Вечность - Благая Весть

— “Сейчас и Я не сомневаюсь. В общем, Иосиф, Я попрошу тебя, поменяй место жительства”. — “Куда же мне, я ведь привык к Аримофее”. — “Нет, тебе следует перебраться в Ефремь. И вот еще что, Я со­всем недавно просил тебя прибыть в Иерусалим”. — “Иисус, но я же был там, а после почему-то меня потя­нуло домой”. — “Ну, хотя бы сейчас ты понял, поче­му?” — “Да, сейчас понял”. — “Мне нужно вернуться к Моим Ученикам, ты же собирайся, и Я буду ждать тебя в Иерусалиме”. — “Хорошо, Иисус, прости меня за непослушание. Я очень скоро буду у Тебя”. — “Иосиф, в пути будь осторожен, а случайных прохожих обходи стороной, ибо синедрион уже начал свое недостойное дело”. — “Иисус, я Тебя не подведу”. — “В общем, Иосиф, Я жду тебя”.

“Да, Он прав, соберу-ка я все вещи и сразу после Иерусалима отправлюсь в Ефремь, ибо не хочется так рано умирать”, — подумал Иосиф.

“Учитель, Ты так быстро вернулся”. — “Братья Мои, все в порядке”. — “К вам можно войти?” — “Да-да, пожалуйста, войдите”. — “Мир вам и Господь с вами”. — “Эммануил, ты?” — Да, Мария, я, как видишь. Я не забываю о вас нигде и никогда”. — “Спасибо тебе, Эммануил”.

“Иисус, я хочу видеть то, что произойдет завтра”.

— “Эммануил, конечно же, Я не против. Но скажи Мне, как ты…” — “Не стоит Богу спрашивать меня. Я же мудрец, я же за каждым Твоим шагом следил на протяжении всей Твоей жизни и сейчас хочу быть сви­детелем самого прекрасного видения — Вознесения Господня. Мария, прими от меня подарки”. — “Эмма­нуил, ты совсем не изменился, к чему Мне подарки?”

— “Нет, Мария, я от всей души, что могу, то и дарю”.

— “Хорошо, Я принимаю с чистой душой”.

“Иисус, я попрошу Тебя”. — “О чем?” — “Завтра Ты будешь “дома” и от моего имени сделай низкий поклон Игнату, Аврааму и Моисею”. — “Эммануил, Я обещаю, что все так и будет”.

ЧИСТИЛИЩЕ. Нескончаемый поток “вновь прибывших”. Варавва не находил себе места. Он ме­тался из стороны в сторону в поисках Иуды и Сафаи­та. “Неужели я опоздал сюда, хотя бы скорее Иисус вернулся и помог мне. Не дам я богоубийцам и здесь покоя, везде буду преследовать их. И никто меня не остановит”, — думал Варавва. Но поток оставался нескончаем. Возносились дети и женщины, старики. На глазах Вараввы происходило что-то необыкновен­ное, ибо он видел, что из дряхлого старика душа строи­ла нечто новое и молодое. Из малого дитя совершен­ствовалась зрелая особь, которая смотрела в зеркало и видела своих родителей. Варавва призадумался: “Ну почему же здесь никто не плачет, неужели…” — “Да-да, Варавва, ты правильно подумал”. — “Кто со мной говорит?” — “Я, твой Ангел, и с этого момента ты будешь слушаться только меня”. — “Имя как твое?”

— “Зачем ты спрашиваешь, ведь я Варавва”. — “Гос­поди, да что же здесь происходит?” — “Я знаю, кого ты ищешь и я покажу тебе, где они находятся. Только смотри не ошибись, ибо, знаешь, куда можно угодить”.

— “Нет-нет, в то угодие я не собираюсь, там огонь. К вам меня не пустят, ибо грешный я, и здесь мне не хочется находиться долгое время. Хорошо, я смирюсь, только укажи мне, где те мерзкие твари?” — “Варав­ва, поднимись на одну ступень выше и ты увидишь их там”. — “Господи, значит, не зря я сомневался, они хотят протиснуться туда, где им вообще не позволено быть. Но как бы мне туда переместиться?” — “Очень просто”. — “Для тебя, может, и просто, но как мне?”

— “Варавва, ты только подумай и ты будешь там и увидишь всех”. — “Да всех мне не нужно, ибо я-я… Ну что ж, чему быть, того не миновать — то Иисус говорил, но не я. Сейчас я все так и сделаю. Но объяс­ни мне, как все это понимать?” — “Что ты имеешь в виду?” — “Я знаю, что я уже не на земле, а здесь, как мне вести себя дальше?” — “Так, как дух тебя ведет”.

— “Но ведь ты же — это я, я сошел с ума. Ну, раз ты душа… Но мне почему-то трудно без тела”. — “Варав­ва, все временно. Твой характер сильный, и ты преодо­леешь все”. — “А Господа, Иисуса Христа я увижу?”

— “Конечно. Это произойдет очень скоро”. — “Что ж, я поднимусь на ступень выше”. — “Удачи тебе, говорит тебе твое “я”. — “Спасибо”. Варавва мысленно поду­мал: “Господи, где я, что за город? Да и люди не такие, как я. Смотри, я иду через них, они меня не видят. Как интересно”. Вновь послышался голос: “Варавва, не ув­лекайся увиденным, ибо времени у тебя мало”. Варавва посмотрел вокруг, он не знал, как обратиться, но все же произнес: “Мое “я”, извини меня, но мне здесь очень приятно находиться”. — “Нет, у тебя ограниченное вре­мя”. — “Я не могу, не могу в этом месте пойти на преступление. Здесь так прекрасно!” — “Ты чувству­ешь, что ты меняешься в самом себе?” — “Да, я чув­ствую”. — “Тогда — действуй”.

Варавва шел по улицам незнакомого города. “Да где же я? Какие красивые улицы! Люди все светятся! Но почему у них нет тела? А ведь, кстати, у меня его тоже нет. Вот-вот вижу, здесь продают вино, как мне сейчас хочется испробовать его”. — “Твое желание исполнимо, подойди и выпей, но немного”. — “Снова ты?” — “Да, снова я и ты”. — “Ну что ж, раз быть, то быть до конца сумасшедшим”. — “А сейчас, Варавва, ты найдешь то, что искал”.

Иуда и Сафаит даже не подозревали, что их ищет Варавва. “Иуда, смотри, как мы здесь неплохо устрои­лись”. — “Сафаит, может быть, тебе и нравится, но я хотел бы быть там, на земле. Все из-за тебя сложи­лось. Мне не по нраву это. Ты видел, что творится там?” — Да, Иуда, я видел и хочу избежать всего того”. — “А я чувствую другое: не избежим мы того огня”. — “Иуда, не сомневайся, раз мы преодолели тяготы земные, то преодолеем и остальное”. — “Ко­нечно, мы сможем преодолеть, но до тех пор, пока не явится сюда Иисус”. — “Зачем вам снова нужен Иисус?” — “Вместо Него явился я к вам”. “О Боже, Сафаит, это же Варавва”. — “Да, хотели вы от меня.., но не получилось у вас. Вставайте и следуйте за мной”.

— “Что тебе нужно от нас?” — “А то, что не место вам здесь. Я хочу, чтобы вы находились на несколько ступеней ниже”. “Боже, почему я так начинаю мыс­лить? Неужели я меняюсь? Наверное, к добру”. Не успел подумать Варавва, как услышал снова голос: “Ва­равва, ты с себя снимаешь грехи свои за свою про­шлую жизнь”. — “Ого, снова ты?” — “Да, я и ты снова”. — “О, как мне привыкнуть к этому”. — “При­выкнешь, у тебя времени предостаточно”. — “Но от­веть мне, что мне делать с богоубийцами?” — “Пере­несись с ними на пять ступеней ниже, но учти, чтобы ты сам не угодил в то, что увидишь там. Смотри всегда только вперед себя, но не по сторонам”. — “А если я не удержусь?” — “Я и ты уверены в том, что ты удер­жишься”. — “А христопродавцы? О Всевышний, не будет ли им там легко?” — “Нет, это Я обещаю тебе, но учти, я снова повторяю: не смотри по сторонам”. — “Но как же мне не смотреть, ведь я же не из тех людей”. — “Я понимаю твой характер”. — “Я дол­жен увидеть, где эти твари будут нежиться”. — “А если ты сам туда угодишь?” — “Я не боюсь и точно знаю, что Иисус меня заберет оттуда”. — “Будем на­деяться. Варавва, бери эти грешные души, мы вместе с ними переместимся в Царствие огня”. — “Что ж, я не боюсь преисподней и соглашаюсь с тобой. Так, дьяво­лы, идемте со мной, ибо здесь не ваше место. Смотри, какой уют нашли для себя!” — “Варавва, опомнись, ибо грех снова берешь на себя”. — “Да нет, простите, я снимаю его с себя. За мной!” — “Куда-куда?” — “За мной!” — “Варавва, держи их, здесь крепко держи. Спрашиваю тебя еще, не страшно ли тебе?” — “Нет, я не боюсь, перемещай, я готов. Но посмотри, как кор­чатся эти гады”. Иуда и Сафаит почернели, страх одо­левал их: Иисус, спаси нас — закричал Иуда. Варра­ва не выдержал: “Ты, скотина дьявольская, просишь Бога о помощи, ты же Его предал и ты должен полу­чить свое наказание и этот духовный одуванчик тоже. В общем, за мной!”

“Закрой глаза, ибо можешь ослепнуть”. — “Сколь­ко времени уйдет?” — “Варрава, учти, времени нет, ибо есть пространство. Но когда ты услышишь мой глас, то откроешь глаза”. — “Хорошо, я согласен”. “А что, если я при перемещении открою глаза, что тогда будет со мной?” — подумал Варавва. Но увы, его поглотила темнота. Они неслись с неимоверной скоростью. Сей­час, сейчас я открою глаза, и он открыл. “Боже, что это?” — “Тебя же просили не открывать глаза”. — “Но мне же интересно”. — “Закрой, я прошу тебя”.

— “Не могу, я вижу то, что никогда не видел”. — “Но твое впереди ждет тебя”. — “Только меня?” — “Нет, Варавва, всех”. — “И что, они тоже узрят все?” — “Конечно, и все-таки закрой глаза”. — “Хорошо, хо­рошо. Так, гады, скоро мы будем на месте”. — “Ва­равва, отпусти нас”. — “Что? Отпустить? Да вы зна­ете то, что сколько будет существовать Земля, люди будут проклинать мое имя, но не ваше. Вы хотите ос­таться в стороне? Никогда этого не будет! Да и сам Господь не позволит”. — “Варавва, открой глаза”. — “Да я их и не закрывал при перемещении. Нет, сейчас открою, ну и что я увижу. О, на Земле такого нет. И все же, что это?” — “Да, это то”. — “Но мне же нельзя смотреть по сторонам”. — “Сейчас можно, по­смотри”. - “Нет, извини меня…”

ИЕРУСАЛИМ. ДЕНЬ ВОЗНЕСЕНИЯ ГОСПОДНЯ.

“Дорогая Мама, вот и настал этот день. Сегодня Мне придется отправиться в Царствие Небесное”.

— “Иисус, давай пока не будем об этом говорить. Лучше идемте сейчас к Елеонской горе и проведем там целый день все вместе”. — “Мамочка, Я согласен с Тобой. Уже время, и сейчас здесь все соберутся. Но, чтобы было не так наглядно, мы будем идти неболь­шими группами. Павел!” — “Да, Иисус”. — “Ты мо­жешь прямо сейчас отправиться с Варнавой туда, а вслед за вами и Петр с Учениками придет”. — “Мир Вам!” — “Иосиф, ты прибыл уже?” — “Да, Иисус, я прибыл, как и обещал”. — “Что ж, следуй за Павлом, Я же буду идти с Мамой”. — “Хорошо, Иисус. Па­вел, идемте”. Они вышли и направились в сторону Гефсимансийского сада.

“Павел, а почему у тебя слезы на глазах?” — “Иосиф, как ты думаешь? Ведь сегодня мой Брат

вознесется в Царствие Небесное, и мне жаль Его. Я к Нему так привык”.

“Наставник, мир Тебе”. — “Господь с вами, Петр”.

— “Дай я Тебя обниму”. — “Нет, Петр, не время. Разделитесь на две группы и ступайте на то место. А почему Я не вижу среди вас Александра?” — “Настав­ник, он сейчас будет. Александр вещи свои собирает”. Иисус засмеялся. “Интересно, зачем они ему там нуж­ны, ведь у него и так все будет в достатке?” — “Не знаю, Наставник, что у него будет там, но свое…” — “Да-да, Петр, Я все понял”. — “Ну, Наставник, мы идем”. — “Петр, смотри, чтобы в обеденное время вы там были все. И Александр тоже”. — “Да, так и будет”.

“Мамочка, что Ты делаешь?” — “Иисус, Я Тебе вот несколько лепешек, рыбы и немного мяса хочу в дорогу собрать”. — “Мама, спасибо Тебе, но Мне это ни к чему”. — “Но Я же Мать”. — “Прости Меня, дорогая, но нам уже пора. Давай пройдемся по улицам Иерусалима, Я еще раз хочу посмотреть на город”. — “Ты хочешь проститься с ним?” — “Нет, Мама, просто хочу посмотреть. Пойми Меня еще раз: Я вас не поки­даю, Я навсегда остаюсь с вами”. Они шли по улицам Иерусалима. “Мама, помнишь, вот здесь когда-то в нас с Тобой бросали камни и смеялись над нами, как над умалишенными”. — “Да, Я все помню. А в том Храме Я провела свои юные годы, откуда и забрал Меня Иосиф”. Они шли обнявшись. У Марии по щекам тек­ли слезы. Иисус все видел, но молчал.

“Учитель, Учитель!” — “Да-да, Я слушаю. Корнилий, это ты? А Даврий где?” — “Он тоже скоро будет”. — “Корнилий, скачи туда, нам надобно с Мамой побыть наедине. — Так может, вас… — Нет-нет, мы дой­дем”. Они вышли из городских врат. “Иисус, давай обой­дем то место”. — “Нет, Мама, Я хочу снова взглянуть на то лобное место”. — “Хорошо, только без Меня”.

Иисус подошел к возвышенности, закрыл глаза и в один момент увидел все, что происходило с Ним за всю Его жизнь на Земле. Стало не по себе, в душе Он заплакал. “Иисус!” — “Да, Отец”. — “Время торопит, не следует задерживаться”. — “Отец, Я слы­шу Тебя”. — “Подойди лучше к Матери, Ее нужно сейчас поддержать, ибо Ей очень трудно”.

“Мама, Я слышал только что глас Отца нашего. Нам нужно спешить”. — “Тогда идем. Иисус, давай помолчим”. И так они удалялись от Иерусалима. Све­тило солнце, согревая их, и им казалось, что оно ласкает их, видя Матерь Божью и Сына Всевышнего.

“Артема, вставай”. — “Даврий, я еще немного”.

— “Нет, вставай, сегодняшний день…” — “Да, я вспом­нил, нам нужно вовремя там быть. Даврий, ты наде­ешься там что-то увидеть?” — “Я-то не сомневаюсь, а ты вот, как я и говорил тебе, возьми себе сменное белье”. — “Слава Богу, скоро я увижу Рим, больше меня ничего не интересует”. — “Вот как своими гла­зами все увидишь, то тебя заинтересует все без исклю­чения. И я тебе обещаю, что с того момента жизнь твоя в твоих глазах изменится полностью. Дай Бог, чтобы сегодня только не пошел дождь, а вообще-то, если он и пойдет, он будет, наверное, только в радость. Едем, Артема”. — “Что ж, едем, я уже готов”. — “Смотри, Соломон какой противный, не соизволил зае­хать за мной”. Они вышли из дома. “Странно, вроде бы и день сегодня прекрасный, но я не вижу в нем радости”. — “Даврий, что-то я тебя не пойму. То тебе это не нравится, то другое”. — “Артема, тебе не по­нять никогда. Давай лучше поскачем вперед навстречу той истине, в которой мы должны убедиться полнос­тью”. Лошади рванули вперёд.

“Даврий, смотри на людей, идущих впереди”. — “Да это же Мать Мария с Иисусом?” — “Мир вам, Учи­тель”. — “Спасибо, Даврий, вам”. — “Да нет. Учитель, спасибо Тебе за все то, что Ты сделал для людей и для всех нас”. — “Даврий, обо всем поговорим на месте”. — “Учитель, все понятно. Артема, вперед”.

“Мама, все-таки какие прекрасные люди окружа­ли нас. Будь вся Земля населена такими, то Меня бы Отец не направил сюда”. — “Сынок, Ты прав, но чему быть, тому суждено случиться”.

Вслед за ними неслась колесница. “Неужели я опоздаю, я должна успеть, — подумала Клавдия, — да вот же они. Мария, Иисус, как же так?” — “Клавдия, что случилось?” — “А разве вам невдомек? Иисус для меня так много сделал”. — “Спасибо тебе, Клав­дия, за твое внимание к нам и понимание твое. Ты оказалась очень хорошей женщиной”. — “Иисус, можно мне…” — “Безусловно, Клавдия, ты должна тоже при­сутствовать”. — “Тогда я помчалась, мне люди доло­жили, где это должно произойти”. — “Мама, какая она прекрасная женщина”.

“Иисус, Мне кажется сейчас, что Я второй раз от­даю Тебя в руки…” — “Мамочка, учти, в руки бес­смертия, но не смерти”. — “Иисус, но все же Я Тебя воспитала, не другая женщина”. — “Мама, Я сейчас буду плакать. Не нужно на Меня так давить своей душой. Мне тоже больно, но Я терплю. Я просил Тебя, давай будем идти молча”. Весь оставшийся путь они шли молча.

“Мама, вот мы и подходим”. — “Да, Я вижу и сама. Иисус, посмотри сколько здесь людей”. — “Ра­дуйся этому, дорогая”.

“Смотрите, смотрите, Иисус с Матерью Марией идут, они приближаются к нам. Иоанн, Матфей, Иуда, Александр, да и все остальные братья наши”. — “Братья, пропустите Учителя нашего”. К Иисусу и Матери Марии подносили малых детей: “Иисус, исцели!” Дети плакали. “Хорошо, Я все сделаю для вас и ваших детей”.

“Иисус, прости нас всех глупых и недостойных име­ни Твоего”. — “Я вас всех прощаю. Подносите своих детей ближе ко Мне и попрошу успокоиться. Всевыш­ний, посмотри на эти чада и помоги им во всем, ибо плод чрева Твоего в них, в них Твоя сила и дух Твой. Отец Мой, благослови их на долгую жизнь, сними грехи со всех, кто здесь присутствует”. — “Иисус, Я с Тобой согласен, и Я все сделаю”. — “Вы слышали, что сказал Мой Отец? Вы на сей день исцелены им. Берите на руки своих детей и ждите того, что будет. И увиденное будет явлением не только Божьим, но и всемогущим. Когда вы увидите Мое вознесение, поднесите своих чад к огню, возносящемуся к Небесам, и в них…”

“Иисус, Иисус, но мое дитя вообще не может дви­гаться и говорить”. — “Вознеси свое дитя пред Огнем Небесным, и оно опомнится”. — “Спасибо Тебе, Иисус”. — “Не нужно Меня благодарить, ибо Я де­лаю то, что возможно Богу”.

“Как же нам быть, остальным?” — “Не бойтесь ничего и в своих душах всегда несите Мое имя, ибо Я, Иисус Христос, буду всегда с вами”.

“Иисус, Мне страшно”. — “Мама, почему?” — “Смотри, сколько людей собралось, как бы ничего не произошло”. — “Мамочка, ничего не произойдет, ибо все позади осталось”.

“Иисус, Мария!” — “Клавдия, ты уже здесь?” — “Да, уже много времени я дожидаюсь вас здесь, ибо тогда забыла вам сказать…” — “Что именно, Клавдия, ты забыла нам сказать?” — “Прости меня, Мария, я хочу вас предупредить, что синедрион решил направить сюда легионеров”. — “Не волнуйтесь, они будут спать, видя происходящее”. — “Иисус, будь осторожен”. — “Клавдия, но Мне уже нечего бояться по сравнению с тем, что Я перенес”. — “Но, Иисус, здесь же останут­ся остальные люди”. — “Я об этом уже подумал и все сделаю для того, чтобы никто не пострадал. А вообще уже никто и ничего не изменит, ни синедрион, ни Пи­лат, ни Антипа Ирод. Решено Мне уйти не Мной”.

— “И все же, Иисус, посмотри, сколько народа здесь”.

— “Да, Я плачу пред истиной своей и пред всеми людьми, кто пришел Меня не проводить, а возвысить в Мое Царствие и ваше тоже”.

— “О, Боже, да куда же я снова несусь, ты меня слышишь?”

— Да, я слышу.

— Останови меня здесь, я войду в эту дыру.

— Это не дыра, это тоннель.

— Для меня все равно, — Варрава сделал не­сколько шагов.

— Господи, почему из женщины эти жабы сосут кровь, из груди ее, да и изо всего тела?

— Ты, божий угодник, о том, что видишь здесь, лучше молчи.

— А кто это со мной так говорит?

— Я с тобою говорю.

— Так появись ты предо мной, идол ты дьявольский.

— Что ж, если не страшно, то посмотри на меня.

— О, Господи, что за чудовище? Но я все равно тебя не боюсь. И прошу тебя, сними с женщины жаб мерзких.

— Сам подойди и сними.

Варрава подумал: будь что будет, не пропаду. Жен­щина прекрасная, а жабы такие мерзкие. Он подошел, прикоснулся к одной жабе рукой: “Смотри, какая она холодная”. Обеими руками он еле оторвал ее от тела. Женщина заорала не своим голосом: “Что ты делаешь, безумец, мне же было приятно”. — “О, прости меня, я и не знал, что в этом есть удовольствие”. Она посмот­рела на Варраву: “Подойди ко мне поближе, я тебя поцелую”. — “Хорошо, но только пусть жабы покинут твое тело”. — “Ради дьявола, я на все согласна”. Жабы медленно стали отпускать тело женщины. Видя это, Варавва отбежал. “Вот это да, страшновато все-таки”.

— “Не бойся, подойди и поцелуй меня. Я же пре­красна сейчас”. — “Как же мне быть, — думал Ва­равва, — она действительно прекрасна. Решено, по­дойду и поцелую. Ведь когда прощался с Осией, цело­вал его, а он намного неприятней этой красавицы”. И он сделал два шага вперед. Одна из жаб вцепилась ему в ногу. “Господи, она же сосет из меня не кровь, а силу какую-то. А ну, тварь, отцепись”. Одной рукой он не смог оторвать ее, уцепился двумя. “Э, тварь, вот ты какая”. Жаба заговорила: “А ты съешь меня и будешь доволен”. — “Да нет, лучше пусть жрут тебя такие, как и ты!” — “Хорошо, но ты еще пожалеешь”. Ва­равва выбросил ее из рук и направился к женщине. — “Ты меня хотела поце… Черт, черт истинный предо мной”. — “А что ты хотел увидеть здесь?” — “Но только не это”.

Варавва услышал свой голос: “Идем отсюда”. — “Нет, я хочу все познать”. — “Но ведь ты можешь здесь погибнуть, дьявольское же гнездо”. — “Нет, я не из таких, я выдержу и зд а здесь?” — “Да кто же это снова? Да, Его имени не боюсь даже в вашем мерзком месте”. — “Нет, больше этого имени не про­износи здесь, ибо место подвластно другому имени”.

— “И какое же это имя, ответьте, не молчите”.

“Это Сафрим”. — “Сафрим, Сафрим? Я знал та­кого”. — “Идиот, наш бог”. — “Нет, я такого знал на Земле”. — “Ты что, вообще?” — “Нет, еще не совсем”. — “Тогда ступай отсюда, тебе не место здесь”.

— “Ну, я и сам знаю, а вообще, как с вами здесь трудно общаться. Непонятно, кто с кем говорит. Не царствие, а навозная яма. Так что наслаждайтесь в ней сами”, — и Варавва резко начал перемещаться по тоннелю, видя впереди себя белый свет. “Ну как, тебе понравилось то место, где ты был?” — “Да кто же это снова со мной говорит?” — “Это я, Варрава”. — “Пора бы мне ко всему этому привыкнуть”.

ЕЛЕОНСКАЯ ГОРА.

“Братья Мои, вот и настал этот день. Все вы ста­нете свидетелями Моего вознесения в чистую плоть Бессмертия. И Я попрошу вас: жалеть Меня не нужно, ибо в жалости вашей Я буду видеть слезы. Нужно ра­доваться тому, что рядом с вами жил Господь Бог. И радость еще больше будет утверждать и доказывать Мое пребывание на Земле. Вы можете грустить обо Мне, как о человеке, но радоваться тому, что в человеке вы увидели истинного Бога. Я понимаю и о многом сожа­лею, но это все поправимое, ибо Ученики Мои продол­жат начатое Мной. Прожил Я свою жизнь на Земле очень хорошую, ибо Я оставил на ней свой духовный плод, который с веками размножится и осядет в душах, и каждый вновь рожденный почувствует все это. И Я, Иисус Христос, находясь в Царствии Небесном, буду радоваться всему этому и за всех вас. Ежели кто в Меня не верит — придет время, и он все равно поверит, но, главное, не опоздать в своем выборе.

ОТ МАТФЕЯ. “Я непосредственно находился рядом с Иисусом, слушал Его внимательно. При этом думал: Боже, Боже Ты мой, спасибо Тебе за все. Ты - жизнь, а в жизни все мы находимся рядом с Тобой. Какие трудности мы перенесли, и никто нас не мог сломить, ибо зерна наши пустили крепкие корни, кото­рые сблизили нас в Царствием Отца Твоего. Я видел слезы на глазах у Петра и Андрея, Иоанна и Иуды, Иакова, да и всех тех, кто окружал нашего Господа Бога. Смотреть было трудно. Что-то изнутри тела моего давило. Я хотел зарыдать и стать на колени пред Богом, но Он понял: “Матфей, успокойся и побереги себя для потомков, донеси до них истину обо Мне”. Я не удивился, ибо знал все о Нем. Но грусть набира­ла свою силу и давила меня все сильнее и сильней. По глазам Матери Марии можно было видеть, что Она молит Всевышнего и просит Его: оставь Мне единого Сына, прошу Тебя. И Она все это подтвердила мне, но уже после вознесения Иисуса. Павел и Варнава ото­шли в сторону и рыдали, как малые дети. Я видел лица Корнилия и Даврия. Мне казалось, что они по­старели на многие лета. Одна из женщин поднесла ребенка и положила у ног Иисуса: Господь Ты наш, благослови мое чадо, ибо оно у меня единственное, и я хочу, чтобы сам Господь Бог пожелал ему всего, что Он может пожелать “детям своим”. Иисус посмотрел и сказал: “Подними дитя с земли, ибо рано ему еще со­прикасаться с ней”. Он взял у женщины дитя, поднял его. “Отец, прошу Тебя, исполни волю женщины. Пусть дитя ее пройдет свой предназначенный путь без всяких трудностей”. После Он поцеловал его и отдал мате­ри. “Женщина, с этого момента твое дитя будет жить во славу Божью все лета на Земле и вечно в Цар­ствии Небесном”.

Клавдия — жена Понтия Пилата — не выдер­жала и заплакала, припав к ногам Иисуса: “Господи, прости нас, прости за все, ибо мы оказались глупыми слепцами, которые сотворили непоправимое”. — “Встань, и не нужно за Меня переживать и каяться в содеянном, ибо видишь, что Я жив. И ты, Клавдия, ни в чем невинна. Главное, что веришь Мне”. — “Господи, если бы не верила, то меня здесь не было бы, ибо многих, знавших Тебя, я не вижу здесь. Иисус улыб­нулся. “Это их совесть не пускает, она мстит им”.

Все мы ждали появления огненной колесницы, кото­рая должна была унести нашего единого Бога, а сердца наши творили свое. Этого не нужно никому объяснять.

МАТФЕИ. ПАЛЕСТИНА. 48 год от Р.Х.

ИЕРУСАЛИМ. Синедрион был собран к полу­дню. “Уважаемые члены собрания, — обратился веду­щий, — как вы уже знаете, что сегодня “дьявольский сын” хочет вознестись у многих на глазах в свое Царствие Небесное и, ежели это произойдет, значит, народ полнос­тью поверит в Него, и тем самым проявит свое недоверие к нам. И вы все прекрасно понимаете, что после будет с нами. Давайте прямо сейчас вместе с легионерами от­правимся к горе и убедимся в том, о чем говорят. И если ничего там не произойдет, то безумца нужно посадить на цепь в самом холодном подвале, и пусть Он так и сидит там, сколько хочет. Ведь Он же утверждал, что Он бес­смертен”. Все засмеялись. Послышались окрики: “Идем­те сейчас же, дабы не опоздать”. Все встали и направи­лись к Елеонской горе. Они двигались шумно, люди об­ращали на них внимание. Лишь они никакого внимания не обращали на людей, ибо у них были совсем другие мысли. Но их мысли были прочитаны задолго до того, как они подумали.

“Даврий, что случилось?” — “Знаешь, Корнилий, что-то тревожит мою душу”. — “Да успокойся ты”.

— “Нет-нет, Корнилий, я боюсь, чтобы здесь ничего не случилось, ибо внутри меня что-то говорит, да и давит меня. Что будем делать?” — “Даврий, я не знаю”.

— “Но ведь ты же воин, сотник? Обдумай все хорошо, и нам нужно что-то предпринять”. — “Даврий, рядом с нами находится Бог, и мне в данный момент не страш­но. Он сам знает, что делать. Тем более, за всем этим наблюдает Всевышний. И мне кажется, Он в силах остановить безобразие, если здесь что-то произойдет”.

— “Корнилий, но все равно, нужно быть в данный момент бдительными, ибо я хочу увидеть своими глаза­ми прекрасное зрелище”. — “Не беспокойся, уви­дишь, и ничто не сможет этому помешать”. — “Что ж, дай Бог, и пусть будет по-твоему”. — “Даврий, а где Артема, что-то я его не вижу”. — “Не знаю, может сменные одежды перебирает”. Корнилий улыбнулся. “А ты не брал с собой?” Даврий чуть не заорал, но его перебил Павел: “Даврий, смотрите, сюда скачут воины”. Он посмотрел на Корнилия. “Эх, Соломон, Соломон, я же тебе только что говорил, что будем делать?” — “Пус­кай они приблизятся сюда и тогда сама обстановка подскажет нам, как вести себя”. Воины приближались все ближе и ближе. У Даврия сжималось сердце, Кор­нилий же был в молчании.

РИМ. Тиверий потерял все надежды, но Нерон еще больше злорадствовал. Он верил, что будет так, как он хочет. Много времени он находился среди лю­дей и прислушивался ко всем разговорам. Он делал свои выводы из услышанного. Желание увидеть проро­ка доводило его до истерик, которых он даже не заме­чал. С ним творилось что-то непонятное, и он готов был на все. Потом наступали минуты отчаяния, и он каялся, не осознавая, в чем. Глупость вела его здравый смысл к уничтожению. По его приказам были на дан­ный момент уничтожены больше трех тысяч семьсот двадцати человек, в том числе и детей. Тиверий об этом знал, но боялся, ибо видел, что участь какая-то необыкновенная ждет и его. Все было бы хорошо, но настал день Вознесения. В Риме об этом знали не­многие, но Тиверий видел, что на Небесах происходят чудеса. “Что бы это значило?” — думал он, — откуда исходит радужный свет, да и зачем? Неужели на са­мом деле есть что-то в том просторе, что я вижу? “Не­рон тоже все видел. “Что ж, свет светом, но я сильней от исходящего. Как же то будет звучать. А-а-а, Шимеата — Бог Сияния. Но ты находишься там, а я здесь, и никто меня ни в чем не переубедит”.

“Тиверий!” — “Что, Шимеата?” — “Почему у тебя такой вид?” — “А сама посмотри на небо, а после на себя”. — “Но что это?” — “Не знаю, ибо никто не сможет ответить”. — “Тиверий, мне очень страшно”.

— “Шимеата, мне тоже, ибо чувствую, что надо мной витает смерч смерти”. — “С чего ты взял?” — “Я чувствую”. — “Что, Боги на нас рассердились?” — “Да нет, кое-кто другой, но Боги видят все”. — “Смотри, смотри, свечение движется, Боги, спасите нас. Тиверий, давай не будем смотреть, лучше уйдем”. — “Нет, луч­ше останемся до конца явления”. — “Значит, очень скоро прибудет Даврий, — подумал Тиверий, — и следует его ожидать через четыре дня и через четыре ночи, если только он жив”.

Нерон внезапно упал, он был один и никто этого не видел. Но он видел другое. Страшная картина пред­стала пред ним. Он увидел многочисленные трупы лю­дей. Окровавленные дети тянулись к нему своими рука-

ми. Обезглавленные женщины просили его о помило­вании. Над ним проносилось что-то темное, которое ста­ралось взять его с собой. Он недоумевал: что же проис­ходит? И в тот момент он услышал голос: “Ты видишь свои деяния земные, а все черное — твоя дальнейшая жизнь”. Он закричал: “Нет, все так и будет, как я хочу”.

— “Да, все так и будет, как ты хочешь, но после черное и неприятное поглотит тебя, как и всех остальных бе­зумцев”. — “Я не боюсь тебя”. — “А зачем Меня бояться, бойся себя и своих поступков”. — “Убирайся вон”. — “Я-то уйду, но ты после ко Мне придешь и станешь предо Мной”. — “Я тебя сейчас…”, — и Не­рон очнулся. “Боги, что же со мной было?” В этот мо­мент к нему вошел слуга. “Ты, что, Бог?” — “Да нет, я слуга”. — “Что Ты со мной сделал?” — “Ничего, вы кричали, и я подумал, что вам плохо”. — “Кто-либо в палате был, когда ты вошел сюда?” — “Нет”. — “Тог­да вон отсюда, и чтобы я тебя больше не видел здесь”. “Интересно, что же было со мной, неужели?..” Нерон поднялся, взял кувшин с вином. “Да нет, я же не пил, тогда что же это было?..”

“Тиверий, давай все-таки спрячемся”. — “Шиме­ата, от кого?” — “От всего того, что происходит на Небесах”. — “Нет, мне терять нечего”. — “Ну как хочешь, а я все-таки уйду. Нет желания у меня смот­реть на небесные чудеса”. — “Воля твоя, и тебе ре­шать, как поступать”. Тиверия осенила одна мысль, но резко почему-то покинула его. В той мысли услышал голос. “О, Боже, что же это такое, кого же я слышал?” И он задумался. А яркое свечение набирало свою силу. Сполохи пламени при свете Луны озаряли небо все сильней и сильней.

ЕЛЕОНСКАЯ ГОРА.

Всадники приближались все ближе и ближе. “Корнилий”. — “Даврий, будь спокоен, лично я думаю, что мы отстоим нашего Бога и самих себя. Собери, пожалуйста, всех мужчин в одну группу”.

“Корнилий, что случилось?” — “Иисус, посмотри вон туда, легионеры скачут в нашу сторону”. — “Кор­нилий, не бойтесь, это друзья наши. Они не зло несут, с добром приближаются к нам”. Даврий засомневался: “Как это может, чтобы воины пришли с добром?” — “Даврий, очень просто, ибо среди них тоже есть люди, которые знают и помнят обо Мне”. Всадники спеши­лись. “Шемо!” — “Да, Учитель, это я. Мир вам всем”.

— “Мир и вам, Шемо, что-то случилось?” — “Да, Учитель, случилось, ведь Ты сегодня…” — “Хорошо, молчи. Корнилий!” — Да, Иисус?” — “Обними это дитя, ибо он пришел к нам с добром и не бойся, Дав­рий, ничего, ибо ты сам сказал, что Всевышний видит все. Вот все так и получилось”.

От Рима до Иерусалима медленно двигалось ра­дужное облако. Многие люди не понимали, что проис­ходит… Одни смеялись, другие плакали, некоторые впа­дали в панику. Но свечение оставалось единым. Со стороны казалось, что Простор Небесный горит огнем. Никто не понимал, что оно значило. Иисус стоял уве­ренно на Елеонской горе. Он уже знал, что приближа­ется Его час, час утешения небесного и души Его.

“Александр, что ты поник головой?” — “Учитель, я не знаю, что Тебе ответить”. — “Не волнуйся, ты все будешь видеть и знать о своих знакомых. Поверь, нуж­но так. Но ежели ты… ” — “Нет-нет, Учитель, я со­гласен”. — “Варнава, ступайте ко Мне. Я знаю все о вас. Вы же пока не ведаете ничего о своей судьбе”. — “Учитель, мы все стерпим ради Тебя и Твоего Учения”. — “Да, вы настоящие Мои братья. Павел, а как хитон, плащаница Моя?” — “Учитель, не беспо­койся за меня”. — “Спасибо тебе, Павел, прошу тебя, береги их и, ежели будет трудно, то передай в надеж­ные руки”. — “Иисус, брат мой, я все понял”.

Шемо подошел к Корнилию: “Корнилий, смотри, что за толпа приближается к нам?” — “Шемо, если ты здесь со своими воинами, значит Всевышний видит нас”. — “Я не пойму, о чем ты говоришь?” — “Шемо, скоро и сам все узнаешь, только воинов своих расставь умно, дабы толпа ничего не смогла здесь…” — “Корнилий, я тебя понял. Люди для меня — это главное, а Бог — превыше всего. Жизнь свою отдам, но второй раз не позволю, чтобы оск­вернили имя Господа нашего”. “Корнилий!” — “Да, Иисус?” — “Я вижу и чувствую, как вы переживаете из-за Меня, не нужно. Сейчас все будет по-Моему. Те идолы, приблизившись к нам, примут беспамятство свое и примут они его во сне”.

К Иисусу подошел Даврий. “Учитель, извини меня, но не делай пока этого. Я хочу воочию увидеть всех тех, кто ненавидит и не верит в Тебя”. — “Даврий, ты настойчив”. — “Иисус, пойми меня правильно”. — “Да, ты следователь, и пусть будет по-твоему”. Толпа убийц Богочеловека приближалась к месту, которое вознесло нашего Господа, Хранителя и Спасителя.

ОТ ЛУКИ. Кому, как не мне, было дано знать, тем более видеть жизнь нашего Господа Бога. Я видел все, даже то, о чем в данный момент и не мог подумать. Я видел слезы Господа нашего и чувствовал, что Ему жалко с нами расставаться. Чувствовал я и другое, ибо слышал Его мысли, они в особенности были направлены на пер­восвященников, которые применили к Нему свою дьяволь­скую силу. Да, может быть, внутри Он чего-то и боялся, как человек, но как Бог Он был предан своей миссии на Земле. В Нем не было злости и ненависти. От Него исходили лучи тепла и добра. Ум Его, а точнее, наш ум пред Его, можно сказать, ничего не значит, ибо Он был Бог и никто другой. Как человек Он мне нравился своей истинной добротой. Такой доброты и любви вы нигде не встретите, но она была в Нем, и клянусь именем Его. А Мать Мария — это же был изумруд духовного знамения. В Ней было все: начиная от Альфы до Омеги. Да, я признаюсь, что поначалу были трудности, но они были чис­то человеческими, но не духовными. Суеверие брало свое, или хотело что-то взять, но получалось иначе. Если кто из вас чувствовал по-настоящему дыхание ветра, а точнее, ду­новения, так чувствовали мы нашего Иисуса Христа в наши времена.

Было много людей, которые хотели избавиться от Него, и Он чувствовал это и всегда говорил: “Я уйду, род людской погубит много таких, как Я; и этот род будет губить, не задумываясь, что творит. Но в убиен­ном вы всегда улицезрите имя и лицо Мое. И оно будет преследовать вас каждый день. Лицемеры, успо­койтесь, ибо вы не знаете, зачем и откуда вы, но когда узнаете, то уже будет поздно, ибо обитель Моя находится в терпении своем и ожидании”. На меня эти слова очень сильно действовали. Я над ними задумы­вался и проводил бессонные ночи, хотя образ Его не покидал меня даже в минуты моего духовного разоча­рования. Да, были такие моменты, это было в Ефреме. Нас избивали за наши добрые дела, и я невольно по­думал: “Иисус, Ты Господь, останови побоище”. Я ви­дел Его окровавленное лицо, но Он молчал и при том шептал: “Всевышний, Отче Ты Мой родной, здесь лю­дей не вижу Я, дьявола вижу в их лице, прошу Тебя, не наказывай Ты их, пусть нас бьют. Пожалеют они или нет, но придут в Обитель нашу, и мы их вразумим, но не накажем”. После Он мне сказал: “Лука, не нужно было думать так”. Я покраснел: “Прости меня, Иисус, но ведь боль — это унижение”. — “Нет, Лука, это истина, а ее никто не терпит, ибо грешники бьют за то, что мы первые говорим им об этом”. — “Так может, промолчать и в сторону уйти?” — “Нет, Лука, невеже­ство человеческое стороной не обойдешь, здесь нужно идти тропой единой и прокладывать свой путь верой в то, что приемлемо разуму оного лица”. В душе мы все понимали, но наяву было все иначе. Духовенство нико­го не хотело признавать, и на их устах было единое — месть. Ибо они считали себя оскорбленными.

Часто беседуя с Иисусом, Я слышал от него: “Лука, не искореню Я его один”. — “Иисус, что Ты имеешь в виду?” — “Неверие среди духовенства. Пройдет много лет, они будет Меня воспевать, но не таким, каким Я был. Все повернуты ко Мне спиной, но Я везде и буду смотреть им в глаза”. — “Иисус, но ведь есть силы и выше?” — “Да, Лука, есть. Вот посмотри на людей, как восприняли рождение свое в лице Моем, они отвергли Меня, но Я повторяю: Я един, другого не будет”. — Иисус, ведь мы с Тобой”. — Да, вы продолжатели рода, созданного не вами”. — “Иисус, я все понял, но как же быть нам, ведь Ты уйдешь, и, знаю точно, что будет трудно нам”. — “Как быть, Лука, спроси у души своей, и пусть каждый из людей спросит себя точно так, как и ты спросил ее”. — “Ведь не каждый ее поймет и услышит”. — “Вот поэтому и свидетельствую Я: “Имеющий уши — да услышит”. — “Иисус, ответь мне, люди, те, кто уверовал в Тебя и преданы всей своей душой Тебе, могут ли они от имени Твоего помо­гать людям?” — “Вот, Лука, где весь смысл кроется. Да, можно, но не все правильно поймут. Я же буду видеть все”. — “Но среди них могут…” — “Знаю, Лука, даже сейчас вижу их лица”. — “Иисус, как же быть в этом случае?” — “Лука, Иоанн все это опи­шет”. — “Интересно, будут ли чтить пророчество?” — “У кого душа чиста, тот будет чтить, но кто же…” — “Я понял Тебя, Иисус, тот будет поглощен в бездну тьмы”. — “Вот-вот, Лука, а она ждет с нетерпением всех отчуждающихся и отрекающихся от Меня и поглощает их”. — “Иисус, а верность свою в людей?” — “Я знаю, Я ее сохраню. Не беспокойся, ибо Я Бог. Но после каждого и спрошу, ибо Я сохранил, любил и терпел. Если говорить чисто человеческим языком, то со всем смирюсь и всем прощу, только ж не с невери­ем в Меня и в силу Духа Святого”. — “Знаешь, Иисус, интересно было бы взглянуть туда вперед”. — “Так в чем же дело, посмотри”. — “Но ведь я не могу”. — “Закрой глаза и ты все увидишь, даже сон может преподнести тебе ясность”. — “Но во сне я мертв”. — “А кто это тебе сказал?” — “Я сам так подумал”. — “Лука, вот Ты увидишь Меня в день Моего Воскресе­ния. Встретившись со Мной, поверишь ли ты, что это именно Я?” — “Иисус, не знаю, что и ответить Тебе. Судя по всему, сначала я испугаюсь, ибо такое не каж­дый день приходится видеть. Я помню Лазаря, вос­кресшего из мертвых, мне было страшно, признаюсь. К Тебе я до сих пор не могу привыкнуть, ибо между Лазарем и Тобой, Иисус, есть большая разница”. — “Лука, и все же?” — “Иисус, пойми меня правильно, ежели я узрю в Тебе того, кого знал раньше, то, безус­ловно, я поверю, и страх мой наполнится только радос­тью души моей”. — “Спасибо тебе, Лука, и прошу тебя: донеси разговор наш до людей, ибо не хочу выг­лядеть Я пред ними идолом. Мне будет неприятно смотреть на это. Лично Я знаю, что не вся правда обо Мне дойдет к тем, кто будет жить после нас. Меня и Мои деяния лжепродавцы будут запечатывать, дабы прославить свое сатанинское. И Я снова буду оплеван, но не надолго, и Рим когда-то то покается и снимет печать недостойную, которая будет давить на Меня, да и на всех вас”. — “А можешь ли Ты что-то переина­чить?” — “Лука, к чему и зачем? Ведь люди будут жить, и им решать о здравии своем”. — “Учитель, как все трудно”. — “Нет, Лука, не трудно, но и не легко, но постижимое и со своим лицом. И если у постижи­мого очень добрые глаза, то значит, и добрая душа. Это Я сравниваю со всем живым, видимым и невидимым на этом белом свете”. — “Иисус, но ведь Ты превыше всего?” — “Да, но за Мной посмотри что стоит”. — “Да, я получил ответ полностью от Тебя, даже в цвете я вижу Твою доброту и запах нектара, исходящего от нее”.

Личность Иисуса невозможно охарактеризовать. Для этого нужно было только с ним встретиться и убедиться воочию, что Он действительно был Божьим Естеством. Если вникнуть в саму жизнь и разобраться, что же есть или кто есть человек — это очень трудно. Тем более узнать все о Боге — это вообще что-то несоизмеримое и необъяснимое, но очень привлекатель­ное. Я — Лука, утверждаю своей душой, ибо я жил со всем этим возвышенным и посланным нам, дабы мы стали умные и чистокровные.

ОТ ЛУКИ 47 г. от Р.Х.

Иисус подошел к Александру: “Еще раз спраши­ваю тебя, не страшно ли тебе?” — “Учитель, как Тебе ответить? Да”. — “Что ж, Александр, все пройдет, ты даже не заметишь этого. Хотя новое будет тебя все больше и больше интересовать и привлекать”.

— “Наставник!” — “Петр, Я знаю, о чем ты поду­мал. Ни о чем не беспокойтесь”. — “Но, Мать Ма­рия…” — “Я же сказал, все будет хорошо”. — “На­ставник, может, Тебе следует скрыться в толпе?” — “Петр, Я больше повторять ничего не буду, ибо все будет по-Моему”.

— “Александр, у тебя осталось мало времени, ты окончательно решил все для себя?” — “Иисус, я ре­шил, и все будет по-твоему”. — “Тогда посмотри вок­руг себя и что видишь — запомни на долгие лета, хотя в Царствии Небесном ты увидишь красоты намного лучше”. — “Спасибо Тебе, Иисус”. У него появились слезы. “Плачешь ты от чего?” — “Иисус, я плачу чисто человечески”. — “Александр, Я понимаю тебя, но пой­ми и ты Меня, ведь так нужно”.

“Учитель, Учитель!” — Да, Павел?” — “Там за горизонтом в Небесах появилось какое-то свечение”.

— “Павел, это за Мной, и не нужно бояться, ибо это ты уже видел, брат ты Мой”. Павел заплакал. “Па­вел, не нужно, ведь уже ничего не изменишь”. — “Иисус, я понял Тебя, но мне, но мне очень…” — “Не нужно дальше ничего говорить”.

“Люди, люди, смотрите, что творится в Небесах”. Свечение было настолько ярким, что некоторые, не выдержав, бросались в разные стороны. Клавдия сто­яла и думала: “Я сожалею, что Понтий с Иродом не находятся здесь”.

— “Корнилий, мне почему-то не по себе”. — “Дав­рий, ты убедишься в той истине, которая существует рядом с нами, но не каждый день”. Артема стал на колени: “Господи, да что же это такое?” — “Даврий, посмотри на него. Он хотя бы взял то, о чем ты ему говорил?” — “Да-да, Корнилий, но не мешай мне смот­реть на чудо”. А чудо небесное приближалось все бли­же и ближе. Свечение освещало Землю таким светом и цветами, раньше такого никто не видел никогда. Все переливалось, в Небесах появились разнообразные формы каких-то писаний, неведомых никому.

— “Корнилий, поддержи меня”. — “О, Даврий, наконец-то”. — “Но если это конец жизни моей, то значит, ближе момент моей встречи”. — “Даврий, я понял, но не бойся, не умрешь, ведь я рядом с тобой”.

— “Да, на тебя надеяться, то лучше…” — “То лучше, Даврий, дальше ничего не говори. Давай просто будем наблюдать за прекрасным явлением”. — “Хорошо, я согласен с тобой”.

Артема встал и подошел к Даврию. “Даврий, я больше не могу. Я покину это место”. — “Да нет уж, оставайся до конца”.

Среди членов синедриона началась паника. “Смотри­те, смотрите, что-то дьявольское. Неужели оно затронет и нас. Сами Небеса прогневались”. — “Не бойтесь, то про­делки дьявола, — кричал ведомый, — огнем он угрожает нам”. — “Да нет, это Божья сила преследует нас”.

Иисус поднял руки к Небесам. “Отец Мой, вижу Я Твою Силу, вижу и чувствую, как Ты идешь за Мной. Прошу Тебя, пусть Твой огонь небесный никого не затронет и никому не навредит. Успокой свое явление, ибо люди могут испугаться Моего Вознесения”. — “Иисус, это остановить Я не могу, пусть все лицезреют и вздрогнут пред силами небесными”. — “Отец, но Я прошу Тебя”. — “Хорошо, Иисус, пусть будет по-Твоему, но и конечно, по-Моему. Пусть неверные уснут пред Моим ликом, и не суждено им будет увидеть Твое Вознесение в родимое Твое Царство”.

— “Корнилий, ты слышишь, сами Небеса говорят?”

— “Да, Даврий, я слышу, но не Небеса говорят, а Всемо­гущий глаголит свою Истину”. — “Корнилий, но как понять?” — “Я не знаю, как тебе объяснить. Лучше смотри на явление и понимай сам, как хочешь. Посмотри на Иисуса, какой вид у Него сейчас”. — “Да, Корнилий, я вижу. Что это с Ним?” — “А то, что Он перевоплощается или, другими словами говоря, обретает у нас на глазах Свой облик Божий”. — “Я не знаю, у меня сейчас такое состояние…” — “Ну, а что дальше с тобой будет, ведь только начало”. — “Корнилий, я думаю, что ты меня спасешь”. Корнилий улыбнулся. “Даврий, от чего?” — “От всего, я имею в виду нехорошего”. — “А вот здесь я действительно бессилен пред силами Всемогущего. По свечению реши, кто есть кто”. — “Ты прав, тогда я буду терпеть до конца, и пусть явление останется в моей памя­ти до последних дней наших”. У Даврия по щекам по­текли слезы. “Вот, Даврий, где все это скрыто: в душе нашей, и в ней мы найдем свое успокоение”. — “Корни­лий, мне кажется, что после я буду плакать всю жизнь свою”. — “Нет, ты говоришь неправильно, а в принципе, да: плакать можно только от радости, ибо мы знаем с тобой, что мы вечны, как и Он. Посмотри еще раз на Него и запомни Его на все лета свои”. — “Корнилий, я Его запомню на все свои века как человека, а там я с Ним встречусь уже как с Богом. А пока давай будем наслаждаться прекрасным зрелищем”. — “Даврий, и все-таки, сменное белье?” — “Корнилий, прекрати, ведь не до смеха сейчас”.

— “Мама, Мамочка!” — “Иисус, Я все вижу. Мгно­вения приближают и разделяют нас”. — “Мама, но не навсегда”. — “Сынок, у Тебя появились слезы”. — “Мама Мария, Я же человек, родившийся от Тебя, и Я имею право на все человеческое”. — “Сынок, но ведь не в том дело, дело в расставании с Тобой”. — “Мама, Я плачу. На кресте Я не рыдал, как сейчас. Я смотрю на всех присутствующих людей здесь и волей-неволей сама мысль проходит ко Мне: не покидай нас, ведь Ты един, а мы с Тобой в Твоей плоти. Но Мне нужно уйти, дабы другим доказать настоящую Истину. Мама, Я знаю точно тот день, все произойдет внезапно, и тело Твое будет находиться в Небесах, душа Твоя в наших небесных руках или обители нашей”. — “Иисус, Мне почему-то не верится”. — “Мама, прикоснись рукой к перстню и подумай о том, что Ты хочешь увидеть”. — “Мне что, можно прямо сейчас сделать это?” — Да, Мама, только приложи усилия”. — “Я поняла”. Она прикоснулась к заветному перстню. “Мария!” — “О, Всевышний, Я слышу Тебя”. — “Не сомневайся ни в чем, ибо блаженство ждет вас, и пусть скорбь и печаль уйдут в сторону”. — “Я это уже слышала неоднок­ратно из Твоих уст, и Я повинуюсь всему услышанно­му”. — “Мария, Я знаю, как трудно сейчас Иисусу. Он Сын Божий”. — “Но Он же еще и человек”. — “Понимаю все и выдержу”. — “Выдержать вам следует все трудности, ибо это Мое требование, ради всего же благого, ради Меня и Тебя. Ради всех, кто населяет обитель земную. Все невежды могут отвер­нуться от Божьего и увиденного в данный момент. И все же они придут ко Мне, рано или поздно, но они попросят у Меня прощения”. — “А может быть, не стоит наказывать недостойных?” — “Да нет, Мария, придется Мне смотреть глазами Бога и их Отца-ро­дителя, и Мне решать. Мария, Я Тебя попрошу, обе­регай Павла и Варнаву, и они Тебя будут чтить как Мать. Иоанну, из всех Учеников нашего Сына, лишь одному ему судьба его будет подвластна. Других же участь ждет, как и нашего Сына”. — “Но ведь Ты же можешь что-то изменить?” — “Нет, Мария, хотя Я в силах, но не могу, ибо люди должны на этом осознать свои грехи и поступки. Даже такой ценой, ценой жиз­ни других. В мученьях и страданиях вознесутся ко Мне друзья Моего Сына. Остальным же пусть будет в учение, ведь страдали Мои Апостолы, даже среди тех, кто и не подозревал всего этого и смеялся над этим и будет смеяться. Ибо Божье — невидимое. Хотя, Мария, все видимое и вы находитесь в нем. Ибо Я сотворил это не для утешения своего, а для жизни вечной. Моя благодать рассеяна везде”. — “Боже, Я знаю, но ведь Он у Меня единый”. — “Мария, у Меня тоже. Ты благословенна среди жен земных, и в этом вся суть пришествия Сына нашего. Мария, представь всю бесконечность Моих владений, и везде есть Мною внедренная жизнь”. — “Я понимаю Тебя, но почему Ты не пришел ко Мне на помощь, когда в Меня бро­сали камни и со всех сторон сыпались плевки в Мою сторону?” — “Я видел и вижу, что будет дальше. Пой­ми Меня правильно, ведь Я лишь Дух, Сила, но не тело. Хотя могу явиться и в этом виде, но есть одна тайна, даже Тебе, Мария, открыть пока Я не могу ее. И ежели Я ее открою, то померкнет солнце, а с ним и все остальное”.

Небесное свечение становилось все ярче и ярче. Казалось, что Небеса полыхают в огне.

— “Даврий, ну что можешь сказать об увиденном?”

— “Корнилий, я не знаю, что тебе сказать”. — “Да не мне, Даврий, а властям своим в Риме?” — “Корни­лий, если я останусь живым и не умру сегодня, то через несколько дней Рим узнает все, и властям своим я докажу то, что воистину видел своими глазами: Истину Божью, которая находится на Небесах”. — “Вот-вот, Даврий, теперь я начинаю замечать, что ты стал умнеть на моих глазах”. — “Корнилий, не издевайся надо мной, хотя бы в эти удивительно прекрасные минуты”. — “Хорошо, смотри. Мне же нужно поговорить с Мате­рью Марией”. — “Даврий!” — “Что, Артема?” — “Давай уйдем отсюда”. — “Да нет, нужно мне быть здесь и увидеть самое главное, вот ту “луну”, которая опустится на землю”. — “Даврий, она же нас раздавит”. — “Нет, Артема, с нами Иисус, и Всевышний не допустит безоб­разия”. Поднялся небольшой ветер, клубы пыли взды­мались вверх. Казалось, что мир на Земле рождался заново. У некоторых людей пред глазами проявлялись такие картины, что они такого никогда не видели. Иисус же по-прежнему стоял спокойно и наблюдал за всем происходящим.

— “Даврий, вот все это лично мне подходит”. — “Корнилий, ты имеешь в виду зрелище?” — “Конечно, и ничто другое, ибо все это мне напоминает мой харак­тер”. — “Да-да, я думаю, что ты прав. Но, Корнилий, посмотри на остальных людей, внимательно всмотрись в их лица. Лично я, Корнилий, вижу в их лицах страх”.

— “Даврий, о чем ты говоришь? Допустим, даже если страх, то он временный, самое главное, чтобы люди после увиденного прозрели. Вот, Даврий, в чем дело”. — “Корнилий, я тебя понял. Лучше смотри, свечение на­чало снижаться медленно к земле, и меня начинает трясти как труса”. — “Не бойся и любуйся”. В Не­бесах послышался шум. Он напоминал приятное ши­пение, от которого можно было уснуть.

Понтий Пилат не выдержал, созерцая происходящее. Он спрятался за ширмой, но шум нарастал. Ему становилось все страшнее и страшнее. “Вот это да, сама Истина открывается пред нами, а ведь мы явля­емся богоубийцами, все без исключения. Все в один голос кричали: “Казнить, казнить Его”. А сейчас бу­дем стоять на коленях и просить прощения, как после­дние безумцы. Где же мне спрятаться, ну где?” Он метался из одной палаты в другую, не находя себе ме­ста. “Клавдия, Клавдия, о мерзкая женщина. В такой трудный момент и она меня покинула. Лучше опущусь я в винные подвалы, там я успокоюсь”. Он пил вино прямо из чана, умывался вином. “Странно, но почему я не пьянею, это что, наказание или я уже сошел с ума?” Пилат громко рассмеялся. “А ведь Клавдию нужно было слушать с самого начала. Все было бы по-друго­му. Поздно, очень поздно приходят здравые мысли в наши головы, зачем только они и даны нам, если мы не можем разобраться, кто есть кто. О, Всевышний, про­сти, посети еще раз христопродавцев, этих глупых ове­чек, как Иисус говорил, в волчьих шкурах. Так оно и оказалось”. Пред Пилатом возникло нечто темное, от которого веяло прохладой. “Кто ты?” — “Я не скажу тебе”. — “Но тогда зачем ты здесь?” — “Хочу по­смотреть на тебя еще раз”. — “Убирайся отсюда вон”.

— “Увы, ты меня не прогонишь, ибо не знаешь, кто я”. Понтий присел. “Почему я раньше не знал, что у меня в винных подвалах находятся жители преисподней?”

— подумал он. “Знаю, о чем ты думаешь, но это еще не преисподняя, она ждет тебя впереди, а вместе с ней и я жду тебя. Ты в какой-то мере помог нам, и мы тебя отблагодарим по-своему”. — “Что за чушь ты несешь, убирайся отсюда, ибо я слуг сюда позову”. — “Понтий, ты их не найдешь, они все ушли, чтобы про­водить Сына Божьего в Царствие Его. Так что ты сейчас находишься один на один со своей судьбой. Знаю, тебе непонятно, но ты скоро все поймешь”. — “Прошу тебя, уйди прочь”. — “Но как же я могу уйти, ведь я твоя судьба, а значит, что я — это ты. И пойми: уйти от самого себя нельзя”. — “Боже, что со мной происходит?” — “Я не Бог, я лишь тень твоя, и мне за тебя придется страдать муками намного сильнее, чем перенес Иисус на кресте”. — “Что мне делать даль­ше?” — “Ждать, и только ждать участи своей”. — “Если можешь, то помоги мне”. — “Вот в чем дело, помощи просишь? А помог ли ты Иисусу, когда Он просил всех вас?” — “Да, я помню Его слова, все слова до единого я помню”. — “И почему ты не помог Ему?”

— “Но ведь толпа кричала и просила”. — “Хорошо, толпа есть толпа, но ты же был намного выше властью своей над толпой. И Клавдия, жена твоя, умоляла тебя, чтобы ты остановил тот спектакль. Ведь Иисус очень многое сделал для вашей семьи. Были такие моменты, что ты даже гордился Им в душе. Почему же ты ничего не предпринял?” — “Да не до того мне было”.

— “Ну, раз у человека нет времени, чтобы подумать о своем Создателе, то это уже не человек, а просто бе­зумное существо, которое пользуется благами Всевыш­него”. — “Хватит меня пугать, с меня достаточно все­го того, что я перенес за эти сорок дней, а тут еще и ты добиваешь меня своим учением”. — “Да не учением, а совестью. Скажи мне, Понтий, согл…” — “Погоди, я еще вина испью”. — “Не много ли пьешь?” — “Это

мое дело, и я не слушаю тебя”. — “Согласен ли ты прямо сейчас умереть?” — “Что-о-о? Умереть, да я скорее убью тебя, чем себя”. — “Но ведь здесь нет разницы, если убьешь меня, значит убьешь себя”. — “Хорошо, зачем мне тогда жить дальше.? Я уже сошел с ума?” — “Да нет, это у тебя раньше произошло, но было невдомек, что ты умалишенный”. Понтий обнял чан с вином. “Погоди, я устал от тебя и хочу отдох­нуть”. — “Я не против, отдохни, я не спешу, ибо я всегда рядом с тобой… Ну что, пришел в себя?” — “Да”. — “Тогда выйди из дворца и взгляд направь к Небесам, и все, что ты будешь видеть в них, тебе будет казаться адом кромешным”. — “Нет-нет, я не выйду, никогда не выйду отсюда”. — “Выйдешь, дорогой. Не­ведомая для тебя сила заставит выйти, и ты в этом убедишься”. — “Раз ты — это я, то зачем ты издева­ешься над самим собой?” — “Разве это издеватель­ство?” Понтий ухватился руками за голову и со звери­ным криком выскочил из подвала. Он кричал не своим голосом, несясь через палаты своего дворца. Он даже не заметил, когда выскочил на улицу.

“Вот-вот, я же тебе говорил, что неведомая сила тебя выведет из подвала”. — “О, черт, и ты здесь”. — “Ха-ха-ха, да, я в тебе. Посмотри на Небеса”. — “Я боюсь”. — “Посмотри”. Понтий взглянул. “О-о-о”, — и он рухнул на землю.

“Осия, Осия, очнись!” — “Друзилла, что случи­лось?” — “Я сама не знаю, но небо наше горит”. — “Ну, если горит, значит Варрава там что-то натворил”.

— “Да я не шучу, небо действительно горит”. —”Дру­зилла, я тоже не шучу. Это проделки Варравы”. — “Ну, посмотри же”. Осия потянулся, открыв рот: “О-о-о-о!” — “Осия, что с тобой?” — “О-о-о, это же Всевышний пришел за Иисусом. Как же я мог за­быть?” — “Ты что, с ума сошел?” — “Да, сошел. Где мой ишак?” — “На месте стоит”. Он вскочил на иша­ка. “Вперед, дорогой, ибо опоздаем”. Но осел шел мед­ленно. “Ну, тебя, безмозглое животное”. И Осия сам помчался быстрее лани, думая — главное, успеть, и пока не нужно мне смотреть на Небеса, ибо умру от страха. Он развил такую скорость, что не заметил, как обогнал колесницу, запряженную лошадью. Он бежал и кричал, сам не зная почему. Бежал он не один. Со всех сторон к Елеонской горе быстрым ходом двига­лись люди. Огромные толпы людей приближались к самому святому месту. И простой, очень простой чело­век Осия, тоже мчался на встречу с самым необыкно­венным, с чем и сам не знал. Но силы праведные приближали его к Истине Царствия всей Вселенной. Он плакал: “Господи, помоги мне успеть, ведь я про­стой человек, нищий и голодный, весь в лохмотьях, но я же человек. Я человек, я человек и я хочу, Боже, хочу успеть к светлому Вознесению”. Он рыдал, падал, весь окровавленный, но он бежал, видя во всем свою свет­лую жизнь, о которой часто мечтал. Униженный всю жизнь, униженный бесчестием, но душа тянула к Богу, ибо он верил Богу больше, чем себе. Пред его глазами прошла вся его жизнь. Ему не хотелось больше так жить, ибо слышал от пророка много хорошего о жизни, которая будет при царствовании Его. Оставалось уже немного, и он бежал…

Понтий очнулся, взглянул на небо. “Неужели был дождь, почему радуга на Небесах?” У него трещала голова. “Жить не хочется, куда же подевалась моя тень? А, пусть сидит в подвале. Всему черному и темному место только в подвале”. — “Позволь, ведь ты и Иисуса там держал”. — “О Господи, ты снова здесь. Куда же мне уйти?” — “А ты посети собрата своего по крови Божьей, Антипу”. — Да, придется посетить мне его, если он еще жив”. И он пешим ходом медленно от­правился к Ироду.

“Мир тебе, Антипа!” — “Бог с тобой, Понтий”.

— “Да нет, как раз-то Бог и отвернулся от меня в эти минуты. Тень моя сейчас является моим Богом и, на­верное, смертью моей. Антипа, ты видел, как выглядят сейчас Небеса?” — “Видел и признаюсь: мне очень страшно от увиденного”. — “Вот, Антипа, как Небеса оценили наше безобразие. На мой взгляд — это толь­ко начало. Страх нас с тобой ждет впереди. Если страх можно будет только назвать страхом, и нам нуж­но готовиться, ибо уже немного осталось ждать”. — “Понтий, да что ты мне душу мою рвешь на части. Я еще хочу увидеть Иродиаду и Соломию”. — “А вот там, в огне небесном, встретишься с ними. Ибо я знаю, что Иоанн Предтеча с мечем там ждет всех вас”. — “Ты зачем пришел ко мне?” — “Из-за страха и сове­сти своей. Тень моя заставила меня посетить тебя”.

— “В общем, Понтий, я не знаю, сколько продлится небесное знамение, но когда оно исчезнет, я иду к Дав­рию, и пусть под конвоем он отправит меня в Рим. И ежели меня там осудят и накажут, мне, кажется, станет от этого намного легче. Не могу я больше носить эту тяжесть в себе”. — Да, конечно, ты совершенно прав. Господи, почему Иисус не родился в Риме, почему Все­вышний возложил все на нас, да и за что?” — “Разве ты, Понтий, не знаешь, за что? Что мы с тобой посеяли на земле, ведь кроме слез и горя — ничего. Вот Он и послал на нас кару в лице Сына своего единого”. — “Все, хватит!” Антипа, бери вино и идем смотреть на то, что будет дальше”. — “Что ж, идем, только слуг возьми с собой”. — “Да где же я тебе возьму их, здесь кроме нас нет никого, все там, у Елеонской горы, лишь мы с тобой как плевела посреди земли, и вокруг нас нет никого. Вот до чего дожили”. Они вышли.

“Слушай, Антипа, ведь по времени уже должно смеркаться, но почему так светло? Неужели сегодня и ночи не будет?” — “Понтий, для нас вся наша жизнь есть ночь, где ничего невозможно разобрать и разгля­деть воочию”. — “Смотри, ты становишься закорене­лым философом”.

РИМ. От всего увиденного население Рима было в панике. Да этого и следовало ожидать. Народ не осознавал происходящего, но чувства брали свое, и лишь чувства вели и руководили людьми. Многие предве­щали, что это конец света, другие говорили, что это Боги разгневались и хотят сойти на землю, чтобы унич­тожить людей. Домыслов было много, но к единому так никто и не пришел.

Нерон не выдержал и в спешке стал собираться в Иерусалим. “Я сам все должен проверить и увидеть своими глазами и наконец-то понять, что происходит вокруг, что за таинства такие творятся в “наших вла­дениях”. Взяв сотню легионеров, Нерон без ведома Тиверия отправился в Иерусалим. Об этом Тиверий уз­нал лишь на второй день. “Почему мне никто не доло­жил, что Нерон покинул Рим?” — обратился он к членам сената. Все, опустив головы, стояли молча. “Не­ужели я для них уже никто, — подумал Тиверий. — Вот тебе и Нерон, самый приближенный, предателем оказался он”. Тиверий уединился, и очень надолго. Он передумал обо всем. Порой ему становилось страшно и не по себе. Нерон тем временем с легионерами мчал­ся в сторону Иерусалима. Он мечтал изменить весь ход событий. Его переполняли силы, и еще что-то необъяс­нимое толкало его и тянуло. И ему временами каза­лось, что он падает в бездну, и в последний момент, когда ему все это пригрезилось, он полной душой про­чувствовал все это… он свалился с лошади. Он не помнил, сколько пробыл в небытии. Очнувшись, спро­сил слуг: “Я уже в Иерусалиме?” — “Нет, Нерон, в Риме”. — “Как в Риме, я же отправился в Иеруса­лим?” — “Но вы же приказали легионерам вернуть­ся”. — “Не может такого быть, сотника ко мне! Кто приказал вернуться?” Сотник покраснел. “Нерон, тебе стало плохо, у тебя изо рта пошла пена, и ты простонал: “В Рим меня срочно, черные силы не пускают меня в Иерусалим”. Вот мы и вернулись. Хотя в тот момент голос у тебя был какой-то странный и вроде бы не твой”. — “Вон отсюда, наглец. Как ты смеешь гово­рить со мной так! Неужели ты считаешь меня совсем умалишенным?” — “Да нет, но я видел то, что твори­лось с тобой. Это уже о чем-то говорит”. — “Вон! Вон!” и Нерон снова потерял сознание. Тиверий быс­тро узнал обо всем этом и пришел к Нерону, тот еще лежал в беспамятстве. “Так тебе и надо, — подумал он, — я дождусь, когда ты придешь в сознание, тогда и поговорю с тобой”. Но Нерон долго не приходил в себя. Тиверий был в ожидании…

Много времени прошло, пока Нерон пришел в чув­ство. “Ну что, глава сената, все-таки хотел ты меня обмануть?” — “А, Тиверий, это ты? Извини меня, я не знаю, какая сила мной руководит сейчас”. — “Вот сейчас верю, ибо та сила и близко не допустила тебя к Иерусалиму”. — “Скажи мне, Тиверий, а это свече­ние до сих пор освещает небеса?” — “Да, до сих пор, но уже слабее, ибо, на мой взгляд, оно уже находится у врат Иерусалима”. — “Тиверий, что будем делать?” — “Я буду ждать Даврия, а ты, ты чем хочешь занимайся. Лично я не хочу иметь с тобой ничего общего”, — и Тиверий удалился. “Сволочь, видя меня в таком состо­янии, еще издевается надо мной. Я это тебе все при­помню, и очень скоро”, — подумал Нерон.

ЕЛЕОНСКАЯ ГОРА. — “Братья мои!” — Иисус, мы слушаем Тебя”. — “Подойдите ко Мне поближе, ибо Небесная сила уже снисходит к земле”. Все Ученики окружили своего самого дорогого и спра­ведливого Учителя. “Наставник, мы слушаем Тебя”.

— “Дорогие Мои”, — Иисус обнял Мать Марию, у него по щекам потекли слезы. “Наставник, обними каждого из нас, дабы все осталось в нашей памяти”. — “Хорошо, Петр”. Он подходил к каждому из своих Учеников и обнимал их. И пред Его глазами предста­ла жизнь каждого Его Ученика. — “Учитель, не плачь”.

— “Поймите Меня, Я же ведь тоже человек, и Мне

не чужды человеческие чувства, так что не обессудьте Меня. Братья, помните Меня всегда, как и Я буду помнить вас. Сокрушайте своими деяниями все недо­стойное. Боритесь с нечистью и учите других бороться с ней. И пусть все те люди, которые прочувствуют в себе силу Божью, уничтожат зло. И от этого всему миру от мала до велика будет жить лучше. Жизнь намного станет прекрасней. Никогда и нигде не стесняйтесь и не стыдитесь своей духовной работы. Через тернии труднодоступные проносите огонь душ своих, а Я вме­сте с вами буду идти впереди. Ежели кто будет отвер­гать Мое имя, наказывайте таковых Моим же именем, но чисто по-человечески. И прошу вас, сами не оступи­тесь в этом сложном направлении”.

— “Павел!” — “Что, Варнава?” — “Мне трудно понять слова Иисуса”. — “Варнава, не переживай, со временем я тебе объясню, и ты поймешь”.

К Корнилию подошел Иосиф. “Корнилий, я вижу, что ты тоже плачешь”. — “Иосиф, я же тоже человек, который любил, очень любил нашего Бога. И для меня расставание есть тяжесть духовная. И чувствую, что эту тяжесть я буду нести всю свою жизнь. Но когда люди поймут, что на земле был действительно един­ственный Сын Всевышнего, то тогда все изменится. И, как говорил Иисус, преобразится не только в духов­ную сторону, но и в материальную. Я рад, что повстре­чался с Иисусом, ибо самому Богу было велено сделать так. Я не только рад, я доволен своей жизненной уча­стью, ибо во всем этом я нашел себя и познал весь мир. И пред глазами Он изменил во мне все и вся”. — “Корнилий, я тоже рад, и я плачу и сожалею лишь об одном — почему я раньше не встретил этого пре­красного человека”. — “Учти, Иосиф, Бога”. — “Да-да, я это имел в виду — Бога. Как мне дальше жить, я не знаю”. — “А ты, Иосиф, прислушивайся к своей душе, и Иисус через нее подскажет, как жить и что творить. А сейчас, вот посмотри на Него и еще раз убедись в том, что Он Бог, мы лишь Его овечки, и не мы Его, а Он нас спасет в Своей Обители духовной. И накормит своей лаской и любовью, а это богатство у Него неисчерпаемо, как и Он сам”.

— “Корнилий, о чем?” — “Даврий, мы тоскуем как можем”. — “Но ведь Он же еще здесь”. — “Нет, Дав­рий, считай, что Он уже там, ибо немного времени оста­лось до оного момента. Пусть Он пока дает напутствия своим Ученикам, мы же тревожить Его не будем”.

Небесная дымка опускалась на землю. Казалось, что она поглощает всех и уносит с собой в тот бескрай­ний, далекий, неведомый простор.

ОТ ФОМЫ. Я был и являлся Учеником Иису­са. Мой характер не позволял мне много говорить, но я старался запомнить, дабы после донести до людей че­рез таких же, как и я. Охарактеризовать Иисуса, на мой взгляд, очень трудно, ибо Он был личностью бо­жественной. А о Боге трудно говорить, дабы не оск­вернить имя Его. Но от души говорю, что если пред глазами вы видите что-то прекрасное, то оно таковым и останется пред вашим взором на всю жизнь. Точно так и остался предо мной взор моего Учителя. Хотя я много раз в своей жизни сомневался в Нем и все время думал, что Иисус навязывает нам свои духовные идеи.

Может, я был таким человеком, я в этом не грешен. Да, я видел Его чудеса. По тем временам это действи­тельно были чудеса. Я всегда думал: вот пройдет не­сколько тысячелетий и чудеса будут выглядеть смеш­ными пред теми людьми, кто будет жить впереди нас. Тогда я оставлял своих братьев и подолгу не появлялся пред ними. Интерес мой пропадал, ибо я видел своими глазами то, что мы проповедовали, уносилось или про­носилось между людьми стороной. Над нами смеялись, издевались как могли, и я не выдерживал и для себя считал, что нужно оставить на какое-то время эти Бо­жьи затеи, считая все это издевательством над людь­ми. Ибо ничего не менялось после проповедей наших и Иисусовых, люди были очень жестокими не только по отношению к Богу, но и к самим себе. Так шло время, и мой интерес полностью погас к Наставнику нашему. И я покинул Его, не сказав Ему ни слова. Но слухи остановить было невозможно, ибо они ползли по всей Иудее, и Иисус становился знаменитым. Обду­мав все, я решил снова вернуться к Нему и продолжил вместе с Ним деяния наши. Так незаметным образом пришло время распятия. Я, как никто другой, ждал, когда, когда же Он сойдет с креста, но увы, этого не произошло. Распятый Иисус был мертв, как и все остальные люди. Его тело поместили в пещеру, и я подумал: действительно, конец. Видел и другое, что Его преданные Ученики тоже опустили руки, потеряв на­дежду. Никто не верил, что Учитель наш снова вер­нется к нам. И я снова решил уйти, но уже навсегда. Мне даже не хотелось вспоминать ни о чем. Но Иаков уговорил меня остаться и подождать, пока воскреснет наш Учитель. Я согласился остаться еще на некото­рое время. И вот настал день воскрешения. Петр, Иоанн, Андрей радовались тому дню, да и все остальные. Но когда мы увидели пустую гробницу, то кто-то возопил: “Украли, украли тело Учителя нашего”. Сразу появи­лись такие мысли, что это было сделано специально, и мы с огорчением пришли в дом к Иоанну и очень долго сидели молча. Кто о чем думал — никто не знает. Я смотрел на всех и думал: вот и все, это конец, самый необыкновенный конец. Человек умер вместе со Сво­им Учением, и больше Он никогда к нам не придет. Ибо смерть, на мой взгляд, оказалась сильнее жизни. На моем веку умерло много людей, и никто из них не воскрес, точно так же, как и Иисус.

Петр плакал: “Братья, неужели мы заблуждались, хотя при этих словах я дрожу, нет, не от страха, а от обиды”. Но все по-прежнему молчали. И после, в одно мгновение, мы увидели голубое свечение. “Петр, Анд­рей, что это?” Петр хотел убежать, да вместе с ним и я. Но послышался голос: “Ученики, не бойтесь Меня, ибо это есть то, о чем говорил Я вам”. Свечение было очень ярким. После оно стало медленно угасать, и пред нами явился наш Учитель. Кто-то заплакал: “Господи, Ты?” — “Да, Я. Я вам обещал, что вернусь, вот и свершилось”. — “Но Ты неузнаваем”. — “Я знаю, ибо облик Божий принял Я”. Я стоял и смотрел, ка­залось, что это был сон. Я ущипнул себя, да нет, это настоящая реальность, Он пред нами. “Фома, Фома ты неверующий. Неужели ты думаешь, что Господь спо­собен на обман?” — “Учитель, в данный момент я по­верил в Тебя, хотя еще не полностью”. — “Что ж, тогда подойди и обними Меня”. — “Мне страшно, ибо вижу пред собой другого”. — “Нет, Фома, это Я, Иисус Христос”. — “Что ж, тогда я обниму Тебя, дабы мои сомнения ушли прочь”. Я подошел к Иису­су, Он улыбнулся: “Фома, ну что же ты, не робей”. — “Учитель, обнять Бога — здесь нужна смелость”. — “Хорошо, Фома, Я тебя Сам обниму”. И Он обнял меня. Что чувствовал я, просто не могу передать. Это действительно было волшебство. Все мои неверия унес­лись через какое-то пространство, и мне стало очень легко. И я почувствовал облегченность в своей душе, о теле уже молчу. “Иисус, прости меня, ибо, будучи Тво­им Учеником, не верил в Тебя”. — “Фома, не говори сейчас об этом”. — “Но сейчас я Твой образ сохраню в своей душе на все дни, которые осталось мне про­жить. Хотя в моем сознании будет идти еще борьба веры и неверия в нашего единого Бога”.

Еще я часто думал: если бы у Него была власть небесная в руках Его, то все было бы по-другому. Вот что именно и давило на мое сознание. Человек есть человек, Бог есть Бог. Это не равные весы. Вот имен­но этого я и не замечал. А мне всегда хотелось уви­деть что-то необыкновенное именно от Иисуса.

Была война Богов, о том мне говорил мой дед. Он видел и часто рассказывал, что летающие колесницы бороздили небо, они были разные, вокруг все гремело и горело, и из колесниц падали мертвые Ангелы. Я же представлял все по-другому. Как же Ангелы могут падать на землю, если у них есть крылья? Но дед мой мне говорил: “Фома, у них крыльев не было, ибо из кувшинов, что были за спинами их, исходил огонь, и они метались в небесах, как орлы горные. Колесницы ис­пускали же языки пламени, и от них горели другие колесницы. Смотреть на это было очень страшно, ибо когда железная птица падала на землю, она очень сильно горела, и клубы дыма возносились вверх. Шел дождь, после которого впадали в беспамятство животные и умирали. И через некоторый промежуток времени они разлагались, но самое интересное, что вся та падаль ночью светилась, и мы боялись подходить к их тушам. Эта свечение исходило из каждого мертвого организ­ма”. Я же по вечерам не только представлял, но и воочию хотел видеть все то. Война сил небесных не давала мне покоя. Жизнь моя неслась вперед в каких-то ожиданиях. Я ждал: вот-вот что-то должно слу­читься. Думал: а может, оно уже где-то случилось? И вот, проповедуя в Индии, я встретился с одним стар­цем, который предсказывал не только будущее, но и прошлое. И он мне поведал, не знаю, почему он меня называл Сайфом, но он меня так звал. “Сайф, я про­жил много лет, и то, что видел я, никто никогда не видел. Но в моем сознании осталось одно: то были белые люди, но они намного нас умнее. Я с ними говорил, и они мне отвечали, что они жили очень давно здесь”. Я смеялся. “Что за глупость говоришь ты мне?” — “Нет, Фома, не глупость, ибо своими глазами видел лица их. Они поднимались в небеса на своих желез­ных лодках и подолгу их не было. Но когда они воз­вращались, то всегда смеялись, говоря при этом: “Пой­мут ли люди то, что мы делаем, ибо разные они у нас получаются”. Я даже не знал, о чем идет речь, но эти люди-Боги брали нас за руки, главное, что никого и никогда не били они, подводили нас к зеркалам и просили: смотрите вот сюда и вы увидите блаженство, но не небесное, а то блаженство, что ждет вас впереди. Я слушал открыв рот, ибо по тем временам лошадь являлась для меня чудом”.

Прошло какое-то время, Иисуса уже не было на Земле, но Он был всегда с нами, в наших сердцах. И вот однажды я увидел в небесах огненную колесницу, она опускалась к земле. Мне казалось, что она погло­тит меня, но я не испугался, ибо ждал чего-то. Когда колесница находилась у меня над головой, я услышал глас Божий, исходящий из нее: “Фома, здесь, в Индии, сотвори то, о чем попросим мы тебя”. — “О чем вы меня хотите попросить?” — “Развей ветром на этой земле Веру в Иисуса Христа”. — “Вам легко гово­рить, но ведь меня могут убить”. — “Нет, Фома, мы этого не позволим сделать. Ты Храм Божий постро­ишь здесь, здесь и умрешь в страданиях и муках от того, что творил. Но после тебя ждет нечто необыкновен­ное”. — “Это здесь?” — “Нет, Фома, здесь у нас”. Колесница медленно стала растворяться в небесном пространстве. “Что же это?” — снова подумал я. И изнутри тела своего услышал: Фома, с тобой говорили силы Высшей Иерархии, другими словами говоря, твои телесные Создатели.

“Господи! — заорал я, — кому же верить?” И сразу же услышал: “Тому, кто был на Земле, избрав тебя Апостолом”. — “Иисус, прости меня за мою не­лепость и глупость. С этого часа я все свои силы отдам на то, чтобы верили только в Истину Божью и Тебя”. Все так и произошло. Индия и Вера моя по­глотили меня духовностью. Тем более я знал, что за все приму муки и страдания.

Образ моего Учителя навсегда остался со мной. Может быть, я для Него был несовершенен, но Он для меня на всю вечность остался единым и совершенным в необычайном блаженстве Божьем.

Я с вами говорил чисто человечески, чтобы вы по­няли то, что у каждого человека есть свой характер и свои чувства, и их скрывать не нужно даже по отноше­нию к Богу. Хотя Иисус для меня всегда был челове­ком. Это было Его первым направлением, а остальное было воистину что-то неведомое. И мне кажется, что для Бога я очень мало сделал. Для Иисуса — много, ибо после воскрешения Его я воистину стал на путь Христианской Веры и нес ее до тех пор, пока меня не отправили в Царствие Божье. Воды и волны Индий­ского океана окрыляли меня не только своей прелес­тью, но и своей земной таинственностью. И во всем том мне виделся образ Учителя нашего и слышался глас: “Видя все живое, видя во весь взор свой, распе­вайте Мое имя, ибо во всем живом есть Я. Ибо Я жил не в тяжесть, а во славу всего цветущего на Земле, ради нового грядущего на Земле Я остался навсегда со сво­ей многогранной силой, которая вездесуща и пронизы­вает она весь белый свет. Несусь из края в край, дости­гаю все. Я рад тому, что неверующие поверили в Меня. Дотронуться и познать Меня не трудно, это жизнь”.

И Фома понял свой жизненный идеал. “Я не гово­рю, что он понял поздно, главное, что он понял и всем сердцем своим соприкоснулся с Моей душой. Я его возродил. В душе его появилось просветление”, — вот что говорил Иисус пред нами, пред теми, кто верил в Царствие Отца Его и в Божественное имя Его.

ФОМА (НЕВЕРУЮЩИЙ) 63 г. от Р.Х.

Над Иерусалимом вершилось необыкновенное. И все вершилось во славу чисто людскую, Бог радовался, но и страдал. Бог жил и надеялся, что созданное вок­руг поднимется к небесным просторам своей духовной силой. Иисус — горизонт духовный, недосягаемый дья­вольской силе. Но пред человеческой Он предстает в обилии и обличий своем. Огромная сила, сила бытия, сила жизни вечной заложена в имени Господнем. Иисус Христос — лик необыкновенный, лик и взор восхода солнца, встаешь Ты всегда пред очами нашими. Пусть умрут скептики в своем теле, душу пусть не трогают, ибо она достояние Божье, но не неверующего. Иисус

— свобода слова, свобода мысли и движений. Иисус

— Бог, человек всегда с доброй улыбкой на лице, и улыбка, в радость живущих, не имеет значения, где они живут и кто они. Главное, что они помнят имя, самое святое имя — Иисус Христос.

Восшедший с востока, восставший из смерти, воз­несшийся к бессмертию взял нас за руки и показал то, что не было нам раньше ведомо. Все это предстало пред нашим взором, Иисус — жизнь наша и всех жи­вущих на Земле. Иисус — имя, которое нужно чтить и любить. За это имя можно браться руками. На это имя можно возлагать все. Иисус — огонь, Иисус — тело, Иисус — нежность человеческая, Иисус — бла­госостояние цивилизации. Он не Бог, Он выше Его, а выше Его — светлость, та, которую мы не видим, но чувствуем. Иисус, Ты вознесся, мы остались на Земле. Ты всегда говорил: “Я вернусь ко всем, кто ждет Меня”. Иисус — небосвод, солнце, восходящее над нами, над всеми живыми. Бог рядом с человеком и человек ря­дом с Богом. Бог-свет, свет-Бог. В свете — рассвет, рассвет внешнего бытия и Божьей благодати. Иисус — смелость, блаженство, прелесть и ласка духовная. Нежное прикосновение, очень доброе дуновенье, вне­дренное в лик человеческий, восполнимо и насыщено всеми деяния Творца. Он возвышается и уносится в Простор Небесный. Мы же здесь будем воспевать Истину Его. Иисус — новое рождение, Иисус — благо и часть человеческой жизни. Иисус — имя необыкно­венное, но всеми принятое. Иисус, в Тебе воздух, солн­це и вода, в Тебе звезды, Луна и Солнце, а в них — Ты, Твое тело, Твоя душа. Как Ты прекрасен среди других. Ты вознёс себя среди опавшего цвета, но Ты не возвысил себя среди цвета, ибо Ты оказался Богом. Иисус — благоприятный идеал существования всего земного, Иисус — жизнь, Иисус — бессмертие.

ОТ ВСЕХ СВЯТЫХ АПОСТОЛОВ.

ЕЛЕОНСКАЯ ГОРА. — “Корнилий, смотри, мы уже в тумане”. — “Даврий, не беспокойся, лучше посмотри, что творится с членами синедриона”. — “Ха-ха-ха, я вижу, они трепещут пред вновь явленным. Смотри, Корнилий, они как мухи падают”. — “Даврий, на мой взгляд, это хорошо, и они не скоро опомнятся”. — “Что ж, пусть так и будет”.

Небесное явление оседало на Елеонскую гору, а на вершине ее и у подножия находилось неисчислимое количество людей, ибо Сам Бог просил всех явиться в этот день к священному месту. Иисус сначала был спо­коен, потом Он нервничал, смотря на Мать Марию, которая плакала, стоя в стороне. Он не знал, что де­лать. Он подошел к Матери Марии, обнял Ее и зап­лакал. Слезы были чистым откровением Его. Он знал, что еще вернется и точно так обнимет всех, кто Его знал. Многие не понимали, но тоже плакали. И вот среди всех небесных сияний появилось нечто невооб­разимое: это был огненный шар, тот, что и являлся прежде. Он медленно опускался к тверди земной, ши­пение его было приятным. Все кричали: “Смотрите, чудо, Луна на землю опустилась”. Не Луна, сила Гос­подня снизошла снова на землю. Огромный шар кос­нулся земли, он вздрогнул. Пар исходил из него. Петр и Ученики, да и все видевшие, встали на колени. Ог­ненный шар шипел, от него шло тепло. Иисус прибли­зился к нему. “Отец, открой пред нами мир другой, и войду вратами его чрез Твои помыслы благочестивые”. Шар шипел. И вот настало время, когда открылись врата того шара. “Господи, Ты принял Меня?” — “Да, Сын Мой. Но не спеши уходить, ибо на Тебя смотрят те, кого Ты учил и ради кого жил”. Иисус громко заплакал: “Мама, Мамочка, настало Мое время”. Мать Мария припала к земле. “Встань, дорогая, ибо Я Тебя понимаю, но пойми и Ты Меня. Мне очень жалко уходить от вас, от Тебя и от Учеников Своих”. — “Эмма, Я Мать Твоя единородная”. — “Мамочка, Я знаю это, встань, прошу Тебя. Прошу Тебя, как человек и как Сын Твой. Ведь не в гроб предаешь Ты Меня, к Отцу ухожу на все века, и Ты со Мной только в памяти Моей будешь, только Ты”. — “Иисус, забери Меня отсюда”. — “Мама, не могу Я, Я повторяю, что не могу”. Иисус встал на колени. “Простите Меня, что Я был такой, но Я ничего не могу сделать. Мамочка, — Он припал к земле, — прости Меня, дорогая, прости за все. Я обидел Тебя Своим рождением”.

Петр, Варнава и Павел не выдержали, они рыда­ли. “Петр, ну хотя бы вы успокойтесь, не рвите Мою душу до конца”. — “Наставник, мы плачем от чисто… хотя от душ своих плачем. Ведь мы с Тобой пережи­ли многое”.

Из шара вышли несколько человек.

“Даврий, смотри какая женщина идет к тебе”. — “Боже, Корнилий, да это же она”.

“Даврий, можно мне тебя поцеловать?” Он покрас­нел. “Это ты?” — “Да, это я, та, которая любит тебя”. — “Корнилий, прошу, оставь нас”. Корнилий улыбнулся. “Вот это любовь, — подумал он. — Хорошо, хорошо я уйду. Но дайте слово, это вы будете помнить обо мне”.

“Даврий, скажи, ты скучаешь обо мне?” — “Зарра, не то слово, и я хочу быть все время рядом с тобой”. — “Даврий, будешь, но еще не время”. — “Слушай, Зар­ра, я плыву в чем-то необыкновенном”. — “Тебе при­ятно?” — “Очень”. — “Тогда наслаждайся”.

Корнилий стоял в стороне и смотрел на Даврия. “Смотри, смотри на него, он ловит что-то. О-о-о-о, как мне тоже приятно. Эта легкость и свежий воздух ок­рыляют меня”.

“Даврий!” — “Что, Зарра?” — “Я с нетерпением буду ждать тебя”. — “Где?” — “У тебя дома”. — “Но мой дом в Риме”. — “Нет, Даврий, твой дом в небесном Иерусалиме, куда ты очень скоро придешь”.

Корнилий вздрогнул: “Зарра, Зарра, а я, как быть со мной?” — “Корнилий, у тебя есть семья, и вместе с ней ты тоже вознесешься к Небесам”. — Да, Даврий опередил меня и в этом”. — “Зарра, Зарра, я-я… о”.

— “Ну говори дальше”. — “Я люблю тебя”. — “Мне это приятно слышать, но тем же самым ты любишь себя. Ты человек, который понял все Божье, и я полю­била тебя за это”. — “Зарра, скажи мне, это не сон?”

— “Да нет — жизнь”. — “Я хочу, хочу, хочу быть все время рядом с тобой. Только не там, где ты живешь, хочу быть здесь”. — “Я не вправе остаться здесь, ибо я подвластна Простору Божьему”.

“Иисус, Иисус!” — “Даврий, что такое?” — “Ос­тавь, прошу Тебя, умоляю, оставь судьбу мою здесь”. — “Даврий, что Я могу тебе сказать? Оставить Зарру Я тебе не смогу, но обещаю, что ты ее встретишь на Кипре, и вы даже не будете подозревать, что знали друг друга”. — “Но я так не хочу. Зарра, проси Учите­ля”. — “Нет, Даврий, будет все так, как сказано Иису­сом”. — “О, Зарра, ведь я люблю тебя”. — “Я тоже люблю тебя, и у нас все впереди. Пока Иисус прощает­ся с Учениками, давай, Даврий, уйдем в сторону и погово­рим с тобой”. — “Что ж, я не против, идем”.

— “Даврий!” — “Что, Корнилий?” — “Смотри, ибо “Луна” очень скоро скроется на небесах”. — “У, Соломон, и здесь ты меня хочешь унизить”. — “Да нет, я беспокоюсь за вас с Заррой”. — “Тогда спаси­бо тебе, брат ты мой”.

— “Даврий, дай мне руку свою и закрой глаза. Сейчас ты увидишь всю жизнь, в которой мы все вре­мя будем находиться вместе”. — “О, чудо, Зарра, мне хотелось бы, чтобы все так и было”. — “Именно так и будет, ибо Иисус не шутит”. — “Но как я тебя най­ду?” — “Очень просто, Кипр небольшой остров, и там я буду одна из тех, кого ты познал и полюбил”. — “Но Иисус сказал, что…” — “Это же хорошо. Но когда придет время нашего возвращения, то мы узнаем все о себе и будем очень довольны той жизнью, что прожи­ли вместе друг с другом”. — “Зарра, у меня нет слов, чтобы выразить свой восторг”.

— “Иисус, смотри, это же Иосиф, отец наш зем­ной”. — “Да, Мама, подойди и обними его”.

— “Мария, как я рад снова видеть Тебя”.

— “Павел, Павел, Давид, смотри, это же твоя мама”.

— “Мама, Мамочка, мама Дина, ты снова предо мной”.

— “Да, сынок, это я. Мне разрешили навестить тебя. Подойди ко мне”. Давид обнял мать.”Мама, мамочка, а шрам на шее так и не проходит у тебя?” — “Давид, разве в этом дело? Главное, что я вижу тебя снова и обнимаю тебя”. Варнава стоял рядом и плакал. “Что же происходит, — думал он, — все возвращаются на Землю, но откуда? Где находится то место, где они живут?” Давид стоял обнявшись со своей мамой. “Да это прелесть встретить родного и близкого человека после смерти его”, — подумал Корнилий.

Несметное количество людей окружило Иисуса. Множество рук тянулось к Нему. Все старались при­тронуться к одеянию Его, стоял неимоверный шум. Земля такого никогда и ни в какие времена не испы­тывала. Ибо было Вознесение Господне. Слезы были у всех на глазах. Люди плакали, провожая своего любимого Бога, Бога-покровителя, который жил на Зем­ле. Слышались крики и плач, просьбы о помиловании. Иисус стоял с вознесенными руками к Небесам. Он молил Вечность, дабы она помогла просящим, да и не только им.

— “Петр!” — “Что, Павел?” — “Смотри на Учи­теля нашего, я Его не узнаю, да и Мать нашу тоже. Петр, ответь мне — почему они светятся?” — “Павел, они, они, я не знаю, что сказать. Но как учил нас Учитель, они приобретают, нет не приобретают, они ста­новятся истинными Богами пред всеми нами”.

Иисус сошел с вершины и втиснулся в нескончае­мый людской поток. “Род Мой вечный, смотрите, что здесь происходит. Только вы будете свидетелями уви­денного. Многие не будут верить, но вы все явные свидетели Моего Вознесения в Просторы Небесные. Запомните на всю жизнь, что Я жил и был на Земле, говорил с вами, помогал вам и> прошу вас, не забудьте Меня, ибо Я рожден только для памяти. А в Моей памяти сила есть Моя. И с этой силой Я пройду чрез многие века, и с каждым веком Я буду вливаться в ваши души чрез тернии справедливости и надежды на лучшую жизнь. А здесь она неописуема, ибо не каж­дая душа сможет описать то, что является сверхъесте­ственным. Но ежели и опишет, то не до конца”.

Вокруг творилось невообразимое. Иисус долго смотрел. О чем Он думал, известно только силам Бо­жьим и Ему самому. Но такого взгляда никто не мо­жет описать, смотря на все сотворенное. И, анализируя свою работу и свои деяния, может охарактеризовать толь­ко Всевышний, Высший Разум. И Он был рядом с людьми, Он смотрел им в глаза и плакал вместе с ними. И было, нет, не жалко, слезы лились от радости в то, что люди поверили и пришли проводить светлое и святое.

— “Мама, прости Меня за все”. — “Эммочка, да за что же? Ведь не Я, а Ты посланник Отца нашего”.

— “Но Ты же Мать Моя и Мать всего того, что остается здесь”. — “Эмма!” — “Мама, промолчи”. — “Но ведь Ты сейчас вознесешься”. — “Но не навсег­да. Конечно, это уже скоро произойдет, и Я Тебя буду ждать там. Петр, Иоанн, пожалуйста, успокойте всех”.

— “Наставник, но мы бессильны, смотри, что творится с народом. Ведь они впервые видят явление. Нам, ви­девшим все это, и то страшно”.

“О Всевышний, воздействуй на них Своей силой укротимой, пусть прозреют”.

— “Наставник, это произойдет, но лишь только пос­ле Твоего Вознесения”. — “Хорошо, Петр, пускай люди смотрят и после донесут правду до потомков своих”.

— “Наставник, смотри, сюда к тебе со слезами на глазах приближаются две женщины”. — “Что ж, про­пустите их. Что вам нужно от Меня?” — “Иисус, греш­ницы мы, сделай, пожалуйста, возможное, мы хотим войти в Твое Царствие духовно чистыми”. — “Встаньте на колени и пред всеми людьми, находящимися здесь, по­клянитесь и попросите прощения. И с вас все сойдет, и вы почувствуете это. Но ежели после вы еще хотя бы еще раз, согрешите, то вернется к вам и вы будете наказаны проказой, и дети ваши тоже пострадают”.

— “Господи, мы клянемся пред Тобой и всеми людь­ми, мы станем на праведный путь и пусть наши души очистятся на все века”. — “Что ж, вы убедительно говорите. Так что придерживайтесь сказанного всю свою жизнь”.

— “Зарра!” — “Я слушаю тебя, Даврий”. — “Ска­жи мне…” — “Нет, рано пока об этом говорить. Но жизнь мы с тобой проведем вместе и очень счастли­вую”. — “Знаешь, порой мне не верится”. Зарра улыб­нулась: “Посмотри на Иисуса, неужели Он не реален, как и я, да и все остальные”.

“Даврий, а помнишь ли ты, ведь ты часто путал ее со мной”. Даврий снова покраснел. “Корнилий, я повто­ряю, она та, единственная женщина, с которой нас свя­зывает наше счастье и наша будущая жизнь”. — “Что ж, тогда я рад за вас и, если сочтете нужным, то я непре­менно буду у вас на свадьбе. Хотя я уже сам начинаю задумываться над тем, где же все-таки реальность. Луч­ше, Даврий, подскажи мне, где можно найти Артему?” — “Но ты-то должен догадаться, где он”. — “Хорошо, вот пойду поищу его вот за этими деревьями”.

— “Даврий, ты рад, что все так происходит именно с тобой?” — “Конечно, Зарра, хотя я еще до конца не могу понять”. — “Вот когда у нас с тобой будут дети, тогда наверное ты все поймешь и по-другому отне­сешься к этому”. — “Думаю, что все так и будет”.

— “Иосиф, как Я рада видеть снова тебя”. — “Мария, мне тоже приятно, но не огорчайся, все будет хорошо. У нас очень мало времени”. Голубая дымка окутала всех и вся. Шар шипел. Люди боялись под­ходить близко к нему, но Иисус просил: не бойтесь, подойдите ближе, поднесите страждущих, и они исце­лятся. Люди с опаской стали подходить и подносить беспомощных. На глазах творилось чудо. Все плакали и молили Иисуса: не бросай нас, Господь Ты наш единственный. Он же стоял в Своем величии и мол­чал, только слезы текли по Его щекам: “Люди, люди, как вы прекрасны в жизни своей и страшны в злости и ярости своей. Но Я вас люблю, ибо всех исправлю и поставлю на достойный путь Нового Мышления. Был Я человеком, видел и смех, и слезы, побои и издева­тельства. Физически Я не обращал внимания, в душе плакал. Хотя порой Божье Творение молчало во Мне и терпело. Многие наслаждались, издеваясь надо Мной, точно так, как наслаждается здоровый человек, видя больного и думая при этом: “Хорошо, что болен не я”. Да, чужая боль не зло, ибо не тревожит свое, а издева­ется над другим телом. Были такие моменты, что Я терялся, не зная даже, что сказать людям, хотя внутри кипело и рвалось наружу, чтобы появиться и доказать, что есть естественное и внутреннее, которое дышит чем-то необыкновенным”.

Из шара вышли еще трое мужчин. “Господи, да это же Архангелы Гавриил, Михаил и Моисей”. — “Люди, поклон всем вам низкий не только от нас, но и от всего Простора Небесного. Запомните этот день и этот час, ибо такое забыть никогда невозможно”. Люди припали к земле, и никто не посмел поднять своей головы. Нет, не из страха, а ради почтения и уважения пред посланцами Простора Небесного.

Гавриил с Михаилом смотрели и думали: человеки, созданье Божье, поднимите свои головы и узрите то, что видите пред собой. Моисей же вышел к людям. “Как я рад, что снова нахожусь на Земле обетованной

и среди вас. Много раз мечтал я о таком моменте, и вот с помощью Божьей все свершилось. Дорогие, дайте я каждого из вас обниму”. Люди потихоньку стали под­ниматься, и Моисей обнимал каждого из них.

— “Мама, идем со Мной”. — “Иисус, прости, Я очень волнуюсь”. — “Мама, но ведь не впервые Тебе приходит­ся делать это”. — “Хорошо, хорошо, Иисус, идем”.

Они вошли в шар. “Сядь, пожалуйста, вот здесь”. Мария присела. “Мама, дорогая, Я плачу и буду пла­кать, ибо Я Тебя люблю как Мать, и Мне больно оставлять Тебя здесь со слезами на глазах”. — “Иисус, Я уже смирилась, не думай обо Мне. Раз Ты говоришь, что все будет хорошо, значит, так и будет”. — “Мама, хотелось бы Мне”. — “Иисус, не говори дальше ни­чего, ведь стерпели большее, а остальное останется в душе, и Мне Моя душа, думаю, что всегда придет ко Мне на помощь и поможет в трудную минуту”. — “Да, Мама, Ты права”.

— “Мария, я же Тебе говорила, что все будет хорошо”. — “Иисус, смотри, это же бабушка Рахиль”.

— “Да, Мария, это я”. — “Сынок, пусть Иосиф зайдет сюда и мы посидим чисто в семейном кругу и немного поговорим”. — “Сейчас, Мама, он будет здесь”. Во­шел Иосиф. “Иосиф, присядь, пожалуйста, рядом”. Извне послышался голос: “Иисус, Мария, у вас очень мало времени, спешите”. И между ними завязался се­мейный разговор.

“Слава Богу, Богу Всевышнему и реальному. Он помог мне добраться до этого места”, — подумал Осия и упал.

— “Корнилий!” — “Что, Варнава?” — “Смотри, Осия”. — “Да-да, давай ему поможем”. — “Корни­лий, я пить хочу”. — “Вот, пожалуйста, испей воды родниковой”. — “Скажи мне, Иисус еще здесь?” —

“Осия, не волнуйся, Он еще здесь”. — “Корнилий, а почему члены синедриона лежат как мертвые вместе со своими воинами?” — “Осия, то не моя прихоть, то, наверное, по воле Божьей они отдыхают, ибо им не следовало бы сюда идти. Хотя это их право и они получили, судя по всему, то, что хотели получить. Но их и еще что-то ждет впереди. Ну, слава Богу, пусть ис­пытают и они на своих шкурах боль Иисусову и поймут, что натворили духовные безбожники”. — “Осия, не думай, этим делом займутся другие”.

— “Варнава!” — “Павел, что?” — “Рот закрой”.

— “Зачем?” — “Смотреть на тебя смешно”. — “Па­вел, но я же впервые вижу огненную колесницу. Ответь мне, это небесный дом Учителя нашего?” — “Нет, Его “лошадь” небесная, которая скоро переправит Его в Цар­ствие Небесное”. — “А можно ли мне войти в колес­ницу?” — “Не боишься ли ты?” — “По правде говоря, боюсь. Но хотя бы одним глазком посмотреть хочется, что там творится внутри”. — “О, Варнава, то, что внут­ри, то действительно чудо. Там есть такие зеркала, что в них видно не только твое отображение, но и нечто дру­гое. В зеркалах живут другие люди и совсем иначе, чем мы”. — “Павел, я горю желанием посмотреть на все”.

— “Хорошо, появится Иисус, и мы попросим Его, чтобы Он показал нам огненную колесницу изнутри. Ты уви­дишь, как видел все это и я”.

“Мама Мария, отец Иосиф, бабушка Рахиль, мож­но сказать, что мы прожили на Земле самые светлые дни жизни нашей. Светились они в душах наших. Над телами же издевались как могли. Мама, Мамочка, му­ченица Ты Моя и страдалица, как и отец наш Иосиф”. Иисус стал на колени. “Простите Меня, родные. Про­шу прощения у вас, как чадо ваше и думаю, что вы прекрасно поймете Меня. Не зря Я уединился с вами, дабы люди не видели всего и не подумали, что Я слаб, как Истина. Но Я преклоняюсь пред своими чувства­ми и вашей Верой в Меня”. — “Иисус!” — “Бабуш­ка Рахиль, слушаю тебя”. — “Сын Ты наш небес­ный, не думай о нас, думай о тех людях, кто будет жить вместе с нами, но в других измерениях. И мы же для них будем являться силами Божьими. И я думаю, что нас поймут, хотя некоторые при жизни нашей делали плевки в нашу сторону”. — “Бабушка Рахиль, мы есть единая семья, видимая и невидимая, Мы едины, и Я не боюсь в любой момент открыться пред людьми”. — “Что ж, Отец Твой Всевышний в помощь будет Тебе”.

— “Спасибо вам, ибо Я понимаю, но другие не могут понять всего святого”. — “Иисус, не думай об этом, ибо плод у Тебя на Земле остался закоренелый — Твои Ученики, да и те, кто общался с Тобой”.

Снова послышался глас: “Иисус, готовься!” — “Да, Отец Мой Небесный, Я уже готов”. — “Только прошу Тебя, Иисус, выйди к людям и обратись к ним, как человек, знавший их. Говори немного, но избери смысл для всего того, что скажешь своим детям земным”. — “Отец, Я все так и сделаю. Не буду Я многословен, ибо за время своих деяний Я сказал очень много, да и многому научил даже тех, кто не верил в то, что они живут на этой Земле”. — “Понимаешь, Сын, люди часто заблуждаются и вредят сами себе этим же заблуждением. Ты же понял, постиг то, что некоторым недоступно. Конечно, у Тебя были Свои осо­бенности. Ты был Сыном Бога Вселенной — это Тебе и помогало. И Я рад, что Ты рассеял по Земле своим духов­ным дуновением”. — “Отец, Я слышу и читаю мысли Своих братьев, они хотят посетить…” — “Я все понял, пусть войдут в обитель и узрят то, что в ней есть, ибо желание всегда должно быть исполнимо”. — “Мы мо­жем выйти к людям”. — “Да, Иисус, попрощайтесь, но только в физическом плане, ибо духовность Твоя останется на Земле навсегда”. — “Мама, идемте к людям”.

— “Смотри, Павел, Иисус выходит”. — “Брат Ты мой”. — “Павел, знаю, о чем ты хочешь просить Меня. Ступайте в обитель Божью. Пусть Варнава увидит все то, что нужно увидеть ему”. — “Павел, я боюсь, ведь вокруг шумит и пар идет”. — “Не пар, Сила Господня кипит”. — “Павел, мне не понять”.

— “Дай мне твою руку и следуй за мной”. Они вош­ли. “Мир вашему дому”. — “Мир и вам, дети Мои. Павел, усади поудобнее Варнаву”. — “Да-да-да, я уже сижу”. — “Смотри вот сюда. Что ты видишь?” — “О, Бог ты мой, зрелище, зрелище, которое я запомню на всю жизнь”. — “Учти, Варнава, там, впереди, где живут люди, а точнее говоря, это ваша будущая жизнь, жизнь всех людей”. — “Все очень интересно”. — “Варнава, Я тебя понимаю. Запомни и из увиденного сделай вы­вод: кто и для чего существует на Земле”. — “Все­вышний, все так и будет…”

— “Даврий”. — “Что, Корнилий?” — “Знаешь, я так и не нашел Артему”. — “Да Бог с ним, не ребенок, найдется”. — “Зарра, вы извините меня, знаете, с кем вы хотите связать свою судьбу?” — “Корнилий, если бы я

не знала…” — “Вот-вот, об этом и я думал. Это очень прекрасный человек, и главная черта в нем — честность. И если бы у него таковой не было, то не было и этого человека”. — “Спасибо тебе, Корнилий”. — “Зарра, за что?” — “За ваши чистые откровения, ибо вы ничего не скрываете, хотя любите пошутить над самим собой”. — “Зарра, мы с Даврием веселые, и в шутках наших мы видим жизнь. Конечно, не только свою, но и окружаю­щих”. — “Корнилий, а знаешь, ты мне…” У Даврия по­краснело лицо. “Сохрани мне моего суженого”. Даврий посветлел. “Конечно, сохраню, ибо он для меня как дитя”. — “Даврий, я понимаю тебя, тебе стыдно, но не нужно стесняться, ибо нас никто не разлучит. Даже смерть не будет для нас являться препятствием, она сблизит нас в одно единородное тело. — Зарра улыбнулась, посмотре­ла на всех. — Ну, дорогие мои, подходит мое время, нуж­но отправиться в то место, где мне следует быть”. — “Зарра, а как же Кипр?” — “Даврий, очень просто, ты меня там встретишь. Как произойдет — узнаешь пос­ле”.

— “Даврий, я тебе очень завидую, ибо ты избран, конечно же, не мною. Тебя силы небесные избрали, а в их лице ты видишь свою суженую, Зарру”. — “Кор­нилий, тебе нужно было родиться не сотником, а бро­дячим артистом”. — “Если б я таковым и родился, то я все равно любил бы тебя как брата, но волю Божью не переиначишь. Думаю, Даврий, что ты согласен со мной. Я вас понимаю и не буду вам мешать, прощай­тесь. Тебе же, Зарра, я говорю: до встречи”.

ОТ ИАКОВА. В какой-то степени я не пони­мал нашего Учителя. Не дано мне было понять все Его слова, ибо Он говорил не так, как мы думали. У Него получалось как-то особенно. После Его изрече­ний я очень долго размышлял над сказанным Им. И в конце концов я не находил для себя единого ответа. Нет, не сомнения одолевали меня, но что-то непонят­ное все-таки давило на меня. Желание было огромное разобраться во всем Его Учении. С большими трудно­стями ко мне все приходило. Я его ставил на весы своего ума, и ум мой сопротивлялся мне, пытаясь что-то доказать. Я видел многие творения, которые были на­стоящей явью, и они исходили от Иисуса. Повторить то, что мог творить Иисус, с уверенностью можно ска­зать, что из нас всех никто бы не смог. Хотя многие из нас пытались сделать нечто подобное, но увы. Конечно, что-то и получалось, но не в такой степени, как получа­лось у Иисуса. Даже взять случай с воскрешением Лазаря. Истинно говорю: было чудо. Пред нами встал покойник, который заговорил, и язык его был понятен, ибо он сразу попросил воды. В тот момент я даже присел от увиденного. Иисус же был непроницаем. Он стоял и смотрел, а внутренне говорил: “Смотрите, смотрите все, ибо на ваших глазах восстает бессмертие, о котором Я часто говорил”. Мы же только смотрели и были, точнее, являлись свидетелями свершенного Иисусом Христом.

Люди тянулись не только к Нему, но и ко всем нам. Они хотели видеть что-то новое, ибо дряхлость века грядущего угнетала обыденностью живое. Ско­рость века измерить невозможно. Жизнь же саму про­считать можно было. И расчеты делал для нас наш Учитель. Он возвысил нас, а вместе с нами и людей. Возвысить одного нелегко, но возвысить человечество — что-то невероятное, и одному это не подвластно. А из этого следует, что имеются силы, которые руководят чем-то невидимым, но сокровенным. Ибо они, силы, меняют облик живого. В их время было невдомек, что есть такое. Все приходит со временем, и все осознаешь чуть погодя. Судя по всему, это закон, ибо открыть пред человеком все сразу — значит погубить его. И это, думаю, закономерность, исходящая свыше.

Бог — к этому можно отнестись по-разному, но в совокупности всегда придем к единому, ибо в Боге заложено ядро знаний. Пусть даже Бог не будет иметь своего единого лица, хотя оно едино в своей силе, энер­гии своей.

Андрей спрашивал Иисуса: “Скажи мне, Учитель, Ты такой же, как и мы, но мы разные”. — “Вот, Анд­рей, ты уже и ответил на свой вопрос. Я послан ради вас силами Тверди Небесной, вы же живете в ней, но не знаете, как пользоваться благом. Вот в чем разница”.

— “Иисус, я думаю так: Ты знаешь, как можно вне­дряться в силы небесные”. — “Именно так, ибо Я неразрывен с ними, чему учу и вас. Воссоединитесь и прочувствуйте энергию, и лишь тогда вы обретете то, о чем спрашивали Меня. Повторяю: здесь нужна Вера, без нее лучше не прикасаться ко всему святому”.

Вроде бы понятно и не понятно. Мы дерзали, ста­рались делать так, как учил нас наш Учитель. Я ду­мал: вот пройдет какое-то время и люди скажут: “Да выдумали вы все то. Какой Бог мог жить на Земле?” Потом я успокаивал самого себя. Пусть что хотят ду­мают и говорят, ведь Он был, я видел Его и общался с Ним, ел и пил, и видел Его воскрешение. Был Он, говорил с нами и страдал вместе с нами, помогал и был избит, оплеван и окровавлен, вознесен и унижен. И Он, можно сказать, существовал не для своего уни­жения, а для нашего возвышения. Мы отрекались от Него и снова тянулись к Нему, ибо все это можно назвать только жизнью.

Трудно говорить о человеке, а о Боге же еще труд­нее, ибо Он наш Создатель и, не познав своей истины, соприкасаться с Божественной очень накладно и вооб­ще говорить о Всевышнем Господе Боге не каждому дано, и если дано, то слов человеческих не хватит, дабы описать Его как Бога и как силу Всевышнего. Ибо он — идеал всего величественного, светлого и разумного. Прочувствовать все очень трудно, перенести — еще труд­нее. Тем более переносить всю тяжесть — это удел всего живого. Каждый по-разному относится к этому, так и мы относились к нашему Богу. Что можно сказать еще о человеке, который жил рядом с нами — человеке со всемогущим именем? Он останется единым, как и власть Его над живущими.

Скромность и любовь Его — причал духовный для живого. Разум Бога нашего — океан, в котором слышен не только всплеск волны, ибо в нем есть еще и жизнь. И океан вечен, как и Создатель его.

ОТ ИАКОВА 59 г. от Р.Х.

“Ученики Мои дорогие, да и все люди, кто нахо­дится здесь, Мое время истекло, поэтому Я прошу вас, кто хочет посмотреть огненную колесницу, пожалуйста, вы можете это сделать прямо сейчас”. Немногие решились, но Ученики через проем вошли в огненную колесницу.

— “Учитель, скажи нам. Ты второй раз вернешься на Землю в этой колеснице?” — “Братья, пока Я вам ответить ничего не могу, но Ангелы Мои очень часто будут появляться на Земле на таких летающих колес­ницах и смотреть за деяниями людей”.

— “Иисус!” — “Варнава, Я слушаю тебя”. — “А эти люди, что снуют в этих зеркалах, где они живут?”

— “О, это очень далеко. Но некоторые живут среди вас, только вы их не видите”. — “А они нас?” — “Они вас видят”.

— “Как интересно устроен мир”. — “Павел, почему ты плачешь?” — “Иисус, я хочу познать все”. — “Что именно?” — “Вообще, как устроена Вселенная?” — “Брат ты Мой, придет время, и ты все увидишь глазами души своей и убедишься в том, что Я был прав”.

“Даврий, — потихоньку обратился Корнилий, — да закрой же ты рот свой, мне неудобно смотреть на тебя”. — “Корнилий, в чем дело?” — “Рот, говорю, закрой”. — “О, извини меня, но скажи, где я нахо­жусь?” — “Да если бы я мог тебе объяснить, то я был бы выше Учителя нашего”. — “Корнилий, а почему я в колеснице не чувствую размеров ее?” — “Даврий, судя по всему, мозги наши не созрели, дабы понять это. Лучше смотри и запоминай. О Боже, да закрой же ты рот свой, смотри, даже Зарра улыбается, видя тебя та­ким”. Даврий покраснел. “Зарра, извини меня”. И в этот момент послышалась упоительная музыка. При ее звучании казалось, что вошедшие плывут в какую-то неведомую даль. Было очень легко. Казалось, что тя­жести земные навсегда покинули слушающих. Это было духовное наслаждение. При этой музыке образ Иисуса менялся несколько раз. Все это видели. Смотря на все это, Петр несколько раз становился на колени, он не знал, что делать.

Со стороны Елеонская гора выглядела чревом ра­зорвавшегося вулкана. Огромное количество людей наблюдало за явлением.

— “Антипа, посмотри, как Небеса горят”. — “Пон­тий, ты предлагаешь мне смотреть на нашу, я повторяю, на нашу участь”. — “Да, пусть так будет, но такую красоту я запомню на всю жизнь, ибо еще раз я убеж­даюсь в том, что Иисус был и является Богом, ибо воочию вижу, что сами Небеса опустились на землю и забирают свое дитя в то Царствие, о котором пропове­довал Иисус Христос”. — “Понтий, ты что, каешься?”

— “Антипа, судя по всему, так”. — “Тогда стань на колени”. — “А что ты думаешь, я сейчас так и сде­лаю”. Понтий стал на колени, обнял свою голову рука­ми и зарыдал. Антипа посмотрел на него, сначала улыб­нулся, а после подумал: “Раньше нужно было это де­лать, а не тогда, когда сотворили такое беззаконие пред Богом”. У Ирода по щекам потекли слезы, а Небеса продолжали изливаться разноцветными всплесками Силы Небесной. Даже время остановилось, как будто бы оно тоже было в ожидании вознесения Сына Бо­жьего в Обитель Всевышнего.

ОТ ИУДЫ. Зрелище было необыкновенным. Видеть все, а точнее, для этого нужны были сильные нервы. Мы прощались со своим Учителем, со своей духовной опорой. Он нам дал многое, ибо до него мы, с открытой совестью можно сказать, не знали ничего (кроме Иоанна Богослова). Но, породнившись с Иису­сом духовно, мы приняли новый облик. Нет, не вне­шний, внутренний, духовный. Мы чувствовали, и с каж­дым днем в наши тела вливалось больше и больше чего-то необыкновенного и нового. И мы стремились все время находиться рядом с Иисусом, ибо Его лич­ность была необыкновенной. Решиться провозгласить себя единородным Сыном Всевышнего было очень труд­ным делом. По писанию мы знали, что Он должен был явиться. И это произошло. Мы радовались Его явлению. Другие же злорадствовали и смеялись над ним и теми, кто, не стесняясь, шел рядом с Богом Иису­сом Христом.

Я довольно часто наблюдал за Ним и неоднок­ратно удивлялся: откуда и где Он берет силы, ибо уставшим Его я никогда не видел, точно так, как и Мать Марию. Хотя в момент вознесения Господа было заметно, что Она изменилась, трудно объяснить, в ка­кую сторону, но она стала другой. А впрочем, все мы изменились.

Были и такие моменты, когда хотелось все бросить и бежать неведомо куда. Обидно было смотреть на издевательства священников. Да, они воочию издева­лись над нами и Богом нашим. Иисус говорил: “Братья Мои, не смотрите на идолов, которые беснуются, в этом выражается их слабость, они боятся нас. Мы же дол­жны идти тропой чисто Божьей и давить бесовское на своем пути до тех пор, пока не обновится вся Земля”. Я вспоминаю один случай. Это было в Вифании. Один юноша, сидевший на земле, бросил камень, но в Иисуса не попал. Удар пришелся по голове Матфею. Мы подошли к юноше, Иисус посмотрел на него. “Прошу тебя, встань и извинись”. — “Я не могу встать, ноги у меня с детства отнялись”. — “Вот в чем дело. Тогда посмотри Мне в глаза”. Юноша посмотрел и поти­хоньку начал приподниматься. “О Боже, я могу, я могу стоять”. — “Идемте, братья, дальше, а ты, юноша, прежде, чем бросить в кого-либо камень, подумай, дабы не сде­лать больно невинному человеку, который не заслужи­вает такой участи”. — “Хорошо, подумаю”, — юноша опустил голову. “Идемте”. Мы удалились не намного, юноша догнал нас, упал на землю у ног Учителя наше­го и зарыдал: “Бог, Ты Бог, прости меня, прости и накажи. Я не виновен, не виновен, это священники говорят, что Ты дьявол, и призывают нас не верить Тебе”. — “Встань, Я наказание с тебя снял, ты мо­жешь сейчас ходить. Так вот ступай в люди и объяс­няй им, что Я не дьявол, ибо ты сам в этом убедился”. — “Хорошо, Бог Ты мой, так и сделаю и больше никогда не брошу камень в человека”. — “Что ж, Я верю тебе и открываю пред тобой дорогу справедливо­сти и правды Божьей. Смотри, не оступись, ибо снова будешь прикован к земле”.

Много лет спустя я встречался с тем юношей. Хотя в то время он был уже зрелым мужем и проповедовал в Ефреме христианскую Веру. Я невольно подумал, что Иисус не ошибся в нем.

После Вознесения Господнего мы какое-то время бездействовали. Нет, мы не опустили руки, просто было не по себе оттого, что с нами рядом не было нашего Учителя. Но каждый из нас внутри себя слышал: “Я рядом с вами, Я везде, идите в народ, несите к нему любовь свою и свои добрые намерения. Учите всех от имени Моего делать то же самое”.

И мы разошлись в разные стороны Земли обетованной, дабы приумножить Веру в Учителя нашего. Народ всегда нас слушал и шел за нами, приумножая все святое. Конечно, и трудности нас не обходили сто­роной, но ради всего Божьего мы выдержали муки и страдания. Многие из нас ушли в бессмертие в муках, но нас ничто не сломило, ибо мы уходили только с одним именем: Иисус Христос. По правде говоря, уми­рать никому не хотелось, но мы знали, куда уходим, и что нас там встретят и воздадут должное. Так и про­изошло, нас встречали, и мы радовались, ибо Сам Учи­тель у врат небесных вступал в объятия с нами и весь Простор Небесный торжествовал. И мы понимали, что каждый человек здесь будет встречен и никто его не обидит и не унизит, не бросит камень в него и не обольет грязью, ибо из Царствия Небесного злость, рев­ность, зависть изгнаны навсегда. Простор светится и переливается. Красоту невозможно описать, на сие нуж­но только смотреть и в умилении любоваться ею. И вы прочувствуете наслаждение и вместе с ним любовь и ласку Божью. Я часто думал, как мы там разместим­ся, ведь жизнь нескончаема? Но когда влился и сопри­коснулся с Силой Божьей, то понял, ибо в Силе мы имеем свое место, конечно, бестелесное, но чисто духов­ное и со своим же “я”.

Простор нескончаем, как и вся жизнь. Простор всемогущ, насыщен огромной духовной силой. Другими словами говоря, что Учитель наш не зря отдавал Свои знания и силы Свои, чтобы доказать людям, что Цар­ствие Отца Его Небесного есть Царствие добра и любви, необыкновенной ласки. И люди, все без исклю­чения, кто тянется к Иисусу Христу, духовностью сво­ей прочувствуют и узрят все красоты простора. Да и не только это, ведь там, в глубине Вселенной, есть не­что еще — волшебство, которое каждый человек при жизни мечтал увидеть.

Все впереди. За вами стоит только одно — Вера в Господа Бога - Иисуса Христа.

ОТ ИУДЫ. 68 г. от Р.Х.

ЕЛЕОНСКАЯ ГОРА. Иисус подошел к Алек­сандру. “Ответь Мне, нравится ли тебе все это?” — “Иисус, у меня нет слов, я восхищен мной увиденным”. — “Раз так, Александр, Я думаю, что ты жалеть ни о чем не будешь”. — “Учитель, извини меня за мою ми­нутную слабость”. — “Александр, Я тебя понимаю и обещаю, что у тебя будет все то, чего ты пожелаешь”. — “Спасибо Тебе, Иисус”. — “А сейчас, Александр, по­смотри на всех здесь присутствующих и запомни их лица. Хотя ты в любой момент можешь их увидеть вот в тех “зеркалах” и мысленно поговорить с ними. Для Меня самое главное, что ты поверил во все святое”.

Из пространства снова послышался голос: “Ваше время истекло”. — “Братья Мои, все медленно выходим”. И все медленно стали покидать колесницу небесную.

— “Мария!” — “Иосиф, Я слушаю тебя”. — “Прошу Тебя еще раз, не огорчайся, все будет хорошо”. — “Иосиф, Всевышнему так угодно, то так тому и быть”.

“Мама, Мамочка!” — “Иисус, Сынок Ты Мой един­ственный!” — “Мама, прошу Тебя, не плачь, дорогая, все будет так, как я Тебе и говорил”. — “Эммочка, спасибо Тебе”. — “Нет, Мамочка, это спасибо Тебе, ведь Ты воспитала Меня”.

— “Петр, Андрей, Иоанн и все Ученики Мои, Я не прощаюсь с вами, ибо знаете, куда и для чего Я возношусь. Прошу лишь об одном: продолжайте без ко­лебаний, несите к каждой душе Учение наше. И пусть каждый человек возрадуется всему Божьему”. — “На­ставник, обещаем, мы все сделаем ради Тебя”.