Варвара-краса, или Сказочные приключения Кощея

Глава 12

Безнадёжность.

У нё кислый привкус рухнувшей мечты, горький запах сигарет и боль, выворачивающая наизнанку. И пустота там, где когда-то были ещё хоть какие-то намёки на чувства и эмоции. Затягивающая пустота.

Кофе давно уже остыл, застыв непонятной серо-чёрной жижей на дне кружки. Тишина сдавила грудь, вызывая, казалось бы, давно подзабытое чувство жалости к самой себе и детское, наивное желание закрыть глаза. Зажмуриться, посчитать до десяти и обратно, а когда откроешь вновь осознать, что ничего этого не было.

Не было. Ни-че-го. Ни первой, самой сильной и серьёзной любви, ни обаятельного, подающего надежды офицера. Ни вины и самокопания, когда руку подняли впервые. Ни радости и подсознательного, въевшегося в душу страха, когда узнаёшь о собственной беременности. Ни вновь поднявшей голову надежды, когда всё это время с тебя готовы были сдувать пылинки, окружали заботой и вниманием, топили в нежности и ласки. Д так тщательно и планомерно, что ты забыла. Забыла о том, что ничего в этом мире не вечно.

Не было. Ничего этого не было. Не было ярости, пелены перед глазами, стоило услышать плач малышки. Не было удара по голове, сумевшего вывести из строя двухметрового мужика далеко не маленькой комплекции. Не было заявления в полицию, долгих разбирательств и суда, на котором ты нахлебалась грязи по самые уши. Ничего этого не было, да…

Горько усмехнулась, плотнее кутаясь в тонкую бабушкину шаль. До жути хотелось курить. Так сильно, что дрожали пальцем, а рот наполнялся слюной. И хотя я никогда до этого сигарету и в рот не брала, меньше желание от этого не становилась. Да и потом, не напиваться же мне, в самом-то деле?

Обхватив белый фарфор ладонями, принялась вертеть кружку из стороны в сторону, закусив нижнюю губу. Я ведь действительно любила его, на самом деле любила Андрея. Сильно и без оглядки. И, как и все влюблённые, искала причину в себе, пыталась понять, что делаю не так. Терпела, закрывала глаза, молчала, ждала и надеялась на чудо. Что ж…

Чудо не случилось. Да, узнав о беременности, он присмирел. Просил прощенья, давал слово, клялся своей честью и своим же воинским званием. Заврял, что больше никогда. И да, действительно держался. Год. Целый год у нас была настоящее, а не придуманная мною семья. Семья, где все были счастливы, где не было криков и угроз, где меня не били, то не оставляя следов, то специально разбивая губы в кровь, что бы не показывалась на улице пару дней или недель. Просто семья…

Наверное, я действительно дура. Но тогда я успокоилась, перестала трястись от страха, забыла, что его слова не стоили ничего ещё до рождения дочери, так с чего бы им вдруг обрасти хоть какой-то ценой? Расслабилась, глядя на то, как он играет с ребёнком, как ухаживает за ней, как опекает её.

Очнулась только услышав плач моей малышки. Я не помню, о чем я думала, я не помню что было. Помню что выскочила из кухни с первым, что подвернулась под руку. И увидев, как он лупит по щекам маленького, грудного ребёнка, не стала ничего говорить. Я просто от души ему врезала, да. Поймала врасплох, да так, что он растянулся на полу. А я…

Ну а что я?

Усмехнувшись, залпом допила гадкий даже на вид кофе. Тогда я не стала проверять, жив он или нет. Схватив документы, ребёнка и деньги, я убежала к родителям прямо в том, в чем была, не обращая внимания на косые взгляды соседей и прохожих. И положа руку на сердце, если бы он тогда умер, я бы не стала горевать, нет.

А если уж совсем честно, то сегодня я бы ещё и добила, что бы уж наверняка. Лучше отсидеть за убийство и выйти на свободу с чистой совестью, живя без страха за себя и собственного ребёнка, чем сейчас болтаться в состоянии невесомости. Неизвестность, всё-таки, страшная штука.

Поёжилась, снова вспоминая всю череду событий, слившихся почти в одно размытое пятно, случившихся за неполные три дня. Приход Андрея, Варяг, прилетевший откуда-то из очередной своей Тмутаракани и едва не отправившийся самостоятельно разбираться с тем, кто это со мной сделал. Еле удалось убедить его, что трещина в ребре, сотрясение и общие следы близкого знакомства с твёрдой поверхностью на мне — это вовсе не дело рук одного конкретного и хорошо известного нам обоим байкера. А когда всё же удалось, пришлось рассказывать неаппетитные подробности о моём неудавшемся замужестве.

Сначала ему с просьбой отвезти Марью и сдать её на руки Костину. Потом явившемуся как гром среди ясного неба Лектору. Который на мои попытки уйти от ответа не отреагировал, вообще никак. Смерил нечитаемым взглядом, насильно споил два бокала коньяка, непонятно как оказавшегося у меня на кухне и велел рассказывать. Просто, без понуканий, без длинных уговоров. И я заговорила.

Сбиваясь, проглатывая окончания, не замечая текущих по щекам слез, а после наступившего оцепенения. Я просто выложила ему всё, что есть и всё, что будет. Рассказала про суд, про то, что даже сейчас я могу точно сказать, что шансы у меня ладно если нулевые. Ярмолин тогда только чему-то невесело так усмехнулся. И крепко обнял, прижимая к себе, согревая дрожащую меня и обещая, что всё будет хорошо. Вот всенепременно. И хотя на душе стало чуть теплее от такой заботы и поддержки…

Я поймала себя на мысли, что это — не то. Не те слова, не тот голос, не тот человек. Но за неимением лучшего, как говорится, приходится довольствоваться тем, что есть. Хотя в то, что эти упрямые байкеры со слегка (а местами и не слегка) поехавшей крышей смогут что-то изменить в сложившейся ситуации. Разве что разбавят потенциальное судебное разбирательство справками из травматологии, предоставленными бывшим супругом.

Он не мальчик-одуванчик, но и банда тоже не хухры-мухры, как любит говорить ребёнок. Вот только что это меняет-то? Что?!

Потёрла переносицу, пытаясь собрать в кучу то, что по идее являлось мыслями. И сгорбилась, уткнувшись лбом в столешницу. Состояние апатии сменялось беспокойством и лёгкой истерией, что бы снова уступить место апатии и той самой, пропитавшей всё вокруг безнадёжности. От которой хотелось или выть чёртовым раненным зверем на луну, или сбивать снова кулаки в кровь об ближайшую твёрдую поверхность. Потому что я не знала, что мне делать и как быть.

Три дня с визита моего бывшего мужа прошли как в тумане. Я осознавала себя кроликом, в окружении змей и шанса выбраться из ловушки у меня, похоже не будет. Варяг, примчавшийся тогда, заставил привести себя в порядок, обработать раны и искать адвокатов. Повестка, врученная на следующий день, только усилило мою мотивацию, вынуждая стучаться во все возможные двери. Вот только все адвокаты в этом городе либо называли заоблачную цену, которую мне не потянуть, даже устроив тотальную распродажу всего своего имущества, включая моей доли в магазине, либо…

Сжалась в комок сильнее, обхватив себя руками за плечи, снова пытаясь избавиться от противного, липкого страха, ползущего из глубины души и пробирающего до самых костей. Вторым вариантов слов, звучавших мне в лицо или по телефону было банальное предложение сдаваться без боя. Потому что нет у меня шансов выиграть при всех озвученных мною обстоятельствах. И как бы я не доказывала обратгная, мотивируя прошлым решением суда, уголовным делом возбужденным против моего бывшего супруга, они всё равно стояли на своём.

Шансов нет. Дело закрыто за примирением сторон. И вообще, если всё так удачно сложилось для меня в прошлый раз, значит я нашла кому и как заплатить, что бы ребёнок остался со мною. Организовала подделку документов, сфабриковала дело, написала ложный донос…

И даже если это не так, как я докажу обратное? У меня для этого, увы, нет ни денег, ни связей, ничего. Бесперспективное, безнадёжное, заранее проигранное дело. Смиритесь, дамочка. Смиритесь.

Смиритесь…

— Не-на-ви-жу… — тихо выдохнула, врезав кулаком по столу так, что чашка, стоявшая с краю, подпрыгнула, свалившись на пол. И, жалобно звякнув, разлетелась на мелкие осколки, вперемешку с остатками кофейной гущи. — Да твою ж…

Взлохматив волосы, поёжилась от ощущения сквозняка, взявшегося непонятно откуда в пустой, закрытой наглухо квартире. Но все же слезла с табуретки, на которую забралась с ногами, и принялась собирать осколки. Пальцы тряслись, как будто у алкоголика в долгом запое, так и норовя соскользнуть по острым краям и получить ещё одно боевое ранение. И закусив губу, я старалась быть как можно более аккуратной…

Сама не заметив, как сжала руку с фарфоровым крошевом в кулак от резкого звонка в дверь и гулких, глухих ударов, раздавшихся следом за ним.

Крепко зажмурилась, невольно сжавшись в комок, и замотала головой. Выбившиеся из давно уже растрепавшейся косы волосы хлестнули по щекам, попадая в глаза и вызывая новый поток слёз. Вот только от этого и моего не желания признавать реальность происходящего, звонок не прекращался, продолжая греметь на всю пустую квартиру. И удары становились пусть реже, но не теряли ни своей силы, ни своей ритмичности. Как будто человек, стоявший на лестничной клетке, точно знал, что я здесь.

И хотел добраться до меня, во что бы то ни стало. Опять.

Словно в ответ на забившуюся в груди бешеной птицей панику, на всю кухню заиграли первые аккорды одной из моих любимых композиций группы Linkin Park «My December», разбивая повисшую в комнате вязкую тишину. Мягкий, почти трепетно звучавший голос солиста группы выводил строчку за строчкой, а слёзы, застывшие на глазах вновь потекли по щеке. И тихо, тонко всхлипнув, я подползла к столу, стянув свободной рукой с неё телефон, продолжавший играть тихую, лиричную мелодию. На этот звонок я не могла уже не ответить. Не могла и всё.

С трудом попадая пальцем по сенсору, я всё же смогла принять вызов, поднеся трубку к уху и тихо выдохнув:

— Рома…

— Я здесь, Вареник, я здесь… — так же тихо откликнулся Костин. Байкер шумно дышал, явно пытаясь сдерживать эмоции. Но всё же продолжал говорить спокойно. — Все будет хорошо, Варька, ты же знаешь.

— Даже если будет плохо? — хрипло хохотнула, рукавом кофты вытирая щёки. Тугой обруч, сжимавший грудь, лопнул с тихим звоном, разливая в душе тепло и какую-то ненужную, совсем неуместную сейчас нежность.

Но от знакомого, с нотками тревоги и откровенного беспокойства голоса становилось не так плохо, и пропадал успевший порядком надоесть привкус тягучей безысходности, заполнявший весь мой день. Хотя до сих пор хотелось курить, невыносимо, непреодолимо хотелось курить.

— Ну а как иначе? — хмыкнул Кощей. И помолчав немного, нерешительно, с долей растерянности попросил. — Открой, пожалуйста, Варь. И мы со всем разберёмся. Обязательно разберёмся.

— Обещаешь? — прошептала почти беззвучно, тут же зажав рот рукой и кляня себя за то, что снова ляпнула не подумав и не тому. Хотя назвать Кощея «не тем» я уже не могу. И, что самое важное, не хочу.

— Обещаю, — так же едва слышно откликнулся Рома. И было что-то такое в этом простом слове, что я поверила. Просто и безоглядки, разжимая руку и стряхивая с окровавленной ладони осколки чашки на пол.

После чего всё-таки встала с пола и поплелась в коридор, кутаясь в шаль и пряча телефон в карман джинсов. Медленно повернула ключ в замке, снова не посмотрев в глазок. И толкнула дверь, не отрывая взгляда от собственных ног, щеголявших сегодня смешными, даже нелепыми пушистыми тапочками с весёлыми красными помпонами.

Я не помню, когда сильные руки обняли меня за талию, осторожно, бережно притягивая к широкой, пусть местами и костлявой груди. Я не помню, когда меня просто и незатейливо внесли в коридор, оставив лишь на пару мгновений, что бы закрыть за собою дверь на все замки. Я даже не заметила, как Кощей обхватил моё лицо ладонями, заставляя посмотреть на него. И только когда я увидела карие глаза, почерневшие от гнева и беспокойства, мешки под глазами от явного недосыпа и резко обострившиеся черты лица, подчёркиваемые растрёпанными тёмными волосами, я смогла сделать хоть что-то.

И нет, я не поступила как героиня какой-то мелодрамы и не накинулась на него с поцелуями, хотя и этого мне хотелось и даже очень, нет. Я просто обняла его в ответ, спрятав нос у него на плече, прижимаясь крепче и чувствуя, как отогревается заледеневшее за эти три дня тело и успокаивается резко взметнувшийся вверх пульс.

Рядом с чёртовым финансистом, несносным байкером и просто молчаливой и в чём-то далеко не самой приветливой личностью я действительно начинала верить в то, что всё будет хорошо. Даже если, чёрт возьми, будет плохо.

Сколько мы так простояли — да кто его знает. Ни я, ни байкер не спешили начинать разговор. Где-то задним умом я понимала, что надо было бы все объяснить, рассказать без прикрас и просто разложить по полочкам всю ситуацию. А ещё спросить как там моя Царевишна и с кем он её оставил, примчавшись ко мне. Но говорить почему-то не хотелось. И потом…

Я не настолько наивна, чтобы не понимать, что Алексей расскажет всё ему. Может, конечно, это очередной приступ самообмана, я снова себе всё придумала и вижу всё совсем не так, как оно ест на самом деле. Может, я в который раз наступаю на те же грабли влюблённости, но…

Я почему-то совсем не сомневалась в том, что Кощей всё знает. Наверное, оно и к лучшему.

— Что у него на тебя есть? — наконец, нарушил наше обоюдное молчание Ромыч, отодвинувшись и осторожно коснувшись губами моего лба. — И что он вообще за человек такой, твой бывший муж?

— Пойдём, — поёжившись, я высвободилась из его объятий и потянула за собой в комнату. Байкер не отходил от меня ни на шаг, следуя чуть ли не по пятам. И когда я попыталась сесть в другое свободное кресло, только хмыкнул, ухватив меня за запястье и притянув к себе на колени. А я…

А я и сопротивляться не стала, в кои-то веки решив для себя побыть немного слабой девушкой. И прижавшись к нему, прислонившись лбом его виску, закрыла глаза, заговорив:

— Я так понимаю, объяснять, в чём дело не нужно? Андрей был молодым, подающим офицером войск внутренних сил. Мы познакомились в институте. Я была на пятом курсе, он получал консультацию у моего преподавателя по праву. В двадцать три года я уже не была такой наивной, но и мужское внимание меня интересовало поскольку постольку. Наверное, именно поэтому когда на меня обратил внимание высокий, харизматичный, притягательный мужчина в форме я сама не заметила, когда ненавязчивое общение и словесные пикировки переросли в нечто большее. Он… — тут я замолчала, пытаясь подобрать слова. — Умел. Умел, когда ему это было надо. Умел быть обходительным, душой компании, шутить и мягко, по-дружески подстебывать. Умел выбирать подарки и не банальные места для свиданий. И чем больше мы общались, тем больше я влюблялась. Познакомила его с родителями… Мать он тоже очаровал, а вот отец, тогда служивший в воинской части заместителем по воспитательной работе, мой выбор принял, да. Но не одобрил. Впрочем… — тут я усмехнулась, потёршись носом о висок Ромки. — Ему было важно, что бы я была счастлива. Как он тогда сказал, не мне с ним жить. Свадьбу сыграли, когда я закончила институт и получила диплом. И только спустя пару месяцев, может быть полгода спустя я поняла, что любовь на самом деле слепа. Когда меня ударили в первый раз, он потом долго извинялся, каялся. Я верила и прощала, да… Дура была. А может и осталось такой. Потому что терпела, молчала, скрывала. Когда… Когда я всё-таки сбежала от него с мелкой на руках, отец поднял все свои связи, сделал всё, что мог, что бы нас развели без проблем. Грозил ему уголовным делом. Андрей не то, что бы испугался… Но превыше собственного авторитета он ценил только собственный образ в глазах общества. Вот такой вот нарцисс-садист в одном флаконе. Получив на руки свидетельство о разводе и решение суда о том, что ребёнок остаётся со мной, я просто и банально уехала. И никто бы ни о чём не узнал, да… Только вот город у нас маленький, так что…

— Все всё узнали, — Ромыч обнял меня крепче, второй рукой поднеся к лицу мою руку и коснувшись внутренней стороны запястья невесомым поцелуем.

— Больше того. Это как глухой телефон, — горько усмехнулась, бездумно, неосознанно переплетая наши пальцы. — Всё вывернули так, что по итогу от блестящей репутации остались одни ошмётки. Я вчера звонила отцу. Он и рассказал, как именно о нём говорят. И Андрей, этот чистоплюй, который терпеть не может когда на него косо смотрят… Он сделает всё, что бы забрать у меня дочь и закопать меня по уши в грязи. И самое страшное, у него это получится.

— С какого хера?

— Я обзвонила все юридические конторы, которые только смогла найти. Я либо не потяну стоимость их услуг, либо они просто отказываются браться за дело, заранее считая его проигранным. Не спрашивай почему, я понять так и не смогла, — пожала плечами, сползая ниже и снова пряча лицо на шее мужчины. — Но в душе с ними согласна. Вся проблема в том, что меня здесь действительно никто не знает, у меня нет большого количества друзей, я мать-одиночка у которой порою ненормированный рабочий график и ребёнка ей оставить не с кем, кроме как взять с собой на работу. Да ты и сам вдел, я местами напоминаю далеко не свежего зомби, поднятого горе-некромантом, да ещё и практикантом. Я могу сорваться на ребёнке, а если ко мне нагрянут органы опеки с проверкой условий проживания… Ром, я прекрасно понимаю, что если им будет дано задание найти… Они найдут. Они найдут опасные инструменты, которые я использую для работы с заказами, гору немытой посуды и пустой холодильник, который мне не всегда удаётся вовремя пополнить. Они спросят соседей, а те не смогут ничего внятного сказать, кроме того, что у меня вдруг внезапно объявилось слишком много мужчин. А если они ещё и до истории с няньками-байкерами докопаются… Облить грязью можно кого угодно. Если знать, как и куда обращаться, что писать и что говорить. И поверь… Андрей знает, умеет и практикует.

Слова звучали горько и сухо. За эти дни я успела все обдумать и осознать для себя, что это действительно реальные перспективы, которые меня ждут, если я всё же не смогу найти себе хорошего адвоката. Увы, как показывает практика, ты можешь быть каким угодно белым и пушистым, действительно заботиться о своём ребёнке и делать всё, что бы ему было хорошо. Вот только если органам социальных служб поставили задачу что-то найти, они найдут. И ты ничего не сможешь с этим поделать.

— Ты сдалась заранее? — недовольно хмыкнул Кощей, вновь теребя кончик моей косы пальцами.

— Нет, я просто говорю как есть, — едва заметно пожала плечами, закрывая глаза, и тихо вздохнула. — Если я не найду адвоката в ближайшую хотя бы неделю, то все мои попытки сопротивления всё равно ни к чему не приведут. Маню оставят ему, потому что у него будет всё, все условия для проживания ребёнка. Такова суровая реальность нашего законодательства. И с ней ничего не сделать.

И я замолчала, снова прижимаясь к нему крепче, согреваясь идущим от него теплом и слушая, как быстро бьётся чужое сердце. Кощей тоже ничего больше не говорил, хмурясь и продолжая накручивать кончик косы на указательный палец руки.

Следы усталости и недосыпа были заметны на байкере невооружённым взглядом. И да, наверное, это было глупо с моей стороны, но я всё же не стала вдаваться в некоторые подробности и так много вывалив на голову Кощея. Например, я не стала говорить о том, что мне всё-таки удалось договориться с несколькими юристами и даже подписать с ними договор, пусть и в устной так сказать форме. По простому, договориться о найме, определить стоимость услуги и дать координаты бывшего супруга, что бы обсудить с ним место встречи для заключения возможного мирного соглашения, тем самым избежав суда. Вот только через пару часов меня уведомляли о том, что отказываются представлять мои интересы.

И кулуарными намёками поясняли в ответ на моё недоумение, что им ещё дорога собственная репутация. Бывший супруг, как оказалось, нанял очень уж хорошего юриста, не пожалев ни денег, ни стараний, что бы стать его клиентом. Кроме определения места жительства нашего ребёнка, он решил лишить меня родительских прав. И действовал по старому проверенному временем принципу: вижу цель — не вижу препятствий.

— Варь… — наконец, подал голос Кощей, нарушая повисшую в квартире гнетущую тишину.

— А? — сонно откликнулась, чувствуя, как убаюкивают меня теперь уже такие родные объятия. Свинцовая усталость нахлынула внезапно, разметав все тревожные мысли и не оставив ничего, кроме банального желания поспать.

— Всё будет хорошо, — и, как это ни странно, слова не прозвучали банально, наполненные какой-то странной уверенностью. — Я буду рядом, за Маней тоже присмотрят. Она сейчас терроризирует бедного Верещагина под контролем Эльзы. Не волнуйся, всё будет хорошо.

— Обещаешь? — чуть повернула голову, глядя на него. И коснулась пальцами лба, убирая прядь волос, упавшую на глаза.

— Обещаю, — кивнул головой Кощей. Хмыкнул, крепко обнимая, и добавил тоном, который просто невозможно было подвергнуть хоть каким-то сомнениям. — Я тебе обещаю, Вареник, что всё у нас будет хорошо…

И я не могу сказать, от чего на душе стало легче: от этого обещания, прозвучавшего почти как клятва или от маленького, почти незаметного местоимения «нас», разлившегося теплом по венам?

— И как ты себе это представляешь? — Лектор нервно отстукивал пальцами рваный ритм по подоконнику в курилке. Отловленный после очередной пары преподаватель юриспруденции выглядел знатно взъерошенным, взвинченным и обеспокоенным одновременно.

При этом Кощей нутром чуял, что спрашивать причину такого состояния у Ярмолина чревато. Синяки после спарринга, конечно, уже сошли, но не настолько быстро, что бы жаждать его повторения. Так что о том, что тревожит самого отъявленного садиста всея универа, Ромыч поинтересуется позже и даже поржет над этим.

А сейчас предаться праздному, чёрт возьми, веселью не позволяли ни обстоятельства, ни тема разговора. За прошедшую неделю с памятного разговора, Костин фактически переселился к Варваре, пытаясь не дать девушке окончательно упасть духом. Та держалась, усиленно язвила, вредничала и пыталась быть собой, привычным миру колким бухгалтером почти экономистом. Вот только сам Кощей прекрасно видел как нелегко ей это даётся и что оживает, по-настоящему становится собой она лишь в присутствии самого байкера и дочери. Ребёнок настроение матери чувствовал остро, вёл себя тише воды, ниже травы…

И почти беспрестанно лез обниматься. От чего у Варьки глаза были на мокром месте почти на постоянной основе.

— Не, ну чисто теоретически я могу всё. Даже вычислить настоящего убийцу многоуважаемого президента Кеннеди. Но Кощей, мля! У меня практического опыта кот наплакал! Преподавательского да, хоть жопой ешь! Договора — посмотрю, проверю. Один на один с кем-то поспорить — да пожалуйста, с допингом хоть о смысле жизни поговорить! Но реальный судебный процесс… Да ещё с такими исходными данными…

— Лёх, нет больше вариантов. Просто нет, — прислонившись плечом к стене, Кощей скрестил руки на груди. Усмехнулся криво и добавил. — Если бы деньги решали этот вопрос, я бы в обход Варьки нанял кого угодно. Да хоть того же Цепеша! Но Цепеш сам знаешь, занят.

— Угу… — согласился Ярмолин, вертя в пальцах сигарету. И прикурив, затянулся, поинтересовавшись мимоходом. — Наш граф Дракула нынче для простых смертных не доступен. Если этих самых смертных не зовут Станислава, и они не откликаются на прозвище «Коротышка». А Эльза? У неё наверняка должны быть знакомые и проверенные люди.

— Как оказалось не только полиция не любит прокурорских детей, но и обычные юристы с ними не особо ладят. Особенно, когда эти самые дети иногда отлавливают особо охреневших персонажей. Так что этот вариант тоже отпадает, — Костин пожал плечами. Про помощь со стороны семьи Араньевых он тоже думал, да.

Только разговора с болтливым Вениамином, средним братом Эльзы, хватило, что бы понять бесперспективность этой идеи.

— Офигенно тапки пляшут, — прокомментировал информацию Ярмолин, делая ещё одну затяжку. Нахмурился, потёр лоб и задал явно давно мучавший его вопрос. — Побои-то хоть сняли? Её явно приложили и не слабо.

— А ты хоть что-то видел, кроме синяка на скуле и разбитой губы? — злой смешок вырвался сам по себе, Кощею пришлось закрыть глаза и сделать пару вдохов стараясь успокоиться. После чего горько добавил. — Не снять там побои. Следов нет. Ни-ка-ких. А то старое дело, заведённое ещё в родном городе Варьки, испарилось в неизвестном направлении. И нет никаких доказательств, что он поднимал на неё руку в прошлом. Про сегодняшние события я вообще молчу. Млять, на ней живого места нет! Но ни единого синяка, кроме кровоподтёка на лице! Так что о каких-то там побоях… Да при отсутствии свидетелей прихода бывшего мужа… Сам понимаешь.

— Как говорит одна не безызвестная рыжая личность… — понимающе покивал головой Лектор, присев на подоконник и затушив окурок в жестяной банке из-под кофе.

— Угу.

— Ладно… Предположим, я соглашусь… — оживившийся, было, Ромыч, был приземлён мрачным взглядом товарища. — Только предположим, я сказал! Не свети мечтой стоматолога раньше времени, костлявый, я ещё не ляпнул о собственном согласии. Так вот, предположим, что я согласился… Что хочет Варька? И знает она о том, что ты с таким шикарным предложением ко мне пошёл или у тебя приступ интригантства на почве тесного общения с нашим Серым Кардиналом, что б ему икалось?

— Не знает, — вынужден был признать Ромыч, недовольно поморщившись при этом.

На тему его помощи в данном деле между ним и Варькой до сих пор шли бурные дебаты. С переменным успехом байкеру удавалось отстоять своё право на участие в происходящем. Правда, ровно до того момента, пока он не пытался привычно решить всё связями и деньгами. Как оказалось, женщины, даже загнанные в угол, могут оказать очень уж бурное сопротивление.

А в словесной пикировке Костин пока что усиленно проигрывает скромному бухгалтеру почти экономисту, да.

— О как… — блондин удивлённо поднял брови. Но глядя на насупившегося друга, предпочёл не развивать тему. — Понял, подробности не спрашиваю. Зато повторяю свой вопрос. Чего Варька хочет?

— В идеале, что бы он исчез при загадочных обстоятельствах, — буркнул Кощей, поведя плечами. — Но мечты-мечты… А вообще, ей надо что бы он оставил Маню с ней. Она согласна разрешать ему видеться с дочерью, на определённых условиях. И больше что бы он никогда и ни при каких обстоятельствах не вмешивался в её жизнь. Ну… По крайне мере это цензурная версия. Нецензурную я не берусь воспроизвести, учитывая, что половину эпитетов я всё-таки так и не понял.

— Учитывая, что я в вашей терминологии вообще не бум-бум, меня сносит уже на одном упоминании чёртовой один эс, — фыркнул Алексей, выбивая вторую сигарету из пачки и вновь закуривая. Постучал задумчиво пальцем по коленке, пуская дым в потолок и сощурился, явно что-то прикидывая в уме. — Ладно, мировое соглашение я ещё могу потянуть. Тем более, как я понял, какого-то другого выхода всё равно нет. И отец Варьки нам тут явно не помощник, так?

— Его связи оборвались вместе с его же увольнением из части, — пожал плечами Ромыч, взъерошив волосы на затылке. Знакомство с родителями Варвары вышло довольно…

Занимательным. Хотя всё впечатление изрядно портило разделяющее их расстояние, да и по телефону сложно правильно оценить собеседника. Поддержать дочь им хотелось, вот только прямого рейса самолётом не было, а на поезде, да в разгар летнего сезона… Пока доберутся, всё уже закончится. И не известно в чью пользу.

Однако бодрый, саркастичный и довольно циничный отставной замполит ему понравился. Как и его пожелание натянуть одному индивиду глаза на энное место. В обход Варвары, разумеется.

О том, что его дочь склонна к приступам помилования собственных противников он сетовал достаточно долго и громко.

— Прискорбно, — вздохнув, Лектор затянулся в последний раз и сунул так и недокуренную сигарету в жестяную банку, основательно её там затушив. — Но не критично. В конце концов, перевернётся и на нашей улице грузовик с печеньками… Когда встреча и переговоры намечаются?

— Сегодня что, четверг? — Костин сощурился, припоминая указанные в повестке сроки и то, о чём Варьке всё же удалось договориться с бывшим мужем.

Чего ей это стоило, байкер вспоминать не хотел. Хотя бы потому, что после этого пришлось полночи сидеть в кресле, укачивая Варвару в собственных объятиях. И хотя он против этого ничего особенного не имел, вот только видеть девушку такой разбитой и уязвимой всё ещё было до жути не привычно.

— Ну вроде как да… — вытащив телефон из заднего кармана джинсов, Лектор сверился с календарём и поморщился. — Угу. Четверг, три пары с утра у младших курсов, две после обеда у старших долбо… Долбодятлов, блин. Кто-нибудь сможет мне объяснить, что со мной не так, что я не могу доказать двум десяткам отягощённых интеллектом лицам, что незнание закона ну ни в одном месте не освобождает их от ответственности? Вот ка-ак?!

Костин на этот вопль души друга только весело фыркнул и предложил, без задней мысли:

— Попроси Эльзу помочь. У неё явно загнивает неплохой педагогический талант. И потом, когда тебе втирает про безнадёжно забытый всеми УК РФ не двухметровая блондинистая дылда, известная своей любовью к моральной расчленёнке, а хрупкая, мило улыбающаяся девушка, концентрация внимания повышается в несколько раз.

— И моральные унижения принимаются с радостью и покорностью, угу. Я в курсе, что БДСМ не профиль Эльзы, но иногда всерьёз подозреваю обратное, — фыркнув, Ярмолин только головой покачал. — Но способности нашей Миледи распространяются исключительно на узкую категорию личностью и с высочайшего одобрения Олежика. Так что там со сроками?

— Встреча назначена на пятницу. Первое судебное заседание во вторник. К этому времени нужно будет хотя бы понять, что есть на руках у противника и что с этим делать. А самое главное, стоит ли… — проходившие мимо студентки активно строили глазки двум мужчинам, явно выделявшимся из серой студенческой братии.

И то, что оба байкера, увлечённые разговором, не обращали на это ровным счётом никакого внимания, их ни капли не огорчало. Хорошо ещё с откровенными предложениями не лезли, явно сомневаясь в том, что прославившийся своими едкими замечаниями Лектор не припомнит им, потом, бездарную попытку познакомиться.

— Слу-у-ушай, — вдруг хлопнул себя по колену Ярмолин, осенённый внезапной «гениальной» идеей. — А если вам пожениться?

Кощей, успевший сделать затяжку, закашлялся, согнувшись пополам и выпучившись изумлённо на друга. А когда прокашлялся, хрипло хохотнул:

— Самый умный, да? Для тормозов перестройки поясняю. Идея была озвучена почти сразу. Мною лично. С предложением нанять квалифицированную няньку для Марьи. На что мне не менее популярно разъяснили, как это будет выглядеть для окружающих, какой репутацией на самом деле я обладаю… И кто ей только рассказал об этом?! И сказали, что может быть она и дура… Но предпочтёт обойтись без таких радикальных методов.

— Женщины… — страдальчески протянул Лектор, откинувшись головой назад и несильно приложившись затылком об стену.

— Угу, — поддакнул Кощей, вытаскивая телефон и пролистывая список пропущенных вызовов и сообщений. — Встреча в три часа дня. Адрес я тебе скину чуть позже и перешлю сканы имеющихся у Варвары документов. И… — тут Ромыч несколько замялся, снова ероша волосы на затылке и устало вздыхая. — Спасибо, Лёх… За всё.

— Иди ты, — отмахнулся Лектор, невольно поймав себя на том, что уже мысленно составляет подходящую речь и ищет аргументы, которые могли бы посодействовать в данном деле. — Потом сочтёмся, костлявый. А теперь дуй к своим бабам. А мне пора идти и разлагать морально ещё не окрепшие умы, поясняя им, почему меня, при случае, вряд ли посадят за особо жестокое убийство за банальным отсутствием тела. Нет, до сих пор поражаюсь их наивности… Неужели они всерьёз верят, что такой милый и обаятельный преподаватель юриспруденции не сможет найти патологоанатома, который поможет скрыть ему все следы и уничтожит тело?

— Они всерьёз надеются, что твоя порядочность и совестливость, дополненные человеколюбием, пересилят природную вредность и дикую неприязнь к проявлениям чужого идиотизма, — хмыкнул Кощей, отлипая от стены и протягивая другу руку для пожатия.

— Я прям даже озадачен и не к месту встревожен… Не заразился ли ты наивностью в этом царстве педагогической запущенности, мой дорогой костлявый друг? — хлопнув его по плечу, Лектор спрыгнул с подоконника и весело насвистывая что-то отдалённо напоминающее мотивчик из пресловутого «Крёстного отца», отправился в сторону деканата. А Кощей…

Кощей потёр лоб и, вздохнув, поспешил на выход. Его дома ждали Варя и маленькая Царевшина. И помнится, он пообещал малявке пережить очередную порцию лечебных процедур, разделяя участь подопытных кроликов вместе с несчастным котом.

Кошмар-то хоть убежать может, момент улучив. А сам Ромыч не мог устоять перед умоляющим взглядом карих глаз малышки. Увы, его сердце оказалось в плену сразу у двух женщин. И он, как это ни странно, не имел ничего против.

Хуже неопределённости может быть только ожидание.

Я сидела на стуле в холле небольшого офисного здания, сгорбившись, опираясь локтями на колени и машинально теребя бабушкино кольцо на среднем пальце левой руки. Небольшое, простенькой формы, с треугольной полоской белого золота и маленьким бриллиантом оно было моим бессменным талисманом на протяжении почти семнадцати лет. И сейчас, как бы глупо это не звучало, я надеялась, невольно и совсем по-детски, что стоит мне крутануть его на пальце три раза в одну сторону, три в другую, загадать желание и…

— Всё будет хорошо, Варь, — уже, наверное, в сотый раз повторил Лектор, сжав моё плечо и привлекая к себе внимание.

Непривычно серьёзный, в строгом деловом костюме тёмных тонов, он казался старше и немного чужим. Как ни крути, но я привыкла к байкерам в их естественном, так сказать виде, уже устав удивляться уровню раздолбайства и безразличия к общественному мнению. Поэтому, когда сегодня днём в мою квартиру постучало такое вот чудо, я даже растерялась ненадолго.

Ровно до того момента, как раздался счастливый вопль Манюни «Ектол!», признававшей своих обожаемых «бякеров» в любом виде и любой комплектации.

Наверное, улыбка у меня была так себе, потому как Ярмолин лишь вздохнул, присев передо мной на корточки и пристроив папку на соседнем стуле. Сжал мои ладони, унимая даже не вооружённым взглядом заметную дрожь, и заглянул в глаза, повторяя с ударением на каждом слове:

— Как утверждает одна не самая позитивная личность, имеющаяся в знакомых у нашего ледяного администратора… Пипец, конечно, но прорвёмся. Веришь?

— Верю…

Ещё и головой покивала, пытаясь то ли себя убедить в этом, то ли успокоить своего спутника и по стечению обстоятельств нанятого адвоката. «Стечение обстоятельств» усиленно отрицало свою причастность к этому, но я понимала, что без вмешательства Ромки здесь точно не обошлось. И…

В кои-то веки, не имели ничего против, да.

— Госпожа Волкова? — миловидная брюнетка в серой юбке и блузке в тон, в очках прямоугольной формы, вежливо откашлялась, привлекая к себе наше внимание. И улыбнулась сухо, кивая головой в сторону приоткрытой двери конференц-зала. — Прошу. Вас ждут.

— Идём, — резко выпрямилась, поднимаясь с места. Одёрнула короткий пиджак, скрывая по-прежнему дрожащие пальцы. И решительно направилась следом за девушкой.

Ярмолин отстал от меня на каких-то пару мгновений, так что в зал мы вошли почти одновременно. Байкер даже придержал для меня дверь и успел схватить за локоть, когда запнувшись об край ковра, я чуть не рухнула лицом вниз.

Конференц-зал представлял собой огромное помещение, выдержанное в едином стиле. Дерево, металл, мягкие ковры заглушавшие шаги. Длинный овальный стол, кожаные кресла, расставленные по его краям. И два человека, сидящие на одной стороне.

Я остановилась в шаге от кресла, любезно отодвинутого заранее кем-то из персонала. Рвано выдохнула, чувствуя, как закладывает уши от собственного, слишком гулкого сердцебиения. И улыбнулась. Горько, болезненно, бесчувственно…

— Здравствуйте, Варвара, — невозмутимо поприветствовал меня адвокат моего бывшего мужа, ехидно наблюдавшего за тем, как медленно, но верно краска сходит с моего лица. — Присаживайтесь. Нам предстоит обсудить пару вопросов… Если вы конечно готовы услышать наше предложение.

Знакомый голос. Знакомые слегка ехидные интонации, насмешка, никогда не коловшая, скорее вызывавшая некоторое смущение. Добродушное подтрунивание, скрытое за маской серьёзности и невозмутимости. Человек, заработавший свою репутацию, своё место под солнцем благодаря собственному же упорному труду. Человек, умело державший на лице маску вежливого интереса и явно знающий, как разделить работу и личное. Человек, с красивым прозвищем Цепеш, великий и кровожадный граф Дракула…

Владислав Алёхин собственной персоной.

— Здравствуйте, — медленно кивнула, усаживаясь в кресло и чувствуя, как сердце сдавливают тиски страха, ледяными липкими прикосновениями пробирающегося в душу.

— Вижу, вы всё-таки нашли себе адвоката? Похвально. Рад встретиться с вами, коллега, на этом поле, — и Алёхин улыбнулся, мягко, без малейшего намёка на дружелюбие.

Кажется, так улыбается хищник, позволяя своей добыче ещё пару раз трепыхнуться, прежде, чем раз и навсегда оборвать её бесполезные мучения и метания. Улыбка на моём лице застыла намертво, сковав все эмоции, бушевавшие где-то внутри.

Звук ломающегося карандаша разорвал повисшую вокруг тишину. Осколок дробным перекатом прокатился по поверхности стола. А Лектор, не севший — грохнувшийся в кресло рядом со мной, сумел выдавить из себя только одну фразу, прозвучавшую как приговор всему и сразу:

— Охренеть какой пассаж…