет беседовать с душами твоих детей. Увидишь, они станут очень хорошими людьми» (с. 349).
Мы знаем из опыта, что дети часто отвергают советы родителей и склонны в общем принимать эти советы враждебно. Однако подобного удается избежать тогда, когда начинает действовать благодать. Один человек, беседовавший с отцом Порфирием, вспоминает: «Он сказал мне, что об одном из моих детей я должен больше молиться. „Все, что ты хотел бы сказать своему ребенку, – произнес старец, – поскольку он из-за своего сложного характера не желает тебя слушать, скажи Богу. Помолись пред Богом на коленях, и по благодати Божией до ребенка дойдут твои слова“. О другом сыне он сказал: „Этот мальчик слушает, что ты ему говоришь, но будь внимателен. Он соглашается с твоими словами, но быстро все забывает. Следовательно, ты снова стань на колени и моли Бога о милости, чтобы твои отеческие слова падали на добрую землю, чтобы они могли принести плод“» (с. 366).
Родителям старец советует: «Когда вы хотите что-либо сказать своим детям, скажите это Пресвятой Богородице, и Она Сама все управит. Ваша молитва будет тем животворным дыханием, той „духовной лаской“, которая согревает, заключает в свои объятия, притягивает ребенка» (с. 359-360). Возвращаясь к мысли, что молитва есть «духовная ласка», старец наставляет: «Мать любит гладить и ласкать своего ребенка. Но она должна упражняться и в „духовной ласке“ молитвы. Когда мать без молитвы хочет погладить ребенка, он вскидывает ручки и отпихивает ее от себя. Но когда она горячо про себя молится о своем сыне, тогда он чувствует в своей душе необъяснимую „духовную ласку“, которая влечет его к матери. В своей молитве за ребенка мать должна гореть подобно свече. Пусть она молится про себя, воздев свои руки ко Христу и таинственно обнимая ими своего ребенка» (с. 347).
Молитва за детей – одна из наивысших форм любви к ним, поскольку, со смирением признавая, что наша любовь ограниченна, мы доверяем их Богу, Который безграничен и всесилен. В конце концов, говорит старец, нужно «дать возможность любви Христовой, которая преображает, говорить самой за себя» (с. 38).