Вечная ночь

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Это был мой первый день в школе, а значит, последний шанс сбежать. У меня не было ни рюкзака, набитого спасательным снаряжением, ни толстого бумажника с наличкой, чтобы купить билет на самолет хоть куда-нибудь, ни друга, ждущего меня на улице с машиной.

В общем, у меня не было того, что люди в здравом уме называют планом.

Но это не имело никакого значения. Я ни за что не собиралась оставаться в академии «Вечная ночь».

Утренний свет едва брезжил в небе, когда я втиснулась в джинсы и схватила теплый черный свитер, — в такую рань, да еще так высоко в горах, даже в сентябре холодно. Я скрутила длинные рыжие волосы в узел и всунула ноги в туристские ботинки. Мне казалось очень важным не шуметь, хотя я могла не беспокоиться о том, что разбужу родителей. Они не ранние пташки и будут спать как убитые, пока их не поднимет будильник, а это случится только часа через два.

А значит, у меня есть неплохая фора.

Из-за окна спальни на меня злобно уставилась каменная горгулья. Из ее перекошенного рта торчали клыки. Я схватила джинсовую куртку и показала горгулье язык.

— Может, тебе и нравится висеть тут, на этой Крепости Проклятых, — пробормотала я. — Вот и виси на здоровье.

Прежде чем уйти, я заправила постель. Обычно на меня долго ворчат, чтобы я это сделала, но сейчас мне самой так хотелось. Понятно, что своим побегом я здорово расстрою родителей, поэтому, расправляя простыни, я представляла себе, что это своего рода извинение. Может, они воспримут это по-другому, но я все равно убрала постель. И пока взбивала подушки, передо мной снова промелькнуло то странное, что я видела во сне вчерашней ночью, причем настолько живо и ярко, словно я снова его вижу.

Цветок цвета крови.

Вокруг меня среди деревьев завывает ветер, и ветки раскачиваются во все стороны. Небо над головой будто взбаламучено, оно покрылось плотными сердитыми тучами. Я откидываю с лица прилипшие волосы. Я только хочу посмотреть на цветок. На каждом лепестке капли дождя; лепестки ярко-красные, изящные и походят на лезвия — так иногда выглядят тропические орхидеи. Но при этом цветок роскошный, пышный и сидит на ветке плотно, как роза. Я в жизни не видела ничего более экзотического, завораживающего, чем этот цветок. Он должен быть моим.

Почему от этого воспоминания меня бросило в дрожь? Это всего лишь сон. Я сделала глубокий вдох и сосредоточилась. Пора уходить.

Дорожная сумка уже была готова, я собрала ее еще вечером. Всего несколько вещей — книга, солнцезащитные очки и немного денег на случай, если мне придется добираться до Ривертона, ближайшего к цивилизации места во всей округе. Пожалуй, это займет целый день.

Видите ли, я не убегала. Не в прямом смысле слова, когда ты удираешь от всех, превращаешься в новую личность и, ну не знаю, поступаешь, например, на работу в цирк или что-то в этом роде. Нет, я просто делала своего рода заявление. С самого начала, как только моим родителям предложили переехать в академию «Вечная ночь» — им в качестве преподавателей, мне как ученице, — я была решительно против. Всю мою жизнь мы провели в одном и том же небольшом городке, и я с пяти лет ходила в одну и ту же школу с одними и теми же ребятами. И хотела, чтобы так продолжалось и дальше. Есть люди, которые любят новые знакомства, легко вступают в разговоры и умеют быстро подружиться с чужаками, но я к таким не отношусь. Ничего общего.

Смешно: когда люди называют тебя робкой, они обычно улыбаются. Типа это здорово, просто такая забавная привычка, которую ты обязательно перерастешь, вроде щербатой улыбки, когда выпадают молочные зубы. Если бы они знали, каково это — в самом деле быть робкой, а не просто поначалу слегка неуверенной в себе, то не улыбались бы. Ни за что, знай они, каково это, когда желудок скручивается в узел, ладони потеют и ты вообще перестаешь соображать и не можешь сказать ни одного осмысленного слова. Нет, ничего классного в этом нет.

Когда это говорят мои родители, они не смеются, они достаточно сообразительны, и я всегда думала, что родители все понимают — до тех пор, пока мне не исполнилось шестнадцать. Тут они решили, что теперь самое время это преодолеть. И что для борьбы с этой привычкой нет места лучше, чем школа-интернат, — тем более что и они будут рядом.

Мне, в принципе, понятны их мотивы, но это всего лишь теория. В первый же миг, как мы повернули на дорогу, ведущую к академии «Вечная ночь», и я увидела это громадное, нескладное каменное готическое уродство, мне стало ясно: я никак не смогу учиться в этой школе. Но мама и папа отказались внять моим просьбам. Нужно было заставить их ко мне прислушаться.

Я на цыпочках пробралась по небольшой преподавательской квартире, в которой наша семья жила весь прошлый месяц, и услышала за закрытой дверью родительской спальни мамино похрапывание. Перекинув сумку через плечо, я медленно повернула дверную ручку и двинулась вниз по лестнице. Мы жили на самом верху одной из башен «Вечной ночи» — это звучит круче, чем есть на самом деле. Это означало, что мне придется спуститься по ступеням, вытесанным из камня больше двух веков назад — достаточно давно, чтобы стать неровными и истертыми. По всей длине спиральной лестницы было всего несколько окон, а свет еще не включили, поэтому мне предстоял сложный путь в темноте.

Едва я потянулась за цветком, в живой изгороди что-то зашелестело. Ветер, подумала я, но это был не ветер. Нет, изгородь росла — росла так быстро, что я это видела. Лианы и ветки ежевики протискивались между листьями запутанными клубками. Я не успела убежать: изгородь меня почти окружила, обступив стеной из веток, листьев и шипов.

Вот только этого мне не хватало — воспоминаний о ночном кошмаре. Глубоко дыша, я продолжала спускаться и наконец добралась до большого зала на первом этаже. Величественное помещение, построенное, чтобы вдохновлять — или по крайней мере впечатлять: полы, выложенные мраморными плитами, высокий сводчатый потолок и окна из витражного стекла, тянувшиеся от пола до потолочных балок, причем у каждого окна свой узор — за исключением одного, в самом центре, из обычного стекла. Должно быть, приготовления к сегодняшнему дню завершились вчера вечером, потому что кафедра, с которой директриса будет приветствовать прибывающих сегодня учащихся, уже стояла на месте. Похоже, никто еще не проснулся, а это значит, что меня никто не остановит. Я с силой потянула тяжелую резную дверь и оказалась на свободе.

Утренний туман укутывал мир голубовато-серым одеялом. Я шла по территории академии «Вечная ночь». Когда ее строили — в начале восемнадцатого века, — здесь не было ничего, кроме природы в ее первозданном виде. И хотя с тех пор вокруг появились маленькие городишки, ни один из них не обосновался близко к «Вечной ночи»; и несмотря на красивые холмы и густые леса, никто никогда не построил неподалеку ни одного дома. И разве можно винить людей за то, что они не хотят жить рядом с этим местом? Я оглянулась на высокие каменные башни школы, вокруг которых обвивались искривленные горгульи, и содрогнулась. Сделала еще несколько шагов, и горгульи растаяли в тумане.

Позади нависала «Вечная ночь». Каменные стены ее высоких башен были единственным барьером, сквозь который не могли пробиться шипы. Я могла бы побежать к школе, но не сделала этого. «Вечная ночь» — казалась мне опаснее шипов и колючек, кроме того, я не хотела оставлять тут цветок.

Мой ночной кошмар становился более реальным, чем сама реальность. Чувствуя беспокойство, я отвернулась от школы и побежала, пронеслась по ее территории и углубилась в лес.

«Все это скоро закончится», — твердила я себе, пробегая через подлесок. Упавшие сосновые сучья трещали под ногами. Хотя от парадной двери в школу меня отделяло всего несколько сотен футов, казалось, что она намного дальше; густой туман заставлял думать, что я уже зашла глубоко в лес. Мама с папой проснутся и увидят, что меня нет. Тогда они наконец-то поймут, что я этого не хочу, что они не могут меня заставить. Они начнут меня искать и, конечно, разозлятся, потому что я их до смерти напугала, но они все поймут. Ведь, в конце концов, они всегда понимали, так? И мы уедем отсюда. Уберемся подальше от этой школы и никогда, никогда не вернемся.

Сердце колотилось все сильнее. С каждым шагом, уводившим меня прочь от академии, мне почему-то становилось страшнее, а не наоборот. Раньше, когда я придумывала этот план, он казался мне отличным, будто не мог провалиться. Но теперь, когда все происходило на самом деле и я была одна в чужом лесу, бежала по незнакомым местам, моя уверенность куда-то подевалась. Может быть, я убегаю напрасно? Может, они все равно притащат меня обратно?

Загремел гром. Сердце сильно заколотилось. Я в последний раз отвернулась от академии и посмотрела на цветок, дрожавший на ветке. Ветер оторвал от него лепесток. Сунув руку в колючки, я почувствовали, как больно они царапают кожу, но упорно продолжала тянуться к цветку. Но едва прикоснулась к нему, он внезапно потемнел и начал на глазах вянуть и сохнуть, а все лепестки сделались черными.

Я побежала быстрее, стараясь оказаться как можно дальше от академии. Ночной кошмар не оставлял меня в покое. Все дело в этом месте — оно меня пугает, приводит в ужас, заставляет ощущать бесцельность побега. Если я отсюда выберусь, все будет в порядке. Задыхаясь, я оглянулась, пытаясь понять, далеко ли убежала...

И увидела его. Человек в лесу, наполовину скрытый туманом, в длинном темном пальто, стоял ярдах в пятидесяти от меня. Едва я его заметила, он кинулся в мою сторону.

До этой секунды я не знала, что такое страх. Меня окатило ужасом, как ледяной водой, зато теперь выяснилось, что я умею бегать очень быстро. Я не кричала — какой смысл, если я была в лесу, где меня никто не услышит? Мой самый тупой поступок — и похоже, что и самый последний в жизни. Я даже мобильник с собой не взяла, потому что здесь нет сети. Помощи ждать неоткуда. Оставалось бежать так, словно черти наступали мне на пятки.

Я слышала его топот, слышала, как трещали сучья и хрустели листья у него под ногами. Он приближался. О боже, как быстро он бежит! Разве это вообще возможно? «Тебя учили обороняться, — подумала я. — Ты должна знать, что делать в подобной ситуации!» Да только я ничего не могла вспомнить. И думать не могла. Ветки цеплялись за рукава моей куртки, за пряди волос — узел давно развалился. Я споткнулась о камень, сильно прикусила язык, но продолжала мчаться вперед. Он все приближался и был уже совсем рядом. Нужно бежать еще быстрее. Но я не могла.

— Ай! — вскрикнула я, когда он схватил меня, и мы рухнули на землю.

Я сильно ударилась спиной, он придавил меня всем весом, ноги наши переплелись. Он зажал мне рот, но одну руку я сумела высвободить. В старой школе на уроках самообороны нас учили целиться в глаза. Серьезно, просто ткнуть пальцами в глаза. Я всегда считала, что смогу это сделать, если придется спасать себя или кого-то другого, но как я ни перепугалась сейчас, все равно никак не могла себя заставить. Я согнула пальцы, пытаясь настроиться.

В этот миг парень прошептал:

— Ты видела того, кто за тобой гнался?

Я уставилась на него и несколько секунд просто смотрела. Он убрал руку от моего рта, чтобы я могла ответить. Он всей тяжестью прижимал меня к земле, и мир вокруг стремительно вращался.

— В смысле — кроме тебя? — выдавила я наконец.

— Кроме меня? — Похоже, он вообще не понимал, о чем я. Потом осторожно оглянулся. — Ты от кого-то убегала, разве нет?

— Я просто бежала. За мной никто не гнался, кроме тебя.

— Ты хочешь сказать, что подумала... — Парень резко отпрянул от меня, и я оказалась на свободе. — Ох, извини. Я просто хотел... Вот черт, наверное, я напугал тебя до смерти.

— Ты хотел помочь? — Пришлось произнести это вслух, иначе я просто не могла поверить своим ушам.

Он быстро закивал. Его лицо все еще оставалось близко к моему. Казалось, что больше ничего не существовало — только мы и медленно кружившийся туман.

— Наверняка я тебя ужасно перепугал — и прошу прощения. Я вправду думал...

Слова не помогали; голова кружилась все сильнее. Мне срочно требовались глоток воздуха и покой. И что-нибудь, о чем я могла бы подумать, пока этот парень так близко ко мне. Я ткнула в него пальцем и сказала то, чего никогда никому в жизни не говорила, и уж точно не незнакомцу, тем более испугавшему меня незнакомцу:

— Просто заткнись.

И он заткнулся.

Вздохнув, я опустила голову на землю и прижала ладони к глазам, надавив так сильно, что под веками заплясали красные пятна. Во рту чувствовался сильный привкус крови, а сердце до сих пор так колотилось, что мне казалось, будто грудная клетка сотрясается. Я вполне могла обмочиться, и вся ситуация стала бы еще унизительней. Но я сделала несколько глубоких вдохов и в конце концов смогла сесть. Парень по-прежнему был рядом.

— А зачем ты меня схватил? — спросила я с трудом.

— Подумал, что нам нужно укрытие. Ну, спрятаться куда-нибудь от твоего преследователя, да только оказалось, что... — он выглядел смущенным, — не от кого.

Он наклонил голову, и я смогла на его рассмотреть. Собственно, до сих пор у меня не было на это времени; когда ты думаешь о ком-то, что это психованный убийца, тебе не до деталей. А теперь я увидела, что это вовсе не взрослый мужчина, как мне казалось раньше. Высокий и широкоплечий, он все же был совсем юным, примерно моего возраста, с прямыми золотисто-каштановыми волосами, падавшими ему на лоб и растрепавшимися за время погони, с квадратной челюстью, крепким мускулистым телом и выразительными темно-зелеными глазами.

Но самым примечательным в нем оказалась одежда под длинным черным пальто: потертые черные ботинки, черные шерстяные брюки и темно-красный свитер с V-образным вырезом и знакомым гербом: два ворона, вышитые по обеим сторонам серебряного меча. Герб «Вечной ночи».

— Так ты ученик, — сказала я, — здешней школы.

— Вот-вот им стану. — Он говорил негромко, словно боялся опять меня испугать. — А ты?

Я кивнула, тряхнула спутанными волосами и стала скручивать их в узел.

— Это мой первый год. Родители получили здесь работу, они учителя, так что я... у меня нет выбора.

Похоже, это показалось ему странным, потому что он нахмурился, и взгляд зеленых глаз внезапно стал изучающим и неуверенным. Впрочем, через секунду он протянул мне руку:

— Лукас Росс.

— О, привет. — Ужасно странно представляться человеку, про которого ты пять минут назад думала, что он хочет тебя убить. — Меня зовут Бьянка Оливьер.

— У тебя пульс такой частый, сердце колотится как сумасшедшее, — пробормотал Лукас. Он пристально вглядывался мне в лицо, и я снова занервничала, правда не так, как в прошлый раз. — Ну хорошо, если ты ни от кого не убегала, то почему так мчалась? Это никак не походило на утреннюю пробежку.

Если бы я смогла придумать какую-нибудь благовидную отговорку, то соврала бы ему, но мне ничего не пришло в голову.

— Я встала пораньше, чтобы... ну, чтобы попытаться сбежать.

— Твои родители плохо с тобой обращаются? Обижают?

— Нет! Ничего подобного! — Его предположение меня ужасно оскорбило. Впрочем, я сообразила, что только это Лукас и мог предположить. Иначе зачем человеку в здравом уме мчаться через лес, словно спасая собственную жизнь, да еще до того, как взошло солнце? Мы только что встретились, поэтому, может быть, он еще считает меня человеком в здравом уме. Я решила не упоминать ночные кошмары, потому что тогда он точно подумает, что я чокнутая. — Просто я не хочу учиться в этой школе. Мне нравится мой родной город, кроме того, академия «Вечная ночь» такая... такая...

— Чертовски жуткая.

— Да.

— И куда же ты направлялась? Может, уже присмотрела себе работу или что-нибудь в этом роде?

Щеки мои запылали, и вовсе не потому, что я бежала.

— Гм... нет. Собственно, на самом деле я никуда не убегала. Просто пыталась дать им понять. Ну, вроде этого. Я подумала, если я такое устрою, родители все-таки сообразят, как сильно мне здесь не нравится, и может быть, мы отсюда уедем.

Лукас поморгал и усмехнулся. Его улыбка подействовала на меня очень странно: страх сменился любопытством.

— Все равно что я со своей рогаткой.

— Что?

— Лет в пять я решил, что мама меня обижает, и надумал убежать. И взял с собой рогатку, потому что я же был взрослый сильный мужчина, понимаешь? И мог сам о себе позаботиться. Кажется, я еще взял фонарик и пачку шоколадного печенья.

Несмотря на смущение, я не выдержала и улыбнулась.

— Думаю, ты подготовился лучше, чем я.

— Я выбрался из дома, где мы тогда жили, и дошел аж до... дальнего угла нашего заднего двора. И разбил там лагерь. И провел в нем целый день, пока не начался дождь. Взять с собой зонтик я не догадался.

— Так рушатся самые лучшие планы, — вздохнула я.

— Да. Это настоящая трагедия. Пришлось вернуться. Я весь промок, и живот ужасно болел, потому что я съел штук двадцать печений, и моя мама — а она очень умная женщина, хотя иногда доводит меня до белого каления, — сделала вид, что ничего не случилось. — Лукас пожал плечами. — Видимо, точно так же поступят и твои родители. Ты же это знаешь, да?

— Теперь знаю. — От разочарования у меня перехватило горло.

По правде говоря, я знала это с самого начала, просто должна была сделать хоть что-нибудь, скорее, чтобы выплеснуть досаду, чем достучаться до родителей.

И тут Лукас задал мне вопрос, по-настоящему меня удививший:

— Ты на самом деле хочешь отсюда выбраться?

— В смысле — сбежать? По-настоящему убежать?

Лукас кивнул и выглядел при этом очень серьезно. Но он не мог говорить это серьезно, ни под каким видом. Понятно, что он спросил меня об этом только для того, чтобы вернуть к действительности.

— Нет, — призналась я. — Я пойду обратно и приготовлюсь к школе, как положено пай-девочке.

Снова та же самая усмешка.

— Никто ничего про пай-девочек не говорил.

Он произнес это как-то так, что внутри у меня потеплело.

— Да просто... эта академия «Вечная ночь»... Мне кажется, что я никогда не почувствую себя здесь своей.

— Я бы об этом не беспокоился. Может, оно и к лучшему — не быть здесь своей. — Он посмотрел на меня серьезно и напряженно, как будто мог предложить мне другое, более подходящее место.

Или я этому парню в самом деле понравилась, или я начинаю воображать всякое, потому что мне хочется, чтобы я ему понравилась. У меня слишком мало опыта, чтобы догадаться, в чем тут дело.

Я торопливо встала. Лукас тоже поднялся, и я спросила:

— А ты-то чем занимался? Ну, когда меня увидел?

— Я же уже сказал — мне показалось, что ты попала в беду. В этих местах встречаются неприятные типы. Не каждый умеет держать себя в руках. — Он отряхнул со свитера сосновые иголки. — Мне не следовало торопиться с выводами, меня подвело чутье. Прости.

— Да все нормально, честно! Я понимаю, что ты просто хотел помочь. В смысле, когда увидел. До общего собрания у нас еще несколько часов. Учащимся велели приехать к десяти.

— Я никогда не умел хорошо играть по правилам.

А вот это уже интересно.

— Так что, ты ранняя пташка и начинаешь день до зари?

— Да нет. Я просто еще не ложился. — Улыбка у него была просто фантастическая, и я уже заметила, что он отлично умеет ею пользоваться. Впрочем, я ничего не имела против. — В общем, мама не могла меня сюда привезти, она уехала по делам, поэтому я приехал ночным поездом и решил сначала просто прогуляться. Оглядеться вокруг. Заодно спасти какую-нибудь расстроенную дамочку.

Я вспомнила, как быстро Лукас за мной мчался. Но ведь это для того, чтобы спасти мою жизнь! И теперь все стало выглядеть совсем по-другому. Страх исчез, и я заулыбалась.

— А почему ты приехал в «Вечную ночь»? Я-то привязана к родителям, но ты же мог выбрать какое-нибудь другое место? Что-нибудь лучше этого.

Вот честно, Лукас, кажется, не знал, что ответить. Мы шли по лесу, он отодвигал в сторону ветки, стараясь, чтобы они не поцарапали мне лицо. В жизни никто не расчищал для меня путь.

— Это долгая история.

— А я не тороплюсь обратно в школу. Кроме того, нам нужно как-то убить время до общего собрания.

Он наклонил голову, не отрывая от меня взгляда. В этом его движении определенно было что-то сексуальное, хотя я вовсе не уверена, что он вкладывал в него такой смысл. Глаза его почти полностью совпадали по цвету с плющом, который вился на башнях «Вечной ночи».

— Это своего рода секрет.

— Я умею хранить секреты. Я хочу сказать — ты же сохранишь в тайне всю эту историю, так? Ну, с моим побегом и с тем, что ты меня напугал...

— Я никому ничего не скажу. — Лукас еще пару секунд подумал, но все-таки признался: — Один мой предок пытался учиться в этой школе лет сто пятьдесят назад. Но его выперли, если можно так выразиться. — Лукас засмеялся, и мне показалось, что из-за деревьев выглянуло солнышко. — В общем, теперь я должен «восстановить честь семьи».

— Это нечестно. Ты не обязан соглашаться только из-за того, что он что-то сделал или не сделал.

— Ну, я же не на все соглашаюсь. Носки мне разрешают выбирать самому. — Он поддернул штанину, я увидела над тяжелым черным ботинком носок в разноцветные ромбы и улыбнулась.

— А за что твоего прапра-как-его-там выперли?

Лукас печально покачал головой:

— Он затеял дуэль в первую же неделю учебы.

— Дуэль? Типа кто-то оскорбил его честь? — Я попыталась вспомнить, что мне известно о дуэлях из любовных романов и фильмов. Во всяком случае, история жизни Лукаса куда интересней моей. — Или из-за девушки?

— Чтобы познакомиться с девушкой в первые же несколько дней в школе, ему пришлось бы здорово побегать. — Лукас замолчал, сообразив, что сегодня его первый день в школе, а он уже познакомился со мной. Я почувствовала какой-то внутренний порыв, словно меня физически потянуло к нему, но тут он повернул голову и сердито посмотрел на башни «Вечной ночи», едва заметные сквозь сосновые ветки. Вроде как вид школьного здания его оскорбил. — Да могло быть все что угодно. В те времена дуэли устраивали по любому поводу. Семейная легенда гласит, что начал тот, второй, типа это имеет какое-то значение. Важно только то, что предок выжил, однако разбил одно витражное стекло в большом зале.

— Ну конечно! Там в одном окне простое стекло, а я никак не могла понять почему!

— Теперь знаешь. С тех пор двери «Вечной ночи» для моей семьи были закрыты.

— До сегодняшнего дня.

— До сегодняшнего дня, — согласился он. — Да я и не против. Думаю, что смогу здесь многому научиться. Но это не значит, что мне все здесь должно нравиться.

— Сомневаюсь, что мне здесь вообще хоть что-нибудь нравится, — призналась я.

«Кроме тебя», — добавил голосочек в моей голове, внезапно ставший ужасно дерзким.

Похоже, Лукас этот голосочек услышал, потому что обернулся, и в его взгляде промелькнуло понимание. В школьной форме, с точеными чертами лица, он должен был выглядеть типичным американским юношей, но почему-то им не выглядел. Когда он за мной гнался и потом, когда думал, что спасает наши жизни, в нем проскальзывало что-то необузданное, скрытое за благопристойным фасадом.

— Мне нравятся горгульи, горы и свежий воздух, — сказал он. — Пока это все.

— Тебе нравятся горгульи?

— Здорово, когда чудовища меньше тебя.

— Никогда не думала об этом с такой точки зрения. — Мы уже дошли до школьной территории. Солнце светило ярко, и я чувствовала, как школа просыпается, готовясь встретить учеников — заглотить их сквозь тот каменный сводчатый дверной проем. — Я ужасно боюсь.

— Еще не поздно убежать, Бьянка, — легко бросил он.

— Я не хочу убегать. Просто не хочется оказаться среди толпы незнакомцев. Я не могу вести себя нормально, разговаривать и вообще быть собой с чужими людьми... Чего ты смеешься?

— Да вроде со мной ты разговариваешь запросто.

Я моргнула, удивляясь самой себе. Лукас прав, но как это вообще возможно? Я начала заикаться:

— С тобой... ну, думаю... думаю, ты меня так сильно перепугал, что все остальные страхи просто испарились.

— Слушай, если это помогает...

— Да. — Я уже чувствовала, что дело не только в этом. Незнакомцы страшили меня по-прежнему, но Лукас чужаком не был, причем с той самой секунды, как я поняла, что он пытается спасти мне жизнь. Мне казалось, будто я знаю его давным-давно, будто все эти годы только и ждала его появления. — Мне нужно вернуться до того, как родители поймут, что я исчезла.

— Не разрешай им капать тебе на мозги.

— Они и не будут.

Кажется, Лукас в этом сомневался, но все равно он кивнул и отошел от меня назад, в тень — а я шагнула на свет.

— Ну, еще увидимся.

Я, прощаясь, помахала ему рукой, но он уже исчез. В мгновение ока скрылся в лесу.