Вчерашний шпион

Глава 22

— Не надо включать свет, возлюбленный мой.

Топаз ждала меня в моей комнате. Она отдернула шторы: стояла около балкона, купаясь в лучах лунного света, от которого ее волосы блестели, как отшлифованное серебро.

Я подошел к ней, и она порывисто обняла меня.

— Мне страшно, у меня мурашки ползут по телу от того, что происходит в доме.

— Все в порядке?

— В порядке?! Разве это вообще здесь возможно? Это не дом, а какая-то мусорная куча. Толпы арабов, заглатывающих это свое жуткое варево «кускус»… я постоянно чувствую на себе их взгляды. И мистер Шемпион в состоянии комы.

— Ему просто дали сильное снотворное, — успокоил я ее. — И лично мне нравится «кускус».

— А у меня мороз по коже, — упрямо повторила она. — Я лишилась покоя в этом доме. Если бы не бедняжка Билли, я бы давным-давно упаковала свои чемоданы. — Когда она обняла меня, я почувствовал, из какого тонкого материала сшито ее белое платье и что надето оно на обнаженное тело. Она поцеловала меня.

— Не надо расстегивать мне рубашку, — отстранился я.

— Ты что, деревянный или недоделанный какой-нибудь?

— В другой раз, Топаз, — я погладил ее по плечу. — Сейчас у меня дела.

Она еще крепче прижалась ко мне в полной уверенности, что заставит поступить так, как ей хочется.

— Ты знаешь достаточно слов в английском языке со значением «уходи», не заставляй меня произносить их, — прошептал я.

— Я англичанка, — ответила она.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

— Что я такого сделала? — с вызовом спросила она. — Тебе не нравится запах моей зубной пасты или что-то еще?

— Ты — лапочка, — сказал я ей. — Но на ближайший час у меня дел по горло.

— О, только на час. — Она улыбнулась мне своей самой обольстительной улыбкой, а вздох, последовавший за ней, мог любого заставить забыть обо всем на свете. — Часок я, может быть, потерплю.

— Не надо так, детка, — попросил я. — У меня уже перехватило дыхание.

Вечерний небосвод проливал на землю достаточно света, и я увидел, как она улыбнулась и сбросила туфли. Взбила подушки и удобно устроилась на постели. Положив свою сумочку рядом с собой, она стала рыться в ее содержимом.

В коридоре, куда выходили двери спален, послышались торопливые шаги. Голос с арабским акцентом тихо призывал Билли, но тот не откликался. Шаги передвинулись к лестнице, а затем замерли в отдалении, и я услышал, как человек снова позвал Билли где-то в холле, внизу.

— Они сматываются, — заметила Топаз.

— Похоже на то, — согласился я. Теперь уже голоса людей, которые искали Билли, переместились во двор дома.

— Я к этому не имею никакого отношения, — сказала она.

— Встретимся через час, — предложил я.

— Нет, — прозвучал мягкий, но решительный ответ.

В комнате было довольно-таки светло, и я увидел, что она держит в руке маленький пистолет.

— Я предполагал, что последует нечто в этом роде, — хмыкнул я.

— Устраивайся в этом креслице.

Я выполнил ее распоряжение очень быстро. Губы ее тронула насмешливая гримаса.

— Что ты вообще такое? — с издевкой спросила она. — Мужчина или мышь?

— А разве у меня есть выбор?

Она смотрела на меня в течение, как казалось, очень долгого времени.

— И лучше бы ты выкинул чушь из головы. — Она повела пистолетом из стороны в сторону, показывая, что ей не нравится, как я наклонился в направлении двери. Ее позиция на кровати предоставляла ей прекрасную возможность настигнуть меня всюду, куда бы я ни подался — к балкону или двери. Луна, освещавшая комнату, тоже была ее союзницей. Мой порыв, возникни у меня желание рискнуть и вырваться, мог обернуться для меня серьезными неприятностями.

— Тебе не следовало бы влезать в это дерьмо, милая моя.

— Оставайся, где ты есть, до утра, и с тобой ничего плохого не случится, а мне заплатят сто тысяч франков, — поделилась она со мной. — Если же спустишься вниз, получишь так, что себя забудешь, а я потеряю свои деньги.

— Мягко стелят, да жестко спать. Эти люди платят долги пулями.

— Предоставь мне беспокоиться об этом, — оборвала она меня.

Я пошевелился. Мое маленькое, покрашенное золотой краской кресло заскрипело. Такие кресла создаются для красоты интерьера, а не для того, чтобы на них сидели.

— Нам предстоит долгая ночь вместе, — вздохнула Топаз. — Жаль, что ты не захотел облегчить жизнь и мне, и себе.

— Я достану свои сигареты, с твоего позволения, — предупредил я ее и опустил руку в карман куртки. Она улыбнулась в знак согласия. Видимо, давно уже пробежала пальчиками везде, где я мог спрятать пистолет.

Я закурил сигарету. Девушка не шелохнулась, спокойно наблюдая за мной. Пистолет так ловко лежал у нее в руке, как будто она прекрасно знала, как с ним обращаться. Комната была окутана тьмой. И если бы я сделал попытку удрать, то мой силуэт либо четко обозначился бы в серебристом лунном свете, падающем со стороны балкона, либо возник в дверном проеме на фоне освещенного коридора, как только я открыл бы дверь спальни. Кто его знает, что в этом раскладе оказалось чистой воды везением, а что можно было отнести насчет умения моей дамы оценивать расстановку сил. У меня не было уверенности. И я почему-то не торопился выяснять.

За порогом моей спальни по всему дому раздавались шаги, что-то двигали. Несколько человек, насколько я мог определить на слух, поднялись по лестнице, прошли мимо моей двери. Возвращались же они медленно, тяжело дыша, из чего я заключил, что они несли вниз Шемпиона.

— Закури еще сигарету, — предложила Топаз.

Я повиновался. На таком расстоянии тлеющий кончик сигареты представлял для нее идеальную мишень. Промахнуться невозможно.

Что они задумали, рассуждал я. Если Топаз должна была меня убить, то она давно уже могла осуществить это. Если они намеревались увезти меня с собой, то не было никакой необходимости заманивать в постель. Если ей велели задержать меня в спальне до утра, то как она могла воспрепятствовать, чтобы я сразу же после не поднял тревогу. Одно дело — держать меня под прицелом пистолета, а совсем другое — запереть или вырубить, чтобы отключился.

И еще меня интересовало, какая же часть плана была задумкой Шемпиона.

— Если они убьют Шемпиона, ты будешь считаться соучастницей, — решил я пообщаться с девушкой. — А во Франции до сих пор существует смертная казнь.

Глаза мои уже совсем привыкли к темноте. Я различал Топаз, расположившуюся на постели. В руках — пистолет.

— У меня будет сто тысяч франков, — сказала она. — Неужели ты думаешь, что, получив их, я буду торчать где-нибудь здесь поблизости?!

— Но это Ривьера, богатый курорт, — заметил я. — Почему бы и нет?

— Мне вполне хватило одной зимы в этом дурацком климате, и я не собираюсь повторять эксперимент. Только подумать, что я могла поверить всей этой рекламной чепухе, рассчитанной на туристов, — теплое, ласковое солнце и купание круглый год. Нет, мистер, я уже определила свои планы на будущее.

— Супруг? — полюбопытствовал я. — Или чужой муж приглянулся?

— Тебе бы следовало выступать на сцене, — фыркнула она. — Для того чтобы тратить деньги, мне не нужен помощник. И в особенности мне не требуется помощь МУЖЧИНЫ!

— Ну все-таки, где же на нашей планете то место под солнцем? — настойчиво продолжал я.

— Закрой глаза и засни, — повысила она голос, как будто рассердившись на себя за то, что раскрыла слишком многое. — Стоит мне только подать голос, и тебя успокоят и уложат спать против твоей воли.

На подъезде к дому послышался вой дизельных двигателей. Топаз соскользнула с кровати и подошла к окну.

— Четыре огромных грузовика, — сообщила она. — Нет, пять, я вижу. Действительно огромные. Они остановились рядом со сторожкой у ворот.

— Пошевели мозгами, Топаз, — сделал я еще одну попытку. — Нам нужно уносить отсюда ноги.

— Ты боишься, — сказала она, оглянувшись на меня.

— Ты права, черт побери.

— Я позабочусь о тебе, — в ее голосе звучал сарказм. — Если бы они задумали что-то нехорошее в отношении нас, то не дали бы мне пистолет, логично?

— Ты его проверяла?

— До чего же ты забавный — не доводи дело до того, чтобы мне пришлось его опробовать, понял?! — Она вернулась на постель.

— Шемпион в тяжелом состоянии, — я уже почти отчаялся что-либо втолковать ей. — Ситуацию полностью контролируют арабы. Они просто не позволят, чтобы мы остались здесь.

— Ой, да замолчи ты!

Этой ночью я курил сигарету одну за другой, без перерыва. Я находился в таком напряжении, что мышцы в горле у меня свело спазмом, и я едва вдыхал сигаретный дым. И я не помню, сколько же сигарет я истребил, прежде чем послышался легкий стук в дверь.

— Топаз! — Имя было произнесено еле слышным шепотом, но я узнал Мебарки, секретаря-алжирца, когда он вошел в комнату. — Вы оба там?

Но уже до этого, повинуясь внутреннему инстинкту, я перевернул сигарету, чтобы тлеющий огонек на ее конце оказался спрятанным в ладони.

— Да, — прозвучал ответ Топаз.

Алжирец шагнул вперед, к постели. Сверкнуло пламя. Я мог бы принять его за фотовспышку, только оно ослепило не голубым, а ярко-желтым блеском. Оно выхватило из темноты комнаты фигуру Мебарки, который стоял наклонившись вперед, глаза полузакрыты, а губы сжаты. Отзвук выстрела, казалось, прогремел спустя долгое время. А за ним, как в замедленных киносъемках, послышалось жужжание пули в комнате, напоминавшее возню больших сердитых мух. Затем он выстрелил во второй раз.

Грохот и лязг металла возвестил, что ружье упало на пол. И почти сразу — мягкий шлепок; как я позже обнаружил, это были кожаные перчатки, которые он снял и швырнул вслед за ружьем. Снаружи, у дома, включились двигатели. Моторы взревели, и грузовики двинулись прочь. Вскоре наступила полная тишина.

Топаз уже ничем нельзя было помочь. Это было видно даже в темноте. Выстрелы из ружья в упор разорвали ее надвое, и постель насквозь пропиталась теплой кровью.

Своим спасением я был обязан всего лишь выбору слов в постановке вопроса. Спроси Мебарки: «Вы оба в кровати?» — вместо: «Вы оба там?» — и выстрел из второго ствола, без всякого сомнения, он посвятил бы мне.

Я с осторожностью дотянулся, забрал у девушки пистолет и долго отмывал его под краном.

Бедная Топаз. Даже жертвы дорожных происшествий, которые «доигрались» в пятнашки на проезжей части, заслуживают, чтобы за них уронили слезу, я же не мог выдавить ни одной. Вот двое стариков в Портсмуте будут горевать и оплакивать ее до конца своих дней, старость их будет омрачена долгими автобусными поездками каждое воскресенье на холодное, сырое кладбище.

Вооруженный только крохотной «хлопушкой», которую арабы дали Топаз, и прихватив с собой фонарик с прикроватной тумбочки, я обследовал дом.

Комната Билли была пуста, но я запихнул некоторые его вещи в дорожную сумку, поспешил к заднему входу и выскочил наружу. Я быстро обошел весь двор и тихо звал:

— Билли! Билли! — Ответа не было. Я обогнул дверь на кухню и добрался до водоема с рыбками. — Билли! Это я, дядя Чарли.

Тишина длилась долго, и когда я наконец услышал голосок мальчика, то едва различил его тихий шепот.

— Дядя Чарли! — Билли прятался за летним домиком, в котором мы играли с ним, когда разговаривали с рыбами. — Это ты, дядя Чарли?

— Ты хлопнул дверью, Билли?

— Это были те люди… ты видел огромные грузовики? Это они два раза громко хлопнули дверью.

— Ну, тогда все в порядке, — сказал я. — Самое главное, что не ты.

Я поднял его на руки. На нем была только пижама. Я почувствовал, как он дрожит от холода.

— Нам нужно торопиться, Билли.

— Мы куда-нибудь уезжаем?

— Наверно, тетушка Нини заберет тебя в Англию. Отвезет к маме.

— Насовсем?

— Как ты захочешь. — Стараясь не ступать на дорожку, покрытую гравием, я понес Билли к рощице, где оставил под деревьями «фиат».

— Обещаешь?

— Ты же знаешь, я постараюсь.

— Папа всегда так говорит, когда хочет сказать «нет». — Билли обеими руками обнял меня за шею. — Тетушка Нини застрелила Генри, — вспомнил он.

— Но только понарошку, — твердо сказал я.

— Да-а-а? Разве? — сразу полностью проснувшись и пристально глядя на меня, спросил он.

— Мы с тобой по воскресеньям всегда разыгрываем всякие штуки, — напомнил я ему. — Ты вспомни, у нас был и человек, который не мог выбраться из огнетушителя, и игрушечный кролик, который спрятался…

— И рыбки, с которыми ты разговаривал.

— Вот видишь! Верно! — обрадовался я.

— Папа будет очень сердиться из-за машины, — вздохнул Билли.

— Он только тогда и уснул спокойно, — объяснил я, — когда я дал слово, что отремонтирую ее.

— Ой-ё-ёй! — вырвалось у Билли с глубоким вздохом. — Но я тебе обязательно помогу, дядя Чарли.

Я нашел «фиат» там, где его оставил. Открыл переднюю дверь и посадил туда Билли. Когда же я оглянулся назад, на дом, то увидел, что одно из окон на верхнем этаже было освещено. Я забрался в машину и закрыл осторожно дверцу, стараясь делать это бесшумно, не хлопая. На верхнем этаже дома зажегся свет еще в одном окне. Я понял, что́ сейчас делается в доме: кто-то из них вернулся обратно, чтобы все убрать и замести следы.

Я завел «фиат».

— Держись крепче, Билли! — предупредил я. — Сейчас нам достанется. Ох и попрыгаем по кочкам и ухабам! — И машина понеслась по колеям и колдобинам.

— Ура! Мы поедем прямо по полю? — возбужденно завопил Билли.

— Да, — небрежно кивнул я. — Так скучно все время выезжать через парадные ворота.