Вайандоте, или Хижина на холме

Глава X

На другой день после свадьбы товарищи Эверта ушли из «хижины», оставив там только Бекмана, и лишь теперь, когда все снова пошло своим чередом, Джоэль заметил, что Роберта уже нет. Сейчас же он и мельник под предлогом личного дела отправились на некоторое время к Могауку. Подобная отлучка была для них обычной и не возбудила никаких подозрений. Получив разрешение, приятели отправились в путь на другой же день утром, то есть сорок восемь часов спустя после ухода Роберта с Ником. Джоэль знал, что майор пришел по дороге через Станвикс, и, предполагая, что и теперь он избрал тот же путь, направился туда, рассчитывая в Шенектади захватить майора и передать его конгрессу. Он собирался сообщить кстати также и о лойялистских[6], по его мнению, симпатиях капитана.

План их не удался, так как в то время, пока Джоэль и мельник поджидали путешественников недалеко от Шенектади, Роберт со своим проводником переезжали реку Гудзон. Убедившись, что добыча ускользнула, приятели разочарованные вернулись назад в колонию. Все же Джоэль успел воспользоваться этой прогулкой, чтобы познакомиться с «вигами»[7], уже пользовавшимися значительным влиянием среди колонистов; вместе с ними он принял участие в активной агитации против Англии и за уничтожение класса земельных собственников.

Прошло три недели без особенных событий, и Эверт начал подумывать о своих обязанностях гражданина. Он должен был получить один из вновь сформированных полков.

Капитан Вилугби мало занимался политикой, но с замужеством Беллы его симпатии еще больше склонились на сторону колоний. Эверт Бекман был очень умный человек, и его доводы были так ясны, просто и убедительны, что нужно было иметь фанатическую ограниченность капеллана Вудса, чтобы не признать их правильность.

Началась уже вторая половина июня, когда Бекман решил оставить жену и ехать туда, куда призывал его долг. По обыкновению, под вечер семья собралась в цветнике.

— Кто это? — вдруг воскликнул капеллан, смотря на скалу у мельницы. — Кто-то быстро бежит сюда.

— Это Ник, — сказал, вставая, капитан. — Он мог бы быть здесь неделю раньше, что было бы гораздо лучше, но что уж делать!

Все в молчании ожидали, пока подойдет тускарора. Через несколько минут индеец приблизился и остановился, облокотившись на яблоню.

— Здравствуй, Ник! Где оставил ты моего сына?

— Об этом он говорит здесь, — ответил индеец, протягивая письмо.

Капитан тотчас же взял письмо и быстро пробежал его.

— Хорошо, Ник, я вижу, что ты не изменил ему. Сегодня вечером ты получишь свою плату. Но это письмо было написано еще на реке Гудзоне три недели тому назад; почему ты не пришел раньше?

— Смотрел. Был на берегу большого соленого озера[8].

— Ага! Значит, любопытство было причиной?

— Ник воин, а не «сквау»[9]. Он не любопытен.

— Понятно. Не обижайся, Ник, я не думаю так о тебе. Я знаю, что ты мужчина. Но откуда же ты пришел?

— Из Бостона.

— Из Бостона? Изрядное путешествие, но ты, конечно, проходил через Массачузетс без моего сына?

— Ник шел один. Две дороги: одна для майора, другая для тускароры. Ник пришел первым.

— Об этом он говорит здесь, — ответил индеец, вынимая из складок платья второе письмо.

Капитан взял письмо.

— Это почерк Боба, письмо помечено: Бостон, 12 июня 1775 г., но подписи нет.

— Читай скорее! — воскликнула с беспокойством мать.

«Мой дорогой отец, я жив и здоров. Мы опять были в деле. Вы сами знаете, какие обязанности налагает на меня служба. Мой горячий привет матери, Белле, а также моей дорогой и капризной Мод. Ник видел все и расскажет вам обо всем».

— Там был майор, там был Ник. Дело было жаркое. Тысяча убитых[10].

— Когда мой сын пришел в Бостон, ты был еще там?

— Как, еще была битва? — воскликнул капитан. — Рассказывай скорее, Ник, кто ее выиграл: англичане или американцы?

— Трудно сказать. Сражались те и другие.

— Вероятно, произошла просто какая-нибудь стычка! — воскликнул капеллан.

— Стычка, вы говорите? — с живостью спросил Ник. — Хороша стычка, где тысячи человек убитых!

— Расскажи нам все, что знаешь, тускарора!

— Скоро сказать, не скоро сделать. Янки[11] на горе, солдаты в лодках. Сто, тысяча, пятьдесят лодок с красными мундирами. Великий начальник там. Десять, шесть, два — все пошли вместе. Бледнолицые вышли на землю, построились, потом пошли. Бум, бум! Стреляют из пушек, стреляют из ружей. Ах, как они побежали!

— Побежали! Кто, Ник? Эти бедные американцы…

— Красные мундиры побежали! — спокойно ответил индеец.

— Где происходила эта битва? Говори скорей!

— По ту сторону Бостона, на реке. Пришли сражаться на лодках, как канадские индейцы.

— Это, вероятно, в Чарльстоуне, Вудс! Ведь Бостон и Чарльстоун стоят на полуостровах. Значит, американцы заняли этот город. Вы ничего не говорили мне об этом, Бекман!

— Когда я оставил Альбани, их еще не было там, — ответил Бекман. — Надо расспросить обо всем индейца.

— Сколько янки было в этой битве, Ник? Сосчитай так, как мы это делали в войну с французами.

— Как отсюда до мельницы, два, три ряда, капитан! Все фермеры, а не солдаты. Все ружья, не было ни штыков, ни ранцев, ни красных мундиров. Не солдаты, а бьются, как дьяволы.

— Длиною как отсюда до мельницы и три ряда? Это составит, пожалуй, две тысячи, Бекман! Так ведь, Ник?

— Около этого.

— Хорошо. А сколько было королевских солдат в лодках?

— Два раза больше сначала, потом пришли еще. Ник был близко, он считал.

— Они все пошли разом на янки, Ник?

— Нет. Первые пошли, их разбили, и они побежали; тогда пошли вторые, эти тоже побежали. Третьи, самые смелые, зажгли вигвамы, взобрались на гору. После того уже янки отошли.

— Теперь я понимаю. Зажгли вигвамы. Чарльстоун сгорел, Ник?

— Да. Был похож на большой костер совета. Стреляли из больших пушек. Бум, бум! В первый раз Ник видел такую битву. Было столько убитых, сколько листьев на дереве. Кровь текла ручьем.

— Да разве ты был там, Ник? Каким образом ты знаешь обо всем этом? Ведь ты оставался в Бостоне?

— Переехал в лодке. Красные мундиры хотели схватить Ника. «Это мой друг», сказал майор, и Ника отпустили.

— Мой сын не ранен? — воскликнула мистрис Вилугби.

— Ты видел майора на поле сражения, Ник?

— Видел всех, шесть, две, семь тысяч.

— Сколько же осталось убитых? Ты оставался посмотреть?

— Оставался, чтобы взять ружья и много еще других хороших вещей. — Тут Ник, не торопясь, развернул небольшой сверток с эполетами, кольцами, часами, пряжками и прочими вещами, которые он снял с убитых. — Это все прекрасные вещи.

— Я это вижу, Ник, но скажи мне, кого ты ограбил: англичан или американцев?

— Красные мундиры были повсюду. И у них больше было таких вещей.

— Кого больше было убитых: красных мундиров или янки?

— Красных мундиров столько, — сказал Ник, поднимая четыре пальца, — а янки столько, — и он показал один палец. — Много, много красных мундиров! Для них вырыли большую могилу, а для янки маленькую. Англичане плакали, как женщина, когда та потеряет своего мужа.

Так описывал Соси-Ник битву при Бенкер-Гилле, очевидцем которой он был.

Этот рассказ заставил Бекмана поторопиться со своим отъездом. На следующий же день он отправился в Альбани.

Война велась уже систематично. Вашингтон назначил офицеров, и в том числе Бекмана произвел в подполковники. До «хижины» доходили только глухие слухи о том, что происходит между англичанами и американцами. Лето прошло здесь совершенно спокойно. Другой битвы в 1775 г. не было. Бекман стоял под Бостоном, тогда как в Бостоне стоял с королевским войском Роберт.

С наступлением ноября семейство Вилугби, по обыкновению, покинуло «хижину на холме» и отправилось в Альбани, куда на несколько дней приехал Эверт. Там было много молодых офицеров-американцев, и все они наперерыв ухаживали за Мод. Капитан был не прочь выдать замуж свою любимицу за какого-нибудь американца. Но Мод была со всеми одинаково мила и ласкова, не отдавая никому преимущества.

В марте англичане покинули Бостон. Роберт Вилугби с своим полком отправился в Галифакс, чтобы оттуда под начальством Генри Клинтона идти в экспедицию против Чарльстоуна. А в апреле семейство Вилугби вернулось назад в «хижину на холме».

Война продолжалась. Начинали серьезно поговаривать о том, что колонии совсем хотят отделиться от Англии. Эти слухи испугали капитана. Чтобы забыться от всех «своих страхов», он начал усиленно заниматься своим хозяйством: посевами, мельницами, удобрением полей и другими заботами.

Спокойно жилось в «хижине» летом 1776 года. Все дышало миром и тишиной: в лесу тихо шелестели листья, солнце ярко светило, вокруг все зеленело и в изобилии приносило плоды. Год обещал кончиться для обитателей «хижины» без особых событий. Ник после возвращения из Бостона ни разу не заглядывал сюда.

Прошел год с того времени, как Роберт оставил родительский дом.