Новочеркасск. Март 1918 года.

Столица Войска Донского все же устояла. Город выдержал двухнедельную вражескую осаду и для большевиков пробил час расплаты. В ночь с 27-го на 28-е февраля, не принимавшие участия в кровопролитных боях на западе и севере Новочеркасска войска генерала Мамантова перешли в наступление на Заплавскую и Бессергеневскую. Сила у Константина Константиновича была немалая, 3-й Донской ударный полк, Кривянская боевая дружина, несколько отдельных партизанских отрядов, казаки Власова, а так же «Новочеркасская боевая исправительная дружина», которая помимо дела под Новогрушеским полустанком, уже успела неплохо показать себя в боях с латышами Сиверса. Одновременно с Мамантовым, с левого берега в тыл к голубовцам ударили переправившиеся на правобережье боевые отряды хорунжего Федора Назарова и войскового старшины Фетисова. Так что шансов у изменников не было.

Как и ожидалось, голубовцы нашего натиска не выдержали. Казаки и так были сильно угнетены тем, что город, который они с малолетства считали для себя родным, донская столица, держится ими в блокаде. А тут еще и красные отличились, прислали к ним надзирателей, полсотни австрийцев и полторы сотни добровольцев из Ярославля. А поскольку обо всем, что происходило у Голубова, мы знали - перебежчики шли к нам каждую ночь, в успехе сомнений не было, и наши войска били в самые слабые точки вражеской обороны.

Боя как такового не было. Сопротивление оказали только ярославцы. А австрийцы закрепились на одной из окраинных улиц и выслали парламентера, который оговорил условия их сдачи в плен. Так что к утру Бессергеневская была за нами. Ярославских коммунаров задавили артиллерией и пулеметами, а казаки сдавались или, не принимая боя, бежали в родные станицы. Однако далеко убежать им не дали. В степи они перехватывались конницей Назарова и, сдав оружие, под конвоем возвращались обратно в Бессергеневскую.

Мамантов продолжил свое наступление и двинулся на Мелиховскую. Власов вернулся в Новочеркасск, а мне приказали держать занятую станицу и производить поиск затаившихся по хатам большевиков. С этим заданием мои орлы справились за полчаса. А местные жители, уже вставшие на запись в Донскую армию, нам с этим вопросом помогли. Так что основной нашей работой была охрана военнопленных.

Наступил полдень. Я находился в штабе Голубова, и в этот момент с радостным вскриком в него влетел Мишка, которого я вместе с Демушкиным забрал к себе в дружину. Теперь один всегда при штабе, вроде посыльного, а второй командует конной сотней.

- Жида поймали! - выдохнул брат и присел к стене.

- Какого такого жида?

- Обычного, командира ярославцев. Говорят, очень важная птица.

Так произошла моя первая встреча с самым настоящим большевиком, членом ВЦИК Семеном Михайловичем Нахимсоном. И спустя час, выгнав Мишку и оставив при себе только писаря, я вел первичный допрос пленного. Ну и что можно о нем сказать? Самый обычный человек, мой ровесник, на голове фуражка, на носу очки и под ними фингалы, а одет в черную кожанку. Надо заметить, весьма умный и начитанный человек, все же из семьи богатых купцов, Бернский университет окончил, а в войну даже успел прапорщиком в одном из запасных полков послужить. Последние занимаемые должности: председатель исполкома Совета солдатских депутатов и комиссар 12-й армии. Птица, в самом деле, чрезвычайно важная. Здесь на Дону он оказался случайно, отправлял из Ярославля на борьбу с белоказачеством очередной отряд. Однако по ряду причин был вынужден сопроводить его до места. А сегодня он собирался получить замену и отправиться обратно в Ярославль. Но не сложилось и теперь он беседует со мной.

Знал Нахимсон много, собеседник хороший, ничего не скрывал и готов сотрудничать. Поэтому от него я узнал самые последние известия о том, что вокруг нас происходит. Информацию крепко запомнил, а писарь тут же все записал.

Основная новость, конечно же, что Добровольческая армия, которая словно шайка разбойников, без всякого толка и цели бродит по зимней степи, направилась на Кубань. Другая тоже, не менее важна. Вчера, в бою под станицей Великокняжеской, объединенными отрядами Шевкопляса, Никифорова, Думенко и Буденного, наголову разбито Степное войско походного атамана Попова, который, усилившись калмыцкими сотнями, все же решил прорваться к Новочеркасску. Сам генерал Попов убит, а войсковая казна, бывшая при нем, попала в руки врага. Другие новости общего характера и напрямую нас не касаются. Про наступление германских войск вглубь Украины и России, про предстоящий переезд советского правительства из Питера в Москву и про декрет «Социалистическое отечество в опасности». Рассказал Нахимсон много, а значит, достоин, чтобы с ним пообщались более высокопоставленные начальники и специалисты, которые разузнают у него все о численности красных войск, работе ВЧК и мало ли еще о чем.

В общем, все бы ничего. Так и отправил бы я большевика в Новочеркасск. Однако из освобожденной Мелиховской вернулся Мамантов, а его отношение к «богоизбранному» народу, известно всем и каждому. Как итог, у меня с Константином Константиновичем вышел конфликт. Он хотел повесить пленного, так сказать «для почину и чтобы не последний», а мне казалось правильным отправить его в штаб. Слово за слово, и дошло бы до серьезной ссоры. Но появился Чернецов, который все уладил миром, и вполне спокойно объяснил, что ценного пленника надо еще раз допросить, а затем выйти на красных и попробовать получить за него не менее сотни заложников из Ростовских тюрем. Этот довод сработал, Мамантов с решением Чернецова согласился и нас покинул.

Мы с командиром остались вдвоем. Полковник, который в ближайшее время должен стать генерал-майором, прошелся по штабу бывшего войскового старшины, большой и просторной комнате в хорошем кирпичном доме, посмотрел на карту Черкасского округа, лежащую на столе, и спросил:

- Ты в курсе, что Голубов погиб?

- Нет, знаю только, что он бежал, и драпал изменник в одиночестве.

- Так оно и было, его в степи казаки Назарова зарубили. Не захотел красный комбриг сдаться, и умер как мужчина, с оружием в руках. Даже как-то жаль его, хотя сволочью он был редкой.

- А с его казаками, что делать будем? К стенке или на искупление кровью?

- Искупление. Все же не десять человек в плен взяли, а почти полтысячи. Да и не чужие люди, а свои, казаки. Войсковой атаман уже предложил отдать их под твое начало и отправить подальше отсюда.

- Это куда же?

- По следам Добровольческой армии, на Кубань. Там некто Автономов и Сорокин в районе Тихорецкой Юго-Восточную армию организовали, и мимо них Корнилов не пройдет. Значит, надо ему помочь, а лишних сил нет. Поэтому пошлем голубовцев и тех кубанцев с терцами, которые у нас обретаются. Бежать казакам некуда, в течение недели мы войдем в их станицы, так что драться они будут хорошо. Опять же с кубанским правительством необходимо о сотрудничестве договориться.

- А моя дружина?

- В новый полк заберешь конную сотню Демушкина, а остальные пойдут на усиление донских полков.

- Когда выступать?

- Неделя, может быть, немного дольше. Отобьем красных с севера и запада, проведем Большой Войсковой Круг, и только после этого отправишься в путь-дорогу. Пока нет конкретных решений донского казачества и не объявлена независимость от большевиков, нам кубанскому правительству предложить нечего. Нужны оформленные на бумаге ясные и точные планы, а иначе мы получим очередную пустую переписку и ничего не стоящий треп.

- Воевать, понятно. А вот переговоры вести, это не ко мне.

- Твоя задача будет именно военной, а всеми дипломатическими переговорами займется другой человек.

- Кто?

- Митрофан Богаевский, краса и гордость нашей интеллигенции. Вчера с левобережья к нам перебрался.

- Вот так-так, когда воевать, его нет. А как победой запахло, так и объявился?

- Не суди его строго. Он человек сугубо гражданский, и на него сильно повлияла смерть Каледина.

- А то, что его брат с добровольцами ушел и полностью их политику поддерживает, это как?

- Нормально. Братья очень разные, и Митрофан Петрович поддержит нас во всем, - Чернецов пристально посмотрел на меня, и спросил: - Так что, Костя, берешь под свое начало полк из красных казаков?

- Конечно.

- Тогда пойдем твоих будущих бойцов смотреть. Я приказал их на станичном майдане построить. Сейчас объясню им, что и как, а там уже пусть сами решают, с казаками они или с нахимсонами. Кто согласится, тот твой. Кто против, тех пока в тюрьму, а дальше видно будет. Кстати, на днях снова будут повышать в чине отличившихся и ты тоже в списках. Доволен?

- Честно говоря, без разницы. Выстоим, тогда и будем чинами хвалиться.

Вдвоем мы покинули штаб, и вышли на майдан, где под прицелом пулеметов и охраной моих «исправленцев», стояла толпа казаков, вчерашних врагов и завтрашних воинов Донской армии. Они были угрюмы, расхристаны, многие побиты, и все, что им оставалось, ждать решения своей участи. Понимаю казаков Голубова, стоят сейчас и думу думают, расстреляют их или все же помилуют.

Чернецов махнул рукой четверке дружинников, а затем указал им на линейку, стоящую у здания местного правления, и когда они выкатили ее перед толпой пленных, взобрался наверх. Несколько секунд он молчал и разглядывал голубовцев, а казаки, узнав его, заволновались и резко забеспокоились.

- Что, казаки, - выкрикнул полковник, - узнали меня!?

- Узнали, - в ответ протяжные, тоскливые и нестройные выкрики одиночек.

- Я спрашиваю, вы узнали меня!? - еще больше повысил голос Чернецов.

- Да! - в этот раз ответ был сильным и дружным.

- Если так, то знаете, на что я способен, и слушайте внимательно, что я вам сейчас скажу. Вы готовы выслушать меня и решить свою судьбу?!

- Готовы!

- Говори, полковник!

- Не тяни!

Полковник поднял вверх правую руку и гомон затих. Над майданом воцарилась почти абсолютная тишина, и он, уже без крика, своим обычным голосом, начал:

- Тяжелое нынче время, казаки. Брат пошел на брата, товарищ на товарища, отец на сына, а внук на деда. А все это потому, что есть такие люди, как изменник Голубов, сначала задуривший вам мозги, затем продавший вас всем гуртом большевикам, а сегодня утром, бросивший казаков на произвол судьбы и бежавший. Однако не ушла эта гадина от справедливого возмездия, и отлились ему слезы казацких матерей, схоронивших своих деток, павших от братской руки. Нет больше предателя Голубова на этой земле, убит и брошен в степи, словно пес безродный.

- Уу-у-гу-у! - обсуждая услышанное, загудела толпа.

Вновь поднимается рука донского героя, снова приходит тишина и полковник, давший казакам возможность осознать, что напрямую их никто не обвиняет, а крайним делают Голубова, продолжил:

- Предатель обещал вам свободу и волю под властью лживых комиссаров. Он ввел вас в соблазн легкой наживы за счет тех, кто имеет, хоть сколько-то больше добра, чем вы. Он натравливал вас на братьев своих, расстреливал несогласных и во всем шел на поводу у инородцев, пришедших на нашу землю с оружием в руках. Потоки крови пролились из-за предательства на многострадальную землю Тихого Дона и на его совести гибель тысяч невинных в Ростове и Таганроге. А все это от равнодушия, темноты сознания и неверия в нашего спасителя Иисуса Христа. Однако открылся обман, пришло предателю возмездие, и наступил час прозрения. Поэтому сейчас у вас, братья мои казаки, земляки, с коими я вместе воевал на Западном фронте, есть возможность все исправить, и доказать, что вы по прежнему вольные люди и донцы, а не холуи безродных бродяг.

- Что ты предлагаешь, полковник? - вперед выступил плотный крепкий казак, по виду и уверенной манере общаться, скорее всего, сотенный командир.

- Встать в строй донских полков и вместе с нами громить красную сволочь там, где это будет необходимо Тихому Дону и всему казачеству. Вскоре земли Войска Донского будут свободны, но есть наши братья кубанцы и терцы, которым враги чинят обиды не меньшие чем нам. Так что если принесете клятву на верность Войсковому Кругу, быть битвам, в которых вы смоете с себя позорное клеймо предателей.

- А семьи наши как же?

- Не пострадают. Слово даю.

Казаки принялись обсуждать предложение Чернецова и совещались недолго. После чего вперед вышел все тот же сотник и сказал:

- Мы согласны, но только, чтобы без обмана. Выполним любой приказ, но семьи наши не трогать и зла нам за старые дела не чинить.

Так на сторону Войскового Круга перешли все находящиеся под городом голубовцы, которых все так же под конвоем отправили в городские казармы. Мне же оставалось только в очередной раз подивиться, как ловко Чернецов разагитировал бывших наших противников, и идти готовиться к принятию нового полка и сдаче дел по дружине...

С той поры минуло девять дней, и в жизни Войска Донского произошли огромные перемены. Враг был отбит от Новочеркасска по всем направлениям. Генерал-майор Мамантов, собрав в кулак все конные части, вихрем пронесся по 1-му и 2-му Донским, Усть-Медведицкому и Хоперскому округам. Сопротивления ему почти не оказывалось и только несколько сотен усть-хоперцев во главе с бывшим войсковым старшиной Мироновым, все еще находились на стороне большевиков. Остальные или затаились до времени, или выжидали, или стекались на сборные пункты Донской армии.

Другая группа красных казаков, во главе с Думенко, держалась в Сальском округе и пока еще занимала станицу Великокняжескую. Однако против них выступил произведенный из хорунжих в есаулы лихой Федор Назаров и, учитывая, что с другой стороны подходили калмыки, можно сказать, что и этот округ вскоре вернется под контроль Войскового Круга.

За большевиками оставались Донецкий округ, куда, боясь, глубокого флангового обхода Мамантова, отступил товарищ Саблин, Таганрогский округ с перешедшими в него частями Петрова и город Ростов, в котором находился отряд Сиверса и главный штаб Южной группировки советских войск во главе с Антоновым-Овсиенко. Сомнений, что скоро красные будут выбиты за пределы казачьего края, ни у кого не было, и пока в столицу не набежала всякая прятавшаяся по углам влиятельная сволочь, Войсковым Кругом было принято решение о созыве Большого Войскового Круга и формировании Второго Временного Донского правительства.

На Круг прибыло более двухсот пятидесяти представителей, по одному от каждой уже освобожденной станицы и по одному от каждого подразделения, которое участвует в деле борьбы с большевизмом. На повестке дня стояло несколько вопросов, но основных и самых главных всего три.

Первый вопрос, провозглашение независимости от большевистской России. Все - за. Никого против, ни одного воздержавшегося. Какие уж тут сомнения, когда война в полный рост идет, и хоть что ты сделай, а с красными мира теперь в любом случае не будет.

Вторая повестка, предложение генерал-лейтенанта Краснова об «Основных Законах Всевеликого Войска Донского», по которым предстояло жить новому государству. По сути, это были законы и воинские уставы исчезнувшей в революции Российской империи с поправками на жизненные и политические реалии настоящего времени. Депутаты сомневались, но Краснова поддержали Назаров и Чернецов. Поэтому людей, которые бы попробовали возражать героям, отстоявшим столицу, не нашлось, и «Основные Законы» были приняты в полном объеме. С этого момента согласно статье 26-й, все декреты и иные законы, разновременно издававшиеся, как Временным Правительством, так и Советом Народных Комиссаров, отменялись.

Третий вопрос, конечно же, выборы войскового атамана. Дело в том, что Назаров посчитал свое избрание на этот пост не легитимным, так как не был избран Большим Войсковым Кругом, и обстановка царившего после смерти Каледина в Новочеркасске хаоса сама вынесла генерала на вершину власти. Его пытались переубедить, но он настаивал. А потому вопрос был вынесен на обсуждение и голосование. Основных кандидатур на пост войскового атамана немного, всего две, сам Назаров и Краснов. Однако Петр Николаевич к власти не стремился, и предпочитал в сложившейся обстановке роль советника, порой, даже более влиятельного, чем тот, кто является официальным главой государства, и взял самоотвод. В общем, для порядка выборщики немного поспорили, и снова выбрали Назарова, который сразу же назначил Краснова своим заместителем и перед всем Кругом обещался в течение суток сформировать правительственный аппарат и назначить министров.

Все прошло по плану, и я, как представитель от Сводного партизанского полка, так теперь назывались остатки голубовцев, сотня Демушкина и около сотни кубанцев, являлся тому свидетелем. Атаман был выбран и, держа в руках символ своей власти - пернач, Назаров вышел в центр зала Войскового Круга и произнес превосходную речь, которую, насколько я знал, ему заранее написал Краснов. Точно все вспомнить затруднительно, поскольку говорил Назаров четверть часа, но примерно это все звучало так:

- Братья казаки и граждане Тихого Дона! Благодарю вас за оказанное мне высокое доверие и клянусь, что приложу все свои силы, дабы оправдать его. В тяжелые дни общегосударственной разрухи приходится вступать мне в управление Войском. Враг, вторгшийся на нашу землю, проклятые безбожники и кровавые бандиты, принесшие смерть и хаос на Дон, еще цепляется за Ростов и контролирует три округа. Далеко не все Войско очищено от разбойников и темных сил, которые смущают простую душу казака. Враг разбит наружно, но остался внутри Войска и борьба с ним будет очень трудна. Так как зачастую он станет прикрываться личиной друга и вести тайную работу, растлевая умы нестойких казаков и граждан Войска. Многие наши люди развращены возможностью, бывшей при советских властях, безнаказанно убивать жителей, грабить имущество и самовольно захватывать земли. Впереди весна, время сельскохозяйственных работ, а надо воевать. Однако если мы не успеем засеять хлеб и снять урожай, половину округов ожидает голод. Вот и выходит, что надо работать, но и необходимо сражаться дальше. Население исстрадалось недостатком продуктов первой необходимости, отсутствием денежных знаков и непомерной дороговизной. При этих условиях спасти Дон и вывести его на путь процветания возможно только при условии общей неуклонной и честной работы. Казаки и граждане, поможете ли вы мне в моих трудах?!

- Да-а-а! - ответил своему атаману Круг.

- Еще хочу сказать, казаки и граждане, что сейчас Дон одинок и впредь, до восстановления России, нам необходимо сделаться самостоятельными и завести все нужное для такой жизни. Первый шаг на этом пути мы сегодня сделали, а дальше казачество должно напрячь все силы и всеми мерами продолжать бороться с большевиками, участвуя в освобождении России от их кровавого режима. Все, кто против большевиков - наши союзники. Есть известия, что в нашу сторону направляются части регулярной германской армии, но даже они нам сейчас не враги, и казаки не могут себе позволить войну еще и с ними. Скажу больше, если немцы все же появятся в пределах Всевеликого Войска Донского, то их приход надо использовать в целях успешной борьбы с большевиками. Однако вместе с тем необходимо показать, что Донское Войско не является для них побежденным народом. Мы готовы к сотрудничеству, но не примем никаких капитуляций, а на оккупацию ответим боевыми действиями. Поддерживаете ли вы меня по этому вопросу, казаки и граждане!?

- Любо!

- Верши, атаман, а мы с тобой!

- Раз так, казаки и граждане! - Назаров удовлетворенно кивнул, удобней перехватил пернач и продолжил: - Завершу свою речь наказом. Нас спасет только общая работа. Пусть каждый станет на свое дело, большое и маленькое, какое бы то ни было и поведет его с полной и несокрушимой силой, честно и добросовестно. Вы хозяева нашей земли, так украшайте же ее своей работой и трудами, а Бог благословит труды наши. Бросьте пустые разговоры и приступите к деловой работе. Каждый да найдет свое место и свое дело и примется за него немедленно и будет спокоен, что плодами его трудов никто не посмеет воспользоваться. А обо мне знайте, что для меня дороже всего честь, слава и процветание Всевеликого Войска Донского, выше которого для меня нет ничего. Моя присяга вам, казакам и гражданам. Вам доблестные спасители Родины члены Большого Войскового Круга, служить интересам Войска честно и нелицемерно, не зная ни свойства, ни родства, не щадя ни здоровья, ни жизни. И лишь об одном молю я Бога, чтобы он помог мне нести тяжелый крест, который вы на меня возложили.

Говорил Назаров о многом, но что мне запомнилось, то и передаю. А в остальном все складывалось неплохо. После речи войскового атамана пошло решение второстепенных вопросов. Учредили герб, знамя и символы, подтвердили гимн, а этот день, 9-е марта, был объявлен государственным праздником, как день основания Донской Казачьей Республики.

Начинали заседание рано утром, расходились к вечеру и результатами Большого Войскового Круга, который позже окрестили серым, по присутствию на нем только военных, все представители станиц и воинских частей были довольны. Опять же, я тому свидетель...

Следующий день был первым днем нового государственного образования и, как обычно в последнее время, я находился в городских казармах, узнавал своих новых воинов, распределял их по сотням и получал снаряжение на поход к Екатеринодару. Самый обычный командирский труд, и день бы пролетел для меня вполне обычно. Однако рядом находился неутомимый брат Мишка, который, постоянно гонял от одного государственного учреждения к другому, узнавал новости и приносил их мне. Я удивлялся, расспрашивал о подробностях, и брат снова исчезал, добывать новую порцию сведений и слухов.

Самая главная весть, принесенная Мишкой, конечно же, официальное объявление о формировании постоянной Донской армии, которая штатно должна состоять из трех конных дивизий, одной пешей бригады с соответствующим числом артиллерии и инженерных частей. Все это, не считая отдельных сотен, партизанских добровольческих подразделений и охранных кавалерийских полков, по факту, пограничников. Командующим Донской армии назначался герой и всеобщий любимец генерал-майор Василий Михайлович Чернецов, а начальником штаба при нем генерал-майор Сидорин.

Затем, ближе к полудню, стало известно о возобновлении занятий в Новочеркасском военном училище, открытии офицерской школы и урядничьего полка. И эту весть я запомнил особо, поскольку таскать за собой младшего брата, за которого переживаешь, было неудобно, а вот в училище его определить, вариант очень хороший и правильный.

В подобном ритме минул еще один день, а вечером меня вызвали к командарму, который находился в здании новообразованного Ведомства Иностранных Дел. Зачем вызывают, мне понятно, а потому я заранее приказал всему личному составу моего полка готовиться к завтрашнему выступлению в поход.

Загрузка...