Я опоздал. Слишком опоздал. Мы все оказались в ловушке времени. Знакомый овощной базар, пустевший после наступления темноты, стал местом действия полицейского карнавала.
Там, где обычно располагались прилавки, ломившиеся от фруктов и овощей, теперь приткнулись черные блестящие автомобили окружного комиссариата, полицейского врача и представителей магистратуры. А почти на тротуаре замер автомобиль «скорой помощи» и фургон криминальной лаборатории.
Вход в дом Сержа Френкеля был освещен прожекторами и охранялся двумя полицейскими с синими от холода лицами.
— Желающих попасть на представление становится все больше! — Это был Клод собственной персоной.
Он кивнул стражам порядка, и я был допущен за ограждение.
— Похоже, что так, — согласился я.
На каждом лестничном пролете были расставлены полицейские. Обитатели дома толпились вокруг в пижамах и халатах, а детективы в штатском осматривали все помещения. Когда же мы добрались до кабинета Сержа Френкеля, там вообще негде было повернуться.
Распростертый на потертом ковре Серж в последнем жесте как будто пытался дотянуться одной своей тонкой рукой до кресла с подушечкой для головы, в котором я сидел тогда, в памятном 1940. Кинув взгляд на все эти ценные марки и конверты, разбросанные по всей комнате, случайный наблюдатель мог бы предположить, что стал свидетелем ограбления с убийством. Клод, я заметил, избегал смотреть на Френкеля. Он старался найти занятие, оглядывая вещи в комнате, рассматривая марки и конверты на письменном столе, которые полицейский заносил в книгу описи имущества.
— Чистая работа и выполнена молниеносно, — ровным голосом произнес Клод.
Я взял со стола листок.
— Сквозное ранение… — прочитал я вслух. — У входного отверстия следы пороховой гари…
— В тридцатых годах он был большим человеком, — говорил Клод. — Спас множество людей в 33-м и 34-м, вывез их из Германии. Он помог спастись Принцессе, ты знал об этом?
Я внимательно посмотрел на него. Клод воспринял смерть старика чересчур болезненно. Чересчур болезненно для профессионала, то есть. Я понял, что мои подозрения относительно намерений Клода не имели под собой почвы: просто он любил старика.
— Не было у него никогда в душе ожесточения, — продолжал Клод. — Никогда его не разъедала чрезмерная подозрительность.
— На этот раз он был недостаточно подозрителен, — заметил я. — Следов взлома нет. Он, видимо, сам открыл дверь тому, кто это сотворил.
Клод согласно кивнул.
Занимался рассвет, высветляя точеную, как голубая сталь узкого кинжала, линию горизонта. Первые продавцы на рынке уже выкладывали ящики с овощами и фруктами, громко и жизнерадостно галдя, как все люди, привыкшие просыпаться с петухами.
— Шлегель говорит, ты знаешь, что надо делать, — сказал он.
— Здесь?
Клод взглянул на комиссара полиции, который находился поблизости и слышал наш разговор. Полицейский кивнул и посмотрел на меня.
— Шлегель сказал, что ты знаешь обо всем этом больше, чем кто-либо из нас.
— В таком случае, помоги нам, господи, — высказался я.
Детектив в штатском обводил мелом на ковре местоположение тела Френкеля. Когда он закончил и отступил в сторону, фотограф выполнил необходимые снимки в трех ракурсах. Затем двое людей в белых халатах поместили тело Френкеля на носилки, привязали на запястье бирку и унесли.
— Конец эпохи, — заметил Клод.
— Только для нас с тобой, Клод, — ответил я. — А для этих людей — это просто еще одна ночь сверхурочной работы.
— Тебя это тоже выбило из колеи, разве не так? — тихо спросил Клод.
— Нет, — отрезал я.
— Они не должны были посылать сюда именно нас, — сказал Клод.
Что ж, вероятно, он был прав, но как только санитарная машина уехала, увозя тело Френкеля, я взял ситуацию в свои руки.
— Мне нужны трое из ваших людей, — повернулся я к окружному комиссару. — Остальных уберите отсюда. А трое ваших лучших детективов должны самым тщательным образом осмотреть все с начала до конца.
— Что искать? — поинтересовался Клод. — Клочок бумаги?
— Наш Френкель имел какой-то свой выход на то, что происходило в хозяйстве Шемпиона. Этот старик, пораженный артритом, как алхимик сидел в своей квартире, плел интриги и планировал все, от убийства до геополитики. Вплоть до вчерашнего дня я думал, что его доверенным человеком была англичанка-гувернантка, но теперь я уверен, что она тут не при чем. — Я повернулся, чтобы еще раз оглядеть поразительный беспорядок, царивший в кабинете: тысячи книг, тысячи конвертов, неисчислимое количество марок, и среди всего этого еще и старинные безделушки. — Где-нибудь здесь что-нибудь должно рассказать нам, кто, что, почему и где был человек Френкеля. — Я вздохнул. — Нет, видимо, то, что ищем, — отнюдь не клочок бумаги.
Полицейский в штатском стоял за столом Френкеля, укладывая ключи, деньги и личные бумаги в отдельные пластиковые пакеты и прикрепляя к ним ярлыки с тем же самым номером, под которым они значились в книге описи имущества.
— Остановите его, — попросил я. — Нам понадобятся ключи: я хочу заглянуть во все ящики стола, картотеки, посмотреть на полках.
Комиссар отдал необходимое распоряжения, и комната почти опустела. Назначенные им детективы взяли связку ключей и приступили к методичной работе.
— Что слышно о грузовиках? — задал я вопрос Клоду.
Он поправил свой безупречный белый плащ, кашлянул и произнес извиняющимся тоном:
— Мы же не можем объявить всеобщую тревогу, так ведь?
— Сейчас может показаться, что вроде бы и не стоит, — заметил я. — Но если что-либо пойдет наперекосяк, то сразу же найдется немало маленьких человечков, эдаких бумажных червей, которые объяснят тебе, почему ты не только мог, но и обязан был предпринять соответствующие действия.
— Пять грузовиков, — произнес Клод, — до сих пор придерживаются предполагаемого маршрута на Бонн. Как только развиднеется, за ними будут приглядывать вертолеты дорожной полиции.
Я ничего не говорил.
Клод пытливо взглянул на меня.
— Твое прикрытие лопнуло, Чарли. Ты не сможешь вернуться как ни в чем не бывало обратно в организацию Шемпиона. Вообще вся комбинация лопнула как мыльный пузырь. Шлегель прислал тебя расследовать смерть Френкеля. Поэтому глупо прикидываться и изображать из себя стороннего наблюдателя.
— Ты прав, Клод, — согласился я.
— Твоя просьба предоставить самолет для Пины Бэрони и сына Шемпиона была передана мне, — продолжал Клод. — Я добился разрешения использовать самолет, принадлежащий нашему послу в Париже. Так что мне известны все подробности.
— Шлегель слишком много говорит, — сухо сказал я.
— Зря ты так, — возразил Клод. — Полковник Шлегель умнее тебя. Он знает, что гораздо легче получить помощь и поддержку от людей, которые в курсе событий.
Один из детективов подобрал из связки ключ к большому сейфу за дверью. По виду он был похож на старый, ржавый холодильник. К тому же неприступный, как скала-монолит.
— Ты думаешь, что ситуацию теперь контролирует секретарь-алжирец? — спросил Клод.
— Откуда мы знаем, алжирец он или еще кто? Он может оказаться египтянином, к примеру, — ядерным физиком, генералом или наемным убийцей. Если бы мне самому не случилось быть в этой переделке со стрельбой на шоссе, я бы заподозрил, что все это трюки самого Шемпиона.
— Да, мы никогда не знали, чего от него ждать, — согласился со мной Клод. — Но, может быть, основной трюк Шемпиона заключается как раз в том, что ему все удается без всяких хитростей и уловок.
Мы оба повернулись взглянуть, как два детектива сражались с ручкой гигантского сейфа. Наконец последнее усилие — и дверца сейфа отошла.
На какое-то мгновение мне показалось, что он жив. Он сидел, сложив ноги по-турецки, на каких-то продавленных коробках, а ящички-картотеки громоздились у него на плечах. Затем очень медленно Гус наклонился вперед и рухнул на ковер, а вслед за ним потоком хлынули марки и конверты. Он еще не окоченел, и под тяжестью тела руки и ноги его раскинулись в стороны, как будто он пытался выбраться из-под бумажного завала.
— Гус! — громко воскликнул я. — Гражданская война в Испании. Интернациональная бригада. Как же я, черт побери, не подумал, что именно эти двое найдут друг друга.
— Кто-то убил и того, и другого, — вышел из оцепенения Клод. Это была догадка, но, очевидно, совершенно правильная.
Один из детективов низко наклонился к телу.
— Аналогичное ранение, как у старика, — констатировал он.
— Проклятье, проклятье, проклятье, — в сердцах произнес я. — Вечно они оказываются на шаг впереди.
Тевтонец Клод отреагировал с практичной стороны.
— Пригласите врача, фотографа и экспертов обратно, — велел он одному из детективов. — Мы начинаем все сначала.
Вошел полицейский в форме и принес мне маленький зеленый конверт официального вида из полицейского управления. Его плащ блестел от дождя, и я уже слышал раскаты грома. Я вскрыл конверт. Шлегель прислал мне телекс из конторы службы безопасности в аэропорту Ниццы. Он хотел, чтобы я прибыл туда как можно быстрее.
— Я должен ехать, — оповестил я Клода.
— Шлегель, вероятно, собирается взять тебя с собой потолковать с нашей пограничной охраной в Аахене.
— Где это, черт побери? — вскинулся я. Я прекрасно представлял где, конечно, но мне было неприятно, что Клод что-то знал, но не счел нужным сообщить мне. Может, именно это и было нашей общей бедой.
— Северный Рейн-Вестфалия, — пояснил Клод. — На границе Германии с Бельгией и Голландией. Курортное местечко.
Я ждал, но Клод, видимо, не собирался развивать свою мысль и ничего не прибавил к этому краткому сообщению.
— Ну и что? — вынужден был подтолкнуть его я. — Он что, хочет отправиться туда на лечение?
— Прошла информация… контрабандная партия оружия. Шлегелю его интуиция подсказывает, что это может иметь отношение к делам Шемпиона. — На лице Клода ничего нельзя было прочесть. Определить, разделяет ли он опасения Шлегеля, было невозможно.
— Нас ждет машина, — вмешался полицейский, который доставил телекс, вежливо предлагая мне поторопиться.
— Еще пару слов, — сказал Клод.
Я наклонил голову и, пощипывая кончик носа, ждал, что же он скажет.
— Это Шемпион предал всю разведсеть. Мы все работали каждый по своему каналу связи. И только Шемпион знал, что именно Мариус забирал радиодонесения у Принцессы и передавал их дальше, когда к нему приходили в церковь на исповедь.
Я долго смотрел на него, прежде чем ответить, раздумывая, почему ему так хочется уколоть меня побольнее.
— Я был на железнодорожном вокзале Ниццы, когда Шемпиона арестовали, — сказал я ему. — Ты же знаешь, что Мариуса и других схватили около пяти утра — то есть на семь часов раньше.
Клод покачал головой. Снова послышались отдаленные раскаты грома. Рассвет уже раскрасил стекла окон в розоватые тона, высвечивая на них дождевые капли. Клод говорил монотонным, лишенным интонаций голосом:
— Это была часть сделки. Мы захватили Шемпиона утром предыдущего дня. И договорились с ним, что позволим ему приехать на вокзал к поезду, чтобы ты своими глазами увидел, как его будут арестовывать.
— Вспомни о расследовании нашего департамента после войны. Ваши люди дали показания, оправдавшие его по всем статьям.
— Мы все говорили неправду. Мы думали, что поступаем очень дальновидно, что было бы очень полезно иметь возможность оказывать давление на такого человека, как Шемпион. Но у нас так ничего и не получилось. — Он вздохнул, как будто всю жизнь вынашивал блестящие идеи шантажа, которые, увы, так и не осуществились.
— Зачем ты рассказываешь мне об этом сейчас? — спросил я. — Когда прошло столько лет! За каким чертом ты рассказываешь мне об этом теперь?! — В голове у меня крутилось, что действие в спектакле под названием «Жизнь» разворачивалось так, как я и предвидел. Я ведь чувствовал, что все так и будет, если я вернусь сюда с желанием найти то самое незабываемое очарование: я натыкался на разорванную проволоку, погнутые блоки, двери, которые заклинило, — атрибуты неудавшегося сеанса магии на сценических подмостках.
— Ты предполагаешь, что Шемпион — нечто вроде антрепренера. А он может просто оказаться жертвой шантажа.
— Я отмечу это в своем рапорте, — пообещал я.
— Желаю тебе приятно провести время в Германии, — услышал я сказанные мне вслед слова Клода. Я снова услышал раскаты грома. Или же это какой-нибудь старичок с крыльями на спине потрясал листом жести?