Глава 22 Снова шалаши?

Сколько раз я вселялся в чужие тела? Достаточно много, чтобы сбиться со счета. И так же много раз мне приходилось давать ответ на сложный вопрос: «Почему ты так изменился? Что случилось? Ты будто другой человек». Да, я совсем другой человек, и даже во многом не человек. Я — Астерий. Вот и сейчас мне предстояло ответить госпоже Ковалевской. Ответить, так чтобы не вызвать волну тяжелых, даже опасных мыслей; в то же время ответить так, чтобы остаться с Ольгой по возможности честным. Ведь я никогда не обманываю друзей без острой необходимости, если иду на обман, то он точно не будет во вред человеку, доверившемуся мне. Это важный принцип — принцип Астерия. Иначе я перестану быть собой.

— Ты же не знаешь, что случилось в Шалашах? — спросил я, допуская, что школьные сплетни распространяются быстро.

Она пожала плечами — явно что-то знала. Но вряд ли то, что я собирался сказать. И я продолжил:

— Почти неделю назад, когда мы пошли туда с Сухровым выяснять отношения, случилось нечто. Нечто очень важное, что в корне поменяло мою жизнь. И, может быть, поменяет не только мою. В пустом проулке, куда завел меня Сухров с Лужиным, неожиданно появились другие люди: четверо парней из банды соседнего района. Вроде они собираются вечерами на Махровской. Может слышала, это в Резниках, там есть клуб «Сталь и Кровь», — я посмотрел на княгиню, она снова пожала оголенными плечами, при этом внимательно, даже напряженно меня слушая. — Но ладно, это не важно. Сухров и Лужин сразу сбежали. Хотя, сама знаешь, они не трусы, и было ощущение, что они завели меня в Шалаши вовсе не на поединок, а чтобы подставить тем парням. Как я сказал, парней было четверо, крепкие ребята, года на три-четыре старше меня. Сила, разумеется, на их стороне. Они меня били, потом один из них пустил в ход нож, — я расстегнул рубашку, оголяя живот и показывая два малозаметных шрама.

— Тебя ранили ножом? Сюда? — Ольга коснулась бледных отметин пальцем и погладила мой живот. — Да, я помню, тебя не было в школе день или два. Но я не думала, что все так серьезно!

— Да, я очень быстро выздоровел и раны затянулись за день, чуть позже поймешь почему, — от прикосновений ее руки у меня по телу пошли мурашки, но я вынужден был прервать наслаждение, продолжая рассказ: — Ранения оказались очень опасными. Один из ударов едва не достиг сердца. Теперь я не сомневаюсь, цель тех ребят была убить меня. И когда я лежал на земле, истекая кровью, они подумали, что со мной покончено. Они бросили меня и ушли. Кстати, бросили они еще и потому, что в этот момент прибежала Айлин и закричала. Вот тогда случилось нечто. Вмешалась богиня Артемида. Я совершенно ясно слышал ее голос и точно знаю: это была именно она, а не галлюцинации человека на грани смерти. Здесь, Оль, хочешь — верь, хочешь — нет, но вмешательство богини было. Так же точно знаю, что я зачем-то нужен ей. Она просила за меня Асклепия, которые занялся исцелением моих ран. Когда я пришел домой и врач, вызванный мамой, осмотрел мое тело, то с удивлением обнаружил, что раны затянулись. Врач не мог поверить, будто моим ранам всего несколько часов: они выглядели так, будто им много дней. После случившегося в мое, чудом выжившее тело, вошла магическая сила и кое-какие навыки, которые я еще полностью не освоил. Тот случай значительно изменил меня, и ты права: я стал другим человеком.

— Я потрясена! — произнесла княгиня. — Слушай, но это так необычно… Все что ты рассказал… — она нервно дернула плечиками. — Даже не знала, что Сухров заманил тебя Шалаши. Не знала, что он так тебя подставил. Саш, нет слов! Завтра обязательно пойду с тобой. Буду молиться за тебя и всеми силами желать победы. Насчет богини, не знаю, что думать. Часто необъяснимые явления мы принимаем за вмешательство богов, но может быть так, что мы пока просто не нашли этому иных объяснений. С другой стороны, я знаю на своем опыте, что боги помогают, тем более если у тебя есть какая-то связь с Небесными.

Я обнял ее. Голая грудь княгини прижалась к моей, ее губы нашли мои.


«Гермес» плавно опустился на площадке недалеко от поместья Ковалевских. Я уже передал управление роботу и вроде он всецело принял его: голос через говоритель снова стал ровный, уверенный, словно за этот вечер никакие потрясения не касались попугаичьего мозга.

— Прошу, ваше сиятельство, — я подал руку княгине, помогая сойти на землю. Все-таки ей было тяжело с таким огромным букетом роз, нагло украденных в саду графа Пичугина. Кстати, мы едва успели убежать от его сторожевых псов. Да, я мог использовать магию и отбросить их, но это бы лишило бы нас всей прелести приключения. Тогда бы наши сердца не стучали так громко, едва мы вбежали в виману, а поцелуи не были бы так горячи.

— И ты мне так и не сказала, госпожа Ковалевская, то, что обещала. Какое-такое таинственное решение ты приняла? Что в нем должно понравиться мне? — я остановился в десяти шагах от «Гермеса». — Говори! Ведь я ответил на все твои вопросы. Я обнажил душу. Давай — твоя очередь!

— Да. И при этом ты успел обнажить мое тело. Елецкий, ответь еще на один вопрос… Боги, какие они колючие! На, неси пока ты, — она вернула мне охапку роз.

— Ну, говори, в чем вопрос? — я направился к лавочке между двух рябин, посеребренных луной.

— Почему… — ее голос будто слегка дрогнул. — Почему между нами ничего не было?

— Что? — я повернулся к Ольге, сначала не совсем поняв ее вопрос и отгоняя взмахом руки комаров.

— Почему ты меня не дернул, когда я лежала почти голая, такая доступная перед тобой? Так яснее? — теперь ее голос стал раздраженным от моего непонимания.

— Оль, дорогая, ты же сказала «нет», когда я полез туда, — напомнил я.

— А разве я должна была сказать да, если у нас с тобой такое первый раз⁈ Я думала, что мужчина должен быть чуть настойчивее, — она открыла сумочку, доставая свою необычно длинную сигарету. — Скажи честно, это из-за Айлин? Меня это очень беспокоит.

— Нет, клянусь тебе. Айлин здесь не причем. Скажу более, я говорил с ней о тебе, и Синицына сказала, что никак не будет мешать отношениям с тобой. Айлин очень добрая, понятливая девочка. Ты же знаешь, с первого класса я хожу с ней за руку. И очень надеюсь, что ты тоже не будешь воспринимать негативно то, что я встречаюсь с ней, — сказал я, положив цветы на лавку. — А ты хотела, чтобы между нами это произошло на вимане?

— Елецкий, у тебя очень большие странности. Если девушка позволяет себя полностью раздеть, даже сама раздевается, то это ничего для тебя не значит? — крошечное пламя зажигалки на миг осветило ее лицо.

— Оль, ну прости. Как-то не так с этим вышло. Сам не знаю почему. Я тебя очень хотел и хочу сейчас, — я обнял ее, и она наверняка почувствовался всю правду моих слов. — Хочешь прямо сейчас… можно вызвать еще одну виману.

— Нет! Ты упустил свой шанс! — она отвернулась, выпуская струйку серебристого, очень ароматного дыма.

— Ваше сиятельство, и как мне с этим теперь жить? — в моем вопросе было не так много сарказма. Я действительно сожалел. Сам не знаю, отчего допустил такую глупость: на слабый протест княгини тогда на диване, убрал руку из трусиков. А ведь там… как мокро там было! Нет, не юной госпоже Ковалевской рассказывать Астерию, как должен вести себя мужчина. Но с нами всякое бывает. Бывает такое, что потом мы не можем себе объяснить собственные поступки. — Дай меня второй шанс, — попросил я.

— Сначала ты должен помучиться своим глупым поступком, раскаяться и может быть потом… — она не договорила, я обхватил ее, прижимая к себе.

— Я уже мучаюсь. Уже горько раскаиваюсь. Прости, я поступил возмутительно! Мой поступок очень скверный! — я видел, как улыбка играет на ее губах. — Теперь говори о том, что обещала. Что там за таинственное решение.

— Все просто: знаю, что ты будешь поступать в Суворовскую Академию в Редутах. От твоей Айлин слышала. Я тоже поеду в Редуты. Решила поступить в институт Умных Машин. Кстати, он рядом с суворовкой, — сказала она, наблюдая за моим лицом и добавила: — Ты же понимаешь, что механо-биология и умные комбинированные системы — это мое?

— Да, — ответил я сдержанно, хотя по лицу расплылась улыбка и мне хотелось смеяться. В самом деле сегодня выдался на редкость волшебный день. — Очень это понимаю. И мне это невероятно радостно слышать! Эта новость прекрасна! Теперь мы не расстаемся даже в плане обучения! И сегодня, после произошедшего с укрощения мозга попугая, я ясно понял: механо-биологи, логические системы, роботы — это все твое. Но еще более важный вопрос: а я — это твое?

— Посмотрим, — ответила княгиня и поцеловала меня в губы.


Домой я пошел пешком, хотя от поместья Ковалевских добираться неблизко. Хотелось побыть наедине со своими мыслями. Это при всем том, что время сегодняшнего дня неумолимо убегало. Требовалось лучше подготовиться к завтрашнему поединку с Сухровым. Да, теперь я был значительно сильнее Еграма. В честном поединке он не представлял для меня опасности, но я понимал, что граф Сухров и его приятели что-то замышляют. Мне требовалась хорошая защитная магия. За выходные, пролетевшие так быстро и насыщенно, я не успел прокачать «Лепестки Виолы», на которые делал основную ставку. Придется попрактиковать их перед сном. Уж сколько смогу, сколько успею, ведь выспаться тоже нужно. Думая об этом, я вспомнил о магической технике «Туам латс флум», что означает «Повисшая в воздухе капля». Это величайшая магия, познанная мной в одним из лемурийских храмов и потом многократно переосмысленная. Она очень сложна для воплощения, и я не уверен, что в этом мире «Туам латс флум» будет работать хоть как-то. Сила этой техники в приостановке времени. Хотя приостановка времени в практике «Туам латс флум» является самой высшей точкой мастерства и вряд ли достижима, хороший маг, практикующий эту технику, способен значительно замедлять время. В магических мирах и при определенных условиях мне удавалось замедлять время раз примерно в пятьдесят. Был такой случай в Глензи, когда чернокнижники подослали наемного убийцу, чтобы свести со мной счеты. Я сидел, ужинал в таверне и знал, что убийца придет. Когда он подошел к моему столику и ловким, быстрым движением выхватил отравленный стилет, я успел активировать «Повисшую в воздухе каплю», допить несколько глотков вина, оставшихся в бокале, затем встать, вырвать из его руки стилет и вонзить его наемнику в грудь. Никто в зале таверны толком не понял, что произошло: неудачливый убийца лежал мертвым возле моего столика, а я сидел на прежнем месте, вертя в руке уже пустой бокал вина, подумывая заказать еще немного выпивки. Такова сила «Туам латс флум». Но повторюсь, не факт, что в этом мире — мире эрминговых потоков и очень необычной магии, я смогу запустить тот старый шаблон трансцендентального воздействия. Позже я подумаю над этим, а пока меня ждали более насущные дела и время неумолимо утекало.


Я не знаю почему, но что-то мне подсказывало, будто сегодняшний день подведет черту под одним их важных этапов моей жизни, связанных со школой второго круга. Нет, ходить еще некоторое время в школу я, скорее всего, буду: осталось еще около двух с половиной недель, за ними контрольные работы, экзамены. Но именно сегодня случится то, после чего в этой школе больше не будет прежнего Елецкого. А дальше… Дальше меня ждут еще более значимые перемены. При чем далеко не все позитивные. Интуиция мага подсказывала, что в близкое время меня ждет беда. Я не знал какая именно, но уже чувствовал: очень значительная, которая оставит глубочайший след на моем сердце. И если бы я сосредоточился на этих предчувствиях, то… Но я счел нужным погружаться в эти «если бы», ведь живем мы реальностью, а не страхами и тревожными предположениями.

Айлин, как всегда, ждала меня у дверей своего дома. Страной она была сегодня: в ее голубых, украшенных серебряным блеском глазах смешалось сразу радость встречи и тревога предстоящего мне после уроков испытания. И еще тысяча вопросов: о том, почему я так долго не отвечал на ее сообщения; как оказался за пределами Москвы; как провел вечер с Ковалевской и много-много разных вопросов. Она набросилась с ними сразу, как только ее нежные губы насытились поцелуями. Всю дорогу до школы я отвечал на ее любопытство без утайки, даже признал, что с княгиней мои отношения стали намного теплее. Да, Айлин от этого разволновалась, но я успокоил ее, заверив, что она для меня всегда будет тем дорогим человеком, которым есть сейчас, и ничто между нами не изменится. В моем сердце вполне поместится две девушки, и меня хватит на них двоих. Если этот благодатный мир и сами боги позволяют мужчинам больше разнообразия, то я должен его вкусить.

Уже поднимаясь по ступеням к входу в главный учебный корпус, я задержал госпожу Синицыну за руку и поцеловал ее, зная, что очень многие из класса смотрят на нас. Сделал это намеренно, чтобы Айлин чувствовала, что я с ней не только на словах. Под портиком стоял Сухров, Лужин, их бессменная подруга Грушина, виконт Адамов и другие. Десятка три пар глаз уставились на меня, а Лужин не упустил случая подыграть Еграму:

— Елочка, учись сегодня прилежно. Ведь потом такой возможности не будет.

Один из Брагиных многозначительно провел по горлу ребром ладони. Дурак! Куда он лезет? Ведь раньше держался скромнее. Граф Сухров молчал, лишь смерил меня тяжелым, недобрым взглядом.

А через несколько шагов я почувствовал на себе другой взгляд: на меня смотрела Ковалевская. Она стояла у самого края портика там, где уже золотились лучи утреннего солнца. Стояла с прищуром глядя на меня и покуривая длинную сигарету.

— Айлин, извини, я подойду к Ольге. Иди пока в класс, — сказал я, отпуская ее руку.

Когда я подходил к княгине, она сделала несколько шагов навстречу и произнесла:

— Надеюсь, ты это сделал не специально для меня?

Конечно, я сразу понял, о чем она и ответил:

— Оль, я тебя не видел, поверь. Сделал это специально, но для Айлин. Чтобы она чувствовала себя увереннее. Она знает о нашем вчерашнем вечере, и я очень не хочу, чтобы она чувствовала себя покинутой мной. Пойми правильно, она моя большая подруга. И я не брошу ее.

— Я знаю. И мне нравится эта черта в тебе. Но с другой стороны… — она сделала еще несколько шагов дальше от девушек, с которыми недавно стояла.

— Что с другой? — я взял ее руку.

— Ничего, — она затянулся — огонек на конце сигареты вспыхнул ярко.

— Скажи. Между нами же нет секретов, — настоял я.

— А ты сам не понимаешь? Не понимаешь, что мне это не нравится? — теперь она вспыхнула как тот огонек. — Елецкий, запомни, я не терплю быть на вторых ролях.

— Ты не на вторых, — ответил я, поздоровавшись с Рамилом Адашевым.

Заподозрив, что у меня с княгиней разговор слишком личный, Адашев подходить не стал, лишь подмигнул мне.

— Да? Тогда прямо сейчас скажи мне, что я для тебя значу больше, Айлин! — она снова беспокойно затянулась сигаретой.

— Оль, вот это разделение кто больше, кто важнее, кто первый, а кто второй — очень дурная и вредная штука для всех нас. Поверь мне: оно ведет только к скандалам и вражде, — произнес я, и сейчас во мне скорее говорил Астерий. — Давай договоримся так: нет никаких первых и вторых. Есть только ты со своими огромными достоинствами и Айлин с достоинствами своими. Я вас люблю двоих и одинаково дорожу вами. Если хочешь те же самые слова я могу произнести при Синицыной.

— Нет, не хочу. Ты меня расстроил, — она отвернулась, на какой-то момент повисла тишина. Ковалевская выбросила окурок и сказала: — Больше не хочу об этом говорить. Идем в класс.

Когда мы поднимались по лестнице, она добавила:

— Не вздумай идти с Суховым без меня. Я буду присутствовать обязательно. И знаешь…

— Ну? — я остановился перед дверью в класс.

— Меня мама вчера поругала, — сообщила княгиня. — Считает тебя не самой подходящей компанией. Только я уже взрослая девочка, и все решаю сама.

Последние два урока тянулись необычно медленно. Некоторые приписывают такое свойство времени, на самом деле это свойство наших ментальных особенностей: когда ты чего-то ждешь, то начинаешь торопить минуты. Только его величеству времени безразличны человеческие желания, оно может подчиниться лишь стальной воле и силе, которая скрыта в безупречном намеренье. Я чувствовал, как все больше нервничает Айлин, поглядывая на часы, спиной ощущал беспокойство княгини Ковалевской, и даже нарастающая тревожность графа Сухрова от меня не скрылась.

Когда закончился последний урок и я собирал в сумку учебники, ко мне подошел Лужин и тихо сказал:

— На пустыре поединок не может состояться. Туда теперь постоянно заглядывают полицейские. Мы решили провести его в Шалашах. Там есть одно удобное место во дворе заброшенного дома. Это сразу за ржавой мачтой.

Вот интересно: «они решили»… Я улыбнулся его наглой самоуверенности. Он всерьез думает, что они могут решать за меня, и я как глупый теленок буду следовать их решениям?

— Там место немного и лучше туда лишних людей не вести, — продолжил он еще тише. — К тому же это место не нужно показывать остальным. Сделаем так: пойдем только мы с Еграмом, Адамов и Брагины, ты можешь взять свою Айлин. Остальных обманем — направим на пустырь, пусть ждут там, чтоб не мешались. Выходить будем через черный ход возле столовой.

— Лужа, с каких пор здесь решения принимаете только вы? — я застегнул сумку. — Ты не боишься, что за твою наглую самоуверенность, я прямо сейчас разворочу тебе морду. И тогда ты точно никуда не пойдешь. Слушай теперь меня, — я посмотрел ему в глаза так, что он замер с тупым выражением на лице, открыв рот. — Со мной пойдет Айлин, княгиня Ковалевская и барон Адашев. И мне плевать на ваши решения. Если на то пошло, то я могу набить морду Сухрову не выходя из этого класса. Теперь пшел вон, донеси мою весть своему хозяину.

Он было двинулся прочь от меня, но я его окликнул, чтобы внести ясность по месту проведения поединка:

— Эй, шестуха…

Загрузка...