Васино утро

ЧЕРНУХА

Вася отправился в дальний путь, а теперь этот дальний путь пересекала Чернуха — большая чёрная курица.

Шествовала Чернуха напористо и неукротимо. Не курица, а танк. Крылья растопырены и приспущены, хвост коротким веером торчит кверху. Глухое клохтанье не прекращается ни на секунду. Внутри у Чернухи бурлит и клокочет, будто в чугуне ключом закипела вода. Круглый янтарно-жёлтый глаз полыхает тревожно и яростно. Яростно — в сторону, на Васю, тревожно — назад. А позади Чернухи ковыляют жёлто-серые пушистые комочки. Головки на длинных шейках качаются. Похоже, что гусята на ходу кланяются Васе.

Вася оторвал от ватрушки кусочек и кинул гусятам. Кусочек упал на землю, гусята не заметили угощенья. Чернуха заклохтала громче, растопыренные крылья заскребли землю. Чёрный танк завертелся на месте, на одной гусенице.

— Вася, не лезь к Чернухе! — донёсся голос деда. — Не подступай, — слышь?

— Я не подступаю, — отозвался Вася.

Подступать к Чернухе, кроме бабушки, которой всё можно, не решается никто. Чернуху обходят стороной и ленивый, важный кот Хохол, и огромный рыжий пёс Полкан. Уж на что соседский поросёнок Хрюшка приставучий и нахальный — тычет своим пятачком во всё, что увидит, будь то лукошко, ведро, коровья нога или Васин нос. А и Хрюшка, забежав к ним во двор, пятится от Чернухи с обиженным визгом.

Вася не подступал к Чернухе, но и не отступал. Он стоял, жевал ватрушку, смотрел и думал. Почему Чернуха стала такая свирепая? Ведь прежде была простая курица, такая же, как Пеструшка и Белянка. Махнёт Вася прутиком — она в сторону шарахнется. А посидела на больших гусиных яйцах, которые подложила ей в гнездо бабушка, вылупились гусята, вывела их Чернуха во двор и стала тигром.

Ночью шёл дождь, и во дворе появились лужи. Одну, большую, ещё не высушило солнце.

Гусята, переваливаясь, приковыляли к луже и храбро вошли в неё. Поплыли жёлто-серые комочки. Длинные шейки вытянулись вверх, головки подняты. Вася засмеялся: «Какие важные гусенятки!»

А Чернуха с отчаянным клохтаньем заметалась по самому краю лужи. В её криках — изумление и сильный испуг. Так и кажется, что она вопит:

— Куда вы? С ума сошли! Разве можно? Вылезайте скорей!

Вот оно что! Чернуха всё время боится, тревожится за своих деток. И дивится на них: всё они что-нибудь делают не так, не по-куриному. Оттого Чернуха и волнуется, и злится.

— Деда, — крикнул Вася, — а что же она, пока на яйцах сидела, не научила их по-цыплячьему жить?

Курица, когда сидит на яйцах, нет-нет, да и проквохчет что-то коротко и нежно. Бабушка объяснила Васе, что это она с цыплятками разговаривает, воспитывает их ещё в скорлупке. Случается, яйцо чуть слышно пискнет в ответ — цыплёнок отозвался из своего скорлупочного домика. Поэтому цыплята у курицы послушные. Не то, что инкубаторские. Про инкубаторских цыплят дедушка говорит, что они «хуже Васи, лезут безо всякого смысла куда попало». А цыплята, и правда, лезут в дедовы валенки, в вёдра с водой, в Васин грузовик, на веник и под веник и даже в разломанного целлулоидного попугая. Спрятался в попугае один инкубаторский. Вася схватил попугая, а там что-то жёлтое, мяконькое. Чуть Вася не задавил цыплёночка. А всё потому, что без курицы вывелись. Но гусят Чернуха высидела сама и должна была их учить.

— Деда, а почему же она не учила? А, деда?

Ответа не было, и Вася обернулся. Дед дремал, сидя на завалинке и опершись на палку. Ветерок шевелил белые редкие пряди его волос.