Ваше Сиятельство 9

Глава 21 Ладошка в двух ладонях

Вместо ожидаемого голоса Майкла я услышал голос вовсе мне незнакомый:

«Господин Елецкий, скоро выйдет время, отпущенное вам на размышление. Нам нужен перевод Свидетельств Лагура Бархума. Если вы до сих пор не смогли довести его до конца, то дайте нам те логические таблицы, с помощью которых вы пытались делать перевод», — грубо, на ломаном русском произнес незнакомец. — «Как мы понимаем, жизнь Майкла Милтона для вас не имеет большого значения. Но подумайте, ведь мы вам предлагаем еще неплохой бонус: Ключ Карен Туам. Это очень выгодная для вас сделка. И мы готовы провести ее на нейтральной территории, например, в египетской Александрии. Согласитесь, вам разумнее иметь с нами добрые отношения, ведь у нас длинные руки. Наших рук много даже в Москве — вы, наверное, это почувствовали. И заметьте, в Москве вам есть за кого переживать особо. Ждем ответа до сегодняшнего вечера».

Вот ультиматумы они начали ставить мне зря. Как Астерий, я мог бы остаться безмятежным и с улыбкой наблюдать на попытки людей Уэйна надавить на меня. Но мне захотелось дать волю эмоциям. Я повторил негромко вслух:

— У них, видите ли, длинные руки. А мне есть за кого переживать в Москве… — и резюмировал громче: — Пидорасы! Конченые пидорасы!

Двое неведомых мне дворян в непонимании и даже некотором обалдении уставились на меня. Поскольку вышло так, что я в этот момент смотрел именно на них, у этих господ могли возникнуть неверные мысли о направленности моих высказываний. В этот момент дверь к Денису Филофеевичу открылась и меня пригласили:

— Граф Елецкий Александр Петрович! Прошу зайти!

— Сейчас иду! — отозвался я, но перед тем, как войти к цесаревичу, сказал в эйхос: — Хорошо! Я согласен на обмен! Если у вас такие длинные руки даже в Москве, то давайте в Москве его и проведем, но не ранее чем через пять дней. Я сейчас работаю над переводом четвертой пластины…

— Ваше сиятельство, вас ждет цесаревич! — перебил меня камергер.

И это было очень невовремя: хотя я успел закрыть отверстие для микрофона пальцем, все равно слова камергера могли попасть в запись.

— Четвертая она особая. С ней имеются большие трудности, — продолжил я, неторопливо двигаясь к открытой двери. — Может быть дней через пять я закончу логическую таблицу к четвертой пластине. И мне нужна гарантия, что Ключ будет подлинным, — добавил я, входя в кабинет Дениса. — Имейте в виду, я смогу отличить подлинный ключ от подделки. Жду ваших предложений по встрече в Москве! — закончил ч сообщение, прекрасно понимая, что никакой встречи в Москве быть не может. Они все-таки не идиоты. А вот на Александрию вполне можно договориться.

Вообще-то зря я поторопился с ответом людям Уэйна. Следовало продумать его и проговорить без спешки в спокойной обстановке. Сейчас вышло несколько сумбурно: по ту сторону Ла-Манша могут заподозрить, что я отнесся к их предложению недостаточно серьезно, а значит не напуган их наглейшей угрозой. По-хорошему нужно было бы сделать так, чтобы в ответе им мой голос испуганно дрогнул. Ну да ладно… Я люблю преодолевать сложности — так жизнь вкуснее.

— Здравия, ваше высочество! Вам и всему императорскому дому! — приветствовал я Романова.

Он встал из-за стола, подошел и с теплом пожал мне руку, со словами:

— Что же вы, Александр Петрович без своей боевой единицы?

Я не понял его сразу и Денис пояснил:

— Вы же на службе лично у меня. Вы и еще некая госпожа Стрельцова Елизавета Борисовна. Сам за нее просили, то подданство ей, то новые документы, то вот ко мне на службу.

— Виноват, ваше высочество! И в голову не пришло вам ее представить. Могу вызвать в любое время, — с готовностью предложил я.

— У вас сейчас вопрос ко мне какого характера? — он вернулся к столу.

— Я только что от Глории. И вопрос важный, объемный, — я присел на диване, где мы с Ольгой располагались прошлый раз.

— Значит, вопрос надолго. Вызовите вашу подчиненную сейчас, пусть подъедет, пока мы говорим о Глории и всем сопутствующим, — распорядился цесаревич.

Мне пришлось снова взять в руки эйхос и набрать баронессу Стрельцову:

«Элиз, здравствуй! Бросай все и немедленно приезжай в Багряный дворец! Тебя требует цесаревич! Я сейчас у него, мы вместе ждем. Как получишь мое сообщение, сразу ответь. Имей в виду без особо позволения входить во дворец с оружием запрещено, так что прошу налегке», — сказал я и убрал эйхос.

— Не требует, а просто желает познакомиться, — поправил меня Романов. — Так рассказывайте, что там с Глорией. Нажимает в чем-то на вас?

— С императрицей вышел у меня очень забавный случай, — я ненадолго задумался, как бы покорректнее подать Денису явление Перуна в покои Геры, а главное само мое общение с верховным богом. Очень не хотелось перед цесаревичем похваляться, рисовать образ себя как этакого непобедимого героя, который треплет за бороды богов. И хотя это во многом было правдой, Филофеевич не мог знать моих давних отношений с богами, и я не хотел, чтобы у него сложилось однобокое мнение лишь на одном не очень удачном примере.

Не успел я начать рассказ о явлении Перуна, как пискнул эйхос — ответ Элизабет. Мне следовало убедиться, что баронесса верно поняла, что ей необходимо немедленно прибыть во дворец. С позволения Дениса, я включил прослушку, установив громкость в среднюю позицию:

«Алекс! Мой демон, как я рада тебя слышать!.. Мы рады!», — поправилась англичанка, услышав подсказку Ленской. — «Сейчас же приеду со Светой. Она уже была во дворце. С ней будет легче найти нужную дверь. Кстати, у нас теперь тоже есть эрмик. „Гепард“ как у тебя! Только красный, чтобы не было видно крови врагов!» — повторила она прежнюю шутку.

— Минуточку, Денис Филофеевич. Дамы бывают не всегда серьезны. Сейчас объясню ей, что нужна она здесь одна, без виконтессы.

Я уже поднес эйхос ко рту, но Романов меня остановил:

— Пусть приезжают вдвоем. Даже во дворце несерьезность дам делает их еще милее. Кто такая эта виконтесса? Тоже ваша боевая единица?

— Виконтесса Ленская Светлана Игоревна. Милейшая дама, учились с ней в одной школе. Боевой единицей ее считать нельзя, но у нее иные таланты. Она актриса, выступала на ведущих ролях в театре Эрриди, но после некоторых неприятных событий покинула его, — отчитался я, и мелькнула мысль, что императорский театр был бы вполне под стать Ленской.

— Мне будет интересно с ней познакомиться. Пусть приезжают вдвоем. Вы, Александр Петрович, сейчас расскажите мне все, что желали сказать о Глории и перейдем в мою гостиную. Там будет уместнее принять дам. Распоряжусь насчет чая, — решил Романов. — Да, кстати, — спохватился он, — Разговора со мной там ожидают Бобрицкие. Попрошу их подойти попозже, — он нажал кнопку говорителя и отдал распоряжение камергеру.

Как я и ожидал, самым сложным донести до Дениса Филофеевича оказалось то, что случилось во время явления Перуна. Мне пришлось обо многом умолчать и кое-что даже приврать. Цесаревич слушал меня с этаким едва заметным недоверием, часто перебивая, и уточняя детали разговора с богом. Разумеется, все это я подал не так как было на самом деле. Из моих слов случившееся выглядело для Дениса как суровый разговор с поиском компромиссов. Хотя какие компромиссы? Мне отступать в столкновении с Громовержцем некуда: за мной аж сама Артемида и Отечество, интересы которого Сотрясатель Небес не слишком поддерживает последнее время.

— Я не совсем понял, Александр Петрович, получается вы с ним, — Романов возвел взгляд к потолку, к тем самым божественным фрескам, на которые поглядывал прошлый раз, — договорились? Нашли какое-то примирение? Это очень важно понимать сейчас.

— Боги не всегда однозначны. Надеюсь, что да, — я кивнул, хотя такой уверенности у меня не было. Боги заносчивы и упрямы. И Перуну эти грехи свойственны особо. У меня оставались большие сомнения, что из нашего разговора он сделает те выводы, на которые я рассчитывал. И тут мне пришла интересная мысль: подключить к этому вопросу Геру. Величайшая, если пожелает, гораздо лучше меня могла бы направить его мысли и стремления в верном направлении.

— Я пытаюсь представить лицо императрицы и не могу! — цесаревич рассмеялся. — Наверное оно было примерно таким же, как у меня или князя Ковалевского, когда к нам явился Гермес и принес весть о вас. Я же рассказывал вам, как это было. Крылатый бог назвал вас талисманом для всей Российской империи и многое изменил тогда в наших умах. И разволновались мы тогда, конечно, не на шутку. Гренадеры, услышав шум ворвались в мою гостиную, а я гнал их, одновременно поглядывая на бога! Это было потрясающе! Но то, что случилось в покоях Глории потрясающе вдвойне. Все-таки вы лицезрели не бога-вестника, а самого Громовержца, к тому же рассерженного! Кстати, караульные забегали на шум?

— Нет, обошлось, ваше высочество. Мы общались с императрицей, через два зала от Янтарного за закрытыми дверями. Вряд ли до гренадеров донеслись звуки происходящего. Хотя Громовержец поначалу говорил громко, — ответил я.

— Вы же понимаете, то, что произошло, возносит вас настолько, что Глория уже не будет видеть в вас покорного исполнителя своих интересов! Я бы даже сказал, что теперь она сама будет готова угождать вам! — на губах Дениса заиграла улыбка, словно он представлял, как все это может быть. — Если бы еще быть уверенным, что ваш конфликт с Громовержцем разрешен, то так и хочется сказать: Громовержец появился крайне вовремя! И что случилось дальше, Александр Петрович? О чем она отважилась говорить после всего этого? — не сдержал любопытства Романов.

И дальше, уже без всяких искажений, я пересказал цесаревичу разговор с императрицей. Разумеется, опустив все то, что касалось слишком личного между мной и Глорией. Как я и ожидал, Дениса Филофеевича эти новости еще больше разволновали и обрадовали.

— Курите, — сказал он, заметив, что я верчу в руке коробочку «Никольских». — А я немного подышу воздухом сада и подумаю, — Романов отошел к приоткрытой дери на балкон, отдернул штору.

— Все это очень хорошо! Очень! — сказал он вскоре, не поворачиваясь ко мне. — Я рад, что так вышло. Рад, что вы сумели довести до нее столь убедительные доводы. И вы совершенно правы: Глория — не глупая женщина. Как мать, она изо всех сил боролась за престол для своего сына. Ее заблуждение в том, что Эдуард, став императором, стал бы от этого счастливее. Конечно, ее как очень сильную женщину, привыкшую властвовать, подталкивала жажда собственной власти. Это все понятно. Очень хорошо, что она поняла свои заблуждения и бесполезность этой борьбы. Я буду рад забыть о всех наших прежних разногласиях. Еще больше этому будет рада моя матушка. Обещаю, с нашей стороны будут только добрые шаги по отношению к Глории. Она не будет ни в чем ущемлена и останется свободной в своем выборе: пожелает ли остаться при нашем императорском доме или куда-то переехать. Прошу все это ей передать. Лучше, если это сделаете лично вы, Александр Петрович. Я тоже поговорю с ней, но несколько позже, когда станет понятно, что наши отношения с ней потеплели и мы с ней готовы к подобным разговорам.

Мы поговорили о моей предстоящей миссии в Британии, попутно я дал послушать цесаревичу свежее сообщение с эйхоса Майкла Милтона, на которое я отвечал, заходя в кабинет.

— Я жду отчет о результатах нашей разведки в понедельник, — сказал Денис Филофеевич. — Вообще этим вопросом занимается граф Лукин и отчасти ваш будущий тесть — князь Ковалевский, любой из них может проинформировать вас подробнее чем я. Но поскольку вопрос крайне важный и срочный, от того, как быстро вы сможете заняться реализацией нашего плана, зависит его успешность, я тоже в курсе всех текущих дел. Полагаю, что уже со вторника, у нас будут результаты разведки, на которые можно хоть как-то опереться. И дальше многое зависит от вас, граф. От того, как вы быстро отберете людей в свою команду — для этого вам придется слетать на базу «Сириуса». И еще от того, как быстро вы решите вопрос с поддержкой Глории. Вы же теперь на нее рассчитываете?

— Представьте себе, ваше высочество, нет. Чтобы ни говорила Глория, я не доверяю ей на все сто. А миссия слишком серьезная, чтобы позволить возможную утечку информации. Я хочу, чтобы мой вылет в Британию остался в неведенье для всех или почти всех. Даже маме не скажу, — ответил я, подумав, что Елене Викторовне не говорить о предстоящем есть особая причина: она знает, что с моим вылетом будет связан успех или неуспех по вызволению Майкла. А я очень не хочу, чтобы ее терзало удвоенное волнение: за меня и за Майкла.

— И еще насчет помощи Глории — я немало думал над этим, — продолжил я. — Да, у нее, несомненно, там очень высокие связи и большие возможности. Но высокие связи в таких вопросах занимают много времени на согласование, и как правило недостаточно гибкие, не дают свободу в маневре и выборе средств. Поэтому, пусть Глория узнает о моей миссии, лишь когда миссия завершится. А пока… — я постучал пальцем по эйхосу, висевшему у меня на поясе, — пусть она думает, что я готовлюсь к встрече с людьми герцога Уэйна в Александрии или неважно, где еще. Нам нужно разыграть подготовку к такой встрече. Например, заказать копии пластин Свидетельств Бархума, причем этак наглядно. Проявить активность открытых агентов в Александрии, пустить полезные слухи, забронировать мне билеты на «Египетский Экспресс».

— Все это мы решим с князем Ковалевским и Анисимовым завтра же. А вам, Александр Петрович… — цесаревич отвлекся на тихий голос из говорителя, оповестивший: «Ваше высочество, к вам баронесса Стрельцова и виконтесса Ленская. Говорят, обязали приехать».

— Пусть заходят, — отозвался Романов и подняв ко мне взгляд продолжил: — Вам все-таки надлежит завтра же слетать на базу «Сириуса». Знаю, хотели вы от этого отвертеться, но надо. Ваше награждение там — уж так положено, должен его вручить князь Трубецкой.

— Награждение, простите, за что? — перебил я его.

— По совокупности заслуг: за помощь раскрытии заговора князя Козельского, и конечно, за вызволение Ольги Борисовны. Как прибудете на базу, хорошо подумайте о помощи, которую вам в Британии могут оказать люди полковника Бердского. Мне кажется, вы недооцениваете их — там прекрасные специалисты, в том числе очень сильные маги, — цесаревич повернулся к открывшейся двери.

В кабинет бодро вошла Элизабет, за ней несколько смущенно Ленская. Обе, приветствуя его высочество замерли, в глубоком книксене.

— Позвольте угадать, вы и есть так самая баронесса Стрельцова, — Романов безошибочно отличил англичанку, что сделать было вовсе не сложно.

— Да, ваше высочество! Стрельцова Елизавета Борисовна! — представилась Элизабет, хитровато глянув на меня.

— Ты самая боевая единица, служащая под началом графа Елецкого? — уточнил Денис Филофеевич, взяв ее руку.

— Она еще об этом не знает, — сказал я за Элиз, видя замешательство на ее лице. И добавил: — Не сомневайтесь, она будет рада узнать такую новость о самой себе.

— Очень приятно, госпожа! Теперь я понимаю, почему Александр Петрович так настаивает на вашем участии в его будущей миссии, — Денис улыбнулся ей и перешел к Ленской.

— Виконтесса Ленская Светлана Игоревна, — представилась актриса, еще больше разрумянившись и засмущавшись, когда цесаревич взял ее руку.

Сделал это Романов по-особому, положив ее ладонь между двух своих и задержав надолго.

— Светлана, говорят, вы актриса театра Эрриди? С вашим очарованием, у вас, конечно, только первые роли, — мягко произнес цесаревич.

— Сожалею, ваше императорское высочество, но я больше не выступаю в театре Эрриди. Ушла. В виду… В общем… — Ленская растерялась, отвернулась к окну, глянула на меня, явно ища поддержки.

— Ваше высочество, она ушла из театра. Вынужденно. Из-за одного негодяя, пристававшего к ней и строившего всякие козни. Это случилось, когда я с Ольгой Борисовной был на Карибах. Хотя виконтесса Ленская моя ближайшая подруга в те дни я не имел возможности заступиться за нее и даже связаться с ней. К счастью, помогла моя боевая единица — госпожа Стрельцова, — пояснил я, не погружаясь в неприятные детали инцидента с Голдбергом. Хотя Романов их мог вполне знать и без меня.

— Не сомневаюсь, вы, Александр Петрович, позаботились о Светлане и больше ей ничто не угрожает. Так же? — Романов озабоченно глянул на меня.

— Да, ваше императорское высочество! Этот вопрос совершенно закрыт! — поторопилась за меня ответить Ленская, и я почувствовал, как неприятно ей трогать эту тему при цесаревиче.

— Очень хорошо. Тогда прошу в гостиную! — там будет нам намного удобнее. — Лишь одна рабочая деталь, — прежде, чем открыть дверь в гостиную, будущий император повернулся ко мне и сказал: — Вам, граф, необходимо определиться со временем завтрашнего вылета. Рекомендую назначить утренние часы пораньше, все-таки дорога не близкая. И решите к какой площадке прислать за вами виману. Вы пока подумайте, позже с вами свяжется мой человек.

Мы вошли в гостиную, при чем Ленскую цесаревич провел туда за руку, и меня это как-то неприятно задело. Я почувствовал, что будущий император на нее запал. Причем едва ли ни с первой минуты.

— Как круто! — шепнула мне на ухо Элизабет — гораздо реже чем Талия, но иногда она перенимала от меня словечки, которые я унаследовал из прежнего мира.

— Что круто? — не понял я, не сводя глаз с Ленской и Дениса Филофеевича.

Они отошли к большому панорамному окну на дворцовый сад и о чем-то беседовали там.

— То, что я во дворце у императора. Я даже в Лондоне никогда не была во дворце, — отозвалась Стрельцова.

Когда мы с ней подошли ближе, Денис Филофеевич сказал виконтессе:

— Вы, Светлана Игоревна, могли бы рассмотреть предложение по работе в нашем императорском театре? Если у вас душа актрисы, то вам, наверное, не так легко оставаться вне сцены.

— В императорском театре⁈ — Ленская едва сдержала восторг. Ее светло-голубые глаза тут же вспыхнули интересом, а щеки тут же зардели от волнения. — Это такая честь для меня!.. Если это возможно я готова к пробам в любой день!

— Это будет скорее честью для нашего театра. Во-первых, вы на редкость красивая девушка. А во-вторых, вы — виконтесса, — заметил он, почти не обращая внимания на меня с Элизабет. — Редко какая аристократка отваживается проявить свой талант на сцене. Я слышал даже такую глупость, что это считается неприличным. Но разве может быть неприличным проявление таланта? Разве дарить радость людям может считаться чем-то зазорным?

— Слышала бы ваши слова моя мама! — рассмеялась Ленская, постепенно расставаясь с изначальным смущением.

Я смотрел на них и думал: как Денису сейчас донести, что Ленская — все-таки моя женщина? Ставить этот вопрос открыто и именно так не хотелось тем более при Ленской. Да и ответить цесаревич мне примерно так: «а не жирно ли тебе будет после того, как забрал княгиню Ковалевскую⁈». Разумеется не такими словами, но вполне такими мог подумать.