Варяжский меч

19. Нежданные гости

Широкий шлях тянется по гребню каменистой гряды. Отсюда открывается прекрасный вид на все стороны, правда, противный холодный ветерок до костей продувает, но это нестрашно. Достаточно запахнуть прочный, теплый мятль, подоткнуть полы — и можно спокойно ехать. Ветер и холод воину не помеха. Куда важнее одно, незаметное с первого взгляда, преимущество этой проторенной в незапамятные времена забытыми предшественниками дороги. Вода с гребня стекала, просачивалась сквозь растрескавшийся камень, песок и щебень. Даже сейчас, в осеннюю распутицу, лошади по шляху шли быстрой рысью.

Прошедший ночью дождь оставил на дороге только мелкие лужицы. Никакой грязи и разбухшей от воды, скользкой глины. Подковы лошадей цокали по слежавшемуся гравию и утоптанному тысячами ног и колес щебню. При желании можно было в галоп пуститься.

Сейчас старый торговый шлях между Люблином и Старградом поражал своей пустынностью и безлюдностью. А в старые времена, деды рассказывали, здесь порой обозы и путники сплошным потоком шли. Многие в стольный Старград стремились, кто по торговым делам, кто в дружины могучих князей или буйные ватаги находников вступить, а кто в храме светлым Богам поклониться, у мудрых волхвов совета спросить.

Время прошло, все изменилось. Не только старый путь, но и окрестности, вся Вагрия обезлюдела. После волны норманнских и саксонских набегов почти никого на этой земле не осталось. Кто не погиб под вражеским мечом или в рабство не попал, тот в ободритскую или велетскую землю ушел.

Редко-редко со шляха можно углядеть струйку дыма на горизонте или встретить село. Да и что это за села! Крепким высоким частоколом с заборолами обнесены. А зачастую городьба поверх вала идет. Огнищане и смарды в поле с оружием выходят, жен и девиц без надежной охраны за ограду не выпускают. Если селение не укреплено, это, скорее, саксонские, тюрингские, швабские или еще какие колоны, переселенцы. Много их при старом Оттоне появилось. Чужаки. Пока под защитой саксонского меча страха не знали, а что дальше с ними будет, только одному Роду известно.

Наметанный глаз путников видит, что после недолгого затишья война докатилась и до этих мест. Нет, пожарищ не встречается, следов лихих набегов викингов не видно, но по первому взгляду на редких встречных все понятно становится. Даже глупые колоны при виде скачущего по дороге отряда разбегаются, прячутся по оврагам. В немногочисленных селениях русов ворота закрыты, над частоколами шлемы, копья и луки виднеются. Кто знает, кого там несет? Может христиане скачут? Вот и запирают засовы, готовятся встретить незваных гостей железом. А может, там уже христиане живут и, в свою очередь, варягов опасаются. В этой земле все может быть. Один Ящер разберется.

Побаиваются местные едущего по своим делам десятка дружинников. Хотя какой это десяток. После битвы у Вюмме под рукой Рагнара только пятеро бойцов осталось. В стане у Биткова Славомир свою дружину пополнил. Рагнару двоих отроков дал. К старому Белуну много воинов идет, принять под свою руку просят. Вот князь сыну и дал сотню гридней.

Новички не ахти, их, по-хорошему, еще год натаскивать надо. Один из-под Гавеля пришел, Грацем зовут. Отрок безусый, выучка никакая — в седле держится и топором отмахиваться может. Кажется, не воинского рода, из свободных землепашцев вышел. Да еще христианином был. Только в стане под Битковым обряд очищения прошел.

Зато второго Рагнар знал сызмальства. Ратибор из Барты, младший сын Пересвета Тихони. Как его не знать! В одном городе росли, вместе на пристань бегали отцов из походов встречать. Ратибор на четыре года младше, но из хорошего воинского рода. Пересвет своих сынов на ратную науку с детства натаскивал, учил по Прави жить и честь рода беречь. За земляка десятник был спокоен: свой, не предаст и не струхнет. Отец и братья у него никогда свою честь не умаляли, и этот не уронит. Кровь обязывает.

Небо опять затянуло серой тяжелой пеленой. Всего полдня солнце землю сушило, и все. Опять придется под дождем ехать. Ночлег надо будет заранее подыскивать, еще до заката. Место выбирать, где не сыро и от дождя укрытие есть. Ночи холодные, промокнешь и утром встать не сможешь, так все тело судорогой сведет.

Впереди, чуть правее дороги, на склоне покатого, покрытого камнями, трещинами, поросшего низким чахлым ельником останца что-то блеснуло. Между серых валунов заметно шевеление. Вроде люди в скалах прячутся. Кто и сколько — непонятно.

— Грац, пойдешь в дозор. — Рагнар говорил медленно, с расстановкой. — Опередишь нас на перестрел…

— Стой! Кому говорят! — Резкий окрик десятника заставил вырвавшегося было вперед отрока натянуть поводья.

— Ты же сам сказал… — Грац смущенно пожал плечами, на его лице появился предательский румянец.

— Ты не дослушал. Поедешь впереди на перестрел. Как к тому холму приблизишься. — Рагнар вытянул копье в сторону останца. — Движение на склоне видел?

— Видел, старшой, повозка стоит в расщелине и рядом полдюжины мужей.

— Ты это углядел?! — Глаза десятника от изумления полезли на лоб.

Князь Славомир, получается, ему целое сокровище дал. Такое орлиное зрение, как у Граца или Кривши, впередсмотрящего «Сирина», дорого стоит. Востроглазый воин не одну жизнь спасти может, если заранее врага увидит.

— Ладно. — Миг, и Рагнар вновь вернул себе прежнее строгое выражение лица. — Ближе чем на полтора перестрела не приближайся. Рассмотри все внимательно: кто, сколько их, что делают, чем вооружены, какого племени — и вертайся назад. Понял?

— Понял, старшой. — Грац кивнул с серьезным видом и хлестнул лошадь плетью. — Но, пошла!

Глядя вслед удаляющемуся гридню, Рагнар невольно поймал ехидный взгляд Змейко.

— Молодежь гоняешь, десятник?

— Так надо. Кто их учить будет? — Рот мечника расплылся в добродушной улыбке. Тут в поле зрения попался Ратибор. Слишком снисходительным, пренебрежительным взглядом провожал молодой гридень своего товарища.

— А ты что лыбишься? Попадешь копьем на скаку вон в то деревце?

Ратибор вместо ответа опустил копье, удобнее уселся в седле. Небольшой чахлый, пробивающийся меж камней ствол березы приближался. Гридень наклонился вперед, зажал копье под мышкой. Удар. Рожно точно вошло в жалобно скрипнувший ствол и крепко там засело. Ратибор дернулся, качнулся, но успел выпустить из рук копье и удержался в седле. Под дружный смех дружинников отрок остановил коня и, смущенно улыбаясь, вернулся к деревцу. Старая дружинная шутка. Этот еще молодец. Бывало, при таком испытании гридни из седла вылетали. Рагнар сам в молодости попался в эту ловушку. Как давно это было! Полтора года прошло. Зато теперь будет наука: если копьем с разбегу колешь — будь готов, оно застрять может.

Отсмеявшись, двинулись дальше. Грац ехал впереди отряда, иногда оглядывался, смотрел, чтоб ровно на перестрел и ни на шаг меньше. Рагнар, глядя на отрока, тихо ухмылялся в усы — пусть привыкает. Если закалка хорошая и не трус — будет из него дружинник.

Приблизившись к каменистой осыпи, Грац придержал лошадь, постоял немного и поскакал обратно к товарищам.

— Ну, что видел? — поприветствовал его Вильк.

Грац только отмахнулся от товарища и, приблизившись к Рагнару, доложил:

— Повозка в укрытии между камнями. Чуть в стороне, в буераке, лошади пасутся. Люди по виду смарды или холопы из домашней челяди, выглядят увальнями, кожухи бронями не примяты. Оружие простое, дешевое.

— Сколько их?

— Я видел семерых, может, в буераке или повозке еще пара найдется, и с ними женщина.

— Женщина?! С этого и следовало начинать. — Глаза Рагнара вспыхнули. Интересное дело. Явно, жена из знатных едет. Тогда почему охрана плохая? Куда ее в такое время понесло и каким местом муж думал?

— По виду наши, русы, — продолжал Грац. — Едут из Старграда.

— А это как выяснил? — нахмурил брови Рагнар, но через мгновение догадался сам: следов на шляхе нет. Навстречу путь держат.

Немного подумав, десятник решил, что опасности нет. Надевать брони и натягивать на луки тетивы не стоит. В крайнем случае, если у встречных с головой не в порядке, в драку полезут, их можно копьями разогнать. Так и поехали дальше, оставив кольчуги и шлемы в тюках на спинах заводных лошадей.

Приблизившись к неизвестным путникам, Рагнар сам разглядел спрятанный между камнями крепкий, добротный воз с натянутой на дугах рогожей. Недалеко угли погасшего костра чернеют, на траве большой котел стоит. Путники, их ровно семь оказалось, при виде всадников выстроились рядком перед возом. Вооружены небогато: копья и топоры. У одного, он держался чуть поодаль, в руках тяжелый лук. Броней ни у кого нет. Только один, по виду старший, в клепаном шлеме и с круглым щитом стоит. У съезда со шляха, там, где на песке отпечатались следы повозки, Рагнар дал своим бойцам знак остановиться.

— Пошли вам Велес удачу и легкого пути!

— И тебе удачи, славный воин, — легонько кивнул в ответ путник со щитом, не сводя с всадников пристальный взгляд пытливых ярко-синих глаз. — Если не спешишь, перекуси с нами, дай отдых лошадям. — Все по обычаю, так и положено с неизвестными разговаривать.

— Благодарю и не откажусь. — Рагнар спустился с седла и повел лошадь в поводу. Остальные дружинники последовали его примеру.

Первым делом мечник повесил на луку седла щит, стреножил Дымку, затем подошел к кострищу. Путники расступились в стороны и опустили оружие. Старший, сняв шлем, протянул Рагнару краюху хлеба. Тот в свою очередь переломил хлеб, вернул половину хозяину, сам откусил. Хлеб оказался хорошим, вкусным, не далее как вчера испекли. Оставшееся от краюхи Рагнар передал своим товарищам.

Обычай соблюден, теперь можно не опасаться подлого нападения. Нарушителя обычая сами Боги накажут. Земля носить откажется. Навь поглотит. А как же иначе? Хлеб свят. С кем его переломил, отведал, тот на время встречи тебе названным родовичем становится. А вот теперь можно и поговорить.

— Дороги, говорят, опасны стали, — начал издалека дружинник.

— Опасны, да Бог хранит, — прозвучал в ответ мягкий, приятный женский голос. Выступившая из-за воза женщина оказалась молода и красива. Одета просто, по-дорожному, без дорогих украшений. Но видно было: платье из добротных тканей и сшито по мерке. Расшитая красной нитью клетчатая понева говорила, что ее обладательница живет в Люблине. Верхняя рубаха тонкого холста — из заморской страны скоттов. Только там умеют ткать такие мягкие, тонкие и одновременно теплые холсты. На плечах красавицы синий мятль, скрепленный у плеча крупной филигранной серебряной заколкой с рубином. Волосы тщательно убраны под расшитую бисером и янтарем рогатую кику. Из-под поневы выглядывают поршни из мягкой, хорошо выделанной кожи.

— Что в Старграде слышно? Вы же из города князя Славера едете? — продолжил Рагнар.

— Князь правит твердой рукой, слушает мудрых советников. Законы и подати устанавливает справедливые. Если ты едешь в княжескую дружину вступать, так он как раз воинов принимает. Хочет свою дружину увеличить на страх недругам. — Речь звучала внятно, женщина выговаривала слова старательно, как на нить нанизывала.

Точно! Она не нашего рода — догадался Рагнар. Родилась норманнкой или саксонкой, а за руса ее замуж выдали.

— Люди называют меня Рагнаром, служу князю Славомиру. В Старград по поручению князя еду, о мире говорить, — безбоязненно выложил мечник. Почувствовал, что так и норманнка откровеннее будет, а то говорит, не как думает, а как положено людям Славера говорить.

— Я Эрла, дочь Хьерта Торвардсона, жена люблинского боярина Крома, ездила отца и братьев навестить, сейчас домой возвращаюсь.

— Остров Фюн? Большой старый дом на берегу пролива? Лодки на берегу? — добродушно улыбнувшись, Рагнар перешел на норманнский язык.

— Нет, Роскильде. Мой отец — хевдинг конунга Харальда Синезубого… был, — поникшим голосом добавила Эрла. В уголках глаз красавицы блеснули слезы.

— Три дня назад Харальда сверг его сын Свен, — пояснил старший слуга Эрлы Хьертовны. — Нам повезло, вовремя отплыли. Что стало с конунгом и его ближниками, неизвестно.

Эта новость Рагнару пришлась по душе. Стараясь не подавать вида, он продолжил расспросы. Тем более, Эрла и Некрас сами были не прочь облегчить душу, выложить свои горести и переживания случайному хорошему человеку.

В Роскильде судьба благоволила Эрле, отец и братья заранее договорились с кораблем до Люблина. День отплытия почти совпал с переворотом. Что произошло ночью, когда в город вошли хирдманы Свена, Эрла только догадывалась. Они уже собирались гасить огонь, как к отцу прибежал гонец, молодой хирдман, почти юноша, страшно напуганный и заикающийся от волнения. Старый Хьерт сразу после ухода гонца облачился в кольчугу, взял свой шлем, щит и меч и ушел в терем конунга. Назад он уже не вернулся.

Рано утром братья почти силой посадили Эрлу на корабль, бежать вместе с ней они отказались. Тем более, в отличие от отца и сестры, они были язычниками и могли не опасаться гнева Свена, еще ночью спалившего городскую церковь вместе со всеми священниками. Рагнар с самого начала догадывался, что разговаривает с христианкой. Что ж, человек сам выбрал, каких Богов почитать, его право. Ничего необычного, в Люблине много поклонников распятого господина закатных и полуденных народов.

На следующий день после выхода в море кормщик, опасаясь приближения бури, повернул корабль к Старграду, и вовремя. Они вошли в гавань за час до того, как ветер усилился и по гребням волн побежали белые барашки. Здесь Эрла решила не ждать, пока море успокоится, а ехать домой посуху. Потеряв отца, она боялась за мужа и детей. В городе говорили разное. Судачили: князь Белун идет в большой поход против Оттона. Опять кровь прольется, может и Люблин пострадать. Тем более к Белуну люди идут со всех концов земли, а вдруг боярин Кром тоже решил к ободритам присоединиться?

Да и в Старграде не все было спокойно, боялись саксов. Кабы не пришли город отбивать.

Князь Славер хорошо знал служившего его отцу Крома, помнил и его жену, принял Эрлу хорошо, в своем тереме палату отвел. Но выделить гридней в дорогу не смог или не хотел. По слухам, у него самого не все хорошо. Спешно дружину собирает, принимает всех желающих. Боится и ободритов, и саксов. При этом надеется город и землю за собой удержать. В городе бают, что велиградские князья с него дань запросили за помощь в захвате города. Вот такие новости.

Посочувствовав беде боярыни, Рагнар вспомнил, что проезжал мимо деревеньки с пришлым людом. Видел там большую церковь. До заката можно успеть доехать, а священник ночлег своей сестре по вере даст. Слышал, есть у христиан такой обычай, и даже соблюдается.

— Белун с него дань требует? — сплюнул сквозь зубы Змейко, когда воз люблинской боярыни остался далеко позади.

— Поговорим, — кивнул в ответ Рагнар. Из рассказа Эрлы он понял, что Славер вцепился зубами в Старград и боится его потерять. Это хорошо. Можно попробовать намекнуть Славеру: князь Славомир умеет прощать чужие ошибки, и, если Славер сдержит слово, зла на него держать не будет. Еще можно набегом норманнов пригрозить. Напомнить про Свена и его хирдманов.

Рагнар этого не замечал, но за последние два месяца он сильно повзрослел. Бесследно исчез юный, чуточку наивный, с восхищением смотревший на прославленных князей и бояр гридень. Груз ответственности, тяготы походов и боев медленно, но верно делали свое дело, превращали отрока в зрелого мужа.

В этот день доехать до Старграда они не успели, к вечеру начал накрапывать дождик, хорошая дорога кончилась, и под копытами лошадей захлюпала ярко-рыжая глина. Пришлось заночевать в придорожном лесу, под ветвями старой густой ели. Зато утром, пройдя всего два поприща, они оказались перед городскими воротами. Удостоверившись у сторожевых гридней, что князь в Старграде, Рагнар повел своих людей прямо в Верхний город.

Да, Старград за последнее время изменился. Тогда, после приступа, люди боялись нос на улицу высунуть. В памяти Рагнара остались пустынные, вымершие улицы, закрытые ворота и ставни. Сейчас перед глазами ободритов открылся большой, шумный, многолюдный город. На улицах звучала русская и норманнская речь, частенько до ушей доносились фразы на саксонском или ином близком ему языке. На одной из площадей, перед христианской церковью, раскинулся торг. Вильк покосился на десятника и перевел взгляд на торговые ряды. Рагнар в ответ резко мотнул головой. Не время, сначала дело сделать, гулять потом.

Перед воротами Верхнего города их остановили.

— Куда едете? — двое дружинников в полном доспехе, с мечами на поясе скрестили копья перед лошадью Рагнара.

— Дело есть к вашему князю. Слово князя Славомира ему везу.

— Ободриты? Проезжайте. — Из-за ворот выступил воин, выделявшийся горделивой осанкой и ярко-синими длинными усами. — Мстивой, сопроводи, покажи дорогу.

Один из сторожевых воинов, до этого сидевший на корточках, прислонившись спиной к створке ворот, поднялся на ноги и, сделав приглашающий жест, зашагал по улице в глубь города. При этом еще один гридень, совсем еще молодой отрок, бросился бежать по направлению к бывшим епископским палатам. Понятно, спешит предупредить старших о неожиданных гостях.

— Нам бы перекусить с дороги и коней напоить, — негромко, но так, чтобы его слышал провожатый, молвил Рагнар.

— Для хороших гостей у князя всегда найдется место за столом, — отозвался Мстивой.

Шагал он быстро, правда, при этом умудрился выбрать самую длинную дорогу, да еще дважды провести гостей по одной и той же улице. Рагнар на это только хитровато подмигнул своим товарищам. Все понимаем, если хочет, пусть показывает, будто Верхний город больше, чем весь Старград. Выросший в шумной приморской Барте, а потом живший в стольном Велиграде, Рагнар с детства привык находить дорогу среди переплетения городских улочек. Внутреннее чутье урожденного горожанина помогало.

Наконец, после очередного поворота они вышли на улицу, ведущую к княжеским палатам. Гостей уже ждали. В воротах их встретил дородный, рыхловатый ключник, с тем самым легко узнаваемым выражением довольства и преданности на обрамленном рыжей бородой лице, которое отличает приближенных к хозяину холопов.

— Проходите, гости дорогие. Князь велел вас любить и жаловать, — поклонился ключник, отступая в сторону.

Рагнар хотел было угостить раба плеткой за таковые речи, но вовремя сдержался. Не время со Славером ссориться. Еще успеется. Во дворе к дружинникам подбежала челядь. Помогли спешиться, отвязали от седел дорожные мешки, увели лошадей. Ключник был тут как тут, громогласно распоряжался, одновременно успевая заверять гостей, что все в целости и сохранности будет отнесено в гридницу, а может, и отдельная палата найдется, лошадей напоят, накормят, гривы им расчешут и заплетут. Ободриты, если честно, быстро устали от его красноречия, но терпели.

— Неплохо у Славера встречают, — пробурчал Рагнар. — Посмотрим, как здесь кормят.

Намек остался непонятым. Впрочем, Рагнар этому был только рад, ворчал порядка ради. Ключник сразу повел гостей по главной лестнице на второй ярус. Попадавшиеся по дороге челядинцы и горожане прижимались к стенам, уступая ободритам дорогу. Перед резными двустворчатыми дверями, охраняемыми доспешными, оружными гриднями, провожатый остановился.

— Князь Славер Старградский ждет вас, — торжественно произнес раб, отступая в сторону, и чуть тише добавил: — Сегодня князь с боярами в палатах суд вершил, поэтому и ждать не пришлось.

— Значит, время терять не придется. На войне каждый день дорог, — заявил Змейко, бросая на вылупившего глаза на лоб ключника плотоядный взгляд.

Охранявшие княжеские палаты дружинники отворили двери, при этом один из них специально толкнул княжьего холопа, чтоб не мельтешил и не мешал. Перед гостями открылся вид на княжеские палаты. Одно можно было сказать — устроился Славер неплохо. Каменный дворец старградского епископа превосходил княжеский терем в Велиграде. Просторное, освещенное свечами в бронзовых и железных подсвечниках искусной работы помещение. На стенах брони, оружие, золотая и серебряная утварь, напротив окон большой гобелен, изображающий соколиную охоту.

Сам князь восседал на возвышении напротив дверей, был он облачен в багряное корзно и соболью шапку. Рядом со Славером вдоль стен расположились человек десять ближних бояр и уважаемых, родовитых горожан, были среди них и саксы. Внимание Рагнара сразу привлек седобородый, дородный горожанин с массивной золотой цепью на шее, сидевший по левую руку от князя. Мечник его уже раньше видел, один раз утром после приступа в толпе старградцев, согнанных на епископское подворье. А до этого еще в Велиграде, тогда сакс вел через город несколько сотен ляшских рабов, добычу лихого набега пруссов на Мазовию. Получается, христианин-работорговец уже при Славере поднялся, высоко уселся. А остался ли Славер русом? Были на этот счет сомнения.

— Князья Белун и Славомир тебе привет шлют! — торжественно произнес Рагнар, входя в палату. Остановился он, не доходя дюжину шагов до князя, как обычай требует. — Спрашивают: здоров ли ты? По-прежнему ли быстр в походах и безжалостен к врагам? Я, мечник князя Славомира, Рагнар из Барты, тебе грамоту от моего князя привез.

Один из бояр поднялся со стула, принял из рук гонца бересту и, сорвав печать, передал грамоту князю.

— Я рад, что мой брат Славомир меня не забывает. — В голосе Славера были отчетливо слышны печальные нотки, словно он сожалел о минувших днях. Развернув бересту, князь быстро пробежал ее глазами.

— Мой брат напоминает о разговоре в моем люблинском доме и уговоре идти вместе на Оттона. — При этих словах князя на лице седобородого мелькнула гримаса неудовольствия.

— Рать собирается на Лабе. Многие князья и воины к Белуну пришли, — отчетливо произнес один из бояр. Рагнар его сразу узнал. Помнил еще по встрече в селе на пути в Ольшину. Тот, с татуированными руками, что привет отцу Рагнара передавал.

— Знаю, Трувор, собираются. И мы должны пойти, — обращаясь к боярину, князь говорил для всех присутствующих. — По уговору, моя дружина выступит после того, как в Вагрии порядок наведем, чтоб никто и не думал нам в спину ударить.

— Ты всегда славился как удачливый вождь, щедрый и справедливый. — Рагнар решил сыграть на тщеславии. — Когда вернешься в Старград с победой и добычей, никто против тебя и слова не скажет.

— У данов смута, молодой Свен отца сверг, — недовольно проскрипел сидевший слева от Славера сакс, говорил он плохо, с трудом подыскивая слова. — Ярлы сами себе хозяева. Могут в набег пойти.

— У Свена мир со Славомиром, — перебил его Рагнар. — Землю брата моего князя даны не тронут. Врагов же Славомира жалеть не будут.

— Мы вместе со Славомиром город брали, вместе и на Оттона Рыжего пойдем. — Славер правильно понял намек. — Но не дело землю без хозяина оставлять. В Старграде еще многие саксонскую власть помнят, мечтают к Оттону перебежать. Свое слово я помню, за седмицу дела устрою и выступлю с дружиной.

Глаза Трувора при этом вспыхнули огнем, боярин довольно потер руки. Явно ему не терпелось в поход идти.

— А норманны? Кто Альтенбург защитит? — не сдавался седобородый.

— Ты и останешься, — хохотнул сидевший по правую руку от князя боярин, до этого момента он молча следил за разговором. От Рагнара не укрылся его цепкий, оценивающий и при этом одобрительный взгляд, бросаемый на Славомировых послов.

— Благодарю на добром слове! — Молодой ободрит понял, что разговор заканчивается. — Я передам твои слова Славомиру. Он мне говорил, что ты никогда не преступишь клятвы, данной именем Перуна Радегаста, но иногда дела и заботы ослабляют нашу память. Не держи зла за то, что пришлось напомнить про твое слово.

— Моя память крепка! — Славер недовольно прищурился. — Передай это моему брату. Впрочем, погоди. Мы вместе пойдем к Лабе, а пока будь моим гостем, отдохни после дороги.

— Я принимаю твое приглашение, князь. Мы действительно устали, но хотим как можно быстрее отправиться в путь, ведь идет война.

— И не забудь, Рагнар, жду тебя вечером на пиру, — добавил на прощанье старградский властитель.

Вот это приглашение было кстати. Рагнар сумел затронуть нужные струны в душе Славера и заставить его еще раз при своих людях повторить обещание идти на саксов. Осталось закрепить успех, напомнить князю дела его молодости, убедить как можно быстрее сажать воинов на коней. Седмица сроку — это много. Не сегодня-завтра Оттон к переправам подойдет. Старградская дружина может опоздать, появиться уже после решающей битвы. Или он специально затягивает время? Славомир говорил, что такое возможно.

Не понравилось Рагнару и возвышение саксонского работорговца. И не зазорно князю рядом с ним сидеть? Что такой человек может насоветовать? Ничего хорошего. Кто торгует людьми, того Боги самого продадут. Хотелось еще выяснить, из-за чего Чекмарь от Славера ушел. На пиру после меда и браги языки развязываются. Внимательный человек может много полезного для себя услышать.