Варяжский меч

9. Встреча в пути

«Дороги, дороги, одни дороги. Неисповедимы пути Велеса. Человек только тогда растет, когда он движется, преодолевает препоны на пути. Сидя на одном месте, ты вынужден ограничить свой кругозор и постепенно покрываешься мхом, как вон тот валун под кустом бузины. А человеку, выбравшему путь волхва, служителя богов, тем более нельзя стоять на месте. Ему необходимо совершенствоваться. Трудности пути закаляют, каждый шаг делает сильнее, каждая встреча добавляет мудрости, а неожиданности приучают к сноровке и ловкости», — так размышлял Велибор, покачиваясь в седле.

Дорога — широкий наезженный тракт — сегодня была пустынной. С того момента, как Велибор покинул рать ободритов и повернул на юг, прошло полдня. Солнце стояло в зените. За весь путь он не встретил ни одного человека. Весть о начавшейся войне почти мгновенно разлетелась по стране. Дороги в такое время становятся опасны. Большинство русов предпочли воздержаться от поездок, выждать время, пока волнения прекратятся.

Лошадь неторопливо шагала по чуть смоченной утренним дождиком земле, иногда она даже успевала дотянуться до кустиков придорожной травы или ухватить на ходу ветку. Волхв снисходительно глядел на эти шалости, он не спешил и искренне наслаждался дорогой и видом окрестностей. Нечего подгонять животное, верная Сивка-Бурка сама знает, как ей идти. Лучше вот так лениво размышлять о смысле жизни и лежащих впереди путях-дорогах. В пути думается хорошо. Когда человек оторван от быта, суеты и ненужных обязанностей, находится в междумирье, на тонкой нити, связующей города, разум обостряется и освобождается от оков привычек.

Примерно через два дня пути на горизонте покажется Лухов. Сильная приграничная крепость древан. Там Велибор надеялся выяснить, успешно ли идет поход князя Олега на Бранибор. Если же новостей у воинов крепости не окажется, придется ехать в сторону Ольшины. Но Велибор надеялся, что давать крюк по древанской земле не придется. Через Лухов проходят оживленные торговые тракты, а значит, в городе оседают слухи и вести, переносимые путниками. С другой стороны, если дела у Олега неважно идут, он обязан послать гонцов во все свои города с сильными воинскими дружинами, предупредить воевод.

А солнце припекает, несмотря на легкий ветерок, жарит. Последние теплые ясные деньки стоят. Приметив в стороне от дороги родник, Велибор придержал лошадь и свернул к поросшему лесом холму, у подножия которого под обрывом бил ключ. Окинув взглядом окрестность, волхв решил, что лучшего места для привала и не найти. Родник, стекавший в низину между холмами, был обихоженным. Любовно обложенный диким камнем ключ, чуть ниже каменная чаша с хрустально-чистой, прозрачной водой. Сбоку деревянный настил, чтоб не поскользнуться и не сбить в воду комья земли. На обнажившемся склоне над родником установлены украшенные резьбой деревянные ворота. Получилось так, что вода вытекала из этих ворот. Явно это место и его Хозяйка пользовались почетом и уважением у окрестных огнищан.

Утолив жажду и напоив лошадь, Велибор поблагодарил берегиню за угощение. Только затем он отпустил Сивку-Бурку пастись на лужайку у края зарослей ольхи и развернул свою суму с припасами. Разложив на холстине свой нехитрый обед, Велибор первым делом отломил краюху хлеба, положил сверху кусок сыра и отнес подношение к корням старой ольхи, раскинувшей свои ветви чуть ниже по течению ручья. Только поделившись с Хозяевами земли, он приступил к трапезе. Обычаи следует соблюдать и уважать, кто знает, может, придется еще прибегнуть к помощи местных берегинь, лесовиков или полевиков. Нечего с ними отношения портить.

А место здесь хорошее. Чувствуется бьющая прямо из земли чистая сила. Одно из тех мест, где Мать-Земля дышит. Велибор давно, еще в ученичестве, научился распознавать такие места. Здесь и трава гуще и зеленее, и деревья выше, стволы у них прямые, и воздух чище, буквально напоен свежестью, и родники часто в таких точках на поверхность выбиваются. Прошло совсем немного времени, а Велибор почувствовал себя посвежевшим и отдохнувшим. Действительно, сильное место. И на душе спокойно, радостно.

В зарослях малинника вперемешку с волчьей ягодой в трех десятках шагов от расположившегося на траве волхва тихо хихикнули. Зашелестели листья молоденькой березки, словно ее кто задел. Может, зверь какой, а может, кто из Иных подглядывает. Велибор покосился на заросли и громко позвал:

— А ну! Выходи, а то лягушкой оборочу. Выходи, не обижу.

В ответ опять хихикнули, шевельнулись кусты, и стихло. Точно, русалка шалит, любопытно ей — кто это у родника расселся. Нет, не выйдет, звать бесполезно. Существо она стеснительное, хоть и жизнерадостное, людям показываться не любит. Так и будет из кустов подглядывать. Ну и ладно, мы люди простые, не хочешь выходить — и не надо.

Перекусив, Велибор вымыл руки в проточной воде, попил и наполнил свежей водой дорожный мех. Лошадка тоже успела отдохнуть и с радостным ржаньем прибежала на зов. Все, пора и в путь собираться.

— Благодарю тебя, Хозяюшка, приютила, ключевой водой угостила, — вежливо кивнул в сторону родника волхв и, взяв лошадь под уздцы, повел ее к тракту.

Примерно через половину поприща от родника путник заметил двоих человек, отдыхавших в тени придорожного дерева. Подъехав поближе, он распознал в одном христианского священника, второго же, лежавшего на земле, было плохо видно. Судя по волосам и характерной одежде — сакс, скорее всего, городской ремесленник. Он лежал, вытянувшись на сером плаще головой к корням дерева. Священник же стоял на коленях у изголовья своего товарища, сложив перед собой руки. Именно так, Велибор это частенько наблюдал, христиане и молятся своему Богу.

Приближаясь к чужеземцам, волхв поправил висевший на поясе топор и проверил, легко ли выхватываются сулицы из тула. Хоть внутренний голос и не предвещал ничего плохого и по знамениям путь должен быть легким, но… Береженого Велес бережет. Мало ли кто мог притаиться в разросшейся справа от дороги лещине.

Священник так увлекся молитвой, что даже не заметил подъехавшего руса. Лежавший на земле горожанин оказался тяжело ранен. Его грудь была неумело перетянута поверх холщовой безрукавки пропитавшейся кровью повязкой. Левая половина лица представляла собой один огромный багровеющий в синих прожилках синяк. Человек тяжело дышал, запрокинув голову к небу и прикрыв глаза.

— Добрый день, — доброжелательным тоном произнес на саксонском наречии Велибор. — Что здесь произошло?

Священник открыл глаза и перевел взгляд на всадника. На его лице мелькнула тень удивления, сменившаяся раздражением с примесью легкого испуга. Человек только что находился в том странном, промежуточном между жизнью и потусторонним миром состоянии полной отрешенности на тонкой грани бытия и был недоволен тем, что его вернули на землю.

— Ты явился забрать его душу? Изыди, Сатана! — злобно сверкнув глазами, провозгласил христианин. Его голос оказался очень высоким и чуть дребезжащим, как треснутый горшок.

— Мне она не нужна, и с твоим Сатаной я не знаком, — расплылся в широкой улыбке Велибор. За кого только его в этой жизни не принимали, но чтоб за христианского бога зла?! Выходца из нави?! Чудные верования и суеверия у этих мертвобожников. Что только они не придумают!

— Скажи, что с ним случилось? — повторил вопрос волхв, спрыгивая с седла. — Ты молился о помощи?

— Да, язычник, — христианин размашисто перекрестился. То, что Велибор и не подумал после этого знака исчезать в облаке сернистого дыма и клыки с рогами у него не выросли, немного успокоило клирика. — Ты умеешь лечить? Мне остается только молиться о спасении души этого человека, — добавил священник чуть смягчившимся тоном. Незаметно для себя Велибор проникся симпатией к христианину. Чувствовалась в нем внутренняя твердость, а то, что Распятому служит, — что ж: это его право. Он сам свою судьбу выбрал.

— Посмотрим. Рана выглядит неглубокой, и ребра целы.

— Он потерял много крови, и его избили, — ответил священник, освобождая место рядом с телом раненого. Волхв присел на корточки, внимательно вгляделся в лицо сакса и провел рукой по его шее. Под пальцами чувствовалась медленно пульсирующая жилка артерии. Неплохо. Сердце работает. Дышит человек тяжело, с хрипами, но это от попавшей в легкие крови. Не так все плохо, как выглядит. Почувствовав прикосновение, сакс открыл глаза и попытался поднять голову. Велибор мягко вернул его голову на место и тихо попросил лежать смирно. Он уловил нехороший блеск в глазах раненого. Явно лихорадка подселилась. Да, точно, лоб горячий и кожа сухая.

— Помоги мне, добрый человек. Христом-богом прошу, — прохрипел горожанин.

— Лежи, сейчас будет немного больно, — улыбнулся в ответ Велибор и, повернувшись к христианскому священнику, негромко повторил свой старый вопрос: — Так что же здесь произошло, служитель Христа?

— Я смиренный клирик мекленбургской церкви апостола Петра Климент, — начал свой рассказ священник. Велибор, молча кивнув, поздравил себя с догадкой: откуда еще могла здесь взяться эта парочка? Да еще без поклажи, оружия и в неподходящей для дороги одежде.

Приняв кивок волхва за знак согласия, Климент продолжил свое повествование. После того как ободриты оставили город, обрушив при этом надвратную башню, перепуганный священник бежал вместе со своей паствой из Мекленбурга. Он даже сумел собрать людей, живших рядом с церковью, навести подобие порядка и организованно спуститься в крепостной ров. Быстро посовещавшись, люди решили немедля уходить прочь от города, большинству уже было ясно, что пожары сами по себе не стихнут, а встречать осень и последующую зиму на пепелище — дело гиблое.

Все вместе, а было их около сотни, это с детьми и женщинами, двинулись искать дорогу на Гамбург. Но ночью было неспокойно, шарахаясь в темноте по кустам от конных разъездов русов, Климент потерял своих спутников и сбился с дороги. Наконец, устав бродить по лесу и спотыкаться о пни, он вознес молитву Господу и вскоре вышел на наезженный тракт. Вокруг не было ни одной живой души, за спиной над деревьями поднималось зарево от горящего города. Бедный клирик хотел было определиться, куда его вынесло, и поискать других беглецов, но тут в стороне от дороги между деревьями на высоте человеческого роста загорелись красным два глаза. Струхнувший священник вспомнил все, что ему рассказывали про промышлявших в округе чудищ, и решил, что за ним пришли те, кого не стоит к ночи поминать. Только на рассвете он остановился, окончательно выбившись из сил. Уставший, продрогший, заблудившийся священник забрался под заросли бузины и, завернувшись в свою сутану, уснул.

Проснувшись к обеду, Климент огляделся по сторонам — местность незнакомая. Где он и куда ведет дорога — дело темное. В конце концов он решил, что возвращаться смысла нет. Все равно язычники перебили или угнали в рабство всех его собратьев по несчастью, а город разрушен до основания и превратился бесовское место, где славяне своим кровавым богам людей закалывают. Еще раз возблагодарив Всевышнего за чудесное спасение, Климент подобрал полы рясы и двинулся в путь, надеясь выйти к какому-нибудь поселению колонистов или просто к добрым людям, которые бы сжалились над несчастным погорельцем.

Слушая повесть отца Климента, Велибор только кусал щеки, чтобы не расхохотаться. Вот так и рождаются байки! Поистине люди о других по себе судят. Сам бывший с воинами в битве у ворот и вошедший в город вместе с дружинниками, Велибор своими глазами видел — никто горожан не обижал. В полон попали только люди графа Рено, поднявшие оружие на русов. Все остальные были предоставлены сами себе. Этот город князю Ведуну не нужен, и не вина князя в том, что в Мекленбурге вспыхнула резня. Это сами подданные императора занялись сведением счетов и грабежами своих соседей. Между тем верить в землях Оттона будут именно таким Климентам, коим со страху невесть что привиделось. «Ну и ладно, навь с ними! Пусть брешут, может бояться станут», — подумал волхв.

Слушая рассказ Климента, Велибор разрезал повязку и рубаху на груди сакса. Кровь из раны уже не сочилась, но зато началось нагноение. Горожанину повезло, удар пришелся скользящий, он только разрезал кожу и разорвал мышцы. Единственно, крови много потеряно. Волхв промыл рану чистой водой и крепким вином, попутно напоил бедолагу настоем ивовой коры, чтоб лихорадку отогнать. Все, теперь можно перевязывать.

— Иди, набери сухого мха, — Велибор оборвал Климента на полуслове.

— Он будет жить? Ты добрый человек, хоть и язычник. На том свете тебе зачтется.

— Быстрее беги, — нахмурил брови волхв, ему не улыбалось еще и проповеди выслушивать.

Удостоверившись, что христианин скрылся за деревьями, Велибор вытащил из сумы горшочек с плесенью. У него не было никакого желания выдавать чужаку свои секреты врачевания. После того как Климент вернулся с целой охапкой мха, волхв перевязал рану чистой холстиной и дал саксу напиться воды. При лихорадке надо много пить, вода внутренний жар остужает. Вот теперь можно передохнуть, дослушать рассказ христианского священника и решить, что дальше с этими людьми делать. Брать на себя обузу Велибор не собирался. Будь раненый один, его можно было довезти до ближайшего жилья. Но тащить с собой служителя Распятого? Сомнительное и опасное удовольствие. Местные огнищане могут в такой компании даже волхва обидеть. У них к христианам немало счетов накопилось. Но и бросать человека в беде никуда не годится. Вот и думай, что делать, как дальше быть.

Климент тем временем продолжил свое повествование. Он брел по дороге, останавливаясь только нарвать орехов и лесных ягод да напиться из ручьев. Тракт был пустынен, только пару раз в стороне от дороги клирик заметил деревни, но побоялся к ним подходить, так как не видел церквей. Вчера вечером его обогнали двое конных русов, по виду дружинники. Климент счастливо избежал встречи, вовремя спрятавшись в кустах. По всему выходило, оставшись в одиночестве, святой отец не стеснялся своей трусости, тогда как на людях он не показывал боязни. Велибор прекрасно его понимал, когда никто не видит, сложнее всего остаться самим собой и не сломиться.

И вот сегодня в полдень Климент набрел на израненного человека, лежавшего у обочины дороги.

— Это безбожные рыцари проклятого маркграфа Белуна его избили и бросили, — рассуждал Климент, немало не смущаясь тем, что один из безбожников находится рядом, всего на расстоянии удара топором. — Язычники, больше некому. Они убивают христиан, пьют кровь младенцев, служат мессы дьяволу.

— Какие к черту язычники! — открыл глаза сакс и, повернув голову в сторону Велибора, прохрипел: — Спасибо тебе, добрый человек! Век не забуду.

— Кто тебя обидел? — наклонился к нему волхв. — Пить хочешь?

— Да, дай еще воды.

Волхв, внутренне радуясь тому, что человеку уже стало лучше, налил в рог воды из меха и протянул саксу.

— Спасибо, — еще раз поблагодарил горожанин, напившись. — Мое имя Арнольд из Миндена. Я ехал в Мекленбург один на лошади, вез брату два мешка соли.

Арнольд говорил медленно, часто останавливался, каждое слово давалось ему с трудом. Большая часть пути прошла без приключений, даже стражники герцога нигде не брали пошлины больше положенной. Но сегодня днем удача изменила купцу, на него напали разбойники. Нет, это не язычники. Арнольд неоднократно имел дело со славянами, люди они порядочные, слово держат и на дорогах на мирных путников не нападают. Уловив в этот момент осуждающий взгляд священника, купец сбился и замолк.

— Продолжай, не бойся, — мирным тоном проговорил Велибор и незаметно для сакса пригрозил Клименту кулаком.

Разбойники были одеты как кнехты, многие в шлемах и кожаных колетах, разговаривали с бургундским акцентом. Попытавшегося сопротивляться Арнольда рубанули мечом, избили, обобрали до последнего лоскута и бросили умирать на обочину. Если бы не помощь Климента и Велибора, он так бы и отдал Богу душу.

— Все понятно, а куда они ушли? — задал вопрос волхв. Ему не улыбалось столкнуться в дороге с отрядом двуногих падальщиков.

Ответа на этот вопрос Арнольд не знал. Ну и ладно. По всему выходило, шли они на полудень. Наверное, собирались свернуть к саксонской границе.

— Говоришь, бургунды были? — нарушил молчание отец Климент. — Это люди графа Рено. После геройской гибели своего вождя и сюзерена они стали как звери лютые. Хуже славян бесчинствовали.

«Изумительны и непостижимы извивы мысли мертвобожников, — только и подумал Велибор. — Что за люди? Смотрят и не видят. Словно дети малые, пугают друг друга рогатой букой. Смешно».

А между тем пора что-нибудь делать. Солнце уже к закату клонится, самое время путь продолжать. Арнольду уже лучше. Лихорадка после ивового настоя отступает. Придется везти бедолагу в ближайшее село.

До слуха Велибора донеслось приглушенное расстоянием конское ржание. Кто-то ехал по дороге. Ехал в сторону Мекленбурга. Волхв поднялся на ноги и тихим свистом подозвал Сивку-Бурку. Лошадей он никогда не стреножил, предпочитал добиваться их любви и доверия. Хитрюга Бурка с первого же дня поняла, кто ее хозяин, и всегда приходила на зов, знала: от волхва не убежать.

Коротким жестом приказав Клименту оставаться с раненым, Велибор отвел лошадь на полдюжины шагов от дороги и перевесил с седла на плечо тул с сулицами. Мало ли кого несет по тракту, лучше заранее озаботиться хорошей позицией. Ускакать-то, бросив Арнольда, он не мог. Зачем тогда лечил? Вскоре до слуха волхва донеслись скрип тележной оси и обрывки разговора. Вроде на саксонском разговаривали.

— Не бойся. Если это христиане, они не причинят тебе вреда, — Климент по-своему истолковал поведение Велибора.

— Как те кнехты? — скривился в ответ велет, доставая сулицу и примериваясь, как будет удобнее метать ее из-за конского крупа.

Неведомые путешественники приближались. Звуки становились все громче. Из-за поворота показалась телега, запряженная парой лошадей, следом еще одна. Рядом с возами шли шестеро мужчин, по виду простые земледельцы или торговые люди, еще двое правили лошадьми. Волхв убрал сулицу в тул и вышел на середину дороги.

— Ты кто? — громко спросил шедший у первой телеги широкоплечий бородатый мужчина в добротной вотоле, делая своим спутникам жест остановиться. На открытом лице купца не было заметно никаких следов испуга, только любопытство. Он спокойно зашагал навстречу Велибору, не забыв при этом прихватить добротную, утыканную шипами палицу. Его спутники также похватали с возов оружие и выстроились поперек дороги.

— Меня Велибором называют, — представился по-саксонски волхв, разводя в стороны пустые ладони, — еду по своим делам. Никого не трогаю, честным людям всегда рад.

— Я Гилфри из Майнца, еду с товарищами в Велиград. Если тебе по пути, присоединяйся. Ты похож на славянского священника, — пояснил купец. — Время неспокойное, может, и пригодишься в пути. Место у котла обещаю.

— Благодарю за приглашение, но мне в другую сторону. Добрый человек, я вижу: у тебя на возу место лишнее есть. Возьмешь своего единоверца? Его тати избили и умирать бросили. Нехорошо человека в беде оставлять.

— Вот оно что. Что хоть за человек? — купец, задумавшись, почесал в затылке. — А, вот оно что! И черноризник здесь.

Гилфри вежливо поклонился Клименту. Затем он махнул рукой своим товарищам, дескать, все спокойно, идите сюда. По лицу франконца было видно: раненого он возьмет, и даже священника с собой прихватит, ежели тот возжелает и не откажется.

— Мир тебе, сын мой, — негромко произнес Климент. — Если уж язычник нас в беде не бросил, так и ты не откажи в милости, спаси раба Божьего.

— Возьмем, довезу до Велиграда, — махнул рукой Гилфри. — Но я первый раз вижу, чтоб церковник с волхвом заодно были!

— Под солнцем все возможно, — усмехнулся в усы Велибор. К его радости, вопрос решился самым лучшим образом. Дюжие купцы осторожно подняли Арнольда и положили на телегу, не забыли подложить под тело травы и накрыть человека теплым плащом. И Климент быстро сообразил, что с людьми всяко лучше, чем в одиночку, и изъявил желание ехать вместе с обозом. Надо же кому-то за раненым ухаживать?

Пока товарищи купца занимались раненым, Велибор и Гилфри разговорились. Как всегда бывает, больше всего обоих интересовало: что нового в мире деется. Волхв узнал, что обоз идет от самого Майнца, везут на велиградский торг ткани, стеклянные кубки и немного кузнечной утвари. Тамошние мастера очень хорошие замки делают, их везде с руками отрывают. В землях императора пока спокойно, и стражники больше положенной мзды не берут. Даже герцог Бено Биллунг в кои веки порядок навел. Даже удивительно! В свою очередь Велибор и Климент рассказали о начавшейся войне и о взятии Мекленбурга. Велет посоветовал быть осторожнее, постараться не нарваться на какой-нибудь разгромленный отряд саксов. Потеряв командиров, кнехты становятся опасны.

— Спасибо за совет, — нахмурился Гилфри. — Мы сегодня пять миль назад видели, что от такого отряда осталось. На дороге кровь, в кустах тела валяются. Видимо, их из засады стрелами побили.

— Не те ли разбойники, что Арнольда обидели? — повернулся к волхву клирик.

— Может, и те. Вроде больше некому.

— Ваши-то мирных путников не трогают? — поинтересовался купец.

— Вы, скорее всего, мимо засады проехали и не заметили, — усмехнулся в ответ Велибор. — Нет, не трогают. Если за людей короля или епископа не примут, пропустят.

— Скажи, а хлеб у вас в какой цене? — вступил в разговор молодой безусый паренек, по виду сын Гилфри.

— У ободритов и древан недорог. Обычная цена две монеты за меру. А у велетов и ругов дорожает.

— Понятно, — тяжело вздохнул паренек. — У нас тоже дорожает. За мешок уже восемь монет просят и три медяка сверху, и цены расти будут.

— А что случилось?

— Хлеб христопродавцы скупают, — злобно плюнул на дорогу Гилфри.

Из его рассказа выяснилось, что уже как месяц иудейские купцы скупают весь хлеб. Берут и зерном, и мукой. Платят честно, сколько запросят. Естественно, цены поперли вверх. Только за последние две недели в два раза выросли. Крестьяне и земельные бароны радуются барышам и заодно хлеб придерживать начали. Надеются, он и дальше дорожать будет. Горожанам же несладко, не все могут по новым ценам платить. Осенью и зимой голод будет.

Люди говорят: у вендов страшный неурожай. Вот христопродавцы и подсуетились. Хотят у христиан хлеб скупить и славянам привезти. Надеются хороший барыш получить.

— Там действительно недород, — покачал головой волхв, — и сами не знаем, что зимой есть будем. Иудеи же такую цену заломят, даже богачам не по мошне окажется.

После этих слов разговор плавно перетек на обсуждение корыстолюбия иудеев, особенностей их семейной жизни, телесного устройства и как с ними на том свете поступать будут. Велибор вместе со всеми с жаром возмущался росту цен на хлеб. Про себя же он думал, что хитрость, предложенная служителем Велеса Ингорем из Висмы, удалась. Урожай в земле велетов действительно собрали невысокий, но людям этого хватит. У многих еще прошлогодние запасы остались.

Слухи о грядущем голоде распускались специально, так, чтобы они до ушей иудеев дошли. Пусть во владениях Оттона Второго зерно и муку скупают. Пусть цены растут, русов это не коснется. Зато в Саксонии и Вестфалии ранней осенью волнения будут. Король и герцоги начнут бунты давить, а значит, против князя Белуна меньше воинов вывести смогут. И это очень хорошо, этого священнослужители Велеса и добивались.