Вавилонская башня

Штурм «Гипертеха»

Срок, вычисленный учёными, имел погрешность плюс-минус четыре часа…

Ночь стояла ясная и страшно морозная, как будто энергия выкачивалась не только из отдалённых пластов времени, но и непосредственно из зимнего воздуха. Созвездие Большой Медведицы медленно запрокидывалось в небесах, становясь похожим на сачок, готовый накрыть развалины «Гипертеха». Над юго-западным горизонтом догорал голубой бриллиант Сириуса. Плоская крыша забытого Богом сортира была гималайской вершиной, на которой представители человечества ожидали прибытия марсиан.

Гринберг только домедитировался до горячего кофе и дополнительной куртки для Виринеи, когда та наклонилась к Жене Корнецкой и тихо спросила:

– Ты чувствуешь?

Атахш, безмятежно дремавшая клубком на снегу, поднялась, понюхала воздух и завыла. Это был не просто вой. Это была Песнь Зова. Будущая мать великого племени созывала убогих и сирых детей своего рода: «Придите, придите все, ибо вы Мне нужны…»

Женя Корнецкая содрогнулась всем телом и вытащила из кармана аккуратно свёрнутый кусок чёрного шёлка.

«Дедушка… Слышишь меня?»

«Слышу, дитя моё, – прошелестел бесплотный голос в мозгу. – Я с тобой».

За углами домов, посреди кустов парка начали шевелиться маленькие тени. Вой Атахш привлёк бродячих собак, которым служила пристанищем аномальная зона. Они покидали тёплые лёжки, спеша на зов королевы. Кругом «Гипертеха» начало стягиваться кольцо.

Женя крепко зажмурилась, и Виринея затянула узел у неё на затылке.

Утрата внешнего зрения произвела неожиданный эффект. Руины сгоревшего института предстали прозрачным каркасом из слабо светившегося хрусталя. В сквозных полостях и проломах плавал серый туман. Разрежённая протоплазма клубилась, вспыхивала, жила, пульсировала толстыми ложноножками хрональных каналов, тянулась тысячами нитей наружу. Каждая нить была щупальцем медузы, способным нанести смертельный ожог. Сейчас эти щупальца мало-помалу втягивались, отступая к общему центру – плотному, округлому образованию на седьмом этаже. Там в недрах жемчужного тумана просвечивало ядро. Правильный шар с оранжевыми всполохами изнутри…

Округлый центр, понемногу меняясь, начинал приобретать грибообразные обводы. Если позволить верхней части окончательно сформироваться и отделиться, человечеству наступит хана. Деление раковых клеток будет уже не остановить.

– Иван Степанович, – сказала Женя и не глядя протянула руку Скудину. – Нам надо на седьмой этаж.

Двигались вперёд не спеша, следуя за отливом отступающей дымки. Земля, по которой они ступали, уже не была нормальной землёй. Когда подошли к внутреннему периметру, Женю взяла за руку седенькая Наташа.

– Пойдём, ножками топ-топ, – ласково приговаривала блаженная. – Топ-топ… Вот так, хорошая…

На сей раз это не был «копперфильдовский» полёт, которому в своё время мальчишески радовался Юркан. Происходившее скорее напоминало «прыжок веры» из фильма про Индиану Джонса и затерянный храм. Женя, Наташа, а за ними все остальные просто вступили на невидимый мостик и, слегка увязая в прозрачной тверди, перешли американскую стену прямо по воздуху.

– Остаточные явления… – пробормотал Лев Поликарпович, оставленный наблюдать с крыши сортира. Веню и Алика, невзирая на их яростные протесты, оставили с ним. Теперь Веня не отрывался от глазка видеокамеры, Алик же – от узконаправленного микрофона. Звягинцев прижимал к глазам маленький бинокль.

Не требовалось обладать сверхчувственным восприятием, чтобы заметить, как менялась разноцветная аура, кутавшая верхнюю часть разрушенного института. Её краски словно бы выцветали, отступая внутрь, в глубину, светящийся шлейф уплотнялся, становился компактней.

– Интересно, долго эти остаточные тут ещё будут болтаться, когда всё уляжется? – оптимистично спросил Веня. – Я тоже так хочу! Аки посуху!..

«Всё тебе будет, – почему-то с уверенностью подумал профессор. – Всё тебе будет…»

Довольно долго кругом было тихо. По мнению Скудина – даже слишком долго. Здание впереди выглядело самой обычной руиной, которых он в своей жизни насмотрелся. Не перетекал под ногами странный туман, не смущали зрение воздушные линзы… Даже луч фонаря, которым Кудеяр кратенько стрельнул поперёк парковки, прошёл совершенно прямо, как и полагается свету.

– Нас ждут, – сказал Буров негромко.

– Ну-ка, ну-ка, – хором обрадовались Капустин и Гринберг.

– Четверо в вестибюле… и ещё с десяток на лестнице, – подтвердила Виринея.

– Давно же хотел кому-то морду набить… – оскалил зубы Юркан. Он держал увесистый кусок железной трубы, обмотанный с одного конца синей полосой изоленты. Наташа вдруг обернулась к нему и поправила на нём потасканную ушанку, стянув её на левое ухо.

– Юрочка, хороший, не простудись…

Никто не засмеялся. Поправлять шапку Юркан не стал.

У Фросеньки в каждой руке беззвучно материализовалось по стропорезу. Чтобы в этой области разговаривать с нею на равных, следовало быть мастером международного класса.

Женя Корнецкая так и шла под руку с Виринеей. Повязка на глазах, помогавшая сосредоточиваться на сути, делала её беспомощной перед опасностями грубого материального мира, вплоть до банальных рытвин и ям. Собаки, рыскавшие впереди, были двумя огненными существами у края серого отлива. Внутри дымчатого «желе» просматривались тускло-багровые пламена искусственной жизни, запрограммированной на убийство, кото-образных было действительно много, но Женя знала, что её заботу составляли не они. Задрав голову, она смотрела наверх.

«Дедушка, ты видишь? Ты видишь?..»

«Вижу, деточка. Не отвлекайся».

Внутрь здания проникли тем же путём, что когда-то, – через круглую дыру, неведомо как и какой силой проплавленную в торце. Миновали женский туалет со срезанными, точно бритвой, фаянсовыми раковинами и унитазами, прошагали по коридору… Вот и вестибюль с гипсовым Лениным и необъяснимо зелёными, словно мумифицированными фикусами.

Здесь сантехник Евтюхов опрокинул в рот остатки портвейна из очередной бутылки, и вот тут мутно-пьяные глаза вдруг стали зоркими и трезвыми, он с невнятным восклицанием хватил опорожненной бутылкой об угол, превращая её в классическую «розочку»… Чтобы ещё полсекунды спустя поставить острыми неправильными зубцами «королевскую печать» на рожу здоровенному молодцу с голым вытянутым черепом и сплюснутыми ушами, бросившемуся на него из-за колонны.

…И понеслось! Как и прежде, обладатели ненормативных зрачков рвались в основном к экстрасенсам, а на спецназовцев обращали внимание только тогда, когда те становились у них на пути. Бросок Атахш заставил шарахнуться котообразного, устремившегося к Виринее, железная дубина Юркана раздробила ему плечо. Кратаранга рванул пряжку ремня, и распрямлённый клинок завизжал на грани человеческого восприятия, обращаясь в струйку тумана. Джозеф Браун мгновенно убрал безоружную Риту себе за спину, и она впервые увидела, на что был в действительности способен «тихий американец», любитель бабушкиных оладий. Чейз свалил кого-то за фикусами, она видела лишь дёргавшиеся ноги в сандалиях. Вот очередной нападающий попытался зайти слева, но перед ним возник Скудин, ушёл от блестящего волнистого лезвия, перехватил вооружённую руку, страшным ударом, словно мстя сразу за всё, раскрошил врагу позвоночник… и только потом не спеша вытянул из ножен свой собственный боевой нож, больше напоминавший небольшой меч. Кудеяр улыбался, отчего смотреть на него было по-настоящему страшно.

Котообразные сыпались с лестницы, уводившей наверх. «Не опоздать бы…» – мелькнула у Жени Корнецкой тревожная мысль, но блаженная уже тянула её за руку:

– Пошли, хорошая, со мной, Наташа знает куда…

Справа от них виднелись перекошенные дверцы и скрюченная шахта сгоревшего лифта. Заметив движение Виринеи, подскочил Гринберг, секунду спустя присоединился Собакин. Вдвоём они взялись за прикипевшие одна к другой створки, но обоих отстранил Глеб:

– Ну-ка…

«Светлячок» сработал безукоризненно. Бирюзовый трепещущий луч очертил ровный прямоугольник, и Буров, не давая проплавленному металлу остыть, мощным пинком вынес импровизированную дверь.

– Прошу…

Виринея благодарно кивнула.

Собакин проследил взглядом за выломанными створками, «упавшими» почему-то не вниз, а вверх, и перекрестился.

Внутри лифтовой шахты ничего не было видно, только вилась пыль, вспыхивая в лучах фонарей.

– Пойдём, пойдём, – торопила Наташа. – Раз-два, будем на качельках качаться…

Она первая шагнула в чёрную пустоту, и незримые восходящие токи подхватили её.

– Азохенвей… – Гринберг крепко схватил за руку Виринею, чтобы вознестись вместе с ней и Корнецкой.

– Мама, – сказал Собакин и отправился следом.

Буров остался у входа, держа сделавший своё дело лазер.

Между пятым и шестым этажами шахту перегораживала уродливо деформированная лифтовая кабина. По счастью, никто из спасавшихся от пожара сотрудников института не попытался воспользоваться лифтом и, соответственно, не погиб, когда кабину заклинило.

Здесь дверцы на лестничную площадку стояли открытыми. Наташа первая выпорхнула из шахты… и угодила прямо под котообразного, бежавшего вниз.

Удар широченной лапы с твёрдыми, как когти, ногтями отшвырнул блаженную к стене; хорошо ещё, обладатель вертикальных зрачков оказался захвачен врасплох и попросту отмахнулся, будь это настоящий боевой приём, тут же и уйти бы Наташе «путём всей земли»… Тем не менее она сползла по стене, прочертив по ней кровавую полосу, и осталась лежать.

Котообразный же сунулся дальше и попал на майора Грина, выскочившего на площадку.

– Ну, гад… – Евгений Додикович бить не стал, предпочтя изящным приёмом отправить врага в разверстую шахту. – Девчонки, поберегись!

Его расчёт полностью оправдался. Искусственное существо, способное жить в условиях дымки, не было подвержено её воздействиям, и в том числе странностям гравитационных потоков. Вместо того чтобы воспарить, громила в балахоне рухнул с высоты пятого этажа и, естественно, разбился в лепёшку.

Беда только, он оказался на площадке далеко не последним. Участники обходного манёвра вышли как раз в тыл котообразным, устремившимся вниз; кое-кто из них поспешил развернуться и атаковать дерзкую группу.

Майор Собакин выхватил верный «ПМ» и недрогнувшей рукою нажал крючок, целя в чью-то оскаленную, с кошачьими клыками пасть.

Не вчера было замечено, что огнестрельное оружие срабатывало чем глубже в аномальную зону, тем неохотнее, почему, собственно, сегодня им практически и не пользовались. Однако майорский «Макаров» определённо решил отозваться на многолетний хозяйский уход и сделал почти невозможное – выстрелил. Оглушительно и вполне метко. Котообразному разнесло половину черепа, и, что гораздо важнее, грохот выстрела был услышан внизу.

Помощь явилась в считаные минуты. Первым из шахты вынырнул Кратаранга с Атахш на руках, потом Фросенька, за ними Рита и Чейз. Взлетая, Рита схватила кобеля в охапку, в полёте их закрутило, так что на площадку она выехала верхом. Встав на лапы, кобель вывернулся, глухо взревел… И не успевший шарахнуться котообразный обрушился с лестницы спиной вперёд. Инерция броска увлекла за ним и Чейза, но пёс приземлился удачней – и завертелся, расшвыривая врагов.

– Наташа, Наташа! – Рита пыталась приподнять подругу, гладила по щеке, но без толку, седая ощипанная голова безвольно моталась.

В это время снизу левитировал Юркан. Ушанка на нём была располосована ударом клинка: если бы Наташа не посадила её набекрень, быть бы ему без уха, а то и без глаза. Юркан мельком глянул на происходившее, оскалился и, занося обрезок трубы, ринулся по лестнице следом за Чейзом…

Женя Корнецкая прижала ладони к вискам…

«Дедушка!..»

«Наверх, думме мэдхен! Скорее наверх! Время подходит!»

Туманный меч в руках Кратаранги пел песню смерти, ему вторили два маленьких стропореза.

Лабораторный зал – место Большого Взрыва[57] местных масштабов – занимал почти целый этаж, и для обычного взгляда здесь было тихо и пусто. Ну разве что как-то странно кружилась посередине старая копоть, поднятая сквозняком. Даже ставшего обычным радужного сияния здесь не было заметно. Для Жени Корнецкой всё выглядело совершенно иначе. Отступившая дымка собралась здесь в большой плотный кокон, всё отчётливей принимавший форму гриба, и шляпка уже готова была отделиться. Между двумя половинами сновали расплывчатые формы, что-то уже разделилось надвое и обрело самость, что-то ещё не успело этого сделать…

Да. А ведь если бы не теория Звягинцева, никто бы так и не понял, что здесь происходило. Отметили бы странную флуктуацию поля – и стали бы с интересом ждать, какой фокус оно выкинет ещё…

«Пора, девочка. Бей!»

И Женя ударила. В этот миг для неё не было ни жизни, ни смерти, ни победы, ни поражения. Только гармония пронизанной светом Вселенной, чей изъян она должна была устранить. Незримая нить между нею и дедом раскалилась добела, превратившись в сверкающее оружие. Она ощутила, как его подхватило множество рук, протянувшихся неведомо откуда… История, хорошо ли, худо ли сотворённая миллиардами жизней, нипочём не желала становиться питательным кормом для одноклеточных. Она заносила свой скальпель, и Женя была его остриём. Сверкающее оружие полоснуло по самой тонкой части «гриба», рассекая и вспарывая раковую опухоль бытия.

Многотонная громада «Гипертеха» содрогнулась от первого этажа до последнего. Простейший организм, застигнутый на уязвимой стадии первичного деления, распался на две половинки, не успевшие сделаться жизнеспособными. Они забились, агонизируя, плюясь клочьями скрученного пространства. Верх, низ, лево-право – всё заваливалось под немыслимыми углами, плывя в вихрях искажённого времени…

Женя Корнецкая, правда, этого уже не видела. Для неё сработал эффект спицы, воткнутой в электрическую розетку. Удар скальпеля вызвал сокрушительную отдачу. Женю пронизало огненным током, швырнуло, отбросило… выкинуло за пределы этой реальности…

«Леонтиск? Это я, я иду к тебе, Леонтиск…»

«Погоди, дитя моё. Ещё не время… не время…»

Когда внизу драться сделалось не с кем, Скудин помчался наверх. Полуторасаженными прыжками, как когда-то во сне. Нескончаемыми лестницами и коридорами… При этом на глаза ему попались ещё двое ополоумевших котообразных, и это было их большое жизненное несчастье, потому что любую задержку, даже секундную, Кудеяр сейчас склонен был воспринимать как личное оскорбление и действовал соответственно.

Он чуть притормозил только на пятом этаже, где Кратаранга с Фросенькой извлекали из-под кучи вражеских трупов окровавленного Гринберга, а Натаха, сидя у стены, ощупывала голову и без конца повторяла:

– Юрка, ты, что ли? Обросший какой… Ритка, а ты здесь откуда?

Поняв, что ситуация пребывала под контролем, Кудеяр снова устремился вперёд.

…Дальше вверх, вверх, бешеными скачками через четыре ступеньки…

Вылетев в лабораторный зал на седьмом этаже, он увидел Корнецкую, лежавшую, точно сломанная кукла, возле дальней стены. Виринея стояла над ней, воздев руки в неописуемо грозном повелительном жесте, и на пределе голоса тянула одну рычащую горловую ноту. А перед ней…

Перед ней гуляли вихри, вертелась жирная копоть, облетавшая потревоженными хлопьями с потолка и со стен. Сквозь решето, в которое давний огонь превратил верхние этажи, заглядывали Ригель и Бетельгейзе.[58] В середине зала, где помещалось самое ядро, самый корень ампутированной опухоли, медленно возникал, проявлялся из недр высших измерений прозрачный пузырь. Внутри пузыря плескалось оранжевое пламя, там что-то рушилось, метались тени людей…

– Маша, – выдохнул Кудеяр. Удивительно или нет, но полчаса жестокого рукопашного боя и взлёт на седьмой этаж не отозвались ему ни малейшей усталостью, породив лишь неистовую готовность разогнанных мышц.

И он сделал то, что всегда делал во сне: без раздумий, с разбегу пошёл на таран стеклянной стены. Он точно знал, что она неминуемо отбросит его, обрывая дыхание, но знал и то, что повторит попытку снова… и снова…

Он врезался в преграду с силой, достаточной, чтобы вынести из креплений железную дверь…

Барьер четвёртого измерения встретил его, как удар сжатого воздуха. И это было всё, что он оказался способен противопоставить. Какие Силы сейчас осеняли Своим крылом Кудеяра, доподлинно знала, наверное, одна только Виринея. Стеклянная стена треснула, лопнула и пропустила его, и он вылетел прямо в пожар – тот самый, многомесячной давности, по-прежнему бушевавший здесь, под осенним утренним небом. Языки пламени, вполне материальные и очень жгучие, жадно обвились вокруг ног…

– Ваня?.. Ваня!

Прямо перед ним был рухнувший лабораторный шкаф. Марина стояла на нём на четвереньках и наотмашь хлестала рабочим халатом, отмахиваясь от огня. Рядом с ней ещё двое сотрудников тщетно пытались привести в действие огнетушитель. Кудеяр всей шкурой ощущал неустойчивость пузыря, лишившегося подпитки: тот был готов в любой миг схлопнуться и уйти в небытие со всем своим содержимым. Сшибая огненные языки, Иван сделал последний прыжок, сгрёб на руки Машу и заорал на сотрудников:

– За мной!!!

Помните, читатель? «Если человеку, спокойно моющему окно на восьмом этаже, в подобном вокальном режиме рявкнуть „Прыгай!“ – он прыгнет…» Метод не подвёл. Маринины лаборанты бросили бесполезный огнетушитель и ломанулись за ним. Ломанулись в прямом смысле этого слова, следом за Кудеяром сквозь стеклянный барьер, кажется, здорово ослабленный его штурмом…

…И все вместе выкатились в сквозную зимнюю ночь, в дырявые промороженные развалины «Гипертеха». Позади них раздался громкий хлопок: это приказал долго жить кокон четвёртого измерения. Пространство и время очищали себя, входя в обычные рамки… Подскочили Буров с Капустиным и принялись гасить горевший комбинезон Кудеяра.

Майор Собакин высунулся в окно и, пошарив в необъятном кармане, пустил в небеса зелёную ракету. Её, как и самого Собакина, было отлично видно с крыши общественного сортира и из-за пределов периметра, где сразу пришла в движение армейская техника. Понемногу наступало утро двадцать седьмого января – дня освобождения города от блокады…